Перед клиникой болтался тщедушный мужичонка с мегафоном. Его лицо отражало самые неподдельные чувства. Никогда раньше я с ним не встречалась, но много раз видела его фотографию в газетах. Дитер Монкфиш – глава общества «Иллинойский комитет в защиту прав человеческого зародыша». Своих ближайших сторонников он ковал из особей студенческих возрастов. По-видимому, они были готовы довести собственные беременности до славного завершающегося аккорда. Вокруг мужчинки ошивались и женщины средних лет. На их лицах было написано: «Материнство не сделало мою жизнь счастливой, но да будет так у всех».
Лотти подошла ко мне.
– Я рада тебя видеть, Вик. Ну и сволочи! Иногда я сталкивалась с их листовками, но чтобы такое!.. Как ты об этом узнала?
– Я приехала за ключами от квартиры Малькольма. Увидела толпу вокруг клиники, забеспокоилась. Почему здесь собрались? Что-нибудь случилось в клинике?
Ее густые брови сдвинулись над переносицей.
– Сегодня утром я произвела так называемый терапевтический аборт. Ничего особенного. Такое бывает два-три раза в месяц. Девчонка восемнадцати лет, уже имеющая ребенка, хочет устроить свою жизнь... И, конечно, уже на третьем месяце. Что-нибудь сделать можно было только в клинике... Но скажу тебе, Вик, мне страшно. Однажды ночью нацистские ублюдки собрались у нашего дома в Вене. Они были похожи на этих, исходили звериной ненавистью, разбили все окна. Мои родители и я с братишкой пробрались через сад, спрятались у соседей и видели, как наш дом сожгли дотла... Вот уж никогда бы не подумала, что столкнусь с чем-то подобным в Америке...
Я взяла ее за плечо.
– Сейчас позвоню лейтенанту Мэллори. Может, ему удастся прислать сюда более активных коллег. А что с твоими пациентами?
– Миссис Колтрейн всех обзвонила, перенесла встречи. Наверняка завтра этого дерьма здесь и в помине не будет. Срочных больных будем направлять в «Бет Изрейэль». Правда, две женщины с детьми все-таки прорвались сюда. Мне кажется, я не должна закрывать клинику. Мой долг – помогать больным в любом случае. Кроме того, у нас на руках молодая женщина, из-за которой, видимо, и разгорелся весь сыр-бор. Она в порядке, но не настолько, чтобы пробиться сквозь толпу этих бесноватых. А полиция? Сидит себе спокойно! Говорит, что нет особой проблемы, нет нарушения общественного порядка. Ну а жители соседних домов считают, что это зрелище – почище любого цирка.
Из посетительской вышла Кэрол. За последние дни она очень похудела, и медицинский халат болтался на ней бесформенным балахоном.
– Привет, Вик. Видимо, Господь наслал на нас этих демонстрантов, чтобы мы забыли о личных горестях. А ты как думаешь?
– Сейчас они просто задирают, играют перед телекамерой. А предупреждали они вас как-нибудь? Гнусные письма, звонки были?
Лотти покачала головой:
– Пару раз заходил Дитер Монкфиш, раздавал листовки, но, поскольку большинство пациентов – женщины, он, видимо чувствовал себя в глупом положении. Читать им лекции? Ну нет. Некоторые «смельчаки» посылают нам анонимные письма с проклятиями каждый – месяц, но никаких бомб или чего-либо в этом роде. Здесь не абортарий в конце концов. Поэтому в принципе внимания к нам мало.
Я прошла к телефонному коммутатору. Все городские линии были отключены. Миссис Колтрейн включила для меня одну из них.
– Понимаете, я специально это сделала, чтобы не отвечать на грязные угрозы. Надеюсь, никто не старается дозвониться к нам по серьезному поводу.
Я набрала номер штаб-квартиры полицейского участка на. Одиннадцатой улице и попросила лейтенанта Мэллори к аппарату. После долгих звонков и щелчков Бобби взял трубку. Сначала я расспросила его, как поживает Айлин, как дети, внуки, затем объяснила, почему его беспокою:
– Они перепугали всех пациентов, а местный участок прислал только две машины. Просто так, поглазеть... У тебя есть возможность отогнать хулиганье от больницы?
– Нет, Вик, это не моя территория. Они сами должны решать на месте. Пора бы тебе знать, что полиция не может быть у тебя на побегушках.
– Бобби, милый! Лейтенант Мэллори. Я тебя не об этом прошу. Я прошу о защите налогоплательщиков, больных. Многие нуждаются в помощи, а пройти в больницу не могут. Им угрожают физической расправой. Сейчас здесь собрался всяческий сброд, и честному гражданину близко не подойти.
– Извини, Вики, но мне это не кажется серьезной проблемой. А если и так, то все равно ты должна позвонить в местный участок. Вот если они попытаются кого-то прикончить, я прилечу тотчас же.
Я предположила, что это шутка, попытка сострить. Надо же! Речь идет о женщинах и детях, а для него это несерьезно. Взбешенная, я соединилась с детективом Роулингсом. Когда я закончила свою взволнованную речь, он саркастически хмыкнул.
– Помочь нам расследовать убийство вы не расположены, а еще хотите, чтобы мы бросились вам на помощь? Как это свойственно вам, Ви.Ай.! И вообще типично. Горожане не хотят нам помогать, но стоит кому-то попасть в беду, как они истошно взывают к нам, чтобы мы подсобили. «Полиция! Что думает эта полиция? Где она?»
– Избавьте меня от нравоучении, детектив. Насколько мне помнится, я согласилась подкрепить обвинения против вашего подопечного – Серджио. А, ведь не хотела... Схватили вы его?
– Нет мы еще только обдумываем, взвешиваем. Но он далеко от нас не убежит. Мне сказали, что маленький Фабиано жестоко избит. Вы что-нибудь об этом знаете?
– Я слышала, что он мчался как оглашенный и врубился физиономией в ветровое стекло своего «эльдорадо». Мне об этом вчера на похоронах сказали... Ну, так что же? Очистим улицу?
– Сейчас поговорю со старшим дежурным, Варшавски. Не ждите чуда. Вот если они камнями начнут швыряться...
– И это будет как раз тот момент, когда помощь окажется весьма своевременной, – тоже саркастически заметила я и повесила трубку. – Нам осталось только обратиться к мэру Чикаго, – сказала я Лотти и Кэрол. – Но, может быть, что-нибудь придумаем? Надо защищаться. Пол и Херман смогут помочь? И, разумеется, Диего?
Кэрол отрицательно помотала головой.
– Они и так из-за похорон несколько дней не были на работе и могут ее потерять.
Я кусала пальцы, размышляя.
– Мы можем встречать пациентов в начале улицы и сопровождать их по аллее до бокового входа.
Лотти подняла плечо:
– Это лучше, чем ничего. Хотя не знаю, как люди догадаются, где можно пройти.
– Расскажем по телефону. Включайте подстанцию, а мне дайте пару часов, я постараюсь что-нибудь устроить.
Следующие полчаса я висела на телефоне. Позвонила кое-каким друзьям, никого не оказалось на месте. Против воли вспомнила о мистере Контрерасе. Как я с опаской и думала, он пришел в экстаз от одной мысли об уличной схватке и пообещал прихватить с собой надежных дружков-машинистов. Да, они тоже на пенсии, но будут счастливы поразмять мышцы.
Большую часть времени я провела, отвечая на звонки. Многие абоненты волновались о клинике, а не обращались за медицинской помощью. Больных я переключала на миссис Колтрейн. Если проблема была пустяковая, абонента просили позвонить через неделю. – В случае необходимости трубку брала Лотти, выслушивала, какие у больного симптомы, и давала рекомендации. Экстренных больных направляла в «Бет Изрейэль».
Я наслушалась много гнусностей. В полдень сбегала в супермаркет, приобрела свисток. Теперь вместо ответа на непристойность я оглушала звонившего негодяя резким свистом. Очень действенная штука. Заодно я накупила еды на случай длительной осады.
В полдень прибыл первый эскорт: мистер Контрерас в рабочем комбинезоне и со шлангом на ремне. Он представил мне своих друзей – Джейка Соколовски и Митча Крюгера, вооруженных примерно так же. Они были одного возраста с Контрерасом, но физически менее подготовлены для баталии: у Митча – «пивное» брюхо, как у беременной слонихи, а Джейк слегка покачивался, да и нос покраснел от подпития.
– Сделайте одолжение, парни, – попросила я, – не провоцируйте толпу. Здесь, медицинское учреждение, и не годится, чтобы маньяки кидали в нас бутылки и кирпичи. Мы хотим одного: чтобы вы обеспечивали проход пациентов в клинику. Кэрол пойдет с вами и покажет, кого надо встречать и сопровождать.
План был такой: миссис Колтрейн объясняла звонившим пациентам Лотти ситуацию. В том случае, если они все-таки настаивали на встрече с врачом, то машинисты должны были эскортировать желающих по аллее. Кэрол увела наших помощников, а я стала на боевой пост у «черного» хода: если что не так, приду на выручку.
Сначала все шло гладко. Мы вызвали такси и проводили домой пациентку, прооперированную утром. Но толпа продолжала увеличиваться, и больные, пробравшиеся в клинику, нервничали все заметней. В половине второго осаждавшие догадались, что мы пользуемся боковым входом, и хлынули в аллею с плакатами и мегафонами. Лотти с неохотой решила все-таки закрыть клинику до вечера.
Когда одну женщину, бывшую на шестом месяце беременности и страдавшую от интоксикации, грубо оттолкнули от входа, Лотти вышла к демонстрантам, чтобы как-то их урезонить.
На мой взгляд, шаг этот был фатальным. Она выпрямилась во весь свой крохотный рост и обратилась к разбушевавшейся толпе с прочувствованной речью. И действительно, вначале они присмирели.
– Эта женщина, – объяснила Лотти, – пытается сохранить не только свою жизнь, но и жизнь ребенка. Если вы препятствуете ей в получении помощи, вы можете стать причиной смерти обоих. Но ваша же философия диктует: надо помогать, а не убивать!
Ее слова были встречены визгом, улюлюканьем, криками «Убийцы!». Какой-то мерзавец подошел и плюнул в нее.
В кабинете Лотти я отыскала «Полароид» и вышла в аллею, чтобы заснять некоторые эпизоды и особенно гнусные физиономии. Подонки растерялись и отступили на несколько метров. Анонимные подстрекатели не любят красоваться перед публикой.
Кэрол, воспользовавшись замешательством толпы, усадила беременную женщину в такси и отправила в «Бет Изрейэль».
– Лучше рискнуть и убраться отсюда сейчас, иначе будет беда, с которой нам не справиться, – сказала я Лотти.
После некоторых размышлений она согласилась. Миссис Колтрейн вздохнула с облегчением, хотя и была готова испить горькую чашу до дна. Зато машинисты отнюдь не ликовали.
– Слушай, детка, – воинственно бормотал Контрерас, – не покидай корабль слишком рано. Пусть их больше, чем нас, но мы им дадим прикурить!
– Соотношение – один к пятидесяти, – устало отозвалась я. – Знаю, что вы даже полицию на колени поставите. Но мы то слабые женщины, и нам не улыбается перспектива оказаться с переломанными руками и ногами. Нам требуется поддержка закона, а ее нет и, кажется, не предвидится.
Лотти закрыла шкафы с препаратами и аппаратурой. Мы вывели из здания миссис Колтрейн и Кэрол и остановились, чтобы включить электронную систему охраны. Когда толпа увидела, что мы ретируемся, раздались триумфальные крики, улюлюканье. Построившись клином, мы двинулись вперед.
– Убирайтесь в свои норы, убийцы детей, и не смейте возвращаться! – раздался крик.
Толпа приблизилась к нам, размахивая бутылками и палками. Никто из нас не успел остановить мистера Контрераса, когда он выхватил из-за пояса шланг и ринулся к одному из хулиганов. Соколовски и Крюгер с энтузиазмом последовали за ним. Было что-то почти комичное в том, как рвались в бой эти старики, но в их лицах светилось вдохновение. Толпа яростно набросилась на них, взяв в кольцо наших героев, потрясая камнями и палками.
Аллея стала полем битвы. Я постаралась оттащить миссис Колтрейн, но поскользнулась на гравии. Ее рука выскользнула из моей, когда я падала. Но тут же рывком я поднялась на ноги.
Прикрывая лицо руками, с трудом вырвалась из этой свалки. Огляделась, но не увидела ни Лотти, ни Контрераса.
Я глубже засунула револьвер за пояс и пошла в обход здания к его фасаду. Двое полицейских в специальных штурмовых касках-шлемах мирно беседовали, в то время как Дитер орал что-то в мегафон.
– Там толпа избивает троих стариков, – сказала я парням в шлемах.
Один из них с подозрением посмотрел на меня.
– Вы уверены в этом? – спросил он.
– Вам достаточно пару шагов сделать, чтобы убедиться. Лейтенант Мэллори обещал приехать, если дело обернется смертоубийством. Хотите подождать, пока это не случится?
Второй с неохотой снял с ремня портативную рацию и что-то сообщил по ней.
– Останься с ней, Карл, а я пойду взгляну.
Он пошел по узенькой тропинке, отделявшей клинику от соседнего дома. Через пару секунд ожила рация Карла. Тот выслушал коллегу и начал вызывать подкрепление. Через несколько минут весь район уже кишел полицейскими в касках и бронежилетах.
Глава 14
Бойня у клиники
Едва Дитер Монкфиш увидел множество полицейских, он окончательно обезумел. Крикнув в мегафон своим верным последователям, что их атакует полиция, Дитер бросился к аллее.
Если бы я не была так обеспокоена судьбой Лотти и друзей-мишиниетов, то наверняка двинулась бы в противоположную сторону. Мне уже приходилось бывать в озверевшей толпе, которую пытается сдержать полиция. Паникуют абсолютно все, полицейские без разбора молотят дубинками, а вы сами подвергаетесь опасности как со стороны врагов, так и друзей.
Прикрывая лицо руками, я лихорадочно соображала. Если меня схватят и обнаружат револьвер, никто не будет тратить время на то, чтобы выяснить, есть ли у меня разрешение носить оружие и кто я по профессии. А мне вовсе не улыбалась перспектива еще раз получить по зубам.
Съемочная группа телевидения, взбодренная яростно-красочным развитием событий после долгого скучного дня, кинулась вслед за Дитером. Я побежала рядом с оператором пятого канала, используя его как прикрытие.
Полиция образовала прочный кордон в северной части и подталкивала всех, кто попадется под руку, к южной стороне, к Корнелиа-стрит, где уже стояли наготове фургоны для задержанных. Люди вопили, стонали. Кирпичи и палки взлетали в небо. Банка кока-колы со свистом врезалась в шлем полицейского, жидкость вылилась на лицо и ослепила его. Воспользовавшись этим, кто-то сбил полицейского с ног. Ширина аллеи не давала места для маневра, а потому блюстители порядка беспорядочно смешались с обезумевшими людьми.
Я пристально рассматривала толпу, не рискуя, впрочем, угодить в мешанину, но не видела ни Лотти, ни машинистов. Прижавшись к стене, я все высматривала, когда вдруг раздался оглушительный вой системы охраны. Пробившись через ряды телевизионщиков, я метнулась к дверям клиники. Громилы швыряли камни в застекленный холл здания. Электронный вой бил по ушам. Чуть не сойдя с ума от ярости, я схватила руку хулигана, собравшегося кинуть кирпич в холл, вывернула кисть. Он выронил камень, а я ударила его коленкой в солнечное сплетение. Затем с легкостью выхватила кусок цемента из рук женщины средних лет.
– Хочешь, чтобы твои внуки полюбовались тобой на телеэкране? Посмотрели, как ты орудуешь тут камнями? – крикнула я женщине.
Мое соло представлялось абсолютно безнадежным. Толпа была огромней, сильней и безумней меня. Окончательно разгромив фасад, она ворвалась в холл. Я привалилась к стоявшей по соседству автомашине, натужно хватая ртом воздух и дрожа.
– Кажется, вы правы, Варшавски. Я должен был прислать помощь уже давным-давно.
Этот баритон с нотками ироничности принадлежал детективу Роулингсу: он незаметно подкрался ко мне и стоял рядом.
– Ну а что теперь? – с горечью отозвалась я. – Несколько эпизодов нарушения общественного порядка? Не преступления, а проступки? И никакого судебного преследования...
– Вероятно. Правда, мы арестовали несколько человек за нападение на офицера полиции. Его ранили в аллее.
– Прекрасная новость! Жаль, что напали только на одного. В противном случае было бы произведено больше арестов вместо банальных задержаний.
– Ну, не злитесь так, Варшавски. Вы же дока в этом деле, знаете все от начала до конца. Знаете, каково правосудие в этом городе.
– О да, знаю. Надеюсь, что вы не порадуете меня новостью об аресте Серджио? Вряд ли теперь я смогу вам помогать.
Два полицейских автобуса, мигая синими лампами, с визгом остановились неподалеку, из них на ходу посыпались полицейские в шлемах, с дубинками наперевес. Они исчезли в дверях клиники й через минуту уже выводили задержанных в наручниках. Пленные, ошеломленные такой развязкой, все-таки не удержались от того, чтобы не покрасоваться перед телекамерами. Некоторые возбужденно кричали, другие молча складывав ли пальцы литерой – знак победы.
Я оставила Роулингса и подошла к телеоператору.
– Постарайтесь эффектней подать материал. В этой клинике уже семь лет лечат бедных и слабых, взимая символическую плату. Причем их пользует один из лучших врачей Чикаго. Поэтому сделайте так, чтобы все увидели: вот как эти «благонамеренные» люди разгромили оплот здоровья самых бедных слоев нашего города.
Кто-то протянул мне микрофон. Мэри Шеррод, с тринадцатого канала: – Вы работаете здесь?
– Нет, я адвокат доктора Хершель. Сегодня утром заехала сюда по рутинному вопросу и увидела, что клиника в осаде. Мы приложили все усилия к тому, чтобы нормально функционировать, пользовать бедных женщин и детей, которые целиком за висят от клиники. Одна беременная подверглась зверским нападкам толпы, и мы счастливы, что удалось спасти женщину и ее еще не родившегося ребенка. Поэтому прежде чем вы продемонстрируете бдительность «Ик-Пифф», выступающего против абортов, пожалуйста, сфокусируйтесь на «плодах» разгрома. Покажите, что именно произошло.
Я замолчала, подавленная мыслью о том, насколько слаб мой голос, чтобы пересилить ярость трехсот безумцев-фанатиков. И пошла прочь.
Толпа рассеялась. Полицейские машины уехали. Остались разбитые вдрызг окна и следы погрома. Улица была усеяна битым стеклом, кирпичами, листовками, банками пепси-колы, бумажными салфетками, огрызками и прочей дрянью. Та-ак-с, значит, городские власти понесут кое-какие расходы – придется раскошелиться на расчистку округа. Возможно, придется. В этом округе такое случалось не раз.
Роулингс испарился, но двое офицеров оставались на страже. Я чувствовала себя слишком уязвимой, находясь здесь. Не лучше ли найти телефон-автомат и вызвать стекольщиков, подумала я, но в этот момент появилась Лотти. Ее белый халат был весь в грязи и разорван. На руке виднелась царапина, но в целом она осталась невредимой.
– Благодарение Богу, Вик, что ты еще здесь Я боялась, что тебя забрали в участок вместе с другими. Но задержали и увезли твоего бравого друга, мистера Контрераса. Хуже того, он ранен в голову. Я не смогла пробиться к нему, помочь; его усадили в один из этих фургонов... Знаешь, все как в 1938 году...Страшно, страшно. Невероятно!
Я взяла ее за руку, мне нечего было сказать.
– А где Кэрол и миссис Колтрейн? – спросила я наконец.
– К счастью, им удалось ускользнуть. Бедная миссис Колтрейн, она мужественно пытается принять мою концепцию медицины, которую, увы, не разделяет.
– Кажется, – сказала я, – мне удастся выяснить, куда всех увезли, и вызволить мистера Контрераса: Ты будешь подавать жалобу и выдвигать обвинения? Если нет, эти преступники отделаются штрафами и шлепками по заднице.
Ее лицо исказила неуверенность.
– Пока не знаю. Посмотрю, сколько времени на это потребуется... Вот что с окнами-то делать?
Я заверила ее, что нет проблемы вызвать экстренную ремонтную бригаду и вставить стекла. Лотти подошла к офицерам полиции и объяснила, кто она и что ей нужно пройти в здание. Они принялись было возражать, но тут появился Роулингс:
– Все нормально, офицер. Я знаю этого доктора. Пропусти ее внутрь.
Я плелась за Лотти, Роулингс следовал по пятам. Внутри был ужаснейший, невыносимый разгром. Окажись я на месте Лотти, вообще прикрыла бы клинику и начала все заново... Мебель, усыпанная осколками стекла, была перевернута. В кабинетах тоже хорошо потрудились, опрокинув все вверх ногами. Истории болезней были выброшены из шкафов и валялись на полу. Инструменты исковерканы... Лотти, искавшая телефонный шнур, обнаружила под горой бумаг стетоскоп и долго протирала его полой халата.
– Нам необходимо сделать фотоснимки для страховой компании до того, как будет наведен порядок, – предупредила я Лотти. – Почему бы тебе не дать мне координаты твоего агента? Я позвоню в компанию, они возьмут на себя ремонт помещения.
– Да. Прекрасно. Если ты это сделаешь, будет замечательно, Вик.
Ее голос прерывался от волнения. Я повернулась к Роулингсу:
– Сделайте доброе дело, детектив. Отвезите Лотти домой. Хватит ей тут дерьмо разгребать. А я подожду стекольщиков.
– Слушаюсь, мисс Варшавски! – Его золотой зуб сверкнул в иронической улыбке. – Для того мы и работаем в полицейском департаменте города Чикаго, чтобы услужить вам и прийти на помощь.
Он убедил Лотти поехать с ним.
Ночью меня дома не будет, – сказала я. – А ты – живехонько домой в горячую ванну. Расслабься... хотя бы на время...
Глава 15
Неожиданные встречи ночью в суде
К половине пятого экстренная ремонтная бригада застеклила окна первого этажа. Страховой агент Лотти некая Клаудиа Фишер приехала сразу же после моего вызова, чтобы воочию убедиться в размерах ущерба, нанесенного клинике. Она прихватила с собой «Полароид» и сделала многочисленные снимки как в клинике, так и на близлежащих улицах.
– Вот уж действительно шокирующее зрелище, – сказала она. – Ни в какие рамки не лезет. И я добьюсь, чтобы страховая компания взяла на себя издержки по расчистке и приведению помещения в порядок. Но доктору Хершель лучше всего заручиться более квалифицированной помощью. Тут нужен специалист, знающий толк в ведении истории болезней и разбирающийся в стоимости лекарств. Он поможет не только все привести в надлежащий порядок, но и получить компенсацию. В одиночку Лотти хлопот не оберется.
Я утвердительно кивнула:
– Уже думала об этом. Сейчас же предложу ей позвонить в «Бет Изрейэль», чтобы прислали, группу медсестер, санитарок и ординаторов. Полагаю, они смогут управиться со всем этим до конца дня.
Когда стекла были наконец вставлены и кое-что расчищено, я разыскала автоответчик и записала следующее послание: клиника будет закрыта на неделю. В случае крайней необходимости пациенты должны звонить доктору. Хершель домой.
Я провела Клаудию Фишер через «черный» ход и отправилась на поиски мистера Контрераса. Правда, сначала заехала домой принять ванну, поужинать и позвонить. К тому времени, когда я добралась до дома, энергия, бушевавшая во мне днем, улетучилась. На чугунных ногах я поднялась по лестнице, наполнила ванну горячей-прегорячей водой и легла, стараясь снять мышечное напряжение. Пар смягчил щеку, и теперь я могла даже улыбаться или хмуриться, не заботясь о том, что швы разойдутся.
Я чуть не заснула в остывающей воде и лежала в полудреме, когда зазвонил телефон. С трудом выбравшись из ванны и завернувшись в банное полотенце, я сняла трубку. Звонил Бургойн. Он видел события по телевизору и беспокоился обо мне и Лотти.
– Мы в порядке, – заверила я. – Хотя в клинике царит полнейший хаос. А бедному старику Контрерасу разбили голову; его увезли в тюремном фургоне. Сейчас поеду выручать старину из беды.
– Не хотите ли завтра вечером доужинать в пригородном ресторане в Баррингтоне?
– О, мне придется сначала позвонить вам. После сегодняшних событий у меня в мыслях сумбур, и я пока не определила мои дальнейшие шаги.
– Может быть, мне заехать и побыть с вами? – обеспокоенно спросил он.
– Спасибо. Но я не знаю, сколько времени потрачу на судебные процедуры. Постараюсь связаться с вами завтра днем. Дайте мне номер вашего служебного телефона.
Я записала номер и повесила трубку. Облачившись в хлопчатобумажное платье золотистого цвета, более или менее подходящее для участия в заседании так называемого ночного суда
, я принялась за серию телефонных звонков. Сначала – в соответствующий полицейский участок, затем – в городское управление полиции, с которым мне неоднократно приходилось иметь дело. Наконец удалось выяснить, что мистер Контрерас находится в амбулатории графства, где медики зашили рану на голове, а затем оттуда его отправят в ночной суд. В конце концов я дозвонилась до старой приятельницы, так и не выбившейся из разряда муниципальных адвокатов. – Клео, говорит Ви.Ай. Варшавски.
Мы поболтали о том о сем, обменялись новостями, затем я объяснила суть проблемы:
– Их скопом бросили в районную камеру предварительного заключения, а оттуда сегодня вечером отвезут в суд. Ты не могла бы узнать, кто из адвокатов дежурит этой ночью? Я собираюсь поехать и выступить в качестве свидетеля и поручительницы.
– О Боже, Вик. Мне надо было догадаться, что ты присутствовала при штурме клиники. Какой ужас! Я-то думала, что Чикаго избежал волны сумасшедших массовых беспорядков.
– И я так думала. Надеюсь, это не «первый звонок», не сигнал к массированной атаке на клиники, где делают аборты. Поверь, Лотти очень подавлена, все это так живо напомнило сожжение фашистами ее дома в Вене.
Клео пообещала перезвонить и назвать фамилию дежурного адвоката... Горячая ванна сняла усталость, но я все еще чувствовала себя немного одурманенной. С самого утра у меня маковой росинки во рту не было.
Осмотрев холодильник, я нашла всего-навсего яйца. Еще бы, целую неделю не приносить в дом еды!.. Я сделала яичницу с луком, помидорчиком соседа и стручком зеленого перца.
Телефон зазвонил, когда я дожевывала остатки. Клео сообщила, что сегодня ночью дежурит некий Мануэль Диаз. В южной части Лупа, где располагался суд, в эту пору не возникает проблем с парковкой. Днем здесь ведется грошовый, хотя и оживленный, бизнес в скромных магазинчиках и на складах, и торговый люд наравне с покупателями утоляют голод и жажду в древних, чуть ли не антикварных кафешках. Но ночью лишь центральная полицейская штаб-квартира подает признаки жизни. А большинство ее посетителей – передвигаются не в машинах, а на своих двоих.
Я припарковала мой «шеви» у здания и вошла внутрь. Залы и стены, остро воняющие карболкой, навеяли на меня ностальгические воспоминания о временах, когда я приходила сюда к отцу, сержанту полиции, скончавшемуся четырнадцать лет назад.
Мануэль Диаз покуривал сигарету в кабинетике рядом с заседательской комнатой. Это был плотно сбитый тяжеловесный мексиканец. Наверняка он работал в те времена, когда и я тоже подвизалась в качестве защитника для бедных. Следы оспинок на его лице выглядели веснушками. Я представилась и объяснила, в чем суть моей просьбы.
– Мистеру Контрерасу уже под семьдесят. Он бывший машинист, не может забыть дни профсоюзных боев и сегодня как бы переживал вторую молодость. Я не знаю, в чем его обвиняют. Да, у него был с собой кусок шланга, но и ему голову отделали не дай Бог как...
– Нам еще не приносили обвинений, – сказал Диаз, – но его, вероятно, задержали за нарушение общественного порядка. Сегодня арестовано восемьдесят человек, поэтому не слишком вдавались в подробности обвинений.
Мы немного поговорили. Он служил государственным адвокатом уже двадцать лет; некогда – в Кантри-Лейк, а теперь здесь, в городе.
– И тем не менее, – признался он, – я порой тоскую о старых добрых временах. Изнурительно? Да. Но интересно.
Я сделала легкую гримасу.
– А я не проработала защитником и пяти лет. Слишком нетерпелива, слишком эгоистична. Кстати, люблю на ощупь потрогать плоды тяжелой работы. А быть адвокатом – что ж, порой в конце процесса остаешься такой же бесчувственной, инертной, как и в его начале. А порой даже хуже.
– Значит, вы ударились в собственный бизнес? И потому вам так физиономию украсили?.. Да-а... результаты налицо, хм, точнее, на лице. Бывали и у меня буйные клиенты, но чтобы кинуться с ножом, слуга покорный...
Я не успела ответить: явился клерк с обвинительными протоколами. Мануэль рассортировал их с многоопытной быстротой, отделив проступки – нарушения общественного порядка и бродяжничество, например, – от более тяжких деяний. Он попросил судебного пристава принести в зал заседаний сразу все обвинения в мелких преступлениях.
Ввели девять человек, среди них были Контрерас и Джейк Соколовски – самые старые в этой группе. Митча Крюгера с ними не было. Как мне позже сказал Контрерас, он не был арестован.
С лейкопластырем на голове и в разорванном комбинезоне Контрерас казался этаким допотопным тормозным башмаком, но нынешняя потасовка, очевидно, влила новые силы в его боевой дух. Он триумфально заулыбался, увидев меня:
– Пришла мне на выручку, сладкая моя? Я знал, что могу рассчитывать на тебя в беде... Ты, поди, думаешь, что у меня видок тот еще... О! Если бы ты видела того типа, которого я шлангом отделал...
– Послушайте, – прервал его Мануэль, – меньше всего мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь из вас хвастался своими, хм, достижениями... Пожалуйста, держите язык за зубами в течение разбирательства и тогда, с Божьей помощью, переночуете в своих постелях, а не в кутузке.
– Так точно, шеф! Как скажете, – согласился Контрерас.
Он ткнул Джейка кулаком в живот, оба засияли и принялись перемигиваться, ну прямо подростки, впервые обратившие внимание на девичью юбку...
Шестеро других подсудимых тоже были арестованы в клинике за баталию во славу человеческого зародыша. А еще одного, человека задержали, когда он распевал песни на крыше трастовой компании «Диаборн». Никто понятия не имел как он cумел туда пробраться через цепочку охранников, и когда Мануэль спросил, каким образом это ему удалось тот счастли во улыбаясь, объяснил, что прилетел по воздуху.
Мануэль допросил Соколовски и Контрераса в один прием и решил, что им следует держать такую линию: они, дескать вели необходимую самооборону, старались помочь Лотти принимать больных и были атакованы озверевшей толпой Контрерас возмутился столь пассивной линией защиты, но я поддержала Мануэля в том смысле, чтобы старик не перечил и больше молчал.
– Вы и так вели себя героически, – сказала я, – и не окажете никакой услуги никому, если в присутствии судьи станете разглагольствовать о ваших подвигах, схлопочете месяц тюрьмы. Поверьте, ваше мужество не будет ущемлено ни капельки, хотя судья и не узнает о ваших боевых заслугах.
