Особое значение проблема суверенитета в федерации имела в прошлом не только научное, но и в практическом плане в государствах США, Швейцария. Германия. На основе особенностей их государственного устройства были предложены три решения, ставшие классическими.
      Согласно первому из них, со времени вытеснившему остальные, суверенитет должен принадлежать только федерации, так как она обладает неограниченным правовым самоопределения. Такой была, в частности, позиция Г.Еллинека и П.Лабанда. известных представителей немецкой юриспруденции конца 19-го века.
      Второе решение, исходило из договорного характера образования государств с наиболее четко выраженными федеративными признаками и чертами, признавала субъектами государственного суверенитета только членов федерации.
      Третье решение. Его сторонники, столкнулись с теоретически непреодолимыми противоречиями на правовой почве в позициях тех и других оппонентов. Нашли компромиссный выход в разделении государственного суверенитета между федерацией и ее частями. Хотя и они в этом случае осознавали, что предложенная ими формула также юридически уязвима.
      Сложившееся положение дел с определением субъекта государственного суверенитета в федерации вынудило известного французского теоретика Л.Дюги сделать в своей работе "Конституционное право" заключение о том, что нельзя создать юридически удовлетворенную конструкцию федерального устройства.
      Проблема принадлежности суверенитета в федеративном государстве стала весьма актуальной в конце 20-го века и послужило причиной многих военных конфликтов (Грузия, Россия. Югославия), в которых отдельные субъекты федерации боролись за приобретение суверенитета. Окончательное разрешение этих конфликтов не произошло и по сей день. Даже в США, в стране, имеющей устойчивую политическую систему и более чем двухсотлетний опыт федеративного устройства, создана два года назад организация "Республика Техас", выступающая за отделение этого штата от федерации.
      По поводу третьей тенденции - развития концепции разделения властей необходимо отметить, что практически вплоть до середины 19-го века суверенные государства рассматривались как единственные и равноправные субъекты международного общения. Но в дальнейшем стали возникать все нарастающим темпом всевозможные международные организации, которые стали выполнять особую и самостоятельную роль в процессе межгосударственных отношений.
      Резко возросло их количество за годы послевоенного развития. Так если в 1945-1949 годах существовало 926 международных организаций, то в 1983-1984 годах насчитывалось 19579 международных и "международно-ориентированных организаций", что было на 5000 организаций больше по сравнению с 1981-1982 годами. В начале 21 века их количество существенно возросло. Особенно важными среди них являются во главе с ООН так называемые межправительственные, которых к настоящему периоду имеется свыше 300
      Деятельность международных организаций по своей функциональной сущности представляет собой особую разновидность реализации права. Признание данного факта в официальном порядке привело к тому, что наряду с суверенными государствами международные организации стали самостоятельными субъектами международных отношений.
      Процесс возрастания роли и значения международных организаций был объективным показателем появления совершенно новой сферы международных социальных отношений, которые так или иначе регулируются во все большей степени наряду с суверенными государствами также и другими властными субъектами. Именно на таком фоне в политике правовой лексикон вошли ставшие теперь обычными понятия "мировое государство", "мировое правительство", "надгосударственная власть" и т.д.
      Данный факт является неопровержимым доказательством того, что демократизация форм общественной жизни, хотя она еще далека от завершения даже во внутригосударственных рамках самых развитых стран перешагнула национальные границы и приобретает зримые очертания также и на международном уровне.
      Характер объективного исторического движения позволяет сделать следующий вывод относительно внешнеполитического аспекта развития концепции разделения властей. Возникновение и обоснование этой концепции совпало в прошлом с прогрессом демократии, с переходом от абсолютной монархии, символизировавшей тоталитарно-центральную форму государственного суверенитета, к конституционной монархии и республиканскому правлению. Ныне ее развитие в таком духе сопровождается отходом от взгляда на государственный суверенитет как нечто противостоящее суверенитету всех остальных государств. Все более проникающее в сознание людей понимание приоритетности общечеловеческих ценностей утверждает в международных отношениях демократический международно-правовой принцип взаимозависимости и всестороннего сотрудничества всех суверенных государств.
      Сложной проблемой остается и взаимодействие разделенных властей. Наибольшим динамизмом в развитии "властей" отличается исполнительная власть. Во многих странах за последние десятилетия существенно изменились ее функции. Введены новые формы и методы их осуществления. Внесены поправки в соответствующие разделы конституции. Это происходит вследствие того, что исполнительная власть более восприимчива, чувствительна к виду событий, связана с ним тысячами нитей, видимых и невидимых. Она отвечает своему назначению именно тогда, когда не только улавливает и отражает перемены, происходящие как в обществе в целом, так и в отдельных его сферах, но и предвидит такие перемены, создает предпосылки для прихода и видоизменяется вместе с ними, приспосабливается к новым временам. Тенденцией последних десятилетий стало относительное усиление, укрепление исполнительной власти.
      Разгадка динамизма исполнительной власти кроется в ее функциях, условно называемых правоприменительными, законоисполнительными. Необходимо учитывать, что эти функции сводятся, прежде всего, к текущему управлений, носящему в основном оперативный характер. Исполнительная власть организует реализацию принципиальных установок, принятых в законах, что подразумевает решение многих, конкретных вопросов, в том числе в сфере планирования, финансирования, ресурсного обеспечения, учета и контроля. В условиях, когда необходимо быстро реагировать на меняющуюся ситуацию в обществе или в отдельных областях. исполнительная власть зачастую не может иметь законодательную основу для решения актуальных вопросов текущей политики. В пределах общих полномочий она принимает конкретные меры по своему усмотрению. Также исполнительная власть не только применяет законы и выполняет закрепленные в них установления, но и сама издает нормативные акты или выступает с законодательной инициативой. В межвоенное время в конституциях стали появляться нормы, закрепляющие институт делегированного законодательства, который фактически ограничивает полномочия представительного учреждения (и что противоречит взгля дам Локка на эту проблему).
      В послевоенное время усилилась тенденция к введению в конституции норм, направленных на поддержание устойчивости правительства. Если раньше, для того чтобы заставить правительство уйти в отставку, достаточно было в парламенте (обычно в нижней палате) получить негативное голосование большинства членов без представления конкретной кандидатуры на пост главы правительства, т.е. так называемый деструктивный метод, то сейчас Конституция ФРГ (1949) предусматривает конструктивный метод. Так канцлер может быть смещен путем избрания нового канцлера. Во Франции (по Конституции 1958) и в Испании (по Конституции 1978) введен иной способ создания устойчивости правительства. Введено требование о различном числе голосов членов нижней палаты при получении правительством вотума доверия по его инициативе (в Испании - простое большинство голосов) и при голосовании по резолюции порицания, вносимой членами палаты (в Испании - абсолютное большинство голосов). Усиление исполнительной власти происходит в условиях, когда в обществе рассогласованы интересы различных политических сил, создается критическая ситуация.
      Усиление исполнительной власти происходит, в условиях, когда в обществе рассогласованы интересы различиях политических сил создается критическая ситуация. Законы перестают играть прежнюю роль, а парламент самостоятельно не в силах переломить негативные процессы. Но в такой ситуации очень опасна возможность узурпации исполнительной властью всей государственной власти, присвоения себе полномочий других властей и установления диктаторского правления. Поэтому необходимо, чтобы в любом государстве, даже находящемся в стадии глубокого экономического или политического кризиса, исполнительная власть была подвержена как парламентскому, так и судебному контролю, а деятельность ее учреждений была известна широким слоям населения.
      Интересно также разделение властей внутри самих автономных властей: разделение парламентов на палаты (не более двух), представляющих либо разные интересы (национальные и общенародные), партийные и социальные ориентации, либо разделенные по уровню компетенции. функциям, представительству. Происходит эволюция в изменении отношений между палатами парламента. В данном случае речь идет об изменениях в статусе верхних парламентских палат. Нижние палаты всегда избирались и избираются населением путем прямых выборов. Эволюция статуса двухпалатных парламентов проявляется в изменении состава верхних палат, порядка их комплектования, в сокращении объема их полномочий, а иногда даже в утрате этих полномочий, когда нижняя палата имеет право "пересилить" верхнюю, нуллифицируя ее решения.
      Первые по времени образования верхние палаты носили аристократический характер: они формировались либо путем назначения, либо наследования. Но уже до первой мировой войны появились парламенты, верхние палаты которых стали образовываться на выборной основе, например: Сенат в Бельгии (1831), первая палата Генеральных Штатов в Нидерландах (1815). В этот же период возникли однопалатные представительства: они предусматривались Конституциями Греции (1864), Болгарского княжества (1879), Сербского Королевства (1903).
      Тенденция к ослаблению позиций верхних палат и иногда отказу от них была продолжена в Конституционном развитии в межвоенное время и после Второй мировой войны. В Великобритании два акта 1911 года и 1949 года существенно ограничили права Палаты лордов в законодательной области. Совет республики Франции (по Конституции 1946 года), был лишен трех полномочий, которыми обладал всемогущий Сенат в III Республике. Хотя верхняя палата в Японии была сохранена, но нижняя обрела полномочия, позволяющие преодолевать вето второй палаты - Палаты советников. Правительство несет ответственность только перед нижней палатой.
      Решающее значение в системе разделения властей имеет введение конституционного контроля за деятельностью государственных органов. Первая модель конституционного контроля появилась в США и считается традиционной и имеет диффузный характер, т.е. проверка соответствия основному закону нормативно-правовых актов вверяется каждому суду или судье. Правда, данные полномочия судов прямо незакреплены в Конституции США. Они оформились на основании судебного прецедента (в 1803 году Верховный суд США присвоил себе право конституционного контроля).
      В межвоенное время в конституционном законодательстве Европы появляется собственная модель конституционного контроля, резко отличающаяся от традиционной американской. Она носит централизованный характер. Контроль осуществляется специально созданными органами, действующими вне обычной и административной юстиции. В 20-30-е годы органы конституционной юстиции европейской модели учреждены в Австрии (Конституция 1920года), в Чехословакии (1920), в республиканской Испании (1931) был создан Суд конституционных гарантий. После Второй мировой войны в Европу пришла "вторая война" конституционного контроля. Восстанавливается конституционный суд в Австрии, создаются конституционные суды в Италии и ФРГ. такие суды учреждаются в Турции (1961), в Югославии (1963); во Франции (1958) образуется Конституционный совет. "Третья волна" приходится на 70-80-е годы. Институт конституционного контроля предусматривают основные законы Португалии (1976). Испании (1978), Чехословакии (1968); с 1982-го года действует Конституционный трибунала 1983 году в Бельгии создается Арбитражный суд; европейскую модель избрала Болгария (1991). Конституционный контроль неевропейской модели установился и в некоторых бывших республиках СССР (Россия, Беларусь).
      Европейская модель конституционного контроля весьма отличается от американской. В американской модели состав органов конституционной юстиции достаточно прост. Члены судов общей юрисдикции обычно назначаются главой государства пожизненно, хотя существует предельный возраст, по достижении которого судьи уходят в отставку.
      При назначении судей учитывается квалификационный уровень кандидатов и их политическая ориентация. Правда, поскольку в общих судах судьи назначаются пожизненно, а в отношении главы государства, производящего назначения, обычно действует принцип ротации, то политические ориентации постепенно нивелируются.
      Принципиально по-иному назначаются члены органов конституционной юстиции в их европейском варианте. Прежде всего, срок полномочий членов неодинаков, но отсутствует пожизненное назначение: девять лет - во Франции. Испании и Италии: двенадцать лет - в ФРГ и Австрии. Во Франции все бывшие президенты входят в состав Конституционного Совета пожизненно. В ряде стран состав органа обновляется не полностью, а частями. Обновление состава позволяет органу конституционной юстиции принимать новых людей, отражающих взгляды текущего момента.
      Срочный характер назначения не влияет на независимость судей. Независимость в данном случае обеспечивается не невозможностью сместить члена или его неназначением, а невозможностью его непосредственно повторного назначения. Члены французского Конституционного Совета не могут быть назначены повторно; это же относится и к судьям конституционных судов Италии и Испании. В ФРГ нельзя переизбрать судей Конституционного суда непосредственно следующий срок.
      Особое внимание следует обратить на порядок назначения членов органов конституционного контроля. В группе стран, придерживающихся европейской модели порядок назначения и квалификации судей нередко устанавливается конституционным законодательством, что подчеркивает значение этого органа конституционного контроля. Здесь важно и то. что почти всегда члены конституционного контроля назначаются не одной инстанцией, а несколькими, с тем чтобы ни один из назначающих органов не имел преимущества, а сам орган конституционного контроля не обрел односторонней ориентации.
      Введенные в конституционное законодательство особенности организации и членского состава органов европейской модели дают им, очевидно, некоторые преимущества по сравнению с традиционной американской моделью. Органы европейской схемы контроля обычно шире подходят к рассматриваемым проблемам соотношения вспариваемого акта и основного закона. Обычные суды всегда связаны конкретными обстоятельствами рассматриваемого дела, а отсюда партикуляризм решений этих судов. Судьям обычных судов субъективно трудно "подняться" над законом и взглянуть на него "с высоты" конституции. Множество судов, имеющих право принимать решения о конституционности, действуют изолированно друг от друга, что ведет к "разорванности" контроля, порой к его противоречивости.
      Специальный же орган обладает иными возможностями, он имеет монополий на рассмотрение споров относительно соответствия основному закону. Такой орган может следить за единством судебной практики, может проводить определенную линию в каком-либо аспекте своей деятельности. Наконец европейская модель более соответствует принципу разделения властей.
      Существует также тенденция разделения властей между легальными и открытыми структурами и скрытыми, хотя и легальными. Это деление происходит двояким образом:
      1) на скрытые действия легальных организаций (негласные распоряжения, приказания, решения, конкретные акции, закулисная борьба и т.п.):
      2) на длительно существующие организации (органы безопасности. разведки, контроля и др.), подлинная роль которых в политике скрыта иногда и от ее формальных субъектов (влиятельные лица в учреждениях власти, "правящие силы" и т.п.).
      Далее, существуют или могут существовать нелегализованные политические и неполитические структуры, неформализованные или оформленные, но не признанные группировки, общественные движения, всевозможные "фронты", не только конкурирующие с официальными властями, но нередко реально владеющие властью в весьма широких масштабах.
      Наконец, власть может разделяться со сферой нелегальных, теневых и противоправных структур: теневой экономики, коррумпированных представителей или органов официальной власти, мафиозных групп и т.д. В периоды общественных и политических кризисов все формы скрытого разделения властей могут стать не только весьма распространенными. Но и крайне опасными. В политической терминологии они получили наименование субправления или криптоправления (от гр. - подземелье, тайное убежище).
      Разделение властей со крытыми структурами создает условие для криминализации политики, репрессивных акций, давления на общество, а в самых крайних проявлениях - для его дестабилизации, политических заговоров и переворотов. Лишь последовательная демократизация политической жизни общества способна ввести разделение властей в легальные рамки и извлечь из него весь политический эффект, который она дает.
      ГЛАВА III. ТЕОРИЯ ЕДИНОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ И
      ПРАКТИКА ЕЕ РЕАЛИЗАЦИИ.
      Параллельно с развитием учения о разделении властей развивается и теория единой государственной власти.
      В государствах Древнего Востока - Египте, Вавилоне, персидском царстве Ахемехидов - возник и упрочился взгляд на государственную власть как единое целое, носителем которой является монарх. Постепенно этот взгляд проник в греко-римский мир и, несмотря на то, что имелись альтернативные точки зрения, стал доминирующим в политической жизни. В период Римской империи идея единой государственной власти становится господствующей.
      В средневековье христианская церковь, поставившая себя по влиянию на общество рядом с государством, способствовала росту в каждой стране политических сил, которые ограничивали власть монарха. К таким силам относились представительные учреждения (парламенты. Генеральные Штаты, Кортесы), церковные организации ремесленников и купцов, университеты. Не вмешиваясь в компетенцию государства, церковь, оказывая идейное влияние на представителей господствующих классов, обязывала государство действовать в соответствии с христианскими принципами. Несомненно, подобная роль церкви нравственно связывала руки государству и нередко мешала оперативно решать различные политические вопросы.
      Реакцией на подобный политический строй средневековья явилось учение о государственной власти итальянского мыслителя Никкола Макиавелли (1469-1527). Поставив перед собой задачу обосновать необходимость объединения Италии в могучее централизованное государство, в сочинениях "Рассуждения на первую декаду Тита Ливия" и "Государь" Макиавелли теоретически разработал идею единой государственной власти и полновластия правителя. Прежде всего, Макиавелли осуществил секуляризацию государственной власти, т.е. ее освобождения от религиозного влияния. Государственную власть, которую он конструировал, не волнуют ценности отдельного человека. Цель ее существования - удовлетворение исключительно собственных интересов.
      Власть эта концентрируется в руках одного правителя. Фактически Макиавелли очерчивает контуры переходного периода, когда рушится один и создается другой государственный порядок. Для организации нового требуется единая власть, для преодоления сопротивления и истребления врагов нового строя нужен монарх с чрезвычайными диктаторскими полномочиями.
      Книги Макиавелли стали учебниками для многих европейских правителей и способствовали дальнейшему развитию теории единой государственной власти в сочинениях французского правоведа 16 века Жана Бодена (1530-1596). Будучи сторонником сильного централизованного государства, он выдвигает важнейшую идею государственного суверенитета. Отличительным признаком государства Боден считает верховный, суверенный характер государственной власти как абсолютной, единой, независимой и неограниченной законами власти, распространяющейся на всю страну и на всех подданных.
      Суверенитет един и неделим, он не может быть разделен ни между какими-либо слоями общества или сословиями, ни между составными частями государственного аппарата. В силу этого суверенитет может принадлежать либо королю, либо аристократии, либо народу. Будучи защитником королевского абсолютизма, Боден считает, что только в монархии суверенитет находит свое истинное воплощение. Монархия позволяет обеспечить необходимую централизацию и единство государства. В работе "Республика" (1576) он утверждает, что верховная власть едина, постоянна и непрерывна и перенесена на одно лицо короля, который имеет право издавать и отменять законы, управлять и судить. Монарх, по учению Бодена, возвышается над всем. Он представитель государственного единства. Ниже его находится три сословия: духовенство, дворянство и народ. Причем каждое на своем месте, умеряя, но не ограничивая верховную власть. Такое политическое устройство приближается к устройству Вселенной. где правит единый Бог, вечный, всемогущий, соединяющий ее разнообразные элементы мироздания в одно гармоничное целое.
      Суверенность и единство власти, по мнению Бодена. гарантирует нормальное функционирование общества, законность, стабильность и взаимодействие всех государственных органов.
      По тому же пути идет английский философ Томас Гоббс(1588-1679). В работе "Левиафан" (1651) дана самая крайняя концепция единой государственной власти и абсолютной власти монарха. С точки зрения Гоббса. Верховенство государства лучше всего осуществляется при единоначалии, а потому лучшая форма правления - монархия. Воля монарха должна считаться волею всех, его власть - выше законов, безгранична, безнаказанна, он не несет ответственности перед какой-либо человеческой инстанцией. Эта власть должна быть едина, а потому разделению (о котором писалось в богословских сочинениях) не должно быть место, поскольку оно ведет к безначалию. В учении Гоббса государство рисуется административным левиафаном, чудовищем не считающимся с достоинством своих граждан ради общего блага, а верховная власть приобретает черты восточного деспота, рассматривающего законодательство и суд как марионетки.
      Учение о единой государственной власти продолжал развивать знаменитый немецкий юрист Самуэль Пуффендорф (1632-1694). Он привел в стройную систему взгляды Бодена, Гроция, Гоббса на государственную власть, которая для него не может дробиться на несколько отдельных, независимых друг от друга субъектов.
      Это учение также нашло свое продолжение и развитие в трудах великого французского философа Жана Жака Руссо (1712-1778). Руссо жил в 18 веке, когда господствовала доктрина абсолютной власти Бодена, Гроция, Гоббса и когда абсолютная монархия Людовика XIV, как думали философы-просветители, проворила чудеса.
      18 век - это эпоха веры в волшебства могучей, сосредоточенной в руках монарха, власти. Французские просветители Вольтер, Дидро. Морелли, экономист Кенэ возлагали большие надежды на абсолютистскую власть, видя в ней уникальное средство, с помощью которого можно было провести любые реформы. Такая же вера была у Руссо, самого революционного писателя 18 века. Руссо тоже сторонник единой власти, принадлежащей одному органу, который бы и законодательствовал, и управлял. Однако у французского просветителя это власть не абсолютного монарха, а "самодержавного" народа. Руссо выступил с новой идей организации государственной жизни посредством "общественного договора", утверждающего "царстве разума" и обеспечивающего народный суверенитет.
      По мнению французского ученого суверенитет неотчуждаем, един и неделим. Исходя из этого, он в резких словах и иронично отвергает как бессмыслие теорию разделения властей, сравнивая Монтескье с японским фокусником, который на глазах у зрителей рассекает младенца на части, подбрасывает их к верху и ловит в свои объятия невредимого ребенка. Руссо можно понять, ибо концепция разделения властей противоречит как принципу абсолютной власти монарха, так и принципу соединения государственной власти в органе, избранном народом и наделенном диктаторскими полномочиями.
      Руссо также критикует тех политиков, которые разделяют "суверенитет в его проявлениях". Они, как отмечает Руссо, разделяют его на силу и на волю, на власть законодательную и власть исполнительную; на право облагать налогами, отправлять правосудие и вести войну, на управление внутренними делами и на полномочия вести внешние сношения: они делают из суверенитета какое-то фантастическое существо - сложенное из частей, взятых из разных мест. С точки зрения Руссо, те права, которые нередко принимают за части суверенитета, на самом деле все ему подчинены и всегда предполагают наличие единой высшей воли, гегемонию верховной власти, которую нельзя разделить, не уничтожив. (39, с.167-169).
      В идее Монтескье о взаимном сдерживании обособленных и противопоставляемых друг другу властей Руссо видел нежелательные крайности, которые ведут к их враждебным отношениям, дают силу частным влияниям или даже к раздроблению государства. Отвергая идею разделения властей в трактовке Монтескье, автор "Общественного договора" вместе с тем признает необходимость разделения государственных функций и разграничения органов, представляющих в пределах своей компетенции государственную власть. Руссо видел принципиальное различие между законодательной и исполнительной властью. Законодательство у него тесно сливается с суверенитетом. Это воля всего суверенного народа и потому должна регулировать вопросы общего характера, касающееся всех.
      Руссо признает, что тот, кто формирует законы, знает лучше всех, как этот закон должен приводится в исполнение и использоваться. Казалось бы ,поэтому не может быть лучшего государственного устройства, чем то, в котором власть исполнительная соединена с законодательной. Тем не менее, Руссо делает вывод, что во избежание влияния частных интересов на общественные дела, необходимо, чтобы превращением закона как общего правила в акты индивидуального характера занималась особая правительственная (исполнительная) власть.
      Исполнительная власть как сила политического организма устанавливается решением суверенного народа, а потому выступает только в качестве его доверенного слуги. Народ поручает осуществление этой власти конкретным уполномоченным лицам, которые должны действовать в строгих рамках закона и подлежат неусыпному контролю со стороны верховной законодательной власти. Более того, полномочия исполнительной власти исчезают сами собой, как только народ на законном основании собрался в качестве суверена для ведения общественных дел. Отсюда видно, что проводя различие между законодательной и исполнительной властью, он ни в коем случае не допускает независимости от народа-законодателя. Что касается судебной власти, то Руссо уделяет ей значительно меньше внимания, но подчеркивает неукоснительную связанность ее законами.
      Руссо исходит из того, что равновесие всех сфер власти в государстве, их согласованная деятельность должны обеспечиваться не обособлением или противопоставлением их друг другу, не с помощью взаимных сдержек и противовесов, как предлагал Монтескье, а благодаря законодательной власти, воплощающей суверенитет народа.
      Видным представителем леворадикального взгляда на государственную власть был другой французский писатель 18 века - философ Морелли. Он не просто развивает учение Руссо о могучей абсолютной власти народа, а идет дальше, полагая в работе "Кодекс природы", что только такая власть способна установить коммунистический строй и осуществить общественный идеал, нарисованный Томасом Мором.
      Это соединение управленческой надстройки с социалистическим базисом звездный час в истории человечества, определивший многие события 19-20 веков. На помощь доброму мечтателю Мору пришел прагматично-безжалостный Макиавелли, а вместе с ним группа великих социальных экспериментаторов: Марат, Робеспьер, Сен-Жюст, Бабеф. Бакунин, Нечаев, Ленин, Сталин. Гитлер, Мао-Цзедун, Пол Пот, Чаушеску.
      Якобинцы реализуют взгляды Руссо на государственную власть. Якобинская диктатура - первый опыт социалистического строительства - являлось эксперименте, плохо подготовленным и потому очень кратковременным. Вождь якобинцев и комиссар Конвента Максимилиан Робеспьер (1758-1794) выступал за "самодержавие народа" и считал равновесие властей "химерой". Он заявлял, что все должностные лица являются только уполномоченными народа и должны отчитываться перед ним в своей деятельности.
      Конвент на первом же заседании уничтожил королевскую власть и сконцентрировал все управление в своих руках, тем самым, отказавшись от разделения властей. Закон от 4 декабря 1793 года подчеркивал, что Конвент является "единственным центром правительственной деятельности". Якобинское правление породило во Франции всеобщий страх, террор, атмосферу доносов и недоверия, привело к нехватке продуктов и очередям. Однако якобинцы, которые переживут падение своей диктатуры, и социалисты 19 века будут обращать внимание не на эти негативные моменты, а приписывать достоинства: якобинская диктатура спасла Францию от нашествия иностранных войск, за короткий срок покончила с феодальными повинностями и навсегда утвердила революционные завоевания.
      Миф о якобинской диктатуре как чрезвычайно эффективной структуре госвласти, с помощью которой можно добиться исключительно быстрых политических результатов, надолго утвердился в революционном и освободительном сознании 19-20 веков. В него поверили не только ограниченные фанатизмом революционеры (Бланки и Ткачев), но и широко эрудированные философы и блестящие мыслители (Герцен, Маркс). Герцен также верил во всемогущество диктаторской государственной власти, в ее неисчерпаемые творческие возможности. Он писал: "Петр, конвент научили нас шагать семимильными шагами, шагать из первого месяца беременности в девятый".