Он еще не успел никому купить подарков, но теперь ему было не до них. Уже стоя на капитанском мостике и отдавая приказания о постановке полных парусов, Педро вспомнил историю острова Ямайки.

Одержав победу в гражданской войне 1642-1646 годов, обезглавив короля Карла I и установив в Англии жесткую военную диктатуру, «чистюля» пуританин сэр Оливер Кромвель задумал отобрать у Испании ее богатые владения в Вест-Индии. Столицей будущих обширных заокеанских английских поселений он обозначил Картахену-де-Индиас. В Вест-Индию в конце 1654 года отправился флот в сорок два корабля, на которых плыли три тысячи моряков и десять тысяч солдат. Командовали кораблями — адмирал Уильям Пенн и армией — генерал Роберт Венейбл. Как ни странно, уже силою в пятьдесят семь кораблей (к армаде присоединились английские пираты), англичане проиграли испанцам первое сражение. Оно имело место в апреле 1655 года, в борьбе за Санто-Доминго. Побитые, они тут же, однако, напали на слабо заселенный и не имевший ни единой крепости испанский остров Ямайка. Остров был открыт Колумбом во время его второго плавания 3 мая 1494 года. Вместе с тем испанские поселенцы острова оказали упорное сопротивление, и кровавые сражения, уносившие многие человеческие жизни, продолжались до тех пор, пока, после восстановления монархии и восшествия на престол Карла II, в 1660 году не был подписан в Лондоне мирный договор между Англией и Испанией, по которому остров Ямайка стал принадлежать Великобритании. Англичане основали там Порт-Ройяль, город и «свободный королевский порт». Тогда-то в Вест-Индии и появились первые дома терпимости, игорные дома, и очень скоро остров Ямайка, в отличие от свободного острова Тортуга, стал «гнездом» только лишь английских пиратов. Объединяясь во флотилии до двадцати и более кораблей, англичане беззастенчиво грабили южные поселения Кубы, в том числе, уже в 1662 году, крупный город и порт Сантьяго, населенные пункты на полуострове Юкатан, на побережье Никарагуа и островах Тринидад, Табаго, Пуэрто-Рико и других. Когда остров Ямайка превратился в крупный центр уголовного мира в Вест-Индии, порядочные англичане стали перебираться на жительство в испанские поселения, принимали католическую веру. Однако в начале XVIII века Ямайка оставалась гнездом английских пиратов.

Рассвет застал «Добрую Надежду» на подходе к одному из первых испанских поселений на Кубе, откуда в 1518 году конкистадор Эрнан Кортес повел свои каравеллы на завоевание Мексики. Город Тринидад еще не был виден в подзорную трубу, но де ла Крус в своем красном наряде уже стоял на капитанском мостике, а вся команда была готова к боевым действиям. Первые проблески дня позволили разглядеть три парусника, стоявших на якорях как можно ближе к побережью. Сердце Педро тревожно забилось, и находившийся рядом старший помощник капитана Хорхе, совсем недавно еще помощник капитана пиратского брига Джордж Астон, это почувствовал.

— Не успели! А сейчас?

— Что сейчас? — почти гневно произнес де ла Крус. — Идем на них! — И отдал необходимые боевые команды.

В этот миг от борта пиратского фрегата отделилось белое облачко. Звука не было слышно, но всем на «Доброй Надежде» было ясно, что орудийным выстрелом подавался сигнал опасности высадившимся на берег пиратам. Там местные жители, недавно по совету де ла Круса организованные в роты ополчения, у выстроенных редутов на полдороге к городу от залива Касильда вели огонь по наступавшим на них непрошеным гостям. Пираты поняли сигнал и стремительно помчались к своим лодкам.

— Странно! Испугались нас, — заметил Педро и увидел по лицу Хорхе, что и он удивлен. — Теряюсь в догадках. Однако что это их могло подвигнуть на столь необдуманный шаг, напасть на город?

— Обыкновенная человеческая ненависть к тем, кому лучше! Все очень просто! Бывшим англичанам у нас живется хорошо. Надо наказать! Унизить!

Тут послышался голос марсового, и все сразу стало ясно:

— В двух милях за нами вижу три испанских корабля!

То были тяжелый галеон и два фрегата охранения. Де ла Крус в подзорную трубу сразу определил, что фрегаты принадлежали испанским корсарам, капитанам Томасу де Урибуру и Гаспару де Акоста. Они уже несколько лет успешно сражались с пиратами вокруг Кубы.

Тот, кто был старшим в набеге, а это был сам вице-губернатор Ямайки, отдал приказ уходить. Фрегат и бриг первыми поставили паруса, а шхуна пирата Острого Ножа — ее узнал рулевой — замешкалась и потому отстала. Де ла Крус начал ее преследование. Пиратское судно перешло линию ветра, и его матросы проворно переносили на другой галс кливера, стакселя и гика-топенанты. «Добрая Надежда» меж тем настойчиво следовала за шхуной, словно они шли на одном шкоте. Де ла Крус отдал команды садить фока-галс, выбирать фока-шкот и заводить фока-булинь и собирался было отдать еще приказ, но увидел, как опытный рулевой и сам уже принялся одерживать «Добрую Надежду» рулем, чтобы она, идущая на ветер, не вышла из него.

На три холостых выстрела, предлагавших пиратам зарифить паруса и сдаться на милость победителю, Острый Нож, как утверждал рулевой, всегда пьяный, чуть развернул шхуну и ответил залпом ее правого борта. Ядра не долетели до «Доброй Надежды». Оба судна уже миновали опасный проход Бретон, от которого на север и юг тянулись мощные коралловые рифы. Вдали справа показались очертания островов Синко-Балас. «Добрая Надежда» вышла на параллельный курс шхуне, начала сближение с нею и ее обстрел.

— Пусть дьявол опустит меня в ад, если я не отправлю на дно посудину Острого Ножа! Остальных нам уже не догнать, — заявил де ла Крус.

— Не лучше ли, мой капитан, не топить его, а взять в плен? — спросил старший помощник.

— Жаль моих матросов. Сейчас нет у меня былой абордажной команды.

— А вы поглядите на шкафут. Там все уже готовы идти на абордаж. Они должным образом вооружены. И никто не мыслит, что вы можете поступить иначе. Однако, мой капитан, это верно, прежде надо бы огнем из пушек повредить мачты на шхуне пирата. Я как-то встречался с этим Острым Ножом. Он — большой негодяй! Мне не мешало еще бы раз свидеться с ним, чтобы плюнуть ему в лицо.

И тут, словно бы Всевышний услышал эти слова, одно из ядер угодило прямо в ствол грот-мачты шхуны пирата. Мачта повалилась, и ее паруса бессильно повисли на реях. Это не только сразу снизило ход пиратской шхуны, но и, естественно, убавило боевой дух пиратов.

— Лево руля! Идем на абордаж! Всем по местам стоять! Вперед, храбрецы! — Педро сбросил камзол на руки Бартоло, высокорослого, мощного негра, верного слуги и друга корсара, получил от него пару пистолетов, дагу, поправил пояс, на котором висела шпага, и перекрестился. У де ла Круса было очень боевое настроение.

— Приготовить абордажные крючья! Рулевой, на свалку судов!

«Добрая Надежда» так быстро сцепилась с пиратской шхуной, что на ней даже не успели поднять по борту абордажные сети. Храбрецы де ла Круса свободно проникали на палубу вражьей шхуны, и в бой сразу же вступали пистолеты, кривые абордажные сабли, интрепели — топоры с клювами на обухе. Пираты сопротивлялись, но испанцы заметно брали верх.

Острый Нож спрыгнул с мостика и тут же своей шпагой поразил в спину одного из зазевавшихся нападавших. В тот же миг палубу пиратской шхуны потряс победный, торжествующий крик испанцев.

Острый Нож узнал появившегося на спардеке в окружении его ближайших помощников корсара де ла Круса. Педро выхватил шпагу. Им следовало сразиться, но Острый Нож с остервенением разломил о колено свою, и обе части с силой швырнул за борт.

— Тогда сдавайся, мерзкая тварь! — прокричал некогда англичанин Джордж.

— Нечего кричать! Мои уши превосходно слышат, — скрипя зубами, произнес Острый Нож.

— Зато голова забита дерьмом, сукин ты сын. — заявил Хорхе, и смачный плевок его закрыл правый глаз пирата.

Острый Нож взревел, выхватил из-за пояса огромный тесак, но плеть Бартоло, умевшего владеть ею, как никто другой, мгновенно обвила запястье предводителя пиратов, и опасное оружие выпало из его рук. Хорхе же прыгнул вперед и влепил Острому Ножу звонкую оплеуху. Пират от переполнявшей его злобы, от бессилия опустился на колени. По его щекам текли слезы.

— Повязать его и в трюм! — отдал приказ де ла Крус и прокричал по-английски: — Всем, кто прекратит сопротивление, будет сохранена жизнь! Сдам в Сантьяго, где вас смогут обменять.

Команда «Доброй Надежды» быстро овладела положением. Обезоружила пиратов, уложила в мешки и отправила мертвых в пучину, а живых загнала в трюмы. Де ла Крус забрал все имевшиеся на борту бумаги, карты и драгоценности, отдал необходимые распоряжения, кому оставаться на пиратской шхуне, поручил ее управление Хорхе и вернулся на свою. Пиратов следовало отвести в Сантьяго-де-Куба и там сдать губернатору, но де ла Крус спешил узнать, что же произошло в Тринидаде во время боя с пиратами.

В это время к свалившимся шхунам приблизился галеон с конвоем. С кораблей корсаров отсалютовали, приветствуя победу своего собрата, а с галеона на шлюпке прибыл на «Добрую Надежду» вице-губернатор Сантьяго. Это было кстати, и де ла Крус предложил ему забрать с собой захваченную шхуну и плененных пиратов, с тем чтобы доставить их губернатору. Высшее лицо Тринидада не обладало правом приема в казну захваченного корсарами пиратского имущества.

Вице-губернатор, кому де ла Крус рассказал, что пираты с Ямайки желали не столько пограбить город Тринидад, сколько захватить и увезти с собой англичан, перешедших на сторону испанцев, однако, отказался вести за собой пиратскую шхуну. Предлогом было то, что у вице-губернатора не было с собой печати, которую следовало поставить на свидетельстве получения от корсара захваченного им пиратского судна.

Тогда Педро, распрощавшись с важным испанским чиновником, выкинул на грот-мачте флаги. Они предлагали старшему помощнику Хорхе на расцепившейся уже шхуне Острого Ножа следовать за «Доброй Надеждой», которая поставила паруса и легла на обратный курс в Тринидад.

У причала в устье Гуарабо «Добрую Надежду» с пиратской шхуной встречали восторженные горожане. Стоило де ла Крусу подняться на причал, как его горячо обнял губернатор, весь обвешанный оружием. Только он освободил корсара из своих объятий, тут же Педро с жаром обхватил молодой человек со шпагой на поясе и пистолетами за ним. Педро мгновенно ощутил родной запах, но в изумлении отстранился. Только тогда он узнал и принялся целовать юношу. То была Каталина, которая принимала участие в сражении.

— Ты ранена, девочка? — Педро указал на ее окровавленное плечо.

— Нет, мой любимый. Это ранило того, кто был рядом. Я помогла ему оставить редут, передала жене.

— Но как ты решилась? Ты ведь в…

— Не волнуйся, будет мальчик и обязательно герой!

— Откуда ты знаешь, что будет сын?

— Знаю! Я каждый день ем артишоки. А ежели девочка, так вся пойдет в меня. Такая же красивая и преданная. Но артишоки — будет мальчик!

Все, кто был рядом, дружно рассмеялись, а поприветствовать своего друга подошел Антонио Игнасио Идальго, не так давно плававший с Педро нотариусом, а теперь терпеливо ждавший дня свадьбы с сестрой Каталины.

Когда с пиратской шхуны сошел Хорхе, которого с нетерпением ожидала донья Кончита, он расцеловал ее и, подойдя к де ла Крусу, произнес:

— Я преклоняюсь перед вашей hardiesse. — Старший помощник употребил французское слово, означающее смелость. — Вы можете быть примером любому капитану любого флота мира!

Через два дня «Добрая Надежда» и пиратская шхуна отплыли в Сантьяго. Педро рисковал быть перехваченным английскими пиратами с Ямайки. Потому де ла Крус и Хорхе провели свои корабли мимо острова ночью. Все обошлось. Педро и члены его команды получили положенное вознаграждение. На прощальном обеде де ла Круса чествовали как героя.

— При всем уважении к вам, потому как вам постоянно сопутствует удача, должен признаться, что если б у нас были все корсары, как вы, сеньор Педро де ла Крус, Испания давно бы с успехом покончила с английскими и голландскими пиратами. Морской разбой не позволяет Кубе и другим испанским поселениям в Вест-Индии обрести необходимый мир. И от этого еще в большей степени страдает метрополия. — Губернатор поднял бокал и все, с улыбками на устах, выпили за здоровье Педро де ла Круса.

Морской разбой, пиратство, как разновидность воровства, возникло сразу с появлением судоходства. В основе этого преступного деяния лежал человеческий инстинкт. Он толкал завладеть чужим, тем, что принадлежало другому. Пиратами — морскими разбойниками руководили три основных мотива: алчность, то есть жажда наживы, желание одними лицами владеть над другими, чтобы использовать в своих интересах плоды подневольного труда, и захват состоятельных лиц с целью получения за них выкупа. Все эти поводы и мотивы оставались незыблемыми на протяжении веков. Эта преступная деятельность определенных групп людей веками развивалась, получая в определенные исторические периоды не очень открытую, но всегда весьма значимую поддержку властителей разных государств, вторые в то же самое время были вынуждены защищать от пиратов и корабли своей страны. Потому в начале XIV века в Средиземном море, примерно за столетие до появления Османской империи, и возникло корсарство. Корсар обычно являлся частным лицом, руководствовался определенным сводом правил. Он, согласно патенту, выданному властителем, главой государства, под чьим флагом корсар ходил, боролся с пиратами и овладевал торговыми судами враждебных стран. За это корсар и члены его команды получали определенную долю захваченного имущества. С открытием Колумбом нового континента, чьи земли с успехом осваивала Испания, у англичан, обуреваемых завистью, тоже возникла идея поживиться за счет захвата территорий в Новом Свете. В этих целях Англия снаряжала целые флотилии и отдельные суда корсаров, которые отправлялись за Атлантический океан. Однако так устроен человек, как только над ним нет присмотра — он проявляет слабину. В данном случае англичане отличились, и их корсары чаще других, чтобы не сказать поголовно, становились пиратами. Еще в большей степени этим грешили на Востоке. Более других здесь проявили себя китайцы. Одним из них был, например, коротышка Чинг Чилинг. В самом начале XVII века, когда голландцы и англичане создали «Восточно-Индийскую компанию», этот отчаянный китаец поначалу мирно служил переводчиком. Он, принявший католическую веру, исправно трудился в интересах могущественной торговой фирмы, снабжавшей всю Европу прежде всего шелком и фарфором. Однако вскоре Чинг Чилинг стал смертельным врагом людей, сделавших его цивилизованным человеком. Он создал пиратское «Содружество одной тысячи джонок» и тем самым поставил под угрозу, существование в Азии чужеродной торговой компании. Сам он жил неподалеку от Кантона в неописуемой роскоши, тщательно охраняемый двумя десятками вооруженных наемников, граждан Голландии, бежавших из этой страны от правосудия, и тремя сотнями негров, бывших рабов из Макао. В 1661 году он уже был капитаном самого большого военного корабля китайского императора, который считал морской разбой уважаемым занятием, достойным настоящих патриотов. Чинг Чилинг успешно занимался пиратством в пользу императора, однако как-то угодил в плен к татарам и был ими казнен.

Прошло столетие, и центром морского разбоя на Дальнем Востоке, как в свое время остров Тортуга в Карибском море, стали острова, лежавшие в устье реки Кантон и прозванные голландцами Островами Воров. В наши дни они находятся в районе нынешнего Гонконга (Сянгана). В 1807 году беспощадным предводителем пиратов там был Чинг Ю. Он имел армаду, состоявшую из семи эскадр. В каждую из них входила сотня уже более крупных джонок, имевших на своих бортах до двенадцати пушек. Из Англии, по указанию самого короля, с тем чтобы сопровождать английские и китайские торговые суда в Великобританию, прибыли два линейных корабля — «Фаэтон» и «Беллона» по шестьдесят четыре крупные и средние пушки на каждом. Английский адмирал со своими дредноутами оказался не в состоянии ликвидировать пиратскую армаду Чинг Ю, который на протяжении многих лет невообразимым разбоем, неистовыми зверствами над людьми, неуклонным требованием от родственников захваченных в плен баснословных выкупов, держал в страхе огромную округу. Особенно немилосердно люди Чинг Ю расправлялись с офицерами китайского военного флота. К ним применялись необычайно жестокие пытки садистского характера. Всевышний наконец не выдержал подобных издевательств над людьми, и корабль, которым управлял сам Чинг Ю, настиг сильнейший циклон. Истязателя со всей его командой и большой джонкой поглотила пучина. Однако на смену этому извергу-разбойнику пришел очередной, еще более свирепый Чинг, теперь уже Чинг Ши. Он собрал еще большую армаду в восемьсот джонок водоизмещением каждая в пятьсот тонн. На борту такая джонка уже имела до тридцати пушек, и она могла принимать до трехсот пятидесяти душ. Чинг Ши командовал также еще тысячью более меньших судов. Капитанами отдельных джонок были и женщины, которых он посылал на самые опасные дела и которые сто очков вперед давали мужчинам в применении изощренных пыток и издевательств над плененными мужчинами. Этот пират был непререкаемым властелином над прибрежными поселениями, в которых проживало до восьмидесяти тысяч пиратов и пираток. Правда, при этом Чинг Ши установил в своем разбойничьем царстве порядок, разработал строгие правила. Никто из пиратов не мог отлучиться со своего судна без соответствующего разрешения. Наказывали за это на первый раз дыркой в правой ушной раковине, во второй раз дыркой в левой раковине, а в третий — дыркой в голове. Все трофеи строго учитывались и делились в зависимости от табели о рангах. Строго запрещалось бесчестить захваченных в плен женщин, хотя они и признавались рабынями. Те же из них, которые не подлежали выкупу родственниками, затем продавались пиратам в жены за цену, равную шестидесяти-восьмидесяти нынешним долларам США.

Вторым лицом в армаде Чинг Ши был, одновременно являясь его любовником, некий Чанг Пау. Под его давлением Чинг Ши со всем своим огромным флотом перешел на службу императора Китая и, сделавшись мандарином, как в свое время Генри Морган адмиралом, стал одним из приближенных императора.

Нелишне повторить, что бесчеловечность, жестокость пиратов как Тихого, так и Атлантического океанов по отношению к мужчинам, женщинам, старикам и детям обуславливались условиями жизни, средой эпохи. Убийство плененных и заложников и изысканность пыток, применявшихся в поисках богатой добычи, совершались определенными людьми, не признававшими ни бога, ни общечеловеческих законов. И это совершалось в то время, когда создавали свои гениальные творения Декарт, Шекспир, Сервантес, Лопе де Вега, Рабле и другие, когда в той же просвещенной Англии нарушителей общепринятых законов, особенно изменников, подвергали обезглавливанию, повешению, сожжению на костре, кастрированию, четвертованию. При этом, когда производились подобные экзекуции, напоказ на публичных площадях выставлялись части тел казненных. И тогда горожане устраивали всеобщие гуляния, попойки, песнопения, танцы, карнавалы и еще более похотливые развлечения.

В начале XVIII века, в районе Карибского моря пиратская корпорация «Береговых братьев» практически полностью распалась, однако «гнездами» английских пиратов оставались Ямайка, Багамские острова и крупные порты Североамериканского побережья.