С возрастом страдания стали невыносимыми. Я выкупал несчастных, когда мог, брал их под защиту. Мне стало трудно жить с пиратами, особенно после того как, пусть легкой будет ее жизнь в потустороннем мире, Петронила де Гусман проявила ко мне столько внимания. И наступил страшный день. Подруга капитана де Граффа в девяносто пятом была взята испанскими солдатами в плен неподалеку от Коровьего острова у Санто-Доминго. Я сражался из последних сил пока не сломалась моя сабля и от потери крови я не повалился на палубу. У меня на глазах над Петронилой надругались солдаты. Потом мне удалось бежать. С великим трудом добрался я до Тортуги Но там меня ждала самая жестокая несправедливость, какая только свершалась на этом свете, капитан, — старый морской волк опустил голову, замолчал и потянулся к бутылке.
— Ну-ну, Добрая Душа, рассказывай до конца, — попросил де ла Крус и наполнил кружку.
— Кто-то пустил слух, что Диего Решето предал Петронилу. А я всякий раз, стоило мне услышать, что кто-то говорит о ней, не мог сдержать слез и начинал плакать, как ребенок. Лоренсильо меня не принял. Издевательствам не было конца. Клянусь! Многим это стоило жизни! Вот этот нож… — и Диего поднял рубаху. Из-за пояса торчала толстая рукоятка, искусно украшенная панцирем морской черепахи каретта. — Вот этот нож, капитан, лопни мои глаза, если это не так, отправил добрую дюжину мерзавцев к их праотцам. Тогда Береговые братья поклялись разделаться со мной. На гроши, которые задержались в доме моего старого товарища, я перебрался на Кубу и вот уже скоро как восемь лет ставлю на корабли пушки в гаванском арсенале.
— Интересная у вас жизнь, Диего. Ну, а что же такого славного боцмана привело ко мне?
— Капитан, раз в год я, как другие отмечают день ангела, прихожу сюда, на портовый рынок. Здесь все напоминает мне о прошлом. Душа тоскует по морю. У меня есть дом, жена и двое детей. Но, видно, костям моим суждено лежать на дне морском, а не в земле. Слышал я, капитан, что вы набираете команду. Вчера в кабачке «Три якоря» рассказал мне за кружкой вина чуть больше, чем надо бы, один из ваших людей. Ночь эту я не спал. С утра вас караулю и, как только вы появились на рынке, сразу заметил. Видел, как вы дали недостающее песо девушке, которой не хватало его, чтобы купить платье у барышника. Глаз мой опытен, капитан. Я уже знаю, что храбрости вам не занимать, а добротою вы можете поделиться с самим гаванским прелатом, отцом Компостела [5]. Убежден, — разнеси мне живот на обед акулам, — что и судно снаряжаете не из-за желания испытать фортуну и разбогатеть, сколько…
Педро пристально поглядел на боцмана, Диего перехватил его взгляд и, оборвав фразу, начал новую мысль:
— Вы, капитан, да простит меня бог за наглость, еще мало плавали и здешние воды не успели узнать, и… — Диего на миг задумался, подыскивая подходящее слово или, скорее всего, взвешивая, стоит ли ему вот так сразу высказывать свои мысли. Потом он быстро и решительно сказал: — …отсохни мой язык, если каперское дело на Карибах не опасное дело, капитан. В море здесь неспокойно. Да и пираты, а старой закалки уже не осталось, они народ беспощадный. Всего одна оплошность с вашей стороны — и цели не видать, как днища у затонувшего судна. Можно и жизни лишиться…
Последняя фраза бывалого моряка заставила де ла Круса присмотреться к собеседнику, тот, бесспорно, начинал нравиться капитану. Все говорило в пользу корабельного мастера. Вот только возраст несколько смущал де ла Круса.
— А не староват ли ты, Диего? — спросил Педро бывшего пирата после недолгого раздумья. — Не сдашь ли, коль станешь плавать со мной?
— Капитан, намотайте мои внутренности на якорный барабан! Еще добрый десяток лет не уступлю ни одному молодому. Поверить не могу, что вы собирались составить экипаж из своих сверстников. Это было бы неосмотрительно. Подвесьте меня к боканцам, если Решето не знает, кто чего стоит в гаванском порту. Я помогу вам, капитан, как никто другой. Есть у меня на примете и верные молодые ребята. За мной, тем более за вами, когда узнают вас, клянусь Нептуном, пойдут в огонь и в воду. Капитан, неужели у вас повернется язык отказать мне, Диего Добрая Душа когда он сам просится к вам на корабль? Готов, так мне подсказывают мои старые внутренности, пойти за вами, куда прикажете. Конечно, лучше бы не на торговце…
Педро не так-то просто было убедить на словах, даже произнесенных с такой подкупающей искренностью. Он решил испытать опытного пирата делом.
— Хорошо! — заранее зная, что скажет обидные для Диего слова, де ла Крус медленно, как бы нехотя произнес: — Ладно! Для марсового ты, Диего, уже не подходишь, ну а бомбардиром согласишься?
Подобное предложение для матерого морского волка, видавшего на своем веку такое, что и не снилось молодому капитану, было более чем оскорбительным. Диего Добрая Душа сурово глянул на де ла Круса, большой шрам его побагровел, но улыбка тронула уголки губ, и Добрая Душа спокойно ответил:
— Спасибо, капитан, ни за одно ядро моего орудия вы не заплатите напрасно, — и, переходя от обещаний к делу, Диего продолжил: — За последний год я кое-чему научился у французских моряков маркиза Шато-Рено. Он так бесславно нашел свой конец у берегов моего родного Виго. Согласен…
— Ну, вот и хорошо! Завтра здесь в тот же час и обговорим детали подробно. Эй, хозяин! — окликнул Педро стоявшего за стойкой толстого испанца. — Получите с нас! — И прежде чем хозяин подошел за бутылкой, чтобы посмотреть, сколько из нее было выпито, Педро налил Диего и себе еще по кружке.
Добрая Душа одним движением опрокинул свою порцию и, переведя дух, собрался было что-то сказать, но передумал и только махнул рукой.
— Ладно, капитан, все-таки согласен. Только, разбей меня ядром, засмеют Добрую Душу друзья, когда узнают, что Диего отныне просто бомбардир. Однако завтра здесь в тот же час! Вы скоро убедитесь, какую пользу я окажу вам еще в Гаване, или мои дети забудут имя своего отца.
Расплатившись, Педро вышел на улицу. За темными тучками уже виделся чистый горизонт. Так случается, когда болезнь отступает, врачам этого еще не видно, но больной уже ощутил, что ему стало легче, и появилась надежда на исцеление.
На следующий день де ла Крус пришел в таверну вместе с Бартоло. Добрая Душа уже ждал его. Педро хотелось проверить, как отнесется Диего к бывшему рабу, ныне черному слуге, а также узнать мнение Бартоло, который обладал тончайшей интуицией и хорошо разбирался в людях. Педро велел Бартоло прямо высказывать его наблюдения в отношении своих новых знакомых.
Диего почтительно поклонился обоим и быстро подставил к столу третий табурет.
— Мой капитан, смею сообщить, тот человек, что рассказал мне о вас в «Трех якорях», болтлив, особенно за бокалом. Он храбрый моряк, отличный плотник, знающий свое дело. Но не доверяйте ему того, чего другим знать не надо, — наотрез отказавшись от спиртного, приступил к беседе Добрая Душа.
— Спасибо, Диего. Я и сам заметил этот его недостаток, но, честно говоря, не стану на него сердиться Как-никак именно его разговорчивости я обязан знакомством с вами, — и Педро, и Бартоло отметили про себя, как при этих словах потеплел взгляд Диего. — Надеюсь, что вы сами умеете держать язык за зубами!
— Сеньор де ла Крус! — воскликнул Диего, но осекся, видя, как огромная черная глыба, каким казался Бартоло малознакомым людям, неожиданно поднимается из-за стола. Это означало, что Бартоло разделяет мнение о Диего, которое сложилось у де ла Круса. Правда, Бартоло мог сделать чересчур поспешный вывод, но и самому Педро уже не терпелось приступить к делу, и он изменил своей природной осторожности.
— Послушай, Добрая Душа, мне твое прозвище нравится, как понравилась и твоя проницательность. Я ведь никому не говорил, что собираюсь стать корсаром. Но ты угадал, и я тебе открою секрет. Не спеши благодарить. Докажи свою преданность делом. Сейчас ты станешь третьим человеком в Гаване, которому будет известно, зачем де ла Крус ищет хороший корабль и храбрых людей. Мне нужно разыскать Ганта. Я поклялся отомстить ему за разорение Тринидада.
— О, проткни меня насквозь трезубец Нептуна, я чувствовал, что на своем веку еще встречу настоящего моряка! — восторженно перебил Добрая Душа.
— Так вот, Диего, ты понимаешь, что это значит? Конечно, коль скоро мы получим королевский патент, каждый враг короля на море будет и нашим врагом. Из всего, что попадет в наши руки, каждый получит свою долю, как положено. Но лишний раз рисковать до встречи с Гантом я не стану. Это обстоятельство также должно остаться между нами. Теперь второе, насчет бомбардира. Ты, Диего, вчера меня правильно понял. Я хотел тебя проверить.
— О, мой капитан!.. — Добрая Душа откинулся назад и глубоко вздохнул.
— Предлагаю с завтрашнего дня заняться поисками судна. Из тех, что ходят под парусами, стоят на якорях в гавани или строятся на стапелях арсенала. Понимаю, что сейчас в Гаване для этого совсем неподходящая обстановка. Но без судна, Диего, мы с тобой сможем в лучшем случае быть хорошими солдатами у генерала Чакона. Да и тебя я не могу пригласить на несуществующий корабль. Покажи, на что ты способен, и тогда мы ударим по рукам.
— И за это спасибо, капитан. Ну да ладно! Дайте мне десять дней, и я не буду Решетом, если не пропущу через себя все, что может нам подойти, — спокойно заявил Добрая Душа.
Через семь дней, рано утром, когда Педро еще спал, в его дверь постучал хозяин «Розы ветров». И, к неудовольствию хозяина, тут же раздался голос Доброй Души, который, не дожидаясь ответа, поднялся вслед за трактирщиком:
— Мой капитан, прошу вас, поднимайтесь как можно скорее. У меня к вам срочное дело.
Этих слов было достаточно, чтобы Педро поспешно спустился и, успокоив хозяина приветствием, не теряя более ни минуты, последовал на улицу за Диего. Тот сказал на ходу.
— Капитан, надо торопиться! За ползолотого дублона нам покажут отличную посудину. Вчера офицеры сошли на берег, и успеть осмотреть корабль надо до того, как они вернутся. Больше пока, прошу вас, ни о чем не спрашивайте.
Они уже миновали порт и довольно долго шли по берегу в глубь залива, пока впереди не показались пакгаузные постройки, а за ними три стройные мачты.
Добрая Душа поведал де ла Крусу, что судно пришло в Гавану год назад в составе флотилии адмирала Шато-Рено под флагом молодого французского маркиза Луаэ де Блаказа. Маркиз серьезно заболел и по этой причине остался в Гаване, где жизнь ему пришлась по душе. Однако еще не было доподлинно известно, желает ли маркиз продать корабль. И невозможно было предсказать, сколько в этом случае он за него запросит.
Осмотр корабля они начали с каюты капитана.
Салон был обставлен со вкусом. Мебель и декоративные украшения говорили об утонченности владельца каюты и его симпатиях к французскому двору Людовика XIV. Прозрачные занавески из голубого шелка подбитого бледно-розовыми брюссельскими кружевами, прикрывали квадратные окна. Простенки были заняты оружием, там висели изделия французских, итальянских, толедских и дамасских мастеров. С потолка спускался бронзовый позолоченный канделябр на восемь свечей. Продолговатый стол из драгоценной карельской березы стоял вплотную к дальней стенке каюты. Солнечные лучи пробивались сквозь легкие занавески, и поверхность стола переливалась разными цветами, поскольку была искусно выложена кусочками малахита, слоновой костью и перламутром. Между столом и перегородкой располагался обтянутый светло-серым атласом диван, над ним, на стене, висела карта Карибского моря. За переборкой из орехового дерева находилась не менее изящная спальня…
Дальнейшее знакомство с кораблем не разочаровало де ла Круса. Вооружено судно было тридцатью четырьмя пушками. Рангоут и такелаж были изготовлены лучшими мастерами из первоклассного материала. Огромных размеров, но легко управляемые, косые, латинские, паруса, без сомнения, позволяли судну развивать большую скорость, а дополнительный набор прямых парусов на фок-мачте обеспечивал судну хорошую маневренность. Де ла Крус должен был признать, что прежде не встречал ничего подобного, хотя и бывал на линейных двух— и трехпалубных кораблях и на фрегатах, как французских, так и испанских, ходивших под вымпелом военно-морских сил. Но для достижения его цели ничего лучше этого корабля нельзя было и желать.
Дежурный — младший офицер — ожидал обещанные полдублона. Поскольку он понял, что осмотр судна производился достойным человеком, то распорядился подать в каюту капитана вина. Педро де ла Крус за годы скитаний отвык от подобного блеска и от чувства восхищения, которое вызывает в человеке вид роскоши. Осмотр корабля заставил де ла Круса вспомнить детство. Однако тревожная мысль посетила его трезвый ум: если это продается, то какова же цена корабля? В чужом городе недостающую сумму ему было не собрать, а стоимость судна, должно быть, превышала 20 тысяч дукатов.
Офицер разливал по бокалам вино, а Диего, казалось, угадал сомнения де ла Круса и, приблизившись к комоду, где был установлен деревянный макет корабля, произнес:
— Теперь надо, чтобы маркиз продал эту красавицу, да подешевле.
— Если маркиз и пожелает продать свое судно, то мне придется отправиться обратно в Тринидад, причем с протянутой рукой. Средств, которыми я располагаю, недостаточно для такой крупной сделки. А за время моего отсутствия маркиз наверняка раздумает продавать корабль, а то и просто уйдет во Францию. В общем, пока, Диего, хоть ты и разыскал превосходное судно, я не вижу причин останавливать поиски, — продолжал де ла Крус.
По-прежнему улыбаясь, Диего прервал его рассуждения:
— Простите, капитан, за дерзкий вопрос… Вы бывали в доме дона Бартоломе де Арреола Вальдеспино и знакомы с графиней Иннес?
В это время им подали вино, и дальнейший разговор уже происходил на обратном пути:
— Да, Диего, я знаком с графиней Иннес. И что же? — де ла Крус насторожился.
— Я кое-что слышал от брата жены, он плотничает в доме Арреолы. Мне нужно несколько дней, чтобы все разузнать. Меж тем не пренебрегайте моим советом: постарайтесь чаще бывать в тех местах, где вас может встретить графиня Иннес.
— Что это значит? — возмутился де ла Крус.
Педро, занятый поисками корабля, ни на секунду не забывал о дорогой его сердцу Каталине. Ни о чем другом он не хотел и думать, поэтому всякий раз, когда позволяли приличия, уклонялся от светских визитов, особенно от свиданий с женщинами. Сейчас, услышав от Диего имя графини Иннес, он тут же вспомнил, как три дня назад он отказался от приглашения Арреолы Вальдеспино быть на воскресном приеме в честь графини и как потускнели при этом большие красивые глаза молодой женщины. Она явно благоволила де ла Крусу, и он чувствовал, что в красивой испанке есть нечто способное взволновать его молодую кровь. Конечно, он отказался от приглашения вовсе не потому, что портной будто бы не успеет сделать ему подходящего платья. Графиня могла стать искушением, а де ла Крусу был слишком дорог образ бедной Каталины.
— Так что вы хотите этим сказать, Диего? — переспросил де ла Крус.
— Не скрою, капитан, знай я вас чуточку больше, рассказал бы все сразу. Но я еще не служу у вас, а только доказываю свою пригодность, поэтому разрешите мне изложить план до конца в понедельник, после того как вы побываете на вечере у Арреолы. И прошу вас, уделите графине внимание. Если вы хоть немного почувствовали ко мне расположение и считаете, что я могу быть вам полезен, капитан, сделайте так, чтобы графиня была к вам благосклонна. А к маркизу де Блаказу, напротив, не проявляйте никакого внимания — и ни слова о его корабле. Не задавайте мне больше вопросов, прошу вас, капитан!
У де ла Круса были основания недоумевать по поводу того, как ведет себя Диего, но, полагаясь на опыт бывалого моряка, Педро согласился дождаться понедельника.
— Вы еще не знаете, капитан, что для делового человека в Гаване не существует секретов. Люди здесь рассказывают друг другу все, что у них за душой. Надо только знать, где кого слушать. К понедельнику я принесу вам в «Розу ветров» необходимые сведения о маркизе и его намерениях. Только будьте поласковее с графиней, — попросил еще раз Добрая Душа де ла Круса.
— Все это хорошо, и я тебе верю, Диего. Но, откровенно говоря, мне не нравится, что у тебя есть какие-то свои планы, которые ты не хочешь мне сообщать, — не то чтобы строго, во всяком случае, без намека на шутку, сказал де ла Крус.
— Да, но пока, капитан, мы с вами выступаем как партнеры… Вот если бы я служил у вас… ну, тогда другое дело, — быстро возразил Диего.
— Ладно, ладно! Хорошо! Даю тебе еще одну возможность доказать, сколь ты проворен и умен. — Педро вновь ушел от вопроса, который, видно, всерьез волновал Диего. — Я поступлю, как ты предлагаешь, и буду ждать тебя в понедельник в «Розе ветров» до полудня. — И они распрощались.
Вернувшись вечером в гостиницу, де ла Крус получил от хозяина, который гордился тем, что капитан остановился в «Розе ветров», очередную листовку со стишками про аудитора Чирино и генерала Чакона. В листовке говорилось об отсутствии согласия между ними в руководстве губернаторством. Де ла Крус решил немедленно воспользоваться этим предлогом и, приодевшись, направился с листовкой к своей новой знакомой, Марии де Арреола, которая была дочерью уважаемого дона Бартоломе де Арреола Вальдеспино, королевского финансового инспектора на острове Куба.
Глава 5
ЗАГОВОР
В доме Бартоломе де Арреола Вальдеспино, высокопоставленного королевского чиновника, жила Иннес де ла Куэва, графиня де Аламеда, троюродная сестра его дочери Марии. Графиня прибыла погостить в Гавану из Мексики, где пробыла около года во дворце своего дяди, вице-короля Новой Испании дона Франсиско Фернандеса де ла Куэва, герцога де Альбуркерке.
Была она чуть выше среднего роста, шатенка, ее большие светлые глаза могли и смеяться, и метать молнии. Иннес отличалась от сверстниц, она, несмотря на свои двадцать лет, манерой держаться и глубиной суждений производила впечатление умудренной опытом женщины. Впрочем, ее ум вполне уживался с непосредственностью юности.
И все же Мария, ровесница Иннес, когда находилась рядом с сестрой, казалась младше своего возраста.
Весь вечер де ла Крус провел в обществе Иннес и Марии. Графиня была довольна. В кругу семьи Арреолы Вальдеспино она не скрывала, что капитан де ла Крус ей нравится. А смешливая Мария была в восторге от стишков, принесенных Педро. Она решила завтра же на вечере прочесть их вслух и тем позабавить гостей. Мария пользовалась особой благосклонностью генерала Чакона и была уверена, что подобная шалость сойдет ей с рук. К тому же она знала, что среди гостей будут и сторонники австрийского эрцгерцога, и хотела увидеть, как они воспримут декламацию.
Де ла Крус провел в обществе графини Иннес и все воскресное утро, приняв участие в верховой прогулке за пределы города до укрепленной башни «Ла Чоррера», которая охраняла вход в устье реки Альмендарес. Лошади их шли рядом, графиня то и дело вздыхала. Педро, прощаясь до вечера, сказал ей несколько приятных слов и нежно поцеловал прекрасную ручку графини.
Портной постарался и успел закончить новый наряд, заказанный де ла Крусом еще две недели назад, в срок. На вечере капитан появился в расшитом золотом камзоле из тонкого голландского сукна темно-зеленого цвета с позолоченными пуговицами. Гладкие кожаные панталоны, высокие парадные ботфорты и элегантная шляпа с пером как нельзя лучше шли к его стройной сильной фигуре и светлому лицу, по обе стороны которого рассыпались слегка вьющиеся темно-каштановые волосы. Де ла Крус был неотразим и весь вечер не отходил от графини, чем вызвал явное неудовольствие маркиза де Блаказа. Педро смутно догадывался, зачем это было нужно боцману, и помнил, что он «не должен подавать вида, если заметит раздражение маркиза».
Графиня Иннес, воспользовавшись шумом, поднявшимся после того, как Мария прочла каверзные стишки, увела де ла Круса в одну из боковых комнат и, как бы нечаянно коснувшись его груди, трепетно прошептала:
— Де ла Крус, как вы жестоки!
— Графиня, помните, что сердце бедного капитана не камень. Вы очаровательны, как Афродита. Вам будет легко остановиться. Мне… потом лишь пулю в лоб, — с хорошо разыгранным волнением произнес де ла Крус, делая акцент на слове «бедного», тем самым дав понять, что брак их невозможен, поскольку он простой дворянин, а она графиня.
— Оставьте, милый Педро. Это все условности, — и она прижалась к груди де ла Круса.
Тогда Педро с притворным жаром коснулся губами ее лба. В этот миг кто-то вошел в комнату, чему Педро был лишь рад. Ему пришло в голову, что если бы Диего Добрая Душа знал, что здесь только что произошло, он остался бы очень доволен.
В понедельник обстоятельства для Педро сложились еще более удачно. Успешным день был и для доброй Души, который теперь был твердо уверен, что непременно должен плавать под командой де ла Kpyca.
У брата своей жены, слуг Арреолы Вальдеспино, матросов с корабля де Блаказа, которые рвались домой, во Францию, и были недовольны маркизом за продолжительную стоянку в Гаване, Диего узнал все, что было необходимо для разработки плана дальнейших действий.
Когда Диего вошел в комнату, которую де ла Крус снимал в «Розе ветров», там кроме капитана находился его слуга.
— Главное, капитан, источи меня земляные черви, французского красавца можете считать нашим! — первое, что произнес Диего, появившись в комнате. Он посмотрел на Бартоло и замолчал, но капитан знаком дал понять Диего, что тот может продолжать.
Де ла Крус встретил эти слова скептической улыбкой.
— Первым делом подтвердилось, что маркиз Блаказ торчит в Гаване потому, что втрескался по уши в графиню Иннес, словно осьминог в мидию. Команда волнуется. Маркиз не выплачивает команде жалованья, а сам расходует деньги на дорогие подарки графине. Он залез в большие долги. Правда, говорят, маркиз ждет своего посыльного из Франции. Но я откажусь от своей дудки, если мы не опередим его! Ссужают маркиза три ростовщика. Одного из них я хорошо знаю, — Диего обстоятельно докладывал дело де ла Крусу, хотя тот все не мог разгадать, к чему клонит хитроумный боцман, что он задумал.
— Во-вторых, я убедился, что с вами, капитан, не пропадешь. Графиня от вас без ума! Ее гувернантка ждет от меня обещанный ей дукат за точное выполнение моих указаний. Признайтесь, капитан, она вовремя помешала вам, а то ведь ваша игра с графиней заходила уж слишком далеко… — Диего добродушно улыбнулся.
Первым порывом де ла Круса было оскорбиться. Но Педро вспомнил, что его действия на вечере действительно были игрой во имя достижения основной цели, и поэтому, сменив гнев на милость, лишь развел руками.
Меж тем Добрая Душа продолжал:
— Теперь о том, как мы превратим французский корабль в первоклассное корсарское судно. Да, кстати, капитан, как мы его назовем?
Де ла Крус, задумавшись, тихо произнес:
— «Каталина». Так звали мою мать…
— Вот и отлично. Вы, капитан, продолжите уделять внимание графине, вызывая тем самым ревность маркиза. Но, конечно, ни в коем случае не переходя границ…
— А тебе не кажется, Диего, что когда ты даешь мне подобные советы, ты сам эти границы переходишь? — вопрос был задан строго.
— Уверен, капитан, что для меня это не опасно. А если так поступит маркиз… На следующий же день его судно, несмотря на английскую блокаду, снимется и возьмет курс на Францию, увозя в трюме гроб с телом маркиза.
— Излагай короче свои мысли, Диего. Я не намерен шутить, когда понимаю, что происходит, лишь наполовину.
— Слушаюсь, капитан. Хотя, поверьте, все складывается как нельзя лучше. План же мой прост.
Де ла Крус пристально смотрел на Добрую Душу, а тот спокойно, деловитым тоном продолжал:
— Я, в свою очередь, буду по-прежнему встречаться с командой корабля и настраивать ее должным образом. Вы, капитан, когда для этого созреют условия, найдете способ подбросить маркизу нужную мысль. Ведь все знают, что вы ищете корабль. Кто-нибудь из ваших знакомых должен будет подсказать маркизу, что если он отдаст вам свое судно, то вы непременно уйдете в плавание, и графине ничего не останется, как принять его ухаживания. Я беру на себя ростовщиков. Вы же скупите у них долговые расписки маркиза. Это поможет вам при решающем разговоре. С сегодняшнего дня я начинаю отбирать людей, которые будут зачислены на «Каталину» матросами. Вы подыскиваете себе старшего помощника и хирурга. Штурман у меня на примете есть. И уверен, он вам понравится. Боцмана, капитан, я вам тоже найду.
— Спасибо, Диего, — де ла Крус принял торжественный вид и протянул руку Доброй Душе. Хотя он и считал затею Диего несколько фантастической, особенно в том, что касалось приобретения корабля, ее исполнение не казалось чем-то недостижимым. Да и кроме предложения, изложенного Диего, никаких других планов у Педро не было. Также следует сказать, что молодого капитана немало поразила энергия, с какой Диего занимается его делом, проявляя при этом удивительную находчивость и завидную сообразительность. Де ла Крус и не надеялся встретить такого смышленого человека, да еще и заполучить его в качестве боцмана. — Спасибо, Диего. Вот тебе моя рука. Сумеем ли мы заполучить этот корабль или нет, боцманом тебе со мной на «Каталине» плавать!
Глаза Диего загорелись, он засунул указательный палец в ухо и потряс головой.
— Что я слышу?
— Да, это так! — де ла Крус говорил совершенно серьезно.
— Каждую из восьми букв «Каталины» я собственноручно закреплю на корме! — торжественно произнес Диего и с жаром ответил на рукопожатие де ла Круса. И добавил: — Среди Береговых братьев рукопожатие было не принято. Даже капитаны, договорившись о деле, не пожимали руки, а хлопали друг друга по плечу. Вы протянули мне руку — это ритуал предков. Вы, капитан, человек иного сословия, и я отплачу вам за ваше расположение ко мне! Спасибо! — сказал боцман с чувством.
— Оставь это, Диего! В ближайшие дни получай расчет в арсенале. Платить тебе стану столько же, сколько зарабатываешь сейчас. Больше не могу. А когда улыбнется удача, возмещу разницу и стану платить тебе, сколько положено лучшему боцману. Вот тебе на расходы, — и де ла Крус передал Доброй Душе мешочек, полный золотых дукатов, — Что касается твоего плана, Диего, то я должен подумать. Закончишь в арсенале, разыщешь меня в «Розе ветров», — де ла Крус проводил боцмана до двери. На этот раз они оба остались довольны друг другом.
— Да, ваша милость, — произнес Бартоло, когда дверь за боцманом закрылась, — этот человек многого стоит.
— Сколько раз просил тебя, Бартоло, не обращайся ко мне так, когда мы одни.
— Да, капитан, но я уверен — с ним не пропадете!
— Похоже, что ты прав. Посмотрим. Пока все идет не так уж плохо. Корабль маркиза красив, хотя и несколько старомоден. Однако сейчас ничего лучше нам не найти.
— Корабль быстроходный, сеньор. А крылья важнее, чем красота.
— Да, Бартоло, — задумчиво ответил Педро.
Верный слуга знал, как часто Педро вспоминает любимую, и Бартоло проникся особой нежностью к Каталине, он был так предан хозяину, что в любую минуту был готов отдать за него свою жизнь. Когда выпадало свободное время, Бартоло ходил к двум бабалао [6], этим всемогущим наместникам его черных богов на земле. Бабалао, раскинув раковины, бобы и камушки и впустив в себя добрых духов, не обещали скорой встречи влюбленным, но оба заявили, что эта встреча непременно произойдет.
Бартоло поверил в это и не менее, чем де ла Крус, стремился скорее выйти в море, хотя и суеверно боялся его. За свою жизнь он дважды бывал на кораблях. Первый — раз в битком набитом рабами трюме, когда его силой увозили из родного дома. Второй — когда они с де ла Крусом совершали переезд из Тринидада в Гавану. Море казалось ему огромным чудовищем, но он был готов сразиться и с ним во имя той цели, которую преследовал его добрый хозяин.
Педро решительно тряхнул головой, его лицо поразило Бартоло своей суровостью. Капитан сказал:
— Бартоло, сходи вниз, пропусти кружку вина и поешь. Сегодня тебе также придется караулить деньги. Я пока переоденусь и отправлюсь в дом Арреолы Вальдеспино.
Де ла Крус решил действовать согласно плану боцмана. Он полагал, что его отношения с графиней Иннес таковы, что в любую минуту они вызовут ревность маркиза. Теперь надо было расположить к себе Марию, которая одна могла бы вовремя подать де Блаказу идею, будто надо сбыть свой корабль капитану и тем самым избавиться от него.
Когда на башне ближайшего собора часы пробили одиннадцать и Бартоло, укладываясь спать, подумал, что у де ла Круса дела идут неплохо, если его до столь позднего часа задерживают в доме знатного гаванца, именно в это время с нашим героем происходили события, которые чуть было не стоили ему жизни.
Ни Марии, ни Иннес дома не оказалось. Де ла Крус узнал только, что они на обеде у французского консула. Педро отметил про себя, что маркиз настойчив и не упускает возможности лишний раз встретиться с графиней. Капитан решил прогуляться за стенами города, чтобы обдумать, как действовать дальше наилучшим образом.
Время дождей в этом году наступило рано, потому густая растительность казалась изумрудной. Размышляя о том, что ют и все его помещения на «Каталине» нужно будет обязательно выкрасить в зеленый цвет, де ла Крус вышел из города через ворота Монсеррате.
К ним подступали холмы, покрытые лесом. Пышные кроны акаций, анона, зонтичные шапки мимоз, причудливые «бутылочные», королевские пальмы, кусты вечнозеленого испанского дрока — все дышало приятной свежестью.
Перед участками, где городскую стену еще строить не начинали, возвышались специально рассаженные высокие непроходимые заросли колючей опунции.
Де ла Крус дошел до увенчанного четырьмя башенками каменного укрепления, которое было воздвигнуто на мысе Пунта и так же, как и Эль-Морро, защищало вход в гавань города. По ночам между этим бастионом и Эль-Морро со дна залива поднималась чугунная цепь. Она надежно закрывала вход в гавань любому кораблю.
Здесь, у стен крепости, устремив взгляд в сторону Флоридского пролива и думая о своей любимой Каталине, де ла Крус встретил один из тех закатов, которые и по сей день украшают вечернюю Гавану, Индиго — гладкая поверхность моря переходит на ровной линии горизонта в свинцово-фиолетовый фронт туч. Солнце касается их, и голубое небо вмиг заливает бесчисленное количество оттенков: от светло-розового до густого сурика. По мере того как солнце опускается все ниже к морю, игра красок усиливается.