Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Лед и пламень

ModernLib.Net / Путешествия и география / Папанин Иван Дмитриевич / Лед и пламень - Чтение (стр. 26)
Автор: Папанин Иван Дмитриевич
Жанр: Путешествия и география

 

 


Теперь надо было браться за Экономию, все причалы которой тоже были завалены грузами, причём такими, которых ждали фронт и освобождённые города. Временная железная дорога с Экономии на Жаровиху и ледовая переправа ещё не действовали.

Убедившись, что в Архангельске дело сдвинулось с места, я отправился в Мурманск.

В первый же день ко мне приехал командующий авиацией ПВО Мурманского округа полковник Туркель, небольшого роста, подвижный и энергичный, прекрасный лётчик-истребитель.

— Иван Дмитриевич, с очередным караваном в порт прибыли американские самолёты. «аэрокобра». Нам бы несколько штук! Наши лётчики воюют на старых машинах, а у немцев новые «мессеры».

— Хорошо, полковник, — ответил я Туркелю. — Обещаю вам получить разрешение.

В тот же день я отправил в Государственный Комитет Обороны телеграмму с просьбой оставить 20 самолётов «аэрокобра» для усиления авиации ПВО Мурманска. И назавтра получил разрешение. Наши лётчики быстро освоили новые машины.

Всю войну я занимался и железными дорогами — грузы-то надо было отправлять. Гитлеровский военный штаб уделял немало внимания Кировской (фашисты называли её Мурманской) железной дороге и ставил перед своими войсками задачу полностью овладеть ею.

Руководил Кировской железной дорогой Павел Николаевич Гарцуев, которому в 1944 году было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Не знаю, бывал ли когда-нибудь во время войны Павел Николаевич дома. Он дневал и ночевал на своей дороге и оказывался всегда там, где было всего труднее.

Зимою в полярную ночь работы в порту и маневрирование составов происходили в полной темноте. Вспоминая об этом времени, Витоженец как-то сказал: «Если над Мурманском играло полярное сияние — мы огорчались, нам нужна была темнота!»

В последнюю военную зиму наш ледокольный флот получил хорошее пополнение: к исходу войны американцы передали нам по ленд-лизу три новых ледокола. Один из них — «Северный ветер» — направили в Архангельск.

Эти ледоколы работали у нас недолго. После окончания войны они были возвращены американцам, как и суда типа «Либерти».

Здесь, кстати, хочется сказать несколько слов о ленд-лизе. Поставки вооружения, оборудования, сырья и продовольствия шли на морских судах из США и Англии в советские порты по ленд-лизу. Так назывался принятый конгрессом США закон о передаче взаймы или в аренду вооружения и других материалов странам, воюющим против гитлеровской Германии. В переписке И. В. Сталина с Т. Рузвельтом и У. Черчиллем во время войны вопросу поставок по ленд-лизу уделено много места. К сожалению, громкие заявления союзников о принимаемых ими мерах по усилению поставок в Советский Союз вооружения и стратегических материалов часто расходились с их делами. Правительства США и Англии как в первый год войны, так и в последующем не раз ссылались на опасности переходов караванов через океан и трудности работы в северных портах СССР как причину для того, чтобы задержать или совсем прекратить отправку в Советский Союз военных грузов.

Такие заявления делались на разных уровнях. Трудно подсчитать, сколько раз ко мне приезжали представители различных военных и транспортных миссий наших союзников в Архангельске и Мурманске и, придираясь к любым задержкам и осложнениям в работе портов, предупреждали о возможном прекращении движения караванов судов в северные порты.

Поставки по ленд-лизу сыграли определённую роль в снабжении Советской Армии боевой техникой. О том, что руководители партии и правительства придавали этим поставкам важное значение, я мог лично судить по тому, с каким вниманием следили члены ГКО за работой северных портов. Значение этой помощи отрицать нельзя. Мы отдаём должное этой помощи и признаем её роль в войне Советского Союза с Германией, но категорически отвергаем мнение тех политических деятелей и историков Запада, которые преподносят ленд-лиз как великую жертву США, якобы спасшую Советский Союз от поражения во второй мировой войне. Фактически общие англо-американские поставки Советскому Союзу «по отношению к собственному производству в период военной экономики составляют всего лишь около 4 процентов».[29]

Неизмеримо велики были потери нашей страны в сравнении с потерями союзников. Только один ущерб, нанесённый нам гитлеровскими захватчиками, оценивается в сумме 178 миллиардов долларов. Советский Союз потерял во второй мировой войне 20 миллионов человек, а США — только 229 тысяч человек.

Из документов известно, что основные поставки по ленд-лизу шли в страны Британской империи. Так, в докладе президента США Трумэна конгрессу об операциях по ленд-лизу было указано,[30] что общая стоимость поставок Великобритании составила 43,6 процента, а Советскому Союзу — 28,7 процента.

В том же докладе президент США прямо указывает, что «Советские армии были оснащены, главным образом, продукцией советских предприятий».[31]

Вывод напрашивается один: не помощь заокеанских союзников, а великий подвиг советского народа и советская экономика сыграли решающую роль в победе Советского Союза над фашистской Германией.

Закон о ленд-лизе оказался прежде всего выгодным для американских монополий, так как позволил им загрузить свою промышленность военными заказами и обеспечить массовый сбыт американских товаров в Европу.

Недаром же президент США Трумэн ещё в августе 1945 года в своём послании конгрессу США недвусмысленно заявил, что в результате расчётов по ленд-лизу «будут созданы необходимые основы для нашего экономического благосостояния».[32]

Много лет спустя наши полярники встречали возвращённые нами ледоколы в Антарктике, они были включены в состав военно-морского флота Америки, и на них тренировался личный состав ВМФ США в полярных условиях.

Возврат ледоколов США отнюдь не был для нас ощутимой потерей. Вскоре после войны на наших арктических трассах появились новые ледоколы, построенные в Финляндии по проектам советских инженеров с учётом последних достижений в этой области судостроения.

Ледокол «А. Микоян» был последним ледоколом на угольном топливе, ледоколы, построенные после войны, были уже дизельными.

Это был громадный шаг вперёд. И прежде всего потому, что кочегарам не надо было, как раньше, перекидывать в топки сотни и тысячи тонн угля.

Кстати, об угле. Он нужен нам был как воздух — на угле держалась работа всего флота.

Поставки из Донбасса, Кузбасса и со Шпицбергена в войну прекратились, а норильского угля не хватало. Основным поставщиком угля стала Воркута. Уголь там невысокого качества, а из-за недостаточно тщательной его сортировки на месте уголь в Архангельск приходил совсем плохой — до 30 процентов зольности. Кочегары выбивались из сил, перекидывая вручную горы угля, чтобы удержать пар на марке. Пар не держался, давление падало, машина теряла мощность. Ледокол зажимало во льдах, и приходилось останавливать его, чтобы довести давление пара до нужного уровня, и снова продвигаться вперёд.

Капитаны слали мне отчаянные телеграммы. Только что я мог сделать? Мы обшарили все базы, склады и закоулки в Архангельске, собрали несколько сот тонн хорошего угля, но это была капля в море. Ареф Иванович Минеев подсказал ещё один источник:

— Надо «пощипать» иностранцев, — сказал он. — Зачем отпускать их назад с лишними запасами угля?

Эти заботы пришлось взять на себя моему штабу. Мы посещали иностранные пароходы, беседовали с капитанами и у большинства из них находили доброжелательный отклик. Но этот источник был мал и ненадёжен. И, как всегда в неотложных случаях, пришлось обратиться в Государственный Комитет Обороны СССР. На мои телеграммы пришёл ответ, что в Архангельск из Кузбасса отгружены два эшелона каменного угля высокого качества и что поезда с углём идут со скоростью воинских эшелонов. Мы не могли не оценить по-настоящему этой помощи: ведь Донбасс, освобождённый от врагов, ещё не мог дать необходимого количества топлива.

Моряки ледокольного флота, как и все работники ГУСМП, постоянно ощущали внимание и заботу нашего правительства. В годы войны было издано несколько постановлений ГКО и СНК СССР, касающихся работы Севморпути: по вопросам внеочередного ремонта ледоколов, продовольственного и материально-технического снабжения, о льготах для личного состава и т. д. Наши просьбы обычно рассматривались быстро и не встречали отказа.

Движение караванов в 1944 году было интенсивным: моряки Северного флота провели в наши порты 248 транспортов и вывели в Атлантику и передали союзникам 258 кораблей. Потеряли мы всего 6 судов. Малые потери объяснялись тем, что Северный флот получил новые боевые корабли и эскорты конвоев были усилены. В своей зоне проводки союзники также отряжали на охрану караванов мощные суда: авианосцы, линкоры, крейсеры, эскадренные миноносцы.

Так продолжалось до конца войны. У нас за плечами был немалый опыт работы в военных условиях. Порты работали ритмично. Корабли приходили и разгружались вовремя, вражеские самолёты уже боялись появляться над нашими северными просторами.

Не выпуская из поля зрения грузовых операций в северных портах, я все больше времени стал отдавать Главсевморпути.

В один из апрельских дней 1944 года мне сообщили:

— ЦК партии принял решение отметить правительственными наградами портовиков, моряков и железнодорожников, отличившихся на работах в портах Севера. Готовьте представление к наградам.

Указ был опубликован 2 мая в центральных газетах. Орденом Ленина награждались 23 человека, орденом Красного Знамени — 17, орденами Отечественной войны I и II степени — 45, орденом Трудового Красного Знамени — 91 человек.

А для меня лично майские праздники 1944 года были особенно радостными: Крым, моя родина, освобождён от фашистских захватчиков! Бои шли уже на окраинах Севастополя. Фашисты сровняли мой город с землёй, вместо улиц лежали груды кирпича, а там, где была вокзальная площадь, не осталось и руин — пустыня. Чудом уцелели лишь старые тополя, стоявшие на перроне над разбитыми железнодорожными путями.

Но прошёл ещё целый год — трудных, кровопролитных сражений и упорной работы, прежде чем началась битва за Берлин.

И вот он наконец, последний день войны.

День Победы застал меня в Москве, где я занимался подготовкой к очередной арктической навигации. Я бросил все дела и пошёл на Красную площадь с ликующей толпой незнакомых людей. Люди, которых я видел первый раз в жизни, целовали меня, гремела музыка. А на душе… Очень хорошо сказал через тридцать лет после Дня Победы поэт В. Харитонов: «Этот день победы — порохом пропах, это — радость с сединою на висках».

Большим праздником для наших полярников стало 2 декабря 1945 года. В этот день был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР, которым 2159 работников Северного морского пути были награждены орденами и медалями СССР «За успешное выполнение заданий правительства и самоотверженную работу по освоению Северного морского пути в дни Отечественной войны».

Тогда, в декабре, мы, работники Северного морского пути, как и весь советский народ, трудились уже по планам мирного времени. Война со всей очевидностью показала, что техническая оснащённость Северного морского пути не отвечает требованиям времени, что необходимо срочно строить новые корабли для плавания в Арктике — ледоколы и транспорты, развивать и механизировать порты, оснащать самолётный парк современными машинами, развивать быстрыми темпами изыскательские и экспедиционные работы, готовить для Арктики квалифицированные кадры. Директивы партии о хозяйственном освоении природных богатств огромнейшей заполярной территории, росте культуры и материального благосостояния населения районов Крайнего Севера предстояло выполнять прежде всего на основе дальнейшего развития транспорта — морского, речного, воздушного.

Именно в этом направлении перестраивалась вся система работы Главсевморпути.

— Мы не получили передышки после войны — слишком велики были наши потери, слишком многое приходилось и восстанавливать, и строить заново. Наградой нам за тяжкие испытания военного времени был мир. Какая может быть передышка? Мы должны жить и радоваться, что наступил мир, и обязаны скорее залечивать тяжёлые раны, нанесённые войной, — так говорил я товарищам, когда возвращались мы из Кремля через Красную площадь на улицу Разина после вручения нам правительственных наград.

ТАК СРАЖАЛИСЬ НАШИ ТОВАРИЩИ

Сразу же после Победы я кинулся разыскивать кадровых полярников, ушедших в армию и Военно-Морской Флот, в ополчение и партизаны. Очень многих недосчитались мы в своих рядах. Те же, кто остался жив, вернулись работать на свои прежние места. Север, раз захватив человека, уже не отпускает его от себя. Недаром великий русский художник Николай Рерих писал: «Если кто-нибудь тебе скажет, что Север мрачен и беден, то знай, что он Севера не знает. Ту радость, и бодрость, и силу, какую даёт Север, вряд ли можно найти в других местах».

Радостными были наши встречи, грустными воспоминания: нашего полку очень убыло. И я хочу рассказать, кратко хотя бы, о моих друзьях-полярниках, что достойно сражались за нашу Победу.

Первым хочу назвать имя начальника Горно-геологического управления Главсевморпути Ивана Александровича Белозерского. Комсомолец с 1918 года, член Коммунистической партии с 1921 года, Белозерский впервые попал в Арктику в 1937 году: по решению ЦК партии его направили в Амдерму, где Иван Александрович построил рудник, стал его директором и за три года превратил его в отлично налаженное предприятие. В 1940 году Иван Александрович занял пост начальника Горногеологического управления ГУСМП. Он взял под контроль работу всех горных предприятий Арктики и уделял много внимания созданию топливной базы для Северного морского пути. Уже к началу 1941 года вся трасса Северного морского пути была обеспечена собственными угольными базами. Ледоколы и пароходы могли спокойно отправляться в сквозные рейсы.

В понедельник 23 июня 1941 года Иван Александрович подал в военкомат заявление с просьбой призвать его в ряды действующей армии.

Но вызова не было. Иван Александрович не выходил из здания Главсевморпути. Он работал самоотверженно, несмотря на порок сердца. И продолжал «атаковать» военкомат, требуя, чтобы его взяли в армию. В конце концов он добился своего: был назначен комиссаром отдельного морского артиллерийского батальона. Его бойцы сражались под Смоленском, били прямой наводкой из своих 6-дюймовых орудий по вражеским укреплениям и танкам, расчищая путь для нашей пехоты, ходившей в контратаки. Особенно отличились моряки-артиллеристы батальона Белозерского в боях под Ельней, а в Главсевморпути пришла скорбная весть: «Белозерский, комиссар отдельного тяжёлого дивизиона морской артиллерии, погиб под Ельней в единоборстве с немецким танком».

В первые дни войны ушёл на фронт и начальник Управления полярных станций Александр Григорьевич Капитохин.

Когда Капитохин впервые пришёл в Арктику, за его плечами были две войны — первая мировая и гражданская, большой опыт работы в армии. Арктическую школу прошёл Капитохин на острове Уединения в Карском море, где был начальником полярной станции. Был он незаурядным организатором и заботливым хозяином.

Август 1941 года застал Капитохина на юге. Немцы и румыны яростно рвались в Одессу. Все атаки врага разбивались о стойкость Приморской армии. На участке 161-го стрелкового полка, которым командовал Александр Григорьевич Капитохин, противник не продвинулся ни на один метр до тех пор, пока по приказу Верховного Главнокомандования части Красной Армии не оставили Одессу.

В начале ноября 1941 года полк Капитохина высадился в Севастопольском порту и был послан под Перекоп. Трое суток не затихали упорные бои у села Воронцовка. На перевале. Ай-Петри полковнику Капитохину приказали командовать сводным отрядом, который прикрывал отход армии. Отряду полковника Капитохина ценою нечеловеческих усилий и больших жертв удалось обеспечить отход армейской колонны. Так и шёл Капитохин с боями до Балаклавской долины в арьергарде отходившей армии.

Подтянув войска, гитлеровцы начали первый штурм Севастополя и двенадцать дней непрерывно атаковали город с моря, суши и воздуха.

17 декабря начался второй штурм Севастополя. И снова десять суток не затихал бой на участке полковника Капитохина. 29 декабря Александр Григорьевич приказом Военного совета Приморской армии был назначен комендантом 4-го сектора обороны и командиром 95-й дивизии. Дивизия отбросила немцев за реку Бельбек.

В марте 1942 года немцы усилили подготовку к новому штурму. Истомлённые непрекращающимся обстрелом, бомбардировками, измученные голодом, атаками, севастопольцы дрались как львы. Своим редкостным даже для севастопольцев бесстрашием Капитохин снискал себе любовь и уважение бойцов и офицеров. Враги также по-своему оценили его.

Гитлеровские лётчики вместе с бомбами сбрасывали на Севастополь листовки. В листовках фашисты предлагали севастопольцам прекратить сопротивление, сложить оружие и выдать им трех человек: командующего фронтом генерал-майора Петрова, дивизионного комиссара Чухнова и полковника Капитохина.

В сообщении Совинформбюро от 4 июля 1942 года о сдаче Севастополя говорилось:

«Слава о главных организаторах героической обороны Севастополя — вице-адмирале Октябрьском, генерал-майоре Петрове, дивизионном комиссаре Кулакове, дивизионном комиссаре Чухнове, генерал-майоре Рыжих, генерал-майоре Моргунове, генерал-майоре авиации Ермаченкове, генерал-майоре авиации Острякове, генерал-майоре Новикове, генерал-майоре Коломийце, генерал-майоре Крылове, полковнике Капитохине — войдёт в историю Отечественной войны против немецко-фашистских мерзавцев как одна из самых блестящих страниц».

Дивизию, которой командовал Капитохин, перебросили под Старую Руссу, и здесь она совершила новый воинский подвиг: прорвала фронт наступающего неприятеля и отбросила его. Генерал-майор Капитохин был вызван в Ставку Верховного Главнокомандования.

В Ставке его поблагодарили за умело проведённую боевую операцию.

В тот же день Александр Григорьевич был утверждён в новой должности. Вскоре ему присвоили звание генерал-лейтенанта.

В 1944 году Капитохина послали в Югославию, в штаб партизанской освободительной армии в качестве представителя Генерального штаба Советской Армии. Там он встретил День Победы.

Капитохин не вернулся в Главсевморпути после войны, его оставили в Вооружённых Силах СССР. Несколько лет он возглавлял Тамбовское суворовское училище, готовил молодое пополнение для Советской Армии. Тяжёлая болезнь сердца вынудила его выйти в отставку.

В первый период войны полярные лётчики составили основное ядро авиации дальнего действия (АДД), из которого потом выросла могучая воздушная армия. Возглавил её Михаил Васильевич Водопьянов. Нас свела и сдружила полюсная эпопея 1937 года. Ему не раз предлагали руководящие посты в полярной авиации, но Михаил Васильевич предпочитал летать рядовым лётчиком, и самое большее, на что он соглашался, — быть начальником отряда.

В один из первых дней войны Водопьянов, прилетевший из Арктики, пришёл ко мне и сказал:

— Ты, Митрич, не сердись, но самолёты и лётчиков у тебя заберут. Я подал рапорт Верховному Главнокомандованию об организации особого отряда авиации дальнего действия. Наши полярные лётчики накопили большой опыт многочасовых слепых полётов. Будем по ночам летать в фашистский тыл, громить предприятия, военные тылы и коммуникации.

— Решение твоё одобряю, — отозвался я. — Но учти, буду категорически возражать, если захочешь забрать у Главсевморпути все самолёты. Начинается арктическая навигация, а без ледовой разведки, сам знаешь, мы её провалим.

— Об этом я подумал, — ответил Водопьянов. — Призовём только добровольцев.

— А если все полярные лётчики захотят вступить в такой отряд?

— Решим, кого взять, а кого оставить на арктических трассах. Так Водопьянов стал командиром авиации дальнего действия.

Ему было присвоено звание генерал-майора авиации. Вторым получил генеральское звание Марк Иванович Шевелев — он был назначен начальником штаба АДД и снова показал себя отличным организатором.

Михаил Водопьянов летал в первые полёты на Берлин и Кенигсберг на своём тихоходном тяжёлом бомбардировщике и успешно бомбил намеченные цели. Многие полярные лётчики пришли к Водопьянову. Проведя первый этап организации АДД и сколотив её ядро, Водопьянов подал рапорт командованию ВВС об освобождении его от должности командира АДД и остался в авиации дальнего действия командиром самолёта.

Лётчики в АДД подобрались один к одному. Замечательный был народ! Никогда не забуду эстонца Энделя Пусэпа. Он отличался необыкновенным спокойствием и казался медлительным, но тем не менее всегда в срок выполнял любое, даже самое трудное, задание. В полярную авиацию Пусэп пришёл в 1938 году уже сложившимся лётчиком, инструктором лётного дела и «слепого» самолётовождения. Первые полёты в Арктике он совершил в экипаже лётчика Фариха во время поисков пропавшего самолёта Леваневского.

С той поры Пусэп и остался работать на Севере. Он летал на ледовые разведки, отыскивал пути для судов.

21 июня 1941 года Пусэп вместе с Водопьяновым вёл ледовую разведку в Карском море. Они пробыли в воздухе 25 часов подряд, осмотрели огромный район и, только посадив машину, узнали, что началась Великая Отечественная война. Пилоты тут же передали по радио рапорт с просьбой разрешить им срочное возвращение в Москву. Спустя несколько дней Пусэп уже носил форму военного лётчика. Его зачислили в АДД.

Первый раз на Берлин Пусэп шёл в группе Водопьянова 10 августа 1941 года. На подходе к германской территории набрали высоту 7 тысяч метров. До Берлина оставалось лететь минут пятнадцать. Вдруг на самолёте Пусэпа отказал один из моторов…

— Пойдёшь вперёд? —спросил по рации. Водопьянов. —Или, может, вернёшься?

— Вперёд!

Уже километров за двести пятьдесят до Берлина наши самолёты встретила вражеская противовоздушная оборона: прожекторы и зенитная артиллерия. Наши благополучно миновали её. Наконец внизу показался Берлин. Сбросив бомбы, лётчики возвращались домой и снова попали под сильный заградительный огонь. На машине Пусэпа был пробит бензобак. Бензина хватило только до Эстонии, и здесь, на одной из лесных полян, экипаж посадил машину.

Враги патрулировали по всем дорогам. Лётчики встретили мальчика-пастушонка. Мальчик рассказал, как добраться до лини фронта. Пробираясь болотами и лесами, лётчики дошли до своих.

Так завершился первый полет Пусэпа на Берлин. Путь самолёту прокладывал первоклассный полярный штурман Александр Павлович Штепенко, который впоследствии совершил с Пусэпом не один сложный и опасный полет в глубь вражеской территории. Они бомбили автоколонны, железнодорожные узлы, склады. Летали ночью, в любую погоду. Вот когда в полной мере пригодился Пусэпу и опыт слепых полётов, и опыт работы на Севере. Осенью и зимой 1942/43 года Пусэп выполнял боевые задания на Сталинградском фронте.

За отвагу и геройство, проявленные в боях, командир боевого воздушного корабля Эндель Пусэп и штурман Александр Штепенко были удостоены звания Героя Советского Союза.

После войны Энделю Пусэпу врачи не разрешили работать в авиации. Он вернулся в родную Эстонию, трудящиеся республики избрали его заместителем Председателя Верховного Совета Эстонской ССР.

Его боевой товарищ и соратник, полярный штурман Александр Павлович Штепенко, был отличным специалистом лётного дела. Когда за штурманским столом в пилотской кабине «колдовал» Штепенко, пилот знал: самолёт точно в рассчитанное время выйдет к цели.

В Арктике Штепенко начал летать вскоре после челюскинской эпопеи. Он работал с такими полярными асами, как Головин, Фарих, Водопьянов, Молоков, Алексеев, Мазурук, Черевичный, Козлов.

22 июня 1941 года Штепенко был на ледовой разведке на самолёте Водопьянова. Вместе с Михаилом Васильевичем Штепенко прилетел в Москву. Спустя несколько дней он пересел на флагманский корабль соединения бомбардировщиков, которым командовал М. В. Водопьянов.

Штепенко всегда сопутствовало благородное беспокойство, он вечно носился с новыми идеями и никогда не уставал учиться, совершенствуя свои штурманские знания.

— Мы лучше всего учимся на своих собственных ошибках, — сказал мне как-то Штепенко. — И самое страшное, если человек решит, что он уже достиг потолка, дальше ему идти некуда…

Вместе с Водопьяновым, Пусэпом, Асямовым и другими лётчиками Штепенко совершил десятки боевых вылетов па вражеские цели. Имя А. П. Штепенко занесено в Книгу почёта 28-го гвардейского полка АДД.

После войны Александр Павлович Штепенко вернулся в полярную авиацию и был назначен главным штурманом ГУСМП. Здесь он смело внедрял прогрессивные методы самолётовождения, многое сделал для навигационного переоснащения самолётов полярной авиации. Немало сил и времени отдал Штепенко организации воздушных экспедиций в район Северного полюса. Тут он неизменно был начальником штаба и главным штурманом экспедиций. Всю свою любовь к Арктике вкладывал Александр Павлович в эти экспедиции.

Многие товарищи Штепенко вписали героические страницы в историю войны.

В Книге почёта 25-го гвардейского полка АДД о лётчике Сергее Александровиче Асямове говорится:

«Это имя дорого сердцу каждого члена боевой семьи полка. Оно окружено глубоким уважением и любовью, овеяно немеркнущей славой.

Своё блестящее лётное искусство он выработал во время многочисленных длительных полётов над суровыми и коварными ледяными просторами Арктики.

Упорный, бесстрашный, настойчивый в боевой работе, мягкий, всегда сдержанный и вежливый в быту, хороший товарищ, волевой, требовательный командир и воспитатель — таким все знали майора Асямова.

Он прибыл в часть в самом начале её существования и сразу включился в боевую работу.

Осенью 1941 года, зимой 1941/42 года самолёт капитана Асямова участвовал во всех боевых операциях полка. Он сумел воспитать лучший в части экипаж, все члены которого до сих пор с гордостью говорят, что они ученики Асямова. Экипаж по всем показателям был всегда впереди.

Боевой работе Асямов отдавал весь свой огромный лётный опыт, все свои знания, всю свою волю большевика».

Сергей Александрович Асямов совершил много боевых вылетов в тылы врага и погиб нелепо в Англии во время пробного полёта на новой машине.

Многие работники Главсевморпути добровольно ушли в народное ополчение и партизанские отряды в первые дни и недели войны.

Дмитрий Дмитриевич Староверов был геологом в бухте Угольной. В начале войны добровольцем ушёл в Красную Армию. Когда Староверова отправили во вражеский тыл, в партизанский отряд Медведева, его назначили начальником штаба этого отряда.

Для борьбы с партизанами прибыли эсэсовцы. Бесстрашный начштаба, спасший жизнь многим товарищам по оружию, погиб в неравном бою с фашистами: он прикрывал отход партизан и, попав в окружение, последнюю пулю оставил для себя.

В Москве и сегодня работает доктор геолого-минералогических наук Леонид Васильевич Громов, известный полярный учёный, исследователь острова Врангеля. Молодой сотрудник Горно-геологического управления ГУСМП Леонид Громов 23 июня 1941 года подал заявление в военкомат и в июле был переброшен в партизанский отряд, действовавший в лесах Смоленской области. Его назначили в группу разведки. Умение быстро и точно составлять карты местности очень пригодилось Громову-партизану.

Это он рассказал генералу Доватору о местности, по которой предстояло идти, показал составленную разведчиками карту перед началом знаменитого рейда советских конников по глубоким тылам врага. Громов был назначен начальником штаба отряда. В одном из боев его тяжело ранило. Партизаны вынесли его из вражеского тыла, пройдя с боями 40 километров труднейшего пути.

Врачи спасли Громова, и он, как только встал на ноги, приехал в Москву, в Центральный партизанский штаб. Там его направили на улицу Разина в Главсевморпути работать и «отдыхать до весны». В мае 1942 года Громова вновь послали в тыл врага, на этот раз командиром партизанского отряда. И ещё полтора года Громов со своим отрядом пускал под откос вражеские эшелоны, взрывал мосты и склады, участвовал в боях.

Осенью 1943 года Громова отозвали в Главсевморпути: в войне уже совершился перелом, и Громов был теперь нужнее как специалист.

В Ленинграде в Арктическом научно-исследовательском институте работал молодой и, судя по его опубликованным трудам, талантливый гидролог Юрий Константинович Чернявский. За его плечами было несколько арктических экспедиций.

Закончить аспирантуру Чернявскому помешала война. В дни блокады Ленинграда вместе с другими патриотами Чернявский ушёл в партизаны. А потом жена Юрия Чернявского получила письмо. Партизан Федор Крюков, друг Юрия, писал:

«Здравствуйте, Тамара Павловна! Это пишет товарищ и боевой друг Вашего мужа, Федя Крюков. Вы уже знаете о гибели Юры. Вы потеряли любимого человека, а мы, в том числе и я, лучшего товарища, замечательного боевого товарища. Я был постоянным спутником его. На его счёту три вражеских эшелона, десятки уничтоженных гитлеровцев.

Знаете, Тамара Павловна, когда мы работали с Юрой, то всегда чувствовали себя уверенно и спокойно. Каждый знал, что, в какое бы трудное положение ни попали, Юра всегда найдёт выход. И недаром его группа была самой лучшей в отряде. Мы любили и уважали Юру. Вот почему так тяжело пережить его утрату. Это касается не только старых его товарищей, но и тех, кто знал его совсем недолго.

Наши партизаны всегда с гордостью и уважением будут вспоминать, что они сражались с врагом под командованием Юрия Чернявского…»

Имя Павла Мегера страна узнала во время знаменитой эпопеи «Георгия Седова». Вместе с остальными участниками дрейфа кочегар Павел Мегер был удостоен звания Героя Советского Союза. Возвратившись из Арктики, он поступил в мореходный техникум, но не окончил его. В первый день войны Мегер подал в военкомат заявление с просьбой направить его в Северный флот. Мегера послали в морскую пехоту, он защищал подступы к Мурманску, прославился как смелый разведчик. Мегер и погиб в тылу врага. В 1939 году Московский комитет партии направил Ивана Григорьевича Кузовлева на работу в Главсевморпути. Сначала Кузовлев был инструктором Политуправления, а затем начальником отдела. Всегда чуткий и внимательный, мастер на все руки, он пользовался в коллективе большим авторитетом.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33