37
      В Поречье Корзун приехал вместе с Алиной Павловной Мазур. Официальный главный врач района и его столь же официальный заместитель. Руководство.
      Когда они вошли в кабинет, Наталья стояла у окна. Корзун по-хозяйски прошел к столу, сел, кивком пригласил сесть Алину Павловну. Потом достал из портфеля несколько листков бумаги, бросил их на стол:
      - Ознакомьтесь, Наталья Николаевна.
      Наталья взяла крупно исписанные листки, начала читать. Это была жалоба в прокуратуру. Описан давний случай с Антоном Тереховым. Ничего нового в этом письме не было, кроме злобы и ненависти к ней, Наталье, требования наказать ее ни много ни мало за смерть человека, за тяжелую болезнь его жены и сиротство малолетней дочери. Потрясла Наталью подпись: Терехова Вера.
      - Так вот, - продолжал Корзун. - Вам, Наталья Николаевна, придется передать обязанности главного врача Инне Кузьминичне Норейко. Вопрос согласован с райисполкомом. Вот приказ. Распишитесь, пожалуйста, что вы с ним ознакомлены.
      Наталья через силу прочла текст приказа, расписалась.
      - Теперь пригласите, пожалуйста, Инну Кузьминичну, - нарочито будничным тоном сказал Корзун.
      Не помнила, как вышла из кабинета, как позвала дежурную медсестру и попросила ее разыскать Инну Кузьминичну. Норейко, наверное, уже кое-что знала. Тотчас подошла:
      - Я слушаю вас, Наталья Николаевна.
      - Вот больничная печать. Возьмите. Вы назначены главврачом.
      - Почему?
      - Вам скажут. Идите, вас ждут.
      Сегодня Наталья на работе не задерживалась. Идя домой, она колебалась, зайти или не зайти к Тереховой. Спросить у женщины, что случилось? Почему она так поступила после того, как Наталья сделала для нее все, что могла? Ну зайдет она к Вере, спросит. И что дальше?
      Дома Наталья, не скрывая своих чувств, рассказала о случившемся. Мать, казалось, даже повеселела:
      - И слава богу. Будешь, как люди, приходить вовремя.
      Спала Наталья тревожно, часто просыпалась.
      А утром - повестка. Что ж, значит, нужно ехать в район. Только поставить в известность Инну Кузьминичну. Она, конечно, поинтересуется: чего? зачем? Хочешь не хочешь, придется показывать повестку. Можно себе представить, как посмотрит на нее Норейко. Пожалуй, даже спросит: "Что, доигралась?" Пусть смотрит, пусть спрашивает. Наталья найдет в себе силы перенести и это.
      В больнице, кажется, всё уже знали. Люди, которых она встречала, похоже, сочувствовали ей. И Норейко знала.
      - У меня повестка. Вызывают к следователю.
      - Какая повестка? К какому следователю?
      - Обыкновенная повестка, какими вызывают к следователю, - начала злиться Наталья.
      - Да вы что, милаша?
      - Что еще за милаша, Инна Кузьминична? Соблюдайте, пожалуйста, хотя бы элементарное уважение к человеку.
      - Я к вам с сочувствием, Наталья Николаевна, а вы обижаетесь.
      - Да знаете же, знаете все. Зачем вам нужно ломать эту комедию?
      Норейко сбросила личину. Глазки-пуговки зажглись откровенным торжеством:
      - Да, знаю. Если хотите, давно знала, что вы этим кончите. За чужой счет счастье свое не строят.
      - Что значит - за чужой счет?
      - Не прикидывайтесь невинной овечкой. Не успела опериться, как ей, видите ли, уже захотелось стать главным врачом. Тут же начала строить козни другим. Правду говорят: не рой яму другому - сам в нее попадешь. Теперь, миленькая, не смоешь с себя дерьма до самой старости.
      - До чего же вы злобное существо! Кто так исковеркал ваш характер? Может, с вашей помощью и настрочили эту мерзкую жалобу? - наобум спросила Наталья, даже не подозревая, насколько она права.
      - Вон! Вон из моего кабинета! - в ярости закричала Норейко. Демонстративно подошла к окну, распахнула его настежь и закончила. - Чтоб духу твоего тут не было!
      Зачем Наталья вступила с нею в разговор? Не раз давала себе слово сдерживаться, зная, что в ответ последуют оскорбительные нападки.
      Когда Наталья подошла к знакомому зданию с машинами и мотоциклами у подъезда, у нее вдруг пересохло в горле. Первый раз... Вот и дверь кабинета, который назван в повестке. Постучала. Услышала бодрый голос: "Да". Несмело открыла дверь. За столом сидел молодой человек в штатском. Подумала, что ошиблась: она ожидала увидеть офицера милиции.
      - Вы к кому? - спросил молодой человек.
      - Я по повестке, - протянула бумагу Наталья.
      - Садитесь.
      - Ничего.
      - Садитесь, говорю, - пробежав глазами повестку, повторил молодой человек посуровевшим голосом. - Разговор у нас будет долгий.
      Села. Какое-то неприятное ощущение появилось под ложечкой. Начало даже поташнивать. Молодой человек, сцепив пальцы рук и положив их перед собою на стол, в упор рассматривал Наталью. По-видимому, это был один из приемов, который, по мнению следователя, должен парализовать волю подследственного, заставить развязать язык, рассказать все, как было.
      - Ну, - начал он, - будем говорить правду или наводить тень на плетень?
      - О чем я должна говорить? - справилась с комком в горле Наталья.
      - О том, как вы способствовали смерти Антона Терехова, после чего неизлечимо заболела его жена и осиротела их маленькая дочь Оксана.
      "Ему, наверное, дали установку, - подумала Наталья, - и он готов из кожи лезть, чтобы только угодить начальству, заработать положительную характеристику для очередного повышения в звании". Вдруг вспомнила о капитане Червякове.
      - Скажите, пожалуйста, а капитан Червяков у вас работает?
      - У нас. А что? Вы его родственница?
      - Нет, какая там родственница. Просто, приезжал он к нам в больницу, ответила Наталья. Рассказывать, зачем приезжал, не стала. Еще подумает, что его хотят разжалобить. Но все же спросила:
      - Он сейчас на работе?
      - Гражданка Титова, вы что? Приехали сюда узнать последние новости? Я пригласил вас не для этого. У нас разговор другой.
      Мучительно стыдно было отвечать на нелепые вопросы следователя. Но пришлось, скрепя сердце, отвечать, отводить от себя клевету.
      - Вот заключение комиссии, - ткнул пальцем в какую-то бумагу следователь. - В нем говорится, что виновница гибели Терехова - Титова Наталья Николаевна. Так что придется отвечать.
      - Ну что ж, придется так придется.
      - Вот вам бумага. Опишите все, как было.
      Наталья взяла лист бумага, пересела за маленький столик, стоявший у окна, начала писать.
      - В конце, там, где написано об ответственности за ложные показания, поставьте подпись.
      - Поставила, - закончив писать, сказала Наталья.
      Следователь взял исписанный Натальей лист, внимательно его прочитал и, бледнея, почти шепотом спросил:
      - Вы что, собрались издеваться надо мною?
      Как ни крепилась Наталья, но сдержать себя не смогла:
      - Нет, товарищ следователь, если кто и решил издеваться, то не я, а вы.
      Следователь, казалось, готов был испепелить ее взглядом. В объяснении было, видно, совсем не то, чего он ожидал. Она написала и о первом приказе, которого нет в материалах заведенного дела, и о своей объяснительной записке, которую она в тот раз представила главврачу и которой опять-таки не оказалось под рукой.
      - Я думаю, - немного пришел в себя следователь, - что мы еще встретимся. Надеюсь получить санкцию прокурора на ваше водворение в КПЗ. Может быть, тогда вы одумаетесь и не будете нести той околесицы, какой нагородили в своем объяснении. А пока вот - подпишите обязательство о невыезде за пределы Поречья.
      - Я что, уже преступница?
      - Пока нет. Это решит суд.
      - Значит, вам заранее известно, что меня будут судить? Любопытно: из каких же источников?
      До этого следователь еще хорохорился, стремился психологически сломить Наталью, выбить почву у нее из-под ног. Но тут, кажется, смутился. Оказался в положении фехтовальщика, у которого выбили шпагу из рук. Еще бы: подследственная явно намекает, что он поет с чужого голоса.
      - Подпишите обязательство, - только и сказал.
      Наталья не знала, как отнестись к требованию о невыезде. Интуитивно чувствовала, что тут следователь превышает свои полномочия, опять берет ее на испуг. Но отказаться поставить подпись не решалась. На проходной спросила у дежурного:
      - Скажите, пожалуйста, где сейчас капитан Червяков?
      - Сан Саныч? - улыбнулся дежурный. - Он в данный момент любуется красотами черноморского побережья.
      - В отпуске, что ли?
      - Так точно, девушка. У самого синего моря. Неделя, как уехал.
      - Спасибо, - поблагодарила Наталья. Значит, ждать еще целых три недели. Рассказать обо всем Алесю? Нет, только не это. Во-первых, он ничем не поможет. Во-вторых, теперь он заинтересованное лицо. Начнут козырять еще и этим. Мол, пустили в ход знакомство, использование должностных лиц. Да чего же все это нелепо!
      Возвращалась домой с тяжелым, невыносимым чувством.
      Уже в самом Поречье встретила Пашучиху. Хотела пройти мимо, да не тут-то было. Ухватила Наталью за рукав:
      - Здравствуй, касатка, здравствуй, моя птушечка.
      - Здравствуйте, Анисья Антиповна. Что-нибудь случилось?
      - Случилось, касатка: вернулся мой младшенький.
      - Вот и хорошо.
      - Да оно как сказать. Для кого хорошо, а для кого и не очень.
      Посмотрела Наталья на Пашучиху. Старая уже женщина. Ан нет, злоба из нее так и прет. Нет, лучше не связываться. Повернулась Наталья и пошла дальше, не отвечая на явно прозвучавшую угрозу.
      Мать была вся в слезах. Ходила из угла в угол и, заламывая руки, тихонько причитала, почти беззвучно: "Да что же это такое? Да разве ж так можно?.."
      - Что случилось, мама? - остановилась в дверях Наталья.
      Остановилась, будто застигнутая врасплох, и Марья Саввишна. Смотрела на дочь, словно не верила, что это она, а не кто-то другой. Потом снова залилась слезами, подбежала и, обхватив ее голову, снова начала причитать:
      - Чуяло мое сердце, что этим кончится...
      - Да ты скажи толком: в чем дело?
      - Беда, ох какая беда... - не переставала всхлипывать Марья Саввишна. Как только ты уехала в район, заявилась Пашучиха. Такая приветливая, такая радостная. "Никак в лотерею выиграла?" - спрашиваю. "Выиграла, касатка, выиграла. Дождалась-таки своего счастья". - "И сколько же привалило?" - "Не сосчитать, - отвечает. - Такое счастье на деньги не переводится". Загадки какие-то. Ладно, не вытерпит, сама скажет. А она губки так поджала и говорит: "Такая радость, такая радость, что и не передать. Мой младшенький вернулся". - "Ну что ж, Анисья Антиповна, - говорю ей, - рада за тебя". "Да - тебе-то, - отвечает, - вроде бы и не резон радоваться". "Это почему же?" - спрашиваю. "Уж больно сердит мой младшенький на вас. За Миколку. За его, значит, брательника. Неужто забыла, как твоя касатка упекла его за решетку?" "Иди, Анисья, не мути воду", - сказала ей, взяла за руку и веду к дверям. А она как вызверится: "Ну, вот мой младшенький вам теперь покажет. Отольются вам мои слезки!"
      - Не волнуйся, мама, - попыталась успокоить Марью Саввишну Наталья... Все собаки брешут, да не все кусают.
      - Ох, доченька, не знаешь ты этих людей. Чует мое сердце, натворят они бед. Уедем отсюда.
      - Мама, ты что, испугалась их?
      - Не за себя волнуюсь - за тебя.
      Тут-то и послышались тяжелые шаги на крыльце. Без стука отворилась дверь. На пороге встал молодой мужчина с коротко остриженной головой, небритый, с небрежно расстегнутым воротом грязноватой рубашки.
      - Со свиданьицем вас, - оскалил зубы мужчина. - Не узнаете?
      - Змитро? - упавшим голосом произнесла Марья Саввишна.
      - Он самый. Значит, признали, - Пашук, не спрашивая разрешения, подошел к столу, сел на скамью.
      Марья Саввишна, загораживая собою Наталью, спросила:
      - Что тебе от нас нужно, Змитро?
      - Я пришел спросить: где мой брательник Микола?
      - А то ты не знаешь?
      - И второе. За что вы его упекли за эту самую? - Пашук пальцами изобразил решетку.
      - Ты знаешь, что он чуть не убил мою Наталку?
      - Я одно знаю. Моя маманя просила вас на коленях не сажать Миколу. Вы поимели сочувствие к старой женщине?
      - Змитро, уходи, не гневи бога.
      Пашук встал, легко отстранил рукой Марью Саввишну, будто какой неодушевленный предмет, и вплотную приблизился к Наталье. Выдохнул самогонным перегаром:
      - Ну а ты, стерва, что скажешь?
      - Не смей ко мне прикасаться, подонок! - гневно ответила Наталья.
      - Доченька! - крикнула Марья Саввишна. - Прошу тебя, заклинаю: беги от этого страшного человека. Он может все.
      - Могу. Это ты верно сказала, старая. Но не об тебе разговор. Я эту суку спрашиваю, - ткнул пальцем Пашук в лицо Натальи. - Ты видела слезы моей мамани?
      - Мерзавец! - Наталья наотмашь ударила Пашука по лицу.
      Марья Саввишна побледнела и, чтобы загородить дочь от удара, встала между нею и Пашуком.
      - Да не мельтеши ты, старая, перед глазами, - снова отпихнул Змитро Марью Саввишну. - Ты, козявка, - сдавил Пашук пальцами подбородок Натальи. Я же из тебя блин сделаю. Ты это понимаешь?
      - Мама, вызови милицию. Я вижу, эта скотина другого языка не понимает.
      Марья Саввишна не знала, как ей быть. Защитить Наталью, понятно, не сможет. Оставлять наедине с этим зверем тоже боялась.
      - Мама! - крикнула Наталья. - Прошу тебя, вызови милицию.
      - Счас, доченька, - метнулась Марья Саввишна к двери.
      Проворным оказался Пашук. Казалось, он даже не двинулся с места, а так, небрежно выставил ногу. На бегу Марья Саввишна споткнулась о его ногу и рухнула.
      - Ишь, разогнались, - снова оскалил зубы Пашук. - Да я вас сразу могу к ногтю, и концы. Не знаете, с кем имеете дело. - И - к Наталье: - Вначале бы поиграться с тобой, краля, а уж потом, что заслужила. А?
      - Носит же земля таких! - чуть слышно проговорила Наталья.
      - Ну да ладно. Здесь руки пачкать о вас не стану, - решил Пашук. Немного постоял, опустив голову, потом выпрямился и добавил: - Даст бог встретимся. Там и поговорим. - Ушел, хлопнув дверью.
      Марья Саввишна с трудом приподнялась, села.
      - Уедем, доченька, отсюда. Этот зверь все равно не оставит тебя в покое.
      - Да что ты, мама, в самом деле, - опустилась рядом с нею Наталья. Будто у нас уже и власти нет никакой. Это одна похвальба.
      - Уже была раз такая похвальба. Из-за нее я чуть с ума не сошла.
      - Ты как иногда говоришь? Бог не выдаст, свинья не съест, - решила подбодрить мать Наталья. А у самой, почувствовала, слезы подступили к глазам. Столько несчастий на нее свалилось. И в довершение ко всему - эти угрозы Пашука. Как быть? Послушаться мать, бросить все и уехать куда глаза глядят? На тот же БАМ. Ну а здесь, что люди подумают? Сбежала? Значит, виновата. И как же после этого поднимут головы корзуны и пашуки. Натворят такого, что станет сомневаться в себе сама справедливость. Будут новые жертвы. Как быть? Что делать?