- Мы заберем Оксанку в больницу, - на время отложила решение Наталья.
      - Зачем? - испугалась Терехова.
      - Понимаете, у нее может приключиться воспаление легких. Чтобы этого не случилось, пусть она будет под наблюдением.
      - А я как же? Я тоже с Оксанкой?
      - Нет, Вера, в этом нет необходимости. Кстати, вам тоже нужно лечиться.
      - Я же лечусь.
      - Понимаю, но это лечение уже не помогает.
      - Вот я и буду вместе с Оксанкой. Вы будете лечить и меня и ее.
      - Вам нужно полежать в областной больнице. Я вам дам направление.
      - У меня что, не радикулит? Что-то с грудью?
      Меньше всего ожидала Наталья этого вопроса.
      - Вера, - в доверительном тоне начала она, - припомните хорошенько: перед тем как вы обнаружили у себя затвердение, вы не могли простудиться? Может, попали под дождь и сильно продрогли или побывали на сквозняке?
      Терехова задумалась. Ну кто когда-нибудь не простуживался; кто не пил молока из холодильника и не расплачивался за это заложенным горлом; кто разгоряченным не стоял на сквозняке?
      - Да, было такое, - ответила Вера. - У нас в коровнике шел ремонт. Сквозняки, сами понимаете, как в проходном дворе. Работали до пота. А потом отдых. Вот и продуло, да так, что слова сказать не могла, осипла. И, помню, спину ломило.
      - Ну так что же вы хотите? Воспаление получили, мастит. В хроническое перешло. А потом и осложнение - радикулит. Так что все сходится.
      - Ой, Наталья Николаевна, - успокоилась Вера, - а я уже бог весть что подумала.
      - Вот вам направление. Не откладывайте только. А теперь давайте соберем нашу принцессу на горошине, и я отнесу ее в больницу.
      - Как же вы одна?
      - А что? Тут рукой подать. Мост перешла - и в больнице. Только дайте мне ваше пальто. Высохнет мое - зайду, разменяемся.
      - Конечно, какой разговор...
      Возвращалась из больницы - было уже совсем темно. Косо падал снег. Возле своей калитки различила неясный силуэт мотоцикла с коляской и прохаживавшегося человека. Можно было не гадать: пожаловал Иван Валерьянович Корзун. Подошла ближе. Интересно, чем объяснит он свой поздний визит? Хотя зачем искать поводы заместителю главного врача района? Правда, при деловых посещениях больницы принято обращаться к главному, а не рядовому врачу. Ну да это уже чистая формальность, а с формальностями Иван Валерьянович не считается. За последние полгода Корзун побывал в Поречской больнице по меньшей мере раз двадцать. Сослуживцы с ехидцей говорили между собой: "Никак Иван Валерьянович хочет сделать нашу больницу образцово-показательной". А Яков Матвеевич Ребеко (тоже не без подковырки) всегда ставил своего заместителя в пример другим: "Вот вы, Прасковья Ивановна, сколько раз выезжали в свою подшефную больницу?" - "Два". - "А вот Иван Валерьянович двадцать. Это о чем говорит?" - "О том, что скоро будет свадьба", язвительно отвечала Прасковья Ивановна.
      - Здравствуй, Наташа, - первым поздоровался Корзун.
      - Добрый вечер, Иван Валерьянович. Вы опять проверяли фельдшерско-акушерский пункт в Дворчанах и по пути заехали к нам?
      - Нет, на этот раз никого не проверял, а прямо к вам.
      - Ну что ж, вводите тогда свое транспортное средство во двор и будьте у нас гостем.
      Марья Саввишна, мать Натальи, хлопотала у плиты, готовила к приходу дочери ужин. Заметив вошедшего Корзуна, она вытерла руки и сказала:
      - Милости прошу к нашему шалашу: я пирогов покрошу и откушать попрошу.
      - Спасибо, Марья Саввишна. Это мой табун в двадцать лошадиных сил, что стоит у вас во дворе, есть не просит, а я от чашки чаю не откажусь. Сказать по правде, малость продрог. Еду, значит, мимо вашего двора. Дай, думаю, к поречанам загляну. А тут и Наташа подходит. Зря вы ей только разрешаете в такую метель задерживаться на работе.
      - Такая уж она у меня самостоятельная, даже не скажет, когда домой явится. Другой раз жду-жду, да так до утра и просижу. Тревожусь, уж не случилось чего.
      - Мама, ну что у нас может случиться? Это же не город.
      - Не город, а все-таки.
      Наталья искоса поглядывала на Корзуна. Она никак не могла привыкнуть к его манере складывать губы в хоботок и вытягивать вперед. И еще дрожание пальцев, когда держит руку на весу. "Кур воровал", - говорят в народе. Иван Валерьянович, наверное, знал эту свою слабость и поэтому старался класть руки на какую-нибудь опору. Когда приходилось что-нибудь записывать, делал он это с нажимом на каждую букву. Стоило ему немного расслабиться, перейти на легкий размашистый почерк, как в линиях появлялись мелкие зазубринки: не письмо, а график сейсмических колебаний.
      За столом разговор зашел о концерте, который недавно давали в Поречье медики районной больницы.
      - У вас очень хороший мужской хор, - заметила Наталья. - Слушала бы и слушала "Ноченьку" Рубинштейна. А почему вы не участвуете в хоре? Я помню по горному Алтаю, вы неплохо поете.
      - Мое пение слушать, конечно, можно, - ответил Корзун, - но я все-таки предпочитаю следовать обету молчания, который давал, когда произносил клятву Гиппократа.
      Наталья ничего не ответила, и Корзун не мог понять, то ли она согласна, что при его положении негоже лезть на сцену, то ли молчаливо насмехается над цветистостью фразы. В действительности же Наталья думала совсем о другом. Интересно, как бы поступил Иван Валерьянович, окажись он на ее месте? Что ни говори, а опыт у него есть. И не просто опыт врача, а организатора здравоохранения.
      - Иван Валерьянович, как по-вашему, что нужно делать врачу, если он выявил больного с запущенным раком?
      - Лечить.
      - Это понятно. Я не в том смысле. Предположим, больной много раз обращался к другому врачу, а тот никак не мог распознать болезнь.
      - Разве это такая уж редкость?
      - Не редкость, когда речь идет о скрытом течении заболевания, а мы говорим о наружной опухоли. Только посмотри внимательно - и все ясно.
      - Давайте говорить конкретнее. О ком речь?
      Наталья задумалась. Стоит ли говорить Корзуну об Инне Кузьминичне? Не секрет, что он долго за нею ухаживал. Правда, сейчас эти ухаживания прекратились, но кто знает, не осталось ли тлеющих угольков от прошлого и не даст ли знать о себе желание помочь ей выпутаться из этой неприятной истории. Кстати припомнился схожий случай. Она тогда была на шестом курсе. Один молодой человек обратился в косметологический кабинет: бородавка на шее. Бородавку прижгли, а через год на ее месте появились синеватые бугорки. В больнице, куда был направлен больной, только руками развели: человеку уже ничем нельзя было помочь. У него оказалась не простая бородавка, а очень злокачественная опухоль, корни которой ушли в легкие. Много тогда было разговоров. Недоумевали, как могло случиться, что работники косметологического кабинета не знали того, что должен знать студент медицинского училища. Наталья решила рассказать именно об этом случае, а не о том, что ее по-настоящему заботило. Сначала нужно разобраться самой, а потом уж делиться с другими.
      - Тут самое малое - выговор, - выслушав, сказал Корзун.
      - А что полагалось бы медику, который, скажем, не распознал аппендицит и в результате больной умер?
      - Боюсь, что без суда бы не обошлось.
      - А чем, по-вашему, тот медик из косметологического кабинета отличается от второго?
      - В принципе ничем.
      - Тогда почему такие разные меры наказания?
      - Видишь ли, Наташа, - начал Иван Валерьянович, растягивая слова и подыскивая тем временем нужный ответ, - при аппендиците, если вовремя сделать операцию, есть полная гарантия, что человек будет здоров. При злокачественной опухоли такой гарантии не даст ни один специалист. Не даст, даже если лечение будет своевременным.
      - Остроумное объяснение. Хотя, честно признаться, оно мне кажется не очень убедительным.
      - Так что, надо было судить и того косметолога?
      - Да нет, я не за то, чтобы отдавать под суд всех подряд. Так мы можем остаться без специалистов. Но и скрывать промахи в нашей работе, я думаю, тоже нельзя. Брак, скажем, на заводе - это одно, а в работе врача - совсем другое.
      Корзун чувствовал, что в чем-то уступает Наталье. Можно продолжать спорить, приводить новые доводы. Но это уже оборона, в которой нет-нет да и появится брешь. Ему, Корзуну, который занимает довольно высокое служебное положение, казалось бы, и карты в руки. У него - опыт. Наталья, наоборот, только-только вышла из стен института, имеет рядовую должность сельского врача. И вот, поди ж ты, завладев инициативой, наступает. А что будет, когда она станет его женой? Он окажется в полном подчинении. Ну и что? Был же когда-то матриархат. И, говорят, сильному полу не худо в ту пору жилось. Но как подступиться к этой упрямой девчонке? Начать издалека? Расхваливать ее перед матерью? Нет, она не из тех, кто клюнет на эту удочку. Еще, чего доброго, можно и на насмешку напороться. Нет, лучше не заискивать, не сюсюкать, а прямо перейти к делу. Для этого он кое-что заготовил. И, наконец, он начмед района или не начмед? Должны с ним считаться или не должны? Характер есть у каждого. Но нельзя же руководствоваться только чувствами. Есть же, наконец, и разум. Ну где она найдет в своем Поречье еще такого мужика, как он, Корзун? Было бы ей семнадцать - куда ни шло. А то ведь целых двадцать три. В старину таких зачисляли в перестарки и вычеркивали из списков. Она же не глупая и должна это понимать. Понимать-то она, конечно, понимает. Но как знать, что может взбрести ей в голову. Надо ориентир держать на Марью Саввишну. Женщина она пожилая, должна разбираться в этих житейских вопросах.
      - А ведь я, Марья Саввишна, - собравшись с духом, начал Корзун после короткого молчания, - приехал к вам свататься.
      - Да вроде я уже старовата, - пошутила Марья Саввишна.
      - Я к Наташе, - смутился Иван Валерьянович.
      - Тут уж дело такое. Как решит сама Наташа.
      Наталья давно заметила, что Корзун сегодня настроен решительно, но сделала вид, что застигнута врасплох:
      - Это так неожиданно.
      - А где же сваха? - вмешалась Марья Саввишна. - Как же без свахи-то?
      - Сваха ходит собачьей тропой. А я к вам с честью и правдивой вестью.
      - Выходит, ты сам за сваху?
      - Считайте, что так. Я человек на виду - без свахи не пропаду.
      - Складно говоришь.
      - Ты, мама, тоже не лыком шита. Такую сыворотку выдавишь из простокваши, - вмешалась в разговор Наталья.
      - Я свое сказала, а вы уж тут досказывайте, - Марья Саввишна поднялась со стула, собрала посуду и ушла на кухню.
      - Ну, Наташа, досказывай, слово теперь за тобой.
      - Досказывать рано, надо подумать...
      Проводив гостя, Наталья и впрямь задумалась. Задумалась о себе. Для девушки двадцать три года - это уже возраст, и ей вроде бы не пристало перебирать с женихами здесь, в Поречье. Да и предлагает ей руку не какой-нибудь шалопай, а заместитель главного врача района. К тому же не старый - нет и тридцати. Но что-то не лежит у нее душа к этому человеку. Пусть даже он спас ей жизнь. Было дело. Но разве это порядочно - требовать чего-то взамен?! А он пристал как с ножом к горлу. Да, она ему благодарна, но это все-таки не то. Когда провожала до калитки, он обнял ее и поцеловал. Наталья его не оттолкнула, но и не ощутила того трепета, которого можно было бы ожидать, будь он ей по-настоящему дорог.
      - Ну и что же теперь? - спросила мать, когда она вернулась в дом.
      - Не знаю, мама.
      - Вот незадача. Раньше выходили замуж по родительской воле, а теперь по своей. Ну поди знай, чья воля лучше.
      Перед сном Наталья решила поработать. Достала последний номер журнала "Здравоохранение Белоруссии", пробежала оглавление. Вот, кажется, интересная статья. Но - не читалось. Встал в памяти летний поход по горному Алтаю, чуть не стоивший ей жизни. Шли по правому берегу реки Аргут. Крупные каменные осыпи чередовались с гладкими выступами, похожими на бараньи лбы. В группе, которую возглавляла Наталья, был и Корзун. Неожиданно встретились с ним в школе высшего туристического мастерства в Минске. Когда случалось разговаривать, Корзун держал себя покровительственно. Как же, Иван Валерьянович - заместитель главного врача района. Но что ей до этого? Он просто ей не нравился. Водянистые, навыкате глаза, эта неприятная манера складывать губы в хоботок. Все его попытки обратить на себя внимание Натальи были тщетны. Ну как с этим смириться человеку, который привык быть на первых ролях? Тем не менее он попросился в ее группу. "Ну какой вам резон? спросила Наталья. - Вы же сами проходили подготовку на старшего". "Однообразие приедается, - ответил шуткой Корзун. - Все командовать да командовать. Хочу побыть в роли подчиненного". Позднее Наталья поняла, что он кривил душою. Как-то Корзун разоткровенничался в том смысле, что из всех в мире вещей только две никогда не приедаются: власть и слава. Они как две сестры, старшая из которых, власть, по-родительски заботится о младшей, славе. Привязанность к ним не проходит с годами, она, как доброе вино, чем дальше, тем больше набирает силу.
      Человек бывает, уже совсем на склоне лет, а страсть к этим коварным сестрам не только не угасает, но становится неуемной, поглощает все его думы и помыслы. "Это что-то новое. Я не слышала, чтобы добровольно напрашивались в подчиненные", - ответила Титова.
      Милая наивность. Наталья не представляет, что перейти продавцу на командную должность заведующего магазином - это совсем не то, что перейти тому же продавцу в непосредственное подчинение министра торговли. Корзун хорошо усвоил эту арифметику. Кроме того, он также хорошо знает, что уметь подчиняться женщине - это путь к завоеванию ее сердца. Пока же нужно попасть в ее группу.
      "Стать мастером своего дела, - пояснил Корзун, - можно и без посторонней помощи. Но на это ушло бы полжизни. Я сторонник другого подхода - перенимать опыт, накопленный другими мастерами. А для этого не зазорно попроситься и в подчинение".
      Но тогда Наталья еще мало знала Корзуна. "Ну хорошо, - сказала она. Предположим, я обращусь к руководству с просьбой зачислить вас в группу. Что мне ответят, как вы думаете?" - "Скажут: раз вы просите, значит, у вас есть на это веская причина". - "Какая причина? Сказать, что вы мой жених?" - "Я врач", - не решился продолжать рискованную игру Корзун. - "И я врач". - "Вы не обижайтесь, но я врач со стажем, а вы, извините, без году неделя". - "Ну разве что", - сдалась Наталья.
      Корзуна в группу зачислили.
      И вот они в походе. На дне глубокого ущелья клокочет неистовый Аргут. Накануне прошла гроза. После нее река притихла, но полностью не успокоилась. К грохоту селевого потока присоединялся шум множества горных речушек. Наталья вышла из палатки, когда все уже проснулись. Корзун, разминаясь, схватил булыжник и с криком "Э-ге-ге-гей!" бросил его вниз. Стоял и слушал, как внизу нарастает гул камнепада. "Жуткая красота!" - крикнул он. Наталья промолчала.
      Накануне они шли по левому, считающемуся опасным берегу Аргута. И в самом, казалось бы, неожиданном месте на них обрушился камнепад. Чудом удалось убежать из опасной зоны.
      - Вы еще не забыли о вчерашнем камнепаде? - спросила Наталья Корзуна, когда, закончив разминку, они умывались.
      - Мишкины шалости?
      - Мишка не шалун. У него была цель: прогнать непрошеных гостей или даже заполучить добычу. Ведь он все-таки хищник. А вот вы поступили бездумно. Как знать, кто мог оказаться под вашим камнепадом.
      Корзуну выслушивать эти замечания было неприятно, и он попытался обратить разговор в шутку.
      - Вы, Наталья Николаевна, забываете, что я все-таки ваш начальник и ко мне нужно относиться с должностным трепетом или хотя бы с уважением. Начальники, они, знаете, тоже люди, с такими же слабостями, как и у остальных.
      Титова расхохоталась:
      - Что вы такое говорите, Иван Валерьянович? Кто вам вбил в голову такую нелепицу? Да это вы должны трепетать передо мною, беречь свой кадр, осторожненько на него дуть. Ну что вы можете мне сделать? Уволить? Этого никто вам не разрешит, так как я молодой специалист. Наказать за недобросовестный труд? Но я не зря дала клятву врача честно трудиться. Переместить на более низкую должность? Так такой должности нет. Я самый рядовой врач, да притом еще и сельской больницы. А вот вы, насколько я понимаю, этих преимуществ лишены. Так кто же из нас и перед кем должен трепетать? - и, не ожидая ответа, Наталья вдруг сказала, просительно, тихо, чтобы никто не услышал: - Иван Валерьянович, зря вы пытаетесь ухаживать за мной. Видите, какая я злюка. Со мною одна морока.
      А насчет камнепада она как в воду глядела.
      После завтрака прошли около восьми километров. Дальше был глубокий овраг, сливавшийся с ущельем Аргута. Надо было спуститься на его дно и затем подняться по противоположному склону, чтобы продолжить путь к притоку Аргута - реке Карагем. Трудным оказался спуск. Намного труднее, чем преодоление ледникового перевала. На леднике помогает удержаться обувь с шипами, а на крутых склонах, покрытых наносной породой, она скорее мешает, сдвигает "живые", ненадежно лежащие камни. Немного передохнув, группа начала подниматься вверх в том же порядке, как и при спуске: предпоследним шел Корзун, за ним - Наталья.
      И надо же было этому Алексею Шолькину, шедшему впереди Корзуна, заметить на гребне осыпи голубоватый эдельвейс.
      - Смотрите, эдельвейс! - крикнул Шолькин.
      Все остановились и посмотрели в ту сторону, куда показывал Алексей. По всему было видно, что в нем боролись чувства соблазна достать редкостный цветок и страха перед обвалом песка и камней - "Я обещал, обязательно привезу эдельвейс. А впереди их может не быть. - И чтобы не дать опомниться Титовой, он, трогаясь с места, добавил: - Это же почти рядом". - "Шолькин, вернитесь!" - крикнула Наталья.
      Алексей остановился и, словно удивляясь женской непонятливости, ответил: "Я сейчас".
      Всей массой своего тела он сдвинул зыбкую осыпь. Пришла в движение рыхлая земля и камни. Вначале посыпалась мелкая галька. Казалось, что где-то в низовьях сквозь чащу продирается медвежья семья. За галькой стронулись более крупные камни. И затем уже поплыла вся наносная масса... Шолькин оторопел. Ниже, метрах в двадцати от Алексея, полз огромный сыпучий пласт. Замереть, успокоить неистовую силу, и, может быть, удастся спастись. Он не думал, боялся думать о судьбе тех, кто остался внизу. Не думал и о том, что ждет его впереди. Все его помыслы были направлены на то, чтобы спастись, а там пусть будет что будет.
      В тот момент, когда Титова крикнула: "Шолькин, вернитесь!" - Корзун почувствовал, что слегка натянутая сорокаметровая веревка ослабла. Взглянув вверх, он увидел, что Алексей бросил конец веревки и поспешил куда-то в другом направлении. Продолжать двигаться с незакрепленным концом веревки нельзя, и Корзун остановился. Видел, как спешно поднимался вверх Шолькин, как споткнулся и упал. Корзун сделал невероятное усилие. Бросившись наперерез Титовой, он догнал ее и схватил руками. В этот момент и накрыл их обвал...
      Слава богу, что пострадали только Корзун и Титова. Хотя им и удалось увернуться от основной массы обвала, его боковая часть все же их прихватила, накрыла. Прибежавшие начали разгребать щебень, отбрасывать в сторону камни. Через несколько минут их руки коснулись рюкзака Корзуна. Осторожно освободили голову, туловище и ноги. Потом дошла очередь до Натальи. Картина была очевидной: в миг опасности Корзун прикрыл ее своим телом. Она отделалась испугом. На теле не было ни единой царапины, ни одного ушиба. У Корзуна без повреждений не обошлось. Штанина на правой голени была разорвана, в дыре виднелись комья земли, пропитанной потемневшей кровью. Кость, к счастью, не задело.
      До сих пор Наталья уклонялась от ухаживаний Корзуна. Но после случившегося впервые посмотрела на него со вниманием. Кто другой мог вот так самоотверженно броситься наперерез, закрыть собою и тем самым спасти ее от тяжелого увечья, а может быть, и от гибели? И притом сознательно, подвергая себя смертельной опасности. Нет, так поступил бы не каждый, далеко не каждый. Наталья долго всматривалась в черты Ивана, и теперь они не казались ей такими отталкивающими.
      - Что с ногой? - глядя на свою забинтованную голень, спросил Корзун.
      - Наверное, камень задел. Кость цела. Да и сама рана небольшая, успокоила его Наталья.
      - Спасибо, - сказал Корзун, пытаясь подняться.
      - Нет-нет, Иван Валерьянович, вам нужно лежать. Все-таки сотрясение мозга.
      - Какое сотрясение? Я уже чувствую себя нормально.
      - Я вас очень прошу, делайте, пожалуйста, то, что говорят.
      Если бы Наталья сказала иначе, например: "Вам нельзя подниматься", Корзун возразил бы и попытался бы встать на ноги. Но была просьба, которая полностью его обезоружила. Наталья притронулась рукой к его голове:
      - Больно?
      - Ничуть.
      - А так?
      - И так не больно.
      - Вот и хорошо. Значит, все в порядке, - отняла руку Наталья.
      - А теперь больно.
      Наталья смутилась:
      - Вы обманщик, Иван Валерьянович.
      Возникла неловкость. Корзун молчал, понимая, в каком трудном положении оказалась Наталья. Не могла же она после всего случившегося поставить его, что называется, на место. Наталья тоже молчала. Да, она была благодарна Ивану Валерьяновичу. При случае она, кажется, могла бы поступить так же, как и он. Это было чувство признательности. Но есть другие, совсем другие чувства. Они, как цветы, не везде и не всегда расцветают. А если уж и расцветают, то не вдруг и не сразу.
      3
      Инна Кузьминична Норейко работала главным врачом Поречской больницы не первый год и, как ей казалось, до тонкостей знала все премудрости, которые надлежит знать главному врачу. Но в одном ее все-таки перещеголяли. Об этом сказал сам заведующий облздравотделом, побывав в Поречской больнице, сказал при дежурной медсестре: "Хорошие у вас показатели, а вот внешний вид двора мог быть получше. Почему бы вам не перенять опыт у главного врача района Якова Матвеевича Ребеко?" Заведующий вроде бы и не ругал, а вот покраснеть перед подчиненной заставил. Дернуло же ее ляпнуть: "С лица воду не пить". Посмотрел тогда заведующий на Инну Кузьминичну и возразил: "А вот тут я с вами не согласен. Разве не приятно больному выйти во двор, где много цветов? Да одно это другой раз поправляет здоровье". Спорить с начальством пустое дело даже тогда, когда ты прав. А уж если его доводы основательны, такой спор бессмыслен вдвойне. И все-таки Инна Кузьминична опять не сдержалась. И не хотела, а получилось так, будто она обвинила заведующего в необъективности: "Дали бы нам на благоустройство столько денег, сколько Якову Матвеевичу..." Не договорила, потому что заведующий перебил: "Откуда у вас такие сведения?" - "Говорят", - неопределенно ответила Норейко, чтобы не ставить под удар Корзуна, который держал ее в курсе всех районных дел. "Нет, Инна Кузьминична, не выделяли мы на это никаких средств. Во всяком случае облздравотдел не выделял. Нет у него такой статьи". - "Наверное, коммунальное хозяйство подарило больнице от своих щедрот". - "Зачем вы так? Вы же знаете, что район вышел в передовики по безвозмездной сдаче донорской крови. За это Общество Красного Креста наградило его переходящим Красным Знаменем и денежной премией. Часть этой премии было решено израсходовать на благоустройство районной больницы. Начало было положено. Остальное - дело рук самих медицинских работников". - "И теплицы, и бассейн, и розарий?" "Теплицы и бассейн - за выделенные средства, а вот розарий - своими руками... Впрочем, дело не только в цветах".
      Инна Кузьминична знала, что завоблздравотделом прав. Район, например, примыкал к Беловежской пуще. Яков Матвеевич решил, что лучшего символа здоровья и силы, чем зубры, не придумать. Узнал хитрый Ребеко, что в больнице лечится народный умелец - мастер художественной резьбы по камню, и окружил его таким вниманием, что тому прямо-таки деваться было некуда, когда главврач подъехал издалека: мол, не посоветует ли мастер, где бы заказать скульптуру зубра. Пришлось самому взяться за дело. Так появилось у входа в больницу каменное изображение беловежского исполина.
      Инна Кузьминична, когда приезжала по служебным делам в районную больницу, первый осуждающий взгляд останавливала на скульптуре зубра: "Вот если бы всю эту энергию Яков Матвеевич направил на дело!" Сегодня Норейко приехала по вызову главврача. Хотя двор больницы был занесен снегом, он не казался заброшенным: дорожки были расчищены и посыпаны песком. Лишь уголок вокруг каменного зубра оставался нетронутым. Три серебристые ели в снежном убранстве и среди них - владыка пущи... Иллюзия первозданности этого уголка была настолько сильна, что чувству очарования поддалась на этот раз и Инна Кузьминична. Но это длилось недолго. Через минуту она словно устыдилась своей слабости и быстро направилась к административному крылу. Главврача, как выяснилось, на месте не было, его срочно вызвали в райком партии. Чтобы не тратить зря времени, Инна Кузьминична решила узнать, зачем ее вызвали, у Ивана Валерьяновича Корзуна.
      - Привет! - не стучась, открыла она дверь знакомого кабинета.
      - Здравствуйте, Инна Кузьминична.
      - О темпора, о морес! О времена, о нравы! Еще совсем недавно кто-то называл меня Иннушкой. А теперь - Инной Кузьминичной. Не с того ли это дня, когда к нам прибыло новое пополнение?
      - Инна Кузьминична, здесь же официальная обстановка. Может кто-нибудь случайно зайти.
      - Два года назад эти же слова произносила я. И что слышала в ответ? "А от кого нам таиться?"
      - Мы же взрослые люди и должны быть благоразумными.
      - Вижу, Иван, ты стал уже совсем благоразумным. Но я нисколько не удивлюсь, если узнаю, что ты по-прежнему говоришь: "А от кого нам таиться?" Только не мне, а другой.
      - Инна Кузьминична, - с ноткой нетерпения произнес Корзун, - здесь совсем неподходящее место для таких разговоров.
      - Ладно, Иван. Вижу, у тебя совесть что розвальни: садись да катись.
      У Норейко мелькнула мысль, что совесть здесь ни при чем. Ну что поделаешь, если на пути встала другая, моложе и, может быть, чуточку красивее. Мысль об этом - что рыбья косточка в горле: ее ни вытащить, ни проглотить. Одно утешение: ты главврач, а та - подчиненная. При таком раскладе ту всегда можно поставить на место.
      - Вызвал Яков Матвеевич, - прервала паузу Норейко. - Не знаешь зачем?
      - Вчера был у него на приеме районный эпидемиолог.
      - Что, бочки на меня катил? В чем дело, если не секрет?
      - Да какой тут секрет? Сколько у вас зарегистрировано случаев инфекционной желтухи?
      - Один.
      - Вот видите. Сами не знаете, что делается у вас на участке. А этих случаев, оказывается, целых шесть. По району, заметьте, по всему району нет такого числа заболеваний. И выходит, вы потянули район вниз. Яков Матвеевич был сам не свой, когда узнал.
      - Кто же ставил диагноз?
      - Инна Кузьминична, этот вопрос нужно задавать не мне, а вам. Извещения о случаях заболевания пришли из вашей больницы.
      - У кого эти извещения?
      - У районного эпидемиолога.
      Норейко встревожилась не на шутку. Случай инфекционной желтухи действительно был. Заболел мальчик в Поречской школе. Его изолировали и затем направили в инфекционную больницу. Хочешь не хочешь, а извещение о таком заболевании составлять надо. Казалось, этим дело и кончится. Но, выходит, было и продолжение. Она, Инна Кузьминична, последние десять дней находилась в отпуске за свой счет: ездила в соседнюю область к заболевшей матери. Значит, об остальных случаях желтухи сообщила в районную санитарно-эпидемиологическую станцию Титова?
      Чтобы убедиться в этом, далеко ходить не пришлось: станция была рядом. В кабинете учета инфекционных заболеваний Норейко попросила показать ей извещения, поступившие из Поречской больницы. Да, вот эти извещения: на пяти из них стоит подпись Титовой. Все случаи - у учащихся Поречской школы. Надо проверить толком. Инна Кузьминична знала по опыту, что регистрация заболеваний инфекционной желтухой дело тонкое. Шесть лет тому назад она сообщила в районную санэпидстанцию о трех случаях этого заболевания. Шум поднялся невероятный. Приехали главврач района и эпидемиолог. Начали разбираться. Придраться было не к чему: диагноз есть диагноз. Но нервы потрепали изрядно. Начали с того, что отчитали за слабую профилактику инфекционных заболеваний, и кончили, как показалось Норейко, намеком на то, что в любой, мол, ситуации нужно иметь голову на плечах. Она поняла это так: желтуха бывает и незаразная, и поэтому часть случаев можно отнести за счет обычных заболеваний. Через год вспышка инфекционной желтухи повторилась. Наученная прошлогодним опытом, Норейко дала сведения лишь об одном случае. И все обошлось. Вспышки повторялись и позднее, но небольшие. А вот теперь, кажется, неприятностей предстоит куча, в первую очередь для главного врача Поречской больницы. Издадут, конечно, приказ. Накажут выговором, а то, может быть, и строгим. Официально будет сказано, что она, Инна Кузьминична, не сумела организовать действенную профилактику инфекционных заболеваний на территории врачебного участка. Между строк этого приказа она прочтет, что ошибаться, конечно, можно, но если одна и та же ошибка повторяется дважды, то работник она никудышный.
      Разговор с возвратившимся Ребеко подтвердил ее опасения.
      - Садитесь, Инна Кузьминична, - начал он, - вот на этот стульчик и расскажите, как это вы умудрились перекрыть "рекорд" по заболеваемости инфекционной желтухой? Вроде бы вам и опыта не занимать, и все у вас есть, а вот умения справиться с поветрием не хватило. Как это могло случиться?
      - Яков Матвеевич, вы же знаете, что в это время я была в отпуске.
      - Знаю. Ну и что? Ведь желтуха за десять дней разгуляться не могла.
      - Была бы я на месте - ничего бы этого не случилось.
      Ребеко смотрел на Инну Кузьминичну и недоумевал. Что это такое? Неужели она не понимает, что вспышка заразного заболевания - это не короткое замыкание, а долго тлеющий фитиль? Тлеть-то он начал задолго до ее отпуска. И если она до своего отъезда ничего не замечала, то уже не имеет значения, была она на месте или нет.