Алексей Иванович Пантелеев
      (Л.Пантелеев)
      Рассказы о Кирове
      Цикл "Рассказы о подвиге"
      1. РАССКАЗ АРТИЛЛЕРИСТА
      Хоть немножко и совестно мне, ребята, рассказывать, а расскажу все-таки, при каких невеселых для меня обстоятельствах я с товарищем Кировым познакомился.
      А познакомились мы с ним так.
      Ну, правда, мне и раньше приходилось его встречать, когда я в Астрахань с фронта приезжал. Но только тогда большей частью мы с ним на далеком расстоянии виделись. Он на трибуне выступал, а я где-нибудь на подоконнике или на какой-нибудь бочке селедочной сидел. И, конечно, разговаривать с глазу на глаз не приходилось. Но видел его хорошо.
      И вот, когда я на него издали - на митингах да на собраниях - глядел, всегда мне казалось что он какой-то - будто из цельного камня вырубленный. Каким-то он мне всегда казался, вы знаете, суровым. Бывало о врагах революции заговорит - честное слово - страшно делается... Другой раз кулаком по столу ударит - в окнах стекла звенят. А слово скажет - так будто снаряд разорвался.
      Ну, а потом привелось познакомиться поближе.
      Это уж в ноябре месяце было. В девятнадцатом году. К этому времени мы оттеснили белых от Астрахани и гнали их, голубчиков, без передышки в Каспийское море. Казалось, еще день-два - и Волга от истоков до устья будет нашей, советской.
      Но у самого моря, возле маленького калмыцкого селения Аля, бандиты очухались, перегруппировались и перешли в контратаку. И тут, возле этого Аля, завязался жестокий бой. Бойцы наши голодные были, разутые, многие не спали по пять, по шесть суток, - еле-еле держались. Одним словом, обстановка была трудная.
      И вдруг - в самую горячую минуту - по фронту среди красноармейцев слух прошел:
      - Киров приехал!
      Его еще никто и не видел, не успел он из машины вылезти, а уж по фронту - будто свежий ветер подул.
      Один человек прибыл, а будто целая дивизия на помощь пришла.
      Весь день и всю ночь пробыл Сергей Миронович на передовых линиях.
      Где туго дело идет, где бойцы поустали, поприуныли - там Киров со своей веселой улыбкой.
      Где пули свистят, где снаряды рвутся - он тут как тут.
      Перед обедом он к нам на батарею пришел. Мороз трещит, а он будто из бани - красный весь, пальто расстегнул.
      - А ну, братцы, крой, крой, - говорит.
      А сам на бугорок поднялся и в бинокль неприятеля разглядывает.
      Я ему, помню, говорю:
      - Вы бы, Сергей Миронович, побереглись маленечко. Пуля-то ведь - она, как говорится, - дура...
      Он оглянулся, засмеялся и говорит:
      - Э, брат. Мало ли что!.. Пуля-то, она, конечно, дура, а зато ведь - и жизнь, говорят, копейка. Правильно, а?
      Я как-то растерялся, не нашел, что сказать, и говорю:
      - Вам, - говорю, - товарищ Киров, видней.
      Он опять засмеялся - и все-таки отошел в сторону. И оттуда еще раз на меня посмотрел и левым глазом мне подмигнул: дескать, погоди, брат, поговорим еще.
      Уже к вечеру, часам к шести, наша армия по всему фронту перешла в наступление.
      А наутро меня вызывает командир части и говорит:
      - Тебе ответственное поручение. Спешно доставишь в Астрахань товарища Кирова.
      Я обрадовался, говорю:
      - Есть, товарищ командир.
      А он говорит:
      - Только при этом - маленькое "но". Ехать автомобилем сейчас опасно. Тут по дорогам банды гуляют. Так что самое лучшее - переправь его туда водным путем.
      Я говорю:
      - Как водным?
      - Ну по Волге. На катере или на пароходе.
      - Где ж, - я говорю, - его возьмешь, пароход-то?
      - А тут, - говорит, - кстати у пристани какой-то болтается.
      А я, надо вам сказать, в то время с пароходами дела не имел. Я даже на лодке в то время и то не очень-то умел ездить. Я сам из Тамбовской области, а там у нас морей и океанов не водится.
      Так что я немножко затылок почесал.
      Но все-таки пошел на пристань.
      Вижу, действительно, стоит у причала какой-то маленький пароходик, под названием "Киргиз". Из трубы дым идет, на палубе матросы чего-то ковыряются.
      Спрашиваю:
      - Чей пароход?
      - Наш, - говорят.
      - Как это ваш?
      - Ну, советский, значит.
      - Кто командир?
      - Вот, - говорят, - командир. Капитан товарищ Дулин.
      Я посмотрел, вижу - пожилой человек. Борода козлиная. Брови мохнатые, под бровями глаз не видать.
      Не знаю - не понравился мне чего-то этот дядя. Борода его, что ли, не понравилась.
      - Вы, - говорю, - командир?
      - Я командир.
      - Корабль ваш в целости?
      - Так точно, в полном порядке.
      - Вам задание: доставите в Астрахань члена Реввоенсовета Республики товарища Кирова.
      Вижу, у него и борода затряслась. Побледнел даже. Потом говорит:
      - Есть доставить Кирова.
      Через полчаса товарищ Киров прибыл на пароход. Меня он узнал, поздоровался.
      - Здорово, - говорит, - сухопутный моряк.
      Я говорю:
      - Действительно, угадали, товарищ Киров. Воистину - сухопутный.
      Но хоть я и сухопутный, а все-таки слыхал, как у них на кораблях команду подают. Кричу:
      - Отчаливай!
      Минута целая прошла, а пароход - ни с места.
      Я бегу к капитану.
      - Вы что ж, - говорю, - команды не слыхали? Кому было сказано отчаливать?
      - Не знаю, - говорит, - кому. Здесь командир - я. Когда придет время отчалим.
      Повернулся и на капитанский мостик пошел. И немного погодя оттуда кричит:
      - Отдать концы!
      Пароход загудел, запыхтел и отвалил от пристани.
      Не прошло и десяти минут - вдруг: стоп!
      Что такое? На самой середине реки остановка.
      Бегу на капитанский мостик.
      - Что еще такое? - говорю. - В чем дело?
      - Не знаю, - говорит капитан. - По-видимому, что-то с машиной.
      Я говорю:
      - Как с машиной? Вы же мне говорили, что у вас корабль в полном порядке.
      - Да. Говорил. В чем дело - не понимаю.
      - Ах, не понимаешь?
      Рассердился я. Задрожал весь.
      - Если, - говорю, - через две минуты машина не будет исправлена - на месте застрелю...
      Он даже не посмотрел на меня.
      - Ваше дело - стрелять, мое - командовать пароходом.
      Хотел я ему тут еще чего-нибудь покрепче сказать, - вдруг слышу:
      - Правильно, капитан!
      Вижу - выходит из каюты на палубу товарищ Киров.
      - Тихо, - говорит, - братцы, тихо. Не надо шуметь. В чем дело? Почему остановка?
      - А потому, - я говорю, - товарищ Киров, остановка, что пароходом командует изменник и предатель. Он что-то нарочно сделал с машиной. Посмотрите, довез нас до середины реки и застрял. Застрелить его, - говорю, - как собаку, и все тут.
      Киров говорит:
      - Погоди, дорогой. Не будем шуметь. Надо сначала посмотреть машину.
      Подумал, скинул свое пальтишко, засучил рукава - и вижу, сам лезет в машинное отделение. Слышу, там возится, кряхтит, ощупывает чего-то, осматривает. Потом вылезает и говорит:
      - Нет, машина в полном порядке.
      - Вот видите, - я говорю. - Значит, он нарочно не хочет везти нас в Астрахань. Чего, - говорю, - с ним тут разговоры разговаривать. По глазам же видно - предатель.
      И я выхватил наган и хотел уж и в самом деле убить этого человека.
      Но Киров опять мне говорит:
      - Не спеши, товарищ!
      Подумал немножко, бровь почесал, подышал зачем-то - будто температуру воздуха смерил, - потом, вижу, идет к водяному ящику, где у них на пароходе запасы воды хранятся, и поднимает крышку.
      - Ага, - говорит. - Так и есть. А ну-ка, дайте мне какой-нибудь ломик или топор.
      Я подошел, заглянул в ящик. А ящик этот - весь, до самых краев, льдом забит.
      - Вот видишь, какое дело, - говорит Киров. - Виноват мороз, а не капитан. Вода застыла, и машинам дышать нечем.
      Он взял ломик и стал этим ломиком ковырять лед.
      Через минуту пошла вода. Застучали машины. Пароход тронулся.
      Мне, конечно, было неудобно и перед Кировым и перед капитаном. Я ушел на корму и долго там стоял и смотрел, как маленький наш пароходик ломает молодой волжский лед.
      Вдруг слышу - подходит сзади Киров. Постоял, помолчал, руку мне на плечо положил. И говорит:
      - Нельзя, дружок, быть таким горячим. Особенно на морозе.
      Потом нагнулся и - в самое ухо мне.
      - Ты знаешь, - говорит, - что такое человеческая-то жизнь?
      Я вспомнил, как он давеча на батарее у нас сказал, и говорю:
      - Жизнь, если не ошибаюсь, товарищ Киров, - копейка?..
      Он засмеялся, головой тряхнул и говорит:
      - Э, брат, нет! Это еще поторговаться надо. Задешево-то ее никогда отдавать не стоит, а особенно если эта жизнь - чужая!..
      2. РАССКАЗ ПУТИЛОВЦА
      Тогда мы как раз налаживали производство первых советских тракторов. И почти ежедневно к нам на завод приезжал товарищ Киров. Иногда даже ночью приедет. Никому не скажет, не предупредит и - здравствуйте, как поживаете?
      Вот один раз так же, в ночную смену, он приехал, собрал мастеров, инженеров, начальников цехов - пошли в тракторную мастерскую.
      Остановились, помню, у фрезерного станка. Разговариваем. А разговаривать трудно. В мастерской шум, грохот, машины стучат, рабочие своего Мироныча приветствуют...
      Вдруг, я вижу, Киров замолчал, нахмурился, ухо у него как-то насторожилось.
      Думаю - что такое? К чему это он там может прислушиваться?
      Народ вокруг шумит, ему говорят что-то, а он стоит, брови сдвинул и все время куда-то в сторону, под машину поглядывает.
      Я ему кричу:
      - Что с вами, Сергей Миронович?! В чем дело?
      Он головой помотал, поморщился и говорит:
      - Пищит.
      - Кто пищит?
      - Машина пищит.
      Тут, конечно, все замолчали. Стали слушать. И никто, вы представьте, ничего не слышит. Никакого писка. Только один старый рабочий, тот, который на фрезерном станке работал, послушал и говорит:
      - Да, действительно... Пожалуй, шарошка маленечко поскрипывает.
      Киров говорит:
      - Зуб сработался.
      - Да нет, - говорит рабочий, - не может быть, чтоб сработался.
      - А я тебе говорю - сработался. Миллиметров на пять, на шесть. А ну, посмотри!
      Посмотрели и - что ж вы думаете: действительно, зуб у этой шарошки сточился. Кронциркуль принесли, смерили - пять миллиметров точно.
      Этот старик фрезеровщик до того удивился, что даже на табуретку сел. Потом говорит:
      - Как же это вы, простите, Сергей Миронович, догадались?
      - Как догадался? - говорит Киров. - А я, между прочим, не в институте для благородных девиц воспитывался. Я, дорогой папаша, еще в ремесленном училище с фрезером дело имел. У меня до сих пор на руках смазка не отмывается.
      1941
      ПРИМЕЧАНИЯ
      РАССКАЗЫ О ПОДВИГЕ
      Героическая тема привлекала Л.Пантелеева на протяжении всего его творчества. Неслучайно К.Чуковский называл пантелеевских героев людьми величайшей отваги и видел заслуги писателя в прославлении человека. Пантелеева интересует не только сам героический поступок, а истоки характера героя, тот путь воспитания и самовоспитания, который делает человека способным на проявление мужества и бесстрашия.
      РАССКАЗЫ О КИРОВЕ
      В 1941 году в Детиздате готовился отрывной календарь. Для него Пантелеев написал три небольших рассказа, два из них - о С.М.Кирове. Издание календаря не осуществилось, помешала война. Один из рассказов - "Случай на Волге" был напечатан в журнале "Костер" (1941, № 7). В дальнейшем он назывался "Рассказ артиллериста". Другой - "Рассказ путиловца" - был опубликован в № 12 "Мурзилки" за 1946 год.
      Впервые "Рассказы о Кирове" вышли одновременно в книгах "Рассказы о подвиге" (М.-Л., "Молодая гвардия", 1948) и "Рассказы" (Лениздат, 1948).
      Г.Антонова, Е.Путилова