Хомяков удивленно поднял брови: ничего себе спешка.
«Что же это за перстень?»
И в голове вдруг всплыла шутливая фраза, которую он написал Сержанту: «Ты должен помнить, чем запечатывали сосуды с джиннами…»
Но вслух произнес другое:
– Э-э… Абдулла, мне неудобно говорить, но…
– Если с твоей помощью я верну кольцо, гонорар составит полмиллиона, – веско бросил Казибеков. – Нормально?
– Абдулла, поверь, я приложу все усилия…
– Вот и хорошо.
* * *
Розгин позвонил Батоеву сразу же после встречи с Казибековыми, сказал, что ультиматум передан и Абдулла берет время на размышление. Ответ будет завтра. Мустафа выразил надежду, что Казибеков поведет себя здраво и не встанет перед паровозом. После короткой паузы адвокат осторожно заметил, что наблюдать за столкновением вышеупомянутого паровоза и упрямого Абдуллы никому не интересно. На том и порешили. Батоев продемонстрировал глубокую уверенность в собственных силах и не сомневался, что Розгин обязательно поведает об этом сообществу.
Однако, положив трубку, Мустафа позволил себе весьма длинное ругательство, и тон, которым Батоев посылал проклятия, не был тоном победителя.
Абдулла взял время до утра.
Казибековы заперлись в своем дворце.
На первый взгляд в этом не было ничего необычного – в подобных обстоятельствах любая семья повела бы себя именно так. Но время идет, а сыновья старого Ибрагима до сих пор не отправили своих жен и детей подальше от Москвы. Почему? Они-то, в отличие от Розгина и сообщества, прекрасно понимают истинный смысл ультиматума и знают, что шансов выстоять у них нет. Если Мустафа придет в их дом, лягут все, кто в нем окажется. От Заремы не уберечься.
А Казибековы не прячут семьи.
Чего ждут?
Ответ Батоев знал, и ответ этот ему не нравился: Казибековы ждут перстень.
Перстень!
Абдулла знает, что Мустафа не сумел добраться до кольца, и тянет время. Заполучит сокровище обратно – станет говорить совсем по-другому. И чья возьмет в противостоянии, непонятно: хоть Казибековы и отошли от сообщества, силенки у них остались, есть чем на ультиматум ответить.
На какое-то мгновение Батоеву стало страшно. Безумно страшно. Он даже подумал, что напрасно начал войну, почувствовал, как задрожали пальцы, и жадно потянулся за сигаретой…
«Зачем я так подставился?!»
А потом пришел стыд. Перед самим собой. За проявленное малодушие. И следующую порцию ругательств Мустафа направил в свой адрес:
– Перетрусил, шакал?! Кишка у тебя тонка против ибрагимовских ублюдков, да? Тебе, сука, хурмой на базаре торговать надо, а не серьезные дела решать, понял?!
Он закрыл глаза, затянулся, глубоко вдыхая табачный дым, чуть расслабился.
«Я поступил правильно! Я ударил вовремя и наверняка. Да, я не взял перстень, но и у Абдуллы его нет. Мы на равных».
Все было именно так. Все, до последнего слова. Шесть лет назад, с того самого мгновения, как Мустафа узнал тайну Заремы, он думал о том, как завладеть девушкой. Некоторое время эта мысль оставалась несбыточной мечтой. Затем, по мере того, как Ибрагим уводил семью от сообщества и передавал теневой бизнес племяннику, идиотский на первый взгляд замысел обретал реальные очертания. У Батоева появились сила и власть, он завел осведомителей среди ближайшего окружения Ибрагима и целых два года терпеливо дожидался подходящего случая. И сумел нанести удар…
– Проклятый старик!!
Мустафа скомкал сигарету в пепельнице, поднялся с дивана и посмотрел на часы: половина третьего ночи.
«Пойти спать?»
Он задумчиво погладил подбородок и улыбнулся.
К чему идти в кровать, если все равно не заснешь? Слишком высоко напряжение, слишком много неприятных мыслей лезет в голову. Не следует мучить самого себя, когда можно заняться гораздо более приятным делом.
Зарема не спала. То ли догадывалась, что Батоев вновь заявится в ее комнату, то ли не могла уснуть.
В эту ночь в Москве не спали много людей.
Девушка сидела в кресле, подобрав под себя ноги, и не пошевелилась даже после того, как Мустафа остановился перед ней.
– Я подумал, что тебе скучно, – произнес Батоев после короткой паузы и принялся расстегивать рубашку. – Да и мне чего-то не спится.
– У тебя неприятности с Абдуллой?
Но на этот раз Мустафа был готов к проявлению дерзости и лишь усмехнулся:
– Не бери в голову, красавица, я все улажу.
Зарема чуть пошевелилась, тонкая ткань ночной сорочки пришла в движение, и Батоев увидел упругую выпуклость груди. Его ноздри раздулись, руки слегка задрожали, и последняя пуговица рубашки не расстегнулась – оторвалась.
«Девка сводит меня с ума!»
Что значит – делает слабым, уязвимым.
Но и не желать Зарему Мустафа не мог. Он мечтал о мгновении близости, жаждал прикоснуться к бархатистой коже, зарыться лицом в длинные черные волосы, вдохнуть ее аромат, почувствовать жадную мягкость губ.
Оставался лишь один выход.
Батоев перестал расстегивать брючный ремень и резко, очень жестко ударил девушку кулаком в голову. Зарема промолчала. Удар бросил ее на спинку кресла, но девушка не издала ни звука. Медленно вернулась в прежнюю позу и замерла. Вот только бретелька сорочки соскользнула с плеча, обнажив правую грудь. Поправлять одежду Зарема не стала. Мустафа издал глухое рычание и следующим ударом бросил девушку на пол.
Что последует дальше, девушка знала – не в первый раз знакомилась с людьми, подобными Батоеву. Они боятся проявить слабость, а потому… Или ее будут долго и жестоко бить, или долго и жестоко насиловать. Ни то, ни другое девушку не устраивало.
– Остановись! – Зарема ловко откатилась в сторону и вскочила на ноги, одновременно успев вернуть на место бретельку. – Стой!
– Что? – Мустафа замер.
Ненадолго. Через несколько мгновений удивление пройдет, и его ярость удесятерится. Нужно спешить!
– Я могу тебе помочь!
– В чем?
– Перстень!
Батоев недоверчиво посмотрел на девушку:
– Говори.
– Я помогу найти его.
– Каким образом?
Зарема грустно улыбнулась:
– Он мне не чужой. Мы чувствуем друг друга.
Пару секунд Мустафа обдумывал слова девушки. Затем в его глазах вспыхнули недобрые огоньки, и Батоев зло процедил:
– Ты могла мне помочь с самого начала!
– Я тебя совсем не знала. И не была уверена, что с тобой мне будет лучше, чем с Абдуллой.
– А теперь уверена?
В его голосе прозвучало мужское самодовольство, но следующие слова Заремы заставили Батоева поморщиться.
– Мы заключим сделку, Мустафа. Ты поклянешься именем Аллаха.
Батоев задумчиво оглядел Зарему, поднял с пола рубашку, накинул ее, уселся в кресло и взялся за сигареты.
– Твои условия?
– Ты не будешь меня бить или приказывать кому-нибудь меня бить.
– Боишься боли?
– Мне неприятен процесс.
– Понимаю. Что еще?
– Ты не будешь со мной спать, если я не захочу этого сама, и не будешь приказывать кому-нибудь со мной спать.
Мустафа молчал две очень глубокие затяжки. Услышав условие Заремы, он едва не задал ей ехидный вопрос, но сумел сдержаться. Опасаясь получить ответ, аналогичный предыдущему.
– То есть я потеряю возможность наказывать тебя.
– Когда ты станешь хозяином перстня, я буду слушаться тебя беспрекословно, – тихо ответила девушка. – А срывать на мне зло не надо.
– Ибрагим тебя избаловал, – буркнул Батоев.
– Не думаю, – улыбнулась Зарема. – Просто случай уж очень удобный.
– Я могу найти перстень сам.
– Не спорю. Но знаешь, что я с тобой сделаю, если перстень окажется у Абдуллы? – Девушка встала перед Мустафой на колени, положила руки ему на бедра, заглянула в глаза. Ночная сорочка вновь не скрывала ее прелестей, но Батоев не испытывал возбуждения. – Сначала я расскажу сыну Ибрагима обо всех пытках, которые знаю, и мы вместе выберем из них самую подходящую. Потом…
– Пока ты в моей власти, – мягко напомнил Мустафа.
– Я готова служить тебе, – невинно отозвалась девушка. – Разве не так?
Батоев угрюмо посмотрел на девушку. Будучи человеком умным, он уже просчитал последствия ее предложения. Никакой близости без ее согласия. А ведь тянет. Тянет, черт побери! Избивая Зарему, Мустафа мечтал о ней. Нанося удары – желал целовать. Красавица свела его с ума в момент их первой встречи. Ее улыбка, ее глаза, ее фигура… Несколько лет Батоев искал подружку, хотя бы частично похожую на Зарему, и в каждой находил изъян. Хрупкая Зарема была совершенна. И отказаться от нее теперь, узнав ее сладость? Мустафа знал, что не сможет не думать о девушке. Знал, что, согласившись на условия, станет рабом Заремы, будет униженно умолять ее о близости, будет валяться у нее в ногах, исполнять любые прихоти ради нескольких часов наслаждения.
Слабость.
Слабость, за которую ему всегда будет стыдно.
Но есть и другая сторона медали.
Власть.
Если он не сумеет заполучить перстень, то лишится всего. Потеряет положение и богатство. Зарема с удовольствием сдерет с него кожу.
И будет служить Абдулле.
И будет спать с Абдуллой.
Что лучше? Какое решение правильное?
Мустафа колебался недолго. Чувства можно убить. Жизнь дается один раз. Проклятая девка нашла верный ход, сумела воспользоваться ситуацией к своей выгоде, и впереди Батоева ожидает масса неприятных мгновений. Зато у него будет это самое «впереди».
– Я согласен с твоими условиями, – медленно произнес Мустафа. – Но чем я буду клясться?
– Если ты нарушишь хоть один пункт договора, я получаю свободу, – просто ответила Зарема.
Мог бы и не спрашивать.
Батоев раздавил окурок о стеклянную столешницу элегантного столика и принял окончательное решение.
– Согласен.
* * *
Готовить завтраки Орешкин не любил и не умел. Когда работаешь, это вроде и не нужно: наскоро оделся, выскочил из дома, одна сигарета до метро, одна сигарета от метро до офиса, и кружка кофе с каким-нибудь печеньем по приходе на работу. К чему тратить время на еду, если можно поспать лишних двадцать минут? За то время, что Димка сидел без работы, привычка сохранилась, но, разумеется, с небольшими изменениями.
Проснувшись и почистив зубы, Орешкин отправился на кухню, где включил чайник и закурил первую сигарету. Кофе в банке оставалось совсем чуть-чуть, но это не смущало – Димка знал, что в самое ближайшее время деньги у него появятся.
«Миллион!»
Или даже больше, если fOff сумеет разузнать чего-нибудь интересное. Ведь не зря же виртуальный приятель выспрашивал о скрытой в камне печати.
Димка налил в кружку кипяток, помешал кофе ложкой, но пить не стал. Вместо этого достал перстень и покрутил его перед окном, стараясь разглядеть печать. Получилось.
– А вдруг в кольце запечатан джинн?
Несколько секунд Орешкин пытался оценить свою реакцию на произнесенную фразу, прислушивался к ощущениям и вдруг понял – верит. Не на сто процентов, конечно, но верит. Уж больно загадочным казался перстень. Слишком тонкую работу надо было проделать древним мастерам, чтобы спрятать печать под камень.
– Чушь! – Голос сорвался, и Димке пришлось откашляться. – Ерунда!
«Тебе предложили миллион!»
– Ну и что?
«Какая побрякушка может стоить такие деньги?»
– Мало ли какая? Газеты надо читать! Богачи друг другу обручальные кольца по десять миллионов заказывают! – И торопливо, пока внутренний голос не успел опровергнуть и это утверждение, добавил: – Если в перстне джинн, почему старик не попросил его о помощи?
Прозвучало весьма логично.
– Вот так-то!
Орешкин был горд собой: едва ли не впервые в жизни каждое его действие казалось логичным и обдуманным.
Сейчас предстоит встреча с fOff, на которой, вполне возможно, прояснится ситуация с перстнем: что он собой представляет и откуда взялся. Эта информация позволит понять, какую именно сумму надо требовать с сына убитого старика – миллион или побольше? Или вообще искать других покупателей. Зачем связываться с бандитами, если вокруг полным-полно законопослушных коллекционеров?
Происходящее казалось Димке сбывшимся сном: он в центре многоходовой интриги! От того, насколько правильное решение он примет, зависят судьбы людей. Он холоден и рассудителен. Он…
И вдруг видение: окровавленный старик.
И предательская дрожь в коленках.
Орешкин поперхнулся кофе и несколько мгновений кусал губы, с силой сжимая ручку кружки.
– Это другая жизнь… – прошептал он себе. – Жизнь богатых и сильных. Привыкай, скоро у тебя будут деньги.
Он не стал вытирать стол. Поставил кружку в лужицу кофе, торопливо оделся, положил бесценный перстень в карман куртки и вышел из квартиры.
* * *
Первый звонок от Абдуллы раздался примерно через час после того, как присланные в квартиру Хомякова специалисты принялись за работу. Затем еще через час. Через пятьдесят минут. Через сорок. Под утро Казибеков принялся тормошить подчиненных каждые полчаса.
«Нашли?»
«Нет».
Короткие гудки.
«Нашли?»
Разговаривал с Абдуллой Исмаил, главный из тех, кто приехал к Валерию Леонидовичу. Отвечал он спокойно, по-военному кратко, но было видно, что его самого бесит отсутствие результатов. Исмаил не боялся гнева шефа, раздражение вызывала невозможность выполнить приказ. Но вида он старался не показывать. Убирал трубку в карман и возвращался к столу – наблюдать за тем, как компьютерные гении пытаются отыскать иголку в стоге сена. Точнее – человека, спрятавшегося в огромной информационной паутине. Надо отдать должное: Исмаил понимал, насколько непростую задачу поставил перед ними Абдулла. Ребятам он не угрожал, не подгонял, слюной не брызгал – просто наблюдал. Иногда курил. Выпил одну чашку чаю. Говорил только с Казибековым.
Ждал.
Хомяков Исмаила побаивался. Понимал, что по его квартире разгуливает тренированный убийца в очень плохом настроении, и дергался. Валерий Леонидович старался вести себя тихо-тихо и на глаза гостям лишний раз не попадаться. Он бы с удовольствием убрался в другую комнату, но компьютерным гениям периодически требовались его комментарии, так что приходилось быть рядом. Конечно, мысль о полумиллионе долларов грела душу, но изредка Хомякова охватывала паника.
«А если проклятый Сержант смоется? Если его не найдут?»
И тогда Валерий Леонидович потел. Вздрагивал от малейшего звука, даже от скрипа стула, и потел. Сильно потел. И с каждым часом его беспокойство нарастало. Стучали зубы. Дрожали ноги.
А когда один из компьютерщиков вдруг обернулся к Исмаилу и отрицательно покачал головой, Хомяков едва не потерял сознание.
– Напрасно.
– Ты плохой специалист? – едва слышно осведомился Исмаил.
– Вы думаете, мы плохо старались?
Помощник Казибекова промолчал. Компьютерщик почесал в затылке.
– Этот Сержант – профессионал. Даю слово: он программист, причем неплохого уровня. Не знаю, сознательно ли он прятался или по привычке, но отыскать его мы пока не можем.
– Сколько это: «пока»?
– Еще бы часов восемь-десять. Возможно, мы бы придумали, как его найти, а так… – Компьютерщик пожал плечами. – Мы не волшебники.
С дивана, на котором разместился Хомяков, послышался всхлип.
Исмаил бесстрастно посмотрел на Валерия Леонидовича, затем на часы, на компьютерщиков и принял решение:
– Продолжаете работать. Ищите хоть всю неделю. – Повернулся к Хомякову: – А мы поедем на встречу.
Валерий Леонидович кивнул, но выражение его лица показало Исмаилу, что доносчика следует подбодрить. Он подошел к Хомякову и по-прежнему бесстрастно произнес:
– Абдулла сказал, что вы нам помогаете. А тех, кто нам помогает, мы не трогаем. Ничего не бойтесь. Даже если Сержант не явится на встречу, обвинять вас ни в чем не будут.
Слова дошли до Валерия Леонидовича не сразу. Но все-таки дошли. Осознав, что напрасно нервничал, Хомяков улыбнулся и подумал, что принял правильное решение.
* * *
– Здесь он умер.
– Да, здесь, – подтвердил Мустафа. – В грязи. Как собака.
– Я не спрашивала, – тихо сказала Зарема.
Она оглядела маленькую площадку перед подвальной дверью. Провела носком туфельки по бетонной ступеньке. Присела на корточки, прикоснулась к пятнам засохшей крови на стене – следы пальцев Ибрагима. Затем положила ладонь на бетон, прикрыла глаза, вслушиваясь во что-то неуловимое, недоступное восприятию людей.
– Здесь был мужчина.
– Та-ак, – напряженно протянул Батоев. – Дальше!
– Молодой мужчина… Страх… неуверенность. Удивление… Он стоял тут!
Зарема поднялась по лестнице, остановилась, развернулась лицом к двери.
– Мужчина лет тридцати – тридцати пяти, – буркнул Мустафа.
– Он не милиционер, – продолжила девушка. – Не воин. Случайный человек. Слабый.
– Трус!
– В нем есть все. Но очень мало уверенности в себе.
«За что такое счастье тупому неудачнику?» Батоев вздохнул.
Тем временем Зарема медленно сошла по лестнице, причем ее движения были странными: не обычными – изящными, а слегка заторможенными, чужими, и замерла на площадке.
«Повторяет его путь», – догадался Мустафа.
Девушка вновь присела на корточки, провела рукой по бетону, поднесла испачканную ладонь к лицу, понюхала, лизнула грязь.
– Не правоверный.
«Новость замечательная, но, к сожалению, абсолютно бесполезная».
– Ты сможешь его найти?
Зарема открыла глаза. Пару мгновений брезгливо рассматривала испачканную руку, после чего поднялась на ноги и, вытащив из сумочки платок, тщательно вытерла ладонь.
– Ты сможешь его найти? – повторил Батоев.
– Мы ведь договаривались, – огрызнулась девушка.
Мустафа не сумел сдержать облегченный вздох:
– Ты знаешь, где он?
– Нет.
– Черт! – Разочарование было слишком велико. Батоев с трудом подавил накатившую ярость. – Хватит меня дразнить!
– Я не собиралась.
Зарема подошла к нему, оглядела окрестные дома. Маленькая и восхитительная. Черные волосы собраны в пучок. Брови стрелами, ресницы пушистые, кожа матовая, и при этом – ни грамма косметики! Меховая курточка до талии – соболя. Черные брюки, черные туфли. Скажи Мустафе еще несколько лет назад, что он будет сходить с ума от женщины, – рассмеялся бы в лицо. Или воспринял бы как оскорбление.
А ведь сходит.
И до сих пор не уверен, что правильно поступил, заключив договор.
– Ты сможешь найти ублюдка?
– След очень слабый, – ответила Зарема, выдержав короткую паузу. – Я не могу указать, где в настоящее время находится человек с перстнем.
– В таком случае, чем ты поможешь?
Девушка вновь помолчала.
– Я знаю, где следует искать в ближайшее время. Мы поедем в это место, и я его найду.
– Я сам поеду, – прищурился Мустафа. – Ты вернешься в дом.
– Все может измениться в любой момент, – улыбнулась Зарема. – Я ведь предсказываю, а не слежу. Хочешь рискнуть?
Батоев пару мгновений буравил девушку взглядом, затем проворчал невнятное ругательство и кивнул в сторону своего «Хаммера»:
– Поехали.
* * *
Очередной приступ паники случился у Орешкина в метро. Они договорились встретиться с fOff на Пушкинской площади, и на последнем перед «Тверской» перегоне Димка, стоящий в середине вагона, вдруг покрылся потом.
«Что я делаю? Зачем?!»
Страх поглотил душу. Подозрительным стало все.
«Я ничего не знаю об этом fOff! Кто он? Почему так легко согласился на встречу?»
Лежащий в кармане перстень мертвеца вдруг потяжелел, потянул вниз, сгорбил плечи. Накатила дурнота.
«Если кольцо действительно дорогое, то…»
Воображение услужливо выдало подходящую картинку: бандиты и милиционеры, мускулистые качки и страшные байкеры в черных косухах. И у каждого в руке оружие. И каждый желает отнять его сокровище. И непонятно, что хуже: быть избитым уголовниками или услышать: «Вы обвиняетесь в убийстве Ибрагима Казибекова».
– Господи, зачем я в это ввязался?
Стоящий рядом с Орешкиным мужик удивленно посмотрел на пролепетавшего последние слова парня.
– Вам плохо?
– Нет!
Димка отступил к дверям.
– Станция «Тверская», переход на…
Стеклянные створки распахнулись, народ высыпал на перрон. И Орешкин тоже. Даже не высыпался – выполз. Прислонился плечом к стене, сжал кулаки.
«Не надо никуда идти! Просто позвони Казибекову! Миллион – это огромные деньги, неприлично огромные. Зачем тебе больше?»
– Да, я сглупил!
Орешкин вытер пот со лба, криво улыбнулся:
– Уезжаю…
И неожиданно увидел себя со стороны. Дрожащий тридцатичетырехлетний мужик в яркой молодежной куртке. Одинокий. Безработный. Без прошлого и будущего.
Никто.
И понял, что если уйдет сейчас, то не сможет пойти на встречу с людьми Казибекова. Не сможет. Духу не хватит. Будет ходить вокруг телефона до конца дней своих, но так и не наберет заветный номер. Не произнесет уверенным тоном заготовленную фразу.
Испугается.
Потому что нельзя быть храбрым по обстоятельствам, потому что или в тебе есть стержень, или нет. А длинные разговоры – для пустобрехов.
И Димка разозлился. На себя. Возможно – впервые в жизни. Он смачно плюнул на мраморный пол и быстрой походкой направился к эскалатору.
– Мустафа, у меня прекрасные новости! – В голосе Хасана звучала неподдельная радость.
Батоев вернул бокал с вином в бар и переложил телефон в правую руку:
– Говори, Хасан, я соскучился по прекрасным новостям.
Зарема, сидящая у противоположного окна, – что в «Хаммере» Мустафы означало почти то же самое, что на другом конце города, – поджала губы и демонстративно отвернулась.
– Я нашел урода!
– Есть!
Батоев покосился на девушку:
– Кажется, наше маленькое соглашение придется расторгнуть. Мы справились сами.
Молчание.
– Орешкин Дмитрий Олегович. Менеджер по кадрам одной фирмы, там, неподалеку, опознал пацана по фотороботу. Приходил вчера утром устраиваться на работу.
– Адрес есть?
– А как же!
– Давай туда. Землю носом рой, но чтобы Орешкин…
– Понял!
Мустафа бросил трубку на сиденье, хихикнул, а потом потянулся и положил ладонь на коленку Заремы.
– Я не стану сердиться на тебя за эту выходку. Ты пыталась соблюсти свой интерес? Хорошо. Но еще лучше то, что у тебя ничего не получилось. Теперь мы вернемся к нашим прежним взаимоотношениям.
Пару мгновений Зарема изучала руку мужчины на своей коленке, затем перевела взгляд на Батоева и холодно осведомилась:
– Твои люди поехали к Орешкину?
– Конечно.
– И что ты надеешься там найти?
Мустафа насторожился:
– Не понял.
Девушка улыбнулась:
– Ты ведь умный, Батоев, кто-то даже говорил, что ты умнее Ибрагима. Почему же ты не понимаешь столь простых вещей?
– Каких вещей?
– Какова вероятность того, что Орешкин, увидев окровавленного старика, бросился к нему с целью поживиться? Какова вероятность, что он сорвал перстень с целью продажи? Я уверена, что Ибрагим сам подозвал этого русского и сам отдал ему сокровище.
– Что это меняет? – хрипло спросил Мустафа.
Зарема вздохнула:
– Для чего Ибрагим отдал перстень?
– Для чего?
– Чтобы русский передал его Абдулле. Я готова спорить с тобой на ночь любви, что сейчас Орешкина нет дома, а когда он вернется, в его карманах окажется много-много зеленых бумажек. Но ни одного ювелирного изделия.
Батоев сглотнул и быстро убрал руку с колена девушки. Откинулся на спинку дивана. Помолчал.
– Мы катаемся по городу уже два часа…
– Наша договоренность в силе?
Снова пауза.
– Да.
– В таком случае вели остановить машину.
«Хаммер» прижался к тротуару у поворота с Тверской на Бульварное кольцо.
– Орешкин где-то здесь, – просто сказала Зарема. – Я чувствую.
Мустафа оглядел наполненную людьми площадь.
– Просто чувствуешь?
– Я должна подойти ближе, – тихо произнесла девушка. – Я могу ошибаться.
«Ваша задача, Валерий Леонидович, проста – встретиться с Сержантом. Ничего больше. Убедитесь, что перед вами тот самый человек, и поздоровайтесь с ним за руку. Все».
«Что вы будете делать?»
Хомякову очень не хотелось влипать в перестрелку.
«Не стоит пугаться, – мягко ответил Исмаил. – Абдулла приказал решить проблему по возможности тихо и мирно. Я подойду и поговорю с Сержантом. Я предложу ему деньги. – Улыбнулся, заметив, как насторожился Хомяков, и добавил: – За свой гонорар не волнуйтесь, вы получите ту сумму, которую назвал Абдулла. Сержанту я предложу другие деньги».
«А стоит ли? – осмелел Валерий Леонидович. – За что ему?»
«Так сказал Абдулла, – пожал плечами Исмаил. – Ему виднее».
Уверенный тон собеседника окончательно успокоил Хомякова, а рюмка коньяка, опрокинутая перед выходом из дома, добавила сил и задора. Поэтому сейчас, стоя на промозглой площади, Валерий Леонидович пребывал в прекрасном настроении.
«Пятьсот тысяч за то, что потоптался на морозе! Самая выгодная сделка в жизни!»
Люди вокруг казались глупыми и недалекими обывателями. Членами серого стада, неспособными поймать удачу за хвост.
«Учитесь…»
– Вы и есть fOff?
Хомяков вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял длинноволосый мужик лет тридцати пяти, одетый в не по возрасту яркую куртку и вязаную шапку. На плече легкомысленный рюкзак. В глазах – настороженность.
– Вы fOff?
– Сержант?
– Да.
Валерий Леонидович шмыгнул носом и протянул руку:
– Рад познакомиться.
– Взаимно.
– Скажу откровенно: вы едва ли не единственный человек на форуме, с которым интересно спорить.
– Спасибо, – смущенно улыбнулся Орешкин.
– Как вас зовут на самом деле?
– Дима.
– Так вот, Дима, вы только не пугайтесь. С вами хочет поговорить один мой знакомый.
Рот Сержанта перекосился, он попытался сделать шаг назад, но поздно. Слишком поздно. Незаметно подошедший Исмаил крепко стиснул его плечо.
– Он здесь! Он на площади!
– Шеф, здесь люди Казибекова, – шепнул телохранитель.
– Где?! – развернулся Батоев.
– Вот твой Орешкин, – улыбнулась Зарема. – И перстень с ним. Я чувствую!
Шагах в тридцати от них, у неработающего фонтана, стояли трое мужчин. Упитанный лысеющий господин. Длинноволосый недотепа в яркой куртке. И черноволосый крепыш в черном пальто.
– Исмаил!
– А ты была права, Зарема, – прошептал Мустафа.
– Я всегда права, – улыбнулась девушка.
И резко ударила Батоева коленом в промежность.
– Ох!
Мустафа согнулся от боли и выпустил руку Заремы. Девушка сразу же отскочила в сторону.
– Стой!
– Батоев! – пронзительно закричала Зарема. – Мустафа Батоев!
Исмаил среагировал мгновенно: развернулся на крик, в руке появился – или показалось? – пистолет. Упитанный присел на корточки.
Телохранители заслонили Мустафу.
– Взять ее! Взять! Русского взять! Перстень взять! – хрипел из-за их спин Батоев.
Но телохранители видели то, чего не заметил шеф. С лавочек поблизости поднимались черноволосые мужчины. Солдаты Казибекова. Четверо. У одного кисть руки тонет в сложенной пополам газете. У второго – в сумке. Двое последних прячут руки под пальто. Правда, от Тверской подтянулись люди Мустафы. Еще трое.
Но не стрелять же, черт возьми, в самом центре города?!
И в какой-то момент все замерли.
И прохожие наконец-то увидели, что происходит нечто странное. Стали расступаться, боязливо отодвигаясь к деревьям.
И насторожились милиционеры, до сих пор мирно болтавшие на перекрестке.
И никто не знал, что делать.
Никто, кроме Заремы.
Хватка у Исмаила оказалась железной. Даже когда раздался женский вопль – Орешкин не расслышал слов, показалось, прозвучало какое-то имя – и Исмаил обернулся, он все равно не выпустил Димкино плечо. Даже чуть сильнее сдавил, то ли показывая, что бежать бессмысленно, то ли машинально, увидев стоящих метрах в тридцати людей – толстого коротышку и окружавших его телохранителей. Судя по всему, их появление не обрадовало Исмаила, и Орешкин затосковал. Вонючка fOff на полусогнутых ногах направился к деревьям. На него никто не обращал внимания. Кому интересен предатель? Он свою роль сыграл. А Димка оставался вместе с Исмаилом в центре площади. И ждал, что вот-вот начнут стрелять. И проклинал вечеринку, на которой поругался с генеральным, ибо, не будь ее, сидел бы сейчас в теплом офисе да флиртовал бы с Ниной…
– Перстень давай, – прошипел Исмаил.
– Дома оставил.
Орешкин никогда бы не подумал, что его руку можно сжать еще сильнее. Оказалось – можно. Исмаил оказался настоящим терминатором.
– Перстень давай, гаденыш. Иначе положу.
– Вытащи меня отсюда, – с трудом превозмогая боль, ответил Димка. И заметил, что от перекрестка к площади направляются встревоженные милиционеры. Стало легче. – Выбираться будем вместе.
Откуда только взялась наглость? Откуда? Потом Орешкин понял – из метро. Он стал меняться, когда переломил себя и отправился на подозрительную встречу. Когда принял первое в своей жизни правильное решение, когда почувствовал себя смелым.
К сожалению, от терминатора не ускользнули перемещения стражей порядка.
– Перстень, сука! – В бок Орешкина уперлось что-то твердое. – Пристрелю.
И решимость стала таять.
Ноги у Димки подогнулись. Рука машинально опустилась в карман… И в этот момент на них налетело что-то маленькое, пушистое и очень-очень активное.
И очень шумное.
Подкравшаяся Зарема ударила Исмаила в спину. Не сбила с ног, конечно, куда там! Но оттолкнула, заставила отпустить Орешкина.
– Дима, бежим!
– Ты кто?! – Орешкин соображал с большим трудом. – Куда?!
Исмаил развернулся, рявкнул что-то…
И на площади прозвучал первый выстрел – Мустафа, отобравший оружие у одного из телохранителей, пальнул во врага.
И сразу же включились люди: крики, вопли, беготня. Заорали что-то милиционеры. Кто-то из солдат Казибекова ответил на выстрел. Побелевший Исмаил попытался вцепиться в Орешкина, но Зарема потянула Димку за собой, и терминатор не успел. А потом, совершенно неожиданно для продолжавшего смотреть на него Орешкина, упал на колени. Неестественно медленно повалился на асфальт лицом вперед.
И только после этого Димка услышал еще два выстрела.
Водитель Батоева развернул «Хаммер» прямо через Тверскую, остановился у тротуара, и телохранители втащили обезумевшего хозяина в безопасное бронированное чрево.
– Девку, ублюдки! Девку и пацана ищите! Не отдавайте Казибекову!! Два миллиона даю! Два миллиона!!