Прогулка на необычном автомобиле, ужин в одном из лучших московских клубов, танцы, звездопад эмоций… даже не пообещай Зина свою благосклонность, она вряд ли бы устояла.
      Да и зачем?
      Красивый вечер должен красиво заканчиваться, и Виктор постарался от души. В постели он не только оправдал самые смелые ожидания девушки, но и превзошел их. Он был не груб, но напорист, нежен, но по-мужски тверд, а еще – неутомим. Они приехали в квартиру Зины в два, и до пяти из спальни доносились лишь стоны, возгласы да скрип кровати. Четыре раза они вместе достигали вершины блаженства, и только после этого удовлетворенный, но отнюдь не вымотанный Ясень решил, что следует немного поспать.
      Однако вернувшейся из душа Зине, наоборот, не спалось. Она устроилась рядом, положив голову на грудь Виктора, и, ласково поглаживая его кожу, негромко спросила:
      – Поговорим?
      Как и многим другим женщинам, ей казалось, что самый короткий путь к сердцу мужчины ведет через язык.
      «Поговорить? Интересно, о чем?»
      Однако окутавшая тело расслабленность сделала свое дело: Ясень вяло согласился поболтать с девчонкой.
      – Полагаю, ты сгораешь от любопытства?
      – Вся больница сгорает, – не стала скрывать Зина.
      – Неужели?
      – А ты как думал? – Девушка улыбнулась. – Всех интересует, почему такой красивый и богатый мужчина устроился работать в больничный морг?
      «Имело смысл купить машину попроще…»
      Карбид оказался прав, и это раздражало больше всего.
      Виктор заложил свободную руку за голову – второй он обнимал Зину – и спокойно ответил:
      – Я работаю по специальности. Я врач, и мне моя профессия нравится.
      – Шутишь?
      – Нисколько.
      – Тебе нравится вскрывать трупы?
      «Черт!» Ясень совсем забыл, что числится патологоанатомом резервного морга Михайловской больницы.
      «М-да… объяснение вышло так себе».
      – Ты не шутишь, – поняла девушка. – Ты мне врешь.
      – Тебя это беспокоит?
      – Меня – нет. Но приготовься к тому, что о тебе будут ходить самые невероятные слухи.
      «Два раза черт!» Девчонка указала на проблему, о которой Ясень даже не задумывался. Как он выглядит со стороны? Кем его считают? Что о нем говорят? Карбид и остальные сотрудники Подстанции сидят в Михайловской уже давно, вжились в коллектив, примелькались, и их некоторая отстраненность воспринимается естественно. К тому же никто из сотрудников не выделяется из толпы: в больницу приезжают на метро, одеваются в дешевых магазинах или на вещевых рынках, изредка одалживают у коллег мелкие суммы «до получки». Виктор уже знал, что личная жизнь Бизона и Бандеры не столь примитивна, в свободное время парни отрывались от души – одна только афера со строительством моста через Боденское озеро чего стоит! – но – втихаря. На виду лохматые приятели выглядели рядовыми неудачниками.
      «А я повел себя, как идиот!»
      В действительности же, Ясень поступил нормально. Ему нравилась красивая жизнь, у него была возможность ее вести, и Виктор не собирался ни от чего отказываться. В конце концов, Победитель он или кто?
      – Понимаешь, Зина, у меня сейчас непростое время, – искренне произнес Ясень. – Я долго вел себя неправильно и теперь должен отдать кое-какие долги. Морального плана. У меня был сложный разговор…
      – С кем?
      – С отцом, – уточнил Виктор, припомнив подробности легенды. – И в результате этого разговора мне пришлось вернуться к моей… гм… профессии.
      – Надолго?
      – Сроки мы не уточняли.
      Ясень не сомневался, что завтра его откровения будет обсуждать вся больница, и решил, что бросил сплетникам подходящую кость.
      – Как говорится, если хочешь высоко прыгнуть, сначала нужно низко присесть.
      – А ты собираешься высоко прыгать?
      – Очень высоко, – задумчиво ответил Виктор.
      «Правда, к вашим земным делам мой прыжок не имеет никакого отношения. А вот в Царстве…»
      В Царстве послужной список, украшенный отметкой о превосходном исполнении комендантской экспедиции на Ручной Привод, откроет перед ним новые перспективы. Так говорили все важные шишки, с которыми Ясеню довелось общаться.
      – И как тебе у нас? Наверное, тяжело работать обычным врачом?
      – Я не обычный, – поправил девушку Виктор. – Я заведую моргом, и у меня в подчинении два санитара. Которых я завтра буду учить уму-разуму…
      И улыбнулся:
      «Действительно, пора строить сотрудников!»

* * *

      Что есть ты?
      Твоя «искра».
      Что есть твоя «искра»?
      Ты.
      Твоя память и твое будущее. Твоя радость и твоя боль. Твоя сила и… и твоя сила.
      Ты силен, когда приходишь в мир. Силен настолько, что понимание собственной мощи ускользает, оставляя лишь отголосок и желания. Ты способен почти на все, но не всегда поднимаешься, ибо сила – это не только готовность к свершениям, но и превосходство над слабостью.
      «Искра» сильна, но на Земле она лишь звезда, что сияет в тебе, огонь в глазах и твердый голос. И от тебя, только от тебя, зависит, какой станет твоя «искра», куда она тебя приведет.
      Каждый из нас уникален, каждый проходит свой путь, принимает свое решение на своих перекрестках. Каждый из нас создает свою «искру». Лепит Галатею из глины, данной ему при рождении, отсекает лишнее от куска мрамора. Твоя «искра» – твоя глина, а потом – твоя Галатея. Она есть ты, ты есть она.
      Но так же, как можно отрезать голову мраморной статуе, так же некоторые люди обладают редчайшим даром менять «искры», вынимать из твоего произведения куски глины и передавать их другим людям, вставлять в чужие скульптуры. Необыкновенно красивый дар, похожий на талант великого художника, – создание новой картины. Страшный дар, ибо исковерканная «искра» донора погибает безвозвратно.
      Таких умельцев во Вселенной называют «резчиками».
 
      – Крови не будет?
      Скотт задал вопрос в четвертый раз. И в третий – за последние пятнадцать минут.
      Нервничает. Нервничает и не стесняется этого показывать, потому что нет рядом подчиненных, а есть только Пандора, которая видит его насквозь. При ней можно не играть в бесстрашного ковбоя, не тратить силы на подавление рвущихся изнутри фобий, а быть самим собой, быть таким, каков есть. Быть трусом.
      Пока – трусом.
      – Ты уже спрашивал о крови, – ровно отозвалась женщина.
      – Мне не трудно задать вопрос еще раз.
      Не трудно, потому что не хочется молчать. Потому что тишина, в которой Пандора без суеты, но быстро готовилась к ритуалу, давила сильнее, чем раскаты тропического грома.
      И опять чертово противоречие: Скотт не боялся крови, он боялся ее вида.
      – Ответишь?
      Ему нужно было услышать ее голос.
      – Крови не будет, – негромко пообещала Пандора.
      – Это хорошо.
      Они находились в том самом подвале, по которому метался пленник, однако теперь донор потерял последние остатки свободы: незадолго до появления Скотта и Пандоры двое громил заткнули ему рот и крепко привязали к стулу, ножки которого привернули к полу в центре комнаты. Затем женщина расставила в углах четыре маленькие жаровни – в них курилась травка, наполняя помещение сладковатым ароматом, после чего аккуратно нарисовала вокруг стула пентаграмму. Скотт занял позицию неподалеку от двери, стоял, прислонившись плечом к стене, и пристально наблюдал за Пандорой, продолжающей наносить на пол и стены подвала магические символы. Некоторые из них Гарри доводилось видеть в голливудских фильмах. И, наверное, он сильно удивился бы, узнав, что никакой необходимости в подобного рода подготовке не было. Ни пентаграмма, ни знаки, ни тем более благовонная травка – ни один из этих ингредиентов не оказывал никакого влияния на задуманную Пандорой операцию. В них не было силы. Ни в надписях, ни в траве. Никакой силы. Зато настроение они создавали самое что ни на есть подходящее: Скотт дергался, нервничал, его «искра» пребывала в беспокойстве, и ее естественная защита ослабевала.
      – Тебе сюда. – Закончившая чертить Пандора выпрямилась и указала Гарри на стул, стоящий в шаге от пленника.
      – Да, я знаю.
      Скотт пытался справиться с последними сомнениями. Не с теми, которые: «А нужно ли тебе это?» Ответ на этот вопрос Гарри знал: «Нужно!» Другое дело: «Насколько ритуал опасен для меня?» Многочисленные фобии призывали Гарри бежать из опасного подвала и не поддаваться на уговоры. «Она врет! Она хочет твоей крови!» Единственная дверь – металлическая, укрепленная – заперта изнутри, а видеокамеры отключены. Пандора заранее предупредила Скотта, что главный ритуал увидят только они, никаких свидетелей не будет, но лишь теперь Гарри понял, что это означает: он наедине с ведьмой.
      – Ты идешь?
      Пандора улыбалась.
      «Сука!»
      Наибольшее унижение для мужчины – демонстрация слабости, страха женщине. Или при женщине. Это противно самой сути тех, кто с самого Начала рождается охотником и воином. В конце концов, это просто противно. Но что делать? Проклятые фобии не давали Скотту оттолкнуться от стены, не позволяли сделать шаг. Проклятые фобии заставляли Гарри по третьему и четвертому разу задавать дурацкие вопросы.
      – Мне будет больно?
      – Да. – Пандора не скрывала от Скотта деталей.
      «Мне будет больно! Меня будет рвать на куски! Я умру!»
      На лбу выступила испарина. Дым благовоний бил в нос, магические символы расплывались, превращались в один огромный знак беды. Ведьма казалась монстром, ведущим его на жертвенный алтарь. Давил потолок, стискивая холод внутри тела. И посреди этого ужаса, в самом его центре – она. Спокойная, уверенная, опасная.
      – Мне будет очень больно?
      – Нет, скорее неприятно.
      Скотт закусил губу.
      – Но не так неприятно, как тебе сейчас.
      Пандора знала, что Гарри стыдно, прекрасно понимала, что творится на душе у сильного, и в то же время – слабого, мужчины. Но что ему толку от ее знания? Скотт получил толчок, еще больше разозлился на себя, но…
      Но он еще не изменился.
      – Расскажи, как это будет.
      «Опять».
      Пандора знала, что Гарри на грани, что он способен убежать из подвала, отменить все и в этом случае его невозможно будет вновь уговорить на ритуал, а потому начала свою речь предельно мягко:
      – Будет казаться, что тебя распирает изнутри и, одновременно, что сдавливает огромными тисками. Тебе покажется, что ты уменьшаешься и, одновременно, что ты взорвался и разлетелся в стороны. Эти ощущения будут длиться меньше десяти секунд – именно столько времени потребуется на главную часть ритуала, но тебе покажется, что прошла вечность.
      – Ты меня пугаешь?
      – Нет. Я честна с тобой.
      – А моя жизнь?
      – Ей ничего не угрожает.
      Он верил каждому слову женщины, но никак не мог решиться. Ведь это так сложно – глубоко вздохнуть и сказать:
      – Я готов.
      Как в омут.
      Скотт оттолкнулся от стены и быстро, пока предательски дрожащие ноги не понесли его к двери, добрался до стула.
      – Скорее!
      Пандора схватила скотч и торопливо примотала Гарри к стулу. Затем спокойно и аккуратно завершила укрепление пут, затратив почти весь рулон липкой ленты, встала между мужчинами, положив ладони на их лбы, и закрыла глаза.
      – Пандора, – прошептал Скотт.
      – Что?
      – Я боюсь.
      – Запомни это чувство, – тихо сказала женщина. – Больше оно к тебе не вернется.
      Гарри вновь вздохнул и закрыл глаза. Пленник замычал. Но что толку в мычании?
      – Именем Неназываемого! – громко произнесла Пандора. – Именем великого правителя Вечности! Именем темной Бездны!
      Придуманное ею заклинание не относилось к какой-либо конкретной мистической школе, зато звучало красиво и внушительно. Заученные слова, вылетающие с заученной интонацией, накрывали помещение бессмысленной в своей эклектике вязью звуков, и эта механическая работа не отвлекала Пандору от основного ее занятия, от работы над «искрами» сидящих в подвале мужчин.
      От раскаленных звездочек, сияющих внутри каждого. От чуда, которое с нами всю жизнь. От чуда, которое можно изменить.
      И от охватившего ее наслаждения. От чувственного, почти физического удовольствия погружения в чужие «искры». В чужое «Я». Талант «резчика» позволял вскрывать самые таинственные, самые загадочные во всей Вселенной субстанции. Почти бессмертные. Почти всемогущие. И мало какой «резчик» не ощущал себя богом. По крайней мере, во время работы. Никто из них не мог сдержать возбуждения, и Пандора не была исключением. Руки ее, окутанные светом, дрожали, губы подрагивали, на верхней выступили капельки пота, а по всему телу растекалось тепло.
      И фоном для работы была дерзкая, но от того еще более восхитительная мысль:
      «Я равна Ему!»

* * *

      – Осваивайтесь, господин старший помощник.
      – У нас от начальства секретов нет, правда, брат Бизон?
      – Правда, брат Бандера: все покажем, все расскажем. И абсолютно бесплатно.
      – То есть – не за деньги.
      – А ежели что непонятно будет или незнакомо, допустим, – вы спрашивайте, не стесняйтесь, мы любую загогулину объяснить можем.
      – Не зря ведь семьдесят три года здесь мотаем.
      – Семь месяцев и восемь дней.
      – Не восемь, а девять, – поправил приятеля Бизон.
      – Восемь. Я в календарике дырочки прокалываю.
      – Дырочку проколоть и дурак может, брат Бандера. А вот арифметика не всякому дается.
      – Ты на что намекаешь, брат Бизон? – ощетинился белобрысый.
      – Хватит пререкаться! – Прикрикнул Ясень, которого начала утомлять болтовня кочегаров. Или санитаров? Или кем они были на самом деле? Бизон и Бандера выполняли на Подстанции черную работу, по мелочам помогали всем сотрудникам, а заодно вносили в жизнь сотрудников приятное разнообразие в виде визитов представителей власти, взволнованных мужей и беременных девиц. Для чего раздолбаев прислали на Землю, Виктор не понимал, по всему выходило: только ради того, чтобы заполнить положенные по штатному расписанию единицы.
      – Есть, господин старший помощник! – молодцевато выдал Бизон.
      – Будет исполнено, господин старший помощник! – поддержал приятеля Бандера.
      – Но сначала позвольте подарочек вам преподнести. – Бизон извлек из объемистого кармана спецовки аккуратно запечатанный сверток, перевязанный игривым розовым бантиком. – С почином, так сказать.
      – Подарок? – Ясень разорвал обертку и недоуменно уставился на кожаную записную книжку.
      – Очень удобно коллекционировать телефоны, – осклабился Бандера.
      «Они видели меня с Зиной, – понял Виктор. – Издеваются? Вряд ли. Просто шутят».
      – Спасибо, ребята, но я предпочитаю коммуникатор.
      – Как прикажете, господин старший помощник! – хором гаркнули приятели.
      Ясень поморщился.
      Перед лицом начальства, то есть перед его, Ясеневой, физиономией, лохматые держались почтительно, если не сказать угодливо, однако Виктора не покидало ощущение, что с ним играют. Подчеркнутое раболепие и чрезмерная услужливость приятелей казались делаными. Ясень провел в кочегарке меньше пяти минут, а уже успел устать от лохматых так, будто они надоедали ему полдня.
      «Ребята хотят, чтобы я ушел. Интересно, им Карбид приказал меня достать или по собственной инициативе?»
      Виктор раскрыл папку:
      – Значит, вы…
      – Наше дело, как вы, наверное, знаете, господин старший помощник, маленькое, – мягко перебил начальство Бизон.
      – Мы на Подстанцию тепло качаем, – вставил Бандера.
      – Ну и людишек жжем, – белозубо улыбнулся Бизон. – Не без этого.
      Его ясные, синие и беспробудно наглые глаза вызывали у Виктора тихое раздражение.
      – Не часто, конечно, жжем, потому что в больнице новый крематорий открыли, но случается.
      – Когда у них профилактика, к примеру, или клиентов много.
      – Трудиться мы не любим, чего греха таить, но без работы, опять же, скучно. У нас как раз клиент на подходе греется, желаете посмотреть на процедуру?
      – Желаю, – пробурчал Ясень, желая в первую очередь остановить слаженное словоблудие приятелей.
      – Так и знал, что заинтересуетесь, господин старший помощник.
      – И давайте без чинов, – приказал Виктор. – Нам с вами еще работать и работать, а это «господин старший помощник» меня уже задолбало.
      Ясень умел интуитивно выбирать правильную линию поведения, зачастую – вопреки очевидным фактам, и крайне редко ошибался. Если уж вылетело «без чинов», значит, так надо.
      – Как скажете, госпо… Извините.
      Бизон отвесил напарнику подзатыльник и заржал:
      – Договорились, господин старший помощник. Желаете без чинов – будет без чинов. Мы, господин старший помощник, с пониманием.
      Похоже, лохматые не оценили жест доброй воли.
      – Хватит придуриваться.
      – Мы, господин старший помощник, робеем в присутствии. Привыкнуть надобно.
      – Но ежели прикажете, станем вести себя умно.
      – А получится? – недоверчиво осведомился Виктор.
      – Мы постараемся.
      – В таком случае, приказываю постараться.
      – Есть!
      – Будем стараться!
      Ясень с трудом не дал вырваться изнутри грубому ругательству.
      Его предупреждали, что сотрудники Подстанции – ребята со странностями, но Виктор не предполагал, что все окажется настолько плохо. Дисциплиной, судя по всему, на Подстанции и не пахло. Всем придуманным человечеством формам власти Карбид предпочитал изредка управляемую анархию, что вполне устраивало остальных. Народ явно разболтался, оборзел, и справиться с ним будет крайне сложно.
      Не таким, ох, не таким, представлял Ясень место новой работы. С другой стороны, тем интереснее будет привести Подстанцию и ее обитателей в соответствие своим требованиям.
      – Так что у вас?
      – Клиент греется.
      – Показывайте.
      Кочегарка представляла собой совмещенную с крематорием котельную. Находилась она на цокольном этаже Подстанции и выглядела как обычная котельная, совмещенная с крематорием. Огромная печь – главное украшение кочегарки – могла похвастаться двумя топками. Напротив первой из них, той, что попроще, лежала внушительных размеров куча угля. Две брошенные лопаты ясно показывали, что именно здесь находится рабочее место лоботрясов. Точнее, одно из рабочих мест.
      Бизон перехватил взгляд, брошенный Ясенем на шанцевый инструмент, правильно его истолковал и пояснил:
      – Никакого прогресса, господин старший помощник, лопатами кидаем, как древние шумеры, прости, господи.
      – Надрываемся, – поддакнул Бандера. И покашлял в кулак, продемонстрировав степень надорванности. – Одно слово – рудники.
      Особенной жалости к приятелям Виктор не испытывал, однако примитивная технология вызвала у него законное недоумение.
      – Почему на устаревшем оборудовании работаете?
      И брезгливо дотронулся носком ботинка до ближайшей лопаты.
      – Потому, господин старший помощник, что нас сюда и послали уголек кидать, – объяснил Бизон. – Иначе что бы мы делали сотню лет?
      Бандера состроил унылую рожу, что резко контрастировало с веселым выражением глаз. Похоже, приятели ждали, что новый начальник задаст идиотский вопрос, и теперь широко улыбались. Где-то в глубине «искры».
      – Кстати, об амнистии ничего не слышно?
      – Или условно-досрочном?
      – Может, походатайствуете?
      – А мы отблагодарим чем-нибудь, как-нибудь, когда-нибудь.
      – Брат Бандера благодарить умеет, потому мы здесь и оказались.
      – Это старая история, брат Бизон, господину старшему помощнику неинтересно.
      – Называй без чинов.
      – Опять забылся, брат Бандера. Спасибо тебе.
      – Пожалуйста, брат Бизон. Обращайся, если что.
      Балаган начал раздражать.
      – Будете и дальше дурака валять, на УДО не рассчитывайте, – с чувством произнес Ясень.
      – Намек поняли!
      – Никаких дураков!
      Но глаза приятелей противоречили послушному тону. И Бизон, и более простой Бандера смотрели на Виктора так, словно знали нечто ему пока недоступное, и это знание превращало его приказы и обещания в пустой звук.
      «Надавить?»
      Но внутренний голос, ответственный за общение с народом, помалкивал. Получается – не время.
      Вторая топка печи закрывалась блестящей металлической шторкой, над которой белой краской было выведено: «Вы умираете, мы делаем все остальное!» К шторке подходил ленточный транспортер, в начале которого стоял шикарный, красного дерева гроб с бронзовыми ручками. Наверху поговаривали, что за дополнительную плату умельцы вырезали на крышке и стенках сценки из жизни усопшего. Ясень обошел похоронный ящик, барельефов не обнаружил – видимо, покойник при жизни был прижимист, – после чего покосился на приятелей:
      – Показывайте!
      Бизон обернулся к напарнику:
      – Приборы!
      Второй кочегар бросился к манометру.
      – Давление в порядке!
      – Дубина! Температура!
      – Подходящая!
      – Тогда вперед.
      Бизон подошел к началу транспортера, подождал возвращения напарника, после чего кочегары стянули бейсболки, Бизон вытащил из кармана бумагу, сильно похожую на счет-фактуру, и плаксивым голосом зачитал:
      – Сегодня мы провожаем в последний путь Валентина Васильевича Никифорова. Мужчину, прожившего долгую и честную жизнь…
      «Опять цирк!»
      – Его «искра» уже наверху, – буркнул Ясень. – Для чего балаган?
      – Проявляем уважение, – объяснил Бандера. – Но если вы приказываете ускорить процедуру – пожалуйста.
      И почему-то икнул.
      Бизон положил бумажку на крышку и надавил на красную кнопку. Кочегарка наполнилась траурной музыкой, транспортер загудел, гроб двинулся к печи. Бизон и Бандера махали вслед платочками.
      – Это и есть уважение?
      – Прощаемся, господин старший помощник. Так принято.
      Шторка поднялась, открыв замечательный вид на бушующее внутри крематория пламя.
      – Теперь Валентин Васильевич Никифоров видит свет в конце тоннеля.
      – Хватит паясничать.
      – Как прикажете.
      Платочки исчезли.
      Виктор проследил, как гроб въехал в печь, а когда топка закрылась, повернулся к раздолбаям подчиненным.
      – Что будет с прахом?
      – Соберем и отдадим.
      – Безутешным родственникам?
      Приятели в унисон затрясли головами:
      – Кто же нас родственникам покажет, господин старший помощник? В здравом-то уме? Прах мы администратору отдаем под роспись.
      Опять прокол. И опять небрежно скрытое веселье в глазах приятелей.
      «Спокойно! Ты новичок, они присматриваются. Никто не говорил, что будет легко!»
      Виктор кивнул:
      – Ясно, показывать вас приличным людям не следует.
      – Да где их взять, приличных-то? Такая шантрапа кругом, даже страшно делается. Вот на прошлой неделе одного жгли…
      «Пора брать ситуацию в свои руки!»
      – Моральный облик туземцев обсудим позже. – Ясень уверенно прошел к стоящему в углу грубому деревянному столу и уселся на стоящую рядом с ним лавку. – Присаживайтесь.
      – Благодарствуем.
      Два металлических шкафчика – видимо, с одеждой. Постеры с обнаженными красотками на стене. Нижние края плакатов усеивали номера телефонов и короткие пометки: «Ленка», «Маринка», «медсестра из травмы»… Приятели определенно пользовались успехом у женской половины персонала. Еще одна надпись: «Зинка». Телефон правильный. Виктор сумел удержаться, ничем не выдал, что обратил внимание на запись, и перевел взгляд на пожелтевшую афишу, с которой на посетителей таращились наряженные в облегающие белые комбинезоны лохматые.
      «Братья Хаджи-Мурат! Воздушная эквилибристика и уникальные мотоциклетные трюки!»
      – Это нас Черепаныч в Воронежский цирк пристроил по старой памяти, – объяснил Бизон. – Когда надо было из Михайловской лет на десять убраться.
      – А то примелькались.
      – Хорошее было время. Гвоздями программы работали. В Липецке гастролировали, в Хабаровске… Нас хотели в Монте-Карло взять, но не сложилось.
      – Побоялись, что мы за рубежом останемся.
      – Еще в советское время было.
      – Не будешь же объяснять, что мы тогда по Монте-Карло каждую ночь шарились.
      – Оставь, брат Бандера, господину старшему помощнику неинтересно.
      Приятели расположились на лавке, выставили на стол локти, подперли кулаками подбородки и верноподданно уставились на Виктора, всем своим видом показывая, что готовы внимать. На предплечье Бизона всеми оттенками синюшного сверкала вытатуированная фраза: «Коронован в полночь». Толстенное предплечье Бандеры украшалось зеленым драконом, прихлебывающим из пивной кружки.
      Ясень медленно открыл папку, пробежал взглядом по короткому списку и поинтересовался:
      – Судя по описи, где-то здесь должен стоять резервный бак. «Емкость охладительная, штатная, двойного сечения, номер шестнадцать дробь полста один».
      – Забрал свой металлолом Черепаныч.
      – Давно уже.
      – Нам железяки ни к чему. От них уголь портится.
      – Тем более двойного сечения. Она же неподъемная небось!
      Слаженный хор показал, что к судьбе «емкости охладительной» приятели имеют самое непосредственное отношение.
      – Резали бак здесь?
      – Чем резали?
      – Автогеном небось.
      – А кому он резаный нужен? Так его можно в отопительную систему вклеить, благо, тепло он хорошо держит, двойное сечение все-таки…
      – Дубина ты, брат Бандера, – вздохнул Бизон.
      Белобрысый понял, что проболтался, и опустил голову. Виктор сдержанно улыбнулся.
      – Черепаныч сказал, что бак должен быть здесь. Ему я верю. – Помолчал. – Продали?
      Приятели промолчали.
      – Продали. А деньги пропили.
      Тишина.
      – Глаза поднять!
      Парни неохотно подчинились. Ясень тяжело посмотрел на подчиненных, после чего, добавив в голос дружелюбного недоумения, поинтересовался:
      – Вам что, деньги нужны? Для чего имущество разбазариваете?
      – Если мне чего-то не хватает, значит, я существую, – философски объяснил Бизон.
      Но наглые синие глаза не соответствовали унылому тону. Плевать тощий кочегар хотел на гнев нового начальства. Захотел продать – и продал.
      – Извините, – пискнул Бандера.
      – А еще об условно-досрочном мечтаете.
      Приятели синхронно вздохнули.
      Ясень выдержал паузу, а затем, еще больше прибавив дружелюбия, произнес:
      – Ладно, мурыжить особо не стану.
      Бизон и Бандера переглянулись.
      – А насчет бака, господин старший помощник?
      – Ну, у вас тут производство вредное, – улыбнулся Виктор. – Напишу, что бак поврежден во время выгрузки угля и к дальнейшему использованию непригоден.
      – А мы за это будем вести себя хорошо.
      – Схватываете на лету.
      – Вот это я понимаю – вошел в положение, – повеселел Бизон. – Таких старших помощников еще поискать!
      – Спасибо, Ясень, – с чувством произнес Бандера.
      – Меня зовут Виктор де ла Вега!
      Прозвучало так резко и зло, что Бандера запнулся:
      – Я помню.
      На несколько секунд в кочегарке повисла напряженная тишина.
      – У него случайно вырвалось, – вступился за напарника Бизон.
      Виктор покрутил в руке карандаш. Он сам не ожидал, что его так сильно заденет это «Ясень». До самой «искры».
      – Кто дал ему право придумывать клички?
      Вопрос Виктор задал себе, но Бизон счел нужным ответить:
      – Карбид всем придумывает, но разве ему скажешь? Вот какой я бизон, а? А он говорит – Бизон. А этого балбеса? Почему Бандера? Кто такой этот Бандера?
      – Тогда почему вы друг друга зовете его кличками?
      Приятели вновь переглянулись, после чего Бизон неохотно протянул:
      – Карбид не ошибается.
      Прозвучало весомо. Ясень вздохнул.
      – А кто его назвал Карбидом?
      – Горелый.
      – Вы как раз ему на смену прибыли.
      – Я знаю, кто такой Горелый, – отрезал Виктор.
      «Спокойнее! Возьми себя в руки!»
      И гораздо мягче произнес:
      – Расскажите мне о нем.
      – О Горелом?
      – О Карбиде, – машинально отозвался Виктор. – Что мне Горелый? Его уже нет.
      – Да, его уже нет, – негромко подтвердил Бизон.
      Бандера угрюмо кивнул.
      Веселье испарилось из глаз приятелей. Ушло совсем, оставив после себя не длинные, но острые колючки.
      Ясень понял, что допустил ошибку. Не следовало так легко отмахиваться от Горелого. Все-таки он долго работал на Подстанции, теперь пошел на второй круг. Вполне возможно, что Бизон и Бандера с ним дружили. Или уважали.