– Что случилось?
      Бандера вопросительно посмотрел на Бизона, но тот с увлечением просматривал список пациентов, беззвучно шевеля губами, и на вопрос не среагировал.
      – А это дочка ваша, да?
      Елена Сергеевна машинально кивнула.
      – Будет вам опорой и поддержкой, – резюмировал Бандера.
      Дочь закусила губу.
      – Послушайте, мы…
      – Поликарповых у нас несколько, – ободряюще произнес Бандера. – Крепитесь.
      Елена Сергеевна побелела. У ее дочери увлажнились глаза. Очкарик принялся напускать на себя печальный вид. Но длиться пауза будет недолго, еще секунда – и оцепенение спадет, они взорвутся вопросами, возможно, всхлипами, то есть ситуация выйдет из-под контроля и приведет к непредсказуемым последствиям. Однако Бизон хорошо знал свою роль.
      – Поликарпов Петр Геннадьевич? – поинтересовался он, не отрывая взгляд от списка.
      – Да, – подтвердила женщина.
      – Из второй хирургии?
      – Да.
      – Та-ак, – протянул Бизон.
      – Неужели? – прошептал Бандера.
      – Палата номер девять? – продолжал уточнять Бизон.
      На Елену Сергеевну было страшно смотреть.
      – Да.
      Щелчок авторучки прозвучал раскатом грома. Зять вздрогнул. Дочь прошептала нечто вроде «ах!», мать вскинула подбородок, готовясь с достоинством принять страшную весть.
      Бизон аккуратно поставил галочку напротив какой-то фамилии, поднял взгляд на Елену Сергеевну и мило улыбнулся:
      – У нас такой не числится.
      Женщина всхлипнула.
      – Вот видите, все в порядке, Елена Сергеевна, – радостно завопил Бандера. – У нас все точно: или числится, или не числится. Ошибок не допускаем.
      – Вы…
      Трудно поверить, что тебя жестоко разыграли. Очень трудно. Тем более ни Бизон, ни Бандера не собирались задерживаться и давать жертвам время на размышление.
      – Извините, нам пора.
      – Счастливо оставаться!
      И растворились в толпе.
      – Сволочи!
      – Мерзавцы!
      Но крики ударили в спины. Даже не в спины приятелей, а других людей, что сомкнулись, спрятав за собой каверзников.
      – Ты видел, как бабуля побледнела?
      – У мужика аж очки вспотели!
      – А дочка? По-моему, она обрадовалась.
      – С чего ты взял?
      – Эй, вы, двое!
      Лохматые остановились и одновременно обернулись. Кричал санитар, стоящий около подъехавшей к приемному покою кареты «Скорой помощи».
      – Помогите!
      – Мы торопимся, – махнул рукой Бандера. – Потом поможем.
      – У меня все люди заняты!
      – Ну и что?
      – Других найди! Работящих!
      Бандера заржал.
      – Вы с «Малой Земли», я вас узнал. – Санитар набычился. – Если не поможете, расскажу вашему начальнику, что вы врачами прикидываетесь.
      Бизон и Бандера переглянулись. Вмешательство Карбида в их планы не входило. Комендант, естественно, знал, что приятели далеко не ангелы, и допускал, что они изводят посетителей злыми шутками, но одно дело знать, и совсем иное – получить жалобу от сотрудника другого подразделения больницы. По всему выходило, что ссориться с некстати оказавшимся на пути санитаром не следовало.
      – Так бы и сказал, что дело срочное.
      – Мы ведь не поняли.
      – Помочь всегда рады.
      – Все-таки коллеги.
      Продолжая болтать, приятели подошли к «Скорой помощи» и ловко извлекли из нее каталку.
      – Ну и что тут у нас такого срочного?
      – ДТП, – с видом знатока ответил Бизон, изучая перевязанную ногу лежащего на носилках мужчины. – Это ему дверцей вмазало. В смысле – в бок шибануло, а дверца – в него.
      – Вы врач? – осведомился мужчина.
      – А как вы думаете?
      – Они не врачи, – перебил Бизона санитар. – Придуриваются.
      – Можно подумать, ты всегда соблюдаешь правила!
      – Я посетителей не пугаю.
      – Мы тоже не пугаем, – не согласился Бандера. – Мы проверяем их чувства. Предвкушая трагические известия, родственники начинают искренне любить своих близких.
      – Или искренне радоваться.
      – Идиоты.
      – Да уж, – согласился мужчина. – Кретины.
      За разговорами каталку успели вкатить в подъезд, провезти по коридору, и теперь процессия встала у дверей смотровой.
      – Может, мы и кретины, – задумчиво обронил Бизон, – но ты, умник, не жилец.
      – Согласен, – кивнул Бандера.
      Мужчина побледнел.
      – У него нога сломана, грамотеи! – прикрикнул на приятелей санитар.
      – Да, придурки, у меня всего лишь нога сломана, – приободрился пострадавший в ДТП.
      – У тебя нога сломана, а мы в морге работаем, понял? Раз сказали не жилец, значит, так оно и есть.
      Бандера согласно кивнул.
      – Вы еще большие идиоты, чем я думал, – буркнул санитар.
      – На что спорим?
      – Тысячу рублей ставлю!
      – И я тысячу! – поддакнул мужчина.
      – Договорились! – осклабился Бандера. – С нашей стороны, стало быть, две штуки.
      – Только ты, мужик, деньги санитару сейчас отдай, – предложил Бизон. – С покойника ведь хрен свое получишь.
      – Размечтались!
 
      Стоящая у кофейного автомата Юля услышала последнюю, самую интересную часть разговора. Необычный спор заставил девушку повернуться и удивленно рассмотреть мужчин.

* * *

      – Как тебе наш главный? – поинтересовалась Ольга.
      – Крепенький старичок, – улыбнулась Юля.
      Не ожидавшая столь короткого ответа, Ольга удивленно посмотрела на подругу:
      – «Крепенький»? Это все, что ты можешь о нем сказать?
      – Я плохо знаю вашего академика, – пожала плечами Юля. – И десятиминутное интервью ничего не изменило.
      Подруги расположились на одной из лавочек в дальнем конце больничного парка, неподалеку от забора примыкающей к Михайловской подстанции «Скорой помощи». Сюда не часто забредали пациенты с родственниками, а потому девушки могли говорить и громко и свободно.
      – Крепенький? Ха! Иван Алексеевич не крепенький, он железобетонный! Ему ведь еще в советские времена предлагали собственный институт возглавить, в министры звали, а он отказался. Для него больница – смысл жизни. – Горячность Ольги не оставляла сомнений в том, что в ее личном рейтинге Митин находится именно там, где ему хочется, – чуть ниже Бога. – Старик, конечно, мужик жесткий, в Михайловской у него порядок флотский, зато работает больница, как часы. И даже в девяностые работала так же, как в советские времена. Старик Михайловскую тянет, как бульдозер. Финансирование находит, фонды выбивает, врачей сманивает.
      – Площади в аренду сдает, – язвительно добавила Юля. – И себя не забывает.
      – А ты его деньги не считай, – буркнула Ольга. – А площади старик сдает только стоматологам, потому что у нас такого отделения нет. И, между прочим, у всего персонала больницы там страховка.
      – Прямо ангел.
      – Нет, – после короткой паузы ответила Ольга. – Не ангел. Иван Алексеевич мужик очень жесткий, работать с ним тяжело. Но он честный, справедливый, и на первом месте у него дело. А дело такое: людей спасать. Поэтому ни одного дурного слова ты о старике не услышишь.
      Потому что только умных, честных и принципиальных уважают все: и друзья, и враги, и подчиненные, и партнеры. Именно уважают, поскольку оно, уважение, появляется только там, где есть честь. Воры его вызвать не способны.
      Юля помолчала, а затем примирительным тоном произнесла:
      – Да я не на старика вашего материал собираю, помнишь?
      Ольга вытащила из пачки тонкую сигарету, чиркнула зажигалкой и кивнула.
      – Помню. – Затянулась. – Что он тебе сказал про возвращения?
      – Да ничего не сказал, – призналась Юля. – Мол, для любой больницы это нормально, а для Михайловской вообще в порядке вещей, потому что она лучшая.
      – Правильно сказал, – кивнула Ольга.
      Как это обычно бывает, патриотизм лидера полностью передавался подчиненным. А спорить с человеком, влюбленным в свою работу, – бессмысленно. Остается или завидовать, или злиться.
      Юля тоже закурила и поинтересовалась:
      – У кого последний раз был случай возвращения?
      – У доктора Халидова.
      – Он хирург?
      – Ага.
      – Что о нем скажешь?
      – Звезда, – невозмутимо ответила Ольга. – Не восходящая, а уже состоявшаяся. Врач от бога.
      Еще один аргумент в пользу «теории случайности». Но…
      – Возвращения бывали у разных врачей, – продолжила Ольга. – И не только в хирургии.
      Как и говорил Митин: «цепляются».
      «Всё? Идею можно выбрасывать?»
      Юля стряхнула пепел и грустно произнесла:
      – Похоже, я еще не научилась отыскивать действительно интересные темы.
      – Придет со временем, – махнула рукой Ольга.
      И в этот момент взгляд Юли уперся в небольшое строение, что выглядывало из-за плеча подруги. Возможно, девушка не обратила бы на домик внимания, но уж больно отличался он от остальных корпусов больницы. Двухэтажное бежевое здание явно дореволюционной постройки.
      – А что это за дом?
      – «Малая Земля», – обронила Ольга, всем своим видом давая понять, что эта тема такая же пустая и бесперспективная, как и возвращения.
      Юля посмотрела на план – плакат висел напротив скамейки, и удивленно заметила:
      – Ее нет на схеме.
      – Ну и что? – Ольга сосредоточенно разглядывала кончик сигареты. – Старый корпус, сейчас почти не используется. Там котельная резервная, морг, склад вроде какой-то…

* * *

      – Исполняя надлежащие инструкции, ЗПТ…
      Телеграфный аппарат послушно застрекотал, однако стоящий около Карбид остался недоволен придуманным.
      – Отменить.
      Енот, вертевшийся у ног Германа, громко фыркнул и потянул на себя отмененную бумажную ленту. Стрекотание сменилось коротким шуршанием.
      – Агава, хватит!
      Ноль внимания. Карбид вздохнул и продолжил:
      – Действуя в соответствии с инструкциями, ЗПТ…
      Машинка прощелкала измененное сообщение и задумалась, ожидая продолжения.
      – Отменить.
      Вновь шуршание. Агава подхватил ворох черновиков и потащил добычу за диван.
      – Гм… – Карбид почесал в затылке. – Проверка показала, ЗПТ, что автоматика сработала штатно. ТЧК. Сбой в распределении «искры» вызван естественными причинами. ТЧК. Возврат «искры» осуществлен включением Ручного Привода, ЗПТ, о чем произведена запись в журнале Подстанции. ТЧК. Капитан подводной лодки Сигизмунд Кузяев. ТЧК.
      Ясень, который появился в дверях дежурки на последней фразе Карбида, хмыкнул:
      – И у тебя принимают такие доклады?
      – А куда им деваться? – Герман провел рукой по аппарату. – Других не будет.
      – Не по форме.
      Из-за дивана, пятясь, выбрался енот. Увидев Ясеня, животное сначала удивилось, а затем, судя по всему вспомнив, что за мужик стоит в дверях дежурки, принялся с любопытством разглядывать стильные кожаные штиблеты старшего помощника. Издалека.
      Ясень же состроил умильную физиономию и чуть наклонился:
      – Агава, хочешь конфетку?
      Енот подозрительно посмотрел на щедрого стилягу, подумал и все-таки подошел.
      – А нету, – вздохнул Виктор. – Кончились. – Выпрямился и холодно сообщил коменданту: – Не по форме доклад.
      – Мы не в армии.
      – Все равно должен быть порядок.
      Агава копошился в ногах, но обращать внимания на скотину Ясень не стал.
      – Станешь комендантом, будешь струячить докладухи, как захочешь, – отрезал Карбид. – Хочешь – по правилам, хочешь – в трех томах.
      – Не надо меня оскорблять.
      – Да кому ты нужен? – Герман жестко посмотрел на напарника. – В журнале распишись.
      Виктор шагнул вперед и споткнулся об енота. Агава протестующе пискнул, но убирать объемистую тушу с пути не стал.
      – Это чудо у вас откуда?
      – Две зимы назад прибилось.
      Енот хрюкнул, после чего стремительно выскочил из дежурки. Ясень опустил глаза вниз и выругался: левый стильный штиблет украшало наглое пятно.
      – Агава!
      – За конфетой побежал, – язвительно хмыкнул Герман.
      – Урод!
      – Автограф поставь!
      Виктор, косясь на изгаженные ботинки, подошел к столу, проверил запись, дату, после чего нацарапал внизу листа автограф.
      – Это все?
      – Да. – Карбид небрежно бросил журнал в ящик стола и направился к выходу. – Аврал окончен.
      Оставшись один, Ясень медленно прошелся по дежурке, брезгливо потрогал пальцем пишущую машинку, поморщился, оглядев телеграфный аппарат, а затем быстрым шагом подошел к немаркированному шкафчику и резко повернул рукоять. Попытался повернуть – замок не поддался. Виктор выругался, попытался вновь – с тем же успехом, а затем услышал стук пишущей машинки. После секундного размышления Ясень оставил шкафчик и подошел к столу. На заправленном в машинку листе были напечатаны две фразы:
      «Станешь комендантом, тогда и залезешь. Привыкай к порядку».
      Барометр язвительно указывал «ясно». Виктор чертыхнулся.

* * *

      «За что?! Почему?! Что я такого сделал?! Кто вы?!!»
      Мысли метались, путались, давили болью, заставляли потеть, холодеть. Заставляли губы дрожать, а руки – трястись. Непонимание происходящего, его невозможность, нереальность, бессмысленность порождали даже не страх – ужас.
      – За что? Кто вы?!
      «Вы допустили ошибку! Вам нужен не я! Вы ошиблись! Боже мой, вы чудовищно ошиблись! Я простой человек! Я ничего не знаю и ничего не видел! Отпустите меня, и я обо всем забуду!»
      На глазах слезы. Рот кривится в жалком оскале.
      – Отпустите!
      Он очнулся в низеньком, но довольно большом помещении без окон. Грубые кирпичные стены, старая, обитая железом дверь. Подвал? Да, наверное, подвал. Идеальное место для того, чтобы запереть похищенного…
      «Похищенного?!»
      Мысль вызвала не удивление – оторопь.
      «Кому я нужен?!»
      – За меня не дадут выкуп! Эй, вы меня слышите? Я ничего не стою! У меня мизерная зарплата и просроченная закладная!
      Но слова никуда не долетали, гибли, упираясь в кирпичные стены.
      – Вы взяли не того парня! Я не бандит и не богач!
      Тишина в ответ. Пустая, гнетущая тишина.
      Это начинало злить. И зародившаяся в глубине души ярость принялась давить и страх, и ужас, и панику.
      Он подошел к двери и ударил по ней ногой.
      – Вы взяли не того парня, уроды! Вы взяли не того парня!!
      За мучениями пленника наблюдали две видеокамеры. Искусно замаскированные объективы оставались незамеченными, но фиксировали все, что происходит в подвале, а потому два человека, мужчина и женщина, стоящие у монитора, видели каждое движение похищенного мужчины.
      – Ты уверена, что нам нужен именно этот слабак? – хмуро спросил мужчина.
      – Да.
      – Он трясется от страха.
      – А кто бы не трясся на его месте?
      – Храбрец.
      – Наш друг именно таков, Скотт, – мягким и очень уверенным тоном произнесла женщина. – Поверь.
      – Пока не верю.
      – Дай ему время.
      Мужчина скептически покачал головой.
      Он был высок и худ. Впалые щеки, заостренный нос, узкий и длинный подбородок – словно сошел с карикатуры на классического обитателя Новой Англии. Но при этом Скотт нес свой рост с достоинством, не сутулился, голову держал прямо, уверенно, всем своим видом показывая, что взгляды снизу вверх принимает как должное.
      – Посмотри, он уже приходит в себя.
      Пленник ударил ногой по двери.
      – Истерика.
      – Злость.
      – Каждый видит то, что хочет.
      – Ты мне не доверяешь?
      Тон мягкий, однако Скотт уловил недовольные нотки: женщине не понравилось, что спутник осмелился раскритиковать ее выбор.
      – Я предполагал, что донор окажется более… смелым.
      Женщина оторвала взгляд от монитора и посмотрела на собеседника.
      Холеная и очень красивая женщина.
      Густые темные волосы стянуты в аккуратный пучок, выбивается лишь одна прядь, изредка падающая на лицо. Маленький нос, большие зеленые глаза, полные губы… кукольное личико? Отнюдь. Кукольность подразумевает некоторую мягкость, которая присутствовала у женщины разве что в голосе. Тогда, когда она сама этого хотела. Лицо же – внешность взрослой, уверенной и сильной пантеры. Под стать и фигура: округлая, женственная, гибкая и грациозная.
      Красивая и опасная.
      – Первый взгляд часто бывает ошибочным, – с улыбкой произнесла женщина. – Все мы хотим казаться не такими, какие есть на самом деле.
      Под насмешливым взглядом ее умных глаз Скотт смешался.
      – Пандора, ты… Ты все-таки презираешь меня.
      – После того, что ты сделал? И зная, что ты собираешься сделать? – Женщина покачала головой и нежно дотронулась рукой до плеча мужчины. – Нет, Гарри, я тебя не презираю. И то, что мне известно о твоей маленькой слабости, ничего не меняет. Она уже в прошлом. Скоро даже ты о ней позабудешь.
      – Я тебе верю.
      – Тогда верь всему, что я делаю. – Пандора вновь посмотрела на монитор. – Это твой парень, Гарри. И он смел.
      Мужчина вздохнул.
      Странная штука – голова. Иногда такие вещи выкидывает, что хоть стой, хоть плачь.
      Гарри Скотт считался человеком предельной смелости, отваги, граничащей с безрассудством. И считался не зря. В криминальном бизнесе храбрецом просто так не назовут. Но при этом, как бы странно это ни звучало, Скотт был весьма и весьма трусоват. Он отчаянно боялся темноты. Высоты. Воды. А пауки приводили его в ужас. И еще Скотт боялся за свою жизнь. Казалось бы – нормально, учитывая профессию, однако Гарри боялся панически, превращаясь в настоящего параноика. Целый комплекс фобий, которые, по всей видимости, компенсировали его смелость в делах. Скотт выбросил на психологов несколько сотен тысяч долларов, тайно лечился у лучших в мире специалистов, обращался к шаманам, колдунам, экстрасенсам, гипнотизерам – ничего не помогало. В конце концов Гарри решил, что навсегда останется трусом, что жизнь его, до самой смерти, будет иметь две стороны: яркую лицевую и постыдную тайную, но встреча с Пандорой все изменила. У Скотта появилась возможность избавиться от фобий, и он с радостью ухватился за предложение таинственной женщины.
      Пандора продолжала молчать, но за те несколько дней, что они провели вместе, Гарри сумел немного изучить женщину и понял, что она ждет извинений. Или хотя бы нечто, их напоминающее.
      – Мне показалось, что парень не тянет на супермена, – выдавил из себя Скотт. – И то, что мы о нем уже знаем, подтверждает мои сомнения. Он хорек. – Гарри презрительно кивнул на монитор, по которому бегал пленник. – Маленький человечек.
      – Далеко не каждому удается развить свои способности, стать тем, кем должно. Найти свое настоящее место в мире. – Пандора протянула руку и пальцем коснулась фигуры пленника на экране. – В каждом из нас заложено очень много, но люди – рабы обстоятельств, воспитания, принципов. Рабы своего страха и чужого мнения. Жертвы нерешительности. А некоторые боятся даже того стержня, что есть у них внутри. Им кажется, он мешает жить. Требует быть смелым, требует добиваться своего, а ведь это так некомфортно. – По губам Пандоры скользнула усмешка. Не презрительная, скорее грустная. – Наш донор, этот маленький человек, хорек, как ты его назвал, мог бы стать настоящим героем. У него были все задатки. Но он поплыл по течению, пошел туда, где проще, где не нужно рисковать, где можно просто жить. Он растворил свой стержень в кружке пива на ночь и футбольных матчах по телевизору… – Она вновь посмотрела на Скотта: – Ты его презираешь.
      – Да, – жестко ответил Гарри.
      – Правильно. Лучше презрение, чем жалость.

* * *

      Заключительное интервью, конечно, если эти разговоры можно было назвать «интервью», Юля взяла у доктора Халидова, того самого, который оперировал последнего «воскресшего» больного. Высокого импозантного брюнета Юля поймала, когда он шел к своему «Мерседесу» – помимо работы в больнице, которую хирург не желал оставлять, Халидов практиковал в крупном частном центре, а потому, мягко говоря, не бедствовал. Выслушав предложение дать интервью, доктор немного поразмыслил, посмотрел на часы – Юля уже поняла, что в Михайловской больнице бездельников не привечают – и согласился «уделить прессе» четверть часа. Впрочем, как и во всех предыдущих случаях, ничем интересным диалог не закончился.
      – Возвращения, конечно, редкость, однако для человека с медицинским образованием в них нет ничего загадочного. Организмы у нас, как ни крути, довольно мощные, приспособленные, и за жизнь они цепляются до последней возможности.
      Ничего такого, чего бы не сказал Митин.
      – То есть, если человек не пьет, не курит, занимается спортом…
      – То он умрет с той же вероятностью, что и все остальные, – улыбнулся Халидов. – И не обязательно проживет дольше.
      – Понимаю, – вздохнула девушка. – Кирпич на голову, Аннушка разлила масло…
      – Не только, – покачал головой врач. – Не часто, заметьте – не часто, это уточнение очень важно, бывает так, что организм способен компенсировать и курение, и пьянство, и прочие излишества, позволяя человеку прожить очень долго. Как говорится, каждому хватает здоровья до конца жизни. Мы слишком разные, чтобы стричь всех под одну гребенку, но, по статистике, лучше все-таки воздержаться от вредных привычек.
      – Получается, к вам в больницу часто привозят сильных людей?
      – Получается, так.
      – А вот Иван Алексеевич уверен, что причина многочисленных возвращений в профессионализме и опыте врачей.
      – Команда у нас хорошая, и глупо отрицать, что этот факт влияет на интересующие вас события. – Корректный, спокойный ответ. Халидов, как и любой умный человек, умел быть неплохим дипломатом. – Поймите, Юля, возвращения – слишком сложный вопрос, чтобы на него можно было дать однозначный ответ. Иван Алексеевич прав. Я прав. А истина, скорее всего, в сочетании этих факторов. И, возможно, кое-каких еще.
      – Каких?
      – Полагаю, они не входят в мою компетенцию.
      Ну, прямо «истина где-то рядом».
      Хирург улыбнулся, попрощался, поднялся со скамейки и направился к своей машине. А окончательно погрустневшая Юля тяжело вздохнула и принялась бездумно перебирать разложенные на скамье «орудия производства»: блокнот, авторучка, диктофон, фотоаппарат…
      Теперь девушка совсем иначе вспоминала слова Олега – «ерунда все это».
      Ведь действительно ерунда!
      Ну, статистика, ну, интересная статистика, но что из этого? Где есть статистика, там есть аномальные всплески. Так было и так будет. И нечего искать мистические ответы на житейские вопросы.
      А даже если и не ерунда! Даже если за аномально высоким количеством возвращений что-то есть, то как это выяснить в больнице? Неужели главврач признается: «Да, шустрая мамзель, я старый колдун, и врачи мои колдуны. Мы умеем воскрешать мертвых. А по воскресеньям делаем это дважды за те же деньги». Нет, полная ерунда. Обычное совпадение. Здесь на самом деле работают замечательные врачи, а привозят сюда крепких, жаждущих жить пациентов. Обычные люди, которые спасают других обычных людей. А тому, кто далек от медицины, кто не в состоянии отличить аппендикс от мозжечка, кажется, что он наблюдает за работой колдунов.
      Юля рассеянно провела рукой по блокноту и вдруг услышала за спиной знакомые голоса. Или не знакомые? Она не знала этих людей, но явно слышала их сегодня. Слова обретали смысл, складывались в цепочку воспоминаний, и, поворачиваясь, девушка уже знала, кого увидит.
 
      – Деньги принес?
      – Сразу предупреждаем, что на расписку можешь не рассчитывать.
      – Мы не бухгалтерия.
      – А этот пень тебе штуку отдал или зажал?
      – Мы предупреждали.
      Санитар угрюмо оглядел Бизона и Бандеру – лохматые успели переодеться в серые спецовки кочегаров, – после чего вытащил из кармана две мятые пятисотрублевые купюры:
      – Вот.
      – Отлично! – осклабился Бизон, принимая деньги.
      – Сразу видно честного человека.
      – Другой бы ныть начал, мол, клиент откинулся, а я ничего не знаю, а этот деньги на бочку, как положено.
      – Жаль, что с одноногого бабки снять не успели.
      Санитар скривился:
      – Откуда вы знали?
      – Знали что?
      – Откуда вы знали, что он умрет? У него ведь только нога была сломана.
      – А мы и не знали, – сдал назад хитрый Бизон. – Мы над ним прикололись. А теперь смотрим: ты идешь с похоронной рожей.
      – И сразу все поняли, – перебил приятеля Бандера. – А с мужиком-то что случилось?
      Бизон вопросительно поднял брови.
      – У него, оказывается, от удара открылось внутреннее кровотечение, – неохотно ответил санитар. – На операцию повезли, да не довезли.
      – Прикинь, как бывает: насморк подхватишь, а потом глядишь – коровье бешенство.
      – Это у англичан коровье бешенство, а у остальных птичий грипп.
      – Англичане умеют устроиться.
      – И как же они устроились?
      – Понятно, как. Все остальные кашляют, чихают, страдают, одним словом, перелетных птиц стреляют, курей топчут почем зря, а эти мозги себе разжижили и живут припеваючи. Мол, у нас бешенство, а потому взятки гладки.
      – Ты идиот, брат Бандера.
      – Я знаю, брат Бизон.
      Санитар, слушавший диалог со все возрастающей злостью, не выдержал:
      – Откуда вы знали, что мужик умрет?!
      – Мы не знали!
      – Мы просто в морге служим, брат санитар. Нам положено.
      – Профильный случай.
      И заулыбались.
      – Вы там, на «Малой Земле», все с ума посходили.
      – Давно уже.
      – На том стоим!
      Санитар направился к центральному корпусу, лохматые лоботрясы, оживленно переговариваясь на ходу, – к небольшому зданию, которое Ольга назвала «Малой Землей». Проводив их взглядом и проследив, как «братья» вошли в дверь, Юля взяла в руки диктофон.
      «Это „Малая Земля“, – зазвучал голос Ольги. – Старый корпус, сейчас почти не используется. Там котельная резервная, морг, склад вроде какой-то…»
      И еще люди, способные предсказать внезапную смерть пациента.
      В больнице, лидирующей по числу возвращений.
      Мысли еще не оформились в какое-то конкретное подозрение или версию. Юля действовала скорее инстинктивно, нежели по здравому размышлению. Просто все события сегодняшнего дня: разговоры с врачами, с Ольгой и подслушанный спор, – неожиданно сошлись для девушки в небольшом строении, спрятавшемся в глубине больничного парка.
      Юля выключила диктофон, еще раз, очень внимательно, посмотрела на «Малую Землю». Старинный дом. Маленький, но очень аккуратный. Хоть и потрепанный. У подъезда стоит белый автомобиль, который девушка сначала приняла за медицинский. Теперь же, приглядевшись, Юля разобрала, что это белая «Победа». Старая машина – не под стать дому, конечно, но тоже далеко не современная, – выглядела блестяще во всех смыслах. Ухоженный вид, тонированные стекла, кажется – только сейчас из тюнинговой мастерской.
      «Кто будет реставрировать древнюю тачку?»
      Странно. Все это очень странно.
      Тем временем дверь открылась, и на крыльцо вышел высокий темноволосый мужчина в костюме и галстуке. Юля прищурилась и потянулась за фотоаппаратом.

* * *

      Всего три дня на Земле, а Виктор уже так устал от Подстанции, что готов был бежать куда угодно, лишь бы не оставаться рядом с Ручным Приводом на очередную ночь.
      Осточертело.
      Коридоры, комнаты, стены, люди… все осточертело. Впереди сто лет комендантской экспедиции, сто лет службы в этих коридорах, комнатах, с этими людьми, а значит, нужно отдыхать от них. Не позволять им давить на себя.
      Первая ночь прошла интересно: возвращение на Землю, новое окружение, легендарная Подстанция, сотрудники, с которыми предстоит работать… Ясень жадно впитывал впечатления, допоздна засиделся за накрытым по случаю его появления столом и послушно отправился спать в указанную комнату.
      На следующий день начались проблемы. Виктор узнал, что приобретением для него квартиры никто не занимался, и это несмотря на клятвенные уверения инструкторов, что апартаменты готовы и ждут его возвращения на Землю. Карбид отнесся к вопросам о недвижимости как к недоразумению и отправил Ясеня к Черепанычу. Механик долго чесал в затылке, после чего припомнил, что, кажется, давал задание Бизону с Бандерой. А может, и не давал. Бравые санитары-кочегары в свою очередь заявили, что конечно же не давал, но «ежели господину старшему помощнику угодно», они мигом организуют встречу с «надежным маклером, весьма положительно рекомендованным определенными кругами».
      Пришлось, помимо путешествия по магазинам, посетить агентство недвижимости, в котором, получив солидный аванс, пообещали решить квартирный вопрос в кратчайшие сроки. В итоге вторую ночь Виктор также провел практически на рабочем месте. В компании с Карбидом, потому что все остальные законопослушно сваливали с Подстанции ровно в шесть вечера – если не было срочных дел, конечно.
      Приобрести квартиру на следующий день тоже не удалось, и вечером Ясень отправился в клуб. Получилось гораздо веселее, а потому сегодня Виктор решил продолжить практическое изучение ночной московской жизни. Ровно в шесть он сообщил Герману, что «отправляется по личным делам», после чего вышел из здания и…
      – Какая прикольная тачка!
      Еще бы не прикольная!
      Будучи в автосалоне и уже почти приобретя «Ауди Q7», Ясень неожиданно увидел белую, как отшлифованный айсберг, «Победу» и… влюбился. Клерки объяснили, что машину всего два дня назад пригнали из Германии, где ей перетянули сиденья, отделали дорогостоящим деревом салон, добавили современные устройства, самым простым из которых был медиакомплект с телевизором, сменили хромированные детали на позолоченные, поставили новый двигатель и заменили большую часть других систем. Фактически создали спортивный автомобиль в старом корпусе.
      Машину, как выяснилось, делали по специальному заказу одного весьма не бедного мужчины. Процесс занял всего лишь год, но инженеры все равно не успели: за неделю до возвращения «Победы» домой заказчик скончался от сердечного приступа. Наследники папашиной любви к старым авто не разделяли и выставили дорогую игрушку на продажу.
      Ясень заплатил, не торгуясь.
      – Это «Победа», да?