Небо было гораздо светлее, чем месяц назад, когда он только прилетел к отцу, и Максим вдруг вспомнил: завтра праздник. Самый радостный для зимовщиков день, 22 июня, середина долгой полярной ночи, середина зимы. Раньше они с мамой поздравляли в этот день отца: перебивали друг друга, толкались, чтобы обоим уместиться на маленьком экране браслета связи… Но сейчас на станции никто не готовится к празднику. Все буквально помешались на пришельцах. Ждут не дождутся, что те, наконец, объявятся. Интересно, какие они все-таки — пришельцы? Одно можно сказать наверняка: очень мудрые и могущественные. Иначе как переплывешь звездный океан? А раз мудрые, то и добрые. И, наверное, похожие на людей. Потому что лес у них похожий на земной и воздух одинаковый… И все же, какие они?
      Размышления сократили дорогу. Громада Купола возникла внезапно, метрах в двухстах от Максима, и он остановился. Купол светился изнутри желто и тепло. Невидимую границу силового поля скрывал туман — сказывалась разница температур. Где же лес? Туман клубится, колышется — не разглядеть. А, вот он. Зеленые пятна и еще что-то темное, в самой глубине. Наверное, тот самый дом, который видел Гарибальди…
      Мысль о начальнике станции заставила мальчика на минуту задуматься. Прямого приказа, получается, он не нарушил. Лично ему Гарибальди ничего не говорил. Он отцу приказывал.
      И тут Максим испугался. Вдруг на станции хватились его или заметят сейчас с наблюдательного поста. Вот он где: два вездехода и палатка. Или еще — и это было бы самым страшным — вдруг его случайно тогда впустили. Из жалости. Чтоб не замерз. А потом заперли свой волшебный Купол и уже не откроют никогда и никому. Ни Гарибальди, ни членам совета Мира, ни ему — Максиму.
      Максим побежал, спотыкаясь о плотный снег. И, наверное, заплакал бы от обиды и отчаянного любопытства, если бы наткнулся вдруг на невидимую твердь. Но Купол только мягко толкнул его в грудь и впустил.
      Воздух был так свеж, так ароматен, что у Максима на миг закружилась голова. Здесь было все. Огромные деревья величиной с корабельные сосны. Чистое пение птиц. Солнечный свет между вздыбленными волнами крон. Звон росы под ногами. Журчание света сквозь листву. Дразнящий запах цветов. Удивленные глаза голубой ящерицы, пристроившейся на замшелом валуне… Сюда сошлись все времена года. Одни деревья только окунулись в зеленый пух, другие жадно цвели, третьи уже догорали — багряно и щедро.
      Рядом послышался смех, и Максим, вздрогнув, обернулся. Никого. Смех зазвенел снова, но уже впереди. Затем где-то далеко, в чаще леса. А минуту спустя Максим услышал неразборчивые голоса и замер. «Вот сейчас, сейчас. Раздвинутся ветки, и они выйдут… Улыбчивые и высокие. Прямо сюда, на опушку. Главное, чтобы они поняли — мы их ждали. Очень ждали!»
      Но ветки не раздвигались, никто из лесу не выходил. Голоса и смех то затихали, то слышались вновь. Они то приближались совсем вплотную, то отделялись. Они кружили вокруг, будто насмешливый ветер, который нет-нет да и залетал невесть откуда в это сказочное царство. Слов Максим разобрать не мог. Он даже не мог точно определить — разговаривают в лесу или поют. Но это никак не помешало ему насладиться своей победой в мысленном споре: гортанные звуки — явно живые голоса. Максим попробовал связаться со станцией, но экранчик браслета связи даже не зажегся. «Купол экранирует», — подумал с досадой мальчик и включил миниатюрный видеомагнитофон — глазастую пуговицу, прикрепленную на нагрудном кармане комбинезона. Теперь ученые тоже смогут заглянуть в таинственный купол пришельцев, узнать, что там творится.
      — Х-гм, — недоверчиво хмыкнуло зеленое страшилище, высунувшись из-за дерева: расплюснутый нос, космы волос из какой-то тины, когтистые лапы, судорожно царапающие кору.
      — Ух ты! — только и смог сказать Максим, пятясь. Перед ним была точная копия Грустного Лешего из одноименного фильма, который он видел две недели назад.
      — А ну-ка, топай отсюда! — сказал мальчик и погрозил страшилищу кулаком. Леший икнул и мигом исчез. Опять зазвучали далекие голоса, закружил в чаще смех.
      «Здесь не соскучишься, — подумал Максим, внимательно оглядываясь. — Пришельцы смоделировали персонаж земной сказки. Откуда они могут знать, что мне нравятся старые сказки?»
      Ответа на этот вопрос не было. Максим махнул рукой и решительно свернул в глубь леса.
      Деревья чередовались с полянами, поляны — с россыпями скал. Причудливых, похожих на каменные фигуры. Между фиолетовыми ветвями иногда мелькали стайки необычных полупрозрачных птиц. А вот и первая тропинка. Желтый песок, под ноги лезут узловатые корни — совсем как в земном лесу.
      — Ух ты! — снова удивленно воскликнул мальчик. На пригорке, возле выхода красно-бурой породы, сидел маленький чертенок. «Опять из того же фильма», — отметил Максим. Чертенок самозабвенно жонглировал камешками. Был он весь какой-то взъерошенный, аспидно-черный с розовым брюшком. Чертенок пускал камешки очередью, высоко вверх и так быстро, что нельзя было уследить за мельканием черных ручонок.
      Завидев Максима, он улыбнулся и почесал себе за рожком. Запущенные вверх камни посыпались ему на голову, чертик обиженно взвизгнул и заковылял к Максиму. Аккуратные, будто лакированные копытца застучали о камни.
      Мальчик вдруг почувствовал, как в глубине души шевельнулся страх. «А все же что это? Может, это вовсе и не модели из земных сказок, а самые настоящие пришельцы? Может, пришельцы нарочно так перевоплощаются? Но зачем? Зачем этот маскарад?»
      Чертенок подошел совсем близко, сделал хвостом замысловатый пируэт и, весело глядя снизу вверх, сказал:
      — Ой, какой ты большой и грустный.
      — Почему? — машинально спросил Максим.
      — Так нечестно, нечестно, — затараторил чертенок, выбивая копытцами дробь. — Это я спрашиваю — почему? Здесь все живут весело, а ты нет. Почему?
      — Значит, это вы, — Максим не мог скрыть разочарования. — Это вы прилетели со звезд?
      — Я не летаю, звезд не знаю, — пропел чертенок, приседая и старательно выковыривая из земли какой-то корень. — Летает только Змей Горыныч. Он тоже большой. Его намедни распылили на атомы… Еще летает Птица. Она добрая.
      — А кто ты тогда?
      — Не знаю, не знаю, — запрыгал чертенок. Максим даже не заметил, как этот проказник успел привязать ему к ноге какую-то мочалу-бодягу. — Я в лесу родился, прыгать научился. Я должен проказничать и развлекать гостей. Ты любишь проказничать?
      — Не знаю, — удивленно ответил мальчик. Ситуация становилась еще более загадочной.
      — Значит, у тебя программа неправильная, — весело заключил чертенок. — Неизвестная величина съела уравнение, а интеграл выплюнул. Понял, нет?
      Максим решил не обращать внимания на болтовню чертенка. Они пошли рядышком и вскоре вышли к лесному озеру.
      Небольшое, чистое, с песчаным дном, оно дремало в полуденном зное. Становилось жарко. Мальчик расстегнул комбинезон, переключил терморегулятор на охлаждение. Делал это, а сам все поглядывал на противоположный берег озера. Там, среди густой зелени с вездесущим фиолетовым отливом, стоял замок. Очень красивый замок, сложенный из белых и розовых блоков. За главной башней виднелись еще три, разной высоты, а на резных воротах — огромный замок.
      — Хочешь посмотреть? — поинтересовался чертенок. Глаза его хитро поблескивали. — Пошли-побежали!
      Вдруг чертенок расхохотался. Глядя себе под копытца, он повторял:
      — Ой, не могу. Ой, умора.
      На влажном песке кто-то наспех нарисовал три человеческих профиля. Максим сразу узнал Гарибальди, его смешную бородку. А это, конечно, Карлсон. Ишь — щеки надул. Третье лицо показалось незнакомым.
      «Это же я», — опешил Максим и, быстро стерев рисунки подошвой ботинка, взглянул на чертенка.
      — Твоя работа?
      — Что ты, что ты, нет, нет, нет, — снова затараторил тот, старательно подметая хвостом место, где были шаржи. — Я не обучен. У меня нет такой программы. Не веришь? Не веришь — посмотри.
      Чертенок залез рукой в голову, прямо в черную шерсть, и достал оттуда какую-то пластинку.
      — Фокусник ты, — сердито проворчал Максим. Оставив последние сомнения, он подошел к воротам замка, решительно постучал кулаком. Получилось громко и гулко. Мальчик немного подождал, постучал снова. В ответ — ни звука. Казалось, неизвестные обитатели замка притаились и только осторожно выглядывают из бойниц на башнях.
      Чертенок хихикнул.
      — Не впустят, — заверил он. — Меня, видишь, тоже не впускают.
      — Кто же там живет?
      — Не знаю, ничего не знаю, — заскулил хвостатый собеседник. — Ты испортишь меня своими вопросами. Пойдем лучше проказничать.
      — Мне пора домой, — покачал головой мальчик. Ему вдруг стало грустно и очень одиноко. Пришельцы так и не объявились, а на станции ждет или хорошенькая взбучка, или вихрелет, чтобы отправить его на материк.
      — У меня тоже дела, я побежал. Я, значит, буду им сейчас вот этих тварей бросать, лягушки по-вашему. За лайку — раз, через ограду — два. Не хочешь со мной? Пока, значит.
      Он исчез, будто сквозь землю провалился. Максим, опустив голову, побрел к невидимой стене купола, спрятанной за деревьями. Только теперь он почувствовал, как устал за день. Блуждания по лесу, такие земные черти и лешие, неизвестность и ожидание — все это может уморить кого угодно. Домой, только домой.
      Будто прощаясь с мальчиком, вблизи и вдали опять зазвучали гортанные голоса, серебром рассыпался чей-то смех.
 

«ПРИХОДИ ЗАВТРА…»

 
      — Еще раз, пожалуйста. Повторите встречу с чертом.
      Стереоэкран вспыхнул вновь. Чертенок опять заковылял навстречу Максиму. Ученые внимательно наблюдали, как разворачивается это удивительное знакомство. Кто-то закурил, и академик Соболев недовольно поморщился. На экране появилось озеро, голубые кувшинки, четкие рисунки на влажном песке.
      — Да, — вздохнул Тимофей Леонидович. — Пришельцы умеют устраиваться.
      — И рисуют неплохо, — улыбнулся Сините Фукэ, один из трех представителей совета Мира, прилетевших еще утром.
      — Нет, товарищи, это все крайне несерьезно, — известный космобиолог Кравцов подхватился с кресла, нервно закружил по кают-компании «Надежды». — Это просто смешно. Это какой-то детский сад. Представители высшей цивилизации избирают для контакта мальчишку. Пусть самого золотого, самого умного, но мальчишку, — поймите меня правильно, товарищи. Затем эти нелепые «подарки», дьяволиада с чертенком, изъясняющимся на чистейшем русском, карикатуры. Это не контакт, а игра в прятки. Детский сад…
      — Коллега! — Соболев смотрел на Кравцова удивленно и осуждающе. — Вы забыли о мыслях. Эмоции потом. Вы говорите — детский сад. Тут все зависит от точки зрения. Согласен, странностей многовато. Но если со стороны поглядеть на нас, то поведение взрослых людей тоже может показаться несерьезным и странным. Я знаю, например, что буквально каждый из участников зимовки уже пробовал войти в Купол. Заметьте, без всяких там приглашений. Вы даже на вездеходах ломились туда в гости. И весьма назойливо. А что мы сделали с «подарками»? Прежде всего сломали один из них. Не ради истины, а любопытства ради… И вот еще что, Тимофей Леонидович, мне кажется, вы поспешили объявить свое решение об отправке Лаврова-младшего. Ведь никого из взрослых в Купол, увы, почему-то не впускают.
      Начальник станции развел руками.
      — Вы здесь за главного, Иван Захарович. Решайте. Я, честно говоря, побоялся оставить мальчика. Уж очень это необычное дело — пришельцы.
      — Да, да, — задумался Соболев. — Я тоже тревожусь о Максиме. Был бы малейший намек на опасность — Совет немедленно прервал бы контакт. Но поводов для опасений пока нет. Случай с доктором — не что иное, как недоразумение. Поэтому прекращать разговор со звездными братьями, пусть даже по-настоящему еще и не начавшийся, очень не хочется. И все же, друзья мои…
      Академик пристально взглянул на Лаврова-старшего.
      — А что думает отец? Как нам лучше поступить?
      Егор Иванович провел рукой по лицу, будто хотел снять с него липкую паутину тревоги.
      — Дело вот еще в чем, — было видно, что отцу Максима не очень хочется говорить. — Мы все решаем за Максима и забываем существенную деталь — весной ему исполнилось двенадцать. Мой сын получил все три Приобщения и место жительства волен выбирать сам. Заходить в Купол мы, конечно, можем ему запретить. Но, поймите, Максим ведь сын ученого…
      — Вот и хорошо, Егор Иванович, — академик впервые за вечер улыбнулся. — Пускай пока все остается, как было. Возможно, не сегодня — завтра хозяева Купола захотят перейти к серьезному разговору. Кстати, Егор Иванович, вы же биолог. Что вы думаете об этом симпатичном чертенке?
      — Это нечто искусственное, — уверенно ответил ученый. — Робот или биоробот. Максим не обратил внимания, а ведь чертенок несколько раз упоминал о программе и даже показывал ее — доставал из головы пластинку.
      — Программа узкая, — хмуро добавил Кравцов. — Он многого не знает, не любит, если можно так выразиться, вопросов. Это какой-то развлекательный автомат или… игрушка. Внешний облик явно позаимствован из земных сказок… Все равно — детский сад.
      — Что касается леса, — продолжил Егор Иванович, — то под Куполом настоящий ботанический сад. Я не специалист по внеземным растениям, но то, что деревья принадлежат к разным климатическим зонам, можно определить наверняка.
      — Замок интересный, — пробормотал про себя Сините фукэ. — Где-то я видел нечто похожее. Земное, наше… Но где?
      Максим влетел в столовую и замер от удивления. Зал был полон народу, столы сдвинули так, что получился один, и в центре его красовался огромный пирог.
      — Ура полпреду человечества! — закричал Прокудин, поднимая бокал с шампанским.
      Все заулыбались, зашумели, принялись тискать Максима, а затем усадили между отцом и академиком Соболевым.
      Гарибальди попросил слова.
      — Произнеси, — загудели ученые, а Марта даже захлопала в ладони. И Тимофей Леонидович произнес. Нечто туманное и торжественное, а в конце сказал просто и трогательно:
      — Вот что особенно здорово. Середину полярной ночи, середину зимы, мы сегодня празднуем не одни. В нашем большом доме — гости. Значит, и для всего человечества зима одиночества во Вселенной пошла на убыль. За встречу!
      Зазвучала музыка. Отец разговорился с академиком Соболевым, и тот повел его в библиотеку — ее маленький купол примыкал к столовой.
      — Привет, дай кушать, — улыбнулся Максим, пересаживаясь поближе к Марте. Он уже доедал второй кусок пирога и теперь жалел, что нет сейчас рядом потешного чертенка — вот бы попроказничали.
      — Пойдем танцевать. — Марта потащила Максима за руку, и он, не выпуская свой кусок пирога, бросился за ней — в расступившийся круг.
      Веселье утихло далеко за полночь. Расходиться никому не хотелось, и повеселевший Кравцов закомандовал, чтобы все шли в зимний сад.
      — Ага, — подмигнул Максиму Фукэ. — Не только тебе среди райских кущей прогуливаться… Раз, два, три — побежали!
      Они гурьбой проскочили через насквозь промороженный пластиковый коридор-туннель и очутились под прозрачной крышей зимнего сада. Здесь было тепло и темно. А в следующий миг, будто по заказу, над прозрачной крышей забилось бледное голубоватое пламя, в небе поползли серебряные змеи полярного сияния.
      — Ребята, — прошептала Марта. — Да вы не туда смотрите: сирень расцвела.
      — Я первый, я первый! — запрыгал Максим. — Каждый нюхает только раз. Иначе всем не хватит.
      Он уже протянул руку, чтобы наклонить ветку с белыми гроздьями, как вдруг что-то огромное заслонило сполохи полярного сияния, раздался сильный удар, и на головы людей со звоном посыпались куски стеклопластмассы.
      — За мной, быстро в столовую! — скомандовал Фукэ. — Прокудин, разыщите Ивана Захаровича.
      Снаружи что-то грозно затрещало, завизжал о лед металл. Максим, выскочив из зимнего сада, растерянно щурил глаза, пытался хоть что-нибудь разглядеть. Внезапно над станцией разом вспыхнули все прожекторы.
      — Ух ты! — на большее у Максима не хватило слов.
      В кругу света, присев на задние лапы, грозно вращал глазами рыжий дракон. Он был поистине громадный — выше мачт с прожекторами. Шерсть на загривке у дракона свалялась в огненные клоки, а правую лапу великан поднял, будто хотел заслониться от слепящего сияния ламп.
      — Кинокамера, где кинокамера? — истошно завопил Максим.
      Кто-то изо всех сил ударял в пустую бочку — наверное, хотел испугать чудовище. Дракон и впрямь попятился. Рубчатый хвост, достойный того, чтобы его разворачивали вездеходом, нечаянно зацепил будку автоматической метеостанции. Дюралевый домик жалобно звякнул своей начинкой и накренился. Дракон сверкнул глазищами, довольно осклабился.
      — Всем в столовую! Немедленно укрыться! — закричал подоспевший начальник станции.
      Чудовище снова попятилось. Метеостанция отчаянно заскрипела и грохнулась с опор наземь. Рыжий хулиган тотчас обернулся на звук и так поддал будку лапой, что она покатилась по льду, будто консервная банка.
      — В укрытие, черт вас побери! — снова закричал Тимофей Леонидович, подталкивая замешкавшихся.
      — Ду-ду-ду!
      От библиотеки, перекрывая гам голосов, ударила-очередь «медвежатника». Трассирующие пули веером вошли в грудь дракона, и тот удивленно зарычал. Ударила еще одна очередь. Чудовище махнуло лапой, будто хотело поймать рой смертоносных ос и рассмотреть их поближе, неуклюже повернулось, сбив хвостом мачту с прожекторами.
      — Уймите паникера, — холодно сказал Соболев. Он стоял рядом с Максимом и спокойно щурил глаза. — Уймите или я отдам его под суд.
      Дракон еще раз ухмыльнулся во всю пасть и помахал лапой — пока, мол, потом грузно зашагал прочь. Среди ледяных застругов снова загрохотала будка метеостанции. Дракон футболил ее пятитонную громадину, будто веселый мяч — улюлюкал вдали, ревел, а то… смеялся. Точь-в-точь, как пришельцы из Купола…
      «Завтра надо пораньше встать, — подумал Максим, останавливаясь возле своей комнаты. — Этот дракон может все испортить. Гарибальди теперь точно побоится отпустить меня в Купол. А если еще и отец… Нет, надо пораньше».
      В комнате, как только он переступил порог, автоматически зажегся свет. Здесь было тепло и уютно, и мальчику на миг показалось, что все это сон. И звездный Купол, и хитрый чертенок, и чудеса на станции. Сон, который может присниться только во время каникул, особенно когда тебе повезло и ты попал в Антарктиду, где все и без пришельцев волшебно и удивительно.
      На столе вдруг тихонько застучал электронный секретарь. «Кто-то вызывает меня сейчас, — подумал Максим, — и элекс старается, записывает. Постой! Как же он может стучать? Ведь я еще неделю назад наполовину разобрал эту машинку. И элементы питания вынул. Вот они, под книгами лежат… Как же так? Опять чудеса?!».
      Максим метнулся к столу. Полуразобранный элекс тихонько гудел, из щели ползла лента с торопливой машинописью:
      «Извини нас за дракона. Роом за это перевоплощение наказан. Приходи завтра».
      — Где вы? — прошептал Максим, оглядываясь. Ему показалось, что таинственные пришельцы где-то рядом, в комнате, может, даже за спиной.
      «Нет, я далеко. В палатке. Я не знаю земного слова, чтобы назвать точнее. Мы — в палатке. Вы еще говорите — Купол».
      «Откуда они могут знать, что я сейчас воскликнул? — поразился мальчик. — Ведь элекс работает только на прием. Полуразобранный элекс! Может, пришельцы умеют читать мысли?»
      «Нет, — снова застучал аппаратик. — Все прочесть нельзя. Я только чувствую их. Совсем немного. Ты хороший и любознательный мальчик. Я приглашаю — приходи завтра».
      — И мы опять будем играть в прятки? — недовольно проворчал Максим. На ленте сразу же появилась новая россыпь букв.
      «Угадай меня! Я так хочу. Ты должен меня угадать».
      — Я никому ничего не должен, — улыбнулся мальчик.
      «Прости. Командовать — плохая привычка. Я скажу иначе. Я прошу — угадай меня».
      — Попробую, — не очень охотно согласился Максим. — Только ты мне помоги угадывать. Хорошо?
      Элекс еще раз простучал: «Приходи!» и умолк.
      — Медведи из снега, яблоки из льда, — огорчился мальчик. — Угадай, узнай… Попробуй угадай. Может, ты леший? Или тень… Кто же ты?
 

АЛАЯ ПТИЦА

 
      Искусственное крохотное солнце пришельцев уже нырнуло за верхушки деревьев, когда Максим в который раз вышел на берег озера. «Вот тебе и «угадай меня», — грустно размышлял мальчик. — Все ноги исходил, все глаза проглядел. Никого и ничего. Даже чертенок куда-то запропастился. И таинственных голосов тоже не слышно. Только смех в вышине».
      Он безнадежно и громко постучал в ворота замка — заперто. Отошел, присел на жесткую траву. Через минуту над головой прошумели крылья — к озеру снова прилетела Алая Птица. Она грациозно выгнула шею, приветствуя мальчика, и Максим устало улыбнулся: «Уже птицы узнают — примелькался». Впервые он увидел ее утром — вспышку огня среди бледных кувшинок. Птица радостно щебетала, то садилась, то вновь кружила над озером — низко, чуть не касаясь воды. Алые полотнища крыльев распрямлялись, наполнялись тугим движением воздуха… Птица мальчику не надоедала, не заводила разговоров на человеческом языке, и это ему нравилось. Когда чудес и загадок слишком много, становится неинтересно.
      «Никого. А еще звали-приглашали, — подумал Максим. — Ну и пусть. Посижу немного, отдохну и пойду домой. Надоело. В самом деле, не пришельцы, а какой-то детский сад…»
      — Ты опять грустный? — раздался за спиной знакомый голосок. Чертенок сегодня принарядился. Маленький оранжевый камзол явно мешал ему, хотя на вид был эластичный и легкий, словно пушинка.
      — Мешает, — вздохнул чертенок. — Хозяйка заставила. На Земле, говорит, нагишом гулять не принято. Ну и глупо, глупо… А ты сегодня уже проказничал?
      — Постой! — обрадовался Максим. — Ты сказал — хозяйка. Кто она?
      — Не знаю, ничего не знаю, — опять заскулил бесенок и хотел было улизнуть, но мальчик ловко поймал его за хвост, дернул и вполне серьезно пригрозил:
      — Не скажешь — оторву!
      — Нечестно, нечестно, — затараторил чертенок. — Она везде. Она разная. У нее тысяча лиц. Она веселая. Ой, я больше ничего не знаю, отпусти. Пойдем веселиться.
      — Только ненадолго, — сказал Максим. — Меня ждут на станции.
      В душе он обрадовался чертенку. Как-никак, хоть живая душа рядом.
      — Хи-хи-хи, — веселился попутчик, то подпрыгивая на ходу, то забегая вперед. — Мы устроим тарарам так, что жарко станет нам. Тарарам, тарарам, тарарамушка…
      Они шли медленно. Вечерней спокойной красотой сияли деревья — от макушек, еще купающихся в последних лучах искусственного светила, до корней, то здесь, то там яростно рвущихся из-под земли. Молодое веселье бродило в листве, пружинило стеблями трав, закипало в разноцветных каменьях самых причудливых форм. Мир Купола был полон непонятного волшебства и очарования.
      Внезапно деревья кончились, Максим и чертенок вышли на большую поляну. Это была настоящая сказочная поляна. В зарослях незнакомых цветов, кое-где огражденные валиками низкорослого кустарника, уютно расположились «подарки» пришельцев. Все то, что гремело и подпрыгивало на ледяной площадке возле станции, удирая от людей, — шары, «кирпичи», хитроумные аппараты.
      «Подарки» опять празднично сияли, неудержимо влекли мальчика к себе.
      Все на этой поляне поражало воображение. На тонких стеблях — зеленые «теремки». Из «кирпичей» кто-то выстроил веселый лабиринт. В небе на серебряных нитях кружат гирлянды большущих шаров, а ближе к лесу на таких же нитях, образующих тоненькие ободы, висят прозрачные колокольчики кабин. Рядом с ними уже знакомые цилиндры выстроились, только здесь они почему-то на колесах. Точь-в-точь — батарея старинных пушек.
      — Поехали, поехали! — закричал чертенок и подскочил к небольшому устройству, похожему на пульт управления.
      «Пушки» гулко выстрелили, и в небе распустились разноцветные гроздья фейерверка. Жидкий огонь наполнил шары гирлянд. Закружились, зазвенели колокольчики кабин. Повсюду что-то ухало, шипело, тысячи огоньков зажглись в непонятных устройствах.
      — Тарарам, тарарам — веселиться надо нам, — пропел чертенок, на ходу вскакивая в кабинку голубого, брызжущего искрами волчка. Тот подпрыгнул, помчался зигзагами над поляной.
      «Пушки» выстрелили опять, и в одном из зеленых «теремков» вдруг открылся вход.
      — Не трусь, малыш, — посоветовал чертенок, пролетая мимо на своем электрическом мустанге.
      Максим осторожно шагнул в «теремок», охнул от неожиданности и полетел, барахтаясь, в черную бездну. Спустя несколько секунд, поборов мгновенный страх, мальчик заметил, что вокруг него сияют звезды. Мириады звезд. Вот эта, желтенькая, кажется совсем рядом. Даже не звезда, а косматый огненный шарик. Если бы посмотреть на нее поближе — что там? Не успел Максим додумать эту мысль, как его снова швырнуло в звездное крошево, в холодную беспредельность вселенной. Желтый шарик быстро разрастался, превратился в огромное светило. Дохнуло жаром. И тут Максим узнал в звезде родное Солнце. И заметил шарики поменьше, торжественно и плавно плывущие в пустоте. Каменистый — Меркурий, перламутровый и туманный — Венера, голубенький — Земля.
      — Ура! Я лечу! — закричал Максим.
      «Я хочу теперь туда, к звездам», — подумал мальчик, поняв, что все желания его здесь каким-то образом сразу исполняются.
      Он снова полетел. Несказанно быстро, пронизывая пространство, будто стрела. Он летел, и миры то разбухали перед его взором, открывались в движении своем и жизни, то сжимались и исчезали. Максим видел планеты — молодые и яркие, цветущие и спокойные, дряхлые и умирающие. Он что-то пел, кричал, приветственно махал рукой мирам-полустанкам, мимо которых проносил его удивительный аппарат пришельцев.
      Но тут Максим вдруг вспомнил, что все это великолепие вселенной пока несбыточное, невозможное для людей, доступное только пришельцам, которые лишь играют и притворяются, которые… Понимать это было очень обидно.
      — Назад! — закричал в ярости Максим. — Довольно! Не хочу здесь! Не хочу летать в вашем аттракционе!
      Черные бездны послушно сжались, звездные миры погасли, и Максим кубарем выкатился из «теремка».
      — Не понравилось? — участливо спросил чертенок. — Мне тоже. Глубоко и холодно.
      Максим больше не оглядывался по сторонам, не восторгался. Он на всякий случай снял поляну «пуговицей» видеомагнитофона, попрощался с чертенком.
      — Ты веселись, а я пойду. Посмотрю еще раз на птицу и пойду. Надоело играть в прятки. Не скучай.
      — Мне не положено скучать, — чертенок выбил копытцами дробь, бодро махнул хвостом. — Нет у меня программы такой — скучать. А то чего, я бы смог…
      Мальчик шел быстро и решительно. Вот и озеро — голубеет среди деревьев. Но что это? И откуда музыка?
      Максим замер.
      На водной глади, среди кувшинок и брызг, танцевала девочка. Она была в алой воздушной накидке, вокруг тонкого лица, словно языки пламени, разметались огненные волосы. Она то бежала по кругу, едва касаясь босыми ногами воды, то вертелась волчком, и руки ее взлетали и падали в такт мелодии. Казалось, что музыка не приходит извне, а рождается в самой девочке — то плавная, как ее движения, то стремительная, брызжущая внутренним светом.
      — Ой! — воскликнула девочка, заметив Максима, и остановилась. Она подбежала к берегу — запыхавшаяся и немного смущенная.
      — Это ты?! — девочка говорила гортанно и быстро, словно щебетала. — Наконец это ты. Ты угадал меня, и я не стала больше прятаться. Ты рад?
      — Разве угадал? — смутился Максим. — Я уже собрался было уходить, только еще раз захотел посмотреть на птицу и вернулся. Она плавала здесь. И летала. Красивая такая, алая…
      — Это я была, я, — засмеялась девочка. — Ой, я придумала… Тебе все равно не выговорить мое настоящее имя. Так ты и называй меня Птицей. Я часто принимаю этот облик.
      — Принимаю облик, — тихо повторил Максим. Он растерянно смотрел на девочку, затем опустил глаза. На вид она была такая настоящая, живая. От нее даже чуть-чуть пахло цветами. — Значит, и ты… Значит, ты на самом деле — другая?
      — Нет, нет, — девочка осторожно коснулась Максимовой руки. — Мы такие же, как и вы. Просто мы научились менять свою форму, превращаться во что угодно. В дерево, камень, птицу. По желанию, а чаще всего — в случае необходимости. А потом опять возвращаем себе тело. Так очень удобно, правда?
      — Не знаю, — честно ответил мальчик. — Странно все это. Я только одно понял — ты любишь превращаться в Птицу.
      — Не в Дракона же, — улыбнулась Птица. — Я еще раз прошу прощения за выходку брата — он сильно вас напугал… Со мной два младших брата, — пояснила она, оглядываясь. — Полетели посмотреть ваш мир. Пока еще не вернулись.
      — Роом — один из них?
      — Да, он самый главный проказник. Он и в Дракона превращался… Понимаешь, когда мы приносили тебе лекарство, я не удержалась и прочла твои книги. Нам захотелось сделать тебе приятное.
      Максима осенило. Вот почему замок пришельцев показался ему знакомым. Точно такой нарисован на обложке одного из сборников сказок. Значит, они все скопировали.
      — И все это — черти, лешие и даже замок — для меня?
      — Тебе не понравилось? — глаза девочки погрустнели.
      — Что ты! — запротестовал Максим. — Очень даже. Спасибо тебе, Птица. Просто мы еще не умеем превращать каждую выдумку в реальность и поэтому не поняли, что к чему.
      — Я знаю. Ваши взрослые испугались тогда Дракона. Роом так смеялся…
      Птица, что-то вспомнив, коснулась взглядом «пуговицы» видеомагнитофона.
      — Не надо этого, — попросила она. — Я и так нарушила запрет, мне попадет за это. Мы пока не можем вступать с вами в настоящий контакт. Наши взрослые считают ваших взрослых немного не подготовленными. Ведь на вашей планете еще осталось зло.
      — Совсем немного осталось, — сказал Максим, но «пуговицу» выключил. — Отдельные группы людей. Глупых. А государств разных уже вообще нет и армий тоже… Ты поэтому и не впускаешь никого в купол?
      — Пойдем к нам, — девочка махнула рукой в сторону замка. — У вас же принято приглашать гостей в дом.
      — И откуда ты все знаешь, Птица? — удивился Максим, когда они вышли на тропинку, что вела к замку.