Она прислонилась к дереву и тихонько заплакала.
      Но то ли слезы были легкими, то ли ветер их сушил, но глаза плакали-плакали, а щеки оставались сухими.
      Это были явно чужие слова, и пришли они не из огненных глубин сознания, а откуда-то извне, издалека:
      "Дыхание твое - нежный запах дыни и молока.
      Песчаные многокилометровые отмели, пушок на щеке персика - вот на что похоже прикосновение к твоей коже, Мария.
      Легкие перья облаков - волосы. Нет в мире большего наслаждения, чем перебирать и гладить их.
      Руки твои - два теплых течения,
      ..._теплых... теплых... теплых_..."
      Если бы Стромболи не знал, что разумные стихии не умеют мысленно разговаривать на больших расстояниях, он бы поклялся: эти слова, эти "вопли влюбленного мальчишки" принадлежат его ветреному другу. Впрочем, кто знает. Может, он научился общаться без контакта аур?!
      Пойманные Стромболи сигналы были очень слабые, тающие в пространстве как эхо.
      И старик вулкан забеспокоился.
      Он загрохотал и задымил, не ожидая очередного выброса, выплеснул в сердцах через разрушенный северо-западный борт кратера изрядную порцию лавы.
      Стромболи не знал, что значат эти слова-сигналы, что они пророчат: самую страшную беду из всех возможных или встречу с другом, который еще далеко, но который спешит, и мысль его прожигает пространство.
      Мария уже не загорала, а просто лежала на берегу, не имея сил лишний раз подняться и окунуться в море. Солнце плавило ее тело, дурманом вливалось в жилы. Еще немного - и закипит кровь, задымится шоколадная кожа, вспыхнут волосы...
      - Присматривай за мальчиком, - распорядилась она, не открывая глаз.
      В красном сумраке, которым сквозь плотно сомкнутые веки наполнило ее солнце, возникли какие-то невнятные, бессвязные слова - бу-бу-бу. Пробились извне - и пропали. Это голос Рафа. Он, по-видимому, ехидно справляется: кто же, мол, всегда и во всем опекает сына, если не я.
      Нет, какой он все-таки нудный!
      Сын родился в год, когда она нашла клад - так говорят в их семье. В том же году она купила домик у моря - тот самый, который снимала летом. В том же году бросила работу в школе. В том же году, если это имеет значение, вышла замуж...
      Мария вздохнула, сладко потянулась.
      Как давно все это было... Правду говорил древний мудрец: когда человек пребывает в безмятежности - время для него как бы останавливается. Прошло семь лет, а ей кажется - вечность.
      Она открыла глаза.
      Рядом, в тени зонтика, лежал Маленький Рафаэль и читал еженедельник вечно он таскает на пляж газеты. В год, когда она нашла клад, он навсегда оставил баловство с самолетами. Мария знала: у него в то лето случилась какая-то поломка или авария, но чувствовала, что об этом говорить нельзя, и не интересовалась подробностями. За эти годы Раф стал модным промышленным дизайнером, оброс жирком и рыжими курчавыми волосами.
      - Мама, постереги мои ракушки! - мокрый и холодный бесенок на миг приник к ней и вновь убежал.
      И в кого только он?
      Худой, неугомонный, ни минутки не полежит, не позагорает... То с ребятами гоняет вдоль берега, то часами ныряет и балуется в воде, и тогда Мария тревожно вглядывается в сумятицу волн и человеческих тел: видна ли родная черноволосая головка.
      С моря прилетел ветер, остудил обожженное солнцем тело. Если так будет задувать, море после полудня начнет штормить и только самые смелые будут прыгать среди волн.
      Когда шторм, когда крепнет ветер и у берега, круто вырастая на пологом дне, начинают вздыматься бурые водяные валы, Марии всегда становится не по себе.
      В той вечности, которая измеряется семью годами, было много необыкновенного, даже странного.
      Мария давно и решительно выбросила все из памяти. Только один полусон-полуявь она не в силах прогнать: вид штормового моря с высоты птичьего полета. А еще глубже, в звездном колодце ночи, видится ей какое-то огромное пространство, заполненное лунным светом и сиянием моря, и кажется, что вернулось детство, когда она умела летать и когда так сладко замирало сердце...
      - Мама, пойдем купаться, - вырывает ее из какого-то оцепенения детский голосок.
      Она встает и идет к воде - бездумно, автоматически. На ум приходит давняя шутка о лунатиках, которая некогда так взбесила Рафаэля. Мария улыбается: все мы немного лунатики... И слава богу, что привычное течение жизни почти не оставляет нам времени на размышления. Мысль уходит далеко, а истина всегда ближе. Это то, что ты имеешь...
      - Мама, смотри, я ловлю ветер!
      Голос сына - звонкий, горячий - заставляет Марию вздрогнуть. Перед глазами стремительное мельканье загорелых ножек, брызги, блеск солнца в них, от которого наворачиваются слезы.
      - Мама, он что-то говорит... Он зовет меня. Ты слышишь, мама?!
      СНАЧАЛА ОН ПОСТРОИЛ ГЛАВНУЮ БАШНЮ - ДОНЖОН - И ПОДНЯЛ ЕЕ НА НЕВИДАННУЮ ВЫСОТУ.
      ЗАТЕМ В ОДНО МГНОВЕНИЕ ВОЗВЕЛ МОЩНЫЕ СТЕНЫ И ПРОРЕЗАЛ В НИХ БОЙНИЦЫ ДЛЯ КРАСОТЫ, КОНЕЧНО.
      ПО УГЛАМ ОН ПОСАДИЛ ТРИ БАШНИ ПОНИЖЕ. ИЗ ТОГО ЖЕ МАТЕРИАЛА - БЕЛОГО, СВЕРКАЮЩЕГО НА СОЛНЦЕ, КАК САХАР.
      БОЛЬШЕ ВСЕГО ХЛОПОТ БЫЛО С ДОМОМ.
      ОН СДЕЛАЛ ЕГО ПРОСТОРНЫМ, С ВЫСОКИМИ СТРЕЛЬЧАТЫМИ ОКНАМИ, ОТКРЫТОЙ ГАЛЕРЕЕЙ И ТЕРРАСОЙ. ГОТИЧЕСКУЮ КРЫШУ УКРАСИЛ ВЫСОКИМ ХРУПКИМ ШПИЛЕМ, КОТОРЫЙ ПРИШЛОСЬ НЕСКОЛЬКО РАЗ ПЕРЕДЕЛЫВАТЬ.
      ОТКРЫТОСТЬ И НЕЗАЩИЩЕННОСТЬ ДОМА НЕ СОЧЕТАЛИСЬ С ОГРОМНЫМИ БАШНЯМИ И ТОЛСТЫМИ СТЕНАМИ, НО ЕМУ ВСЕ ЭТО ОЧЕНЬ НРАВИЛОСЬ. ПОХОЖИЙ ЗАМОК ОН ВИДЕЛ В ПЯТНАДЦАТОМ ИЛИ ТРИНАДЦАТОМ ВЕКЕ, КОГДА БЫЛ МАЛЫШОМ И НОСИЛСЯ ПО СВЕТУ В ПОИСКАХ РАДОСТЕЙ И ВПЕЧАТЛЕНИЙ. ЗАМОК ТОТ СТРОИЛИ, ПОМНИТСЯ, В ШВЕЙЦАРИИ, ДАЛЕКО ОТ КАМЕНОЛОМНИ. РАБОТЫ ВЕЛИСЬ МЕДЛЕННО - КАМЕНЬ ДОСТАВЛЯЛИ ВСЕГО ЛИШЬ НА ДВУХ ИЛИ ТРЕХ ПОВОЗКАХ. ЕМУ НАДОЕЛО НАБЛЮДАТЬ, КАК ВОЗЯТСЯ ЛЮДИ НА СТРОЙКЕ - НЕСТЕРПИМО МЕДЛЕННО, БУДТО СОННЫЕ МУХИ. ВЫБРАВ КАК-ТО ДЕНЬ, ОН, ИГРАЮЧИ, НАНОСИЛ СТРОИТЕЛЯМ ЦЕЛУЮ ГОРЫ ИЗВЕСТНЯКА И ГРАНИТА...
      - ТЫ ЗАБЫЛ О ВОРОТАХ, - НАПОМНИЛА ОНА.
      ОН ТУТ ЖЕ ПРОРУБИЛ В СТЕНЕ АРКООБРАЗНЫЙ ПРОЕМ, А СТВОРКИ ВОРОТ СДЕЛАЛ КРУЖЕВНЫМИ.
      ЗАКОНЧИВ ГРУБУЮ РАБОТУ, ОН ВЕРНУЛСЯ К ДОМУ И УКРАСИЛ ЕГО ГОРЕЛЬЕФАМИ И АНТИЧНЫМИ СКУЛЬПТУРАМИ. ЗАТЕМ БРОСИЛ НА СТЕНЫ И АРКАДУ ГАЛЕРЕИ ЗАМЫСЛОВАТУЮ ВЯЗЬ ОРНАМЕНТА. В СТРЕЛЬЧАТЫХ ОКНАХ ОН УСТРОИЛ ВИТРАЖИ.
      ДЕЛО БЫЛО СДЕЛАНО.
      ОНО СТОИЛО ПОХВАЛЫ, И ОН ТЕРПЕЛИВО ЖДАЛ ЕЕ.
      - НО ВЕДЬ Я НЕ БУДУ ЖИТЬ В ТВОЕМ ЗАМКЕ, - СКАЗАЛА ОНА.
      ТОГДА ОДНИМ СОКРУШИТЕЛЬНЫМ УДАРОМ ОН МОЛЧА РАЗРУШИЛ ВСЕ, ЧТО СОЗДАЛ.
      СТЕНЫ РУХНУЛИ. БАШНИ РАССЫПАЛИСЬ. ДОМ ПРОВАЛИЛСЯ, ПОГРЕБАЯ В РАЗВАЛИНАХ ОТКРЫТУЮ ГАЛЕРЕЮ, СТРЕЛЬЧАТЫЕ ОКНА И ВЫСОКИЕ СВОДЫ. БЕЗЗВУЧНО РАЗБИЛИСЬ ВСЕ ВИТРАЖИ, А ОТ АНТИЧНЫХ СКУЛЬПТУР НЕ ОСТАЛОСЬ И СЛЕДА.
      ОН УНИЧТОЖИЛ ДАЖЕ РАЗВАЛИНЫ. ДО ОСНОВАНИЯ.
      ЗАТЕМ РАЗДУЛ, РАЗМЕТАЛ И САМО ОСНОВАНИЕ - БЕЛЫЕ КУЧЕВЫЕ ОБЛАКА.
      НЕБО ВНОВЬ СТАЛО ПЕРВОЗДАННО ЧИСТЫМ, ВЫСОКИМ И ХОЛОДНЫМ.
      НЕСЧАСТНЫЕ!
      ОНИ НЕ ЗНАЛИ, ЧТО ВСЕ В ЭТОМ МИРЕ ПОВТОРИТСЯ, НО НИКТО ИЗ НИХ БОЛЬШЕ НА ЭТУ ЗЕМЛЮ НИКОГДА НЕ ПРИДЕТ.