Коля Лавочкин, парень девятнадцати лет, страшно не хотел идти в армию. Он даже поступил в институт и получил отсрочку. Но розовые мечты всегда проигрывают суровой реальности: через полтора года Лавочкина отчислили.
      Этого и дожидались военкомы — пожилые дядьки с печальными глазами бывалых бойцов. Коля опомниться не успел, как увидел в руках повестку, прошел медкомиссию и после учебки попал в ракетный полк. С одной стороны, Подмосковье, близко к родной Рязани. С другой — Лавочкин полагал, что теряет два лучших года жизни.
      А действительность не спешила его переубеждать. Тут и дедовщины немножко, и офицеры, маниакально любящие, «чтобы по уставу», и последняя капля — в новогоднюю ночь Коле пришлось стоять на посту Номер Один.
      Не у елочки с друзьями, а подле Боевого Знамени. Разумеется, дух рядового Лавочкина пал на дно самой глубокой ракетной шахты.
      Делать нечего, заступил на пост. Заскучал, затосковал… Да только перед Новым Годом разверзся за Колиной спиной магический портал, и провалился солдатик вместе со Знаменем и автоматом в мир иной. Не в царство мертвых, конечно, а в сказочную реальность.
      Закрутило парня, понесло по неведомым местам. Народ на немецком языке говорит, драконы летают, великаны буянят, ведьмы колдуют, короли интригуют, рыцари воюют, гномы железо воруют… В общем, ни в сказке сказать, ни языком диагноза описать. Тем не менее, удачливый и находчивый солдат Коля Лавочкин в считанные дни стал бароном Николасом Могучим и совершил кучу подвигов. Ему помогло Полковое Знамя, которое в волшебном мире обрело свойства могущественного магического артефакта.
      Все было бы хорошо, но магический портал закрылся не сразу. Вслед за Лавочкиным в ту же реальность попал прапорщик Павел Иванович Дубовых.
      Палваныч отправился на поиски солдата, угодил в не меньшее число перипетий и, в конце концов, стал известен как Повелитель Тьмы.
      Коля и прапорщик чуть не спровоцировали войну между королевствами Вальденрайх и Наменлос, побывали у чертовой бабушки, совершили массу других безрассудств. Палваныч даже превратился в козленка, а Лавочкин побывал в шкуре волка.
      Но не это главное. Жизнь в волшебном измерении, начавшись с потешной, хоть и опасной прогулки, обернулась не такой уж простой штукой. Сказочный мир стоял на пороге огромной войны, которую собиралось развязать загадочнее Черное королевство во главе с легендарным Дункельонкелем.
      И вот война началась. Солдат и прапорщик узнали, что домой, в Россию, можно попасть лишь из столицы Черного королевства. Об этом им поведал колдун Всезнайгель, друг Коли. Стало ясно: путь на Родину будет труден.
      Первую схватку с Дункельонкелем удалось свести к ничьей, но легкой войны совершенно не предвиделось — темный маг припас много сюрпризов.

      Снегопад закончился, и сразу стало холоднее. Солнце, висящее в зените, светило, но не грело.
      Лес производил на Лавочкина гнетущее впечатление: голые деревья, торчащие ровными рядами через равные интервалы, казалось, были безжизненными, и хотя путники брели между ними не более трех часов, создавалась иллюзия, что посадки бесконечны.
      Коля шумно вздохнул, одергивая меховую куртку. Чудеса в решете — перед походом Всезнайгель извлек из поясного кармашка несколько орешков, вскрыл их и достал из каждого по шубейке.
      — Не печальтесь, барон Николас, — проговорил колдун, садясь прямо в сугроб. — До комнаты маленького народца осталось совсем немного.
      Тилль, невысокий худой мужчина лет сорока, смотрелся рядом с долговязым Лавочкиным почти лилипутом. Однако маг держался с достоинством, отметавшим любую мысль об улыбке. Даже сидя в снегу, Всезнайгель умудрялся не терять осанки и сохранять невозмутимый вид.
      На лице прославленного мудреца лежала тень усталости: узкие карие глаза были воспалены, смуглая кожа казалась темнее, чем обычно. Накануне Тилль выдержал удар Дункельонкеля, а затем всю ночь лечил раны солдата, прапорщика Дубовых и графини Страхолюдлих.
      Сейчас Палваныч и Хельга топали за Колей и Всезнайгелем. Прапорщик был слаб, но крепился.
      Страхолюдлих и вовсе проявила себя как настоящая женщина — она не только восстановила силы, но и умудрялась поддерживать шатающегося Дубовых.
      Доковыляв до солдата и мага, они рухнули и растянулись, тяжело дыша и глядя в серое небо. Хельга была белее снега. На фоне длинных смоляных волос это особенно бросалось в глаза.
      — Все-таки насколько далеко может зайти любовь к порядку, — пропыхтел Лавочкин, усаживаясь рядом с волшебником. — Посмотрите на лес, Тилль. Его явно сажали по линейке.
      — Конечно, Николас. В королевстве Труппенплац даже рожают по команде, — усмехнулся Всезнайгель.
      В голосе вальденрайхского придворного колдуна проскочили нотки пренебрежения. Коля вспомнил, что, во-первых, Труппенплац был основан простолюдином Альбрехтом, а во-вторых, безродный король установил в стране такой военный порядок, какой встретишь не в каждой армии.
      — Вот это я понимаю — дисциплина, — сипло проговорил прапорщик Дубовых. — Учись, рядовой. И, это… Зря троллю флейту отдали. Сейчас бы курочки…
      — Помолчи, Пауль, не траться, — сказала Хельга. На ее неестественно бледном лице блестели капли пота — Палваныч был тяжким грузом.
      Всезнайгель поднес палец к губам. Изумрудные глаза колдуна полыхнули недобрым огнем. Шепнул:
      — Что-то не так.
      И тут же справа и слева от отдыхающих путников «ожили», взорвались сугробы, и из них выскочили люди в белых маскировочных плащах. Шестеро лучников и один мечник, очевидно командир.
      — Не двигаться! — приказал главный. Тилль поднял руки и спокойно заговорил:
      — Мы граждане дружественной…
      — Молчать, — рявкнул главный. — Пойдете с нами. Арестованы.
      Всезнайгель прошептал спутникам:
      — Никаких резких движений, господа. Пауль, не зовите своего черта. Николас, не колдуйте со Знаменем. Не сейчас.
      — Я уже попробовал, — пробурчал Коля, осторожно вставая. — Знамя все еще не действует.
      Палванычу и вовсе было не до вызывания черта — уставшему раненому прапорщику стало хуже. Хельга Страхолюдлих и сам Тилль попросту выдохлись, а два усталых мага против лучников…
      Сдаваться так сдаваться.
      Разоружив путников, вояки встали в конвой. Двое здоровяков подхватили Дубовых под мышки и понесли его. Остальные ни на миг не ослабляли бдительности. Процессия двинулась. При этом главный сказал от силы три слова. Военная дисциплина и выручка местных солдат не требовали долгих объяснений.
      Попытки Всезнайгеля разговорить командира окончились полным провалом: тот не отвечал на вопросы. На уме у Лавочкина навязчиво крутилась фраза из фильма про Штирлица: «Характер нордический». Да, бойцы Труппенплаца идеально ей соответствовали.
      «Все равны, как на подбор, — усмехнулся Коля. — Вон, Палваныч отключился, а они его тащат, словно младенца. Терминаторы натуральные».
      Конечно, солдаты не были железными. Через полчаса пленные и конвой выбрались из сугробов на дорогу. Главный поднял руку, все остановились. Прапорщика передали другой паре бойцов, и зловещий поход продолжился. После третьей смены был недолгий привал. Потом — новый цикл. И еще.
      Стало смеркаться.
      Монотонная ходьба усыпляла и отупляла. Пленники впали в своеобразный транс. Коля грезил, автоматически переставляя ноги. В какой-то момент он почувствовал тепло в пояснице и понял: нагревается Полковое Знамя, обмотанное вокруг его талии.
      — Рядовой Лавочкин… — позвал солдата знакомый голос.
      — Знамя? Ты?
      — Да. Догадливый ты наш. — Парень услышал смех. — Даю главную вводную, рядовой. Твой бандитский дружок Рамштайнт заштопал дырочки на моем теле. Швеи были умелые, работу выполнили на совесть. Нитки тоже не подкачали — они свиты из гривы единорога. Если ты не в курсе, это священное животное. В общем, мое выздоровление не за горами.
      Коля потер руки.
      — Рано радуешься, — строго сказало Знамя. — Твоя основная задача на период моего выздоровления такова: не обращаться ко мне за помощью, но и не снимать. Знаю я вас, хитрецов. Раз нельзя пользоваться, то лучше убрать от греха подальше. Со мной этот номер не пройдет. Мы с тобой связаны, солдат. Между прочим, на мне есть капли твоей крови. Так что ты, как говорят, собственной кровью искупил… Имей в виду, мы крепко связаны.
      Коля почесал зудящую щеку. Его беспокоили заживающие царапины, оставленные осколками Белоснежкиного зеркала.
      — Терпи, казак, — съязвило Знамя. — С твоей помощью я верну силы к тому моменту, когда тебе придется схлестнуться с главным врагом. Нас ожидает ответственная миссия, рядовой. А пока обходись смекалкой. Кстати, ты сможешь многое угадывать, точнее, считывать у людей из разума. Но не обещаю, что этот талант будет стабильным. Не дрейфь, в общем. Я подам тебе сигнал, когда приду в норму. И тогда нашим врагам ох как не поздоровится. Держись, а там прорвемся.
      — Я тебе прорвусь. Ты мне целое нужно, — робко пошутил рядовой.
      — О, молодцом! Юморишь — похвально. А теперь я бы на твоем месте резко залегло, знаешь ли, — быстро проговорило Знамя, и в уши солдата ворвался зубодробительный звук взрыва.
      Коля распахнул глаза. С сумеречного неба вереницей падали огненные шары. Вокруг стояли дома — процессия находилась в каком-то городе. Конвойные сжимали с руках бесполезные луки. От первого взрыва очнулся даже Палваныч. Все это Лавочкин увидел мгновенно, а в следующую секунду он истошно заорал:
      — Ложи-и-ись!
      И, крича, прыгнул в придорожную канаву, заваленную снегом. Все последовали совету рядового.
      Протяжное «и-и-и!» Лавочкина слилось с таким же звуком, испускаемым падающим шаром, потом огненный снаряд врезался в один из ближайших домов. Земля сотряслась от мощнейшего взрыва.
      Посыпались обломки камня, тающий на лету снег и мелкое крошево.
      Рядовой закрыл голову руками. В них забарабанило, затем все кончилось. В ушах звенело, тупо болела левая нога — на нее со всего размаху приземлился командир труппенплацского отряда. Коля осмотрелся. Прямо перед его лицом валялась чайная ложечка. Чуть дальше ворочался Палваныч, умудрившийся прикрыть своим телом Хельгу.
      Теперь землю трясло непрерывно — бомбежка выдалась неслабая. Лавочкин глянул в темное небо. Между облаками стремительно пронесся мутный крестообразный силуэт. «Самолет?! — подумал парень. — Да, нет же, откуда он здесь! Это наверняка парящая птица. А на ней сидит паразит, сбрасывающий снаряды. До чего дошел прогресс, елки-ковырялки…»
      Спустя пару минут обстрел прекратился. Выбравшись из укрытия, люди поразились масштабам разрушений, которым подвергся город. Из растерянных фраз конвоиров пленные поняли, что находятся в столице Труппенплаца — славном Трахтенбурге.
      — Ну, Хейердал вас забодай, тут и воюют, — прохрипел прапорщик Дубовых командиру.
      — Молчать, — отрезал тот.
      Внешне он совершенно не изменился: лицо было по-прежнему сурово, лишь посерело.
      — Бросьте, Эрих… — Лавочкин воспользовался новым даром, и командир вздрогнул. — Да, я знаю ваше имя. Мы многое умеем. И то, что мы пошли с вами, — проявление доброй воли.
      Эрих заколебался. А Тилль Всезнайгель понимающе подмигнул.
      — Именно так, уважаемый, — вступил он в разговор. — Мы — делегаты Вальденрайха и просто обязаны предстать перед вашим королем.
      Пятидесятилетний король Альбрехт, сухопарый невысокий мужчина, расхаживал по темным руинам. В великолепном зеленом мундире он выглядел здесь неуместно. Но, как водится, в бункерах во время бомбежки и безопаснее, и чище.
      Свита стояла поодаль. Люди роптали и нерешительно топтались. Алые огни факелов тревожно метались, фигуры отбрасывали длинные тени.
      Монарх отчаянно бранился, помогая себе жестами.
      — Проклятые клоуны, гадкие черные престидижитаторы! — гремел голос Альбрехта. — Кто так трусливо воюет?! С неба, под вечерним покровом, магическими шарами… Трижды падшие акробатишки! Дрессировщики голубей! О Дункельонкель, ты еще поплатишься за это представление…
      Таким и застали короля Альбрехта Лавочкин, Палваныч, Всезнайгель и графиня Страхолюдлих.
      — Ваше величество! — крикнул Эрих. — Мы поймали шпионов, которые выдают себя за делегацию из Вальденрайха…
      — Умертвите этих клоунов, — не поднимая глаз, отмахнулся монарх и продолжил разъяренно вышагивать по разрушенному дворцу, но вдруг резко обернулся. — Стоп! Ты сказал, шпионы?!
      — Да, ваше величество. Мы взяли их в лесу, — проговорил Эрих.
      — А чего это он циркачами ругается? — шепотом спросил Палваныч.
      — Он сам из бывших цирковых, — ответил Коля, а тем временем Тилль вышел вперед и сам обратился к Альбрехту:
      — Ваше королевское величество, я, придворный маг государства Вальденрайх, рад вас приветствовать, и выражаю искреннее сочувствие в связи с вероломной атакой Черного королевства на вашу столицу.
      Монарх вопросительно посмотрел на Эриха, потом на свиту. Кто-то из людей, явно волшебник, еле заметно кивнул: дескать, да, я узнал колдуна Всезнайгеля.
      — О, — как бы спохватился Тилль и заулыбался, словно добрый продавец-лоточник. — Ваши разведчики действительно сперва приняли нас за шпионов, но мы разъяснили им их ошибку. Любезный Эрих еще не вполне перестроился. Позвольте представить, со мной барон Николас Могучий.
      Коля неуклюже поклонился. Король прищурился:
      — Как же… Помню, докладывали. Пропавший барон вернулся. Что ж, если мой венценосный друг Генрих прислал вас, то он сделал это весьма вовремя. Война требует присутствия героя… хм… вашего масштаба.
      — Увы, война начата повсеместно, — сказал Всезнайгель. — Черное королевство начало захват Дробенланда. Думаю, при тамошней разобщенности оккупация закончится дня в три. Ваше государство — крепкий орешек. Сразу вводить войска Дункельонкель не решился. Он будет выматывать вас такими вот бомбежками.
      — Ничего, ничего, — пробормотал Альбрехт, сжимая кулаки. — Наемные гномы вырыли нам отличные системы туннелей. Мы можем годами отсиживаться в шахтах, пока эти шуты будут подло нападать с воздуха.
      Тилль склонил голову:
      — Да, ваше величество, ваша дальновидность стала в Вальденрайхе предметом определенной зависти. В то же время у нас ходит пословица «Чтоб ты был соседом Черного королевства». Такое, как вы понимаете, не каждому врагу пожелаешь.
      — Бесспорно, — согласился монарх. — Однако вы почему-то не торопитесь вручить мне верительные грамоты…
      — Прошу вас, взгляните на наше состояние! — В голосе Всезнайгеля зазвучала патетика. — Эрих тому свидетель, мы изрядно потрепаны, а барон Николас и его спутник Пауль даже ранены. Свою царапину я в расчет не беру. Увы, ларец с бумагами сгорел в бою. Мне тяжело вам сообщать, ваше величество, но мы приняли бой от самого Дункельонкеля, и случилось сие на территории Труппенплаца.
      — Вот как?! — Альбрехт, не моргая, уставился в глаза колдуна. — Я хочу знать подробности. Позже. Вам нужно отдохнуть. Проводите гостей.
      Слово «гости» прозвучало так, что всем стало ясно: этот статус легко можно утратить.
      В подземелье было уютно. Коля, Палваныч, Тилль и Хельга получили по комнатушке, возможность помыться и плотный ужин. Усталость была настолько сильна, что все четверо уснули, стоило лишь улечься.
      Утром, после легкого завтрака, путников позвали к королю.
      Альбрехт ждал их, стоя в большом зале, возле стола с расстеленной на нем картой. Гости приблизились.
      Коля с любопытством рассматривал карту, а Прапорщик Дубовых сразу узнал характерный «цветок», составленный государствами, расположенными вокруг Драконьей долины. Дробенланд — на западе, севернее находился Дриттенкенихрайх, на северо-востоке — Наменлос, еще восточнее — Вальденрайх, на юго-востоке — Труппенплац. Между Труппенплацем и Дробенландом раскинулось Черное королевство. Вот здесь Палванычу стало интересно: в прошлый раз он видел карту Страхенцвергов, на ней вотчина Дункельонкеля выглядела как темное пятно, а у Альбрехта Черное королевство было отнюдь не черным.
      — Как отдохнули? — спросил монарх.
      — Большое спасибо, ваше величество, — ответил за всех Тилль. — О лучшем невозможно и помыслить.
      — Отлично. Но к делу. Поведайте мне о вашем сражении с Дункельонкелем.
      Колдун рассказал о бое в пещере Белоснежки и бегстве главы Черного королевства через зеркало, но лишнее опустил. Альбрехт не на шутку встревожился:
      — Если Дункельонкель расхаживает через зеркала, то грош цена любым мерам безопасности.
      — К счастью, он способен проходить лишь в те зеркала, которые сам заворожил. А у вас вряд ли есть такие.
      — Хорошо… Наблюдатели доносят, что у нашей границы началось какое-то шевеление. К моему прискорбию, мы так и не смогли внедрить разведчиков в тыл ненавистного врага…
      — Но откуда, ектыш, такая подробная карта? — вырвалось у прапорщика.
      — Вы издеваетесь?! — Тонкие брови Альбрехта буквально взлетели. — Это старое изображение, еще времен Зингершухерланда. Эх, как не хватает сегодня миру легендарного воина Зингершухера!.. Когда Дункельонкель пришел к власти и провозгласил эпоху закрытости, наши разведчики были истреблены в течение трех лет. По последним их донесениям, Черное королевство подверглось коренной перестройке. Менялось все — от ландшафтов до местоположения городов. Я не удивлюсь, если священный Зингершухерштадт также был перенесен.
      Лавочкин был наслышан о столице древнего государства. Именно там долгие века хранился Барабан Власти, прежде чем Дункельонкель не выкрал его для войны с Вальденрайхом. Ценой огромных потерь армия братьев Всезнайгелей отбила магический артефакт. И много позже, буквально сутки назад, рядовой еле-еле увел Барабан из-под носа Белоснежки, ставленницы Дункельонкеля. А несколько лет назад потерпевший поражение черный колдун бежал в Зингершухерштадт, где совершил переворот и принялся выстраивать самое загадочное из королевств.
      — Я знаю, — продолжил, вздохнув, Альбрехт, — никому не удается проникнуть за мощный волшебный полог Дункельонкеля. Я потерял двух самых преданных магов… Ребята ушли в астральный поиск и не вернулись. Представьте себе, более пяти лет слуги ухаживают за их телами, но я ни на что не надеюсь…
      Всезнайгель хмуро сказал:
      — Ваше величество, такие маги-разведчики есть в любом королевстве. Я отговаривал своего ученика от подобного мысленного путешествия, но молодость не умеет терпеть — он покинул телесную оболочку. Я тоже сохраняю ей жизнь, хотя, поверьте моим знаниям, делаю это лишь из глупой надежды.
      — Тогда вы меня понимаете. Трудно воевать с теми, чью цитадель не можешь даже разглядеть, не то, что приблизиться… Проклятые коверные! Так они могут прятаться целую вечность!
      — Как раз нет! — воскликнул Тилль. — Они начали наступление, следовательно, будут тратить больше энергии. А полог требует неимоверно большой магической мощи. Чем больше распыляется сил, тем слабее будет полог.
      — Постойте-ка, — прервал король. — Я читал в древних книгах, дескать, на территории Зингершухерланда есть некий разлом. Из него можно сколь угодно долго качать вашу пресловутую энергию. Значит, Дункельонкель сидит на бесконечном источнике силы.
      — Да, ваше величество, вы правы. Разлом существует, и в нем таится неисчерпаемая энергия. Да вопрос-то не в том, сколько ее там, а в том, сколько мы можем использовать в данное конкретное мгновение.
      — Поясните.
      Коле Лавочкину и Хельге тоже стало любопытно, а Палваныч, похоже, все еще интересовался картой.
      — Охотно поясню, — сказал Всезнайгель. — Позвольте привести пример с водой. Допустим, магия-вода хранится в огромной бочке. Разлом, о котором вы говорили, пусть будет в нашем примере маленькой дыркой в боку бочки. Естественно, из этого отверстия и вытекает вода. Как вы знаете, ее количество зависит от скорости потока и площади отверстия. Чтобы получать больше воды, мы должны либо расширить дырку, либо заставить воду вытекать быстрее, то есть повысить внутри бочки давление. Ни один человек не в силах управлять «давлением» магии, а расширить разлом нельзя, ведь он весьма глубок и ограничен прочнейшими гранитными стенами. Таким образом, наш враг имеет ограниченный доступ к энергии.
      — Но ее все равно много!
      — Не спорю. Главный фокус в том, что чем дальше будет расползаться Черное королевство, тем меньше энергии будет оставаться на завесу. Если же Дункельонкель решит сохранять полог, то его армия постепенно останется без магической подпитки. А вести современную войну без волшебного оснащения — заведомый проигрыш.
      — Ваши слова внушают веру в будущее, — проговорил Альбрехт. — Правда, слабую.
      — Кстати, недавно мне стало известно, что у черного мага есть некие диковинные механизмы. С их помощью он, кажется, хочет компенсировать неизбежную потерю магической мощи.
      — Что за механизмы? — встревожился король Труппенплаца.
      — Увы, я мало знаю. Я видел какие-то чертежи в логове так называемой Белоснежки.
      Лавочкин нахмурился. Он тоже там был, но чертежей не было. «Хотя я не рылся на столах, — подумал Коля, — а Тилль успел посмотреть».
      — Вот ведь вы какой народ — колдуны… — Альбрехт досадливо покачал головой. — Все-то, по-вашему, только хуже будет. Чуть дали надежду и сразу какими-то механизмами запугали. Ладно, мой Труппенплац выдержит и механизмы. Что вы намерены делать?
      — Нам придется вернуться в Вальденрайх, ваше величество. Надо приготовить барона Николаса к походу в тыл врага.
      Король с нескрываемой жалостью взглянул на рядового Лавочкина:
      — Да, славная стезя. Желаю вам удачи, барон. Если ваша миссия увенчается успехом, это будет самый славный подвиг со времен великого Зингершухера. А теперь прощайте, у меня много дел.
      Слуга проводил путников в комнаты, там они оделись и поднялись из подземелий на поверхность. Здесь их ждали сани, запряженные двойкой гнедых. Передав через слугу благодарности королю Альбрехту, Тилль, Коля, Палваныч и Хельга двинулись в путь.
      Морозный ветер обжигал лица. Солнце совершенно по-зимнему не грело.
      Всезнайгель правил уверенно, будто был не магом, а возницей.
      — Куда едем? — прокричал Лавочкин.
      — К шестистенной комнате, — ответил Тилль. — Здесь недалеко. Если вы внимательно смотрели карту, то должны были заметить маленький шестиугольничек рядом со столицей Труппенплаца.
      — А что это? — вступил в разговор Палваныч. — Я засек такие во всех государствах, даже в этом вашем Черном королевстве.
      — Сооружения древнего маленького народца, — пояснил колдун. — Мы используем их для быстрого перемещения. Впрочем, сами увидите.
      А Коля уже думал о том, что попасть в тыл врага ему суждено будет через такую комнату.
      Сани ехали около часа, пока Всезнайгель не остановил коней возле старого колодца:
      — Мы на месте.
      — А что будет с лошадьми? — спросила Хельга.
      — Отправим их домой.
      Путники вылезли, Тилль нашептал в конские уши необходимое заклятье, и лошади потрусили туда, откуда прибежали.

      Как и предполагал рядовой Лавочкин, из внутренней стенки колодца торчали металлические ступеньки-скобы. Всезнайгель полез первым, потом, через две минуты, — Коля, затем — Хельга, а прапорщик Дубовых стартовал последним.
      Спуск был, по обыкновению, долгим. Ступив на песчаное дно колодца, путники очутились в комнате шириной метров в пять. Стены пещерки образовывали правильный шестиугольник и, усыпанные яркими синими камушками, испускали сияние. Свет, как и тепло, давали камушки.
      — Что за карикатура? — прохрюкал Палваныч.
      — Сами вы карикатура, — сказал парень.
      — Разговорчики, рядовой, — буркнул прапорщик и обиженно засопел.
      — Пауль, не задавай лишних вопросов, — величественно попросила Хельга Страхолюдлих.
      Дубовых не мог не послушаться боевой подруги. Тем временем Тилль сориентировался, выбрал нужную стену, сел перед ней и как бы ушел в себя.
      — Кхе-кхе, — не выдержал Палваныч. — Был у нас в полку капитан Барсученко, тонкой души человек и в то же время сволочь. Так он тоже, бывало, сядет в позу «ноги калачиком, рыло кирпичом» и сидит несколько часов. Йогой-хренегой занимается. А все дела побоку…
      — Очень поучительная история, дражайший Пауль, — медленно и спокойно проговорил Всезнайгель. — Только я делом занимаюсь.
      И колдун снова замолчал.
      — Товарищ прапорщик, не отвлекайте его, пожалуйста, — прошептал Коля.
      — Ну, ладно, молчу. И что дальше?
      — А дальше, — сказал Тилль, — цуг-цурюк! Стена вдруг вспыхнула, окрасилась в фиолетовое, по ней заструилась синяя рябь. Колдун вскочил на ноги.
      — Напоминаю, будет холодно, но это не страшно. Осторожно на той стороне, не упадите. Все, за мной! — скомандовал он и шагнул прямиком в стену.
      Палваныч не поверил собственным глазам — Всезнайгель исчез.
      — Давайте, товарищ прапорщик! — сказал Лавочкин.
      — Что?! Я в эту чертовщину не полезу! — отрезал Дубовых, пятясь.
      — Мы теряем время! — отчаянно воскликнул Коля. — Сейчас проход закроется!
      Графиня Страхолюдлих, не раздумывая, последовала за Тиллем.
      — Хельгуленочек! — завопил прапорщик и сиганул в стену.
      Только вот незадача — за мгновение фиолетовый блеск пропал, и Палваныч со всей дури врезался в стену.
      Рядовой Лавочкин невольно рассмеялся.
      — Чего ржешь, молокосос? — зло прокряхтел Дубовых, лежа на спине и растирая ушибленный лоб. — Руку дай.
      Коля помог командиру.
      — Ну? — промычал мужик. — Как мы теперь и что? А Хельга где?
      — Не кричите, товарищ прапорщик, — спокойно сказал парень. — Сейчас все будет.
      Лавочкин повернулся к нужной стене. «Смирить эмоции, — вспомнил он, заставляя себя дышать глубже и медленнее. — Сконцентрироваться. Почувствовать тепло, тяжесть и покой…»
      — Цуг-цурюк! — провозгласил наконец Коля. Стена вновь засветилась фиолетовым.
      — Делайте выводы, Палваныч, — буркнул парень и растворился в сиянии.
      — Тьфу, Хейердала ломоть! — выругался прапорщик.
      В этот раз стена приняла его без шуточек. Рядовой знал, что стена не сразу отпустит его в новую комнату. Плечи, ноги и спина будто прилипли к огромному студню. Потом сопротивление прекратилось, Коля сделал большой шаг вперед и удержал равновесие.
      Зато Дубовых с непривычки рухнул на песок, подняв неслабое облако пыли.
      — Ты не ушибся, Пауль? — Хельга склонилась над возлюбленным.
      Коренастый коротышка лихо вскочил на ноги и подлетел к Лавочкину:
      — Все разыгрываем старшего по званию, да? Почему не предупредил об эффекте жвачки липучечной?
      — Жвачки липучечной? — переспросил Тилль. — Красиво изъясняется.
      — Нас же Всезнайгель предупредил, — начал оправдываться Коля.
      — Хватит! — громко сказала Страхолюдлих. — Вы находитесь у меня дома, и я прошу здесь не ссориться.
      Палваныч осмотрелся и узнал зал. Это была многократно увеличенная копия шестистенной комнаты. Здесь жил циклоп Гроссмалыш, пока прапорщик не освободил его из заточения. Нужно ли говорить, что над огромным подземельем стоял замок графини?
      — Так мы в Вальденрайхе?! — сипло прошептал Дубовых.
      — Воистину, — подтвердила Хельга.
      — Умиляюсь я вам, Пауль, — усмехнулся Всезнайгель. — Вы не первый день в нашем мире, вон, даже черта приручить сподобились, а все равно в магию не верите.
      — А ты поработай с мое на армейском складе, сам перестанешь во что бы то ни было верить, — огрызнулся прапорщик.
      — Хм, а я слышал, как раз кладовщики и есть самые талантливые и всемогущие кудесники, — отпарировал колдун.
      — Прошу наверх, — пригласила Хельга и пошла к винтовой лестнице.
      Подъем и блуждание по темному лабиринту ни Хельге, ни Палванычу, ни Коле не были в новинку. А Всезнайгель сохранял полное спокойствие. Он так увлеченно размышлял о чем-то своем, что, даже выбравшись в коридор замка, не заметил здоровенного мохнатого паука, сидевшего на плече, подобно черному эполету.
      Графиня Страхолюдлих невозмутимо взяла паука тонкими пальцами за лапку и выпустила обратно в лабиринт.
      Лавочкин ткнул пальцем в картину, висящую напротив входа в подземелье:
      — А я в первый раз и не понял, что это полотно про тот самый бой, когда отряд Иоганна Всезнайгеля отвоевал у Дункельонкеля Барабан Власти.
      Тилль очнулся от раздумий:
      — Ах, действительно, вот и брата нарисовали!
      — Картина стоила мне огромных денег, — проворчала Хельга. — Ни один художник не хотел работать для опальной аристократки. Никому не пожелаю оказаться среди проигравших.
      Палваныч показал на непропорционально большую смоляную фигуру главного врага Вальденрайха.
      — Это Дункельонкель? А какого рожна он черный? Я ж его видел. Старичок в белом. Или, типа, художник так чувствует?
      — Нет, Пауль. — Хельга улыбнулась. — В те годы Дункельонкель действительно предпочитал темные оттенки. Пойдемте в покои.
      Замок Страхолюдлих не производил впечатления заброшенного, хотя хозяйка отсутствовала долго. Слуги ухаживали за комнатами, на кухне нашелся сносный обед.
      — Вот, рядовой, учись местной дисциплине, — изрек довольно чавкающий Палваныч. — А вас, солдат малолетних, оставь на пять минут, а вы и рады имущество портить и ценности воровать!
      — Графиня, мне необходимо срочно отбыть во дворец, — сказал Всезнайгель, быстро расправившись с едой. — Надеюсь, у вас найдется лошадь. А вас всех я приглашаю к себе домой. Хайнц вас примет.
      Хельга без лишних вопросов распорядилась дать придворному колдуну коня, и Тилль отбыл.
      Чуть позже полудня Тилль прибыл в столицу Вальденрайха. Как выяснилось, Стольноштадт также подвергся воздушному нападению. Правда, ему повезло больше, чем Трахтенбургу. На город скинули пять огненных бомб. Разрушения были впечатляющими, но ни королевский дворец, ни дом Всезнайгеля не пострадали.
      Колдун заехал домой, узнал у своего помощника последние новости и отправился к своему работодателю Генриху Вальденрайхскому.
      Монарх принял Тилля в почивальне — вчерашняя бомбежка изрядно его расстроила. Всезнайгель смотрел на короля и видел в капризном обрюзгшем лице следы былой мужской красоты. Стопятидесятидвухлетний колдун помнил Генриха молодым, полным сил правителем. Подавив невольный вздох, Тилль начал отчет:
      — Ваше высочество, у меня много новостей, многие из них вы, вероятно, уже слышали.
      — Еще как слышал, господин придворный колдун, — издевательским фальцетом проговорил король. — Пять новостей вчера буквально упали нам на голову. А ты, вероятно, где-то загорал вместо того, чтобы защитить Стольноштадт.
      — Увы, ваше величество, я в тот момент не загорал, а находился под бомбежкой в столице Труппенплаца, — сдержанно сказал Всезнайгель. — И должен вас огорчить: Трахтенбург почти полностью разрушен. Атака с воздуха была фактически неотразима. Без должной подготовки ни я, ни кто-либо другой не смог бы отбить такой массированный обстрел. Война началась, Дункельонкель сделал первые ходы.
      — Ладно, ладно… Бедный циркач… Как он теперь?.. — Генрих принялся массировать виски. — Но что ты, дьявол тебя забери, делал в Труппенплаце?
      — Я дрался с Дункельонкелем.
      — Вот как?!
      Король разом забыл о головной боли.
      — Да. И помогал мне барон Николас Могучий, — сказал колдун. — Да-да, ваше величество, он вернулся. И с ним вернулся Пауль, известный как Повелитель Тьмы. Он теперь на нашей стороне и уже не раз доказал свою преданность.
      Тилль нес ахинею про прапорщика, внутренне кривясь, но понимая, что иные слова до монарха не дойдут.
      — Более того, Николасу удалось вывести на чистую воду мнимую Белоснежку — шпиона, действовавшего в Наменлосе, Дриттенкенихрайхе, Труппенплаце и даже у нас, возле городка Лохенберга. Именно она стоит за многочисленными кражами железа во всех наших государствах.
      — А этот, как же его?.. — Сухие пальцы короля издали щелчок: Генрих требовал подсказки.
      — Пауль?
      — Да!
      — Он оказал неоценимую помощь. Вместе они смогли переправить Барабан Власти моему брату, в Наменлос. Затем мы дали бой Дункельонкелю и Белоснежке. К сожалению, им удалось уйти, но мы порядком потрепали друг друга.
      — Тебе бы сказания о подвигах сочинять, — усмехнулся монарх. — Что еще?
      — Главная новость заключается в том, что войска Дункельонкеля ступили на земли Дробенланда. Война, о которой я предупреждал несколько лет назад, началась.
      Генрих театрально взмахнул бледной рукой:
      — Ах, давай без этих вот «я же говорил», «я же предупреждал»! К нашему счастью, как-то резко наступила зима, и агрессоры завязнут в разгильдяйском Дробенланде. В Труппенплац они не сунутся, ограничиваясь бомбежками. Значит, у нас есть три-четыре месяца на подготовку.
      — Поверьте, ваше величество, у нас нет и месяца, — произнес Всезнайгель. — Дункельонкель целенаправленно готовился к войне, пока мы занимались текущими местечковыми проблемками.
      — Тихо, тихо, мой добрый слуга! — резко проговорил король. — За твоим «мы» мне слышится «вы»…
      — Что вы, ваше величество. Ничего не имел в виду. Я предпочел бы беспокоиться о будущем, вместо того чтобы искать козлов отпущения в прошлом. Главное, что мы сейчас должны сделать, — это как можно быстрее заключить крепкий и честный союз с Наменлосом, Труппенплацем и Дриттенкенихрайхом.
      — Подожди, мудрейшество. С Наменлосом после женитьбы тамошнего принца и моей падчерицы все ясно — мы союзники. Труппенплац разделяет нас и Черное королевство, и мы были бы дураками, если бы не поддержали Альбрехта, хоть он и циркачишка. Но Дриттенкенихрайх… Это уже слишком. Старина Герхард фон Аустринкен-Андер-Брудершафт является легендарным выпивохой, а заключать союз с невменяемым человеком я не буду.
      — Позволю себе намекнуть. Истинная власть в Дриттенкенихрайхе принадлежит королю преступников, а не Герхарду. Характер этой власти таков, что многие преступники нашего королевства считают себя подданными Рамштайнта…
      — Ни слова о грязнолицем преступнике! — воскликнул Генрих. — Теперь оставь меня.
      Тилль затронул больную тему. Союз с преступником, пусть и самым могущественным в современном мире, претил потомственному монарху. Но Всезнайгель знал своего короля: после долгих раздумий тот должен был прийти к верным выводам.
      Придворный колдун поклонился и вышел.
      Часам к трем дня сани Хельги Страхолюдлих привезли хозяйку и ее гостей к жилищу Всезнайгеля. Серого камня дом все так же словно стремился вверх, а у двери по-прежнему висела табличка:
 
      Придворный колдун господин Всезнайгель.
      Посмевший стучать будет по зубам получать.
 
      Палваныч, не удостоивший табличку вниманием, начал стучать. Коля поймал руку Дубовых, когда тот уже нанес один удар костяшками пальцев.
      — Товарищ прапорщик, это дверь дома колдуна. Лучше позвонить.
      Хайнц, лысый высокий мужчина со скорбно вытянутым лицом, впустил гостей. Облаченный в черные просторные одежды слуга был рад Николасу. Демонически изогнутые густые брови распрямились, наполовину прикрытые веками грустные глаза раскрылись шире, в них заиграли искорки. Это было максимально возможное выражение счастья.
      Коля вспомнил, что, когда он впервые увидел помощника колдуна, ему на ум пришло сравнение с бассетом.
      — Здравствуйте, Хайнц, — сказал Лавочкин. — Тилль дома?
      — Хозяина нет, — ответил слуга фирменным тенором. — Но он предупреждал о вашем прибытии. Позвольте, я приму ваши шубы… Проходите, сделайте милость, в гостиную.
      В гостиной было тепло — горел камин. Комнату освещали масляные лампады, причем неестественно яркие. Мебель красного дерева была крепка и в то же время изящна. На полу — ковер. В центре комнаты стоял широкий круглый стол, окруженный резными стульями. На столе покоилась затейливая ваза, похожая на женскую фигурку. В углах гостиной находились удобные роскошные кресла.
      Пока Хайнц ходил на улицу, загонял сани во двор и заводил коней в стойла, Коля, Палваныч и Хельга расселись.
      Прапорщик Дубовых посмотрел на огонь, полыхающий в камине, и сказал:
      — Сейчас я доведу до вас случай типа байка. Офицер из нашего полка, не буду называть пофамильно, сложил себе такой полено-нагревательный прибор. Естественно, выбрал путь дешевизны и превышения полномочий, то есть клали ему камин солдатики из срочников. Нашлась пара смышленых братьев, у них отец был печником. Ну, он им пообещал спирта и увольнительную. Те, значит, обрадовались, что на родину съездят. Выложили камин — комар носа не подточит: хоть из хаты офицера выламывай и в музей ставь. Сам видел. А он зачем-то пожадничал. Пузырь водки им дал, а когда про отпуск заикнулись, кукишем перед их носами повертел. Пареньки обиделись, но промолчали. Правда, через месяц подсунули ему хитрое поленышко.
      — Какое? — спросила Хельга.
      — Хитрое. Расщепили, выдолбили полость внутри, вложили толовую шашечку и соединили створки, будто так и было. Отомстить, соответственно, решили. То, что убить могут, как-то не подумали, наверное. Офицер полено в числе прочих загрузил, зажег, а сам ушел на кухню сооружать нехитрый холостяцкий ужин по схеме «яичница с колбасой». А у него был кот. Жирный такой, кастрированный. Очень полюбил у камина полежать, брюхо погреть. Когда шашку разорвало, этого кота ударной волной в окно выкинуло и об забор припечатало. Сам-то он жив-здоров остался, только писаться стал на коврики и любой огонь обходить за версту.
      Палваныч засмеялся с резким подхрюкиванием.
      Страхолюдлих и Лавочкин переглянулись.
      — Не смотрите на меня, графиня, — сказал Коля. — Я сам не знаю, что тут смешного.
      Раскрасневшийся пухлый прапорщик ворочался в кресле, мотая плешивой головой. Шея у Дубовых почти отсутствовала, поэтому его телодвижения были особенно потешны. Маленькие глаза слезились. Чувствовалось, Палваныч находился в состоянии подлинной юмористической эйфории.
      — Как мало человеку надо, — пробормотал солдат.
      — Ух-е! — отдувался Дубовых. — Я все слышал, рядовой! Будешь дерзить — устрою тебе модельный кружок. Будешь делать модель землянки в натуральную величину.
      Прапорщика сотряс очередной приступ хохота.
      — Все же, Пауль, ты остаешься для меня загадкой, — с затаенной нежностью проговорила Хельга.
      На ее бледном лице играла легкая улыбка. Сейчас графиня напоминала Лавочкину знаменитую Мону Лизу.
      Вошел Хайнц, неся на подносе чай и лакомства:
      — Прошу к столу.
      Чаепитие было в самом разгаре, когда вернулся Тилль Всезнайгель. Придворный колдун был задумчив, но деятелен.
      — Вы здесь, отлично. Хайнц вас расселит, — Тилль говорил быстро и как-то механически. — Графиня, вы великолепны. Николас, мне нужно поговорить с вами. Пауль, не обижайтесь. Пойдемте, барон.
      Коля отставил недопитый чай и последовал за колдуном. Они поднялись в рабочий кабинет Всезнайгеля.
      Лавочкин помнил этот зал, занимавший весь второй этаж.
      Здесь горели те же яркие лампады, что и в гостиной. Полки упирались в потолок. На полках — книги, свертки, прочие предметы. Столы, хаотично заваленные всякой магической всячиной, все так же располагались полукругом посредине зала.
      Коля посмотрел на мозаичную пентаграмму, выложенную в центре зала. Мысленно вернулся к моменту, когда экспериментировал над горшочком и Знаменем. Как же, казалось, давно это было!
      Ничего не изменилось, лишь высокая толстая клюка, торчавшая над крайним справа столом, была пуста. Когда-то на ней сидела сова — посыльная Всезнайгеля.
      Колдун поймал взгляд солдата:
      — Она погибла. Я думал, вы знаете. Не будем терять время. Я уже имел возможность оценить ваш новый дар чтения мыслей. Удивительная вещь! Я знаю лишь одну ведьму, способную к такому фокусу. До тех пор пока вы не назвали имя Эриха, считалось, что мужчины не способны к чтению мыслей. Знамя приготовило сюрпризы, не так ли?
      — Так. Оно снова общалось со мной, пока я дремал, топая по Труппенплацу. Оно обещало полностью восстановить свою мощь. Просило не пытаться ворожить, но и не разрывать контакта.
      — Отлично! — Тилль потер руки. — Это согласуется с нашими общими планами. Я был у короля, потом забежал к Шпикунднюхелю. Старина измотан, но тверд. Особый королевский полк боеспособен как никогда, а сыск наконец заработал в правильном направлении. Последние новости с Дробенландского фронта обнадеживают. Войска Черного королевства остановились — слишком холодно. Захватив несколько тамошних княжеств, армия Дункельонкеля расползлась по зимним квартирам и, как докладывает разведка, ждет тепла и обозов с теплой амуницией.
      Рядовой Лавочкин живо представил полчища его двойников, расселяющихся по захваченным лачугам. Зачесалась правая икра. От нее отхватил кусок сумасшедший колдун Улькхемикер, чтобы создать големов-солдат.
      — Конечно, сие есть временная заминка, — продолжил Всезнайгель. — Но и этот подарок судьбы надо использовать полностью. Завтра же мы отправимся к соседям с предложением мира и союза. Если не объединиться, все проиграют.
      — Но… — начал было Коля.
      — Знаю и без чтения мыслей, о чем вы подумали, мой юный друг, — перебил Тилль. — Надеяться лишь на ваше Знамя — непростительная беспечность. Вы — наш главный резерв и последняя надежда. Вам потребуется любая помощь. Дункельонкель тщательно готовился. Мы — нет.
      — Пока мы проездим…
      — Ваше Знамя восстановится. И еще. Мы проездим недолго. Вы не забыли, какова скорость ковров-самолетов?
      Парень понимающе кивнул.
      — И последнее, — сказал колдун. — Командир сыска велел передать, что месяц назад исчезла ваша деревенская подруга.
      — Эльза?!
      Лавочкин часто вспоминал самое начало путешествия по сказочному миру. Тогда он встретил девушку, похожую на Алису Селезневу из фильма «Гостья из будущего»…
      — Надо же… А я обещал вернуться… — пробормотал Коля.
      — Шпикунднюхель думает, что ее выкрали слуги Дункельонкеля. Похоже, вы, Николас, должны стать отцом, и черный маг сильно заинтересован в том, чтобы ваш ребенок оказался у него.
      — Зачем? — севшим голосом спросил рядовой.
      — Ну, кроме банального шантажа, у Дункельонкеля, вероятно, есть какие-то магические планы. Не зря же он вылепил по вашему образу и подобию целую армию? Вы, Николас, выходец из иного мира. В вас кипит новая кровь, новая мощь. Я закрываю глаза, и на экране моего внутреннего взора горит ваш силуэт. Знайте, вы — огромная сила, даже если реально не являетесь таковой, — торжественно закончил Тилль.
      — То есть?
      — От вас многого ждут, мой юный друг. А в нашем мире, пронизанном магией, сильные ожидания способны воплощаться.
      — Впрочем, как и в нашем… — промямлил парень и поплелся вниз, в гостиную.
      Хайнц поселил Лавочкина и Дубовых в комнате с двумя кроватями.
      Расположившись на ближней к выходу койке, солдат стал разбирать мешок. Сначала он достал форму, чтобы просушить, затем вынул автомат.
      Палваныч мечтательно проговорил, глядя на «Калашников»:
      — К этой машинке ящичка бы три патронов, да, рядовой?
      — Правда ваша, товарищ прапорщик, — улыбнулся Лавочкин.
      Улыбнулся и тут же скорчил скорбную мину — перед ним появились знакомые цинковые ящики. Три штучки.
      — Ух-е! — Дубовых хлопнул себя по коленям. — Как на заказ.
      — Елки-ковырялки, Знамя напряг впустую, — пробурчал Коля.
      — Впустую?! Да мы теперь, как этот, как его?.. Рэмбо в Афганистане!
      — Ни хрена-то ты не понимаешь, — прошептал солдат, кляня себя за то, что не сдержал обещания, данного полковой реликвии.

      Лавочкин уснул не сразу — сначала одолевали нехорошие мысли, потом прапорщик захрапел, как заикающийся отбойный молоток. А когда Коля отключился, стало ясно: лучше бы вообще не спал.
      Снилось ему всякое непотребство. Смешались все значимые события. Сначала в тягучем мятущемся видении преобладали армейские мотивы.
      Вот свежеотчисленный студент Лавочкин приходит из института домой, а родители смотрят телевизор. По телевизору гремит реклама: «Соберите вещи своего сына и отправьте его в армию — и вы получите два года отдыха!»
      Затем провал.
      Коля почему-то стоит на сцене и поет песню «Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь»:
 

      Военком в тишине постучался в двери.
      Неужель ты ко мне? Верю и не верю.
      Он повесткой махнул и сказал мне: «Милый,
      Сколько зим, сколько лет! Где тебя носило?»
 
      Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь,
      Все мне ясно стало теперь.
      Сколько лет я спорил с судьбой,
      Чтобы не встречаться с тобой!
      Шел я лесом, плыл за моря,
      Только это, видимо, зря,
      Зря косил я, прятался зря,
      Все напрасно было!..
 

      Да не просто поет Лавочкин! К нему и военком выходит с повесткой, и какие-то люди спешат: кто кирзовые сапоги на шею вешает, кто китель участливо на плечи накидывает, один сует автомат в руки, другой фуражку нахлобучивает… Сильно удивляется Коля и…
      Снова провал.
      Парень осознает себя солдатом, но служит не в ракетном полку под Москвой, а где-то далеко, среди снегов, на секретном ядерном полигоне. Носит свинцовые трусы, спит в противогазе, но ничего не помогает. Садится письмо писать: «Дорогие папа и мама! Я живу хорошо, просто замечательно. У меня все есть. Я по вам очень скучаю. А здоровье мое не очень: то лапы ломит, то хвост отваливается. А на днях я линять начал. Старая шерсть с меня сыплется, хоть в казарму не заходи, зато новая растет чистая, шелковистая. Так что лохматость у меня повысилась. До свидания. Ваш сын дядя Шлюпфриг». Срывает Лавочкин противогаз, бежит к зеркалу, а там отражается пес. В башмаках.
      Опять провал.
      Коля чувствует себя Колей, но не Лавочкиным, а Герасимовым, учеником шестого «б» класса. Лежит он на полу заброшенного дома, побитый и несчастный, потом доползает до подоконника и кричит из последних сил: «Алиса! Они меня пытали, но я ничего не сказал!..» А внизу стоит она в форме советской школьницы. Чуть вздернутый носик, огромные обиженные глаза, круглое личико с ямочками на розовых щечках… И — слеза течет единственная. А сама отвечает укоризненно: «Какая Алиса, Николас? Эльза я, Эльза! Поматросил, стало быть, и бросил? Эх, мужики!..»
      Парню стало стыдно, и он проснулся.
      Рассвело. Палваныч сидел на кровати и насмешливо таращился на Лавочкина:
      — Слышь, рядовой, а кто эта твоя Алиса, про которую ты так кричал? Подружка, типа?
      — Секс-символ восьмидесятых, — буркнул Коля, накрываясь с головой одеялом.
      В комнату заглянул Всезнайгель:
      — Господа, пора вставать! А это что за ящики?
      — Я вчера по ошибке наколдовал, — голос Лавочкина прозвучал глухо.
      — С чем они?
      — Это, товарищ маг, боевые припасы к автомату Калашникова, — авторитетно заявил прапорщик Дубовых. — Сам автомат вот он — на стуле. Он представляет собой огнестрельное оружие с высокой скорострельностью. Поражает живую силу противника на расстоянии… э… на большом расстоянии.
      — А вы не могли бы продемонстрировать? — спросил Тилль.
      Коля вылез из-под одеяла:
      — Сейчас я оденусь и спущусь во двор. Мне пришла в голову отличная мысль: автомат можно использовать в войне против моих клонов.
      — Клонов?
      — Ну, солдат, похожих на меня.
      — Ага, если солдат не похож на вас, то автомат не действует?
      Парень скривился:
      — Похоже, к вам вернулось ваше своеобразное чувство юмора.
      Палваныч умело вскрыл цинк и сноровисто набил патронами рожок. Второй (а в караул выдавали два) не стал.
      — Чтобы не тратить драгоценный припас, — пояснил прапорщик.
      Во внутреннем дворике россиян уже ждали Всезнайгель, Хайнц и графиня Страхолюдлих. У Дубовых застучало сердце. Хельга была обворожительна: изящное темно-синее платье, песцовый полушубок, длинные смоляные волосы, на которые падали редкие снежинки. Даже ее бледность казалась особенно привлекательной на фоне снега. Муза прапорщика Колю не вдохновляла. «Готичненько», — отметил парень и занялся осмотром двора. Каменный мешок, да и только. Несколько деревянных столбов, ворота стойла и в дальнем углу колода для разделки мяса.
      — Вот, пожалуй, на колоде и испытаем, — вынес вердикт солдат. — Будет громко, но вы уж потерпите.
      Он перевел автомат на стрельбу одиночными и с плеча всадил несколько пуль в деревянный чурбан.
      Резкие хлопки «акашных» выстрелов произвели впечатление. Хельга спряталась за спиной Палваныча. Хайнц недоуменно поднял бровь. Тилль был в восторге.
      — Бабахает отменно, дырки тоже вижу, — неестественно громко сказал он. — Что еще?
      — Ну, если стрелять не в колоду, а в человека, то убивает наповал, — смутился Коля. — Теперь я переведу на стрельбу очередями. Представьте, будто на нас надвигается толпа врагов. Я не стану водить дулом, чтобы не было рикошета.
      Лавочкин дал короткую очередь, но немного не рассчитал. Как известно, при стрельбе автомат забирает вверх. Последняя пуля прошла выше чурбака и отскочила от каменной кладки в окно второго этажа. Стекло разбилось.
      Всезнайгель небрежно взмахнул рукой, окно восстановилось.
      — Все, я понял, — промолвил колдун. — Несколько минут работы этой штукой уничтожат большой отряд солдат Дункельонкеля, так?
      — Да. — Коля поставил автомат на предохранитель.
      — И вы все время ходили с ней по нашему миру?
      — Конечно, только у меня патронов не было. Без патронов не постреляешь.
      Парень был озадачен: придворный маг был не особо рад обретению нового оружия против Черного королевства.
      — Тю-тю… — присвистнул Тилль. — У вас, господа мои, ужасный мир. Я боюсь представить, что бы было, если бы Дункельонкель смог завладеть парой таких штуковин.
      — Вот, ектыш, интеллигенция! — хохотнул Палваныч. — Я по-простому считаю. Ствол и комплект у нас, значит, будем плясать от этой печки. А прикидывать, что там «если бы да кабы» или как где чего, некогда. Предложение мое будет категорически верным. Я и Хельга садимся на ковровую авиацию дальнего подскока и оказываем огневую поддержку угнетенному народу Дробенланда. А вы, как мне перед сном доложил рядовой Лавочкин, летите с дипмиссией.
      — Хм, план хорош, — согласился после недолгих раздумий Всезнайгель.
      — Нет, в Дробенланд полечу я, — сказал Коля. — Автомат мой, я и должен…
      — Ладно, рядовой, не дрейфь, верну оружие в цельности и сохранности, — заверил парня Дубовых. — Я же понимаю, Родина вверила автомат в твои руки, ты и ответственный. Да ты прикинь, что именно тебе придется там делать…
      — 3-знаете, я б-б-бы зашла в д-дом, — проговорила Хельга.
      — Разумеется! Прошу вас, — захлопотал Тилль. Лавочкин поймал Палваныча за рукав, дескать, надо остаться.
      — Товарищ прапорщик, я ведь все понимаю, — сказал парень, пронзая командира пылким взглядом. — Стрелять там придется не совсем по людям, точнее, совсем не по людям. Там будут големы, тупые и бессловесные машины-убийцы. Их вырастили за неделю в магических котлах. Но самое страшное — у них моя внешность!
      — Так, рядовой. — Дубовых взял Колю за плечи. — Признавайся: спиртягу пил, клей нюхал, травку курил? Хотя откуда тут… Неужели с катушек съехал?
      — Да не съехал я! Вы были в отключке, когда Дункельонкель показывал нам по зеркалу…
      — Замолчи! — прикрикнул Палваныч и тряхнул Лавочкина, надеясь привести его в чувство. — Тебя послушать, сам с ума съедешь. Ишь карикатура: «По зеркалу показывал»! Не распускай сопли. Давай сюда автомат, язви тебя Хейердал.
      Парень сдался. «Надеюсь, на месте не растеряется», — подумал он.
      Прапорщик зашагал в дом, что-то решил добавить на ходу, повернулся к Коле и… налетел на открытую дверь, больно треснулся головой.
      — Ух-е! — вырвалось у мужика, и он сел наземь. Рядовой не сдержал улыбки:
      — Я ж говорил, не стучитесь там, где написано, что надо звонить.
      Он помог командиру подняться.
      — Вижу, вы столковались, — деловито сказал Всезнайгель, когда россияне вернулись в гостиную. Поправил седую прядку, белевшую в пышных черных волосах, надел теплый берет с ушами. — Готовьтесь, Николас, мы отбываем!
      — Удачи, салапет, — сказал прапорщик.
      — Вам тоже.
      Коля сбегал в комнату, сгреб вещи, оделся и в коридоре встретил колдуна с ковром под мышкой.
      — Пойдемте, — коротко скомандовал Тилль, выходя на улицу.
      Он развернул ковер прямо перед крыльцом, прочитал заклятье, и предмет роскоши превратился в средство передвижения.
      Солдат осторожно ступил на ковер, парящий в полуметре от земли. Потом сел Всезнайгель.
      — Берегите лицо, Николас. А лучше — отвернитесь. Я-то поворожу, а вам, как я слышал, нельзя.
      «И тут подколол», — отметил Лавочкин.
      Ковер-самолет понесся на север.
      Следующие несколько часов рядовой смотрел на бескрайние белые поля и леса, черные пятна сел, синь неба да насквозь промерзшую вату облаков. Он заметил печально известный забор, разделявший совсем недавно непримиримые государства Вальденрайх и Наменлос. Через какое-то время внизу показалась Циклопоуборная — памятник древнего каменного зодчества. «Наверное, Тилль нарочно прокатил меня по местам боевой славы, — выдвинул гипотезу Коля. — Уж мы тут зажгли с Болванычем!»
      Лавочкин совсем не замерз, ведь Всезнайгель захватил весьма удобный амулет, чудесным образом сохраняющий вокруг себя комфортную температуру. Удивительно — ветер дул, а холодно не было! Парень хотел бы заполучить такой обогреватель, чтобы повесить у себя дома, в рязанской хрущевке. Но он знал: магия этого мира не распространяется на наш.
      Мысли перескочили на более важное.
      Эльза. «Зачем Дункельонкелю деревенская девчонка? Точно, из-за меня схватили, — решил парень. — Понятное дело, узнали о нашем коротком романе. Его и романом-то не назовешь. Так, сельский водевиль. Ну, говорят, беременная… Тогда ясно — хотели шантажировать. Нестыковка: похитили месяц назад, а буквально третьего дня Дункельонкель ни словом не обмолвился об Эльзе! Хотя мог… А может, не успел? Я ж в волка превратился!»
      Вспомнив о превращении, рядовой забеспокоился, инстинктивно глянул на Луну, бледневшую на дневном небе.
      «Тихо, тихо, Колян! — одернул себя солдат. — Тилль сказал, что вылечил… Так вот, как порядочный мужик, я должен найти ее, освободить и… жениться?»
      Парень даже задержал дыхание. Мысль была абсолютно неожиданной и страшной. Она открыла шлюз для обрывков бредовых идей: «Боже мой! Женюсь, и придется остаться здесь! Хотя нет! Заберу Эльзу с собой! Дурацкая идея… Немка из невероятного мира посреди России. Без паспорта. По-русски ни бельмеса. Да она же с ума там, у нас, сойдет! Цивилизация… Что же делать?»
      Промучившись около часа, Лавочкин пришел наконец к более-менее полезному выводу. Надо было сперва вызволить девушку, а потом решать, что дальше. И чем быстрее Коля освободит Эльзу, тем лучше. Для нее и для будущего ребенка.
      Когда ковер достиг столицы Наменлоса, уже почти стемнело. Колдун стал править ниже.
      — Что ж, Николас, — прокричал он, — мы в Наменлосе, столице Наменлоса! Прямо под нами — Наменлосская улица, выходящая на Наменлосскую площадь, а на ней стоит Наменлосбург — дворец здешнего монарха!
      Коля удивлялся здешней простоте. Дома были одинаковы, стояли в правильном порядке — рядами, у каждого дома нарезали по равному клочку земли, на котором торчали три дерева. Королевский дворец, точнее, замок удручал безыскусностью: толстенные неприступные стены, башни напоминали шахматные ладьи. Если бы солдат был дизайнером, он назвал бы здешний стиль «серой утилитарщиной».
      Тилль приземлил ковер у самых ворот замка-дворца, путешественники слезли. Волшебник обратился к четырем усатым стражам:
      — Чрезвычайный и Полномочный Посол Вальденрайха его великолепие барон Николас Могучий и его старший советник колдун всех стихий и маг полного посвящения Тилль Всезнайгель прибыли со срочным письмом.
      — Прошу вас, отгоните свою, э-э-э, повозку в сторону и добро пожаловать в Наменлос, — пробасил самый усатый страж.
      Тилль ткнул указательным пальцем за будку охранников, и ковер послушно туда пропланировал.
      Ворота приоткрылись, колдун и Лавочкин прошли во двор.
      В центре замка стояло основное здание — большой каменный куб с узкими окнами. Рядовой в очередной раз отметил скудость фантазии местных строителей.
      У входа их ждал распорядитель. Он поклонился и жестом пригласил гостей внутрь. Здесь им вновь пришлось отрекомендоваться, их усадили в уютной комнате и подали ужин.
      — Надеюсь, в этот раз у нас верительные грамоты с собой? — лукаво поинтересовался Коля.
      — Как ни странно, да, — усмехнулся Тилль. — Утром, пока вы спали, мне их доставили. Наш монарх был так любезен, что согласился даже на союз с Рамштайнтом. Как бы ни был Генрих слаб и капризен, но здравый смысл его не оставляет.
      — Не слишком хорошего мнения вы о своем короле.
      — Надо смотреть на вещи реально, мой друг. Вы бы наверняка не слегли с мнимой болезнью из-за пяти огненных шаров, упавших на ваш город, не так ли?
      Неслышно подошел распорядитель:
      — Уважаемые гости, вас ждут.
      Всезнайгель обратил внимание на несколько принужденное поведение слуги. Того явно что-то тяготило, но долг обязывал оставаться в рамках.
      — Передайте поварам самые искренние благодарности, милейший, — сказал колдун, вставая. — Признайтесь, пожалуйста, здесь произошло несчастье?
      Распорядитель смутился. Коле было забавно наблюдать, как седой рослый дядька непроизвольно потер нос. Правда, Лавочкину мгновенно стало известно, что мужчину зовут Фрицем («Вот товарищ прапорщик завелся бы!»), у него болеет жена, и он с недавнего времени панически боится зеркал.
      — Знаете, — прошептал слуга. — Несчастья не было, нынче был весьма престранный случай, всколыхнувший королевство. Но я полагаю, вам все поведают сами его величество и их высочества. О большем позвольте умолчать.
      — Вы самый надежный и любезный человек, которого я встречал, — произнес Тилль. — Ведите нас скорее!
      Король Томас фон Бесфамиллюр Наменлосский принял гостей в тронном зале. Лавочкин посмотрел в открытое круглое лицо пятидесятилетнего мужчины, в широко расставленные большие глаза и почувствовал тревогу. Коля знал: монарх был воином, отчаянным поединщиком, даже нос сломал так, что не смогли выпрямить… Отчего же этот огненно-рыжий сильный человек был наполнен черными предчувствиями?
      Тем не менее, Томас улыбался, сидя на троне. Жестом отпустив немногочисленную охрану, Бесфамиллюр обратился к Лавочкину и Всезнайгелю:
      — Рад вас приветствовать, послы, хотя предпочел бы делать это в более счастливое время.
      — Мы не вовремя, ваше величество? Простите! — Колдун изящно склонился.
      Коля чуть замешкался, но сделал неуклюжий поклон наподобие того, что когда-то отбивал в секции дзюдо.
      — Оставьте церемонии. И не обижайтесь на мое косноязычие. Виной ему страшное происшествие, хотя о нем позже. Нет сомнений, мой ныне родственный сосед прислал предложение союза. Я принимаю его. Бумаги передайте герольду.
      Из-за спин посетителей вышел худой мужчина в дорогих пурпурных одеждах.
      — Прошу любить и жаловать, граф Нихткапитулирен Наменлосский, — представил король Томас герольда.
      Всезнайгель вынул нужные письма из сумки и с легким поклоном вручил их графу Нихткапитулирену. Тот удалился.
      — Вы наверняка захотите заключить военный союз и с Дриттенкенихрайхом, — продолжил монарх, вставая и спускаясь с возвышения, на котором покоился трон.
      — Это так, ваше величество, — подтвердил Тилль.
      — И естественно будет предположить, что Генрих будет говорить с реальным, — Томас поморщился, — правителем королевства.
      — Воистину вы правы. У нас есть письма и для Герхарда, и для Рамштайнта.
      — Хорошо хоть Кирхоффу не написали, — съязвил владыка Наменлоса.
      Лавочкин невольно хмыкнул: в Дриттенкенихрайхе было три короля — официальный, криминальный и король поп-музыки.
      — Знаете, — тихо сказал Тилль, — если будет нужно, мы объединимся с любым противником Черного королевства.
      — Да-да… — Бесфамиллюр вернулся к трону. — О вашей, господин придворный колдун, преданности делу ходят легенды. И я отлично понимаю, откуда растут ноги брака моего оболтуса-сына и золотоволосой падчерицы Генриха. Молчите, пожалуйста. Я уверен, вы найдете доводы и для союза с Рамштайнтом.
      — Вы проницательны, ваше величество, — спокойно сказал Всезнайгель. — Доводы есть. Я назову главный. В руках криминального короля Дриттенкенихрайха находится Барабан Власти. С кем, по-вашему, должен быть Рамштайнт — с нами или Дункельонкелем?
      Томас ударил кулаком в спинку трона:
      — Как?! Как он получил Барабан?
      — История длинная и запутанная. Если коротко, то нам пришлось выбирать, где окажется магический артефакт — у главы Черного королевства или у самого влиятельного преступника мира.
      — Всегда есть третий вариант, — сквозь зубы процедил Бесфамиллюр.
      — Поверьте, третий вариант был еще хуже.
      — Сделанного не вернешь, — проговорил монарх, сев на трон. — Как все перепуталось, Всезнайгель, как завертелось!.. Сегодня утром прямо здесь, в этом зале, появился огромный тип в черных одеждах. Он сказал, что Дункельонкель передает нам предложение сдаться. На раздумья наглец отвел полмесяца. Если не подчинимся, добавил он, то все умрем. Затем он исчез.
      — Как он исчез, откуда появился? — быстро спросил Тилль, шагая к Томасу.
      — Из зеркала вышел и в зеркало же ушел.
      — Но тут нет зеркал, — пробормотал Лавочкин, растерянно оглядываясь.
      — Я собственноручно разбил его, барон Николас, — пояснил король. — Знали бы вы, чего мне это стоило! Уничтожить фамильную ценность, которая передавалась моими предками столько веков… Но не могу же я держать во дворце такие опасные двери! Нынче сквозь зеркало проходит один нахал с ультиматумом, завтра — отряд головорезов.
      — И вы расколотили все зеркала, не так ли? — уточнил Тилль.
      — Да. И в городе, и во всем королевстве. Я объявил зеркала вне закона.
      — Вы явно погорячились, ваше величество, — учтиво сказал колдун. — Ваши маги исследовали осколки?
      — Они нашли следы какой-то ворожбы, но я бы удивился, если бы их не было. У меня ощущение, что большинство волшебников — шарлатаны. Разбив зеркало, я сломал заклятье. Никто не смог найти в обломках ни крупицы полезных сведений! А ваш старший братец — между прочим, мой главный советник по колдовству — снова где-то пропадает!
      — Иоганн сейчас составляет компанию Рамштайнту. Нельзя оставлять главу преступников наедине с такой вещью.
      — Ох, и много же вы воли берете, колдуны, — резко произнес Томас. — Да еще и хлесткими словечками бросаетесь. Погорячился я, видите ли!
      — Зеркало как таковое не является магической дверью, ваше величество, — негромко заговорил Всезнайгель, гася вспышку монаршего гнева. — Чтобы посетитель к вам проник, над зеркалом нужно провести серьезную магическую работу, то есть заговорить его. Когда вы подновляли свою реликвию? Ведь зеркала слишком долго не живут.
      — Мой отец отдавал его стекольщикам, когда мне было девять лет.
      — Тогда прошу вас, отдайте распоряжение начальнику стражи, пусть он представит список людей, имеющих доступ в зал. Особенно нас интересуют колдуны. Вообще, мне чрезвычайно странно, что эта мера не пришла на ум вашим подданным.
      — Признаться, я их сам напугал, — задумчиво промолвил Томас. — И не верю я в измену, господин чужой волшебник. Но быть по-вашему. Теперь предлагаю вам отдохнуть. Закончим нашу беседу утром.
      Распорядитель отвел гостей в уютные, хоть и аскетически обставленные покои. Рядовой Лавочкин спросил:
      — Скажите, Фриц, а как бы нам свидеться с принцессой Катринель и принцем Петером?
      — Ох! А откуда вы узнали мое имя? — удивился распорядитель.
      — Ну, милейший, — Всезнайгель похлопал его по плечу, — в вашем славном королевстве кто не Ганс, тот уж точно Фриц.
      — Правда ваша, — согласился слуга. — Если принц и принцесса сами за вами не пришлют, то завтра вы наверняка встретитесь. Я передам вашу просьбу. Спокойной ночи.
      Фриц удалился.
      Тилль наставительно произнес:
      — Николас, я бы на вашем месте не слишком выпячивал новый дар. Дешевые фокусы — удел уличных циркачей.
      — Ну, вы прямо как король Альбрехт заговорили, — усмехнулся Коля. — Но что вы думаете об истории с зеркалом?
      — Хм, это устрашающая акция, которая, возможно, значительно сильнее бомбометания огненными шарами, — признал Всезнайгель. — Взрывы и разрушения — одно, а вот опасение, что из каждого невинного предмета может запросто появиться громила, — совсем другое. Теперь, как бы мы ни разъясняли суть трюка Дункельонкеля, народная молва припишет ему выныривание из пара над любым котлом, появление из-под земли, хождение по воде и полеты на драконах.
      — Елки-ковырялки, целый пиар уже получается… — протянул рядовой Лавочкин.
      — Что вы сказали?
      — Пиар. В нашем мире так называют целенаправленные, тщательно спланированные публичные акции или целую череду поступков, формирующих в народе некое представление о ком-то или о чем-то.
      Колдун почесал подбородок:
      — Слово новое, но методы древние. Зато вы, Николас, необычайно точно сформулировали! Дункельонкель разыгрывает давно просчитанную комбинацию. Знаете, почему его подручный вылез из зеркала именно здесь? Ведь было бы достаточно и пары-тройки огненных бомб, правда?
      — Наверное, — растерялся Коля.
      — Его птицы-бомбовозы просто не могут досюда долететь! — Глаза Всезнайгеля горели. — Драконы не пускают их через свою долину. Значит, здесь паника сеется иными методами. Но ничего, ничего…
      Волшебник надолго замолчал, буравя жестким взором коврик на полу. Потом словно очнулся и сказал, улыбаясь:
      — Не сомневайтесь, мой юный друг, на каждый их ход у нас найдется свой.

      Перед отлетом в Дробенланд Палваныч и Хельга прошлись по рынку. Торговля была куцей, но прапорщику и графине удалось купить в дорогу хорошего сыра, копченого мяса и доброго вина.
      Дубовых подслушал интересный разговор. Зеленщик в красочных подробностях излагал симпатичной покупательнице историю возвращения «того самого Николаса Могучего» и то, как «славный барон чуть ли не смертельно ранил проклятого Дункельонкеля». Было там и про Барабан Власти, и про разоблачение гномьего воровства… Зеленщик поведал и о «восставшем из мертвых Повелителе Тьмы, ушедшем в услужение Николасу и готовом покарать Черное королевство самой страшной карой, вот увидите».
      — Откуда он взял всю эту карикатуру? — недоуменно спросил Палваныч Хельгу.
      Та не знала. Да и откуда ей было знать, что намедни Всезнайгель, сидя у начальника сыска Шпикунднюхеля, пересказал ему подвиги Лавочкина, прапорщика и самой Страхолюдлих. Вместе со Шпикунднюхелем колдун разработал байки, которые должны были травить агенты сыска. Уже наутро на рынках, в харчевнях и лавках гремела слава Николаса Могучего и прирученного им Повелителя Тьмы.
      Может быть, Тилль Всезнайгель и не знал слова «пиар», но имел неоспоримый талант политтехнолога.
      В арсенале Хельги не нашлось амулета, поддерживающего температуру, поэтому прапорщик и графиня оделись особенно тепло. Заворожив ковер и погрузившись на него, диверсанты взяли курс на северо-запад. Скорость была невелика, однако путники быстро замерзли.
      — Эх, сюда бы спиртику! — размечтался Палваныч.
      — Что такое спиртик? — спросила Страхолюдлих.
      — Спиртик, Хельгуша, — это сила! — прокричал прапорщик. — Он греет. Эх, черт, зябко!
      Рядом с Палванычем тут же появился черт. Рогатый, с копытами и хвостом. Клочки бурой шерсти трепетали на ветру. Маленькие злые глазки беспрерывно бегали, жиденькая бороденка тряслась, а розовый пятачок как-то брезгливо втягивал морозный воздух.
      — Рядовой Аршкопф прибыл! — премерзко провизжал черт.
      Прапорщик скривился. Он был зол на бесенка за то, что в прошлый раз тот поздно явился на зов. И как ни оправдывался потом Аршкопф, Дубовых был непреклонен — нарушение воинской дисциплины он потерпеть не мог. Ведь речь шла не о командирской прихоти, а о жизни и смерти: на Палваныча и его спутников надвигался злобный тролль. Впрочем, черт успел вовремя. Он перенес тролля за далекие восточные горы.
      — Как не надо, так ты здрасьте, а как срочно, так обед, учет и санитарный день, — проворчал Дубовых.
      — Ну, не обижайтесь, товарищ прапорщик! Я же объяснял — бабка задержала.
      — Ладно, комик, сделаю вид, что верю. Проблема такая. Нам с Хельгой холодно. Надо как-то решить.
      — Вон, внизу деревня, там корчма с очагом, — пропищал черт.
      — Издеваешься, Хейердалов сын? — прорычал Палваныч.
      — Никак нет!
      — Нам нужно быстро лететь и не мерзнуть, адское отродье, — ледяным тоном сказала графиня Страхолюдлих.
      — А, сразу бы и объяснили, — залебезил Аршкопф. — Это я мигом.
      Он исчез и тут же вернулся, держа в мохнатых руках два драных одеяла.
      Дубовых утробно зарычал:
      — Ох, е! Держите меня семеро, задушу поганца!
      — Не надо, товарищ прапорщик! Это волшебные одеяла! Они хранят в себе жар преисподней. Чем сильнее холод, тем они теплее. Вот попробуйте…
      Палваныч потрогал краешек. Действительно, горячий.
      — Ладно, давай сюда, — проворчал Дубовых. — Погреемся. Попутно пообвыкну к адскому пеклу. Чую, с таким помощничком туда мне и дорога…
      Теперь Хельга ускорила полет. Часам к четырем дня путники достигли границ Драконьей долины. Она располагалась значительно ниже королевств, ее окружавших. Спуск в долину со стороны Вальденрайха был сравнительно пологим. Ковер скользил параллельно земле.
      Снега резко закончились, теперь на земле зеленела трава. Графине и прапорщику стало жарко, они сняли одеяла и теплую одежду. Драконы умели управлять климатом, поэтому, несмотря на то, что во всем мире царила зима, в долине было настоящее лето.
      Вскоре уклон закончился, и летчики увидели древние исполинские деревья. Затем одиноких зеленых великанов сменил лес.
      Страхолюдлих предложила сделать привал. Палваныч был за. Он не переносил воздушных путешествий, и если на морозном ветру его почти не укачивало, то в зное Драконьей долины он моментально почувствовал себя вывернутым наизнанку.
      Прапорщик скатился с ковра на луг, пряча от подруги сизое лицо.
      — Как же я забыла, что тебе бывает нехорошо при полетах? — всплеснула руками Хельга. — Прости, Пауль. Я знаю отличный способ справиться с воздушной болезнью. Перед следующим перелетом я тебя усыплю.
      — Чтобы я свалился? — страдальчески протянул Палваныч.
      — Ох, горе ты мое, — выдохнула графиня.
      Они сели под деревом, и Страхолюдлих достала еду и питье. Прапорщик немного попил, но есть, разумеется, не хотел.
      — Я прогуляюсь, — сказал он и пошел вглубь леса. Самочувствие Дубовых постепенно улучшилось.
      Прохладный воздух, твердая почва под ногами, свежий ветерок в лицо. Палваныч даже принялся мычать себе под нос какой-то фальшивый мотивчик. Лес, как обычно, звучал: переговаривались птицы, скрипели ветви, шелестела листва. И тут в привычный фон ворвался новый необычный шум. Прапорщику почудилось: где-то выше и сзади летит вертолет.
      Дубовых резко обернулся. Прямо на него пикировал комар. Комар был размером с кавказскую овчарку. Большие прозрачные крылья стучали, как вертолетные лопасти. Но больше всего Палваныча поразил хоботок. Он был раза в два толще соломинки для коктейлей.
      — Ектыш! — воскликнул прапорщик и упал наземь.
      Комар протарахтел мимо и заложил крутой вираж.
      «Как же я забыл? — мысленно возопил Дубовых. — В этой дурацкой долине все здоровенное!» Палваныч быстро поднялся на ноги.
      — Ну, лети сюда, кровопийца, — хмуро сказал он. — Сейчас я тебе хобот оторву.
      Переросток снова приближался к жертве. Прапорщик понимал: встречать такую тушу «лоб в лоб» не стоит. Он отскочил влево и обеими руками вцепился в хоботок. Хищник набрал достаточную скорость, чтобы Палваныча дернуло, сшибло с ног. Комариный ротовой аппарат не выдержал веса толстого мужчины и с громким «чвак!» оторвался от головы. Дубовых рухнул на траву, со всего маха вонзая добытое жало в кочку. Комар, качаясь, пролетел дальше и врезался в ствол дерева.
      Раздался громкий хруст. Насекомое кверху лапками упало наземь.
      Прапорщик встал, опасливо приблизился к поверженному врагу.
      Комар не подавал признаков жизни. Искалеченная голова свесилась набок. Подрагивали лапки. Конвульсивно трепетало крылышко.
      — У, бегемот носорожий или как там тебя, — пробубнил Палваныч.
      Он живо вспомнил очаровательных существ, с которыми уже встречался в Драконьей долине: белку в полтора человеческих роста, саблезубого енота, улитку-переростка, паучка с банкетный стол…
      — Хельга! — сипло вымолвил прапорщик и бросился к любимой женщине.
      Коренастого плешивого мужика, бегущего на коротких толстых ножках, можно было принять за местного колобка. Дубовых пыхтел, сопел и коротко поругивался.
      Выкатившись к месту стоянки, колобок-Палваныч застыл на месте. Лежал ковер. Валялись вещи — провиант, автомат, коробки с патронами, одеяла, шубы…
      Графини Страхолюдлих не было.
      — Хельгуша, — прошептал прапорщик, затравленно осматриваясь.
      Он поглядел наверх, в крону дерева, под которым оставил спутницу.
      Все было тихо.
      Палваныч тяжело дышал, сжимая кулаки.
      — Где же ты, милая? — произнес он, и в этом печальном вопросе сквозила такая мука, что сам Гамлет позавидовал бы. — Где же ты?..
      — Пауль, откуда такое любопытство? — раздался за спиной Дубовых голос Страхолюдлих. — Мне надо было посетить кусты.
      — Ты жива! — Прапорщик, чуть ли не плача от радости, подбежал к Хельге и заключил ее в объятия.
      — Право же, мне приятна твоя страсть, но к чему такая драма? Вполне ординарная отлучка… — непонимающе проговорила графиня.
      Палваныч справился с эмоциями:
      — Здесь опасно. На меня было совершено диверсионное нападение силами комара больших габаритов. Еле отбился. Тут, Хельгуленочек, все твари больше, чем надо. Поэтому мой тебе командирский наказ: проявляй осторожность!
      — Ах, точно! Я что-то подобное читала о местной живности! — закивала Страхолюдлих. — Ты не ранен?
      — Нет. Но я полный болван по двум пунктам. Пункт первый: оставил тебя одну. Пункт второй: не взял с собой автомат. А сейчас лучше убраться отсюда.
      Дубовых бережно поднял автомат, обмотал ремень вокруг кулака. Графиня собрала вещи.
      Путники сели на ковер и продолжили путь. Скользили над кронами деревьев, дабы не привлекать внимания драконов. Изредка прапорщик замечал движение в зелени. Например, он воочию убедился, что воробей — родственник орла. Во всяком случае, любой российский орел смотрелся бы воробьем рядом с серым «птенчиком» из Драконьей долины.
      Пока Дубовых наслаждался видами дикой природы, графиня управляла ковром и предавалась невеселым раздумьям. Недавняя встреча со своим старым повелителем тягостно повлияла на настроение Хельги. «Слишком ты силен, Дункельонкель, — размышляла Страхолюдлих. — Мощь твоя многократно возросла со времен Темного ордена. Сможем ли мы одолеть твой сумрачный гений?..»
      Обычные люди считают, что гении, как правило, ненормальны. Правда это или ложь, неизвестно. Но гениальный колдун Дункельонкель служил неплохим доказательством упомянутой истины.
      Если бы нашелся историк, захотевший написать биографию главы Черного королевства, то он быстро бы сдался, так как Дункельонкель тщательно уничтожал любые следы, документы и свидетелей своих дел.
      Происхождение злого колдуна оставалось секретом. Возраст тоже. Первое упоминание о Дункельонкеле относится к временам Зингершухера, то есть отстоит от событий нашего повествования на сто поколений. Разумеется, это явный подлог. Создатель Черного королевства занялся подделкой древних скрижалей еще в юности.
      В Дриттенкенихрайх Дункельонкель прибыл около двадцати лет назад. Он поселился отшельником, часто и надолго отлучался из страны, не был замечен в сомнительных делах. Меж тем его всегда окружал ореол тайны. Поэтому никто не удивился, когда стало известно, что он — глава Темного ордена, причем не шутейного, а самого настоящего: с шабашами и кровавыми планами. Орден объединил колдунов и ведьм, искавших вдохновение в черной символике и запрещенных видах ворожбы. Идеология Дункельонкеля провозгласила волшебников сверхлюдьми, стоящими над серой рутиной, которая объявлялась Уделом бездарей. Мысль была не новой, но отчего-то именно тогда, именно в среде вальденрайхских колдунов она нашла горячий отклик.
      Тилль Всезнайгель полагал, что в этих землях всегда существовали предпосылки для магического бунта. Главным источником силы в королевстве был непознанный и своенравный Зачарованный лес. На легендах о нем воспитывались местные волшебники. Они ощущали свою избранность, причастность к чему-то мощному и темному, а также испокон веков были недовольны законами, ограничивавшими возможности магов.
      Дункельонкель призывал сломать старый порядок и установить новую власть, окрещенную демагогами от науки магократией. Черный колдун не остановился. Он выдумал так называемую перманентную магическую революцию. Ее целью было свержение королей и построение никогда доселе не виданного государства, управляемого волшебниками.
      В таком устройстве было место трем сортам людей — сверхлюдям, пейзанам и отлученным. Пейзанином Дункельонкель считал любого человека, не осененного колдовским даром. Отлученными становились маги, отказывавшиеся принять учение о революции. К таким волшебникам сверхлюди относились как к рабам. В общем, выходило весьма приятненькое общество.
      На территории отдельно взятого королевства, которое соседи величали Черным, Дункельонкель и построил свою магократию. Это ему удалось после того, как он и его орден потерпели сокрушительное поражение в Вальденрайхе. Победители потом долго гадали, был ли бунт против власти Генриха неким отвлекающим маневром, или темный колдун рассчитывал совершить перевороты в двух странах сразу.
      Так или иначе, ветхий Зингершухерланд пал, и на его месте родилось новое государство с коротким названием Доцланд. Дункельонкель собирался преподать урок всему миру. К тому же в своих владениях он носил официальный титул «Вождь и Учитель».
      Пятнадцать лет Доцланд копил силы для экспансии в соседние государства. Великий Разлом питал империю Дункельонкеля магической энергией. Старые находки и открытия, о коих будет рассказано в свое время, ждали полной реализации. Теперь же темный колдун сделал первые шаги к мировому господству и встретил первые трудности.
      В тот славный вечер, когда Всезнайгель и Лавочкин беседовали с королем Наменлоса, Вождь и Учитель отдыхал в зале, служившем ему кабинетом, спальней и лабораторией.
      Дункельонкель то слушал музыку, то дремал, потом встал с ложа и подошел к приоткрытому окну.
      Белые одежды слегка трепетали на сквозняке, но колдуну не было холодно. Он лишь спрятал руки в широкие рукава.
      Пронизывая острым взглядом вечернюю темноту, Дункельонкель, казалось, видел нечто приятное и долгожданное. На смуглом лице, словно вырезанном из древесной коры, играла улыбка. Неподвижно простояв четверть часа, Вождь и Учитель погладил ладонями длинные черные волосы, собранные в хвост.
      — Все очень хорошо, — произнес колдун.
      Он отвернулся от окна и посмотрел на магическую карту империи. За ее состоянием следили маги-рабы из отлученных. Работая круглосуточно в три смены, они поддерживали голографическое изображение территории Доцланда и прилегающих к ней районов в огромном кристалле, занимающем почти весь зал. Вещица поражала грандиозностью и шиком. По желанию Дункельонкеля любая местность увеличивалась, обрастая деталями. Причем движущимися. Снегопады, бури, горные обвалы — все отражалось в этой модели. Пусть не в очень мелких деталях, но вполне различимо.
      Дункельонкель подумал: «Как, должно быть, противно превращать дар в рутину, быть разумным подсвечником. Магия дает возможность творить одно великое дело в год, в десятилетие, вообще в жизни и нежиться в лучах единственного свершения. А этих глупцов загнали в рабство, будто каких-нибудь рудокопов, и требуют питать ненавистный кристалл…»
      Слабый зеленоватый свет кристалла-карты успокаивал глаза. Глава Черного королевства щурился, словно млел, и постепенно увлекался самолюбованием: «Все они не созидают, а городят и плодят выкидыши. Да, большая разница — созидать и просто строить. Счастлив я, ибо созидаю. Я задумал свой порядок, страстно переболел своей мечтой, я довожу до ума воздвигнутое и расширяюсь. Мое творение — Доцланд — пейзане называют кровавым, но оно выстрадано. Для вкусного жаркого надо убить барана. Они еще поймут… Может быть». Дункельонкелю нравился собственный цинизм, правда, иногда он пугал самого Вождя.
      — Ты старый самовлюбленный идиот, — сказал себе колдун. — Банальный самовлюбленный идиот. Чем и хорош.
      Хмыкнув, Дункельонкель поморщился — сломанные Лавочкиным ребра еще не срослись. Потом маг дотронулся до кулона, висевшего на груди, и произнес имя дочери Иоганна Всезнайгеля.
      — Я сейчас, — раздался тихий голос.
      Вскоре дверь открылась, и в зал вошла виконтесса Марлен.
      На ее шее висел точно такой же кулон, как и у темного колдуна, — маленький флакончик на золотой цепочке.
      — Ты достаточно отдохнула? — тепло спросил Дункельонкель.
      И хотя на идеальном лице, обрамленном белыми волосами, еще лежали тени, девушка ответила:
      — Я готова ко всему… В меру скудных сил.
      — Ты все еще переживаешь о том, что потеряла магическую силу? — нарочито небрежно отмахнулся колдун. — Не печалься. Ты мне дорога и без нее. И потом, неужели это навсегда? Я бы на твоем месте пожил денек-другой прямо над Разломом. А потом поговорим. Поняла?
      Марлен ожила, глаза вспыхнули новым светом. Виконтесса коротко кивнула.
      — Вот и славно… — Дункельонкель подошел вплотную к кристаллу. — Не время горевать, девочка. Вчера столицу Труппенплаца сровняли с землей, а Стольноштадту послали жестокое предупреждение. Сегодня я передал привет королю Наменлоса. Войска в Дробенланде забуксовали, но это каприз погоды, а не сопротивление глупых князьков. Все идет как нельзя лучше, Марлен. Вернешься от Разлома, поезжай в свое убежище. Мне кажется, там есть следы, которые стоило бы замести.
      — Ничего существенного, Учитель.
      — Ты уверена?
      — Да, — не колеблясь, ответила девушка.
      — Тогда съезди обязательно. Теперь иди. Виконтесса удалилась, и к Дункельонкелю тут же зашел шкафоподобный человек в черном. Злобное лицо с массивными скулами и длинным, почти корабельным носом выражало почтение.
      — Вождь, все сделано, как вы распорядились.
      — Поподробнее, Адольф.
      — Я появился перед Бесфамиллюром, огласил наш ультиматум и исчез до того, как опомнилась его глупая стража. Вернувшись через главное зеркало, я почувствовал: портал в Наменлосе разбит. Ваш расчет полностью сбылся.
      — Вот видишь? А ты сомневался, — улыбнулся Дункельонкель.
      — Что вы, Учитель! — В ровном голосе Адольфа проскочила извиняющаяся нотка.
      — Я чувствую твои эмоции, мой лучший слуга, — промолвил колдун. — Твои возражения не были высказаны, но помогли мне при составлении плана. А молодой принц?
      — О, он находился рядом с отцом. Юный Петер был напуган и подавлен.
      — Очень хорошо. Хваленая пейзанская аристократия больна и обречена на вымирание. Скоро мы будем сидеть в залах Наменлоса, а принц и его золотоволосая жена станут нам прислуживать. Ты хорошо поработал, но теперь ты нужен мне в Дробенланде. Найди Четырех всадников и вели им убить этого зажравшегося преступника… Как же его? Рамштайнта! Да. Если будут упираться (а они будут, попомни мое слово), пообещай им полную свободу. Неплохая цена за заказ, не правда ли?
      — Безусловно, Вождь и Учитель.
      — Тогда удачи.
      Дункельонкель вновь остался в одиночестве.
      Он обошел кристалл, остановился напротив изображения территории Дробенланда. Захваченные земли были окрашены в синий цвет.
      — Мало. Мало и медленно, — проворчал колдун. За кристаллом у дальней стены зала на мощной чугунной треноге покоился хрустальный шар размером в два обхвата. Глава Доцланда приблизился к нему, торжественно возложил руки на ледяную поверхность. Магический хрусталь отозвался на касание теплых ладоней: вокруг них заплясали алые искры, в глубине шара родились разноцветные завихрения, вращение своеобразных протуберанцев постепенно замедлилось, и внутри волшебного предмета образовалось гротескное изображение лица. В чертах этой эфемерной крикливой маски угадывался лик самого Дункельонкеля.
      — Погода на завтра, — низким голосом скомандовал колдун.
      Маска открыла глаза. Из них хлынул желтый свет, ослепивший Вождя и Учителя и тут же давший ему новую способность видеть. Дункельонкель ощутил себя внутри шара, потом словно очутился на неких каменных развалинах. Рядом возлежал дракон. Змей был стар, его чешуя пожелтела и потускнела. Древние глаза были прикрыты, будто он не мог поднять веки выше.
      Дракон выдохнул через ноздри дымное облако и сказал:
      — Завтра будет теплее.
      Дункельонкель очнулся, смеясь. Маска в хрустальном шаре растворилась.
      — Продолжим наступление! — почти пропел колдун, шагая к выходу из зала.
      Даже боль в ребрах куда-то делась. Увлеченность — вот самая мощная магия.

      Коля Лавочкин сидел перед принцем Петером и всем своим существом ощущал: Бесфамиллюр-младший врет, боится и стыдится.
      Солдат и Всезнайгель встретились с Петером и Катринель рано утром. С рассветом в комнату, где спали Коля и Тилль, пришел посыльный и проводил их в покои семьи наследников.
      И вот Лавочкин беседовал с принцем, а колдун говорил со златоволосой девушкой. Катринель казалась больной, Всезнайгель взял ее за руку и отвел к окну. Там они принялись вспоминать старые деньки и обсуждать общих знакомых. Парни остались один на один.
      — Ваше высочество, я могу вам помочь, — тщательно подбирая слова, начал Коля. — Вы что-то знаете об истории с зеркалом. Что-то, отчего готовы провалиться сквозь землю.
      Петер, русоволосый юноша, сильно похожий на Лавочкина, опустил плечи, бросил на солдата колючий взгляд и потупился.
      — Мне нечего вам рассказать, барон, — пробубнил принц.
      В этот момент рядовой уже знал правду — злой взор Петера словно открыл мысли, которые наследник Наменлоса тщательно прятал. Колин дар заработал на полную мощность. Не так давно принц разбил фамильное зеркало и, боясь отцова гнева, срочно заказал копию…
      Лавочкин заговорил тише:
      — Итак, вы расколотили некую семейную реликвию и в панике подменили ее муляжом. Я бы сказал, поступили по-детски.
      — Вздор! — вскрикнул Петер. Тилль и Златовласка замолчали.
      — Грязные домыслы! — теперь голос принца звучал тише, но его все равно услышали.
      Бесфамиллюр-младший это понял и обратился к Катринель:
      — Зачем ты позвала их сюда? Что городит этот человек, так называемый барон из черни?
      Коля аж подпрыгнул:
      — Ах ты, лживый хлыщ! Тилль, вы как хотите, но так называемый принц расквасил их чертово зеркало, подсунул папаше обманку, а теперь делает вид, что это брехня!
      Всезнайгель предостерегающе поднял руку:
      — Николас, не горячитесь. Вы и минуты не проговорили, а уже ссоритесь. Откуда такие обвинения?
      — Оттуда! — вспылил Лавочкин. — Я сразу почувствовал, что он боится…
      — Вон отсюда! — завопил Петер, вскакивая на ноги.
      — Подожди, любимый. — Катринель подбежала к мужу. — Ты забываешь: это мои друзья, без которых мы бы не воссоединились. Не лучше ли сказать им правду и попросить помощи?
      Принц опустился на стул, спрятал лицо в ладонях.
      — Милая моя принцесса, — тепло промолвил Всезнайгель, — если его высочество не хочет иметь с нами дела — мы уйдем. А если разум все же победит его гордыню, то он поймет, что друзей ближе нас с бароном у вас, увы, нет.
      — Петер? — тихо спросила Златовласка.
      — Рассказывай, — выдавил принц, не отнимая рук от лица.
      — Зеркало разбила я, — призналась Катринель. — Ума не приложу, как это случилось, но отпираться бессмысленно. Мы с Петером танцевали в тронном зале. Сходились, кружились, снова расходились. Я оступилась и… Мы страшно испугались. Чуть ли не навязанная невестка разбивает ценность фамилии! Представляете реакцию короля Томаса? Петер бы взял вину на себя, только Томас обязательно выбил бы из нас правду…
      — Понимаю-понимаю, — закивал Тилль. — И где вы нашли замену?
      — Придворный лютнист. Он как раз играл во время нашего танца. Видя наш ужас, он предложил помощь. Его брат оказался стекольщиком. Он и изготовил фальшивку.
      — А где был король? — поинтересовался Лавочкин.
      — Охотился. Его не было несколько дней. Мастер успел.
      — Еще бы он не успел, — невесело усмехнулся Всезнайгель. — Зеркало наверняка сделали заранее. Пойдемте, Николас. Мы, конечно, опоздали, но…
      — А как же мы? — почти взмолился Петер.
      — Можете на нас положиться, принц, мы вас и Катринель не выдадим, — заверил его Тилль.
      — Как звали музыканта? — спросил Коля.
      — Не помню, — растерялась девушка. Рядовой Лавочкин в очередной раз удивился своим способности читать мысли. Принцесса действительно не могла извлечь из памяти имя лютниста, но оно там было.
      — Спасибо, это Ларс, — сказал солдат.
      Он и колдун покинули Златовласку и Петера, оставив их в недоумении.
      Шагая по коридору, Всезнайгель отчитывал спутника:
      — Николас, я ведь вас предупреждал. Не козыряйте своим талантом. Теперь бедняжка Катринель будет мучительно вспоминать, о чем она при вас думала. Более того, она станет избегать встречи с вами, боясь ваших способностей. Поставьте себя на ее место. Мы легко можем сдержаться и не сболтнуть лишнего, но попробуйте-ка не думать лишнего!
      Коля покорно молчал. «Елки-ковырялки, я ж не выпендривался, — размышлял парень. — Просто торопился… А этот дар, он так ускоряет поиск нужного, вот я и… Нет, Лавочкин, ты кретин!»
      — Хорошо, Тилль, я все понял. Большие возможности расхолаживают. Буду следить за собой, — сказал Лавочкин перед дверью королевских покоев.
      Томас Бесфамиллюр вышел навстречу гостям:
      — Пойдемте завтракать.
      Спустя три минуты монарх, вальденрайхский колдун и рядовой сидели за столом.
      — Ваше величество, — обратился к Томасу Всезнайгель, — мы провели собственное расследование и настоятельно рекомендуем вам объявить поиск лютниста по имени Ларс, а также его брата — стекольных дел мастера.
      — Начальник моей стражи уже сделал это, господа, — ответил король. — Вчера мы еще раз обсудили все, что происходило в последние полтора года, мне представили список покинувших дворец людей, и я захотел поговорить с несколькими из них. В том числе и с музыкантом. Он ушел, хотя имел здесь весьма немаленькое жалованье. Подозрительно, не правда ли? Кстати, по нашим данным, у него сроду не было никакого брата. А вот как натолкнулись на Ларса вы?
      — Очень сложная волшебная техника, ваше величество, — сказал Тилль. — Николас Могучий не спал всю ночь, погрузив свое сознание в прошлое, а я скромно следил за его телесной оболочкой.
      У Коли чуть лицо не вытянулось от такой новости. «Только что отругал меня за хвастовство, а теперь сочиняет про меня небылицы!» — удивился парень.
      — И теперь вы знаете, как все случилось? — спросил монарх.
      — Конечно. Лютнист подменил ваше зеркало другим. У шпиона были сообщники. Я от всего сердца советую вам тут же распространить эту информацию через глашатаев и посредством слухов. Зеркало было нарочно завороженным, простые зеркала безопасны, заговор раскрыл наш скромный друг Николас, а музыкант объявлен в розыск.
      Томас надолго задумался, переводя взгляд с колдуна на Лавочкина и обратно. Коля помимо воли уловил обрывки мыслей Бесфамиллюра. Тот решал, станет ли вальденрайхский барон Николас знаменем борьбы Наменлоса с Черным королевством. Затем солдат почувствовал, что в душе монарха поднимается волна уважения к уму Всезнайгеля.
      Наконец, Томас нарушил молчание:
      — Да, герой, прославившийся как победитель Повелителя Тьмы, идеально подойдет на роль, которую вы ему приготовили, господин колдун.
      — К списку побед барона добавились подвиги, ваше величество. Но об этом, наверное, лучше поговорить с начальником вашей стражи.
      — Согласен.
      Парень впервые присутствовал при столь прямом обсуждении его персоны, причем даже не персоны, а имиджа, словно Коля был каким-нибудь певцом или кандидатом в депутаты. Он находил в этой ситуации нечто постыдное и мерзкое.
      — Прошу извинить, — сказал Лавочкин, вставая из-за стола. — Мне нехорошо.
      Уже за дверью до него донеслась чуть насмешливая, но проникнутая симпатией мысль короля: «Молодо — зелено».
      «Странно, — подумалось рядовому, — я еще ни разу не слышал мыслей Тилля Всезнайгеля».
      Солдат тут же переключился и стал обмозговывать свое место в военном шоу-бизнесе. Коля был чертовски совестливым парнем, его придавило ощущение ответственности, взваленной на него колдуном.
      Знал бы Лавочкин, что Иоганн, брат Тилля, уже запустил похожую «рекламную кампанию» в Дриттенкенихрайхе, он провалился бы от приступа сверхскромности. До сего момента рядовой действовал, не заботясь о том, что говорит о нем народ. Он уже пережил приступ популярности, когда стал самым известным рыцарем Вальденрайха, чемпионом турнира и мастером серенады. Но шумиха вокруг его имени прошла мимо Коли, ведь он просто не догадывался об ее масштабах.
      Сейчас же он присутствовал при расчете пропагандистской акции.
      — Вот и научи старшего товарища слову «пиар», — пробормотал парень.
      Он заставил себя подумать о другом: «Интересно, как там Палваныч?»
 
      К вечеру прапорщик и графиня пролетели приблизительно до середины Драконьей долины. Стало смеркаться, и Хельга аккуратно посадила ковер возле каменных руин, образовывавших подобие амфитеатра.
      Оставив подругу снаружи, Дубовых отправился на разведку. Теперь он не расставался с автоматом. Палваныч пробрался между валунами и увидел арену и двенадцать драконов, лежавших на гранитных плитах. Ящеры о чем-то спорили, то и дело выражая несогласие ударами хвостов о камни.
      — Что дальше, уважаемые коллеги-старейшины? — пророкотал дракон, находящийся в центре.
      — Я по-прежнему склоняюсь к тому, чтобы позволить людям самим решать свои проблемы, — ответил крайний справа ящер, скорее всего, самый молодой.
      Его чешуя изумрудно переливалась в сумерках.
      — Мы ходим по кругу, — степенно проговорил крайний слева, более старый. — Двуногие слишком увлеклись пограничной магией и вмешательством в ткань миров.
      Один из драконов, лежавших далеко от ниши Палваныча, хлестнул гранит исполинским хвостом:
      — Армия агрессоров остановлена. Она мерзнет. Дальше нет хода. Предлагаю поддерживать ситуацию в том же состоянии.
      — Нет-нет. — Крайний слева поднял голову и покачал ею. — Зима не вечна. К тому же неумение терпеть может подтолкнуть людей к более опасным шагам.
      — А что нам скажет Гроссешланге? — спросил правый змей.
      Все обратили взоры на дракона, покоящегося чуть поодаль, — старого ящера с поблекшей желтой чешуей. Он приоткрыл янтарные глаза, выдохнул облако дыма и вымолвил брюзгливо:
      — Завтра будет теплее.
      Бледные веки вновь опустились. Воцарилась тишина.
      — Кхе… — тактично кашлянул самый зеленый дракон.
      Гроссешланге безмолвствовал.
      — Хорошо, — произнес центральный змей. — Значит, наступление армии големов продолжится. Я заглядываю в будущее и признаю: пока мы все делаем правильно.
      Кто-то поддакивал, несколько ящеров недовольно шипели.
      Прапорщику почудилось: говоря последние слова, дракон смотрел не куда-нибудь, а прямо на него. Палваныч решил, что услышал достаточно, и ретировался.
      — Что там, Пауль? — спросила графиня Страхолюдлих.
      — Драконий университет, — авторитетно заявил прапорщик. — Второй раз подслушиваю, и второй раз городят всякую ересь. Но есть и ценная информация, Хельгуша. Похоже, завтра будет бой.
      — Тогда, если мы хотим успеть, нам нужно отправляться дальше, — с грустью сказала ведьма.
      Она втайне надеялась, что они заскочат в пещеру Страхенцверга, к гномьей родне графини.
      — Лететь ночью опасно! — возразил Дубовых.
      — Не волнуйся, у меня есть пара заклинаний.
      — Каких это?
      — Ну, во-первых, чары сна… — Хельга дотронулась ладонью до лба Палваныча.
      Прапорщик кулем рухнул на расстеленный ковер.
      — А во-вторых, колдунья моего уровня обладает даром ночного зрения, — договорила Страхолюдлих, «оживляя» летное средство.
      Благодаря самоотверженности графини к моменту, когда Коле Лавочкину стало интересно, как там товарищ прапорщик, ковер был над Дробенландом. Дубовых выспался и рвался в бой. Хельга смертельно устала, но держалась.
      — Я хочу видеть твою победу, — сказала она возлюбленному, когда внизу показались позиции армии Черного королевства. — Сегодня день нашего триумфа!
      — Сегодня день нашего триумфа! — провозгласил барон фон Лобенроген.
      Он привстал на стременах и грозно потряс кулаком. Напоминающий запойного Дольфа Лундгрена, барон являл собой жалкое зрелище. Перед Лобенрогеном стояло объединенное войско. Рядом с оратором на танцующем от нетерпения коне сидел барон Ференанд фон Косолаппен. Ференанд мучился с похмелья, морщился и мысленно просился на тот свет.
      Угроза стать рабами Черного королевства сделала бывших врагов союзниками. Они встретились два дня назад по инициативе Косолаппена. Темноволосый остроносый мужичок Ференанд сам протянул руку рыхлому здоровяку соседу. «Я возвращаю тебе неправедно отвоеванное поле, — сказал Косолаппен. — Будь моим братом!»
      Так оранжевые штандарты, на которых был изображен единорог, протыкающий брюхо медведя, встали рядом с косо раскроенными голубыми знаменами, где красовался медведь, ломающий хребет единорогу. Свершилось невозможное — рогоносцы породнились с медвежатниками.
      Армия собралась не слишком впечатляющая: пара сотен человек, половина из них была вооружена сельскохозяйственным инструментарием. Воины с деревянными щитами и старыми мечами составляли вторую по численности группу. Отлично экипированные всадники были в меньшинстве.
      Краткая речь Лобенрогена кончилась, практически не начавшись. Настал черед Косолаппена. Ференанд прислушался к гулу в голове. «Пожалуй, можно было отметить союз и более скромно», — подумал барон.
      Он поднял длань, приветствуя армию.
      — Возлюбленные мои подданные, равно как и вассалы моего лучшего и единственного друга! — хрипло прокричал Косолаппен. — Враг пришел отобрать наши земли, свободу и жизни! Есть два способа противостоять супостату. Первый — выйти на открытый поединок и либо погибнуть, либо победить. Второй — тихо сдаться, терпеть и потихоньку подсыпать в еду захватчиков крысиный яд. Первый путь — дорога сильных духом. Второй — хитрых умом. Наша мощь — в духе! Ура!
      Войско откликнулось нестройным хором. По всей видимости, хитроумие в эти славные минуты ценилось выше.
      Ференанд оглянулся на готовящиеся к сражению полчища Черного королевства. Численное преимущество врага было неоспоримым. Барон вновь обернулся к своим людям.
      — Да! — выкрикнул он так, что в глазах потемнело. — Противников много. Ходят пораженческие слухи, мол, чужеземные солдаты все на одно лицо, и всякая другая чертовщина! Все ерунда, братья мои по оружию! Скоро на это девственно чистое снежное поле прольется алая кровь. И пусть она будет не наша, а их!!!
      Последнее пожелание нашло отклик. Люди отлично сознавали неравенство сил, но землю предков решили не уступать.
      Палваныч и Хельга наблюдали за ареной сражения, скрываясь за небольшим холмом чуть в стороне от двух армий, но ближе к защитникам своих земель. Прапорщик деловито зарядил магазин, а на примере второго научил графиню вставлять патроны.
      — Я начну стрельбу, когда противники подойдут ближе, — наставительно сказал Дубовых. — Расстреляв рожок, я буду хватать другой, а ты должна быстро зарядить отстрелянный. Сюда бы, конечно, пулемет. Уж мы бы им устроили художественный фильм «Чапаев».
      На душе Палваныча было препоганейше. Он не считал себя убийцей и полагал, что шлепать из автомата людей, которые не имеют огнестрельного оружия, подло. Но Дубовых тщательно расспросил графиню Страхолюдлих о целях Дункельонкеля. По любой логике выходило: армию Черного королевства необходимо остановить.
      Да последний разговор с Лавочкиным оставил тяжелое впечатление. Пареньку, вероятно, крышу снесло. Что ж, поступок-то предстоял не из легких. «Я-то пожил, а вот салага…» — подумал мужик.
      Еще страстно хотелось домой, в Россию. И коль скоро путь на Родину лежал через победу над темным колдуном и его государством, то прапорщик был готов взять грех на душу.
      Тем временем начался бой.
      Объединенные силы Лобенрогена и Косолаппена двинулись к армии Черного королевства, крича что-то задорное и не вполне приличное. Чуть позже пошли вперед агрессоры, вооруженные копьями да грубо сработанными мечами.
      Палваныч нахмурился. Враги приближались как-то медленно, механистично, словно марионетки. Это настораживало. Затем войско баронов остановилось, боевые крики стихли, наступила тишина. Ополченцы попятились назад. Они не бежали, а просто отступали. Уникальный случай.
      Да, защитникам было не по себе. Все чужеземцы и правда оказались близнецами. В их тягучем движении и похожести таилась какая-то дьявольщина. Ужас сковал крестьян и солдат.
      Ференанд фон Косолаппен узнал общий для всех врагов лик. «Этот гаденыш шпион! Тот, кого не смогли убить даже Четыре всадника! — мысленно кричал барон. — Теперь я понимаю. Как бы они умертвили такую толпу?..»
      Наконец и прапорщик Дубовых смог рассмотреть наступавших.
      — Ектыш, Лавочкины! — выдохнул Палваныч.
      Хельга невозмутимо взирала на ровные ряды Николасов Могучих. На бледном лбе графини пролегли морщины.
      — Пауль, сие есть гомункулусы, — сказала она.
      — Кто? — просипел прапорщик.
      — Искусственные люди. Не люди даже, а живые механизмы.
      — И ты туда же! — Дубовых скинул шапку и растер плешку мокрым снегом. — Мы что, с ума сходим? Психическая атака, блин! Не зря я про «Чапаева» вспомнил.
      — Верь мне, это не настоящие люди, пустые подделки, — настаивала Страхолюдлих. — У них нет ни воли, ни разума. Стреляй в них без всякой опаски.
      — А почему они с моим рядовым на одну физиономию?
      — Он — их отец, — Хельга замялась, — в каком-то смысле.
      — Ох, е! И когда успел?.. Ну, ты и ксерокс, Лавочкин, — тихо проговорил Палваныч, снимая автомат с предохранителя.
      Раскатистый стрекот испугал армию ополченцев. Они окончательно сдрейфили и кинулись врассыпную, увеличивая прапорщику угол обстрела. Лже-Лавочкины продолжали шагать, падая, запинаясь друг об друга, оставаясь лежать с простреленными искусственными телами.
      Страхолюдлих заряжала рожок за рожком, а прапорщик уже видел, как кричат командиры — не похожие на Колю мужики. Еще Палваныч разглядел, что застреленные гомункулусы быстро разлагаются, превращаясь в вязкий серый кисель.
      — Ненастоящие, слава Богу, — прошептал Дубовых и снова застрочил из автомата.
      Несколько жутких подразделений Дункельонкеля перестроились и взяли курс на холм, где засели прапорщик с графиней. Командирам других подразделений удалось развернуть своих тупых подчиненных, чтобы ретироваться с поля бойни. Самые толковые заставляли лже-Лавочкиных залечь. Главное заключалось в том, что все неголемы рано или поздно драпали, оставляя армию на растерзание Палванычу.
      Бароны Лобенроген и Косолаппен, а также самые смелые их подданные наблюдали за работой Дубовых со стороны, недоумевая, откуда мог взяться этот таинственный чародей, в одиночку повергающий сотни врагов.
      Прапорщик делал минутные перерывы, благо гомункулусы шли со скоростью черепахи. Отступающих он не трогал. Спустя полчаса он закончил стрельбу.
      Раненых и уцелевших дорубили люди баронов.
      Сами Косолаппен и Лобенроген подъехали к Палванычу и Хельге. У Ференанда глаза на лоб полезли — теперь он узнал в Палваныче второго шпиона, который натравил на барона черта.
      — Ты?.. — выдавил фон Косолаппен. Дубовых тоже припомнил мордочку барона и слегка растерялся. Спасла графиня Страхолюдлих.
      — Трепещите, воины, — изрекла она самым драматичным тоном. — Перед вами знаменитый Повелитель Тьмы, непобедимый Пауль!
      Ференанд недолго колебался: кем бы ни был этот пухлый колдун, он только что совершил подлинное чудо.
      — Барон фон Косолаппен к вашим услугам! — Коротышка склонил голову.
      — Барон фон Лобенроген к ним же! — Союзник последовал примеру Ференанда.
      — Здравия желаю, — сказал Палваныч. — У вас есть пожрать, господа?

 
      В полдень Коля и Всезнайгель вновь посетили тронный зал короля Наменлоса. Было шумно — вокруг толпились и шушукались придворные.
      — Я прочитал письмо Генриха. Полагаю, вы знаете его содержание, — произнес Томас. — Так вот, я принимаю предложение союза и обязуюсь все подготовить для встречи королей здесь, у нас.
      Монарх посмотрел вправо. Там сидели принц Петер и принцесса Катринель.
      — Надеюсь, дети, вы мне поможете. Наследники закивали.
      — Вот мой официальный ответ! — Король жестом пригласил герольда.
      Нихткапитулирен вручил пакет Всезнайгелю и растворился в толпе придворных.
      — Спасибо, ваше величество, — сказал Тилль. — Разрешите откланяться.
      — Безусловно.
      — Единственная просьба, — вклинился Лавочкин. Монарх удивленно взглянул на рядового.
      — Если вы схватите заговорщика, — продолжил Коля, — он, скорее всего, постарается внести раскол в вашу семью. Мне было видение. Враги попробуют впутать в грязную историю с зеркалом самых дорогих вам людей. Вероятнее всего, это будет принц Петер, но и принцессу Катринель они тоже рискнут очернить. Знайте, что бы ни говорили пойманные шпионы, это ложь. Прошу нас простить, всего доброго.
      Солдат мысленно услышал два отчетливых «спасибо».
      — Пора на запад, Николас, — сказал Всезнайгель, выйдя на улицу.
      Летели молча. Лавочкин сначала обозревал бесконечные снежные поля, потом вновь задумался об Эльзе.
      Затем рядового сморил сон — пасмурная погода убаюкала.
      Тилль разогнал ковер до умопомрачительной скорости, и в столицу Дриттенкенихрайха послы прибыли засветло.
      — Куда пойдем? — спросил проснувшийся Коля. — К легальному или криминальному королю?
      — К Рамштайнту, — уверенно ответил колдун. — Он важнее.
      Внизу чернел Пикельбург. Ковер спикировал на широкую улицу, ведущую к помпезному дворцу короля Герхарда, но Всезнайгель резко свернул в древний парк, в центре которого стоял особняк лидера преступного мира.
      — Осторожно, тут арбалетчики, — предупредил Тилля Лавочкин.
      Похоже, колдун и сам знал об охране Рамштайнта. Посадив ковер метрах в двадцати от входа в мраморный особняк, маг и солдат сошли на дорожку и неспешно направились к крыльцу.
      Рядовой почувствовал угрозу. Из-за деревьев выступила пара воинов с арбалетами. Одежда и маски бойцов были цвета коры, поэтому охранники сливались со стволами.
      Визитеры остановились, миролюбиво демонстрируя пустые руки.
      На пороге особняка появился Колин знакомец — помощник Рамштайнта. Сохраняя непроницаемое лицо, он сказал:
      — Добро пожаловать, господа. Вас заждались.
      Подтянутый и исполненный достоинства слуга короля-преступника отвел гостей в просторную комнату, где сидел Иоганн Всезнайгель и поверх страниц какой-то древней книги наблюдал за пляской каминного огня.
      Старший брат Тилля отложил фолиант, встал с роскошного кресла.
      — Наконец-то! — произнес он, словно обвинял Лавочкина и младшего брата в постыдном опоздании.
      Тилль поморщился, как морщатся от старой зубной боли, к приступам которой давно привык, она притупилась, и лицо кривится просто по привычке. Иоганн был острым на язык… занудой. Самое ужасное: он постоянно улыбался.
      Парень смотрел на Всезнайгелей и невольно сравнивал. Иоганн казался немного полнее брата при одинаковом росте. Выглядел лет на десять старше. Волосы его были столь же густы, только седы, в них остался единственный черный вихор. Лицо, более смуглое, нежели у Тилля, глаза поуже. Чуть шире в плечах и лучился легкомысленным весельем. Сдержанно-серьезный Всезнайгель-младший словно терялся в тени энергичного Иоганна.
      — Что молчим?
      Солдату показалось: сейчас за насмешливым тоном Всезнайгель-старший прятал внутреннюю неуверенность.
      — А что с тобой говорить? — Тилль пожал плечами. — Ты и так все знаешь.
      — По плану? — по-деловому спросил старший. Младший кивнул. Потом, немного помучив брата молчанием, пояснил:
      — Встреча королей состоится через три дня. В Наменлосе.
      — Отлично. Жаль, потеплело. Снова попрет армия Дункельонкеля.
      — Не попрет, — уверенно вклинился Коля. — Товарищ прапорщик остановит.
      Иоганн вскинул бровь, но солдат не стал удовлетворять его любопытства. Лавочкин прошел к креслу и сел.
      — Ну, граждане колдуны, — почти вальяжно сказал он, — вы как хотите, а я двину в Черное королевство. У меня там невеста с будущим дитем.
      Теперь и Иоганн, и Тилль подняли брови.
      — Я полагал, вы разумнее, Николас, — проговорил Всезнайгель-младший.
      — Да ты, юноша, не спешил бы, — насмешливо добавил старший. — Твоя геройская гибель сильно осложнит игру.
      — Игру?! — тихо переспросил Коля. — Вам это, может, и игра, а мне…
      Распахнулась дверь. Пожаловал хозяин особняка.
      Рамштайнт, толстый человек с обвисшими щеками, имел спортивный темперамент: он чуть ли не вбежал в комнату.
      — Ха-ха, Николас! Отлично, отлично! — воскликнул король преступности. — Я так и знал! Вы не по зубам Четырем всадникам. Надеюсь, их смерть была быстрой и достойной.
      — Они живы, — удивленно протянул Лавочкин. — Мы смогли найти общий язык.
      — Вот! — Рамштайнт потряс пухлым указательным пальцем. — Подлинные таланты всегда поймут друг друга. Здравствуйте, Тилль. Давайте сюда ваши послания. Я уверен: напыщенные болваны из так называемой дворянской знати готовы воспользоваться моими скромными возможностями и, морща аристократические шнобели, строятся в очередь, чтобы заключить со мной союз. Ха-ха!
      Щеки криминального монарха затряслись, землистое лицо побагровело. Он был доволен.
      — Доброго дня, Рамштайнт, — сказал Тилль, вручая ему послания Генриха и Томаса.
      Преступник сгреб бумаги, небрежно кинул их на столик:
      — Потом почитаю. Я вот одного не могу понять: мы-то с братом давние придворные работнички, а зачем Николасу дипломатией заниматься? — Рамштайнт повернулся к Лавочкину. — Вы же, барон, человек действия. Вам бы горы сворачивать, пока старики бумажками обмениваются.
      — Именно об этом я и говорил, — пробурчал рядовой.
      — Ладно, молодой человек, — бесцеремонно встрял Иоганн. — Нам есть о чем перемолвиться. И, похоже, нам с вами по пути.
      Тилль пристально посмотрел в лицо брата. Тот не отвел мрачного взгляда.
      Неожиданно для себя Коля прочитал в мыслях Иоганна решимость идти к дочери. Солдат удивлялся, насколько капризен его дар: то пропадет, то вновь проявится. Парень хотел было покопаться в мозгах Рамштайнта, но тот хлопнул в ладоши и сказал:
      — Располагайтесь, а мне пора. Встретимся за ужином.
      Криминальный король удалился так же стремительно, как и появился.
      — Я пойду с вами, — отрезал Тилль, нацелив на брата указательный палец.
      — Исключено, — припечатал Иоганн. — Ты нужен здесь, чтобы состоялся союз.
      — Ты тоже не помешал бы.
      — Справишься. Солдат кашлянул.
      — Вы не хотите отложить нашу акцию? — спросил он.
      — Разумно, — подхватил младший колдун.
      — Нет! — Старший покачал пальцем. — Я должен сейчас же… Ты не представляешь, Тилль, как я ждал вашего приезда! Лучше бы ты не посылал мне весточку, а рассказал при встрече.
      Иоганн спохватился, зыркнул на Лавочкина:
      — Знаешь, Николас, сейчас мы с братцем прогуляемся до дворца Герхарда. Надеюсь, Аустринкен-Андер-Брудершафт не сильно пьян. Во всяком случае, вчера у него болела печень, и врачи рекомендовали ему снизить дозу. Я был бы тебе благодарен, если бы ты не составлял нам компанию.
      Тилль кивнул. Коля развел руками:
      — Здесь теплее.
      Колдуны ушли.
      Парень сел в кресло, взял со столика фолиант. Открыл.
      — «Закон о семье и наследии. Часть первая». Пять кило, не меньше, — изумленно пробормотал солдат. — О чем тут можно писать?!
      Он открыл наугад и прочитал: «Какой ребенок в семье является первым, вторым, третьим и так далее, определяется по возрасту конкретного ребенка».
      Теперь стало понятно, почему книга такая толстая. Если уж местные юристы настолько дотошны, что увековечивают в законах очевидные истины, то предсказать количество томов просто невозможно.
      Лавочкин оценил размеры шкафа с фолиантами, стоявшего справа от камина. На одной из полок пустовало место. Скорее всего, для книги, которую рассматривал сейчас парень.
      Он ухмыльнулся:
      — Забавно, юридическая библиотека в доме главного преступника королевства.
      — Уважаемый барон! — Бесцветный голос помощника Рамштайнта застал Колю врасплох. — Вот уже второй десяток лет почти все интересы моего хозяина легальны. Если же ему иногда приходится преступать закон, он интересуется, какой конкретно и чем это чревато. Людям нашего профиля жить по закону, знаете ли, значительно труднее, нежели нарушать его.
      — Но разве не вы сейчас диктуете законы? — спросил рядовой.
      — Нет, не мы. Вы пока не искушены в государственных делах, барон. Автором и заказчиком права в любой стране является аристократия. В ночном, или, как принято говорить, преступном, мире аристократии нет. Любые попытки сформировать такое сословие в разбойничьей среде оборачиваются пародией, влияние моего хозяина настолько велико, что ему можно хоть сейчас переезжать во дворец Герхарда. Однако стоит Рамштайнту официально провозгласить себя королем, и он тут же сделается частью механизма управления Дриттенкенихрайхом.
      — Так он и сейчас…
      — И да и нет, барон. — Слуга позволил себе легкий намек на улыбку. — Сейчас он стоит особняком. Структура, выстроенная Рамштайнтом, параллельна государственной. У нас есть подкупленные чиновники, родственники и друзья во власти, но сами мы преступники, внушающие страх и, как ни странно, любовь народа. Если бы хозяин объявил себя монархом, он бы растерял уважение преступников и не обрел уважения у чиновников. Народ расценил бы уход легендарного лиходея во власть как… предательство. А немного погодя с востока пришел бы Томас Бесфамиллюр и восстановил бы порядок. В итоге все бы проиграли!
      Помощник криминального короля заметно оживился. Он дополнял лекцию скупыми жестами, его речь несколько ускорилась, глаза заблестели, плечи расправились, сам он стал казаться выше.
      Коля спохватился:
      — Что же это я?! Садитесь, пожалуйста.
      — Благодарю. Я вообще-то пришел пригласить вас к ужину.
      — Спасибо… А как вас зовут?
      Слуга шагнул к Лавочкину и тихим заговорщицким шепотом спросил:
      — А вы никому не скажете?
      — Нет, — так же еле слышно ответил парень.
      — Вот и я не скажу.
      Солдат несколько секунд таращился на непроницаемое лицо слуги, затем расхохотался:
      — Хорошо поддели! И, зная любовь Рамштайнта к хорошей еде, предполагаю, что ужин будет пиром.
      Так уж ведется, после боя выигравшая сторона пирует.
      Объединенная армия баронов Лобенрогена и Косолаппена отмечала свое чудесное спасение. Бойцы предпочли забыть о позорном бегстве и вспоминали выступление Палваныча и Хельги. Впрочем, бегство было не столь уж позорным — организованное наступление двойников произвело на воинов-крестьян поистине устрашающее воздействие.
      Даже бароны не стеснялись признаться: да, струсили.
      Пирушка проходила в замке здоровяка Лобенрогена. Щуплый Косолаппен сидел по правую руку от хозяина поместья. Прапорщик Дубовых и графиня Страхолюдлих — слева.
      Человек, известный под именем Повелителя Тьмы, вызывал у баронов и их приближенных подозрения. Они оценили мощь его колдовства. Могущественный незнакомый маг с угрожающей репутацией…
      Женщина, сопровождавшая Повелителя, также внушала опаску. Бледная, с длинными смоляными волосами, изящная и подчеркнуто аристократичная… Несомненно, сильная колдунья. Надо же, графиня Хельга фон Страхолюдлих!
      В ходе долгих размышлений напуганный и сбитый с толку Ференанд Косолаппен додумался до полной чепухи: Повелитель Тьмы и его спутница — посланники ада. Ференанд никогда не слыл сообразительным малым, но тут все указывало на причастность его сегодняшних спасителей к нечистой силе. Имя? Темный Повелитель. Репутация? Тот, кто совсем недавно чуть не поработил Вальденрайх. Спутница? Ничего конкретного, но возникают смутные ассоциации с восстанием Дункельонкеля и легендой о злом горбуне Страхенцверге.
      Получается, добра не жди ни от одного, ни от второй. И не дай бог, узнают о том, что именно он, Ференанд фон Косолаппен, натравил на Повелителя тьмы убийц — Четырех всадников. Теперь барону стало кристально ясно, почему всадники отказались от задания и вернули плату.
      Чем дольше Ференанд сидел рядом с грозной парочкой, тем больше проливал холодного пота.
      А застолье развивалось по давно известным законам: выпили, закусили, вновь выпили, опять закусили… Воины окончательно повеселели.
      — Расскажите историю своего славного магического оружия, Пауль! — потребовали они.
      Палваныч смутился. Он не был оратором. К тому же публика явно не ждала отчета о том, как на ижевском заводе собрали автомат, отправили его в ракетный полк, а там выдали Коле Лавочкину… Опять же, врать без особой выгоды прапорщик не любил.
      — Поведай им какую-нибудь чудесную байку, — шепнула ему на ухо графиня. — Поверь, чем бессовестнее ты солжешь, тем громче будет слава твоего нынешнего подвига.
      Откашлявшись, Палваныч встал и поправил висящий на плече автомат. Пирующие затихли.
      — Ну, я понимаю, вы хотите знать, как вот эта штука и что, — неуклюже начал Дубовых.
      Люди закивали.
      — Да, у чудесного артефакта наверняка романтическая история, — с придыханием вымолвила супруга Лобенрогена, дурная на лицо женщина, да и в целом тоже.
      — Тогда я доложу вам ее по форме древнего русского сказа о стрельце Калашникове.
      Глотнув для храбрости эля, прапорщик наплел диковатую басню, которая в приблизительном переводе с немецкого звучала примерно так:
 

      Жил да был купец Калашников,
      Торговал-менял, магазин имел.
      А во том ли магазине товары-то
      Всяки-разныя, все заморския.
      Как-то раз да под Новый год
      Выходил из подпола крысиный царь
      Со своею крысиною матерью —
      То ли Шушерой, то ль Чучундрою.
      Подошел крысиный царь к добру молодцу,
      Молвил нагло языком человеческим:
      — Ты, Калашников, отдавай-ка мне
      Половину дохода торгового,
      А за дань твою возведу тебе
      Кровлю новую, стопудовую.
      И никто на тебя не позарится,
      А позарится — разберуся с ним.
      Сдвинул брови купец, осерчал вельми:
      — Как ты смел, пасюк, предлагать сие?
      Крыса ты лицом, а нутром свинья.
      Как посмел ты влезть, ой, незваный гость,
      С таковым мурлом во калашный ряд? —
      Взял купец скамью да прибил царя,
      Раздробил ему все три головы.
      Испустил пасюк свой последний дух,
      А Чучундра-то злая волшебница,
      Мать его да подпольная хищница
      Наслала на купца на Калашникова
      Чары страшныя, неминучия.
      Превратился он не в орехокол
      Да не в ступочку с мясорубкою,
      А в оружие огнестрельное.
      Величать да звать его «автомат» —
      Распрекрасный стрелец Калашников.
      С магазином он, сиречь рожком, теперь
      И со всеми-то причиндалами.
 

      — И все?! — недоуменно спросил Лобенроген, когда стало ясно, что Палваныч не продолжит.
      — Все.
      — Знаете, Пауль… Вообще-то мне нравится, когда в сказке есть счастливое окончание. Но вот сейчас я очень рад, что ваш стрелец снова не стал купцом. Нынче это прискорбное обстоятельство необычайно нам помогло.
      Из-за стола встал седоватый длинноволосый мужик:
      — Ваши благородия, дозвольте вашему певцу прославить сегодняшний бой. Я не дерзну соревноваться с господином Паулем — Повелителем Тьмы. Но мы просто обязаны ответить на хорошую балладу!
      — Пой, пой! — заголосили с мест.
      Косолаппен дал согласие. Певец вышел на середину зала, достал из-за спины лютню. Узловатые пальцы пробежались по струнам.
      — Спою вам, братья, о событиях давних… — продекламировал седоватый и тут же услышал недовольные вопли:
      — Какие давние? Сегодняшние! Совсем допился, бард пивной!
      — Да, о давних! — огрызнулся певец. — Ну, они сейчас недавние, но любая легенда начинается с того, что подчеркивается древность событий!
      — А, так бы и сказал… — зароптали слушатели.
      — Значит, я все же спою, братья, о событиях давних, хотя вы сами видели, как это случилось…
 
      — Как это случилось? — еле слышно спросил Дункельонкель трясущегося человечка.
      Человечек трясся от холода и страха. Он почти сутки безостановочно мчался в столицу Доцланда. Загнав две лошади, он добрался до ставки командования армией, а оттуда его переправили в Зингершухерштадт ковром-самолетом. Не успев опомниться, человечек предстал перед самим Вождем и Учителем.
      Колени уперлись в ледяной каменный пол. Голова покорно склонилась.
      — Командир-десятник Факельмакель, ваше величество! — заикаясь, отрекомендовался подданный.
      — Ты издеваешься?! — все так же тихо поинтересовался Дункельонкель. — Факельмакель…
      — Нет, ваше величество! — Человечек захлопал глазами. — Мой прадед опозорил деревенский светоч.
      — Что такое деревенский светоч?
      — Неугасимый очаг, который горел в нашей деревне со времен первых титанов. — В рабском голоске мужичка прорезались нотки гордости, но он тут же сник. — Пока мой прадед не проворонил огонь.
      — Хватит! — нетерпеливо рявкнул владыка Доцланда. — Тебя не смущает, что ты, Факельмакель, пришел ко мне, Дункельонкелю?
      — По-по-поверьте, это мечта всей моей жизни, — залопотал десятник. — И кабы не печальный повод…
      — Докладывай, Факельмакель.
      Хотя колдун знал о поражении войск в Дриттенкенихрайхе, он желал знать подробности.
      — Я в числе других добровольцев, прошедших курсы младших командиров для пейзан, был распределен командовать десятком солдат. С потеплением армия под командованием генерала Баббельнъягда вышла вчера на позиции, чтобы продолжить наступательную операцию. Был слух, дескать, нам окажут сопротивление два или три барона с немногочисленным войском. Так и случилось. Только, ваше величество, стоило ополченцам рассмотреть нашу армию — и они бросились наутек! Тут и произошла трагедия. На холме возник странный человек, вероятно, великий чародей. В его руках был волшебный и смертоносный предмет. Громко треща, смерть полетела в наших солдат, и, пусть они чурбаны, мне было их жаль. Они падали как подкошенные, целыми рядами. Каждый удар проклятого мага разил сразу нескольких солдат. За каждое мгновение он умудрялся нанести десятки таких ударов…
      — Не надо. Что вы предприняли?
      — Я закричал: «Десятка, ложись!» Но в моем распоряжении осталось всего три чурбана да еще двое из соседнего. Они залегли. Уничтоженные колдуном солдаты стали распадаться на куски и превращаться в вязкие серые… в общем, в сопли. Это меня не испугало, ведь на курсах предупреждали…
      — Мне нет дела до того, что вам говорили на курсах, — проговорил Дункельонкель, глядя на зеленый кристалл карты.
      — Поняв, что никому не удастся подобраться к волшебнику, я скомандовал отход ползком. Мне подумалось: лучше сохранить живую силу. Мы выбрались с поля, я пришел в штаб, но там никого не было.
      — Все были мертвы? — быстро спросил глава Доцланда.
      — Нет. Все куда-то ушли. — Факельмакель виновато потупил взор. — Я отправился во вторую армию, оттуда меня направили к вам.
      — Ты выбрался один?
      — Были еще. Чуть позже меня добрели. Пригнали около сотни чурбанов.
      — Чурбаны… Странное прозвище.
      — А кто же они еще, ваше величество? — осмелел десятник. — Тупые, с первого раза ничего не исполняют. Во второй армии куда смышленее, я сам видел.
      — Подтверждаю, — сказал Дункельонкель, обращаясь не к Факельмакелю, а к себе. — Следующие будут большим сюрпризом. А с магической ротой они будут несокрушимым сюрпризом, да…
      Человечек ждал своей участи.
      — Воистину, пейзанин, ты принес дурную весть и заслуживаешь наказания. Однако бывший генерал Баббельнъягд заслуживает большего возмездия. Вот тебе и охотник побрехать… Ты же, наоборот, получился самым сильным бойцом. Было бы несправедливо карать лучшего. Теперь ты сотник, Факельмакель. Иди.
      — Спасибо, спасибо, ваше величество! — залебезил человечек, пятясь к выходу.
      Дункельонкель не слушал лепета свежеиспеченного сотника.
      «Что за колдун? — задавался вопросом Вождь и Учитель. — Кто-то из Всезнайгелей?»
      — Стой! — крикнул глава Доцланда.
      Факельмакель обмер.
      — Как выглядел волшебник, победивший мою тупую армию?
      — Он был невысок, ваше величество, и толстоват. На нем не было шапки, поэтому я заметил, что он или лысый, или плешивый. Большего сказать не могу.
      «Значит, не Всезнайгели. Тогда кто?»
      — Он был один?
      — Ой! Нет, ваше величество. — Факельмакель вжал голову в острые плечи. — С ним была женщина. Черные длинные волосы. Черный или темно-синий наряд. Мне показалось, у нее очень белая кожа…
      — Свободен, — устало выдохнул Дункельонкель.
      «Значит, Страхолюдлих и ее спутник, так называемый Повелитель Тьмы, — не без удивления подумал колдун. — Быстро очухался. И мне сильно повезло, что в нашей стычке со Всезнайгелем и его сворой я нанес первый удар плешивому. Стоило бы сразу остеречься этого человека. Все-таки черта подчинил. Благо моя интуиция исправляет недочеты логики».
      — Хорошо, Повелитель, — сказал глава Доцланда. — Я знаю, кого на тебя натравить.

      Утро следующего дня выдалось отчаянно морозным. Лавочкин долго не мог заставить себя вылезти из нагретой постели в прохладу мраморного особняка. В итоге Коля заключил сделку с совестью, прикинувшись задумавшимся.
      Вчера рядовой наконец-то выторговал себе настоящее дело. Всезнайгели вернулись из дворца Герхарда недовольными. Пьяница монарх принял предложение монархов Вальденрайха и Наменлоса и обещал быть на исторической встрече. По пути к Рамштайнту братьям удалось договориться о том, что Иоганн и барон Николас совершат вылазку в тыл врага, а Тилль продолжит заниматься дипломатией. Присоединившись к королю преступности и Коле за ужином, Всезнайгели изложили свой план. Рамштайнт смотрел на Иоганна с неодобрением, но молчал. Он уважал чужие решения, какими бы глупыми они ни были.