Толстой и Уэллс были бы разочарованны. Жизни на Марсе не было и в помине. Какие там злобные захватчики или благостно настроенные грации… Какие там усопшие в веках цивилизации! Что вы! На поверку не обнаружилось даже окаменевших следов пресловутых бактерий, которые якобы нашли в образцах грязно-бурого грунта, с горем пополам доставленных на Землю в 2008-м автоматической исследовательской станцией.
      Пустыня. Холодная и молчаливая.
      И, кстати говоря, вовсе не красная. Цвет почвы был скорее сизый с легким зеленоватым отливом. Марсианская кора, в том числе и осадочные породы, богаты оливином и окислами железа, которые придают планете плесневело-ржавый оттенок.
      С каждым новым днем, проведенным на поверхности, члены экспедиции все отчетливей осознавали двояковыпуклый факт: Марс не оправдывает ожидания человечества. Одно за другим.
      Он оказался не таким грозным, как представлялось нашим предкам. Он оказался бесполезным и чуточку кокетливым. Наигранно жеманным, словно дама в преклонном возрасте, которая боится собственного увядания и никчемности. По крайней мере – таким он представлялся сначала.
      На протяжении недели не разыгралось ни одной пылевой бури – погодные условия сложились прямо-таки идеальные, и каждые восемь часов в западной части желтоватой линзы неба можно было наблюдать восход крохотного Фобоса. А карапуз Деймос взлетал над поселением лишь раз в сутки, но был слишком мал и отдален, чтобы видеть его невооруженным глазом даже сквозь сильно разреженные облака углекислоты.
      Вместо пылевых самумов угрюмый сосед приготовил землянам другой неожиданный и жутковатый на первый взгляд сюрприз: в многочисленных долинах на северо-западе гор Фарсида в утренние часы стояли самые настоящие туманы, а ближе к полудню ветры поднимали охлаждающиеся воздушные массы и на высокие плато.
      Хотя водяного пара в марсианской атмосфере совсем немного, но при низком давлении и температуре он находится в состоянии близком к насыщению – это и приводит к образованию дымки. Она не стелется по поверхности, как на Земле, а будто бы течет гигантскими воздушными реками, плавно огибая непривычные рельефы нагорий, заполняя на рассвете сырты, расщелины и кратеры призрачной мутью.
      По размеру морозная планета в два раза меньше нашей, и поэтому несколько гротескно и вычурно выглядят здесь природные изыски. Дело в том, что для человеческого глаза масштабы на Марсе абсолютно иные. Если пустыня – то безграничность пыли и камней, которую не пересечь, если каньон – то бездонная пропасть с резкими тенями на бритвенных кромках, если вулкан – то гигантский исполин, из последних сил вздыхающий и тянущийся выпуклой грудью к далекому Солнцу.
      Марс чужд нам. Он ценит время и расстояния…
      Из шести членов экипажа огромного межпланетника «Конкистадор» четверо спустились на поверхность планеты; на орбите остались борт-инженер Еремин и астроном Торик – несколько раз в сутки они исправно выходили на связь.
      Челнок, похожий на панцирь гигантской черепахи, сейчас стоял неподалеку от жилого модуля, слегка погрузив посадочные опоры в упругий грунт. Плато, на котором разбили первичную базу, было выгодно расположено в окружении покатых холмов; контуры их плавно изгибались и тонули в туманных низинах, словно вычерченные по исполинским лекалам.
      Здесь, в горах Фарсида, участники экспедиции уже собрали практически весь материал, необходимый для детального рассмотрения и обработки на Земле: взяли пробы почвы с различных, доступных для простеньких буров глубин, с помощью радиолокатора SSR прозондировали породы на целый километр на предмет обнаружения жидкой воды или слоев льда, провели мониторинг климата, геодезические измерения, биохимический анализ минералов и атмосферы.
      Дальнейший маршрут экспедиции включал в себя долины Атабаска на равнине Элизий – там, по данным зондов, следы недавнего вулканизма соседствовали с наносами, оставленными когда-то водным потоком, и не исключалась вероятность наличия гидротермальных отложений. Затем – кратер Гусев, в котором, возможно, когда-то было озеро, но вода прорвала стену и вытекла; каньон Мелас в долинах Маринера и Земля Меридиана, где геороботы обнаружили крупнозернистый гематит, который обычно образуется в воде… Это был топливный предел атмосферных перелетов челнока с учетом резерва для возвращения на «Конкистадор».
      Нынешним утром геофизик Локтев и биолог – а по совместительству еще и врач – Повх готовились к последней вылазке в районе Фарсида. Им предстояло на тяжелом марсианском вездеходе «Крестоносец» продвинуться на пятьдесят километров к югу от базы и с помощью спектрометра альфа-частиц сделать анализ грунта – как выражался вульгарне Локтев: «Потыкать пальцем в телеса скал».
      Единственный американец, принимающий участие в экспедиции, полностью организованной «Роскосмосом» – химик-атмосферник Рокферрер, – оставался с капитаном, чтобы помочь свернуть жилой модуль и демонтировать реактор.
      Немногословный Демиденко воспринимал американца с хмурцой, считая, что включение иностранца в состав российского проекта такого масштаба – лишь неуклюжий политический реверанс в сторону запада, хотя тест на психологическую совместимость оба они прошли с безупречными результатами. Просто капитан «Конкистадора» Демиденко – матерый полковник ВКС – не верил, что в русских «ящиках» не нашлось на эту должность приличного атмосферника. Он вообще плохо понимал молодецкую разухабистость высших чинов «Роскосмоса», решивших запульнуть пилотируемую экспедицию на Марс так рано. Во-первых, ни космонавты, ни конструкторы, ни ученые не были толком готовы к 2010 году, ведь, согласно давно разработанной программе, лететь собирались только через семь-восемь лет. Во-вторых, чисто финансовый аспект: это ж надо – угрохать полтриллиона рублей на то, чтобы понюхать и полизать марсианские дюны, когда страна только-только приподняла голову над плинтусом мировой экономики. Ну и в-третьих, расстояние. Шутка ли – пропесочить пару-тройку сотен миллионов километров в пространстве?! Двигатели у «Конкистадора», конечно, не жидкостные, как у старичков «Союзов», а плазменные – это, бесспорно, замечательно. Но неужели трудно было подождать до 18 года, когда наступит очередное Великое противостояние, и Землю от холодной планеты будут отделять всего-то 57 с половиной миллионов кэмэ?…
      Будто зажужжало у России в одном месте, и не смогла она сдержаться, подобно двенадцатилетнему детдомовцу, увидавшему сквозь заплеванное окно фотомодель, идущую по улице. Так и сиганул этот подросток с пятого этажа в чем был.
      Демиденко, конечно, мечтал первым ступить на ржавые пески планеты, ставшей навязчивой идеей для землян со времен Скиапарелли, и понимал, что уже через несколько лет не смог бы не только возглавить, но и принять участие в экспедиции, будучи человеком в возрасте, близком к преклонному. Мечтал, понимал, радовался. Но в то же время был сторонником обстоятельности и расчета, а не безрассудных подвигов. Он как никто иной знал – космос не любит ребячества. Космос умеет жестоко наказывать…
      Шипение декомпрессионных насосов утихло, и Демиденко активировал наружную пластину шлюза. Она поползла в сторону, открывая пустынную панораму нагорий. В это утро тумана было меньше, чем обычно, поэтому распустившийся над волнистым горизонтом венчик Солнца заливал плато жестким светом, заставляя каждый камешек рисовать рядом с собой резкий провал тени.
      Каждый раз, когда капитан выходил на поверхность, ему казалось, что тишина разреженной атмосферы и спокойствие сизоватого пейзажа вот-вот лопнут, явив незваным гостям всю мощь чужой планеты, покажут свой таинственный норов.
      И каждый раз ничего не происходило.
      Тишина давила на перепонки, спокойствие граничило с равнодушием, и мерзлота дрожала где-то рядом, в нескольких сантиметрах от тела, обогреваемого климат-системой.
      Первое впечатление от планеты было обманчивым. Марс не заигрывал с пришельцами, не кокетничал с ними. Он просто-напросто не нуждался в людях.
      Абсолютно.
      Мы вернемся, думал Демиденко, и тысячи умов – прозорливых и предприимчивых – будут изгаляться, вычислять степень рентабельности колонизации необитаемого соседа Земли. И ведь в конечном итоге скорее всего они придут к выводу, что заселять его необходимо, как и разрабатывать ресурсы такой манящей целины. Но они не видели его морщин, не слышали его безмолвия, не чувствовали редкого холодного дыхания – им никогда не понять, что мы не нужны Марсу.
      Для самого же себя капитан никак не мог ответить на один вопрос: нужен ли Марс нам?
      Лишь ступив на этот мертвый песок и посмотрев на бледно-желтое небо, можно ощутить, насколько мы разные…
      Геофизик и биолог, облаченные в белоснежные скафандры, уже возились около неуклюжего на вид «Крестоносца», забрасывая в грузовой люк аппаратуру. Вездеход был четырехосным и весил около восемнадцати тонн. Точнее – весил бы на Земле. Здесь же – от силы тонн пять с половиной. Задняя его часть вздувалась полутораметровым «пузырем»: в ней за свинцовыми переборками располагался чрезвычайно компактный для такой машины атомный двигатель. А в передней части титанового жука отсвечивало толстое стекло-хамелеон кабины с поляризационным слоем, коэффициент отражения которого менялся в зависимости от условий освещенности.
      – Володя, не лихачь, – сказал Демиденко, подходя к пыльному борту «Крестоносца».
      Локтев резко обернулся и состроил недовольную гримасу, нахмурив густые брови.
      В наушниках раздался его сипловатый голос:
      – Товарищ полковник, разрешите две ремарки?
      – Валяй.
      – Не пугайте так. Раз. И два: я не лихачу.
      Кряжистый Повх тем временем забросил в нутро вездехода ящик с дополнительными аккумуляторами для ручного спектрографа, задраил герметичный люк и щелкнул перчаткой по шлему Локтева. Сказал с усмешкой, слегка картавя:
      – Слова «лихачить» нет в русском языке. Поехали.
      – Занимайся биологией, – беззлобно огрызнулся Локтев, легко взбираясь по лесенке к шлюзу, который находился наверху.
      Когда вездеход тронулся с прокруткой, подняв кучу буроватой пыли, в наушниках послышался негромкий, но отчетливый голос капитана:
      – Володя, ты все-таки не лихачь…
      Локтев дернул предохранительную скобу и откинул шлем назад.
      – Тьфу ты, – хмыкнул он, вдавливая педаль газа. – Сами бы водили эту дурынду, если такие умные.
      Повх тоже снял шлем. Сдерживая улыбку, обронил:
      – Ну что ты кипятишься, Володь? Ты просто не лихачь, и всё…
      Локтев рыкнул что-то неразборчивое и дерзко бросил «Крестоносец» вверх по склону русла.
      Когда-то здесь, по-видимому, текли потоки лавы с гигантской кальдеры, увлекая за собой каменные глыбы, плавя песок, раскаляя воздух и в конце концов покрываясь замысловатым узором пепла. Дно русла было довольно ровное и широкое, но с каждым километром вездеход шел все труднее: увеличивался угол подъема. Не спасала даже втрое меньшая сила тяжести.
      – Как думаешь, – спросил Повх, – есть на этой ледышке что-то стоящее?
      – Ты имеешь в виду горы Фарсида?
      – Нет. Я про Марс в целом.
      Локтев помолчал, выруливая между двумя наносами-ракушками. «Крестоносец» ощутимо накренился на правый бок, но уже через десяток метров вновь пошел прямо.
      – Скорее всего нет, – откликнулся наконец геофизик.
      – А вдруг все же найдем что-нибудь на маршруте?… – промямлил биолог, как-то отрешенно уставившись на спидометр. Скорость не превышала тридцати километров в час.
      – Да ты посмотри вокруг! – неожиданно резко сказал Локтев. – Оглядись.
      Повх повернулся к нему.
      – Что ты на меня вытаращился? – фыркнул Володя, не отрывая взгляда от скользящей под колеса ленты русла. – Туда смотри. Вверх, вниз, по сторонам…
      Поправив горловину скафандра, Повх послушно поглядел через стекло. Даже с каким-то неподдельным интересом, будто впервые увидел оливковую пустыню.
      Солнце уже поднялось довольно высоко, и его лучи наискось пробивали прозрачную атмосферу. На склонах кое-где гулял ветерок, вскидывая бурунчики пыли, но он был слаб и не мог поднять настоящую бурю. Вдали виднелись вспухающие линзы буро-сизых гор, над которыми остановилось желтоватое небо.
      Повх провел взглядом по линии горизонта слева направо. Ее бугры и впадины почему-то напомнили ему край плохо отформатированного текста.
      – Весна… – задумчиво сказал он.
      – Что? – переспросил Локтев.
      – Весна, говорю.
      – Рехнулся? Какая, на хрен, весна?
      – Марсианская.
      Локтев подвигал плотными бровями.
      – Н-да. Тебе, наверное, пора домой. Повх промолчал.
      До места замера осталось примерно километров пятнадцать. «Крестоносец», надрывно гудя генератором, взбирался все выше, забывая за собой вздыбленные клубы пылевой взвеси.
      Марс был равнодушен…
      Вдруг биолог напрягся и подался вперед всем телом. Его тут же швырнуло обратно в кресло пневморемнями безопасности, крест-накрест перехватывающими грудь.
      – По-о… о… постой-ка! – Повх всегда начинал заикаться на «о» при волнении. Он ткнул перчаткой в стекло: – Во-о… о… вон там!
      Локтев уже видел: на склоне, метрах в ста правее русла, возвышались четыре столба. Он засопел и торопливо остановил вездеход – «Крестоносец» ухнул тормозными системами и замер.
      – Может, о… о… обычные физвыветривания? – предположил Повх через минуту.
      – Не похоже.
      Локтев перевидал много причудливых скульптур на Земле, созданных резкими перепадами температур вкупе с ветрами в пустынях и прериях, морскими волнами на берегу, а также вершины-карлинги, обработанные ледниками, и множество других самых невообразимых рельефных образований. Да и на Марсе успел разделить для себя основные капризы поверхностных формаций на несколько видов и подвидов, скрупулезно занося их в свою компьютерную картотеку и делая снимки.
      Это не походило на природные изыски. Четыре вертикально торчащих «пальца» вроде бы не отличались по цвету от окружающей поверхности. Но, судя по отбрасываемым теням, они были параллельны друг другу, одинаковы по высоте и, что самое удивительное, стояли точно в углах воображаемого квадрата.
      – Местный Стоунхендж или вроде того… – осипшим вдруг голосом сказал Локтев, криво усмехнувшись. По дуге его сросшихся на переносице бровей можно было графики чертить. – Ну что, будущий нобелевский лауреат, пойдем?
      Повх неуклюже заерзал в скафандре, будто внутрь попал камешек и мешал сидеть. Он посмотрел на приятеля и выдавил, переборов наконец заикание:
      – Надо за Рокферрером ехать. Он химик все-таки.
      – Ты что, идиот? – прошептал Локтев, медленно поворачивая к нему голову. – Ты хочешь, чтобы до останков марсианской цивилизации первым дотронулся янки?
      Повх смутился.
      – К тому же он – атмосферник, – добил Локтев, состроив гримасу убежденного шовиниста.
      Больше они не произнесли ни слова. Практически синхронно клацнули шлемами и через шлюз выбрались из вездехода.
      Пока извлекали из грузового отсека аппаратуру для спектрального анализа, капсулы с химреактивами для проб, фотои видеокамеры, Повх то и дело искоса поглядывал на заветные столбы, молчаливо возвышающиеся вдалеке, и гнал прочь мысль о грубом нарушении дисциплины. «Интересно, – гадал он, – Локтев тоже терзается тем, что мы не сообщили Демиденко о возникновении нештатной ситуации?…»
      Они знали: если сейчас сообщат о находке капитану, то полковник потребует немедленно вернуться и отправится вместе с ними, захватив американца.
      Оба были настоящими учеными, исследователями, путешественниками. Их охватил азарт, который вспыхивает в человеке лишь раз в жизни, – азарт близкого Открытия с большой буквы. Таким не так-то просто делиться с кем-либо еще.
      С другой стороны, оба были космонавтами и военными. Людьми, у которых, кроме личных амбиций, есть чувство долга, для которых слова «честь» и «приказ» – не пустой звук.
      Два этих начала боролись в их сердцах. Буква устава и знак препинания науки…
      «Вы остановились?» – голос Демиденко прозвучал в наушниках словно гром, усиленный антенной на панцире «Крестоносца». На базе местоположение вездехода постоянно пеленговалось ради перестраховки.
      Локтев и Повх застыли, будто их застукал учитель возле классного журнала, выдирающих лист с плохими оценками за четверть. Переглянулись. Повх сквозь слегка затемненное стекло шлема показал глазами: «Лучше говори ты…»
      Брови Локтева перекатились синусоидой в такт словам:
      – Мы тут хотим глянуть кое-что… Эфир промолчал.
      – Столбики какие-то необычные, – сдался геофизик. Брови его обреченно упали графиком линейной функции.
      «Что за столбики?» – прозвенел Демиденко в самые уши. Плечевые накладки локтевского скафандра безвольно опустились. Он печально произнес:
      – По всей видимости… э-эхм… искусственного происхождения.
      «Почему не доложили о нештат… Что-о?! – Капитан осекся, будто его оглушили. Через несколько секунд тягостной тишины рявкнул: – Быстро возвращайтесь! Без моего присутствия к осмотру объекта не приступать!»
      Из перчатки Повха вывалился ящичек с реактивами. Он рассеянно посмотрел на него, нагнулся и поднял. Сказал:
      – Товарищ полковник, выслушайте. Если мы сейчас вернемся, возьмем вас с американцем, снова приедем сюда, выйдем и обнаружим, что столбы – лишь очередное произведение пылевых бурь, то будем разочарованы. Все вместе. Да и времени потеряем черт-те сколько. Разрешите произвести первичный осмотр объекта. При малейшем подозрении, что он не естественного происхождения, доложим и вернемся. Ведь если это… искусственное, то придется перегнать челнок поближе и разбить базу для тщательного изучения.
      Повх выдохся и умолк. Всю эту речь он произносил, глядя прямо перед собой, поэтому у Локтева создалось впечатление, будто биолог обращался к неподвижным столбам, а не к Демиденко.
      Капитан безмолвствовал долго – озноб открытия, видимо, пронял и его заскорузлое сердце. Пожалуй, минуту или две из наушников доносились лишь слабые шумы, похожие на редкое дыхание самого Марса. Наконец Демиденко ответил рублеными фразами:
      «Только первичный осмотр. Оставаться на связи постоянно. И не лапайте ничего руками, варвары!..»
      До столбов Локтев с Повхом доскакали за полминуты, волоча по насыпи ящик с реактивами и спектрометр и поднимая тучи пыли, неохотно сносимой в сторону легким ветерком. Остановившись метрах в пяти от ближайшего «пальца», они некоторое время восстанавливали дыхание и разглядывали сооружение с чувством, близким к истерике.
      Это было создано не природой…
      Зрелище впечатляло.
      В высоту столбы доходили примерно до уровня третьего этажа – метров десять-одиннадцать. Около полуметра в поперечнике, они по сечению представляли собой ровный круг. С солнечной стороны поверхность колонн поблескивала и казалась шершавой, фактура ее была похожа на… столярную шкурку с необычным напылением.
      – Эрозия?
      – Наверное.
      Локтев вывел на монитор внешнюю телеметрию. Точнее, это был не совсем монитор… Вместо встроенного в шлем дисплея изображение проецировалось непосредственно на сетчатку глаза. Оно выглядело как большой полупрозрачный телеэкран, висящий в воздухе на расстоянии вытянутой руки.
      – Радиация в норме, – сказал он, проглядывая данные. – Температура… давление… Ага, вот!
      – Что? – быстро спросил Повх.
      – Магнитный фон.
      – Ну?…
      «Что там, Володя?» – Демиденко, о котором они успели подзабыть, не упускал ни слова.
      – Сейчас посмотрим…
      «Черт! Твою душу! – ругнулся капитан, в наушниках что-то грохнуло. – Какого хрена они видео в легкие скафандры не впаяли? Растяпы…»
      Локтев осторожно подошел к одному из столбов и остановился, вглядываясь в его шероховатый бок. Через мгновение он резко обернулся к Повху, протянул руку, требовательно подвигал пальцами и сказал с ненормальным блеском в глазах:
      – Дай-ка…
      – Чего дать? – опешил биолог.
      – Ну пинцет, что ли, дай! Скорее!
      Повх растерянно открыл ящичек и извлек оттуда пинцет с диэлектрической рукояткой. Локтев буквально выхватил из его перчатки инструмент и вновь повернулся к столбу.
      «Володя, ты что задумал?» – В голосе капитана раздражение граничило с любопытством.
      – Это гениально! – громким шепотом изрек геофизик. – Иди сюда, глянь!
      Повх поставил ящичек на грунт и подошел ближе словно зомбированный.
      «Володя!» – угрожающе повторил Демиденко.
      – Не волнуйтесь, товарищ полковник, я ничего не испоганю. Тут все просто. – Локтев буквально подтащил к себе Повха и торжественно заявил: – Смотри!
      Ловко орудуя пинцетом даже в неуклюжих на вид перчатках скафандра, он подцепил один из «пупырышков» на столбе размером со спичечную головку и медленно отделил его. Повертел перед шлемом биолога, счастливо улыбаясь, как школьник, только что лишившийся девственности, и так же аккуратно вернул «пупырышек» на место. Тот будто прилип к фактуре столба.
      Повх осоловело смотрел на ощерившегося геофизика. Наконец поинтересовался:
      – Объяснишь?
      – Конечно, – радостно воскликнул Локтев, и брови его приняли гиперболическую форму, отчего один глаз сильно расширился, а второй практически утоп в черепе. – Это невероятно простой и эффективный механизм защиты.
      Повх продолжал вопросительно таращиться на него. Локтев наигранно-горестно вздохнул, словно профессор, принимающий экзамен у нерадивого студента, прогулявшего весь семестр, и продолжил:
      – Что делает, предположим… э-э… медь, чтобы защитить себя от внешних воздействий?
      – Окисляется, – пожал плечами Повх.
      – Именно! Окисляется! Другими словами – создает вокруг пленку из уже испорченного материала, чтобы не испоганить оставшийся! Конечно, не сама медь это делает, просто таковы законы природы.
      – Но это не окисление… – Повх как-то вконец тупо мотнул шлемом в сторону поблескивающего в солнечных лучах бока колонны.
      – Правильно! Умничка! Окисление – один из видов химического процесса защиты. А здесь – физический! Слабое магнитное поле заставляет «налипнуть» ферросодержащие кусочки грунта на поверхность столбов. Они сами себя упаковывают в пыленепроницаемый чехол, понимаешь?
      «Елки-моталки… – донеслось из наушников. И спустя секунду Демиденко привычным твердым голосом ввинтил: – Володя, не лихачь!»
      – Да не лихачу я, полковник! Я на старость зарабатываю!
      – Постой, – через некоторое время сказал Повх. – А откуда у них магнитное поле?
      – Кто ж его знает? – хмыкнул Локтев, поднимая из пыли трубку спектрографа и подключая ее к анализатору. – Значит, где-то есть источник. Давай потыкаем пальцем в телеса…
      – Потычем, – машинально поправил Повх, помогая настроить аппаратуру.
      – Биологией, биологией занимайся! – задорно откликнулся Локтев. Развернулся и погрозил пальцем колонне: – Так, сейчас мы тебя прощупаем…
      Он направил трубку на столб. Подержал ее неподвижно несколько секунд и повернулся к Повху:
      – Есть?
      – У гум…
      – Ну? Что там в нутрях? Не тяни!
      – Там… – Повх уставился на монитор, вмонтированный в коробку анализатора. – Белиберда какая-то. Сам глянь.
      Локтев осторожно присел и повернул монитор к себе.
      – Очень интересненько… Это у нас, судя по характеристикам и спектру… ванадий? – Он коротко взглянул на биолога и выломил брови, будто убежденный алхимик, которому вдруг сообщили, что Земля круглая. – А это?
      – Похоже на титан и алюминий. И еще… скандий? А на хрена скандий-то?
      – На всякий случай… – рассеянно ответил Локтев и встал. – Пойдем попробуем другую просветить.
      Они перетащили спектрограф на пару десятков метров, оказавшись тем самым почти в центре воображаемого квадрата, по углам которого возвышались столбы. Вторичный замер дал схожий результат.
      «Ну? Вы там еще ничего не сломали, магелланы?» – сердито поинтересовался Демиденко.
      – Можете готовить шампанское, товарищ полковник… кажется… – чуть картавя, ответил Повх.
      Локтев подошел к одной из колонн, изображая экскурсовода в музее:
      – Уважаемые жители и гости Марса! За ограждения не заходить, экспонаты руками не трогать, детей держать рядом с собой… Взгляните на это сооружение! Да-да, я не оговорился, это именно сооружение, а не прихоть природы! Внутри эти колонны состоят из высокотехнологичного сплава, включающего в себя скандий, титан и ванадий. Три металла, которые стоят рядом в таблице Менделеева, отличаясь друг от друга единственным электроном. Сплав очень легок, прочен и стоек химически. Также он огнеупорен, не подвержен коррозии и влиянию низких температур. К тому же эти стержни являются сверхпроводниками. Более того, внутри них находится неисследованный источник магнитного поля, который служит первым звеном дополнительного механизма защиты. Из всего вышесказанного следует только одно. Как вы думаете, что именно?… Конечно! Умница, мальчик! Эти колонны построены древней цивилизацией с тем расчетом, чтобы они смогли простоять тысячи – а может быть, и сотни тысяч – лет. Чтобы их обнаружили мы – соседи с голубой планеты Земля. Остается лишь один вопрос – для чего?
      Никто не перебивал это псевдонаучное паясничанье. Просто оно оказалось как нельзя кстати.
      «Так, всё, – скомандовал Демиденко, когда Локтев закончил. – Через час – сеанс связи с „Конкистадором“, чтобы к этому времени были на базе! Приказ ясен?»
      – Так точно. – Локтев отдал честь. Этот жест, исполненный человеком в скафандре, выглядел несколько комично. – Сашка, сфоткай меня, а? Я захватил камеру – вон там возьми, рядом с ящиком.
      Повх извлек «Canon», созданный специально для съемки в условиях марсианского климата, и снял крышку с объектива.
      – Валяй, – с легкой усмешкой победителя сказал он. – Позируй.
      Локтев осторожно облокотился перчаткой на одну из колонн и замер.
      – Против солнца, – проворчал биолог, глянув в большой видоискатель через стекло шлема. – Придется вспышкой подсветить…
      – Чего?
      – Ничего. Да не дергайся ты…
      Повх мягко вдавил кнопку спуска. Затвор нежно клацнул…
      Локтев не ожидал вспышки.
      Он вздрогнул, и рука скользнула по колонне, стирая слой «приклеенных» камешков и пыли. Геофизик сумел устоять на ногах – благо сила тяжести позволяла гораздо больше, чем на Земле. Он испуганно вытаращился на светло-серебристую полосу оголенного металла на боку столба, оставленную его перчаткой.
      – Мудила… Говорили же, не трогай руками… – в сердцах прошипел Повх, закрывая объектив.
      Что-то грозно гаркнул в наушниках капитан…
      Локтев не отреагировал на их ругань. Он затаив дыхание смотрел, как на гладкой матовой поверхности колонны появлялись извилистые прожилки, по контурам которых возникало свечение. Яркое, текущее тонкими, как лезвие бритвы, ручейками. Оно усиливалось с каждым мигом…
      Вдруг намагниченные камешки опали. Разом! Со всех четырех колонн.
      Повх выронил ящик из рук.
      – Включил, тво… о… твою мать… – прошептал он, сглотнув терпкую слюну. – Мы ведь внутри стоим…
      – Что включил-то?… – беспомощно спросил Локтев. Умом геофизик понимал: нужно немедленно бежать прочь.
      Но неожиданный страх буквально парализовал его. Казалось, что он не может даже пошевелиться – мышцы отказались повиноваться нервным импульсам, молочная кислота в них превратилась в кефирную.
      Поверхность всех столбов уже покрылась светящейся вязью.
      А через мгновение мир покачнулся.
      Повх сдавленно вскрикнул, заваливаясь набок. У Локтева подкосились ноги, и он упал прямо на задницу. Колонны опускались вниз вместе с квадратом, по углам которого они находились…
 
      – Саша, ты здесь?
      Из темноты раздалось шуршание.
      – Саша?…
      Локтев ощупал поверхность, на которой очнулся, – она оказалась ровная, но покрытая слоем каких-то камешков: по всей видимости, часть грунта провалилась вместе с ними.
      Локтев сел. Глубоко вздохнул и почувствовал какой-то странный запах – будто в кислородные баллоны добавили йоту слабого раствора аммиака. Он поднес руку к нагрудной панели, чтобы включить фонарь, и… вздрогнул от невероятной догадки. Шуршание… Он услышал этот звук когда позвал Повха!.. Ерунда какая-то! В разреженной атмосфере Марса такое невозможно, согласно законам физики!
      – Черт подери!.. – выругался Локтев вполголоса, стукнув себя по шлему. – Приглючилось, что ли… Сашка! Не дури!
      Вокруг было темно и тихо. Очень темно и подозрительно тихо. Интересно, сколько он провалялся без сознания? Минут двадцать, наверное…
      Локтев постарался сконцентрироваться. Так, что первое? Свет. Он нащупал панель и вдавил ромбовидную кнопку, та поддалась с характерным щелчком. Два встроенных в шлем скафандра фонаря не зажглись. Сердце геофизика заколотилось чаще. Очень, очень плохо – значит, они разбиты или вышли из строя по какой-то другой причине. Спокойно. Попробуем связь.
      – Полковник, – громко сказал Локтев. – Вы меня слышите?!
      В наушниках отозвалась тишина.
      – Полковник Демиденко, как слышно? Прием!
      Не было даже помех. Сердце вновь ускорило ритм перекачки крови, в которую брызнул гормон страха.
      – Серега! – крикнул Локтев. – Серега! Полкан хренов, ты слышишь меня?!
      Эфир молчал.
      Очень, очень, очень плохо! Локтев хотел привычным движением провести ладонью по лицу, но наткнулся на стекло шлема… Мерзко выматерился и снова глубоко вздохнул, чувствуя, как подрагивает диафрагма. Ситуёвина, мать ее! Надо скон-цен-три-ро-вать-ся. Спокойно, вдумчиво. Связи нет. Это может означать: первое – неполадки с техникой, второе – они с Повхом находятся в недосягаемости для радиоволн с передатчика «Крестоносца». Если верно последнее, то логично предположить, что они – где-нибудь под грунтом. Черт. Ведь так и есть… Они провалились вместе с погаными колоннами. И для того, чтобы догадаться об этом, вовсе не стоило строить такую цепочку умозаключений…
      Стоп, стоп. Стоп!..
      Локтев затряс головой. В шлеме делать такие пассы было крайне неудобно, но мозги взбалтывало хорошо. Через десять секунд он успокоился и замер. Вздохнул, опять ощутив странный привкус аммиака в гортани.
      Так. Нужно что-то делать…
      – Саша! – крикнул Локтев, пытаясь вывести экран с данными внешней телеметрии. – Саша! Майор Повх!
      Тихо. Темно. Телеметрия не фурычит, стало быть, электроника скафандра полностью отказала.
      Бред.
      Во-первых, существует резервная система. Во-вторых, если бы отказали обе, то вырубился бы климат-контроль, и человек бы превратился в эскимо за считанные минуты. Бред сивой кобылы… Хорошо, хоть подача кислорода не зависит от микросхем…
      Неподалеку снова послышалось шуршание и какие-то заунывные всхлипы. Локтев вздрогнул и инстинктивно попятился назад, выдавая такие потоки матерщины, что любой зэка-рецидивист позавидовал бы.
      «Глюки! Глюки! – отчаянно думал он, нащупывая перчатками пол сзади себя, чтобы не свалиться куда-нибудь. – Не зря аммиачным душком тянет… Но откуда в баллонах аммиак?»
      – …твою мать! – услышал он, когда кто-то умелым движением сорвал с его головы шлем.
      Локтеву повезло, что легкие скафандры марсианского образца были оснащены специальной механико-гидравлической системой удаления отходов мочеиспускания, чтобы обеспечить комфорт космонавту, если тот длительное время находится на поверхности планеты…

* * *

      Повх переломил световой стержень, и тускло-зеленое сияние растеклось по помещению, в которое они провалились.
      – Ты ж меня чуть идиотом не сделал… – продолжил причитать Локтев, оглядываясь. – Это ж надо – взять вот так запросто и содрать шлем… Энурезом теперь страдать до старости буду, поди.
      – А я быстро понял, что тут атмосфера есть и давление в пределах нормы.
      – Вот было бы смешно, если б она из метана была – атмосфера эта… Или фторная.
      – А деваться один хрен некуда – вся электроника скафандра отказала начисто. Запаса кислорода в баллонах оставалось минут на двадцать. Ну я и решил… не оттягивать момент.
      – Ага, ты решил оттянуть мне нервы.
      – Ладно, не бурчи. Выбираться нужно отсюда. Давай-ка посмотрим, что это за гроб… Хорошо хоть «светлячка» с собой догадался захватить на всякий случай.
      Повх взял в каждую руку по половинке светового стержня, уже жарившего на всю доступную ему мощность, и начал осторожно обследовать зал. Локтев, постепенно приходя в себя, двинулся за ним.
      Помещение было округлой формы с низким сводчатым потолком. Вдоль стен виднелись небольшие выступы в полу. Локтев аккуратно пощупал один из них носком ботинка – ничего. Осмелев, он с силой наступил на бугорок – результат тот же.
      Материал, которым была отделана внутренняя зала, по фактуре походил на металлопластик, но, так как анализатор валялся грудой бесполезной электроники, присыпанной песком, достоверно выяснить это не представлялось возможности. Температура была градусов пятнадцать выше нуля, в воздухе слегка попахивало аммиаком. Пресловутые столбы четырьмя монументальными колоннами торчали посреди помещения.
      – Может… это типа лифта? – пробормотал Повх, осматривая один из них.
      – Поищи, там обязательно где-то должны быть кнопочки с указателями этажей, – желчно сказал Локтев, пуская бровью пологую волну.
      Повх одарил напарника нравоучительным взглядом и продолжил поиски хотя бы намека на выход.
      Намека они не нашли, зато при тщательном изучении одного из секторов стены обнаружились два круга. Они слегка отличались по цвету и были выпуклы, выступая из ровной поверхности на несколько миллиметров. Диаметр – сантиметров двадцать. Примерно на одном уровне относительно пола, в полуметре друг от друга.
      Локтев кхыкнул и посмотрел на Повха.
      – Не смотри на меня, – тут же огрызнулся биолог, чуть картавя. – Я не знаю, как они работают. Я даже не представляю, должны ли они вообще как-либо работать.
      Вторично кхыкнув, Локтев легонько постукал своим шлемом по одному из кругов.
      – И чего? – спросил Повх.
      – И ничего.
      – Может, ладони приложить? Локтев шумно выдохнул:
      – Приложи.
      Повх с подозрительностью посмотрел на него. Недружелюбно поинтересовался:
      – Да что с тобой происходит, в конце концов, Володя?
      – Меня что-то уж больно коробит во всей этой истории, – ответил геофизик. – Сам посуди, откуда посередь Марса взялся лифт, на котором запросто можно спуститься в бункер непонятного назначения. К тому же… Даже если допустить, что это сооружение стоит тут со времен какой-нибудь древней цивилизации, не верю я, что совершенно случайно внешние условия оказываются пригодны для нас. Температура, давление, состав атмосферы – слишком много совпадений, понимаешь, Саша. Я готов допустить одно совпадение, с натяжкой – даже два. Но три – это уже слишком много. Ты ученый и должен со мной согласиться.
      Повх озадаченно постучал пальцами по шлему.
      – Так ты хочешь сказать…
      – Да, – перебил его Локтев, посмотрев прямо в глаза. – Да. Это сделали люди. Для людей.
      Повх машинально отступил на шаг от кругов. Подсвеченное снизу призрачно-зеленым светом стержней лицо его в этот момент было похоже на страшную маску шамана.
      – Думаешь, со времен холодной войны осталось? – прошептал он. – Но ведь нет ни одного опознавательного знака. Ни нашего, ни американского… Да и не пустили бы нас сюда так просто. Не дали бы проводить исследования в этом районе. Если только… – Повх на миг запнулся. – Если только кто-то специально не хотел, чтобы мы нашли эту консервную банку.
      – Нет. – Локтев снял перчатку и осторожно потрогал один из кругов. – Слишком высокие технологии. Ты сам видел колонны, их состав на мониторе анализатора, магнитное поле внутри. Выход из строя электроники, регенерация воздуха опять же… Не тот это уровень для консервной банки полувековой давности, даже с учетом всех секретных разработок Земли вместе взятых. Здесь все гораздо современней. Прав ты в одном – либо нас умышленно навели на бункер, либо… о нем не знали ни русские, ни американцы, ни Китай… никто.
      – Невозможно.
      – Скажем так… очень маловероятно.
      – Но если нас намеренно подпихнули к его открытию, то – зачем?
      – Вот этот вопрос меня больше всего и беспокоит. Повх с Локтевым переглянулись. Геофизик снял вторую перчатку, спросил:
      – Ну что, попробуем?
      – А вдруг там другие внешние условия? Разнесет от декомпрессии в труху…
      Локтев усмехнулся:
      – Ты же совершил одну глупость, сняв шлем? Давай уж я совершу вторую. Тем более вариантов, по-моему, особых нет.
      Повх пожал плечами. И ему вдруг стало жутко. Чувство незащищенности навалилось в один момент, тяжелым грузом потянув вниз все внутренние органы. Они вдвоем попали в переделку, ой как попали! И теперь, что самое неприятное и ужасное, ничего не зависит от них. А когда космонавт теряет контроль над обстоятельствами, он превращается в балласт, который очень легко выбросить за борт. Сейчас складывалась именно такая ситуация.
      – Володя, – сказал биолог. – Ты уверен, что мы имеем право сейчас принимать какие-то решения?
      – Не понял.
      – Хреновое у меня предчувствие какое-то…
      – Без паники. Нам нужно выбраться отсюда. Доложить Демиденко, с Землей посоветоваться. Понимаешь?
      – Да… Да, конечно. Пробуй, прикладывай ладони к этим чертовым кругалям.
      – Подержи-ка шлем. И свети сюда.
      Локтев отбросил снятые перчатки, слегка присел, выставил руки вперед и стал медленно приближать ладони к кругам. Когда он наконец коснулся их, Повх непроизвольно вздрогнул.
      Ничего.
      – Ничего, – выдохнул Локтев. – Ни хрена эффекта.
      – Плохо или хорошо?
      – Даже не знаю, что ответить…
      Сначала исчез двухметровый сегмент стены справа от них. Была стенка и не стало. Выпуклости на полу вспыхнули, и все помещение озарилось ярким белым светом.
      Повх зажмурился, а Локтев отдернул ладони от кругов, затравленно оглядываясь.
      – Твою мать… Сработало! – крикнул он.
      Через секунду исчез следующий отрезок стены. За ним еще один. И еще… Спустя четверть минуты они стояли в огромном круглом ангаре, размеры которого было трудно определить – освещенной оказалась только центральная его часть, а очертания периферии терялись в полумраке.
      – Чертовщина… – промолвил Повх.
      Локтев щурился, привыкая к свету. Он ошалело глядел на пустое место, где минуту назад была очень даже осязаемая стенка. Решившись, геофизик все-таки протянул руку и поводил по воздуху, убеждаясь, что произошедшее не оптическая иллюзия.
      – Пойдем? – предложил он Повху, окончательно поверив: глаза его не обманывают.
      Биолог лишь едва заметно кивнул.
      Они вышли за пределы круга из светящихся кочек и двинулись в глубину открывшегося пространства. Запас энергии в двух половинках «светлячка» иссяк, и Повх отбросил их в сторону.
      Вдруг Локтев резко остановился.
      – Это…
      – Я вижу, Володя.
      Они прошли еще немного вперед, разглядывая в полумраке саркофаг.
      – Непрозрачный, – выдавил наконец Локтев.
      – Смотри-ка, иней. Вон там, на трубке…
      – Анабиоз?
      – Не знаю. Я такой конструкции не видел.
      – Но она же наша? Земная?…
      Сзади них что-то щелкнуло. Повха и Локтева буквально развернуло на сто восемьдесят градусов от неожиданности. Они инстинктивно попятились от мелькнувшего на контровом свете силуэта…
      Геофизик почувствовал, как уперся спиной во что-то твердое. Сдвинувшись в сторону, он скосил глаза и увидел, как на панели один за другим зажигаются огоньки…
      – Включил, твою мать… – прорычал Повх, надевая шлем.

       …Как вы уже знаете, около восьми месяцев назад был потерян контакт с пилотируемым межпланетным кораблем «Конкистадор», находящимся на орбите Марса. В назначенное время борт не вышел на связь. На многочисленные запросы с Земли он не отвечал, хотя по-прежнему фиксировался системами наблюдения и был виден в крупные телескопы. Также, видимо, по причине выхода из строя отдельных узлов бортового компьютера, была утеряна возможность управлять кораблем дистанционно – с Земли.
       На момент исчезновения канала связи четверо членов экипажа находились на поверхности планеты, собирая уникальные научные данные, а двое – на борту «Конкистадора». С тех пор никаких сколько-нибудь конкретных сведений о судьбе корабля в средства массовой информации не поступало.
       В состав экспедиции входили пятеро граждан России и один гражданин США. Мы хотим напомнить вам их имена:
       Капитан.Сергей Демиденко.
       Борт-инженер, штурман.
      Максим Еремин.
       Астроном.Святослав Торик.
       Геофизик, водитель.Владимир Локтев.
       Биолог, врач.Александр Повх.
       Химик-атмосферник.Терри Рокферрер.
       Сотрудники управления информации «Роскосмоса» и пресс-службы H АС А на протяжении всех этих долгих месяцев ожидания категорически отказывались от общения с прессой, нарушая все существующие нормы элементарной человеческой корректности поведения и перечеркивая принципы свободы информации.
       Однако из неофициальных источников стало известно, что корабль исчез с экранов следящих комплексов уже около полугода назад. Некоторые специалисты предполагали, что на «Конкистадоре» вышла из строя система навигации, он потерял управление и, сойдя с орбиты, упал на поверхность Марса.
       Ходили слухи, что H АСА планирует через год послать спасательную экспедицию к красной планете, хотя каждому дилетанту было ясно – шанс на успех мизерен.
       И вот сегодня по всему миру гремит весть, что «Конкистадор» вернулся!
       Ни одна из космических обсерваторий, ни МКС-2, ни орбитальные спутники слежения, по словам пресс-секретаря «Роскосмоса» Михаила Мусорина, не фиксировали приближение корабля до тех пор, пока он на огромной скорости не появился в нескольких световых секундах от Земли. «Конкистадор» возник буквально ниоткуда! Борт не отвечал на запросы, игнорировал предупреждения! В связи с явной угрозой столкновения корабля с нашей планетой было принято решение уничтожить его лазерами с военных спутников, но в это время он неожиданно изменил курс и направился в сторону Солнца. Одновременно от корабля отстыковалась спасательная шлюпка, которая через некоторое время упала в Тихий океан, конвоируемая истребителями и боевыми кораблями России и США. Сам межпланетный корабль «Конкистадор», совершивший первый в истории человечества пилотируемый полет к Марсу, унесся в сторону Солнца на немыслимой скорости.
       В эти минуты весь мир ожидает заявлений министра обороны России, госсекретаря США, уполномоченных лиц из «Роскосмоса» и HАСА…
       Буквально только что к нам в агентство поступила информация с места падения спасательной шлюпки.
       Это сенсация!
       На ее борту сотрудниками МЧС и FEMA был обнаружен один из членов экипажа – российский астроном Святослав Торик.Судя по всему, единственный выживший космонавт этого жуткого межпланетного турне находится в состоянии сильнейшего умственного расстройства. По предварительным данным, у него моторная афазия, то есть полная утрата речевых функций, и абсолютная дезориентация – как во времени, так и в пространстве…
       До официального заключения медиков и спецслужб можно лишь гадать, как смог человек выжить в течение стольких месяцев в пространстве? Также неясно, куда пропали остальные члены экипажа. Кто в последний момент изменил курс корабля? Как «Конкистадор» мог оставаться незамеченным для современных средств космической локации? Каким образом человек, пребывающий не в своем уме, сумел забраться в шлюпку, активировать систему автоматической посадки и благополучно приземлиться?
       И самый главный вопрос: что же все-таки произошло там, в холодном космосе, в миллионах километров от нас, на далекой планете Марс?…
Из on-line сообщения информагентства РИА «Новости»

Глава первая

Глава вторая

Глава третья