Домашнее задание Раи

      «Мой муж очень красивый. Он также и очень умный. Он хорошо образован. Он работает преподавателем латыни и философии в университете. Он много читает и всем интересуется. Он контролирует своё внутреннее развитие и свой внешний вид. Он любит свои хобби: спорт, бальные танцы, иностранные языки, искусство. Он регулярно следит за политическими и культурными событиями в нашей стране и во всём мире. Он почти никогда не храпит…»
      В этом месте Рая задумывается. Глядя на розовый колпачок настольной лампы, она потихоньку начинает соображать, что ничего почему-то не написала об отношении этого таинственного мужа к ней самой. На такой поворот мысли её натолкнула, скорее всего, интимная ассоциация с храпом…
      «Мой муж, Аад ван дер Браак, никогда меня не бьёт. Он также не пьёт и не изменяет».
      Автоматически накропав сакральную триаду матримониального благоденствия (триаду, экспортированную, конечно, с родины), Рая снова задумывается. Какое там «не изменяет»!
      Ясно, как божий день, что изменял, изменяет – и будет изменять. Хотя это даже изменой назвать нельзя: ведь не клялся же он ей, Рае, в верности? Ну а раз клятв верности он не давал, то… Просто ведёт оптимальный, наиболее рациональный для себя образ жизни. Рая обеспечивает ему тыл. А он гарцует на амурных фронтах. Ну, то есть резвится на кучерявой траве-мураве. Это важно для его здоровья и настроения – как фитнес-клуб, как и всё остальное. А здоровье Аада важно для семьи в целом.
      Так?
      Так.
      Тут Рая делает очередное насильственно-позитивное усилие – и додумывает важную мысль до конца: раз муж клятв верности жене не давал, то изменяя, он не изменяет. Ей очень нравится такая формулировка!
      Закончив на этой оптимистической ноте домашнее задание, Рая, счастливая, довольная собой, тихохонько ложится под выделенное ей сиротское одеяльце в холодную часть супружеской постели – на пригретой половине которой уже давно почивает Аад и, как всегда, почти не храпит.

Домашнее задание Аада 

      «Раиса хорошо готовит…»
      Написав эту фразу, Аад чувствует явное отсутствие вдохновения. Просто какое-то минус-вдохновение посетило его, когда он засел писать это дурацкое сочинение!
      Раиса тупа, неразвита… Хотя и работяща, надо отдать ей должное… Но каждый день я сталкиваюсь с такими доисторическими залежами её невежества!.. С таким дурновкусьем!..
      Интеллектуальная и артистическая составляющие в ней полностью отсутствуют… Каждый вечер, по наущению своей маменьки, она мажет свои сиськи-письки и сиськи-масиськи какими-то, приворотными, что ли, лосьонами. Тьфу, мерзость какая! Она позиционирует себя как кусок мяса (чем, собственно, и является), а мясо, ясное дело, не должно протухать… Она клиническая оптимистка: плюнь ей в глаза – всё Божья роса… Облегчись на чело – именины сердца…
      Получается, я совокупляюсь с животным?! Ну да, с животным… Так и есть… Значит я – зоофил?! скотоложец?! Выходит, что так. Но почему же я не живу с козой? Она бы так же, как Рая, блеяла, когда я бы её драл, но зато, в отличие от Раисы, не донимала бы меня этими параноидальными установками на «вечный позитив»… Да, но коза не готовит обедов… Коза не стирает… Коза не подбирала бы мне галстуки и носки, когда я бы собирался к любовницам…
      Правда, у Раисы есть и ещё одно неоспоримое достоинство: она не философствует. Или почти не философствует. То есть, конечно, она пытается найти объяснение уродству нашей совместной жизни, уродливости жизни как таковой – и тогда, вылезая из кожи, подлаживает его, своё объясненьице, под «правильный ответ задачника». Того задачника, который есть на вооружении любой домохозяйки «с запросами». А домохозяйки «с запросами» не посягают на попытки приближения к сути вещей. Суть им и на фиг не нужна. Что с нею, с сутью то есть, им делать? Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать. Поэтому домохозяйки «с запросами» располагают таким задачником, где «правильный» ответ, как положено, стоит в самом конце, и этот ответ единственный: «щастье».
      Ох, если бы я мог сказать о себе то же, что сказал Цицерон, – аbiit, excessit, evasit, erupit (ушёл, скрылся, спасся, бежал)!.. Увы, ноги пока коротки. Может, ещё подрастут?..
      Моя жена стихийно придерживается, я бы сказал, птоломеевской системы мироустройства. По Раисе получается так, что любые катаклизмы в нашей (как и в любой другой) Вселенной происходят исключительно для того, чтобы она, Раиса, могла спокойно испражняться в тёплой уборной. Вообще – чтобы в тёплых уборных могли спокойно испражняться «все хорошие люди». А если происходит заминка – либо с процессом дефекации, либо с процессом отопления нужников – это, по её мнению, лишний раз подтверждает то, что не нуждается в подтверждениях: всё, что ни делается, – к лучшему.
      Правда, когда я на неё прицыкиваю, она затыкается.
      Так что самое изматывающее в ней не это – другое. А именно: что бы ни случилось, с ней, со мной, с миром, она – всенепременно – притрётся-притерпится, стерпится-слюбится, приладится к любой ситуации – к абсолютно любому положению вещей. 
      Она, самка, обживёт-обустроит любой ад. Любую помойку. Человечину жрать? – Пожалуйста. Да ещё и кухонную теорийку подведёт, почему это, в конечном итоге, справедливо и полезно для всех – в том числе, разумеется, для съедаемых. Экскременты глотать? – и тут у неё с адаптацией не заржавеет. Добавит перчику, специй по вкусу – и, со своей оптимистической улыбочкой, – за самую милую душу. Бррр! Вот жаба! Да ещё и детей возьмётся плодить в охотку – для той же помойки! для той же доли!..
      Мерзейшая самочья природа. Ну что значит – «самочья»? Это природа отнюдь не самки как таковой: не будем оскорблять величавых цариц честного царства фауны. Попробуйте-ка – ха-ха! – так запросто случить кошку – или, например, суку с «неправильным» партнёром! Да они скорей околеют, чем дадут поцелуй без любви! В смысле: без любви ответной…
      Так что я имею в виду именно человеческую самку, самую чудовищную из всех.
      Тысячу раз прав был Вайнингер, ненавидевший самочье начало в человеке – тупое, аморфное, болотистое, изначально и навсегда заземлённое. Безвольное и агрессивное одновременно. Если бы я, как он, нашёл подходящее место ухода, может, тоже бы застрелился…
      На Востоке – то же самое… именно Инь считается тёмным началом. Маленькую надежду дарит мне лишь то, что, как считается там же, Инь и Янь почти всегда существуют во взаимодействии. И вот это слово «почти» – почти слово – крохотный зазор – дарит мне крупицу надежды…
      Да ладно, о чём это я? Мне надо ведь домашнее задание делать: супруге дифирамбы петь. Господи, какая же она всё-таки черномясая!.. Однако весёленькое всё-таки задание придумала эта кастрированная вобла на договоре…
      Сугубо технически – вероятно, это возможно: сыграть ноктюрн на водосливном бачке. Ну, как-нибудь там изловчившись. Настоящий музыкант, безусловно, сыграет. А плохому, что ни говори, собственные руки помеха. Но вообще-то для исполнения ноктюрна созданы, как ни странно, фортепьяно, флейта и скрипка. Они, как ни крути, лучше подходят для этой цели… 
      Меня же, при отсутствии подлинного инструмента, пытаются убедить, что сыграть ноктюрн можно (и даже нужно!) на чём угодно. На первом подвернувшемся предмете. Ага. На тефлоновой сковородке под аккомпанемент крышки от новой гусятницы.
      Итак, в первом подвернувшемся предмете (схваченном не мной как таковым – но моим желудочным и половым инстинктом) мне, по заданию психолога, надлежит разглядеть (по-рачьи тараща органы зрения в течение моей единственной жизни) – мне надлежит разглядеть фортепьяно, флейту или же скрипку… О волшебные музыкальные инструменты, скрытые от непроницательных взоров обманной оболочкой водосливного бачка! То есть именно в непременном наличии музыки за этим, чёрт побери, канализационным атрибутом – я должен убедить себя сам… Вот уроды! 
      Но что мне делать? Если я навешу нудный хомут повседневного сожительства на одну из трёх своих нынешних любовниц (соответственно фортепьяно, флейту и скрипку), каждая из них, рано или поздно, превратится в водосливной бачок… Это неизбежно.
      На мою удачу, Раечка не знакома с классиками даже так называемой «родной литературы». Вообще – она знакома с родной культурой не больше, чем среднестатистический иностранец… Слишком рано ринулась, бедолага, из родительских угодий за гламурно-глянцевым своим счастьицем… А что в результате своей охоты получила? Её простодушный прицел полностью сожрала ржавчина традиционного для их этносов рабства…
      Возьму-ка я продукцию их известного бабника и картёжника (ну и, разумеется, резонёра по совместительству). Она, как нельзя лучше, предоставляет любому версифицирующему привольный диапазон для импровизаций…
      С этими мыслями Аад жадно накинулся на клавиатуру – и… Мгновенно, из той же клавиатуры, вынырнул – и впрыгнул в Аада ловкий орфический бес… В течение сладкой четверти часа Аад и бес развлекали друг друга – вакхически-солнечно и безоблачно, в невинной салонно-альбомной форме.
      (Стишок Аада «по случаю» – написан, соответственно, на нидерландском языке. Ниже дан его авторизованный перевод. – Примечание Первого свидетеля.)

Панегирик Раисе, моей дорогой жене

 
Любые скандалы выносит,
Всегда терпелива, ровна…
И денег на тряпки не просит,
Брильянтов не носит она!
 
 
В ней крепко живёт пониманье:
Без мужа она – круглый ноль.
Хоть муж ей – одно наказанье,
Позор, униженье и боль.
 
 
Этап каждый день у нас – «новый»,
Коль бреду поверить её.
Оковы ей – счастья подковы.
Бедлам – разлюли-прожитьё.
 
 
В дешёвую мчится киношку –
Кормить канареечный мозг,
Страстишек хлебнуть понарошку,
И трепетно таять, как воск.
 
 
А дома – такое же стойло,
Как было, как будет – всегда.
Но сладко привычное пойло…
Горит меж ногами – звезда!
 

      …В следующую среду в кабинете психотерапевта Рая, равно как и семейная исцелительница, пришла в полный восторг от бойких куплетиков Аада (последнюю строфу которых он, глумливый, даже пропел). Обе дамы крайне редко сталкивались со стихами – с искусством вообще, – да и где с ним в повседневной жизни столкнёшься? (Надо ведь чем-то питаться! – о да! – надо ведь платить за квартиру – о да! Еtc.). Короче говоря, трогательная неискушённость привела зрительниц к тому, что обе они, несмотря на значительную разницу в своём образовательном статусе, с единодушным ошеломлением восприняли ловкие фокусы рифм (как ребятишки из простонародья воспринимают цирковые номера) – при этом целиком упустив самый смысл.
      Семейная исцелительница даже сделала профессиональное заключение, что раз муж посвящает жене стихи, – это является неоспоримым проявлением его (то есть мужа) к ней (то есть к жене) любви. О каковой муж, вероятно, и сам ещё не догадывается! И Рая – даже раньше, чем был поставлен этот диагноз, – с таким положением дел согласилась.

      А вскоре Аад сократил число своих любовниц до одной. На что Рая дала ему строго симметричный ответ: она родила одного ребёнка. (В смысле: ещё одного – к уже имевшему место быть.) Мальчик был назван Аад.
      Прирост семейства ван дер Брааков однозначно показывает, что Рая не позволила себя провести на зажёванной мякине. Может, кому-нибудь, менее битому, резкое сокращение штата аманток показалось бы отрадным симптомом – и даже плодотворным результатом посещений семейного психотерапевта, но…
      Но, на сей раз, не Рае. Мощный инстинкт «плодовитой самки» (Л. Н. Т.) в совокупности с эмпирической, уже немалой, поднаторелостью, помог ей восчувствовать – безо всякого суфлёрства мамаши и даже без помощи Клуба, – что пока Аад шатался туда-сюда развесёлый, пока телефон звонил ему самыми разными женскими голосами и от него веяло самыми разнообразными духами, – семейный барометр показывал «ясно». Но когда Аад стал ходить смурной… И когда поднятая ею трубка телефона стала зловеще молчать… Да, молчать – одним и тем же женским голосом… И когда от Аада стало разить одним и тем же каверзным парфюмом «Bruno Banani»… И когда он как-то странно начал поглядывать на чемодан…
      Раиса поступила так, как поступила бы на её месте всякая другая берегиня очага: она ринулась цементировать семейные руины. Точнее: она ринулась цементировать семейные руины жестоким, но отлично проверенным способом. А именно: она ринулась цементировать семейные руины живой жизнью ни в чём не повинного существа.
      Библейскими хитростями и мифологически изощрёнными самоунижениями – она добыла-таки семени своего малодушного супруга (уже стоявшего одной ногой в квартире избранницы) – и, как было сказано выше, вызвала к этой страшной жизни ещё одно существо, превратив невесомый свет далёких звёзд в три килограмма и сто пятьдесят граммов красного, орущего мяса.
      Однако уже через два года после этого семейного торжества соседи, то есть очевидцы поневоле, шумно заявляли друг другу в ближайшей пивной, что видели Аада, загружавшего ярко-жёлтый итальянский чемодан в багажник своей «мазды». И это при том, что до периода отпусков было ещё весьма далеко!
      Затем очевидцы-соседи отметили, что фигура Раисы, придирчиво выбиравшей зелень в овощной лавке, вроде как раздалась.
      Народные приметы оказались верны. Раиса родила ещё одного ребёнка. Она назвала его, конечно же, Радомир.
      И вот тут выверенная веками мудрость народных примет полностью восторжествовала над статистически оснащённой наукой социологией, этнографией и демографией вместе взятыми. Очевидцы-соседи (а по совместительству завсегдатаи ближайшей от дома ван дер Брааков пивной) вывели, между двумя кружками пива (все великие открытия в этом мире совершаются между делом), общий закон. Этот закон устанавливает жёсткую корреляцию между гражданским статусом поголовья народонаселения – и условиями его, народонаселения, прироста. Назвали закон фамилиями открывших его очевидцев-соседей–Хичкока и Линча.
      Звучит закон Хичкока – Линча так:

РОЖДЕНИЕ ВТОРОГО И ВСЕХ ПОСЛЕДУЮЩИХ ДЕТЕЙ В ЕВРОПЕЙСКОЙ СЕМЬЕ ЯВЛЯЕТСЯ ИНДИКАТОРОМ ТОГО, ЧТО СУПРУГИ, К МОМЕНТУ ЗАЧАТИЯ, НАХОДИЛИСЬ НА ГРАНИ РАЗВОДА.

      Через год этот закон, в общедоступных визуальных образах, был проиллюстрирован снова: Аад выгрузил возле двери (на которой по-прежнему сияла латунная дощечка «AAD & RAYA van der BRAAK») три новых чемодана. Далее всё шло по известной схеме: через несколько месяцев очевидцы-соседи видели сильно располневшую Раю, которая, на сей раз, придирчиво копошилась, как мышь, в крупах бакалейной лавки; затем все знакомые, в том числе упомянутые соседи (всегда готовые на роль понятых), получили открытку, украшенную розовыми маргаритками и весьма озабоченным харизматическим аистом. Открытка оповещала, что Рая благополучно разрешилась от бремени, родив девочку, которую назвали в честь отца Адой; ещё через три месяца Аад погрузил в багажник своего белого «пежо» чёрный, синий и красный французские чемоданы и уехал далеко – не в смысле географических координат, но именно что в смысле мировоззренческого ощущения; после чего, через полгода, соседи вновь получили открытку – на которой в качестве скромного иллюстративного украшения чернело сломанное деревце – и было вписано краткое сообщение о том, что Раиса (Рая) ван дер Браак, урождённая Голопятко, супруга Аада ван дер Браака, мать Йооста, Аада-младшего, Радомира и Ады ван дер Брааков, дочь Ефросиньи и Василия Голопятко, сестра Эсмеральды и Карменситы Голопятко, скоропостижно скончалась.

      Смерть Раи вовсе не была предусмотрена законом Хичкока – Линча. Она осуществилась в соответствии с какими-то другими закономерностями – то ли общей амортизации Раиного организма, то ли изношенности её нервной системы, то ли не признающим законов милосердием Божьим. А вы небось себе вообразили, – что эта лихоманка, свистопляска, однообразная бодяга – так и будут себе трюхать-шкандыбать – по кругу, по кругу – adinfinitum (до бесконечности)? Или, как минимум, – до смерти в почтенной старости? 
      Ну, во-первых, на протяжении человечьей жизни, протекающей в невзыскательных формах минимализма, немилосердно укороченной вдобавок к тому же кухонными афронтами, а также интегрированными в брачную жизнь приёмами восточного боя (ёко мен учи, атеми, муна цуки, тэнчи наге, шомен учи и т. д.) – на протяжении такой-то жизнёнки уж точно ничего бесконечного не случается. Такая жизнёнка вряд ли даже где и пересекается с осью вечности. Касательно же понятия «трюхать-шкандыбать до смерти», то именно так оно, как мы сами можем убедиться, и случилось, только смерть Раи наступила на полвека раньше среднестатистического срока – и притом во сне. Опять же – по милосердию Божьему.

      После похорон, которые прошли с обычной протестантской сдержанностью, включая также и финансовую сторону вопроса, немногочисленные сопровождающие вернулись с Аадом в его дом. Соратниц Раи по Клубу не было: Аад их знать не знал – и не испытывал ни малейшей потребности знакомиться с ними на похоронах жены.
      Дети – Йоост, Аад-младший, Радомир и маленькая Ада – были заранее отправлены к Аадовой незамужней сестре. Зато по всем комнатам бегали, в количестве трёх, маленькие дети его замужней племянницы. Они создавали невероятный шум. Отсутствие детей Раи – и словно замена их другими, никогда не виденными мной детьми, – создавали такой странный эффект, будто и синее небо за окном (стоял май) сейчас вынесут прочь, обнажив страшный, не представимый до того задник… А затем, дав зрителю вволю налюбоваться этим задником, уже навсегда – внесут ночь.
      И тут позвонила Раина мать.
      Из Киева.
      Это показывал определитель номера.
      А откуда же ещё она могла звонить? Аад, по малодушию, не сообщил ей, что её дочь умерла.