- И ты скажешь: без перьев они могут летать?
      - Смотря, без каких, и смотря, как летать.
      - Да откуда же она могла взяться?..
      - Погоди, погоди! Какая, говоришь, газета? И где она выходит? На Севере? Завтра я тебе буду звонить.
      --------------------------------------------------------------------------
      ----
      - Насколько мне известно, - сказал Цветков, - в тех краях нет таких птицеводческих хозяйств, где производятся подобные работы с утками.
      - Вы правы: нет таких хозяйств, - согласился академик Рашков.
      Грудной низкий голос и спокойная скороговорка придавали оттенок убедительности его словам. В противоположность ему, молодой ассистент говорил размеренно, заметными паузами разделяя фразы. Но в его медлительности чувствовалось сдержанное волненье.
      Разговор происходил в кабинете Рашкова. Академик, одетый по-домашнему, в пижаме, облегавшей его крупную фигуру и похожей цветом на его русые, с густой проседью волосы, сидел за огромным письменным столом, заваленным рукописями, книгами и уставленным антикварными безделушками.
      Цветков сидел против хозяина. Свет массивной настольной лампы, смягченный оранжевым абажуром, освещал его энергичное, вдумчивое, с крупными чертами лицо, широко открытые глаза.
      - Вы ведь знаете, - продолжал Рашков, - на Севере в тех краях у нас другие хозяйства, а птицеводческие далеко оттуда...
      - Вот это-то меня и удивляет, - заметил Цветков. - Такая птица не могла туда залететь - а летают они, естественно, плохо.
      - Вот именно, - подхватил Рашков. - И что ж из этого, по-вашему, следует?
      - В том-то и дело, что я не знаю.
      - Гм... - многозначительно произнес Рашков.
      - А вы знаете, Николай Фомич?
      - Нет, не знаю. - Рашков выдержал паузу. - Не знаю, но предполагаю.
      - Что же именно?
      - Я думаю, что где-то в тех краях работает какой-то талантливый ученый, чудак, о котором никто не знает.
      Цветков изумленно взглянул на академика.
      - Почему вы так думаете, Николай Фомич?
      - Вам это непонятно, Юрий Михайлович? А загадка не из трудных.
      - Нет, не могу понять, Николай Фомич! Если это ученый, зачем он занимается кустарщиной, повторяет то, что давно известно? Конечно, в таком случае он действительно чудак. Но почему вы считаете его талантливым? И кто же из талантливых ученых мог бы туда забраться? И зачем?
      - Об этом надо его самого спросить, - возразил Рашков.
      - Вы говорите так, словно уверены в его существовании...
      - Не уверен, но допускаю.
      - Да объясните же, наконец, Николай Фомич! - взмолился Цветков, но тут же спохватился: - Как я мог упустить из виду! Ведь он сделал то, чего мы так недавно добились и пока еще только в опытном порядке!
      - Ну, то-то же, - добродушно усмехнулся Рашков. - А в наказание за вашу невнимательность я предложил бы вам самому все это выяснить.
      - Каким образом? - удивился Цветков.
      - Очень просто: вы поедете в командировку для розысков этого талантливого чудака.
      Цветков благодарно взглянул на своего учителя:
      - Ох, Николай Фомич, если бы вы знали, как я мечтал попутешествовать ведь я уже год не расставался с лабораторией!
      - Ну, вот и хорошо, хорошо... Если бы я не знал, не предлагал бы вам...
      --------------------------------------------------------------------------
      ----
      Рано утром Гущина разбудил телефонный звонок.
      - Лева! У меня к тебе заманчивое предложение! - сказал Цветков. - Ты можешь взять командировку у себя в редакции?
      - Куда?
      - На Север. Мой академик очень заинтересовался твоей уткой и посылает меня на розыски.
      - Постой, постой! Значит, академик считает дело стоящим! - воскликнул Гущин. - А что мы будем искать? Еще таких уток?
      - Пожалуй. И ученого.
      - Какого? - изумился Гущин.
      - Неизвестного талантливого чудака.
      - Ничего не понимаю! Да что это за ученый? В какой области науки он работает?
      - В той же, что и я.
      - Значит, эндокринолог. Ну, хорошо... А почему он неизвестен? Почему чудак? И зачем его надо искать?
      - А вот послушай...
      Цветкова и Гущина связывала крепкая дружба еще со школьных лет, хотя и характеры и профессии у них были различны.
      Горячий, порывистый Гущин был журналистом. Он любил свою профессию, много и часто разъезжал и, как сам говорил о себе, три четверти сознательной жизни провел на колесах и под парусами. Цветков, начинающий ученый, уже несколько лет был ассистентом знаменитого Рашкова. В противоположность Гущину и несмотря на свою молодость, Юрий был нетороплив и часто слышал попреки от своего непоседливого друга за то, что не был легок на подъем. Но разве дружат только люди одинаковых профессий и характеров? Чаще бывает наоборот.
      Гущина сразу захватило предложение Цветкова.
      - Ехать вместе? Отлично! Конечно, газета охотно даст командировку. А если найдем неизвестного ученого, это будет такое замечательное событие, одинаково интересное и для читателей и для...
      - И для нас с тобой. Значит, едем?
      - Сам знаешь, меня долго уговаривать не надо. Едем безусловно. И как можно скорее!
      - Но ты ведь еще не договорился о командировке?
      - Я это сделаю в одну минуту!
      --------------------------------------------------------------------------
      ----
      Собственно говоря, Рашкову очень хотелось бы самому отправиться на поиски своего странного коллеги. Он имел серьезные основания предполагать его существование и был крайне всем заинтересован. Он даже сердился на Цветкова, который не обратил внимания на то, что прямо-таки бросалось в глаза.
      "Но как мне ехать, когда я уже начал читать курс лекций студентам? А Цветкова можно освободить от работы на время", - думал Рашков.
      У Гущина вопрос с поездкой разрешился легко. Он не ошибся: редакция охотно дала ему командировку.
      - Едем завтра же! Нечего долго раздумывать! - торопил он Цветкова.
      - Ты не очень увлекайся, Лева. Может оказаться и в самом деле утка, только газетная, - подтрунивал Цветков над его горячностью.
      Но ироническое спокойствие приятеля еще больше возбуждало фантазию Гущина.
      Он уже представлял себе сенсацию, которую произведут его сообщения, когда они найдут этого талантливого чудака.
      Вдруг в глухой лесной избушке, среди топей и болот, они обнаруживают полусумасшедшего... или нет, просто талантливого самоучку, какого-нибудь обросшего седой бородой лесника или охотника, и он своим умом дошел до открытий, уже сделанных Рашковым!
      - Конечно, мы этого чудака найдем! Я не сомневаюсь - Рашков прав: этот самоучка блестяще талантлив. Мы привозим его в Москву, он знакомится с достижениями науки и через год становится крупнейшим ученым, лауреатом! Открывает...
      - Логарифмы!
      - И изобретает...
      - Громоотвод!
      - Никакой не громоотвод! Ведь он не техник, а физиолог. Открывает, допустим, неизвестную еще вам железу внутренней секреции.
      - Эх ты, горячка! Ты и в школе фантазировал, да еще как! Помнишь, на уроке географии ты так увлекательно рассказывал о саваннах, что Петр Петрович спросил тебя, не жил ли ты сам в саваннах? А ты, не моргнув глазом, выпалил: "Жил!" Помнишь, как все смеялись и дразнили тебя потом?
      - Это я машинально тогда сказал, - улыбнулся Гущин.
      - Ну конечно. И теперь увлекаешься. Этот твой лесник в избушке, наверно, не имеет никакой аппаратуры, нужной для сложных эндокринологических экспериментов.
      - Почему не имеет? - запальчиво возразил Гущин.
      - Да ты же сам говоришь: он самоучка, значит - оторван от научно-исследовательских учреждений.
      Но Цветков только делал вид, что сомневается и не верит в успех поисков, он сам не меньше Гущина был увлечен предстоящей поездкой. Расторопность, с которой он собрался в дорогу, изумила Гущина.
      На следующее же утро поезд увозил их из Москвы.
      А еще через день друзья сошли на маленькой станции, которая тонула в густом хвойном лесу.
      День был исключительно теплый. Лес стоял тихий, торжественный, насквозь пронизанный солнечными лучами. Пахло смолой и разогретой прошлогодней хвоей.
      Они уже знали, что до Ильинска от станции восемнадцать километров. На худой конец, с рюкзаками можно и пешком дойти, решили было они, но тут к ним подошел молодой веселый человек:
      - Вы не в Ильинск? Хотите, довезу?
      По дороге разговорились. Возница оказался колхозником из ближайшего села и ехал в Ильинск за покупками. Он был человеком живым, общительным, расспрашивал москвичей, зачем они приехали и что нового в Москве. Гущин спросил, не слышал ли товарищ об удивительной ощипанной утке, убитой не так давно недалеко от Ильинска.
      К сожалению, Андрей Тихонов (так звали колхозника) ничего об этом не слыхал. О заметке в газете он не помнил. Быть может, и читал, да не обратил внимания.
      Разговор на время смолк.
      По обеим сторонам дороги стоял хвойный лес, и телега катилась, словно по узкому коридору, между двумя зелеными стенами.
      Солнечный свет свободно проникал между высокими стволами сосен. По лошадиной спине пробегали причудливые тени ветвей.
      Наконец они выехали из леса в поле. Вдали показались дома, заборы, и вскоре телегу стало слегка потряхивать по булыжной мостовой.
      - Ну вот, и приехали, - сказал Тихонов.
      Ряды одноэтажных бревенчатых домов с затейливыми резными деревянными украшениями и высокими крышами тянулись по обеим сторонам улицы; ближе к центру они чередовались с новыми кирпичными постройками в несколько этажей с нарядными фасадами и лепными орнаментами. Прохожих на улицах было немного.
      - А вы знаете, где гостиница? - спросил Цветков возницу.
      - Да мы уже к ней приехали, - ответил Тихонов.
      Двухэтажное здание гостиницы, очевидно, было только что выстроено. Оно еще носило следы той холодноватой неуютности необжитого помещения, которая напоминает ощущение от нового костюма: в нем еще чувствуешь себя неловко, но он радует свежестью.
      Друзья приняли душ, пообедали, и Гущин тут же заторопил:
      - Ну, пошли!
      - Что ты, Сурок! - возразил Цветков, усаживаясь на диване. - Дай немного отдохнуть с дороги.
      Но отдыхать не пришлось. Не так-то легко было удержать Гущина, когда он был чем-нибудь увлечен!
      Расспросив дежурного, как найти редакцию "Ильинской звезды", они вышли на улицу. День уже был на исходе.
      - Кремлевская улица, - прочитал Цветков на эмалированной табличке. Значит, недалеко. Дежурный сказал: угол Кремлевской и Ломоносовской. Нам налево, кажется?
      В это время навстречу им из соседнего дома вышел необычайно грузный мужчина. Трудно было определить на взгляд его возраст; во всяком случае, он был немолод. Его голова имела почти шестиугольную форму. Белая кепка, сдвинутая на затылок, казалась детской. Нос, брови, уши, нижняя челюсть поражали своими размерами.
      - Будьте любезны, гражданин, - обратился к нему Гущин, - не можете ли вы сказать, где находится редакция "Ильинской звезды"?
      Человек ответил не сразу. Что-то вялое было во всех его словах и движениях.
      - Р-р-ре-дакция, - с трудом выговорил он, - н-недалеко... з... за этим уг-г-глом.
      - Благодарю вас! - в один голос ответили путешественники и поклонились.
      В ответ прохожий сделал какой-то жест, словно хотел приподнять кепку, но, не донеся руки до головы, будто раздумал и опустил ее. Очевидно, трудно было поднять такую непомерно толстую руку.
      Когда они немного отошли, Гущин сказал:
      - Это, наверно, больной.
      - Безусловно, - ответил Цветков. - У него акромегалия, или, как ее называют, слоновая болезнь. Ты заметил, с каким трудом он говорит? У него и язык чрезмерно разросся.
      - А от чего эта болезнь?
      - От чрезмерной работы передней доли гипофиза.
      - Гипофиз - это одна из желез внутренней секреции?
      - Да. Придаток головного мозга.
      - О, значит, по твоей специальности! - воскликнул Гущин. - Какое совпадение!
      - Тут ничего нет особенно удивительного. Эта болезнь не так редка. Ее сейчас успешно лечат. А совсем недавно слоновая болезнь считалась неизлечимой. Но с тех пор как...
      - А вот мы и пришли! - сказал Гущин.
      Над подъездом нового трехэтажного дома висела вывеска: "Редакция газеты "Ильинская звезда".
      Друзьям повезло: в редакции они застали того самого сотрудника, который дал заметку о необыкновенной утке. Репортер Путятин, веснушчатый блондин лет тридцати, очень обрадовался москвичам. Он подтвердил достоверность заметки и сказал, что сам держал в руках странную птицу.
      - Если хотите знать обо всем подробнее, я могу вам дать адрес охотника, который ее убил, - предложил репортер.
      - Прекрасно! - сказал Гущин.
      - А кто хотел разругать их в обзоре печати? - улыбнулся Цветков. Выходит, что утка не газетная, а настоящая?
      - Ты меня давно убедил, - отмахнулся Гущин. - Пойдем скорее к охотнику!
      - Кого вы хотели ругать? За что? - насторожился Путятин.
      Но москвичи успокоили его и вкратце объяснили, в чем дело.
      - А я и не предполагал, что это так существенно, - задумчиво произнес Путятин. - Я бы пошел проводить вас к Якушеву, но мне сейчас сдавать материал в номер...
      - Не беспокойтесь, мы и сами найдем его, - сказал Цветков.
      Путятин подробно объяснил, как найти Якушева, и взял с них обещание рассказать ему обо всем, что узнают.
      Глава 2
      У охотника Якушева
      Когда путешественники вышли из редакции, уже наступили бледные северные сумерки.
      Через полчаса они были у дома Якушева. Дом находился на краю города и стоял среди обширного сада. Сразу было видно, что хозяин - знаток и любитель цветов. Пышными кустами разрослись золотые шары, рядом с ними темнели пурпурные георгины. Бледно-розовые флоксы перемежались на клумбах с синими гелиотропами и пестрыми астрами. Огоньки настурций, от бледно-желтых до почти алых, пылали среди поздней зелени. И тонкий, едва уловимый аромат растворялся в воздухе.
      Двор был окружен невысоким забором. Гущин постучал в калитку. Никто не отозвался. Он стал стучать настойчивее.
      - Погоди, не шуми так, - остановил его Цветков.
      Он нащупал с внутренней стороны задвижку, отвел ее и легонько толкнул калитку. Она открылась. Цветков и Гущин пошли по тропинке к дому. Позади дома поднимался густой столб дыма, в нем мелькали искры.
      Зайдя за угол, они увидели хозяина. Согнувшись над самоваром, он энергично раздувал его.
      Рядом лежала кучка сосновых шишек.
      - Добрый вечер, Сергей Иваныч! - громко сказал Гущин. (Имя и отчество Якушева сообщил Путятин.)
      Якушев неторопливо выпрямился. Это был мужчина средних лет, высокий, плечистый, смуглый и черноволосый, как цыган.
      - Добрый вечер, - медленно ответил он. - А что за люди? Откуда меня знаете?
      - Да мы только сегодня приехали из Москвы, - сказал Цветков, - и главным образом, чтобы вас повидать, Сергей Иваныч.
      - Вот как! - недоверчиво отозвался Якушев и внимательно посмотрел на гостей.
      Они смущенно замолчали. Наконец охотник сказал:
      - Ну что ж! Поговорим. Пойдемте в дом.
      И громко произнес:
      - Елена Михайловна! Пойди-ко сюда!
      На крылечко вышла пожилая женщина, невысокая и полная. Увидев незнакомых, она сдержанно поздоровалась.
      - Погляди-ко за самоваром, Елена Михайловна, - сказал Якушев.
      И обратился к гостям:
      - Прошу.
      И с простотой человека, очевидно мало привыкшего бывать на людях, он первый вошел в дверь.
      После нарядного цветника Якушева жилье его казалось особенно скромным.
      Дощатые стены, стол и лавки по обеим сторонам, два стула, шкаф, комод вот и вся мебель. На стенах несколько фотографий и два ружья. Только широкая кровать с пышной пирамидой подушек нарушала спартанский стиль комнаты.
      - Прошу, садитесь к столу, - пригласил Якушев гостей; у него был северный окающий выговор.
      - Мы к вам по делу, Сергей Иваныч, - начал Гущин.
      - Понимаю, - сказал Якушев. - О деле и поговорим.
      Гости представились. Но разговор вначале не ладился, Якушев держался настороженно.
      Вскоре вошла хозяйка с кипящим самоваром.
      Была неуловимая спорая быстрота в неторопливых на взгляд движениях этой женщины. Не успели москвичи оглянуться, как на столе появились кринка с топленым молоком, домашние сдобные булки, старинная резная деревянная сахарница, масленка.
      Москвичи даже смутились: вышло, будто они напросились на угощение.
      Но хозяева были так деловито радушны, что неловкость гостей быстро сгладилась. Сергей Иванович намазывал ломти пушистой булки толстым слоем масла, Елена Михайловна разливала крепкий чай.
      - Мы были в редакции газеты, видели Путятина, - говорил Гущин, - от него и адрес ваш узнали. Мы насчет необыкновенной утки, которую вы убили.
      Наливая чай в блюдце, Якушев спросил:
      - На что же вам эта утка?
      - Знаете, - пояснил Цветков, - мы предполагаем, что с этой уткой кто-то опыт производил. Наши ученые добились искусственной линьки живых птиц, и теперь это широко применяют в птицеводстве. Но нам хотелось бы выяснить, откуда взялась такая птица в этих краях.
      - Чего же от меня хотите?
      - А мы хотели расспросить вас подробнее, как у нее с перьями, - сказал Цветков.
      - И как она без перьев летала, - добавил Гущин.
      - Без перьев птицы не летают, - сказал Якушев.
      Он объяснил, что перья на утке были, но их было мало, а пуха почти вовсе не было. И летала утка плохо - неровно, будто слепая.
      - А не заметили вы, - спросил Гущин, - с какой стороны она летела?
      Подумав, Якушев ответил:
      - Помню: с полуночи.
      - Но вряд ли она издалека летела? - полувопросительно заметил Цветков.
      - Да нет, не могла! - убежденно ответил Якушев.
      Гущин даже вскочил со стула: выходит, разгадка где-то здесь, близко! И даже направление поисков ясно. Он готов был тотчас же отправиться дальше. Но прежде всего надо было выяснить, куда и как ехать. А кроме того, Якушев и его жена так заинтересовались линькой птиц, что уйти тут же от новых знакомых было неловко.
      --------------------------------------------------------------------------
      ----
      В этот вечер Цветкову пришлось рассказать о работах академика Рашкова и его учеников. Хозяева узнали о значении желез внутренней секреции для жизни и развития организма. Цветков рассказал и о гипофизе - маленькой железе, расположенной в нижней части головного мозга. Гипофиз и щитовидная железа оба эти органа влияют на рост организма. Если деятельность их нарушается еще в раннем детстве, человек остается на всю жизнь карликом или, наоборот, превращается в великана - в зависимости от характера нарушения. Он объяснил, какое значение имеет поджелудочная железа: она регулирует обмен сахара в организме, и ее заболевание вызывает диабет, или сахарную болезнь. Для лечения этой болезни дают гормон поджелудочной железы, то есть выделяемое ею специфическое вещество.
      Цветков и сам увлекся: он рассказал и о надпочечниках и об их гормоне адреналине, который повышает кровяное давление.
      - Секреция, то есть выделение адреналина, - говорил он, - увеличивается при боли, при сильном возбуждении - в момент боя, опасности, при спортивных или трудовых соревнованиях, при особо напряженной работе. Благодаря этому человек или животное проявляет невероятную для него в обычное время силу, неутомимость, Теперь даже впрыскивают адреналин в тех случаях, когда надо побороть утомление: например, вьючным или верховым животным при длительном переходе, если нельзя сделать привал.
      И, словно читая лекцию, Цветков продолжал:
      - Задумывались ли вы, друзья мои, вот над чем... На земном шаре примерно два миллиарда людей. Но своих знакомых я отличу везде, если только не совсем забыл их. По каким признакам мы узнаем людей?
      - По чертам лица, по росту, - сказал Гущин.
      - По голосу, - добавила Елена Михайловна.
      - По цвету глаз, волос, - вставил охотник.
      - Все это верно, - заметил Цветков. - Можно указать и другие индивидуальные отличия: сложение, походку. Поется же в песне: "Я милого узнала по походке..." И, знаете, все эти различия зависят от работы желез внутренней секреции. Вот я, например, рыжий, вы - черный. Это все зависит от работы щитовидной железы. Но дело не только в этом: щитовидная железа имеет огромное значение для здоровья. Например, если действие ее очень усилится, человек заболевает Базедовой болезнью - она назвала по имени врача Базедова, который впервые ее описал. Тяжелая это болезнь! Щитовидная железа опухает, дыхание учащается, сильно изменяется обмен веществ, глаза выпучены. Больной всегда возбужден.
      - А лечат эту болезнь? - спросила Елена Михайловна.
      - Лечат, конечно. А вот если слабо работает щитовидная железа, тогда, пожалуй, еще хуже: человек становится кретином, идиотом.
      Затем Цветков рассказал о том, как академик Рашков добился искусственной линьки птиц тем, что кормил их щитовидной железой других животных. У птиц после линьки перья опять вырастают, им снова дают щитовидную железу, и перья опять выпадают, так что в течение года получается несколько "урожаев" пуха и пера.
      - Вы представляете себе, - сказал Цветков, - что это значит для птицеводства нашей страны! Как это повышает сбор пуха и пера!
      - Вполне понятно, - сказал Якушев. - Наука - самое великое дело.
      Беседа затянулась далеко за полночь, и Якушевы настояли, чтобы гости остались у них ночевать.
      - Незачем вам блуждать ночью по незнакомому городу, - сказал Сергей Иванович.
      Елена Михайловна приготовила москвичам постели на тюфяках из свежего сена.
      Лежа в постели, Гущин вдруг спохватился:
      - Зря остались!
      - А что? - спросил Цветков.
      - Надо бы телеграмму послать в редакцию...
      - Утром успеешь.
      - Послушай, Юра, - помолчав минуты две, снова начал Гущин, - а могут найти новые, пока еще неизвестные железы внутренней секреции?
      - Почему же нет?
      - Ты знаешь, что самое привлекательное в науке? Что ей нет конца. Она как в сказке волшебный кошелек: только вынешь из него монету, а в нем уже шевелится другая.
      - Это не в сказке, а в басне Крылова.
      - Пусть в басне. Подумай, как интересно: разрешили научную задачу, сейчас же из нее вытекает другая. Получается неисчерпаемое богатство, как с тем кошельком.
      - Да будет тебе философствовать! Спи наконец! - начал сердиться Цветков. Ведь хозяев разбудим!
      Утром после обильного завтрака Якушевы проводили гостей до калитки. Цветы переливались на солнце всеми красками, и на них блестела еще не просохшая роса.
      - Да вы художник, Сергей Иваныч! - сказал Гущин, любуясь садом.
      - Есть немного, - серьезно ответил Якушев.
      Как только друзья пришли в гостиницу, Гущин, не поднимаясь в номер, послал телеграмму в редакцию:
      "Существование лысых уток подтвердилось. Продолжаем розыски".
      Глава 3
      В горле Белого моря
      - Ну, что ж мы будем делать дальше? - спросил Гущин, как только они вошли к себе в номер.
      - А ты как думаешь?
      - Думаю, что надо ехать дальше на север. Ведь оттуда летят птицы.
      - Пожалуй, ты прав. Но мне необходимо связаться с Рашковым. Предупредить его, что моя командировка может затянуться.
      - Еще бы! Ведь здесь мы узнали только, куда направить поиски, а этого мало.
      - Правда, не очень мало, но не все.
      - Ну, и что ж ты думаешь делать? - повторил Гущин.
      - Спрошу хозяина.
      Цветков вызвал Рашкова по междугородному видеофону. На экране показалось широкое лицо академика, его доброжелательно-насмешливые глаза и густые русые волосы с сединой. Он с большим интересом выслушал Цветкова.
      - Ну, конечно, - сказал он, - след найден, грешно было бы не идти по нему дальше. Командировку вашу придется продлить. А как ваш спутник?
      - Его не нужно уговаривать. Он горит желанием, - ответил Цветков.
      - Понятно - на то он и газетчик. Вот что, Юрий Михайлович... Помните, я вам говорил о Миронове?
      - Это председатель рыболовецкого колхоза?
      - Да. От него недалеко наши рыбные и тюленьи хозяйства. Я там бывал, и он хорошо меня знает. Уверен, что он охотно вам поможет. Поезжайте к нему. Севернее его колхоза уже ничего нет, он находится на самом берегу моря.
      - Отлично, Николай Фомич, рад буду с ним познакомиться.
      - Может быть, там вы найдете разгадку. Запомните: Миронова зовут Сергей Петрович. Ну, желаю вам... ни пуха ни пера!
      - То есть уток без пуха и перьев? Спасибо, Николай Фомич.
      Гущин обрадовался, когда узнал, что им предстоит побывать в рыболовецком колхозе; это было ново для него. Он сообщил в редакцию о том, что они продолжают поиски. Потом забежал к Путятину, но не застал его: репортер выехал в район по срочному заданию. Гущин оставил ему записку, в которой сообщал о беседе с Якушевым и о дальнейшем путешествии.
      На следующее утро Цветков и Гущин вышли на маленькой станции железной дороги. Это была конечная станция на берегу моря. День был тихий и прозрачный. Над необъятным простором моря сияло голубое небо без единой тучки. Только похожий на клочок облачка, еле видный днем месяц затерялся вверху. Здесь было уже не так жарко, как в Ильинске.
      Вплотную к морю подходила ровная зеленая гладь тундры; на востоке, у самого горизонта, темнела длинная цепь холмов.
      Колхоз оказался близко от станции. Это было большое селение с крепкими бревенчатыми домами. Затейливая резьба украшала наличники окон, на крышах скучали в неподвижности нарядные флюгера. Посредине улицы друзья усидели странное сооружение: гладкие столбы, соединенные перекладинами, а поперек перекладин длинные жерди. К ним были подвешены крупные рыбины, связанные попарно хвостами.
      Около этого сооружения сидел на лавочке очень древний старик. Несмотря на теплый полдень, он был одет в меховые сапоги и тулуп. Старик задремал на солнышке, но при появлении незнакомцев сразу пробудился и стал смотреть на них с откровенным детским любопытством.
      - Сторожишь рыбу, дедушка? - обратился к нему Цветков.
      - А как же, - сказал старик, - треску сторожим. Вишь, елуй для рашкерки. На елунцах - палтухи, - старик указал на перекладины, а потом ткнул в длинную, метров в десять, жердь, - на палтухах решетины висят. Как бы собаки не сцапали... А вам кого? - вдруг спросил он.
      - Нам председателя, - ответил Цветков. - Где бы его найти?
      - А вот он сам, - сказал старик.
      На крыльцо нового дома вышел человек небольшого роста. На его выцветшей гимнастерке виднелись одна желтая, две красные нашивки и две планки с цветными полосками орденских ленточек.
      Приезжие подошли к крыльцу.
      - Сергей Петрович Миронов? - обратился к нему Цветков.
      - Точно. А вы кто будете и откуда? - спросил председатель.
      У него был тот же окающий говор, что и у Якушева.
      Цветков назвал себя, сославшись на Рашкова, затем познакомил председателя с Гущиным.
      - Ученику славного Николая Фомича привет и почет! - обрадованно сказал Миронов, явно гордясь знакомством с академиком. - Как же, бывал он у нас. Вам, товарищ журналист, тоже интересно будет познакомиться с нашей работой.
      - Еще бы!
      - Вот что, Сергей Петрович, - сказал Цветков, - мы к вам по особому поручению Николая Фомича.
      - Отлично! - ответил Миронов. - Чем надо - помогу.
      Он пригласил их в дом. Тут помещалось правление колхоза. Пройдя через большую комнату, где несколько человек щелкали на счетах, гости вошли в светлую угловую комнатку. Там у стен стояли две аккуратно застланные койки, в одном углу - одностворчатый книжный шкаф, а в другом - знамя из темно-алого бархата с густой золотой бахромой. На столе лежало несколько брошюр.
      - Это у вас красный уголок? - спросил Гущин.
      - Нет, комната для приезжающих, - ответил Миронов. - У нас тут не красный уголок, а целый клуб есть. Сейчас вас будут кормить обедом, - добавил он без всякого перехода.
      - Спасибо, Сергей Петрович, мы недавно в поезде основательно закусили, возразил Цветков. - А не выслушаете ли вы нас сначала? Есть у вас сейчас время?
      - Говорите, говорите!
      Цветков рассказал, зачем они приехали.
      - Вам такие утки не попадались? - спросил Гущин.
      - Нет. Не встречались. Так вот вам охотник говорил, что эти птицы летят с полуночи. А сегодня как раз с нашей брюги пойдет в море дрифтер...
      - Что с чего пойдет? - не понял Гущин.
      Миронов засмеялся:
      - С непривычки наших поморских слов не поймешь. Брюга - это пристань по-вашему. А дрифтер - тоже москвичам в новость. Судно, которое тянет плавные сети. Пойдет дрифтер на полночь. Если эти птицы вправду с той стороны летят, кто знает, может, вам и повезет. А потом я думаю, что вам поплавать интересно будет.
      - Конечно! - согласился Гущин.
      - Ну да. Увидите, как работаем. Наш Север дает большую часть рыбы для Советского Союза, да еще на экспорт отправляем. И с каждым годом больше будем давать!
      Он стал словно выше, прямее. Гости с удовольствием смотрели на него.
      - Я тоже на дрифтере пойду с вами вместе, - продолжал Миронов и вдруг направился к двери. - Сейчас обед пришлю. Мы уже обедали, так что вам вдвоем придется.
      - Да ведь я вам только что говорил, Сергей Петрович, - мы сыты! - крикнул ему вдогонку Цветков.
      Но Миронов не слушал его.
      - Отдохните, - сказал он, обернувшись, - а через полчасика поднимем якорь.
      - Вот и материал для очерка! - обрадовался Гущин. - Председатель-то, видно, энтузиаст своего дела.
      - Ну что же, - улыбнулся Цветков, - ни пера, ни чернил!
      - Что такое? - удивился Гущин.
      - А как же, - пояснил Цветков, - ведь охотнику говорят: ни пуха ни пера! Мне этого пожелал Рашков. А литератору надо говорить: ни пера, ни чернил!
      Гущин рассмеялся:
      - Уж ты скажешь!
      Тихонько постучали в дверь.
      - Войдите, - сказал Цветков.
      Вошла высокая девушка с толстой русой косой. Она застенчиво поздоровалась с гостями, поставила на стол обед и, пожелав приятного аппетита, ушла.