Это было давным-давно.
      Рак будет похож на это, говорю я Марле. Будут ошибки, и, возможно, весь смысл будет заключаться в том, чтобы не забыть остаток себя, когда вразнос пошла одна частичка.
      - Наверное, - говорит Марла.
      Студент с азотом закончил и сказал, что бородавка отвалится через несколько дней. На клейкой бумаге рядом с моей голой задницей снимок ноги "Полароидом", который больше никому не нужен. Я сказал:
      - Можно взять снимок?
      У меня этот снимок до сих пор в моей комнате, приткнут в уголке зеркала. Я причёсываюсь каждый день перед этим зеркалом перед тем как идти на работу и думаю, как однажды я заполучил рак на десять минут, даже хуже, чем рак.
      Я говорю Марле, что этот день Благодарения был первым годом, когда мой дед и я не пошли на каток, хотя лёд был - шесть дюймов. Моя бабушка всегда наклеивала маленькие кругляши пластыря на лоб или руки, туда, где родинки и бородавки, которые у неё всю жизнь были, выглядели не так. Края пластыря задирались, родинки плющило, или они меняли цвет с коричневого на синий или чёрный.
      Когда моя бабушка вышла в последний раз из госпиталя, дедушка нёс её чемоданчик, и тот был такой тяжёлый, что дед сказал, что его перекосило. Моя француженка-канадка бабушка была такой скромницей, что никогда не надевала купальника на публике и всегда пускала воду в ванной, чтобы замаскировать любые звуки. Выходя из госпиталя Лурдской Богоматери после частичной мастэктомии, она сказала:
      - Это тебя перекосило?
      Для моего деда это подводит итог под всей историей, под бабушкой, раком, их браком, твоей жизнью. Он смеётся каждый раз, когда рассказывает эту историю.
      Марла не смеётся. Я хочу заставить её смеяться, расшевелить её. Чтобы извиниться за коллаген, я хочу сказать Марле, что мне нечего искать. Если она нашла что-то утром, это было ошибкой. Родинкой.
      У Марлы шрам от тайлерова поцелуя на тыльной стороне ладони.
      Я хочу заставить Марлу смеяться, так что я не говорю ей о последнем разе, когда я обнял Хлой, Хлой без волос, скелет, окунутый в жёлтый воск - с шёлковым платочком вокруг лысины. Я обнял Хлой в последний раз, а потом она исчезла навсегда. Я сказал ей, что она выглядит как пират, и она засмеялась. Я, когда я иду на пляж, всегда сижу, спрятав правую ногу под себя. Австралия и Новая Зеландия, или я закапываю её в песок. Я боюсь, что люди увидят мою ногу, и я начну умирать в их воображении. Рак, которого нет у меня, теперь везде. Я не говорю Марле этого.
      Есть много вещей, которых людям, что мы любим, знать не следует.
      Чтобы расшевелить её, заставить смеяться, я рассказываю Марле о женщине из "Дорогого Эбби", которая вышла замуж за успешного владельца похоронного бюро, и на их брачную ночь он заставил её принять ледяную ванну, чтобы кожа была холодной на ощупь, и затем заставил лечь неподвижно в кровать и не шевелиться во время свершения полового акта с её хладным инертным телом.
      Фишка в том, что эта женщина сделала это в брачную ночь и продолжала делать в течение десяти лет брака, а теперь пишет в "Дорогой Эбби" и спрашивает у них, не значит ли это чего-нибудь?
      Глава 11
      ВОТ ПОЧЕМУ Я так любил группы поддержки. Если люди думают, что ты умираешь, они относятся к тебе со всем возможным вниманием.
      Если это, возможно, последний раз, когда они тебя видят, они действительно видят тебя. Всё остальное - баланс их чековой книжки, песни по радио и немытые волосы - всё это идёт гулять.
      Ты распоряжаешься их полным вниманием.
      Люди слушают, а не просто ждут своей очереди заговорить.
      И когда они говорят, они не рассказывают тебе какую-то историю. Когда вас двое, вы строите нечто общее, и после этого всего вы оба - другие, чем были до того.
      Марла начала ходить в группы поддержки после того, как обнаружила первое уплотнение.
      Утром, после того, как мы обнаружили второе уплотнение, Марла поскакала на кухню с обеими ногами в одной половине колготок и сказала:
      - Гляди, я русалка.
      Марла сказала:
      - Это непохоже на то, как ребята садятся на унитаз задом наперёд, представляя унитаз мотоциклом. Реальная история, кстати.
      Как раз перед тем, как Марла и я встретились в "Останемся мужчинами вместе", у неё уже было первое уплотнение, а теперь появилось второе.
      Что вам действительно следует знать, так это что Марла до сих пор жива. Философия Марлы, по её словам, заключалась в том, что она может умереть в любой момент. Трагедией всей её жизни было то, что этого не происходит.
      Когда Марла обнаружила первое уплотнение, она пошла в клинику, где толпились эти мамаши, похожие на пуганых ворон, они сидели в пластиковых креслах по трём сторонам комнаты с тощими детьми на руках. Дети были бледны, под глазами - синяки, совсем как подпорченные апельсины или бананы, а матери копались в спутанных волосах, счищая со скальпа перхоть - результат вышедшей из под контроля инфекции. В клинике зубы на их измождённых лицах выглядели здоровенными, и ты видишь, что зубы - просто части кости, которые проходят сквозь кожу для того, чтобы перемалывать что-то.
      Это то место, где ты оказываешься, если у тебя нет медицинской страховки.
      До того, как нашли способ лучше, множество ребят-гомосеков хотели завести ребёночка, а теперь дети больны, их биологические матери умирают, отцы уже мертвы, и ты сидишь в этой больничной вони - тошнотворном запахе мочи и уксуса, пока медсестра опрашивает каждую мать - как давно она болеет, и сколько она сбросила за последнее время, и есть ли у ребёнка живой родитель или опекун... Марла решает - ну их к чёрту.
      Если Марле и суждено умереть, то она ничего не хочет об этом знать.
      Марла выходит за угол клиники к городской прачечной и прёт все джинсы из сушилок, а затем идёт к продавцу, который дал ей по пятнадцать долларов за пару. И тогда Марла купила по-настоящему хорошие колготки, те, которые не ползут.
      - Но даже хорошие, которые не ползут, - говорит Марла, - бывает, рвутся.
      Ничто не вечно. Всё разрушается.
      Марла начала ходить в группы поддержки, так как находиться среди других людей-подтирок легче. У каждого что-то не так. И на время её сердце обрело коматозное спокойствие.
      Марла устроилась на работу по предоплате похоронных планов для одного агентства ритуальных услуг, где огромные толстяки, но обычно - толстухи выходили из комнаты, держа в руках урну для крематория размером с подставку для варёных яиц, и Марла сидела за своим столом в фойе со своей тёмной причёской, порванными колготками, уплотнением в груди и смертным приговором и говорила:
      - Мадам, не льстите себе. Мы в эту малютку не впихнём даже вашу сожжённую голову. Вернитесь и возьмите урну размером с шар для боулинга.
      Сердце Марлы выглядело так же, как моё лицо. Дерьмо и мусор со всего мира. Постпотребительская подтирка, которую никто даже перерабатывать не будет.
      Меж группами поддержки и клиникой, говорила мне Марла, у неё происходило много встреч с мёртвыми. Эти люди были мертвы и уже ушли в мир иной, но по ночам они звонили ей по телефону. Марла заходила в бар и слышала, как бармен называл её имя, а когда она хотела позвонить, телефон отключался.
      Некоторое время она думала, что это и есть последняя черта.
      - Когда тебе двадцать четыре, - сказала Марла, - у тебя нет даже понятия о том, насколько глубоко ты можешь провалиться, но я была способной ученицей.
      В первый раз, когда Марла заполняла урну из крематория, она не надела маску, и позже высморкалась, и на ткани платка остался чёрный пепел мистера Как-его-там.
      В доме на Пейпер-стрит, если телефон звонил только один раз, и ты брал трубку и обнаруживал, что линия пуста, ты знал, что это некто, пытающийся достать Марлу. Это происходило чаще, чем вы можете подумать.
      В доме на Пейпер-стрит, полицейский-детектив решил позвонить по поводу взрыва в моём кондоминиуме, и Тайлер стоял рядом со мной, нашёптывая в свободное ухо, и детектив спрашивал, не знал ли я кого-нибудь, кто мог сделать динамит.
      - Несчастье - естественная часть процесса эволюции, - шептал Тайлер, - по направлению к трагедии и полному растворению.
      Я сказал детективу, что это был холодильник, который взорвал мой кондоминиум.
      - Я отрицаю постулаты физической силы и материальных накоплений, - шепчет Тайлер, - потому что только при помощи саморазрушения я могу обнаружить великую силу духа моего.
      В динамите, сказал детектив, были примеси - радикалы оксалата аммония и перхлорида калия, которые могут означать, что бомба - кустарного производства, да ещё замочная скважина на входной двери была расшатана.
      Я сказал, что той ночью был в Вашингтоне, округ Коламбия.
      Детектив по телефону объяснил, как некто впрыснул фреон в замочную скважину и затем попробовал зубило на замке, чтобы расшатать цилиндр. Примерно таким же образом преступники крадут велосипеды.
      - Реформатор, уничтожающий мою собственность, - говорит Тайлер, - борется за сохранение духа моего. Учитель, который убирает собственность с пути моего, делает меня свободным.
      Детектив сказал, что тот, кто сделал динамит, мог включить газ и задуть дежурный огонёк на плите за много дней до того, как произошёл взрыв. Газ был всего лишь переключателем. Газу понадобилось немало времени, чтобы заполнить кондоминиум до того, как он достиг компрессора у основания холодильника, и электрический мотор компрессора спровоцировал взрыв.
      - Скажи им, - шепчет Тайлер. - Да, ты это сделал. Ты это всё взорвал. Он именно это и хочет услышать.
      Я говорю детективу, нет, я не оставлял газ включённым и не покидал со злым умыслом город. Мне нравилась моя жизнь. Я любил этот кондоминиум. Я любил каждую щепочку в моей мебели.
      Это была моя жизнь. Всё: лампы, стулья, ковры - это часть меня. Блюда в столах - тоже часть меня. Растения - это я. Телевидение было моей частицей. Всё, что взорвалось, было мною. Неужели вы не понимаете?
      Детектив сказал, чтобы я не покидал город.
      Глава 12
      МИСТЕР ЕГО ЧЕСТЬ, мистер президент отделения местного отделения национального объединённого профсоюза киномехаников и независимых операторов кинотеатров просто сел.
      Подо всем, и за всем, и внутри всего, что человек взял - зреет и растёт нечто ужасное.
      Ничто не вечно.
      Всё разрушается.
      Я знаю это, потому что Тайлер знает это.
      Три года Тайлер склеивал и резал фильмы для сети кинотеатров. Фильм путешествует в шести или семи маленьких бобинах - в металлическом корпусе. Работа Тайлера - соединить маленькие бобины вместе в одну пятифутовую бобину, которые используются на самоперематывающихся проекторах непрерывного показа. После трёх лет работы: семь кинотеатров, по меньшей мере по три экрана в каждом, новые показы каждую неделю, в общем, через руки Тайлера прошли сотни лент.
      Так уж вышло, но эта самоперематывающаяся автоматика вытеснила старые проекторы, и профсоюзу Тайлер оказался не нужен. Мистер глава отделения был вынужден позвонить Тайлеру, чтобы пригласить его на короткий разговор.
      Работа была скучной, и платили паршиво, так что президент объединённого объединения объединённых независимых киномехаников и объединённых кинотеатров, ежели объединить всё сказанное им, изрёк простую вещь: отделение окажет услугу Тайлеру. Дипломатического толка.
      Не думайте, что это увольнение. Думайте об этом как о сокращении штатов.
      И тогда мистер задница глава отделения собственной персоной говорит:
      - Мы ценим ваш вклад в наш успешный бизнес.
      О, это не проблема, говорит Тайлер и ухмыляется. Пока профсоюз будет продолжать посылать чеки, я буду держать рот на замке.
      Тайлер сказал:
      - Подумайте об этом как о ранней отставке с пенсией.
      Тайлер работал с сотнями лент.
      Ленты возвращались распространителям. Фильмы уходили для переиздания. Комедии. Драмы. Мюзиклы. Ах-любовь. Боевики.
      Забитые тайлеровыми однокадровыми вспышками порнографии.
      Содомия. Фелляция. Куннилингус. Садомазохизм.
      Тайлеру нечего терять.
      Тайлер был пешкой в глазах всего мира, мусором - на чей угодно взгляд.
      Это то, что Тайлер тоже велел передать менеджеру Прессман-отеля.
      На другой его работе, в Прессман-отеле, Тайлер говорил, что он был никем. Никто не заботился - жив он или помер, и чувство это было, чёрт побери, взаимным. Это то, что Тайлер велел сказать мне в офисе менеджера отеля с охраной перед дверью.
      Тайлер и я остались допоздна и обменялись историями после того, как всё было кончено.
      Сразу после того, как он уйдёт в профсоюз киномехаников, Тайлер наказал мне пойти к менеджеру Прессман-отеля.
      Тайлер и я выглядим почти как близнецы. У обоих из нас - продырявленные щёки, наша кожа потеряла чувствительность, мы забыли, когда надо уворачиваться, ежели тебя ударили.
      Мои синяки - из бойцовского клуба, а рожа Тайлера оказалась набитой до такого состояния президентом профсоюза киномехаников. После того, как Тайлер выполз из офиса профсоюза, я пошёл повидаться с менеджером Прессман-отеля.
      Я сел там, в офисе менеджера Прессман-отеля.
      Я - Ухмыляющаяся Месть Джо.
      Первое, что сказал менеджер отеля, это то, что у меня три минуты. В первые тридцать секунд я поведал ему, как писал в суп, пердел на крем-брюле, чихал на тушёный цикорий, и теперь я хочу, чтобы отель отсылал мне чек каждую неделю в размере моей средней заработной платы плюс чаевые. А в обмен я не пойду никуда больше работать и не зайду в редакции газет или к людям по охране здоровья со своей смятенной, полной слёз исповедью.
      Заголовки:
      Униженный Официант Признаётся в Осквернении Пищи
      Конечно, сказал я, я могу пойти в тюрьму. Они могут повесить меня, и оторвать мне яйца, и протащить меня по улицам, и содрать с меня кожу, и сжечь её щёлоком, но Прессман-отель будет всегда известен как отель, где самые богатые люди в мире ели обоссанную пищу.
      Слова Тайлера срываются с уст моих.
      А я был таким милым парнем.
      В офисе профсоюза киномехаников Тайлер засмеялся после того, как президент профсоюза пнул его. Один пинок выбил Тайлера из кресла, и Тайлер сел у стены, смеясь.
      - Вперёд, ты же не можешь убить меня, - хохотал Тайлер. - Ты - тупой долбанавт. Выбивай из меня всё дерьмо, но убить меня ты не сможешь.
      Тебе есть, что терять.
      А у меня ни черта нет.
      А у тебя есть всё.
      Давай, прямо по кишкам. А ещё по морде. Выбей зубы, но чеки должны приходить. Переломай мне рёбра, но если ты хоть на одну неделю задержишься, я пойду в люди, и ты и твой маленький профсоюз утонете под кучей исков от каждого владельца кинотеатра, распространителей фильмов и мамочек, чьи детишки, возможно, увидели харроший стояк в "Бэмби".
      - Я мусор, - сказал Тайлер. - Я мусор, и дерьмо, и сумасшедший в твоих глазах и глазах всего этого грёбаного мира, - сказал Тайлер президенту. - Тебя не теребит, где я живу, или как я себя чувствую, или что я ем, или как я кормлю своих детей, с каких шишей плачу доктору, если заболеваю, и да, я тупой, уставший и слабый, но я - по-прежнему вхожу в сферу твоей ответственности.
      Я сижу в офисе в Прессман-отеле, мои губы из бойцовского клуба уже разбиты на десять неравных частей. Дырка в жо, то есть, в щеке глядит на менеджера Прессман-отеля, и всё это довольно убедительно выходит.
      В общих чертах, я сказал ему ту же самую фигню, что и Тайлер.
      После того, как президент профсоюза довольно поколотил Тайлера на полу, после того, как мистер президент увидел, что Тайлер не отвечает на удары, его честь с его огромным, словно "Кадиллак", телом, бОльшим и более мощным, чем ему на самом деле требуется, он отодвинулся и пнул Тайлера в рёбра, и Тайлер засмеялся. Потом его честь ударил Тайлера ногой по почкам, но даже когда Тайлер свернулся в клубок, он ржал, как ненормальный.
      - Выпусти это, - сказал Тайлер. - Доверься мне. Ты почувствуешь себя намного лучше. Ты себя будешь великолепно чувствовать.
      В офисе Прессман-отеля я спросил менеджера, могу ли я воспользоваться его телефоном и набрал номер редакции городской газеты. Под наблюдением менеджера отеля я произнёс:
      привет, говорю, я совершил в качестве политического протеста ужасное преступление против человечества. Мой протест направлен против эксплуатации работников сферы обслуживания.
      Если я попаду в тюрьму, я не буду просто отморозком, отливавшим в суп. Я перейду в понятия героической шкалы.
      Официант-Робин Гуд Защищает Низы.
      А ведь может оказаться, что есть больше чем один отель и больше чем один официант.
      Менеджер Прессман-отеля очень нежно вынимает трубку из моей руки. Менеджер говорит, что не хочет, чтобы я работал здесь далее, по крайней мере, пока я так выгляжу.
      Я стою у стола менеджера и говорю:
      - Что?
      Вам не нравится мой вид?
      И без дрожи, по-прежнему глядя на менеджера, я направил кулак себе в переносицу с такой скоростью, что свежая кровь брызнула из-под всех чуть заживших царапин.
      Собственно, без особой на то причины, я вспомнил ночь, когда мы в первый раз подрались с Тайлером. Я хочу, чтобы ты ударил меня так сильно, как только можешь.
      Это был не такой уж сильный удар. И я ударил себя ещё раз. Это классно выглядело, вся эта кровь, но я ещё отбросил себя назад к стене, чтобы произвести хоть какой-то шум и сорвать картину, что там висела.
      Битое стекло, и багет, и картина с цветочкам, и кровь - всё это падает и капает на пол, а я ухмыляюсь. Я такой дурачок. Кровь добирается до ковра, и я встаю - и оставляю ужасные, чудовищные кровавые отпечатки на краю стола менеджера отеля и говорю, пожалуйста, помогите мне, но начинаю хихикать.
      Помогите мне, пожалуйста.
      Пожалуйста, не бейте меня больше.
      Я отползаю к двери, оставляя кровавый след на ковре. Первое слово, которое я собираюсь сказать - "пожалуйста". Так что я сжимаю свои губы. Чудовище тащит себя сквозь красивые букетики и гирлянды в узорах восточного ковра. Кровь течёт у меня из носа и, стекая по стенке глотки, попадает, горяченькая, в рот. Чудовище ползёт по ковру, собирая нитки и пыль, которые липнут на горячей крови на его клыках. И подползает достаточно близко, чтобы ухватить менеджера Прессман-отеля за колено в брюках в мелкую в полоску и сказать это.
      Пожалуйста.
      Скажите это.
      Пожалуйста вырывается в виде кровавых пузырей.
      Скажите это.
      Пожалуйста.
      И лопнувший пузырь разбрызгивает вокруг кровищу.
      И вот как Тайлеру удалось проводить собрания клуба каждую ночь. А потом было уже семь бойцовских клубов, а потом - пятнадцать, а ещё - двадцать три, и Тайлеру хотелось всё больше и больше. Деньги ведь продолжали приходить.
      Пожалуйста, прошу я менеджера Прессман-отеля, дайте мне деньги. И я снова смеюсь.
      И: пожалуйста, не бейте меня больше.
      Пожалуйста.
      У вас так много всего, а у меня ничего. И я начинаю подниматься - вместе со своими кровавыми отпечатками по ногам менеджера Прессман-отеля, который отходит назад, и под моей тяжестью он опирается на подоконник за своей спиной, и даже губы его не слушаются.
      Чудище хватает его кровавой клешнёй за брючный ремень и подтягивается к белоснежной рубашке, и
      я хватаюсь красными руками за шёлковые запястья менеджера.
      Пожалуйста. Я улыбаюсь достаточно широко, чтобы мои разбитые губы опять растрескались.
      И тут происходит борьба, менеджер кричит и пытается убрать от меня руки, от моей крови, от сломанного носа, от грязи в крови каждого из нас, и затем наступает восхитительный момент.
      В дверях стоят двое охранников.
      Глава 13
      В СЕГОДНЯШНЕЙ газете пишут про то, как некто вломился в офисы между десятым и пятнадцатым этажами Хайн-тауэр, и вылез из окон офисов, и нарисовал на южной стороне здания ухмыляющуюся рожу, и зажёг огни, так что окна в центре каждого из огромных глаз страшно и живо горели, с пугающей неизбежностью встречая рассвет над городом.
      На картинке на передовице лицо похоже на злую тыкву, японского демона, змия корысти, висящего в небе, и дым - это брови ведьмы или рога дракона. И люди кричали, запрокинув головы.
      Что это всё означало?
      И кто это мог сделать? Даже после того, как огни потухли, лицо осталось, и стало ещё хуже. Пустые глаза, казалось, следили за каждым на улице и в то же время были мертвы.
      Этой чуши в газетах становится всё больше и больше.
      Конечно, ты читаешь это, и тебе прямо сейчас хочется узнать - была ли это часть проекта "Разгром".
      Газета пишет, что у полиции нет настоящих следов. Новые банды или пришельцы из космоса, кто бы это ни был, он мог сорваться, умереть, когда полз по стене из окна с пульверизатором, полным чёрной краски.
      Это был Озорной Комитет или Комитет по Поджогам? Гигантское лицо, вероятно, было их домашним заданием с прошлой недели.
      Тайлер, возможно, знает, но первое правило проекта "Разгром" - не задавать вопросов о проекте "Разгром".
      В Штурмовом Комитете проекта "Разгром" на этой неделе Тайлер, по его словам, прогнал каждого через стрельбу из пистолета. Всё, что делает пистолет - это фокусирует взрыв в определённом направлении.
      На последнюю встречу Штурмового Комитета Тайлер притащил пушку и телефонный справочник "Жёлтые страницы". Они встретились в подвале, где собирается по субботам бойцовский клуб. Каждый комитет устраивает сходку в свою ночь:
      Поджоги по понедельникам.
      Штурмовики по вторникам.
      Озорники по средам.
      Дезинформаторы по четвергам.
      Организованный хаос. Бюрократия анархии. Короче, вы поняли.
      Группы поддержки. Нечто вроде.
      Так что во вторник ночью Штурмовой Комитет составляет план действий на будущую неделю, и Тайлер зачитывает план, а потом раздаёт комитету его домашние задания.
      К следующему вторнику каждый парень из Штурмового Комитета должен принять участие в драке, из которой он не выйдет победителем. И это должно произойти не в бойцовском клубе. Это сложнее, чем звучит. Человек на улице сделает всё, что в его силах, лишь бы не драться.
      Идея в том, чтобы вовлечь нескольких Джо с улицы, которые никогда не дрались, в бой и завербовать их. Дать им опыт победы в первый раз в жизни. Дать им взорваться. Дать им разрешение на выбивание из тебя дерьма.
      Ты можешь сделать. Если ты победишь, ты облажался.
      - Что нам следует сделать, ребята, - сказал Тайлер комитету, - это напомнить тем господам, какая энергия до сих пор оказывается невостребованной.
      Это маленький подготовительный инструктаж Тайлера. Затем он достаёт карточки из картотеки перед ним. Вот как каждый комитет планирует действия на грядущую неделю. Напиши действия в общем блокноте. Вырви запись и положи в ящик. Тайлер проверяет предложения и отсеивает плохие идеи.
      На место каждой плохой идеи Тайлер ставит пустую карточку.
      А затем каждый из комитета берёт карточку из коробки. Как мне объяснил Тайлер, если кто-нибудь вытащит пустую карточку, ему ничего, кроме домашнего задания не остаётся.
      Если ты вытащил предложение, тогда тебе на выходных надо пойти на пивной фестиваль и опрокинуть парня в химический туалет. Ты получишь дополнительные очки, если тебя за это побьют. Или тебе придётся посетить показ мод на распродаже и кинуть клубничное желе с галёрки.
      Если тебя арестуют, ты уволен из Штурмового Комитета. Если ты засмеялся ты уволен из комитета.
      Никто не знает, кто взял предложение, и никто, за исключением Тайлера, не знает, какие предложения останутся таковыми, а какие он выкинул в мусорную корзину. А чуть позже ты можешь прочитать в газетах о неизвестном водителе в деловой части города, выпрыгнувшем из "Ягуара", направленного прямёхонько в фонтан.
      Тебе только остаётся гадать. Было ли это задание комитета, которое ты мог вытащить?
      А на следующей неделе, во вторник, ты будешь рассматривать сходку Штурмового Комитета под единственной лампочкой в подвале бойцовского клуба и будешь думать, кто из них направил "Ягу" в фонтан.
      Кто залез на крышу музея искусств и расстрелял скульптуры во дворе шариками для пейнтбола?
      Кто нарисовал горящую демоническую маску на Хейн-тауэр?
      Ночь задания "Хейн-тауэр", можешь себе представить толпу законников, бухгалтеров, курьеров, шастающих в офисы, где они сидят, каждый день. Возможно, они немного поддали, даже если это нарушает правила проекта "Разгром", и они использовали свои пропуска там, где могли, фреон, чтобы расшатать цилиндры замков, карабкались по кирпичному фасаду здания, падали, доверяя подельникам-незнакомцам держать верёвки, раскачивались на верёвках, рискуя мгновенно помереть в тех офисах, где они раньше час за часом приближали свою смерть.
      На следующее утро те же ребята, клерки и счетоводы, могли находиться в толпе - их причёсанные головы задраны вверх, их красные глаза слезятся, они не выспались, но надели галстуки и прислушиваются, как толпа вокруг них гадает, кто мог это сделать, и полиция орёт:
      - Вы все, пожалуйста, отойдите, сейчас же,
      и вода струится из разбитых дымящихся глазниц.
      Тайлер сказал по секрету мне, что обычно больше четырёх хороших предложений не бывает, так что твои шансы получить настоящее дело - в лучшем случае четыре из десяти. В комитете двадцать пять человек, включая Тайлера. И каждый получает домашнее задание: проиграть драку в общественном месте; и каждый пишет предложение.
      На этой неделе Тайлер сказал им: "Идите и раздобудьте пушку".
      Тайлер дал одному парню телефонный справочник "Жёлтые страницы" и приказал выдрать объявление о продаже. Затем передал книгу следующему. Не нашлось двух людей, которые бы пошли в одно и то же место, чтобы купить пистолет.
      - Это, - сказал Тайлер и вытащил пистолет из кармана пальто, - это пушка, и в две недели вы должны приобрести примерно такую же и притащить на сходку.
      - Лучше будет, если вы расплатитесь наличными, - сказал Тайлер. - На следующей встрече вы все обменяетесь пушками и заявите, что ваши пушки были украдены.
      Никто ни о чём не спросил. Не задавать вопросов - вот первое правило проекта "Разгром".
      Тайлер пустил пистолет по рукам. Он был такой же тяжёлый, как и маленький, как если бы что-то огромное - гора там или солнце неожиданно сжались или оплавились до размеров пистолета. Ребята из комитета держали его двумя пальцами. Каждый хотел спросить, заряжен ли он, но второе правило проекта "Разгром" - не задавать вопросов.
      Может, он был заряжен, может, нет. Может, нам следовало всегда предполагать худшее.
      - Пушка, - сказал Тайлер, - проста и совершенна. Ты просто нажимаешь на спусковой крючок.
      Третье правило проекта "Разгром" - никаких оправданий.
      - Спусковой крючок, - говорит Тайлер, - освобождает боёк, и боёк бьёт по капсюлю патрона.
      Четвёртое правило - не врать.
      - Взрыв высвобождает пулю с открытого конца патрона, и ствол пистолета фокусирует пороховые газы, и разгоняет пулю, - говорит Тайлер, - вроде как человек в цирке вылетает из пушки, как ракета из шахты, как ваша сперма - всё в одном направлении.
      Когда Тайлер изобрёл проект "Разгром", Тайлер сказал, что цель проекта "Разгром" не имеет отношения к другим людям. Тайлеру было плевать, пострадают ли другие люди или нет. Целью было научить каждого человека в составе проекта тому, что у него есть достаточно силы, которая может повернуть историю вспять. Мы, каждый из нас, можем взять мир под свой контроль.
      Тайлер изобрёл проект "Разгром" в бойцовском клубе.
      Однажды я дрался с новичком в бойцовском клубе. Субботней ночью молодой парнишка с ангельским личиком пришёл в свой первый бойцовский клуб, и я вызвал его на бой. Это правило. Если это твоя первая ночь в бойцовском клубе, ты должен принять бой. Я знал это, так что я вызвал его, потому что меня снова мучила бессонница, и мне хотелось уничтожить что-нибудь прекрасное.
      Так как моё лицо практически никогда не заживает, то в части внешнего вида мне было нечего терять. Мой босс, на работе, он спросил меня, что я делаю для того, чтобы моя дыра в щеке не заживала. Когда я пью кофе, сказал я ему, я сую два пальца в дырку, чтоб не протекало.
      Когда ты просыпаешься, бывает момент, в который у тебя всего лишь достаточно воздуха, чтобы не спать, и в эту ночь в бойцовском клубе я избил нашего новичка и размолотил это прекрасное личико мистера ангелочка; сначала костяшками, кулаком, как перемалывающим коренным зубом, и затем я ободрал кулак о его зубы, пробившиеся сквозь его же губы. И тогда я начал действовать руками - на полную мощь, пока он не свалился на руки и на пол.
      Тайлер сказал мне, что никогда не видел, чтобы я уничтожал что-то с таким тщанием. Этой ночью Тайлер знал, что он должен либо подтянуть бойцовский клуб до чёрточки, либо закрыть его.
      На следующее утро Тайлер за завтраком сказал:
      - Ты выглядел как маньяк, настоящий Псих. Что ты делал?
      Я сказал, что дерьмово себя чувствовал и не вполне расслабился. Но я от этого не торчал. Может быть, я уже притерпелся. Ты можешь выработать привыкание к дракам, и, возможно, мне нужно нечто большее.
      Это было утро, когда Тайлер придумал проект "Разгром".
      Тайлер спросил, с чем я на самом деле борюсь.
      То, что Тайлер говорит о том, чтобы быть отбросами и рабами истории, это то, что я чувствую. Я хотел уничтожить всё то, прекрасное, которого у меня никогда не было. Сжечь дождевые леса Амазонки. Накачать хлорфтороуглеродами атмосферу, чтобы пробить озоновый слой. Открыть сливы на супертанкерах и сбить заглушки на всех нефтяных скважинах континентального шельфа. Я хотел убить всю рыбу, которую я не смогу съесть, и задушить едким дымом пляжи Франции, которых я никогда не увижу.
      Я хотел, чтобы весь мир достиг последней черты.
      Колотя этого парня, я хотел всадить пулю между глаз каждой встревоженной панды, которая не хочет трахаться, чтобы сохранить свой вид, и каждого кита или дельфина, которые сдаются и выбрасываются на берег.
      Не думайте об этом как о вымирании. Думайте об этом как о сокращении... вида.