Я начинаю думать - не один ли и тот же человек Тайлер и Марла. За исключением большого траха каждую ночь в комнате Марлы.
      Они делают это.
      Делают это.
      Делают это.
      Тайлер и Марла никогда не находятся в одной комнате. Я никогда не видел их вместе.
      Правда, вы никогда не видели вместе меня и За За Габор, но это не означает, что мы - один человек. Тайлер просто уходит, когда появляется Марла.
      Чтобы я мог простирнуть брюки, Тайлер должен показать мне, как варится мыло. Тайлер наверху, а кухня загажена запахом гвоздики и жжённых волос. Марла сидит за кухонным столом, прижигая своё запястье благоухающей сигаретой и называя себя подтиркой для жопы.
      - Я принимаю своё гнойное болезненное разложение, - говорит Марла, обращаясь к вишнёвому огоньку на конце сигареты. Марла вкручивает сигарету в мягкую белую плоть. -Гори, ведьма, гори.
      Тайлер наверху в моей спальне разглядывает свои зубы в моём зеркале и говорит, что он вырвал для меня место официанта на банкетах, частичная занятость.
      - В Прессман-отеле, если ты можешь работать по вечерам, - говорит Тайлер. - Работа укрепит твоё чувство классовой ненависти.
      Ага, говорю, что ещё?
      - Они заставляют тебя надевать бабочку, - говорит Тайлер. - Всё, что тебе нужно, чтобы там работать, так это белая рубашка и чёрные брюки.
      Мыло, Тайлер. Я сказал, нам нужно мыло. Мы должны сделать немного мыла. Надо бы простирнуть мои брюки.
      Я держу ноги Тайлера, пока он делает две сотни приседаний.
      - Чтобы изготовить мыло, мы должны получить жир.
      Тайлер битком набит полезной информацией.
      Кроме времени, когда они трахаются, Марла и Тайлер не находятся в одной комнате. Если Тайлер блуждает неподалёку, Марла игнорирует его. Это семейная традиция, семейная почва.
      [второй пропущенный фрагмент - о "Собачьей долине"]
      "Большой сон в стиле "Собачьей долины".
      - Даже если кто-то любит тебя до того, что готов спасти твою жизнь, они всё равно кастрируют тебя. - Марла смотрит на меня так, как если бы я был тем, кто её дрючит, и говорит:
      - Но ты же всё равно всегда выигрываешь, да?
      Марла выходит, напевая эту гадкую песню "Кукольная долина".
      [dolls - куклы; dogs - собаки]
      Я просто смотрю, как она идёт.
      Проходит одна, две, три секунды полной тишины, пока Марла не вышла из комнаты.
      Я оборачиваюсь, и появляется Тайлер.
      Тайлер говорит:
      - Ну, ты избавился от неё?
      Ни звука, ни запаха, Тайлер просто появляется.
      - Перво-наперво, - говорит Тайлер и прыгает от двери кухни к холодильнику, и начинает там сосредоточенно рыться. - Мы должны разделить жир.
      Кстати, о моём боссе, говорит Тайлер, если я в самом деле злюсь на босса, то могу пойти в почтовое отделение, заполнить карточку о смене адреса и вся его почта будет переправляться в Регби, Северная Дакота.
      Тайлер вытаскивает белые пакеты с замороженной белой фигнёй и выкидывает их в раковину. Я ставлю большую кастрюлю на плиту и заливаю как можно больше воды. Слишком мало воды, - и жир потемнеет, как только отделится сало.
      - В этом жире, - говорит Тайлер, - много соли, так что чем больше воды, тем лучше.
      Положи жир в воду, доведи воду до кипения.
      Тайлер выгребает белую гадость из каждого пакета и пихает в воду, затем погребает пустые пакеты на дне мусорного ведра.
      Тайлер говорит:
      - Используй хоть чуточку воображения. Вспомни всё это пионерское дерьмо, всё, чему тебя учили в бойскаутах. Вспомни курс химии для старшеклассников.
      Трудно представить Тайлера в бойскаутах.
      А ещё я могу, по словам Тайлера, подъехать ночью к дому своего босса и подрубить насос к колонке возле дома. Шланг подцепить к ручному насосу, и закачать туда промышленных красителей. Красный или синий или зелёный, и подождать до утра, чтобы посмотреть на своего босса. А ещё я могу просто сесть в кустах, довести давление до 7.3 атмосфер ручным насосом. И если кто-нибудь спустит воду в унитазе, бачок разнесёт. При десяти атмосферах, если кто-нибудь включит душ, давление заставит насадку сорваться с места и лететь со скоростью пушечного ядра. [враньё позорное, ничего не будет]
      Тайлер говорит это для того, чтобы я почувствовал себя лучше. Истина в том, что мне нравится мой босс. Кроме того, я ведь теперь просветлённый. Ну, вы знаете, действую только в стиле Будды. Паук в хризантемах. Алмазная Сутра. Скрижаль Голубой Скалы. Хари Рама, совершенно понятно, Кришна, Кришна. Ясно? Просветлённый.
      - Тот факт, что ты воткнул перо себе в зад, - говорит Тайлер, - не делает тебя курицей.
      По мере того, как жир разделяется, хороший жир всплывает к поверхности кипящей воды.
      О, говорю, так я втыкаю перья в свою задницу.
      Как если бы Тайлер с руками, покрытыми сигаретными ожогами, был существом, находящимся на высшей стадии эволюции. Мистер и миссис Подтирки для Жопы. Я успокаиваюсь и превращаюсь в одну из этих индийских коров, которых убивают, потому что они забрели на взлётную полосу.
      Приглуши огонь под кастрюлей.
      Я помешиваю кипящую воду.
      Всё больше и больше жира поднимется, пока вода не покроется жемчужно-радужной плёнкой. Снимите плёнку большой ложкой и отложите в сторону.
      Так, говорю, как там Марла?
      Тайлер отвечает:
      - По крайней мере Марла пытается достичь последней черты.
      Я помешиваю кипящую воду.
      Продолжай снимать, пока жир не перестанет всплывать. Этот жир мы снимаем с поверхности воды. Хороший чистый жир.
      Тайлер говорит, что я совершенно далёк от последней черты. И если я не упаду замертво где-то по пути, я, возможно, буду спасён. Иисус сделал это при помощи распятия. Я не просто должен оставить позади деньги, собственность и знания. Это не отдых по выходным. Я могу бежать от самосовершенствования, и я могу бежать навстречу несчастьям. Я больше не могу играть в это, не подвергая свою жизнь риску.
      Это не семинар.
      - Если у тебя сдадут нервы прежде, чем ты дойдёшь до последней черты, говорит Тайлер, - из тебя ничего никогда не получится.
      Мы можем возродиться только после несчастья.
      - Только после того, как ты всё потеряешь, - говорит Тайлер, - ты сможешь делать всё, что захочешь.
      То, что я ощущаю - преждевременное просветление.
      - И продолжай помешивать, - говорит Тайлер.
      Когда кипячение уже ничего не даёт, и жир не поднимается, вылей кипяток. Вымой кастрюлю и наполни её чистой водой. Я спрашиваю, я хоть близок к последней черте?
      - Оттуда, где ты сейчас, - отвечает Тайлер, - ты и узреть не можешь, какова она - последняя черта.
      Повторить процесс со снятым жиром. Вытопить в воде. Снимать и снимать.
      - Жир, который мы используем, содержит много соли, - говорит Тайлер. Слишком много соли, и твоё мыло не станет твёрдым.
      Кипяти и снимай.
      Кипяти и снимай.
      Марла вернулась.
      Вторая Марла открывает дверь, а Тайлер ушёл, испарился, выбежал из комнаты, исчез.
      Тайлер пошёл наверх, или Тайлер спустился в подвал.
      Пуф.
      Марла возвращается с канистрой щёлока в хлопьях.
      - У них в магазине стопроцентно переработанная туалетная бумага, - говорит Марла. - Худшая работа на свете - перерабатывать туалетную бумагу.
      Я беру канистру с щёлоком и ставлю её на стол. Я не произношу ни слова.
      - Я могу остаться сегодня вечером? - спрашивает Марла.
      Я не отвечаю. Я считаю в моей голове: пять слогов, семь, пять.
      Тигры и змеи
      Скажут, что любят тебя;
      Ложь - это злоба.
      [Досл. пер.
      Тигр может улыбаться
      Змея скажет, что любит тебя
      Ложь делает нас злыми.]
      Марла спрашивает:
      - Что ты готовишь?
      Я - Точка Кипения Джо.
      Я отвечаю, пшла, просто пшла, только пшла вон. Окей? Или у тебя недостаточно большой кус моей жизни?
      Марла хватает меня за рукав и удерживает на месте на секунду, которая требуется для поцелуя в щёку.
      - Пожалуйста, позвони мне, - говорит она. - Пожалуйста. Нам нужно поговорить.
      Я отвечаю - да, да, да, да, да.
      И в тот момент, когда Марла вышла, Тайлер возвращается в комнату.
      Быстро, словно цирковой трюк. Мои родители отрабатывали это действие в течение пяти лет.
      Я кипячу и снимаю пену, пока Тайлер высвобождает место в холодильнике. Пара больше, чем воздуха, и вода капает с потолка кухни. Сорокаваттная лампа на задней стенке холодильника, что-то яркое, что я не могу разглядеть за пустыми бутылками из-под кетчупа и баночками с маринадами, соленьями и майонезом, какой-то маленький огонёк, идущий изнутри холодильника, и высвечивающий профиль Тайлера ярким светом.
      Кипяти и снимай. Кипяти и снимай. Отложи снятый жир в раскрытые пачки из-под молока.
      Cо стула, подвинутого к открытому холодильнику, Тайлер наблюдает за тем, как охлаждается жир. В жаре кухни обрывки холодного тумана оседают у холодильника и растекаются озёрами у ног Тайлера.
      Как только я наполняю пакет из-под молока жиром, Тайлер ставит его в холодильник.
      Я становлюсь на колени рядом с Тайлером перед холодильником, и Тайлер, взяв мои руки, показывает их мне. Линия жизни. Линия любви. Бугорки Венеры и Марса. Холодный туман сгущается вокруг нас, и холодильник освещает ярким светом наши лица.
      - Мне нужно, чтобы ты сделал мне ещё одно одолжение, - говорит Тайлер.
      Это насчёт Марлы, не так ли?
      - Не говори ей обо мне. Никогда. Не говори обо мне за моей спиной. Обещаешь?, - говорит Тайлер.
      Я обещаю.
      Тайлер говорит:
      - Если только ты упомянешь меня при ней, ты никогда меня больше не увидишь.
      Я обещаю.
      - Обещаешь?
      Я обещаю.
      Тайлер говорит:
      - А теперь запомни: ты трижды обещал.
      Слой чего-то жирного и прозрачного собирается на самом верху.
      Жир, говорю я, он разделяется.
      - Не беспокойся, - отвечает Тайлер. - Прозрачный слой - это глицерин. Ты можешь обратно замешать глицерин, когда делаешь мыло. А можешь и выкинуть.
      Тайлер облизывает свои губы и поворачивает мои руки ладонями вниз на своё бедро, прямо на полу его прорезиненного халата.
      - Ты можешь смешать глицерин с азотной кислотой, чтобы получить нитроглицерин, - говорит Тайлер.
      Я в изумлении открываю рот и повторяю: нитроглицерин.
      Тайлер облизывает свои блестящие влажные губы и целует тыльную сторону моей ладони.
      - Ты можешь смешать нитроглицерин с селитрой и опилками, чтобы получить динамит, -говорит Тайлер.
      Поцелуй блестит на тыльной стороне моей белой ладони.
      Динамит, говорю, и сажусь на корточки.
      Тайлер сдирает крышку с канистры с щёлоком.
      - Ты можешь взрывать мосты, - говорит Тайлер.
      - Ты можешь смешать нитроглицерин с большим количеством азотной кислоты и парафина, если тебе нужна желеобразная взрывчатка, - говорит Тайлер.
      - Да ты запросто можешь небоскрёб взорвать, - говорит Тайлер.
      Тайлер наклоняет канистру с щёлоком над блестящим влажным поцелуем на тыльной стороне моей ладони.
      - Это химический ожог, - говорит Тайлер. - И он хуже сжигания тебя заживо. Хуже сотни сигарет.
      Поцелуй блестит на тыльной стороне моей ладони.
      - У тебя останется шрам, - говорит Тайлер.
      - Имея мыло в избытке, - говорит Тайлер, - ты можешь взорвать весь мир. А теперь вспомни своё обещание.
      И Тайлер высыпает щёлок.
      Глава 7
      СЛЮНА ТАЙЛЕРА УБИЛА двух зайцев. Влажный поцелуй на тыльной стороне моей ладони удержал хлопья щёлока, пока они горели на моей коже. Это первый заяц. А второй заяц - тот факт, что щёлок жжётся только в соединении с водой. Или слюной.
      - Это химический ожог, - сказал Тайлер. - И он жжёт сильнее, чем что бы то ни было.
      Ты можешь использовать щёлок для прочистки засорившихся труб.
      Закрой глаза.
      Щёлок и вода могут прожечь насквозь алюминиевую кастрюлю.
      Смесь щёлока и воды растворяет деревянную ложку.
      Как только он соединяется с водой, щёлок разогревается до двухсот градусов и жарит-парит-жжёт тыльную сторону моей ладони, а Тайлер закрывает рукой мои пальцы, наши руки вытягиваются по стрелке моих кровавых брюк, и Тайлер просит внимания, так как это - величайший момент в моей жизни.
      - Потому что всё до этого - история, - говорит Тайлер. - И всё после этого - история.
      Это величайший момент нашей жизни.
      Щёлок приобретает правильную форму тайлерова поцелуя, он - пожарище, клеймо, перегрев атомного реактора на моей ладони, которая сама по себе стала длинной-предлинной дорогой, удалившейся от меня на многие мили. Тайлер говорит, чтобы я вернулся и оставался с ним. Моя ладонь покидает меня, она становится маленькой на горизонте, в самом конце дороги.
      Представь, что огонь всё ещё горит, только он сейчас за горизонтом. Зарево. Закат.
      - Вернись к боли, - говорит Тайлер.
      Это форма направленной медитации, которую используют в группах поддержки.
      Даже не думай о слове "боль".
      Если направленная медитация работает при раке, она сработает и здесь.
      - Посмотри на свою руку, - говорит Тайлер.
      Не смотри на свою руку.
      Не думай о словах "обжигающий", "плоть", "ткани", "обугленный".
      Не слушай свой плач.
      Направленная медитация.
      Ты в Ирландии. Закрой свои глаза.
      Ты в Ирландии, стоит лето после окончания колледжа, и ты пьёшь в пабе недалеко от замка, где каждый день автобусы выгружают английских и американских туристов, пришедших поцеловать камень Бларни.
      - Не закрывайся, - говорит Тайлер. - Мыло и человеческое самопожертвование идут нога в ногу.
      Ты покидаешь паб вместе с потоком людей, прохаживаясь по тихим улочкам, утыканным мокрыми автомобилями - только что пролил дождь. Всё говорит за то, что это ночь. Пока ты не добираешься до замка Бларнистоун.
      Полы в замке прогнили к чёртовой матери, и ты взбираешься по каменным ступеням - во всё более сгущающуюся тёмноту. Все притихли на время восхождения; это традиция перед маленьким актом сопротивления.
      - Послушай меня, - говорит Тайлер. - Открой свои глаза.
      - В древности, - говорит Тайлер. - Человеческие жертвоприношения совершались на холме над рекой. Тысячи людей. Слушай меня. Людей приносили в жертву, а тела сжигали в погребальном костре.
      - Ты можешь плакать, - говорит Тайлер. - Можешь пойти к раковине и пустить воду, но главное, ты должен знать, что ты глуп и ты умрёшь. Взгляни на меня.
      - Когда-нибудь, - говорит Тайлер, - ты умрёшь, и пока ты этого не знаешь, ты бесполезен для меня.
      Ты в Ирландии.
      - Можешь плакать, - говорит Тайлер, - но каждая слеза, которая падает на хлопья щёлока на твоей коже, оставит на коже шрам, словно от сигаретного ожога.
      Направленная медитация. Ты в Ирландии, стоит первое лето после окончания колледжа, и, возможно, здесь тебе впервые захотелось анархии. Годами раньше, чем ты встретил Тайлера Дердена, раньше, чем ты нассал в твой первый английский крем, ты научился маленьким актам сопротивления.
      В Ирландии.
      Ты стоишь на площадке на верхушке замковой лестницы.
      - Мы можем использовать уксус, - говорит Тайлер, - чтобы нейтрализовать ожог, но вначале ты должен сдаться.
      После того как сотни людей были принесены в жертву и сожжены, говорит Тайлер, густая белая масса скапливалась вокруг алтаря, устремляясь по склону холма к реке.
      Первым делом тебе надо достичь последней черты.
      Ты на площадке в замке в Ирландии с бесконечной темнотищей вокруг, и впереди, стоит только руку протянуть, - каменная стена.
      - Дождь, - говорит Тайлер, - омывал место для сожжений год за годом, и год за годом палили людей, и дождь пробирался сквозь древесный уголь, чтобы стать щёлоком в смеси с водой, и щёлок объединялся с оплывшим жиром принесённых в жертву людей, и густая белая масса мыла выползала из-под алтаря и устремлялась вниз по склону холма, к реке.
      И ирландцы вокруг тебя со своим маленьких актом сопротивления в темноте, они подходят к краю платформы, становятся на самый край перед бесконечной бездной и мочатся.
      И люди говорят, вперёд, добавь свою могучую американскую струю, насыщенную, жёлтую, с огромным количеством витаминов. Богатое, дорогое и ненужное.
      - Это величайший момент твоей жизни, - говорит Тайлер, - а ты где-то летаешь, пропуская его.
      Ты в Ирландии.
      О, и ты делаешь это. О, да. Да. И ты чувствуешь запах аммиака и дневной нормы витаминов группы В.
      - После тысячи лет убийств и дождя обнаруживалось, - сказал Тайлер, - что в том месте, где мыло попадало в реку, одежда лучше отстирывается.
      Я мочусь на камень Бларни.
      - Госсди, - говорит Тайлер.
      Я мочусь в свои чёрные брюки с засохшей кровью, вид которой мой босс не переваривает.
      Ты в снятом доме на Пейпер-стрит.
      - Это что-то да значит, - говорит Тайлер.
      - Это знак, - говорит Тайлер. Тайлер битком набит полезной информацией.
      - Культуры, которые не изобрели мыла, - сказал Тайлер, - использовали собственную мочу и мочу своих собак для того, чтобы отстирывать одежду и мыть голову, потому что там содержится мочевая кислота и аммиак.
      И вот запах уксуса, и огонь на твоей ладони, без перерыва горящий в конце длинной дороги, отступает.
      Запах щёлока, обжигающий твои нервные окончания, и больничный тошнотворный запах мочи и уксуса.
      - Это было верно - убить всех тех людей, - говорит Тайлер.
      Тыльная сторона твоей руки опухла, покраснела - там видна пара губ, точная копия поцелуя Тайлера. А вокруг разбросаны сигаретные ожоги - видать, кто-то плакал.
      - Открой глаза, - говорит Тайлер, и его лицо блестит от слёз. Поздравляю, - говорит Тайлер. - Ты на один шаг ближе к последней черте.
      - Ты должен понять, - говорит Тайлер, - первое мыло делалось из героев.
      Подумай о животных, которых используют для тестирования новых продуктов.
      Подумай об обезьянах-космонавтах.
      - Без их смерти, их боли, их жертвы, - говорит Тайлер, - у нас бы не было ничего.
      Я ОСТАНАВЛИВАЮ лифт между этажами, пока Тайлер расстёгивает ремень. Когда лифт останавливается, все эти кастрюльки в тележке официанта прекращают греметь и выпускают пахнущий грибами пар к потолку лифта, как только Тайлер снимает крышку.
      Тайлер расстёгивает молнию и говорит:
      - Не смотри на меня, мне никак, когда смотрят.
      Сегодня - томатный суп-пюре с cilantro и моллюсками. Кроме нас никто, даже если принюхается, не обнаружит ничего подозрительного.
      Я говорю, поторопись, и кидаю взгляд через плечо - на Тайлера, который уже вытащил на полдюйма своё хозяйство. На это смешно смотреть - будто высоченный слон в белой рубашке официанта и галстуке-бабочке пьёт суп маленьким хоботом.
      Тайлер говорит:
      - Я же сказал - не смотри.
      Дверь лифта, которая находится передо мной, имеет маленькое окошко, которое позволяет мне понять, что творится в служебном банкетном коридоре. Если учесть, что мы остановили лифт меж этажами, мой обзор находится на уровне таракана, ползущего по зелёному линолеуму, и отсюда на уровне таракана зелёный коридор вытягивается в никуда, где в полуоткрытых дверях титаны и их жёны пьют вёдра шампанского, и на каждой - бриллиантов больше, чем я могу осознать.
      На прошлой неделе, говорю я Тайлеру, когда проходила рождественская вечеринка Юристов из Эмпайр Стейт Билдинг, я поднатужился и навалил в их апельсиновый мусс.
      На прошлой неделе, говорит Тайлер, он остановил лифт и перданул в целую тележку "Boccone Dolce" для чаепития Молодёжной Лиги.
      Тайлер знает, как хорошо меренги впитывают запах.
      На уровне таракана мы можем слышать пленённую арфистку, извлекающую музыку для титанов, поднимающих вилки с барашком, каждый кусочек размером с поросёнка, в рот, похожий на Стоунхендж с его глыбами.
      Я говорю, - да поехали уже.
      Тайлер отвечает:
      - Я не могу.
      Если суп остынет, они отошлют его обратно.
      Гиганты, они отошлют что-нибудь обратно на кухню и без всякой видимой причины. Они просто хотят посмотреть, как ты бегаешь вокруг них за их же деньги. На обедах, похожих на этот, они знают, что чаевые уже включены в счёт, так что обращаются они с тобой, как с говном. А мы на самом деле ничего на кухню не возвращаем. Подвинь на тарелке "Пом Паризьён" и спаржу под голландским соусом, подай другому, и всё в полном порядке.
      Ну, говорю, просто Ниагара. Река Нил. В школе мы все думали, что если ты положишь чью-нибудь руку в тазик с тёплой водой, то он обмочится в кровати.
      Тайлер говорит:
      - Ой.
      За моей спиной Тайлер говорит:
      - О, да. Уф, я это почти сделал. О, да. Да.
      За полуоткрытыми дверьми в бальных комнатах за коридором обслуги мелькают золотые, и чёрные, и красные платья, такие же монументальные, как бархатный занавес в Старом Театре на Бродвее. Сейчас и снова - пары седанов "Кадиллак" с салоном чёрной кожи, а там, где ветровое стекло, у них шнурки. А на пути этих самых кадиллаков город, небоскрёбы, - и всё куплено и перевязано красной ленточкой.
      Не слишком увлекайся, говорю я.
      Тайлер и я, мы превратились в партизан - террористов сферы обслуживания. Подрывники званых обедов. Отель обслуживает званые обеды, и когда кто-нибудь хочет есть, они достают еду, и вино, и пряности, и посуду, и официантов. Они делают всю работу и представляют счёт. И так как они знают, что уже дали тебе чаевые, то обращаются ровно как с тараканом.
      Однажды Тайлер обслуживал званый обед. Это случилось как раз в то время, когда Тайлер превратился в официанта-ренегата. Это был его первый званый обед, Тайлер подавал рыбу в прозрачно-белом стеклянном доме, который, казалось, плавал над городом на своих стальных ногах, упирающихся в склон холма. И пока Тайлер соскребал спагетти с тарелок, хозяйка ворвалась в кухню, держа в дрожащих руках обрывок бумаги, развевающийся, словно флаг. Щёлкая зубами, мадам спросила, не видел ли кто кого-нибудь из гостей, спускавшихся по коридору, ведущему к спальным покоям? Особенно кого-нибудь из женщин? Или хозяина?
      В кухне Тайлер, Альберт, Лен и Джерри, моющие тарелки и складывающие их в стопки, и повар Лесли, украшающий артишоки, фаршированные креветками и escargots, чесночным маслом.
      - Нам не полагается заходить в эту часть дома, - говорит Тайлер.
      Мы пришли через гараж. Всё, что мы могли видеть - гараж, кухня и столовая.
      Хозяин встаёт за спиной жены в дверном проёме и вырывает кусочек бумаги из её трясущейся руки.
      - Мы с этим разберёмся, - говорит он.
      - Как я могу обвинять этих людей, - говорит мадам, - если я не знаю, кто это сделал?
      Хозяин кладёт ладонь на её спину, на шёлковое белое вечернее платье, подобранное под цвет дома, и мадам выпрямляется, расправляет плечи, и внезапно наступает тишина.
      - Они твои гости, - говорит он. - И этот приём очень важен.
      Выглядит презабавно - будто чревовещатель оживляет свою куклу. Мадам смотрит на мужа, который легонько подталкивает благоверную в сторону столовой. Записка падает на пол и летит, подчиняясь сквозняку от закрытия кухонной двери, прямо к ногам Тайлера.
      Альберт спрашивает:
      - Что там написано?
      Лен начинает чистить рыбу.
      Лесли суёт противень с артишоками в духовку и спрашивает:
      - Так что там?
      Тайлер смотрит прямо на Лесли и говорит, даже не подбирая записки:
      - В одном из этих ваших элегантных флакончиков - моя моча.
      Лесли улыбается.
      - Ты налил в её духи?
      Нет, отвечает Тайлер. Он просто оставил эту записку меж бутылочек и флакончиков. Там, наверное, целая сотня этих флаконов - в ванной у зеркала.
      Лесли улыбается.
      - Так ты в самом деле этого не делал?
      - Ага, - говорит Тайлер. - Но она-то этого не знает.
      Всю ночь в этой белоснежно-стеклянной вечеринке на небесах Тайлер счищал с тарелок хозяйки холодные артишоки, а потом холодную телятину с холодным "помм дюшесс", а потом холодную цветную капусту по-польски, а уж вина он подливал не меньше дюжины раз. Мадам сидела, глядя, как приглашённые ею дамы едят предложенные им блюда, пока внезапно не исчезла - между шербетом и абрикосовым тортом.
      Они домывали тарелки после ухода гостей, погружая термосы и посуду обратно в грузовик, когда хозяин вошёл в кухню и спросил, не мог бы Альберт помочь ему с кое-чем тяжёлым?
      Лесли говорит, что, возможно, Тайлер зашёл слишком далеко.
      Громко и быстро Тайлер рассказывает ему, как они убивают китов, говорит, что это делается для изготовления особых духов, унция которых стоит больше, чем унция золота. Многие люди вообще никогда кита не видели. У Лесли два ребёнка в комнатах в соседнем проезде, и у Мадам, у этой хозяйки, в бутылочках духов больше баксов, чем мы можем заработать за год.
      Альберт возвращается и звонит 911. Альберт прикрывает рот ладонью и шепчет, что Тайлеру не стоило оставлять эту записку.
      Тайлер говорит:
      - Так скажи менеджеру. Пусть меня уволят. Я на этой сраной работе не женился.
      Все опускают взгляд.
      - Увольнение, - говорит Тайлер. - Это лучшая вещь, которая может случиться с каждым из нас. Мы перестанем толочь воду в ступе и попробуем превратить наши жизни хоть во что-то ценное.
      Альберт говорит по телефону, что нам нужна "скорая" и адрес. Ожидая на линии, Альберт говорит, что хозяйка сейчас - настоящая куча дерьма. Альберту пришлось поднять её в ванной комнате. Хозяин не смог поднять её, потому что мадам сказала, что он один из тех, кто мочился в её духи, и она сказала, что он пытается свести её с ума, а сам волочился сегодня вечером за одной из этих приглашённых дамочек, и она устала, устала от всех этих людей, которых они называют своими друзьями.
      Хозяин не мог поднять её, потому что мадам упала прямо за туалетом в своём белоснежном платье и махала смертоносной "розочкой" из разбитого флакона духов. Мадам сказала, что перережет ему глотку, если он только попробует прикоснуться к ней.
      - Круто, - говорит Тайлер.
      И от Альберта теперь воняет. Лесли говорит:
      - Альберт, дорогуша, от тебя воняет.
      - А там невозможно выйти из ванной, чтобы не провонять, - говорит Альберт.
      Все бутылочки с духами разбиты, лежат на полу, а туалет забит другими сваленными в кучку бутылочками. Они похожи на лёд, говорит Альберт, как на этих сумасшедших вечеринках, когда мы насыпаем колотый лёд в писсуары. Ванная воняет, пол покрыт осколками нетающего льда, и когда Альберт помогает мадам подняться на ноги, её белое платье расписано жёлтыми влажными разводами, мадам кидает осколок в хозяина, оскальзывается на духах и битом стекле и падает, выставив ладони вниз.
      Она плачет, свернувшись в клубочек перед унитазом, руки её кровоточат. Ой, оно жжётся, говорит она.
      - Оу, Уолтер, оно жжётся. Оно жжётся, - говорит мадам.
      Духи, все эти дохлые киты теперь проникли в порезы и жгут её руки.
      Хозяин ставит мадам на ноги перед собой, мадам вытягивает свои руки вверх, будто она молится, только руки на дюйм разведены, и кровь бежит по ладоням, по запястьям, через бриллиантовый браслет, и останавливается на локтях, откуда и капает на пол.
      И хозяин, он говорит:
      - Всё будет нормально, Нина.
      - Мои руки, Уолтер, - говорит мадам.
      - С ними всё будет в порядке.
      Мадам говорит:
      - Кто мог сделать это со мной? Кто настолько сильно меня ненавидит?
      Хозяин обращается к Альберту:
      - В скорую позвонил?
      Это была первая миссия Тайлера в качестве террориста сферы обслуживания. Официанта-партизана. Разбойника на минимальном окладе. Тайлер занимался этим годами, но он говорит, что всё становится лучше, когда делаешь это вместе с кем-то.
      И к концу истории Альберта Тайлер улыбается и говорит:
      - Круто.
      А теперь обратно в отель. Прямо здесь и сейчас. В лифте, остановленном между кухней и банкетными этажами, я рассказываю Тайлеру, как чихнул в заливную форель на конвенте дерматологов, и три человека сказали мне, что она слишком пересолена, а один - что великолепно получилось.
      Тайлер стряхивает остатки в суп и говорит, что его жидкость закончилась.
      Это вообще легче проделывать с холодными супами: вишисуаз [французский картофельный суп с сельдереем и сливками], или когда шеф-повара приготовят по-настоящему свежее гаспачо [испанский холодный томатный суп, немного схожий с окрошкой]. Это невозможно проделать с луковым супом, который покрыт твёрдой коркой плавленого сыра или с сырником с яйцом и хлебной крошкой. Ежели б я тут обедал, то заказал бы их.
      Мы с Тайлером уже исчерпали наш запас идей. Все эти шуточки с пищей скучны, они стали частью нашей работы. А затем я услышал от одного из докторов, юристов или кто-там-ещё-бывает, что вирус гепатита может прожить шесть месяцев на нержавеющей стали. Остаётся только удивляться - сколько ж он проживёт в шарлотке с ромовым кремом по-русски.
      Или в пироге с лососем.
      Я спросил доктора, где бы нам достать побольше этих самых вирусов гепатита, а он уже накачался так, что рассмеялся.
      И он рассмеялся.
      Всё...
      Всё находится на больничной свалке, сказал он.
      А сам ржёт.
      Всё.
      Больничная свалка уже похожа на последнюю черту.
      Держа руку на кнопке лифта, я спрашиваю Тайлера, готов ли он. Шрам на тыльной стороне моей ладони набух, покраснел, лоснится, точно повторяя рисунок поцелуя Тайлера.
      - Одну секундочку, - отвечает Тайлер.
      Томатный суп должно быть ещё горяч, потому что когда Тайлер прячет свою пакость обратно в порты, та розовеет, словно огромная неуклюжая креветка.
      Глава 8
      В Южной Америке, Зачарованном Крае, если б мы переходили вброд реку, крошечная рыбка заползла б в тайлерову уретру. Рыбка покрыта шипами, которые могут подниматься и ложиться, и когда она окажется в Тайлере, то поднимет шипы, чтобы остаться в этом удобном домике, и приготовится откладывать икру. Не, существует множество ситуаций, которые были бы хуже, чем проведённая нами субботняя ночь.
      - Насчёт того, что мы сделали с мамой Марлы, - говорит Тайлер. - Могло бы быть и хуже.