Немалое значение имело и другое соображение. Как раз в те дни британский министр иностранных дел разрабатывал новые варианты осуществления своей "идэ фикс" - "Пакта четырех". Поэтому дружба с "дуче" представлялась крайне необходимой. В феврале 1935 г. Саймон сообщил королю, что его главной заботой было занять в итало-эфиопском конфликте такую позицию, которая "не оказала бы неблагоприятного влияния на англо-итальянские отношения".
      Учитывая политическую обстановку в самой Англии и настроения мировой общественности, проведение такого курса было для Саймона весьма рискованным. Можно было не только расстаться с креслом министра, но и погубить саму идею. Но трудность задачи не обескуражила главу Форин оффиса. Некоторое время он молчал - официального ответа в Рим так и не последовало. При первом подходящем случае, однако, Саймон сумел сделать свое молчание не менее красноречивым, чем намеки Лаваля. Такую возможность ему дала конференция в Стрезе.
      В заключительной декларации содержалась лицемерная фраза о стремлении ее участников любыми доступными средствами "противодействовать всякому одностороннему отказу от мирных договоров, который преследовал бы цель поставить мир под угрозу".
      - Мир в Европе, - предложил Муссолини.
      Лаваль, представлявший на конференции Францию, улыбнулся. Макдональд и Саймон промолчали. Поправка была принята.
      "Муссолини решил, в известном смысле не без основания, - пишет Черчилль в своих мемуарах, - что союзники молчаливо согласились с его заявлением и готовы предоставить ему свободу действий в отношении Абиссинии".
      Позиция английского правительства явилась откровенным поощрением итальянской агрессии и способствовала возникновению нового очага мировой войны, на этот раз в Африке. Какую роль в эфиопской трагедии играли США? Кое-что об этом говорит "дипломатический дневник" госдепартамента.
      17 декабря 1934 г. Ато Вольде Джиорджис, личный секретарь негуса, намекнул американскому советнику Колсону, что правительство рассматривает вопрос о возможности обратиться к США с просьбой о посредничестве. На следующий день осторожный дипломатический зондаж Эфиопии уже был известен государственному секретарю Хэллу. Следует заметить, что к тому времени досье госдепартамента о подготовке Италией агрессии против Эфиопии было уже весьма пухлым. Среди документов примечательна телеграмма Буллита из Москвы от 22 сентября 1934 г.
      "Итальянский посол сообщил мне сегодня, - писал Буллит, - что, по его мнению, между Францией, и Италией достигнута договоренность в отношении Абиссинии. Он сказал, что Англия в прошлом году твердо обещала не вмешиваться в действия Италии в Абиссинии, независимо от их характера, и что Франция согласилась теперь занять такую же позицию. Я спросил его, означает ли это, что в ближайшее время начнутся военные действия? Он ответил: по его мнению, как только Абиссиния осознает, что никто на свете не окажет ей помощи, она быстро потеряет свое преувеличенное представление о независимости и согласится с обоснованными требованиями Италии, в результате чего не придется применять силу".
      Хэлл, безусловно, имел в виду информацию, полученную от Буллита, когда 18 декабря 1934 г. направил в Аддис-Абебу телеграмму. Американскому поверенному в делах предписывалось скрупулезно воздерживаться от каких-либо действий, которые могли бы поощрить эфиопское правительство обратиться с просьбой о посредничестве к Соединенным Штатам.
      Это был деликатный по форме, но жесткий по содержанию ответ на просьбу Эфиопии. Демарш США должен был содействовать тому, чтобы Эфиопия отказалась от "преувеличенных представлений о независимости", т. е. капитулировала перед фашистской Италией.
      Через два дня Хэлл в беседе с румынским посланником в США еще более четко сформулировал позицию Белого дома в связи с итало-эфиопским конфликтом. Посланник поинтересовался: не намерены ли США что-либо предпринять, ведь они подписали пакт Бриана - Келлога?{46} Хэлл поспешил ответить, что Вашингтон "предпочитает придерживаться своей нынешней политики и позиций наблюдателя".
      Итак, уже знакомая, правда, несколько измененная формула. Незадолго до этого американский посол в Риме Лонг говорил, что в случае возникновения войны США будут "разочарованным наблюдателем". Когда же развязывание фашистами агрессии стало фактом, в госдепартаменте забыли о "разочарованности".
      Интересно напомнить: в 1927 г. США выдвинули идею многостороннего пакта, который провозглашал бы отказ от войны как орудия национальной политики. В августе 1928 г. государственный секретарь Келлог обратился к 48 государствам, в том числе к Эфиопии, с предложением присоединиться к "хартии мира". Но вот в связи с нарастанием напряженности в итало-эфиопских отношениях и бездействием Лиги наций возникла "угроза", что Эфиопия официально поставит вопрос о нарушении Италией условий пакта.
      "Поскольку правительство Эфиопии подписало пакт Бриана - Келлога, основным инициатором которого являлось американское правительство, говорилось " ноте эфиопского правительства, адресованной США, - его величество император Хайле Селассие I поручил мне просить ваше правительство изучить средства, которые могли бы обеспечить соблюдение Италией ее обязательств как участника этого пакта".
      Американская дипломатия оказалась прижатой к стене. Трудность положения усугублялась тщетностью англо-французских попыток урегулировать конфликт за кулисами Лиги наций. Почти одновременно с обращением Эфиопии в Вашингтон поступила информация о том, что предложенный Иденом вариант "урегулирования" провалился, так как не устраивал... Муссолини. Эфиопия должна была фактически отказаться от независимости в пользу Италии и взамен получила бы "коридор для верблюдов" - выход к Красному морю. Но "дуче" требовал от Лиги наций уже мандата на Эфиопию. Американское правительство набило следующий выход. 5 июля 1936 г, и Аддис-Абебу была направлена лицемерная нота.
      "Мое правительство, - писал Хэлл, - будучи заинтересованным в сохранении мира во всех частях света, с удовлетворением отмечает, что Лига наций уже занялась возникшим, к несчастью, спором между вашим Правительством и Правительством Италии с целью его мирного урегулирования и что этот вопрос ныне находится на рассмотрении арбитров. Как надеется мое правительство, каковы бы ни были факты и суть опора, занимающийся им арбитражный орган сможет найти решение, удовлетворяющее оба заинтересованные правительства.
      Кроме того, и это весьма важно, в свете положений Парижского пакта (т. е. пакта Келлога. - Авт.), участниками которого являются как Италия, так и Эфиопия, вместе с шестьюдесятью одним другим государством, мое правительство не может поверить, чтобы кто-то из них применил по отношению к другому какие-либо шаги, кроме мирных средств, в качестве метода разрешения этого конфликта или допустил бы возникновение ситуации, несовместимой с положениями пакта".
      Этот документ не нуждается в комментариях. Американская дипломатия выворачивалась как могла.
      Лето 1935 г. было жарким в политической жизни Америки. Уже на протяжении длительного времени послы США в Европе и на Дальнем Востоке сообщали о тревожных симптомах большой войны. Какую же позицию займут США? Да и быстрое приближение военной развязки в итало-эфиопском конфликте заставляло спешить с решением этой проблемы.
      Вопрос о внешнеполитическом курсе США стал предметом острой борьбы между демократами и республиканцами, представлявшими различные группировки монополистического капитала. Первые апеллировали к демократическим убеждениям американского народа, вторые играли на его стремлении к миру, нежелании оказаться вовлеченным в войну ради интересов монополий. В действительности же борьба двух буржуазных кланов касалась лишь вопросов тактики. В целом правящие круги исходили из того, что новая война будет выгодна, поскольку сулила гигантские прибыли на поставках воюющим странам, ослабление конкурентов, перераспределение рынков и сфер влияния в пользу американского капитала. Но главным образом они надеялись на ликвидацию или глубокий подрыв позиций Советского Союза, установление гегемонии США в мире.
      Этот опасный для человечества политический курс был облачен в безобидную на первый взгляд форму закона о "нейтралитете", явившегося компромиссом демократов и республиканцев. Он позволял Белому дому выжидать дальнейшего развития событий и иметь свободу для политического маневрирования. В те месяцы 1935 г., когда фашистская Италия концентрировала войска в Африке, вашингтонские конгрессмены спешно согласовывали окончательную редакцию закона. Его приняли буквально в последнюю минуту, когда оттягивать было нельзя - 31 августа 1935 г. В Эфиопии заканчивался период дождей, и в любой день могло последовать итальянское вторжение.
      Закон о "нейтралитете" пагубно сказался на развитии событий в мире. А роковое влияние на судьбу Эфиопии проявилось уже в день его подписания.
      Центральным пунктом закона было обязательное эмбарго (запрет) на продажу вооружения воюющим странам. Формально провозглашая "равное" отношение США к обеим сторонам в конфликте, в действительности закон был на руку агрессору. Он наносил удар в спину жертве агрессии, лишая ее возможности приобрести оружие для обороны.
      Закон разрешал торговлю с воюющими государствами прочими товарами, в том числе стратегическими. Это тоже было выгодно фашистской Италии, использовавшей сырьевые ресурсы США для бесперебойной работы военной промышленности{47}. Как могла Эфиопия использовать железную руду или хлопок, не имея сталелитейных заводов или заводов по изготовлению взрывчатых веществ?
      Показательна реакция фашистских держав на закон о "нейтралитете". "Америка для лас не опасна, - заявил Гитлер, - ибо ею принят закон о нейтралитете"{*18}.
      Эфиопия - первая кровь "умиротворения"
      3 октября 1935 г. итальянские части без объявления войны вторглись на территорию Эфиопии. Фашистская авиация бомбила Адуа. Началась итало-эфиопская война.
      В тот же день в Риме было опубликовано официальное коммюнике. В нем цинично утверждалось, что проведенная Эфиопией мобилизация якобы представляла угрозу для итальянских войск в Африке. Далее в коммюнике говорилось:
      "...непрерывная и кровавая агрессия, которой Италия подвергается на протяжении последних десяти лет и которая документально подтверждена в итальянском меморандуме{48}, находится, таким образом, на пороге перехода в новую фазу, характеризующуюся более крупными действиями и более широким размахом, что влечет за собой серьезную и непосредственную опасность, которая очевидна и для предупреждения которой элементарные соображения безопасности требуют принятия немедленных мер.
      Верховное командование в Эритрее получило, в силу этого, приказ действовать в соответствии с обстановкой.
      Итальянские войска занимают некоторые выдвинутые позиции за линией наших укреплений".
      Публикация коммюнике являлась наглым вызовом мировому общественному мнению и показывала, насколько распоясался итальянский фашизм, поощряемый западными державами.
      В поток событий, связанных с итало-эфиопским конфликтом, была вовлечена и Лига наций, которая провозгласила своей задачей "установить господство справедливости".
      "Члены Лиги, - говорилось в ее Уставе, - обязуются уважать и. сохранять против всякого внешнего нападения территориальную целостность и существующую политическую независимость всех членов Лиги.
      ...Определенно объявляется, что всякая война или угроза войны, затрагивает ли она прямо или нет кого-либо из членов Лиги, интересует Лигу в целом и что последняя должна принять меры, способные действенным образом оградить мир наций".
      Агрессия Италии была явной, и внимание мира было устремлено на Лигу наций. Ей пришлось действовать.
      Положение Англии и Франции, стоявших у штурвала Лиги, было весьма затруднительным. Корабль Лиги, придя в движение, грозил протаранить дружбу с Италией, а тем самым и потопить надежды на англо-французское сотрудничество с фашистскими державами.
      Однако следует отдать должное женевским "капитанам": опасность они увидели издалека. Как только стало известно намерение негуса обратиться в Лигу в связи с инцидентом в Уал-Уал, они сразу же принялись отговаривать его от официального обращения. В Рим полетели настойчивые советы последовать мудрому примеру французского генерала Лиотэ. Не более как десять лет назад он разгромил освободительное восстание в Марокко, голодом и жаждой вынудив повстанцев сложить оружие.
      Однако Муссолини не хотел ничего слышать. Его амбиция требовала грома пушек и "блистательной" победы над безоружным народом. Новое кровавое побоище должно было затмить поражение под Адуа и восстановить "честь" Италии как империалистического хищника. Щедрые предложения Лондона и Парижа, проявивших готовность устроить англо-франко-итальянский мандат на Эфиопию (хотя та являлась членом Лиги наций!), итальянский диктатор отверг.
      Вторжение итальянских армий в Эфиопию привело в действие механизм Устава - встал вопрос о санкциях.
      "Лига наций, - отмечал в своих мемуарах Черчилль, - взялась за спасение Абиссинии, заранее убежденная в том, что ничем нельзя помешать вторгшимся итальянским армиям".
      Тактика Англии и Франции в Лиге наций сводилась к тому, чтобы, подняв паруса, не сниматься с якоря. Иными словами, встать в позу "борцов против агрессии" и вместе с тем не испортить отношения с Муссолини.
      Санкции были провозглашены, но от военных сразу отказались. Лига наций наложила эмбарго на ввоз в Италию оружия и некоторых товаров, приняла финансовые меры. "Категорически" запрещалось ввозить только железный лом и руду, а нефть, стальные болванки и чугун (обычно потреблявшиеся итальянской промышленностью) продолжали поступать. И Муссолини мог направлять в Африку все новые орудия и бронемашины.
      Моральное "оправдание" своему курсу англо-французские "умиротворители" находили в действиях американского империализма. Как известно, США категорически отказались участвовать в экономических санкциях. Под флагом "нейтралитета" заокеанские монополии использовали военную конъюнктуру. Так, их экспорт нефти в Италию в 1935 г. увеличился на 140% по сравнению с предыдущим годом, а в Итальянскую Африку - в несколько десятков раз. Значительно возросли поставки железного лома, стали, хлопка, автомашин. За счет расширения торговли с США и Германией итальянское правительство смогло компенсировать прекращение торговли e Советским Союзом и некоторыми другими странами - членами Лиги наций, принявшими участие в санкциях. Совместная доля Германии и США в экспорте Италии в период санкций составляла 54%, в импорте - 42%.
      Положение Эфиопии было отчаянным. Из-за установленной Италией блокады и эмбарго, наложенного империалистическими державами, страна не могла приобрести в необходимых количествах оружие. Ее защитники были вынуждены подчас сражаться копьями против танков. Тем не менее мужественные патриоты наносили тяжелые удары противнику. В конце 1935 г. итальянское наступление на севере и юге было приостановлено. Тогда агрессор применил отравляющие газы и запрещенные международной конвенцией разрывные пули. Наспех расставленные палатки, где разместились эфиопские госпитали, были переполнены тяжелоранеными, не хватало медикаментов, перевязочного материала.
      "Правительство Эфиопии напоминает Ассамблее, - говорил ее представитель Текле Хавариат, - что итальянское правительство... применяет наиболее совершенное смертоносное оружие, оружие самой передовой цивилизации и ужасающего варварства, о существовании которого большинство народа Эфиопии даже не подозревало. Правительство Эфиопии призывает всех членов Лиги наций использовать свой авторитет, чтобы прекратить эту работу уничтожения, направленную против страны, не имеющей оружия".
      Единственным искренним и верным другом Эфиопии в те трудные дни был Советский Союз. Стремясь не допустить развязывания фашистской агрессии, СССР еще 5 сентября 1935 г. решительно осудил действия итальянского империализма и со всей прямотой напомнил остальным членам Лиги наций об их обязательствах по защите мира.
      "...Налицо несомненная угроза войны, угроза агрессии, которую не только не отрицает, а, наоборот, подтверждает сам представитель Италии, - говорил советский делегат на заседании Совета Лиги наций. - Можем ли мы пройти мимо этой угрозы и забыть про существование статей 10-й, 11-й и 15-й Устава Лиги? Разве это не было бы вопиющим нарушением Устава Лиги? Разве нарушение его всем Советом не означало бы совершенного отрицания и упразднения пакта?"
      СССР призвал Лигу наций не останавливаться ни перед какими усилиями и средствами для того, чтобы предотвратить вооруженный конфликт между двумя членами Лиги и осуществить задачу, которая является смыслом существования Лиги. Когда же начались военные действия, Советский Союз использовал свое членство в Лиге наций для того, чтобы содействовать обузданию фашистского агрессора и оказанию помощи Эфиопии.
      "...Делегация СССР, - заявил советский представитель на заседании Совета Лиги 10 октября 1935 г., - считает своим долгом подтвердить свою готовность выполнить, наряду с прочими членами Лиги наций, все обязательства, которые налагает на всех их без изъятия ее Устав".
      Позиция Советского Союза была глубоко принципиальна и вытекала из незыблемых основ социалистической внешней политики, осуждающей агрессию. Советский Союз принял участие в санкциях против агрессора во всем объеме, рекомендованном Лигой наций, выступил за применение к Италии нефтяных санкций.
      Под различными предлогами ряд членов Лиги уклонился от выполнения принятых ею решений. СССР указал на опасность подобной практики для дела мира и предупредил, что она приведет к неизбежному краху саму Лигу.
      "...Если Лига наций хочет быть опорой мира, то такой опорой могут быть не доброхотные даяния, т. е. санкции в порядке добровольности, а лишь всеобщие обязательства. Там, где нет универсальности обязательств, там нет и Лиги наций для той роли, на которую она претендует".
      Борьбу против итальянской агрессии в Африке советская дипломатия связывала с настойчивыми усилиями по укреплению всеобщего мира и созданию в Европе системы коллективной безопасности.
      "Единство действий, - говорил советский представитель на одном из заседаний Совета Лиги, - является вернейшим средством ликвидировать конфликт, возникший на почве стремления к колониальной экспансии, грозящей территориальной целостности и национальной независимости одного из членов Лиги, представляющий опасность для всего человечества. Оно же может послужить залогом скорейшего осуществления коллективной безопасности необходимой системы, предупреждающей дальнейшие попытки с чьей бы то ни было стороны нарушить общий мир ударом по нему в самых чувствительных пунктах".
      Выступление Советского Союза в Лиге наций в защиту Эфиопии, призывы к Англии, Франции и другим государствам вступить на путь решительного обуздания агрессора сыграли важную роль в мобилизации мирового общественного мнения, срывали маску с пособников фашистской Италии.
      Монополистический капитал США, Англии и Франции выступил против выдвинутого СССР курса на обуздание агрессоров. Политика "умиротворения", проводившаяся Англией и с конца 1934 г. Францией, была политикой попустительства, поощрения разбойничьих замыслов фашистских держав. Пагубное влияние на развитие международной обстановки оказывали и действия Вашингтона. Закон о "нейтралитете" стал тараном, который реакционные круги США использовали с целью расстроить ряды сторонников мира, нанести удар по Лиге наций, пытавшейся, хотя робко и непоследовательно, применить санкции к агрессору.
      Политика западных держав воодушевила гитлеровцев. 7 марта 1936 г. в нарушение Версальского и Локарнского договоров немецкие войска перешли Рейн и заняли бывшую демилитаризованную зону. Франция снова увидела стальные штыки германского империализма. В мае 1936 г. итальянские войска вступили в Аддис-Абебу. С балкона римского дворца "Палаццо Венеция" Муссолини провозгласил создание Итальянской империи. Япония, расширяя сферу агрессии, готовилась к войне за подчинение всего Китая. Смертельная опасность нависла и над Монгольской Народной Республикой. На Западе и на Дальнем Востоке нарастала угроза войны для СССР. Подготавливая войну за новый передел мира, агрессивные государства быстро наращивали военно-промышленный потенциал, занимали важные стратегические рубежи. С момента захвата гитлеровцами власти в Германии до развязывания ими новой мировой войны была уже пройдена половина пути{*19}.
      Глава V.
      "Ось" агрессии и ее смазчики (1936-1937 гг.)
      "Тайный недуг" западней дипломатии
      Буржуазная Европа в середине 30-х годов представляла странное зрелище. Ликвидировав с молчаливого согласия западных держав "цепи Версаля", Германия усиленно вооружалась. Военные заводы третьего рейха работали круглосуточно, и черная туча, повисшая над континентом, быстро принимала угрожающие размеры. Однако правящие круги западных держав проявляли непонятную инертность. "Германия методически готовилась к войне, но ничто, казалось, не могло гальванизировать западные демократии и заставить их действовать", признает в своих мемуарах Киркпатрик, советник английского посольства в Берлине.
      Единственной страной, поднявшей в те дни свой голос с целью предупредить народы о надвигающейся угрозе войны и побудить политических лидеров Запада более реалистически оценить обстановку, был Советский Союз.
      "Должна ли Лига наций вечно оставаться "залой ожидания"? - говорил народный комиссар иностранных дел СССР на пленуме Лиги наций в сентябре 1936 г. - ...Агрессор, строящий всю свою политику на превосходстве грубой материальной силы, имеющий в арсенале своей дипломатии лишь грозные требования, блефы или угрозы и тактику свершившихся фактов, может быть доступен лишь голосу столь же твердой политики а хладнокровному расчету соотношения сил. Всякие увещевания и упрашивания его, а тем более уступки его незаконным и бессмысленным требованиям, всякое экономическое задабривание его производят на него лишь впечатление слабости, укрепляют сознание его собственной силы и поощряют его к дальнейшей непримиримости и незаконным действиям...
      Я считаю нужным сейчас же оправдаться от возможного обвинения меня в призыве к блокам, ибо я знаю, что для некоторых сверхпацифистов слово "блок" стало жупелом. Нет, я не требую новых блоков. Я готов довольствоваться существующим уже блоком, который называется Лигой наций, - блоком миролюбивых стран, объединившихся в целях взаимозащиты и взаимопомощи. Мы требуем лишь, чтобы этот блок действительно организовал взаимопомощь, чтобы он заблаговременно составил план действий, дабы не быть застигнутым врасплох, чтобы происходящей вне этого блока организации войны соответствовали эффективные действия по организации коллективного отпора".
      Можно ли было говорить более убедительно и обоснованно? Можно ли было проявить большую настойчивость в попытках сплотить все миролюбивые силы для отражения военной агрессии?
      Правящие круги буржуазной Европы не желали, однако, слушать предупреждений и призывов Советского Союза. Более того, несмотря на угрожающие масштабы гонки вооружений в третьем рейхе, он привлекал их симпатии. Поток иностранных визитеров спешил к берегам Рейна, среди них много было англичан. Политические деятели различных оттенков и представители делового мира, знакомясь с "достижениями" гитлеровцев, не скрывали восхищения. Особенную зависть у них вызывал "образцовый порядок" - рабочие не митинговали, не демонстрировали, не устраивали забастовок. Правда, буржуа пощепетильней морщили нос, когда приходилось слышать, что страна покрыта сетью концлагерей. Но они легко прощали Гитлеру подобные "эксцессы", ведь там содержались преимущественно коммунисты. Визитерам, разумеется, не терпелось поближе посмотреть на нацистских лидеров. Многим удалось это осенью 1936 г. во время Олимпийских игр в Берлине. Они проводились с необычайной пышностью, что должно было подчеркнуть "процветание" третьего рейха. Новые хозяева Германии казались "людьми энергичными", "радушными", с ними быстро устанавливалось взаимопонимание. А их внимание и любезность просто очаровывали, взять хотя бы "итальянские ночи", организованные Геббельсом посреди озера, когда за стол садилось сразу более тысячи человек!
      Среди паломников в новую "Мекку" был и английский премьер эпохи первой мировой войны Ллойд Джордж. Бывший ефрейтор оказал ему высокую честь, приняв на личной вилле в Баварских Альпах. Сидя у камина рядом с "фюрером" и скользя рассеянным взглядом по вершинам заснеженных гор, Ллойд Джордж с удовлетворением вспоминал, что еще на Версальской конференции выступал против "карфагенского мира". Германия, говорил он тогда, должна быть достаточно сильной, чтобы противостоять опасным веяниям из России...
      "Фюрер" прочел ему пространную лекцию об опасности коммунизма. Убеленный сединами британский политический лидер доказывал в ответ необходимость установления более близких отношений между Англией и Германией.
      - Я всем сердцем согласен с вами, - отвечал Гитлер, патетически прижимая руки к груди.
      По возвращении на родину Ллойд Джордж опубликовал восторженный отчет о поездке. Он превозносил "магнетическую" личность Гитлера и заверял англичан в его миролюбивых намерениях. "О, если бы у нас в Англии был человек со столь высокими качествами!" - заявил он. Превосходя по наивности Красную Шапочку, бывший британский премьер даже не поинтересовался, зачем у "доброй бабушки" такие большие и острые зубы.
      Буржуазные авторы склонны объяснять подобную "наивность" искренним заблуждением в отношении подлинных целей Гитлера. Кто мог в 1936 или 1937 г. предвидеть, говорят они, к чему приведет лихорадочная деятельность нацистов?
      "Многие политические деятели, принадлежавшие ко всем партиям{49}, отмечает А. Киркпатрик, - посетили Германию в предвоенные годы и совершили ту же ошибку, хотя и в различной степени. Они рассматривали Гитлера как политического деятеля, принадлежащего к той же школе, что и они, может быть, более возбудимого и опасного, но родственного им. Все они считали, что удастся заставить его прислушаться к голосу разума и что если дела зашли в их нынешний злосчастный тупик, то это в значительной мере в результате того, что с ним плохо обращались. Все они искали случая, чтобы доказать ему, что Германия может осуществить свои законные(?) притязания, не прибегая к силе".
      Попытки объяснить политику "умиротворения" агрессоров ссылками на заблуждения и ошибки, разумеется, нельзя принимать всерьез. Ее корни нужно искать в катастрофических потрясениях, какие претерпел капиталистический мир в годы мирового экономического кризиса 1929 - 1933 гг. Напуганная размахом революционных выступлений рабочего класса, буржуазия, по меткому выражению У. Фостера, потянулась к фашизму, как шакалы на падаль. Знамена Народного фронта, высоко поднятые в 1936 г. в Испании и затем во Франции, еще более отбросили буржуазию вправо. Гестаповские застенки она начинала считать единственным якорем спасения для "-свободного мира". Курс на подкормку фашистских держав и на сговор с ними представлялся крупному капиталу Запада естественным и необходимым.
      Доступная английская, и в особенности французская, дипломатическая документация, относящаяся к рассматриваемому периоду, необычайно скудна. Несколько приоткрывает "занавес лицемерия", скрывающий тайны дипломатии Запада, опубликованная переписка госдепартамента. В беседах с американскими представителями политические деятели Англии и Франции говорили значительно больше и откровеннее, чем до сих пор рискуют доверить бумаге. К числу таких людей относился, в частности, французский министр иностранных дел Фланден. Сообщая о своей беседе с ним, посол США в Париже писал 8 марта 1936 г.:
      "...я спросил его, считает ли он, что Германия имеет воинственные намерения. По его мнению, Германия намерена занять и укрепить демилитаризованную зону, которую она сможет затем удерживать минимумом сил, что даст возможность рейху обратить свое внимание на юг и на восток - в сторону Австрии, Чехословакии, Польши и России и что он полагает угрозу таких действий в конечном итоге вполне реальной".
      Во второй половине мая 1936 г. бывший американский посол в Москве Буллит, находившийся проездом в Париже, беседовал с генеральным секретарем МИД Франции Леже.
      "Леже сказал, - отмечал Буллит, - что завершение Германией строительства линии укреплений на границе с Францией и Бельгией создаст китайскую стену вокруг Европы. Франция и Англия будут отгорожены от Центральной и Восточной Европы, и все государства Центральной и Восточной Европы окажутся выданными на милость Германии.
      ...Если сооружение германских укреплений будет завершено, для Центральной Европы возможно лишь одно будущее - господство Германии".
      Тот же Буллит несколько раньше сообщал, со слов польского посла в Москве, о впечатлении, которое в Варшаве произвела ремилитаризация Рейнской зоны.
      "Польский посол, который только что вернулся из Варшавы и является одним из самых близких друзей Бека, высказал мнение, что следующим шагом Гитлера будет поглощение Австрии, и предсказывает, что вскоре после этого Бенеш появится на коленях в Берлине".
      Как видим, документы не свидетельствуют о "наивности" буржуазных политических деятелей. Они знали о военных приготовлениях фашистской Германии. Их "ошибка" заключалась лишь в расчете, что гитлеровские солдаты двинутся на Восток, против СССР, а не на Запад.
      Мало-мальски объективный анализ фактов должен был привести к выводу, что предлагавшиеся Советским Союзом коллективные меры были единственным средством обуздать агрессоров и спасти Западную Европу от установления германо-фашистской гегемонии. Несмотря на свои антисоветские взгляды, к такому выводу пришел, в частности, посол США в Вене Мессерсмит. Оценивая обстановку в Европе после занятия немцами Рейнской зоны, он указывал на опасность слишком большого увеличения мощи третьего рейха.