Журналист (№1) - Блуждающие огни

Повесив трубку, я закурил и уставился в окно. Пытаясь поскорее совладать с гневом и успокоиться.

Все молчаливо ждали.

Наконец я пришел в себя, повернулся и как можно более спокойным голосом представился. Но на лице все равно было написано, что все хреново.

— Вы из Грозного, да? — спросил меня хозяин кабинета (Батик — так он назвался).

Я кивнул.

— Ладно, говори, что случилось, — сказал Серега.

Я выложил все подчистую.

Мой напарник пригорюнился. Наши новые знакомые слушали, выпучив глаза.

— Слушай, — не выдержал Батик. — У вас там, в Москве, одни подонки живут, да? Солдат бросают в чистом поле зимой, не кормят. Мы тут им пожрать готовили. Сегодня одна улица варит, завтра другая. Так их и снабжали. Дрова привозили, чтобы они в палатках не позамерзали. Медикаменты давали, в баню водили. Белье давали, теплые вещи. О чем эти в Москве думают? Я вот тебя слушал — мороз по коже. Солдат посылают на убой! Что творится, а? Теперь ты мне говоришь, что тебя кинули! Плюй ты на этих скотов. Езжай домой и увольняйся. Оно тебе надо — помирать неизвестно за что? Не хотят ничего знать — хрен с ними!

От такого живого участия у меня даже на душе полегчало. И я окончательно утвердился в мысли, что я прав. Интересно, как они мне в Москве в глаза смотреть будут? Заранее, что называется, обосрали, но у меня есть доказательства, что я был на фронте.

— Вы, ребята, еще не знаете, — добил я. — Редактор отдела сказал, чтобы я переходил линию фронта и вместе с боевиками шел в горы. Сейчас, мол, всем интересно, куда они уходят, сколько их там человек, где эти базы.

— Они охренели! — воскликнул Сашка.

— Зачем тебе это геройство! — поддержал его Батик. — Они тебя за дурака принимают, да? Боевики как узнают, что ты был в войсках, — тебе звездец. Замочат. А начнешь еще спрашивать, кто они, куда идут, где базы, — умрешь мучительно и страшно. Плюй ты на свое начальство! Они тебя просто подставляют.

Мы выпили. Потекли разговоры о Грозном, о войне, о Моздоке и Москве. Когда мы уже дошли до кондиции, то плавно перенесли вечеринку к Батику в дом.

Утром мы с Шаховым первым делом затарились водкой, всякими одеколонами, шампунями, дезодорантами, мылом и прочим необходимым на войне припасом, которым военное командование не снабжает свои войска.

На КПП-20 показали пропуск и беспрепятственно сели на военную колонну. Доехали быстро.

Очевидно, наши лица уже примелькались в расположении части, поэтому без лишних вопросов нас подбросили прямо к дверям вагончика. Журналисты в части — штука, конечно, диковинная. Но и к этому можно привыкнуть. Тем более, как я понял, все наши действия, все наши разговоры куда-то докладывались. Потому вышестоящие командиры, которых мы и в глаза не видели, терпели нас и наши поездки. Кто бывал в частях, тот знает, что не так-то просто устроиться в боевое подразделение. Всегда найдется масса препятствий. И в первую очередь вышестоящее начальство.

— О! — воскликнули офицеры. — А мы уж думали, что хрен вас увидим. Вы либо герои, либо идиоты.

— Скорее второе, — сказал я. — Но вообще-то мы же обещали вернуться.

— Дык! Только мы тут подумали, что после увиденного вас сюда ни за какие деньги не затащишь.

Мы распаковали рюкзаки. Достали подарки.

Офицеры обрадовались парфюму, как дети:

— Ну, ехарлы бабай! Вот это мы понимаем! А то тут ни побриться толком, ни помыться, ни хрена.

— А где Кравченко? — спросил я.

— Он еще вчера уехал с каким-то генералом в Грозный. На какую-то там разведку. Сегодня вечером должен объявиться.

Мы расселись за столом.

— Помните поле, где перестрелка была? — спросил офицер, нарезая колбасу.

— Это где наши солдатики ночью шастали?

— Да. Мы решили назвать его полем дураков.

— О как!

— Вчера ночью духи выползли из леса и такой же цепью поперлись по этому полю в нашу сторону. Наверное, атаковать хотели. В общем, попали они, как и наши до этого, под перекрестный огонь. Только вот уйти мы им не дали. Артиллеристы постарались.

Вечером в вагончик влетел Сергей Кравченко с офицерами из его группы. Они буквально валились от хохота.

— Сейчас расскажу — помрете! — пообещал Сергей.

Когда были сняты все разгрузки, повешены на гвоздики автоматы, уложены в ящики гранаты, мы снова собрались у стола.

— Короче, слушайте, какой анекдот!..

Да уж, анекдот. А дело такое…

Прибежал генерал и сказал, что ему срочно надо попасть в район консервного завода. Приказал собрать бронегруппу. Мы приготовились. Стоим, ждем. Прибегает этот перец и говорит: «Кравченко, вы старший второй БМП, я возглавлю первую. Мой позывной будет „Коршун". А вы себе какой берете?»

Говорю: «Орел» тогда…

Расселись по машинам, двинулись в Грозный. Езда по городу, понятно какая, — на полной скорости, чтобы в тебя труднее попасть было. И головой по сторонам вертишь…

Выскочили на улицу. А там бой идет. Солдаты несутся вдоль улицы и на бегу стреляют по окнам на другой стороне. Соображаем: одна часть улицы — уже наша, на противоположной стороне засели духи. Машины, как положено, рассредотачиваются, стреляют по окнам, чтобы поддержать пехоту.

Я связываюсьс генералом: «Коршун», дальше идти нельзя, надо прояснить обстановку.

Понял, «Орел»!

Люк генеральской БМП откидывается, вылезает сам . Спокойненько так разворачивает карту, словно турист в Париже, что-то там высматривает и неспешным шагом идет к солдатам. Не обращая внимания на отчаянную стрельбу.

Вся бронегруппа приникла к триплексам — своими глазами увидеть, как сейчас прибьют сумасшедшего генерала.

Но пуля, оказывается, боится не только смелого, но и дурака. Генерал пересек улицу и уцепился за пробегающего мимо солдата: «Как проехать на консервный завод?!»

Рядовой посылает несколько коротких очередей по окнам. Оттуда отвечают. «Чо надо, мля? Отцепись!» — орет солдат и пытается смыться из-под огня.

Но генерал вцепился намертво: «Я генерал, товарищ рядовой! Где завод, я вас спрашиваю?!»

«Пошел на х…й!» — орет солдат, бешено стреляет по окнам. Он наконец вырывается из генеральских лап и бежит дальше.

Генерал пожимает плечами, удивлен непочтительностью, озирается в поисках подходящего гида. Тут видит, как из окна на первом этаже лупит пулемет. Соседнее окно заставлено шкафом. Понятно, что на пулемет он не идет, а стучит в шкаф: «Эй! Кто там? Открывай!»

Шкаф отодвигается. Небритая физиономия офицера: «Какого хрена?! Чего надо?!»

«Я генерал!» — орет генерал и тычет пальцем в свои погоны.

«Ну и фули?!» — У офицера тут бой идет, а его отрывают по пустякам.

«Как проехать на консервный завод?»

«Я чо, мля, экскурсионное бюро?!» — орет офицер и задвигает шкаф на место.

Генерал возвращается к своей БМП. Атакующие солдаты уже перебежали по улице и зашли обороняющимся боевикам в тыл. Стрельба на улице стихает и переносится во дворы. Боевики пытаются отступить, солдаты изо всех сил стараются им помешать.

Поскольку улица свободна, бронегруппа двигается дальше. Немного поплутав, нашли-таки консервный завод. Там генерал побежал по своим вопросам. Остальные завалились спать. К вечеру генерал снова прибежал и потребовал доставить его обратно. Солдаты и офицеры отказались ехать по темноте. Генерал настаивал. Грозил трибуналом. Расстрелом.

«Да расстреливай! Лучше здесь подохнуть! Хоть домой попадешь! Всяко лучше, чем там, на улице, — чтобы собаки потом сожрали!»

Генерал смирился и решил обождать до утра.

Такое вот дело…

И вот Кравченко снова здесь, среди своих.

— Когда вам домой? — спросил я.

— Вообще мы уже на этой неделе уезжаем отсюда. Пора уже.

Я рассказал про задание редакции.

— Да-а… Такое впечатление, что ваши начальники сбрендили. Может, ты разведчик, а не журналист? Зачем твоим начальникам знать, где их базы?

Я пожал плечами.

— Это вопросы разведки, Леша, — сказал Кравченко. — Если бы ты проник к боевикам и выяснил все, что требует твой редактор, тебе бы цены не было. Наше командование тебя бы на руках носило… И потом, в городе к боевикам ты никак не перейдешь. Если сунешься, они тебя сразу шлепнут. Подумай сам, вокруг война, и тут появляешься ты. Что ты им скажешь? Что ты журналист? Документ покажешь? И кого ты своими бумажками убедишь? Они тебя за комитетчика сразу примут и шлепнут, на всякий случай. Могут попытать для порядка. А уж под пытками ты признаешься и в том, что было, и в том, чего не было. Мы, например, тебя точно шлепнули бы, если б ты к нам со стороны боевиков пришел, да еще начал бы про операции да маневры выяснять. Сам подумай. Это ж война, а не «Зарница».

Я для виду согласился. Но ночью долго не мог уснуть и все размышлял: выполнять задание редакции или нет? С одной стороны, это вроде как вызов моему профессионализму. С другой стороны, они же меня уже кинули, вместе с моим профессионализмом в придачу. А с третьей стороны, на фига мертвому профессионализм? Что лучше: мертвый профессионал или живой дилетант?

Глава 23

Утром мы двинули на аэродром. Разведчики подбросили нас к самолетам и договорились с пилотами, чтобы те нас взяли в Моздок. Мы попрощались. Обменялись телефонами. В тот момент я еще не знал, что вижу Сережу Кравченко в последний раз.

Майкопцы попрыгали на броню. Махнули на прощание автоматами. БМП взревела, повалил черный дым из ноздрей. Клацнули гусеницы на прощание. Машина залихватски крутанулась на гололеде и подкатила обратно.

На взлетное поле сел транспортный вертолет Ми-26. В народе его называют «корова». Но боже упаси произнести вам это при пилотах. Вы больше никогда никуда не полетите. Возможно, что и ходить после этого будете с трудом.

Открылась задняя рампа, и на бетонку высыпали морские пехотинцы. Одетые с иголочки: новенький камуфляж, на касках трепыхались искусственные зеленые листочки. Морпехи жевали жвачку и глазели по сторонам. Вдали громыхал Грозный. Зарево пылало даже днем. Офицеры выстраивали своих солдатиков в колонну. Бравый вид. Крепкая уверенность. Стальной блеск. Кто неравнодушен к военной романтике — любуйся!

Со стороны громыхающего города к взлетной полосе прыгал по ухабам военный «Урал». Порывом ветра с кузова сорвало брезент. Морпехи прекратили жевать и заметно потускнели. «Урал» оказался нашим «старым знакомцем». Только теперь он был нагружен человеческими останками. При свете дня хорошо различались кровавые подтеки на его деревянных бортах. Из мешанины человеческих частей торчали головы, руки, ноги. Морпехи завороженно проводили грузовик глазами и, когда он скрылся в глубине взлетки, где-то за вертолетами, снова вперились в кровавое и громыхающее зарево над Грозным.

Да… Грузовик идет из города, морпехи стоят колонной в сторону Грозного. Возможно, сейчас они увидели свое будущее. То, что от них останется через какое-то время. Те, кого везут сейчас в «Урале», тоже когда-то выглядели стальными парнями с решимостью в глазах. И так же стояли колонной, смеялись, жевали жвачку и готовились к боям. Но они погибли. Ради чего? Что там, в Грозном, такого, за что люди должны погибать пачками? Может, там живут сплошь нобелевские лауреаты? Нет. Может, там полно научных лабораторий, институтов, сверхсовременных заводов, где ежеминутно совершаются великие научные открытия? Нет. Может, там творят великие художники, писатели, мыслители, философы, поэты, которые двигают вперед мировую культуру человечества? Нет, нет и нет! Так зачем нам вообще сюда переться?

Дорогой мой читатель! Не верь, когда всякие умные дяди говорят тебе о целостности России, о нефти, о хлебе и прочей ерунде. Россия потеряла тот же Таджикистан. А уж там, поверь, намного больше полезных ископаемых, чем на мизерном клочке земли под названием Чечня. В Таджикистане не просто полезные ископаемые, там стратегически важные материалы. Золото, алюминий, железная руда, драгоценные камни россыпями. В Таджикистане залезаешь в речку купаться — выходишь, и трусы сверкают на солнце от золотого песка. Там хлеб, хлопок, виноград — и всего этого навалом.

По сравнению с этим Чечня — никому не нужная пустыня! Сахара! Нет здесь у России никаких интересов.

Зимним вечером на военном аэродроме в Моздоке лучше не показываться. Не в том смысле, что опасно, а в том, что здесь ты никого не найдешь. Огромные расстояния между взлетной полосой и штабом по управлению полетами, а также полнейшее отсутствие связи делают безнадежными все пешие попытки узнать о самолетах на Москву, договориться о полете, а потом еще и поспеть к отлету. Пока договорился, пока нашел нужную тебе взлетную полосу (указателей нет никаких), пока дошел, самолет уже улетел. И все начинается заново.

В жуткую, пробирающую до костей метель мы вынырнули из ночи после пяти километров марша возле какого-то штаба. Военные такие люди, которые не нуждаются в поясняющих надписях. А если и пришпилят что-нибудь, то лишь в качестве издевки. Пишут, например, «Туалет». А ходят — в соседние кусты.

Табличка на дверях гласила: «Штаб в/ч 34693». Почему именно 34693? А не, скажем, 54098? Конечно, я знаю: если в номере пять цифр — это армейская часть, если четыре, то перед тобой внутренние войска. Но и только. Что же должны сказать эти цифры постороннему человеку, если они и самим-то военным ничего не говорят? «Штаб в/ч 34693» может оказаться штабом армейского свинарника, штабом авиаподразделения. Да чем угодно!

Пошли выяснять. Здание встретил гулкой пустотой и тусклыми лампами. Ну, триллер. На улице метель, в здании ни души. Хоть ложись и помирай.

Обмороженными руками я дергал запертые двери и в каком-то тупом оцепенении продвигался по коридору. Скоро двери кончились. Мы с фотографом поднялись на второй этаж. Та же гулкая пустота.

— Счастья добивается только упорный человек, — сказал я.

— Может, заорать? — предложил Шахов.

— А вдруг это штаб глухих военных?

Я снова начал дергать двери. О, чудо! Дверь открылась!

В сумраке ночной настольной лампы лежал на кушетке, заложив руки за голову, человек в летной форме. Он тупо смотрел в потолок. На стене, возле кушетки, висела огромных размеров карта мира. Человек будто замышлял глобальные стратегические воздушные операции.

Я поздоровался.

Военный встал и уселся за письменный стол.

— Вы кто? — спросил он буднично, словно давно поджидал, когда мы его обнаружим.

— Мы журналисты, нам бы в Москву улететь. Позарез надо. Мы только-только из Грозного, — на свет в очередной раз появились документы.

Военный повертел их в руках и задумчиво спросил:

— А меня-то вы как нашли?

Мы с Серегой переглянулись. Что ему ответить? Что мы его и не искали? Мы ведь даже не знаем ни кто он, ни что он может для нас сделать. Но, судя по его вопросу, мы попали куда надо.

— Да вот шли и нашли, — сказал я загадочно.

— Понятно, — ответил военный не менее загадочно. — Так, значит, в Москву?

Мы кивнули.

— А сами вы из Грозного?

— Сами мы из Москвы, ездили в Грозный в командировку, — я достал командировочное удостоверение.

Он и его повертел в руках.

— Кстати, моя машина у входа стоит? — спросил военный.

— Там вообще никакой машины нет.

— Вот мля! — возмутился военный. — Так когда вам надо в Москву?

Они тут каждую минуту, что ли, на Москву взлетают?

— Да хотелось бы уже сегодня. Военный заглянул в бумаги на столе:

— Вот сейчас будет взлетать «Скальпель». С четвертой.

Мы кивнули, делая вид, что отлично понимаем, о чем речь.

— Вам надо туда. Он вас наверняка сможет взять.

— А как мы туда попадем? — спросил Шахов.

Военный позвонил по телефону.

— Машина где моя? — спросил он в трубку. — Чтобы сию секунду была здесь! — Трубка упала на рычаг. — Сейчас вас подбросят. Ну и как там, в Грозном?

Через десять минут зашел водитель. Мы так и не выяснили, кто наш добродетель.

— Подбросишь ребят к «Скальпелю», поговори там с пилотами.

Мы попрощались с добрым дядей военным и поехали на аэродром.

«Уазик» домчал нас до «Скальпеля». Водила переговорил о чем-то с экипажем и укатил в ночь.

Мы подошли к боковому трапу. Позади машины, через откинутую рампу в большой спешке грузили раненых. Военные санитарки сновали туда-сюда с такой скоростью, точно с минуты на минуту все ждали появления боевиков.

— В Москву, значит? — спросил пилот.

— Да-да, — подтвердили мы радостно.

— Сами-то вы откуда?

— Из Москвы, журналисты. Ездили в Грозный.

Я уже начал уставать от этих бессмысленных разговоров.

— Оружие есть?

— Откуда? Мы гражданские люди!

— По-твоему, ВСЕМ гражданским не нужно оружие, что ли?

— Нам — нет, мы — журналисты.

Но все равно пришлось открывать рюкзаки и показывать, что мы честные люди.

Нас поставили в предбаннике у кабины пилотов и посоветовали крепче держаться при взлете.

Мы обрадовались до безумия. Даже не верилось, что уже через два часа я буду ехать в теплом метро.

После взлета Шахов откупорил бутылку водки и пригласил техника разделить с нами пиршество. Тот притащил сухой паек на закусь, и мы принялись разогревать окоченевшие конечности. Чуть погодя к нам присоединился летчик из кабины пилотов. Когда мы прикончили две бутылки водки, техник вытащил из заначки медицинский спирт. Навалились на него.

На душе полегчало. Все страхи и ужасы войны, голод и холод отступили. Словно отвалились от нас после взлета.

Мы пили, травили анекдоты, говорили о войне, о Грозном. Пилоты говорили, что раненых очень много. Каждый день самолеты развозят их по разным городам и госпиталям. График у пилотов очень напряженный, без продыху.

Разлили еще по одной.

— Ну, будем здравы, — сказал я.

Пилот к стакану не прикоснулся.

— А вы что же?

— Мне еще самолет сажать, — сказал он, поглядывая на часы. — А мы уже, считай, прилетели.

— Да-да! Конечно! — заголосили мы с Серегой. — Главное — самолет! Удачная посадка, так сказать!

Кто бы мог подумать, что два часа кряду мы спаивали нашего главного летчика.

Пилот зашел в кабину и сел за штурвал.

— А можно мне посмотреть из кабины? — попросил я.

— Валяй!

В кристально чистом воздухе самолет медленно наплывал на сверкающую огнями Москву.

Внизу отчетливо различались светофоры и снующие по проспектам машины. Горел под прожекторами Кремль. Кипела Тверская, кружилась в хороводе машин Лубянка.

Самолет сделал полукруг и стал снижаться в темноту военного аэродрома Чкаловский.

Я до сих пор не понимаю, как летчики могут работать в кромешной тьме.

Взлетная полоса стремительно приближалась. О том, что она есть, говорили только зажженные по кромкам огни. Саму бетонку засыпало толстым слоем снега. Ударил боковой ветер и начал сносить самолет в сторону. Летчик дернул штурвал. «Скальпель» снова нашел полосу. Машина стремительно снижалась. Новый удар поддых — и самолет отбрасывает в сторону. Пилот опять выруливает на полосу. Он крутил штурвалом, как велосипедист на кочках. Наконец машина прижалась к земле. С веселым стуком загремели по бетонке шасси. Самолет вырулил на стоянку. Началась разгрузка раненых.

Мы попрощались с пилотами и пошли ловить попутную машину.

Подъезжая к Москве, поймал себя на том, что постоянно кручу головой по сторонам. Словно боюсь обстрела или засады. Остро не хватало взрывов и стрельбы. Лязга гусениц под ногами и зарева на горизонте. Даже не верилось, что можно вот так запросто ехать вечером на машине и ничего не бояться.

Война и борьба за выживание очень быстро входят в подсознание. Вытравить из себя эти привычки я не могу уже который год.

Возле метро мы с Серегой взяли пива и встали в сторонке, чтобы договориться о встрече на завтра. Прохожие смотрели на нас, как на двух бомжей. Меня это повеселило. Наш вид в Грозном, наоборот, говорил о нашей респектабельности. Там ведь вообще все ходили в рванье. Выпив пива и обсудив насущные дела, мы разъехались.

Я шел темными дворами, смотрел на горящие окна и представлял себе, как я сейчас зайду в квартиру, как приму ванную, наемся до отвала, завалюсь в теплую постель и не буду ни о чем думать. Не буду думать о том, что сейчас в эту самую минуту гибнут люди, о том, что их трупы жрут бездомные собаки, не буду думать о тех умерших раненых в холодной палатке, о взорванных, растерзанных, пропавших без вести…

…Тут я почувствовал, как у меня по лицу текут слезы! Ни хрена себе! Я не собирался плакать, да и лицо у меня оставалось спокойным, но слезы катились безостановочно. Пришлось открыть припасенную бутылку пива и припасть к горлу. С веселыми бульками холодное пиво легко уходило внутрь. Это меня остудило. Я зачерпнул пригоршню снега и вытер лицо. Расплавленный снег сразу же прихватило морозцем.

Вот теперь я уже, наверное, точно приехал…

ЧАСТЬ II

Глава 24

Итак, «Блуждающие огни» в Чечню не приезжали. Зря только промотался там около месяца. Наше расследование и спасение Вики снова застопорилось.

— Ты просто супер поработал! — похвалил меня Колчин при встрече.

Он показал мне номера газет, где напечатаны мои репортажи из Грозного. Начальство по необъяснимым причинам решило все-таки кое-что опубликовать. Правда, самые острые моменты были ловко выправлены, а кое-где и вовсе обойдены. Меня эти газетные «виражи» уже не волновали. Перегорело.

— Саша, я готов тебя убить. Там нет никаких «огней»!

— Я даю слово, что мой знакомый…

— Что это за знакомый? Прапорщик какой-нибудь?

— Хм. Вроде того. Только звезды на погонах пожирнее и посолиднев. Вообще-то он генерал. А точнее, командующий.

Я раскрыл рот.

— Да-да. Именно поэтому я говорил тебе об «огнях» с такой уверенностью. Он же владеет информацией. У него вся картина перед глазами и все разведсводки.

— И откуда он?

— Из Министерства обороны.

— Так что ж ты раньше молчал!

— Раньше он сам знал отрывочно. И не хотел с тобой встречаться. А теперь он готов помочь.

— Как все медленно, — посетовал я. — Уже сколько месяцев прошло, как Вика в плену. Она же с ума там сойдет.

Колчин насупился:

— По крайней мере, мы, в отличие от спецслужб, хоть что-то делаем.

— Медленно, слишком медленно.

— Мы не спецагенты, Леша. Мы простые люди, у которых в карманах журналистские удостоверения. За нами не стоит мощное министерство.

— Ладно, убедил. Звони своему генералу.

— Я сейчас, — Колчин вышел из кабинета.

Через пару минут он вернулся:

— Завтра. На нейтральной территории, он готов с нами встретиться. Без диктофонов и прочей ерунды.

В кафе «ZOO», неподалеку от московского зоопарка, генерал явился по гражданке. Это место, как выяснилось впоследствии, нравилось не только нам. Тут частенько встречались офицеры ЦРУ и РУМО со своими агентами — пока в один день контрразведка не накрыла эту «шпионскую малину». Кафе работает до сих пор. Под тем же названием. Но мало кто знает о его былой славе.

— Где были замечены «огни»? — спросил я без всяких предисловий.

— В южном секторе. Вы себе карту Чечни представляете?

— А то!

— Вот там они и стоят.

— Насколько это достоверно? — специально для меня уточнил Колчин.

Генерал хмыкнул:

— В отличие от журналистов, моя информация из первоисточника. Наша разведгруппа попала в засаду боевиков. Во время боя в тыл боевикам ударило подразделение. Разведчики думали, что это свои пришли на помощь, но после того, как отряд расправился с боевиками, он ударил по разведчикам. Там, в группе, были пограничники из Таджикистана. Они опознали этих ребят. Так можно сказать.

— Случайно, не капитан Федулов там был? — спросил я.

— Майор Федулов, — поправил генерал.

— Как быстро растут люди! — восхитился Колчин.

— Удалось ли взять кого-нибудь в плен? — задал я новый вопрос.

— Нет.

— Но ведь охота продолжается?

— Безусловно.

— Нам надо попасть в это подразделение. Вы можете нам помочь?

— А что вы там собираетесь делать?

— Мне надо прояснить судьбу своей невесты, — сказал я. — Она была захвачена «огнями» больше полугода назад. И, по нашим предположениям, находится сейчас в Таджикистане. В плену у этих «огней». Нам надо знать, где именно? Как ее найти?

Генерал смерил нас тяжелым взглядом:

— Не понял только, зачем вам летать в Чечню?

— Если мы попадем в это подразделение и они возьмут пленных «огней», то мы сможем узнать от них о судьбе Вики.

— Ну что ж. План вроде бы прост… Только подразделение наше не совсем простое. Как, собственно, и противник. Вам ведь не обязательно везде представляться журналистами?

— Конечно, нет.

— Отлично. Я могу прикомандировать вас к группе спецназа — как гражданских специалистов. Это снимет лишние вопросы у подчиненных. Будете сидеть на базе. И окажетесь в курсе всех событий. Командира я предупрежу, что если попадется пленный из «огней», он даст вам с ним пообщаться. Но только в присутствии офицеров, разумеется. Надеюсь, вы не против, чтобы мои люди были рядом?

— У нас секретов от военных нет! — заверил я. И добавил: — Нам нужно спасти Вику. Ничего более. Но и у меня есть одна просьба: ваши офицеры не должны никому рассказывать, о чем мы спрашивали пленных.

— Хорошо. Просто я должен знать все, что происходит в наших подразделениях.

— Понимаете, — Колчин заторопился, полагая, что генерал мог обидеться на мои последние слова, — нам редакция запрещает заниматься поисками Вики. Начальство считает, что это в компетенции ФСБ или кого-то там еще. Но мы-то знаем: из-за Чечни нашу коллегу сейчас никто не ищет. Она никому не нужна. «Блуждающие огни» — наш последний шанс.

Генерал понимающе кивнул:

— Разделяю вашу озабоченность. Мои люди будут молчать. Обещаю. Но и вы со своей стороны обещайте, что не будете называть имена наших офицеров, номера частей и место их дислокации. Нам это может повредить.

— Ну, разумеется!

Я спросил:

— Скажите, а почему со штурмом Грозного все так хреново вышло?

— Штабные твари, — медленно проговорил генерал, лицо сделалось пунцовым.

— Кто? — переспросил Сашка.

— Перед штурмом я приехал с проверкой в штаб группировки, — обошелся без уточнений генерал. — Попросил показать мне карту операции. Знаете, что они мне дали? Карту, на которой, как в мультиках, нарисованы карандашом три красные стрелки, сходящиеся на Грозном. Я сказал начальнику штаба: «Вы закончили две академии и не знаете, как готовятся карты войсковой операции? Где у вас номера частей? Какие у вас силы наступают? В каком порядке? Где рубежи? Где данные о противнике?» Знаете, что он мне ответил?

Мы молчали.

— Этот олух заявил мне, что и так сойдет. Мол, министр обороны все уже одобрил. Звоню министру, а он мне: «Чего ты к ребятам привязался! Пусть работают!» Выхожу на улицу, ловлю первого попавшего капитана, спрашиваю, к какой части он приписан? Он не знает! Лейтенанта ловлю — тоже ничего не знает. Даже не знает, кто у него во взводе. Спрашиваю солдат. Они тоже не знают, кому подчиняются. Они даже своих младших командиров назвать не могут. Вы представляете себе?

— Как же они… — начал я.

— Погоди! — двинул рукой генерал. — Сидим на совещании командного состава. Докладывает летчик: «Мы ракетами и бомбами с лазерным наведением сможем даже в оконные форточки попадать!» Спрашиваю его после выступления: «Какие лазеры? Зима на дворе! Туман, низкая облачность. Лазерное наведение работать в таких условиях не может. Вы будете бомбиться вслепую! Фактически по своим!» «Да знаю я!» — говорит мне летчик. «Так что ж ты нам тут голову морочишь?» — «Если я скажу правду, меня главком с должности снимет!» Вот так, мля, мы готовились к войне.

Генерал умолк. Мы тоже не знали, что сказать. В нормальных странах такая подготовка к войне заканчивается военным трибуналом для всех офицеров и генералов Главного оперативного управления Генштаба. Наши «герои» служат до сих пор.

Согласно людскому поверью, смельчаки часто напиваются, когда минует опасность. Я бы несколько расширил это устаревшее правило. Иногда смельчаки напиваются еще до наступления опасности, а некоторые ухитряются налакаться даже во время самой опасности. Именно поэтому все трезвенники считают их смельчаками.

В этом смысле мы с Колчиным причисляли себя к офигительно смелым людям.

Генерал позвонил очень скоро. И двух дней не прошло. Ничего конкретного не сказал. Бросил одно слово: «Затевается».

Мы все поняли. И стали готовиться.

Приняв на грудь, пошли к Павлову — договариваться о командировке в Чечню.

— Нет, — отрезал тот. — Даже не думайте. Вместе вы никуда не поедете. У вас и так плохая репутация.

— Но мы уже исправились, — прикинулся паинькой Колчин. — Все уже позади, Иван Тимофеевич. Все вошло в нормальное русло.

— Ни черта не вошло никуда! — грохнул редактор. — Вика до сих пор в плену! Эти черти из ФСБ пудрят нам мозги, что работают над этим! Но какой они там работают! Все их спецподразделения в Чечне сейчас! Вместе с операми!

— Пошлите и нас туда, — осторожно вставил я. — Мне одному с чужими людьми ехать не с руки. А с Сашкой привычнее и спокойнее. Он человек рассудительный и… и все такое.

— Вот именно, что «все такое»! Ладно. Когда готовы ехать?

— Хоть завтра!

— Что-то мне ваша готовность к самопожертвованию не очень нравится. Опять задумали какую-нибудь пакость?

— Какое там! — замахали мы руками. — Просто засиделись! Надо ведь и работу делать. А Чечня на сегодня — тема номер один. Сами знаете.

— Знаю. Только я еще и вас, стервецов, знаю. Просто так вы ничего не делаете.