Глава седьмая

В наступивших «розовых сумерках» но-вансы продолжали путь через горы.

Каждый переход длился два-три земных часа, после чего следовал четырех-пятичасовой привал для сбора пищи и сна. Основную нашу еду составляли плоды, похожие на орехи с тонкой оболочкой, и грибы, напоминающие дождевики. Эти белые шары росли повсюду, даже на покрытых тонким слоем мха камнях, порой достигая размеров футбольного мяча. Маленьким детям их давали вареными, но все прочие ели лунные «дождевики» сырыми. В первый раз я попробовал их с опаской, но грибы оказались не только вполне приемлемыми для человеческого желудка, но и удивительно вкусными, напоминающими вареную телятину.

Однако такая пища не могла заменить но-вансам настоящее мясо, и они становились все более взвинченными и свирепыми.

Несколько раз во время привалов между воинами вспыхивали драки; все чаще я ловил на себе жадные взгляды голодных лунных жителей и слышал брошенное в мой адрес слово «унит»… Та-ван не захотел объяснить мне смысл этого слова, однако я прекрасно понимал, что ничего хорошего оно не означает.

Я уже начал всерьез задумываться о бегстве во время приближающихся «синих сумерек», но не успели еще закончиться «розовые», как произошло сразу два важных события.

О первом из них у меня нет желания подробно распространяться.

Скажу коротко: наши дозорные обнаружили небольшую группу ва-гасов из другого племени, и после короткого ожесточенного сражения чужаки были полностью перебиты. В этом бою Го-ва-го впервые опробовал карабин, зарядив его боевыми патронами, и правильнее было бы назвать происшедшее не боем, а бойней. При столкновении погиб всего один но-ванс, причем по нелепой случайности — женщина: она наблюдала за битвой с возвышенности и пала от вражеского копья.

Племя Го-ва-го получило вожделенное мясо, и полтора земных дня продолжался каннибальский пир, в котором приняли участие все, кроме меня и Ортиса Кларка… Впрочем, насчет последнего я не поручусь: думаю, в угоду своему новому покровителю бортмеханик смог бы сожрать не только инопланетное мыслящее существо, но и человека.

Но-вансы еще не закончили пиршество, когда с вершин неожиданно налетел холодный пронизывающий ветер, который почему-то очень встревожил всех взрослых ва-гасов. Пожитки были собраны в мгновение ока, недоеденное мясо брошено в сумки, и все племя по приказу Го-ва-го устремилось из ущелья на гору, поросшую высокими деревьями.

На этот раз не соблюдалось никакого подобия походного строя; мужчины, женщины, дети, смешавшись в одну толпу, в страшной спешке карабкались вверх.

Мы еще не успели добраться до деревьев, как из плотных фиолетово-черных туч хлынул дождь, и по склону потекли потоки жидкой грязи. Теперь мне пришлось пустить в ход не только руки, но и ноги, уподобившись четвероногим братьям по разуму. Я не понимал причин, заставлявших но-вансов с такой лихорадочной поспешностью взбираться на гору, но всеобщее смятение невольно передалось и мне.

Все вокруг пихались, спотыкались, падали, снова вставали, матери подталкивали перед собой детей, а когда племя наконец достигло деревьев, с небес хлестал уже не дождь, а настоящий ливень.

Однако это было только началом лунной бури!

Едва мы с Та-ваном нырнули под одно из деревьев, как ветер перерос в ураган. С диким воем он пытался оторвать но-вансов от стволов, за которые те цеплялись, и швырнуть к подножию горы. Ливень все усиливался, вода забивалась в рот и в нос, почти не давая дышать… И вдруг раздался такой оглушительный грохот, какого я еще не слышал ни разу в жизни.

Темные тучи распорола ветвистая молния, потом вторая, третья, четвертая…

— Та-ван! — с трудом перекрикивая рев бури, крикнул я. — Нам опасно оставаться под деревьями! Лучше спустимся вниз, а не то…

Та-ван, прижимавшийся к стволу рядом со мной, замотал мокрой головой:

— Нет! Только здесь мы сможем спастись! Ущелье скоро затопит!

Он оказался прав. Вода потоками бежала с гор, и несмотря на то, что глубина ущелья достигала сорока-пятидесяти футов, спустя полчаса оно превратилось в бурную реку. Если бы кто-нибудь остался внизу, он неминуемо бы погиб: вождь Го-ва-го руководствовался в своих действиях отнюдь не слепым ужасом, а опытом многих пережитых лунных гроз.

Буря продолжала бушевать, ва-гасы в ужасе цеплялись за стволы, содрогающиеся от ударов грома. Многие деревья падали, не выдержав единоборства с ураганом или пораженные молнией, — и отважные но-вансы отзывались на каждое такое падение воплями ужаса. Кажется, я тоже кричал: впервые мне приходилось испытать на себе гнев Повелителя Грохочущего Неба, и я не мог не содрогаться от неистовой мощи лунной грозы.

Но даже если мне с моей огромной, по здешним меркам, силой, едва удавалось сопротивлялся порывам бешеного ветра, как же их тогда выдерживали ва-гасы?

Не успел я об этом подумать, как мимо прокатилось маленькое, отчаянно вопящее существо, которое кувыркалось среди грязи и вырванной с корнем травы, напрасно пытаясь за что-нибудь уцепиться. Сделав бросок в сторону, я поймал малыша за ногу, но вернуться обратно под дерево не сумел: ветер швырнул нас обоих вниз по склону. Почти сразу мы врезались в другой ствол, и я вцепился в него, что было сил.

Маленький но-ванс, зажатый между мной и деревом, тонко испуганно скулил…

И, услышав этот скулеж, я вдруг понял, что буря стихает. Ураган ревел уже не так оглушительно, молнии вспыхивали все реже, дождь почти перестал, и вскоре среди разошедшихся туч мелькнуло полотнище красного неба.

Лунная буря закончилась так же внезапно, как началась.

Но-вансы один за другим стали выходить из-под деревьев; матери, во время урагана прикрывавшие собой детей, выпрямлялись, встряхиваясь всем телом…

Я сделал то же самое, понимая, до чего нелепо выгляжу с маленьким ва-гасом подмышкой. Я ощупал малыша, убедился, что тот ничего себе не сломал, и подтолкнул его вверх по склону:

— Беги!

Но мальчишка продолжал жаться ко мне, мокрый, грязный и перепуганный.

— Ступай к матери, тебе говорят! — строже прикрикнул я, но Та-ван, съехав ко мне по раскисшему склону в смешной несолидной позе — ни дать, ни взять, пони, катающийся с горки! — взглянул на малыша и сказал:

— Это — Кус-ка.

— И что же?

— Его мать убили ра-дасы шесть ол тому назад.

Ола соответствовала шести с половиной земным часам, и, проделав в уме быстрое вычисление, я понял, что спас малыша, чья мать погибла позавчера во время нападения но-вансов на чужое племя. К моему огромному облегчению, Кус-ка наконец пришел в себя, отцепился от моей куртки, встряхнулся и затрусил к остальным детям. Кажется, я счастливо отделался: не хватало мне еще воспитывать четвероногого сироту-каннибала!

Но-вансы успели вытащить из-под упавших стволов тела трех своих погибших сородичей и теперь деловито перерезали им глотки, давая вытечь крови, но внезапно бросили это занятие и разразились взволнованными криками, показывая друг другу на небо.

Взглянув вверх, я увидел большую птицу, которая парила на фоне темно-фиолетовых туч и багрового неба. Казалось, она пытается повернуть на юг, однако ветер упорно сносил ее по направлению к нашей горе. Птица все медленнее и тяжелее взмахивала крыльями… И вдруг стала быстро снижаться, почти падать на поросшую лесом вершину.

Удивленные крики ва-гасов перешли в вопли злобного торжества; повинуясь приказу Го-ва-го, полдюжины воинов галопом ринулись в гору.

— Что это за существо? — спросил я Та-вана.

— Унит! — со свирепой радостью ответил тот.

Так вот что имели в виду но-вансы, обзывая меня унитом! Значит, птицы в их мире, в отличие от большинства зверей, съедобны. Но если уни-ты — просто летающая дичь, как тогда объяснить ненависть, вспыхнувшую в глазах четвероногих лунных созданий при виде диковинной птицы? И почему Го-ва-го крикнул вдогонку своим воинам, чтобы они непременно доставили ему существо живьем?

Я постарался протолкаться как можно ближе к Го-ва-го, чтобы получше рассмотреть унита, когда его приволокут сюда. Само собой, в двух шагах от вождя находился Ортис, счищающий грязь со своей непромокаемой куртки. Благодаря прочной и теплой одежде мы с ним перенесли бурю куда лучше многих ва-гасов, однако наши перемазанные физиономии казались такими же варварскими, как лица четвероногих воинов. Я судил по Кларку, понимая, что сам выгляжу ничуть не лучше.

Я дружески подмигнул бортмеханику и засмеялся, когда тот, испуганно оглянувшись на Го-ва-го, поспешил отвернуться.

Внезапно вокруг грянули дикие крики:

— Унит! Унит!

Но-вансы торопливо поднимались на дыбы — эта поза означала у них предельное внимание или готовность к драке, — а Го-ва-го сел на ствол поваленного дерева, глядя на существо, которое вели к нему.

Я же при виде унита просто начисто лишился дара речи! Ибо плененное существо оказалось вовсе не птицей, а девушкой, к тому же такой красивой, каких я еще ни разу не встречал.

Что там говорить, Джимми, — ты же сам видел ее! И можешь поверить, в прошлой жизни она была такой же прекрасной, как в этой, даже тогда, когда двое конвоиров тащили ее сквозь злобно орущую толпу, — насквозь промокшую, перепуганную, с трудом переступающую ногами в высоких золотистых сандалиях.

В нескольких шагах от Го-ва-го воины отпустили пленницу, и она тотчас гордо вскинула голову, снизу вверх глядя в свирепое лицо повелителя но-вансов. Может, вождя она и обманула, но я видел ужас в ее глазах; а еще я увидел, как при виде нас с Ортисом эти глаза удивленно распахнулись, и смесь изумления и надежды мелькнула на перепачканном и измученном, но все же прекрасном лице лунной девушки.

Я же не мог оторвать от нее взгляда: таким совершенством она казалась. Тонкая длинная одежда наподобие туники, промокшая насквозь, обрисовывала стройное тело маленькой нимфы; густые длинные волосы цвета темной меди тоже намокли и покрывали девушку плащом до тонкой талии. Она была мала ростом и очень юна — будь она жительницей Земли, я дал бы ей лет пятнадцать-шестнадцать, не больше. Но я сразу понял, что в этом изящном теле таится отважный и мятежный дух. На маленьком личике с узким подбородком и точеным носиком сияли темно-голубые глаза, которым пленница напрасно пыталась придать надменное выражение…

Когда ее отпустили, она едва удержалась на ногах, однако тут же скрестила руки на груди и вызывающе задрала исцарапанный подбородок. Она напоминала мокрую взъерошенную пташку, осмеливавшуюся бросить вызов нацелившемуся на нее коту. Однако эту пичугу уже лишили возможности летать: сопровождавшие девушку воины бросили к ногам Го-ва-го пару длинных крыльев и нечто, похожее на ранец, к которому эти крылья крепились.

Вождь раздраженно рявкнул на своих злобно вопящих подданных, и когда те смолкли, спросил:

— Откуда и зачем ты явилась в свободные горы, унита?

Девушка еще выше задрала подбородок, но не осмелилась промолчать.

— Я из Лаэте, — небрежно бросила она. И, совладав со стучащими зубами, добавила: — Не твое дело, ва-гас, зачем я сюда явилась!

Но-ванс поднял мохнатые брови, оглядывая ее с головы до ног:

— А! Из Лаэте? Мясо женщин из Лаэте очень вкусно…

Пленница, и без того дрожавшая от холода, затряслась еще сильнее, но тут же презрительно воскликнула:

— Румит!

Го-ва-го ничем не показал, что его проняло оскорбление.

— Твое имя? — задал он новый вопрос.

— Наа-ее-лаа.

Вождь впервые позволил появиться на своем лице какому-то чувству, — и то было чувство величайшего изумления.

— Наа-ее-лаа? — повторил он. — Уж не дочь ли ты старого Сарго-та?

Она кивнула и больше не поднимала головы, пока Го-ва-го размышлял.

— Ты отправишь послание своему отцу, — наконец сказал вождь. — Пусть он пришлет в Долину Сумерек двести молодых жителей Лаэте. Если он даст за тебя этот выкуп, мы отпустим тебя целой и невредимой!

Наа-ее-лаа вдруг пошатнулась, я рванулся было ей на помощь, но Та-ван схватил меня за локоть.

— Никто не смеет мешать вождю, когда он допрашивает пленницу! — внушительно сказал молодой воин, и я остался на месте, поняв, что мое вмешательство сейчас принесет только вред.

По знаку Го-ва-го на плечи девушки набросили длинную мохнатую шкуру ти-мана, и она торопливо закуталась в нее.

— Принесите ей… — дальше вождь произнес несколько слов, которых я не знал, — зато их явно хорошо знала лунная девушка.

Она снова вскинула голову и срывающимся голосом воскликнула:

— Нет! Я не буду писать отцу!

— Во как? — глаза Го-ва-го нехорошо сузились, и пленница попыталась отступить на шаг.

Однако ее схватили за плечи и снова толкнули вперед теперь дочь Сарго-та даже не пыталась напустить на себя презрительно-гордый вид. Она съежилась от ужаса под свирепым взглядом предводителя четвероногих каннибалов, но тем не менее упрямо помотала головой.

— Я ничего не буду писать! — крикнула она. — Сыновья и дочери Лаэте так же дороги своим отцам, как я — своему!

Го-ва-го некоторое время смотрел на пленницу, и вдруг, схватив ее за волосы, выдернул из ножен нож. На этот раз Та-вану не удалось бы меня удержать, но все случилось буквально за пару секунд.

Взмах ножа — и роскошные волосы лунной девушки остались в руке вождя.

— Это послужит посланием Сарго-ту! — крикнул Го-ва-го. — А если через две улы мы не получим выкупа, ты сама пойдешь в котел, Наа-ее-лаа!

Глава восьмая

Ba-гасы никогда не оставались надолго там, где их застигла гроза: они считали, что на этом месте лежит печать гнева великого Зо-ала.

Передав пленницу на попечение женщин, Го-ва-го увел свое племя прочь с горы, и мы двигались без передышки много часов, — правда, не так быстро, как обычно, ведь слишком много женщин и детей но-вансов пострадали во время бури.

Я то и дело отыскивал взглядом среди движущегося впереди отряда лунную девушку. Нонно-вар (то есть, принцесса) Лаэте ехала верхом на но-вансе, закутанная с ног до головы в мохнатую шкуру, и остальные ва-гасы сторонились воина, вынужденного нести на себе ненавистную униту. Го-ва-го явно приказал хорошенько заботиться о пленнице, за которую ожидался богатый выкуп. Я не беспокоился за Наа-ее-лаа, но нетерпеливо ждал остановки, чтобы наконец-то с ней поговорить…

Однако меня постигло жестокое разочарование. Когда «синие сумерки» перемешали все силуэты, и мы наконец остановились, Го-ва-го запретил воинам замыкающего отряда нарушать походный порядок даже на привале. Как объяснил Та-ван, мы достигли излюбленных мест кочевий многочисленного и сильного племени лу-тансов, и теперь нам следовало держаться настороже.

Все воины хорошо это понимали, мне не удалось обмануть бдительность дозорных, чтобы проскользнуть к кострам, у которых грелись женщины и дети… Лишенный возможности поговорить с Наа-ее-лаа, я засыпал вопросами Та-вана: но-ванс начал отвечать мне при темно-синем сиянии неба, а кончил уже в темноте.

Наступила лунная ночь.

Но-вансы сварили тела погибших во время грозы соотечественников и приступили к трапезе. Я все еще не мог привыкнуть к подобным пиршествам, но все же остался сидеть у огня — не для того чтобы греться, а для того чтобы слушать рассказ Та-вана. А молодой но-ванс, наевшись мяса, сделался необычно разговорчивым и наконец объяснил мне, почему его народ так ненавидит двуногую расу Луны.

— Раньше мы, ва-гасы, жили не только в горах, но и в лесах, и в плодородных низинах. Но потом неизвестно откуда пришли светлокожие существа, не умеющие ходить на четырех ногах. Они говорили, что явились с неба, где живет великий Зо-ал, но в словах их была ложь, а в сердцах — измена. Мало-помалу они изгнали ва-гасов из охотничьих угодий и привольных пастбищ в бесплодные горы, а сами завладели всем лунным миром — всем во-наа!

— Когда это случилось, Та-ван? — спросил я.

— Давным-давно, много тысяч ул и келдов тому назад…

Я уже знал, что ула — это время от одной темноты до другой, то есть земной месяц, а келд, лунный год, равняется двумстам семидесяти двум земным суткам… Но расплывчатый ответ Та-вана дал мне только одно: убеждение, что «теория Ор-тиса» справедлива, и униты — это потомки марсиан, более трех тысяч лет назад основавших колонию внутри Луны.

Я продолжал жадные расспросы, и хотя Та-ван немногое мог рассказать, мне стала ясна причина ненависти ва-гасов к пришельцам — унитам. Легенда о некоем «золотом веке», когда все ва-гасы жили в плодородных низинах и имели вдоволь еды, наверняка имела под собой реальную почву. Только после того как их вытеснили в горы, почти лишенные дичи и пастбищ для скота, коренные жители Луны перешли к каннибализму. Оставалось гадать, что представляла бы собой сейчас раса четвероногих каннибалов, если бы уни-ты не прервали когда-то естественного хода ее развития.

Наконец Та-вану наскучило мне отвечать, но я уже успел узнать самое главное: униты обитают на просторных равнинах в деревнях и в больших городах, тянущихся до самого океана. Эти мерзкие уродливые создания нередко убивают друг друга не ради того, чтобы съесть, а просто ради забавы, хотя не смеют соваться в горы, принадлежащие свободным ва-гасам. Только торговцы унитов приходят в Долину Сумерек и обменивают оружие, огненные палочки и кухонную утварь на драгоценные камни, которые встречаются в горах ва-гасов. В эту пограничную долину Го-ва-го и отправил двух воинов с посланием для Сарго-та — ямадара города-государства Лаэте.

— А если Сарго-т откажется выкупить свою дочь, мы ее съедим, — закончил Та-ван. — Говорят, женщины унитов куда вкуснее женщин ва-гасов!

Вот и все, что мне удалось вытянуть из своего четвероногого приятеля, прежде чем мы снова двинулись в путь.

Честно говоря, приказ отправляться в дорогу застал меня врасплох: я не сомневался, что но-вансы останутся до рассвета там, где нас застала ночь. Но Го-ва-го и не подумал прервать поход из-за таких пустяков, как темнота и холод. Ва-гасы видели в темноте не хуже, чем днем, зато меня один-единственный ночной переход измотал больше, чем несколько дневных.

Первые полчаса мы двигались в кромешной темноте, и я не отставал от отряда лишь потому, что держался за ремень на спине Та-вана. Потом тропа круто повернула, и впереди неожиданно замерцал зеленый огонь: это светился горный мох, покрывающий склоны.

То была поистине фантастическая картина: волны призрачного зеленого пламени слева и справа и мчащиеся между ними ва-гасы — длинная вереница полулюдских-полузвериных фигур…

Вскоре я убедился, что в горах, как и в лесу, есть немало светящихся растений. Кроме мха здесь светилась низкорослая желтая трава; круглыми шафрановыми лунами поблескивали съедобные грибы; трепетали бледно-фиолетовые листья невысоких кустарников… Но эти маяки среди чернильной тьмы почти не облегчали движения, потому что я по-прежнему не видел тропы перед собой. И все же я был рад любым, даже самым слабым проблескам света, ведь без них темнота становилась настолько густой, что казалась бездонной пропастью.

Переход следовал за переходом, привал за привалом, и наконец мне стало казаться, что день никогда не наступит. Я пытался отсчитывать оставшиеся до рассвета сутки по числу остановок, но вскоре сбился со счета. Становилось все холоднее; во время движения меня спасала куртка с термоэлементами, а во время сна — такой же спальный мешок, но ва-гасы в последнее время спали, сбившись в тесные кучи и согревая телами друг друга.

Настало самое благоприятное время для побега, но теперь я не мог бежать из-за Наа-ее-лаа. Она упорно не выходила у меня из головы, хотя я не сомневался, что дочь Сарго-та путешествует по призрачно мерцающим горам в таком же удобстве и тепле, как и Кларк Ортис…

Однако ближайшее будущее показало, насколько сильно я недооценивал характер Ортиса.

— Скоро мы достигнем Теплых Земель, — обрадовал меня Та-ван на очередном привале.

— Ты хочешь сказать, что скоро станет светло? — я уже накопил порядочный запас слов и все-таки усомнился, правильно понял но-ванса.

— Да, скоро станет светло… А потом мы придем в Долину Теплых Озер.

— Отлично! Больше всего я сейчас нуждаюсь в горячей ванне, — проворчал я, пониже опуская капюшон куртки.

Вмонтированные в ткань термоэлементы, две недели накапливавшие энергию во время лунного дня, теперь почти полностью разрядились, и я все сильнее ощущал ледяной холод, стекающий с черных каменных небес. Мысленно я представлял себе далекий небесный купол со свисающими с него длинными сосульками…

Я лежал, закутавшись в куртку, пытаясь избавиться от видения оболочки Луны, покрытой льдом изнутри и снаружи, как вдруг сквозь мои веки начал просачиваться слабый розовый свет. Сперва я принял это за начало сна, но вдруг рядом кто-то испустил такой вопль, что я в два счета оказался на ногах.

Теперь уже кричали все ва-гасы, и эхо металось по горам, вторя оглушительному ликующему хору… А самые высокие горные вершины пылали пунцовой краской, словно зажженные факелы; потом загорелись пики пониже, и наконец по всем склонам побежали вниз потоки золотисто-розового света!

Наступил рассвет, — внезапно, как это всегда бывает на Луне.

Но-вансы встречали его восторженными воплями и прыжками, и я кричал вместе со всеми, подставляя лицо струящемуся сверху свету и теплу. Как раньше я мог ругать это живительное золотистое сияние?!

Через двадцать минут иней, серебрившийся на листве кустарников и на камнях, начал таять, а еще через десять минут ва-гасы пустились в путь — бодрые, разговорчивые, оживленные…

Но почти сразу произошла заминка.

Впервые за долгое время строгий порядок движения вдруг оказался нарушен: наш замыкающий отряд смешался с приостановившейся толпой женщин и детей, и, воспользовавшись случаем, я стал быстро проталкиваться вперед. Мне удалось протиснуться в самый центр группы раздраженно кричавших женщин и воинов — и я увидел Наа-ее-лаа, принцессу Лаэте.

Принцессу?

Нет, на горной тропе лежал просто жалкий комок грязного меха, и воины с воплями тыкали в него древками копий, приказывая пленнице подняться. Но Наа-ее-лаа только тихо стонала, судорожно кутаясь в грязную шкуру ти-мана, пытаясь втянуть под нее крошечные ступни с обрывками золотистых сандалий.

— В чем дело? — рявкнул Го-ва-го, галопом врезавшийся в толпу своих подданных.

— Унита не хочет идти! — сердито крикнул один из воинов.

— Не можешь идти — не можешь жить! — тут же злобно гаркнул кто-то, и многие но-вансы подхватили этот свирепый клич. Некоторые, не теряя времени зря, уже выхватывали из ножен ножи…

Наа-ее-лаа сделала отчаянное усилие, привстала — и рухнула лицом вниз. Мгновенно очутившись рядом, я приподнял ее и увидел, что девушка без сознания.

— Не можешь идти — не можешь жить! — заорал какой-то воин у меня над головой, но я встал, держа принцессу на руках, и взглядом заставил его замолчать.

— Я ее понесу! — заявил я, твердо посмотрев в глаза вождю.

За спиной Го-ва-го верхом на одном из воинов возник Ортис с исцарапанной хмурой физиономией; услышав мои слова, он почему-то яростно ощерился… Но Го-ва-го утвердительно кивнул и, пристально взглянув на меня, умчался вперед.

Порядок восстановился, только теперь я следовал среди замыкающего отряда с лунной девушкой на руках, не имея даже времени положить ее на землю и убедиться, что она жива. Но-вансы все быстрее мчались вперед, и я бежал рядом с Та-ваном, неся закутанное в шкуру бессильное неподвижное тело. «Не можешь идти — не можешь жить!»

К счастью, этот переход длился недолго. Вскоре мы взбежали на перевал, и внизу открылся вид на широкую зеленую долину, полную белых дымов.