Ме-шающих и вырвавших вперед убирали. Расчищали пути для себя.
      Благо, что киллеров для этой работы было в Москве хоть пруд пруди.
      Вся силовая структура страны обрушилась в одно мгновение. И специалисты высочайшего уровня оказались никому не нужны. А они ведь ничего, кроме как стрелять в людей, не умели. А жить им, как и всем остальным гра-жданам этой страны – тоже хотелось. И есть, пить – тоже.. А у них еще семьи. И тогда в жизнь людей начинают входить жестки законы джунглей. Хочешь жить -нападай и уби-вай первым. Иначе
      – убьют тебя. И убивали, убивали, убивали. Кого – открыто, демонст-ративно, чтобы неповадно было другим. Кого тайно. Неслышно.
      Был, вроде, человек, а теперь вот его нет. И никто не знает, куда он вдруг делся. С работы ехал, в магазин за-шел – сигарет купить.
      Всего-навсего И – пропал. И нет его больше нигде. И найти его уже – невозможно. Такова она, сегодняшняя жизнь современных бизнесменов
      Ну, а Отара расстреляли утром, когда он из дома выходил, чтобы ехать на работу.. Выходил с охра-ной. Уложили и его самого, и двух его охранников с шофером.. Из автоматов. Буквально изрешетили всех. А, может, и из пулеметов, бронебойными. Потому что и бронежилеты никому не помогли. Насквозь у всех…
      Юлия в этот момент была в Арабских Эмиратах. У одного шейха, нефтяного маг-ната, занимающегося заодно еще и поставками овощно-фруктовой продукции в Россию. Шейх был сравнительно молодой, лет тридцати пяти, а, может, и сорока, образованный и приятный на вид мужчина, прекрасно знающий русский язык помимо английского, французского и немецкого. Он закончил в свое время Кембридж в Англии и военную Ака-демию в США. Шейх был очень неравнодушен к Юлии и любил проводить с ней светс-кие беседы на самые разнообразные темы культуры, литературы, искусства, театра и ки-но. И Юлия, после того, как познакомилась с ним, основательно проштудировала историю
      Ближнего Востока, чтобы не выглядеть круглой идиоткой в разговорах и беседах с ним.
      Шейх несколько раз предлагал Юлии бросить все свои дела и выйти за него замуж.
      Он же сам был женат и имел то ли пять, то ли шесть молодых жен разной национальнос-ти. Там были и европейки, и американки, и свои – арабки. Юлии конечно же, чисто по "женски" и чисто по человечески, были приятны подобные знаки внимания к собствен-ной персоне со стороны такого высокого и влиятельного иностранного государственного деятеля. Да и человеком он был интересным, не лишенным мужской привлекательно-сти; с ним было приятно встречаться, аудиенции и деловые встречи с ним не являлись для Юлии тягостной обязанностью.
      Кроме того, ей не хотелось терять такого выгодно-го для фирмы поставщика и приятного для себя собеседника, и потому она всегда пыта-лась сводить все эти его предложения в легкую, непринужденную и ничего не знача-щую для них обеих шутку.. Юлии он подарил персональный "мобильник" какой-то сверх мудреной конструкции, отделанный золотом и бриллиантами. "Мобильник" был настро-ен только на одну волну, волну "мобильника" шейха, и по нему они могли переговари-ваться друг с другом сколько угодно и в любое время суток. И Юлия иногда им поль-зовалась. Но только иногда. Не перебарщивала и не навязывалась. Держала дистанцию. Но шейх звонил частенько. И они порой вечерами долго разговаривали друг с другом..
      О трагедии с Отаром ей позвонили с офиса фирмы в гостиницу. Она сообщила шей-ху о полученном известии и вылетела в Москву.. Ей хотелось лично проститься с Отаром. Не было на земле человека, которому она в своей жизни была бы столько обязана, сколько Отару. И она не могла не выполнить свой моральный долг перед ним, слишком уж значи-мым для нее человеком и мужчиной – проводить его в последний путь… . А после похорон для фирмы наступили трудные времена.
      Руководство фирмы сме-нилось. Пришли новые, совершенно не знакомые с делами фирмы, люди. Генеральным директором поставили человека со стороны, то ли чеченца, то ли ингуша, то ли менглета, то ли азербайджанца, то ли еще какой национальности. Но -не грузина. Это уж точно. Вы-сокий, толстый, лысый, с большим животом, большим, мясистым, отвислым носом и про-нзительно визгливым голосом кастрата, он производил на окружающих неприятно оттал-кивающее впечатление.
      Звали его Марат Гасимович; фамилия – Абдулов. По фамилии и имени национальность его определить было невозможно. Единственное, что было ясно с первого взгляда о его происхождении, это то. что он – кавказец. И больше – ничего. Глаза у него не были глазами русского человека. Черные, с густыми кустистыми бровями, с ост-рым, нагло колючим, недоверчивым и брезгливо презрительным взглядом выскочки, слов-но он смотрел не на людей, сотрудников и коллег своей компании, а на какую-то мало-значащую и ничем не стоящую "шелупонь", вечно путающуюся под ногами и мешающую нормальным людям жить и испытывать радость от жизни. .. Юлию он заприметил сразу. Все таки не могли мужчины проходить мимо нее рав-нодушно. Не могли – и все тут. И ничего с этим поделать было невозможно. Женская красота, если она неповторимая, сила очень и очень страшная.. И Юлия частенько ловила на себе его оценивающий, масляно влажный и какой-то неприятно раздевающий взгляд. А недели через три после своего вступления в должность, он задержал после очередного оперативного совещания, задал несколько пустых, ничего не значащих вопросов, затем встал, подошел к ней вплотную, так что на
      Юлию пахнуло запахом дорогого, импортного парфюна, глянул ей в глаза, демонстративно поднял обе свои руки, положил их на груди Юлии и начал грубо лапать и мять их, все также невозмутимо продолжая глядеть ей в глаза. Он демонстрировал ей свою мужскую и административную силу, и ждал ее реак-ции, абсолютно уверенный в том, что Юлия промолчит и покорно согласиться на все, что он ни сделает с ней сейчас. Но Юлия не стала подыгрывать ему, не стала она также ни кричать, ни шарахаться от него в испуге. Она молча вскинула правую руку и хлестко вле-пила ему пощечину.. Затем медленно повернулась к нему спиной и также медленно пошла к двери кабинета.
      Марат Гасимович грязно выругался и крикнул ей вслед:
      – С-су-учка-а! Ты еще у меня пожалеешь!
      Естественно, что после такого поступка работать Юлии на фирме было уже невоз-можно. Оскорбление руководителя при исполнении им его должностных обязанностей не может произойти безнаказанно. Ибо
      "трахание" красивых своих подчиненных, будь они женщинами или мужчинами, на своем рабочем месте входит в должностные обязанности руководителей нынешних торговых, да и производственных тоже, структур и должны приветствоваться всеми подчиненными. А женщина, которая осмелилась пойти против во-ли и желания своего Генерального директора, своего босса и своего хозяина – фирме не нужна. И потому она подлежит изгнанию. Позорному изгнанию.. Чтобы никому больше не было повадно. И Юлия не могла этого не понимать.
      Юлия пришла к себе в кабинет, достала лист бумаги, взяла ручку, немного подума-ла и написала заявление об уходе по собственному желанию. Заявление она зарегистриро-вала у секретаря, затем сняла себе копию на ксероксе и положила в почту Генерального директора.
      Дома вечером она открыла бутылку французского коньяка "Камю", налила полный фужер и почти что залпом, крупными, быстрыми и жадными глотками выпила все. А потом долго сидела, молча, уставившись невидящими глазами в желтоватый узор шведской кафельной плитки на стене кухни. На душе была черная, непроницаемая пусто-та. Жизнь опять прижала ее и прижала так крепко, что выхода из создавшегося положения она не видела никакого. Хоть плачь, хоть вой, хоть в петлю лезь – результат один. И толь-ко один – в объятия к шейху. Можно было, конечно, объятия шейха заменить на объятия Марата Гасимовича.
      И тогда все останется по прежнему. Должно остаться.. Если даже не станет лучше.. Но это же – кошмар! Кошмар! Хуже всякой смерти.
      Поэтому остается од-но – шейх. Он хоть – не противен физически. А насчет остального – стерпиться.. Пусть как-нибудь, но – стерпиться..
      Приходилось и не то еще терпеть…
      Что ж, приходилось с прискрбием для себя констатировать, что родная страна что-то не слишком жаловала ее в последнее время.
      Родина почему-то упорно делала все, чтобы выпроводить ее поскорее и подальше от своего дома и по существу – отказывалась от нее. Но уезжать в чужую страну, так непохожую на ее родную Россию было непросто, если не сказать – страшно Но еще страшнее было оставаться здесь. Куда она теперь пойдет? Что она будет делать? Устроиться на такую же работу, что и у Отара – невозможно. Марат Га-симович со своими подручными хода ей никогда не дадут. Тогда – куда? Опять на рынок – торговать? Бр-р-р-р! Ни за что! Да и опять же – Марат
      Гасимович! Рынки, торговля, лю-бое предпринимательство – это его сфера деятельности. Здесь ей хода – нет! Тогда куда же – опять в инженеры?.Бессмысленно. Инженер – умершая сейчас профессия. Может ко- гда и возрадиться. Ведь без промышленности никакая страна жить не сможет. Но это бу- очень и очень не скоро. А жить-то сейчас хочется. Искать себе покровителя? И через него – место себе в жизни?
      Противно. До жути противно. Сыта уже по самое горло.
      На другой день вечером она позвонила шейху и все ему рассказала.
      Он ответил ко-ротко и просто::
      – Приежай ко мне. Будешть моей женой. Я тебе делаю официальное предложение. Свадьбу сыграем здесь. У меня….
      И она дала свое согласие..И начала готовиться к отъезду..Хотя, что значит – гото-виться? Собственно говоря, готовиться-то было нечего. Брать с собой она ничего не соби-ралась. Все оставалось здесь. Включая и саму квартиру с обстановкой. А квартиру она за-вещала своей племяннице, что заканчивала школу в далеком Томске.
      Квартиру поставили на сигнализацию, зарегистрировали в милиции, закрыли, опечатали и Юлия улетела. А пе-ред отъездом она пришла к
      Марине. И они проплакали весь вечер. Потом еще несколько раз они перебрасывались SMS-ками. Но это было до свадьбы. А после свадьбы
      Юлия за-молчала.. Замолчала совсем Намертво. В прямом и переносном смысле слова. Потому что Юлии Черновой на этом свете больше не стало. Она приняла ислам. Сменила не только фамилию, но и имя. И стала седьмой женой арабского Шейха… И затерялся ее след для всех, знавших ее в России.
      А Россия потеряла еще одну, и далеко не самую худшую, свою дочь.
      Как плохая, никчемная мать, Россия в проклятые девяностые годы разбрасывала своих дочерей и сво-их сыновей по белу свету.
      Разбрасывала вместо того, чтобы собирать их вместе и с по-мощью их рук, их ума, их силы, таланта и инициативы сделать собственную жизнь нас-только благополучной, чтобы у ее детей никогда бы не появлялось желание уехать в дру-гие края за лучшей своей долей…
      Эта случайная встреча Олега с Мариной, их долгий, сбивчивый разговор в кафешке поставил окнчательную и завершающую точку в семейных отношениях Олега и Юлии, так непросто складывающихся в последние годы. Теперь он мог со спокойной совестью считать себя свободным от семейных уз. Свободным?! Ой, ли! Ой ли! А, может, освобо-дившимся? Или, поточнее – опустевшим и даже, в какой-то степени – опустошенным. По-следнее слово, пожалуй, наиболее точно характеризует его душевное состояние после по-лученного им известия о судьбе Юлии. В нем как буд-то бы что-то оборвалось. Что-то очень важное и очень нужное для его дальнейшего нормального существования.
      А мир потерял краски, стал плоским и бесцветным. Любил он все-таки
      Юлию. Любил несмотря ни на что. И нужна ему была для жизни только одна на свете женщина – его Юлия. Нужна была вопреки всякому здравому смыслу и несмотря ни на что., даже на то, что он узнал о ней от Марины. А как Марина смотрела на него, когда рассказывала про последние пере-петии жизни Юлии! Говорят, что что самый страшный враг женщины – это другая жен-щина., ее лучшая подруга. Хотя, что ее судить? Ведь она любит Олега. Вот вам и дилемма. Марина любит Олега, а Олег любит Юлию.. Ту самую Юлию, которой уже нет рядом с ним и никогда уже не будет…
      Придя домой, Олег зашел в их бывшую супружескую спальню. Долго стоял, раз-глядывая простенькую обстановку комнаты, с таким трудом приобретенную ими после получения квартиры. Широкая двуспальная кушетка, а, может, софа или диван-кровать. Кто знает, как они правильно называются, эти неуклюжие образцы семейной мебели, вы-пускаемой в те годы Советской мебельной промышленностью и достать которые было проблемой их проблем
      Кушетка или как ее там, стояла вдоль меньшей стены комнаты, прямо вплотную к ней и занимала почти всю его длину. Около кровати – туалеьная тумбока жены, где она держала всякую свою женскую всячину. и куда Олег никогда не заглядывал.Женское есть женское. Мужскому глазу там делать нечего.
      Справа, вдоль большой наружной стены комнаты стоял большой трехстворчатый платяной шкаф из темных ламинированных плит с большой тумбой антресолью наверху. Около шкафа, ближе к окну раз мещалась ножная швейная машинка Подольского механи-ческого завода. Вот, пожалуй. и все, что находилось в этой маленькой комнатке-спальне их хрущевской д"двушки".
      Олег открыл створки дверей шкафа. Пахнуло знакомым запахом духов
      Юлии. Ее запахом. Родным до головокружения запахом. Запахом его любимой женщины. Любимой когда-то, и до сих пор еще – любимой его женщины. В шкафу, на продольной трубе-крон-штейне, закрепленной под верхней полкой, висели ее платья, костюмы.. Труба-кронштей была сделана из полированной нержавеющей трубы, вынесенной когда-то
      Олегом с заво-да с громаднейшим трудом.. Зато радости было сколько, когда все удачно получилось и он заменил черную некрасивую. трубу в шкафу на это полированное, сверкающее чудо. Ведь нержа-веющие трубы являлись в СССР стратегическим сырьем и использовались только лишь в оборонных отраслях.
      Олег потрогал рукой ее одежду. Что с ней теперь делать?
      Выбрасывать? Сдать ку-да-нибудь? Зачем? Для чего? Кому она нужна?
      Никому. Впрочем, может, и нужна, только где про это узнвть?.Поэтому, пусть себе висит, пока висится. Никому ведь не мешает? И Олег ничего не стал трогать из ее вещей. Он махнул рукой и закрыл дверцы шкафа.
      Затем нагнулся и открыл дверцу ее туалетной тумбочки. Выдвинул один ящик, дру-гой, третий. Коробочки, коробочки, пузыречки, тюбики, баночки и еще бог знает что, ма-лопонятное, и совсем непонятное для мужского глаза. Тайные средства женского оболь-щения. Не видел Олег их никогда и не стоит ему их видеть. Зачем копаться в интимных вещах женщины, пусть даже и бывшей своей жены?. Зачем узнавать о том, о чем ему не положено знать?. Совесть-то хоть какую, пусть даже элементарную, но надо же все-та-ки иметь!. Должны же быть хоть какие-то нормы и правила порядочности в отношениях между мужчиной и женщиной? Обязательно должны. Иначе – какой же ты тогда мужчи-на!.Какой человек?.
      Олег вздохнул и задвинул ящик. Оставался один, последний, самый нижний. Олег выдвинул его. Здесь лежало несколько пачек презервативов. Все импортные, в красоч-ных, броских упаковках..Большая красочная коробка со знакомой картинкой обнажен-ных мужчины и женщины на крышке. Олег открыл коробку. Здесь лежали в своих гнез-дах, как в постелях, три фалловибратора, подаренные им семьей Марины на Новый Год. Черный, желтый и белый.
      Красивые, притягивающие взгляд и даже – возбуждающие. Не слишком было понятно – пользовалась ли ими когда Юлия или нет? Вместе они с
      Юлией этими новомодными штуками так ни разу и не воспользовались.
      Олег закрыл коробку и нагнулся еще раз. Надо вроде досмотреть, раз уж начал…
      Дальше лежала какая-то видеокассета и большой толстый конверт из плотной серой бумаги. Олег открыл его. Там лежали несколько пачек фотографий, стянутых резинкой. Олег достал пачку, стянул резинку, начал перебирать. И…остолбенел. Это были фото-графии Юлии в обнаженном виде. В самых разнообразнейших видах, позах, ракурсах. От классических видов обнаженной женской натуры, до самых непристойных, порногра-фиических фотографий с широко раздвинутыми ногами, ягодицами, с раскрытым, чуть ли не вывернутым вперед влагалищем и бог знает еще каких! Олег много раз занимался с Юлией куинлигусом, он любил таким образом ласкать ее, доставлять ей удовольствие Да и самому ему нравился запах возбужденных Юлиных гениталий, вкус ее влагалищ-ных выделений. Но он никогда не рассматривал ее половые органы. Не мог. Не до того всегда было. Не до рассматривания в подобные моменты. А здесь вот – пожалуйста! Смо-три – любуйся!
      Наслаждайся! И – спереди, и – сзади, и – снизу, и – сверху, и – с боков, и – лежа, и – стоя, и на четвереньках. Как угодно! Как совесть, как любопытство, как вкус, как профессионализм фотографа ему подсказывает. А фотографии – цветные, клас-сные, очень высокого качества. Настоящие профессиональные. И на обратной стороне фотографий – штамп фирмы. В виде фигурного, узорчатого экслибриса с непритязатель-ным названием "Агентство Сириус".
      Олег смотрел на эти фотографии и не верил своим глазам Этого не может быть!.Не может потому, что просто быть не может. Это – не Юли!
      Не – она! Он знает свою жену! Да – взбаломошная! Да -капризная! Да – сумазбродная! Да – эротоманка! Да -нимфоман-ка! Но – не развратная!
      Какая угодно, но только – не развратная!.Не шлюха! Так что же надо было сотворить с его Юлией, чтобы она согласилась на подобные фотографии?! Что?! Потому что добровольно она на это пойти не смогла бы никогда! Не та натура. Не тот характер.
      И кто виноват во всем том, что случилось с ним, с его женой, с ними обеими? Кто?! Кто?! Но, простите, а так ли, в общем,. это важно
      – найти виноватого? И так ли это нужно – находить виноватого? Зачем?
      Для – чего? Ведь прошлого-то не вернешь. Изменить-то ничего не изменишь. Разбитого уже не склеишь. Обидно, страшно, до жути обидно, что так все получилось. Но получилось-то именно так, а не подругому.
      Значит – судьба такая. А против судьбы – не попрешь. И что было – то было. И в этом "было" – много хорошего и чистого, если не самое хорошее и чистое в его жизни. Поэтому, нет, нет и еще раз – нет этим мерзким фотографиям про его жену! Пусть даже и бывшую. Не нужна ему эта грязь! Не нужна! А раз так – значит выход только один. К черту эти фотографии! Не нужны они ему! Не ну-ж-ны! И образ той, прежней его Юлии, той самой, которую он полюбил в свое время, которую он любит до сих пор, они ему не замарают. Не запачкают!.
      Олег взял фотографию из общей пачки и разорвал ее сначала на две части, потом на четыре, а потом каждую из них еще на несколько мелких частей. И так он сделал с каждой неприличной фотографией своей бывшей жены Юлии, собранных в этом большом тем-ном конверте и спрятанных в нижнем ящике ее туалетной тумбочке. В самом надежном месте их маденькой квартиры, потому что никто, кроме Юлии,. в эту ее тумбочку никогда не заглядывал. И вот только сейчас, когда ее для
      Олега не стало, он рискнул сюда загля-нуть. И лучше бы – не делал этого.
      Потом Олег собрал кусочки разорванных фотографий и выбросил в мусорное вед-ро. Все – с грязью покончено!. Хватит – грязи! Однако на душе все равно было погано, препогано. И с этим надо было что-то делать.
      В последнее время, когда Олегу стьановилось слищком уж плохо или черезчур дис-комфортно, когда неразрешимые жизненные проблемы плотно обкладывали его со всех сторон и он не видел выхода из создающихся вокруг него положений, он не выдерживал и пытался найти утешение в бутылке. И утешение, и помощь. Хотя бы моральную и психо-логическую.
      Срабатывала старая, испытанная временем мудрость, говорящая о том, что настоящая истина всегда находится на дне заполненного вином стакана. И чтобы увидеть или познать эту истину, надо осушить стакан до дна. "Веритас – виникус". Истина в вине. Может, она и действительно находилась где-то на дне опустевшей за вечер бутылки, труд-но сказать. Потому что пил Олег в подобных ситуациях только водку и всегда полными стаканами, быстро, жадно, большими, непрерывными глотками.Пил всегда один. Пил и не закусывал. Только курил. Ведь пил он не для радости. Пил он от отчаяния, от слабости.
      Ог ощущения своего собственного бессилия. Мужчины – они всегда слабые. Они – всегда тонкожильные. Их жилы не выдерживают сильных нагрузок и рвуться. И тогда мужчины ломаются и идут к бутылке. Это женщины – многожильные. Женщины выдерживают все. Потому что у них запас прочности на порядок выше, чем у мужчин. Ведь природа возло-жила на женщину всю свою ответственность за будущие поколения человечества. Не на мужчину, а на – женщину. Задача мужчины простая до умопомрачения. Он должен зачать ребенка. Всего навсего – зачать.
      Сделать несколько стандартных телодвижений с женщи-ной и кончить в женщину. И все. И больше он уже ни на что не нужен. Да и не способен он больше ни на что. Это то самое. инстинктивное, природное, что от него требуется в общении с женщинеой, и то получается у него кое как, с большущим трудом, да с горем пополам.. Если, конечно. женщина на помощь придет…
      И Олег пил обычно до тех пор, пока бутылка не опустеет. И чаще всего засыпал здесь же за столом, положив голову на скрещенные руки.
      И, естественно, что ему было уже не до истины на дне бутылки. Какой бы она, эта истина, в данный момент ни была. Горькой или сладкой.
      Главное здесь было в другом. Главное – это поскорее оглоушить и заставить замолчать кричащую в отчаянии собственную душу и отключить поскорее протестующую часть собственного, возмущенного его неподобающим поведением, чело-веческого сознания.
      И сейчас, после такого мощного нервного потрясения от просмотра шокирующих фотографий обнаженной Юлии, Олега, естественно, потянуло к спасительной бутылке. Он открыл холодильник, достал бутылку
      "Подольской особой". Душа требовала. А душе от-казывать нельзя. Не положено. Слишком уж бесчеловечно это бы выглядело.
      Было муторно, обидно и горько чуть ли не до слез. Можно было бы даже и вспоак-нуть по этому поводу. Говорят – помогает, боль отводит. Женщины – они вон всегде пла-чут. Стрессы свои снимают подобным образом, жизнь свою облегчают и проблемы соб-ственные решают. Ведь тем, которые плачут, жить прощею. У них плач вроде клапана предохранительного на котлах, через который оин свое внутреннее психологическон дав-ление сбрасывают, и, тем самым, сохраняют себя.
      Но Олег плакать не умел. Своего душевного давления плачем сбрасывать не нау-чился. И все свои слезы, как и беды, он привык носить в себе. И ни с кем никогда своими личными проблемами не делился. И помощи никогда ни у кого не просил.. Только – сам; да еще
      – водка. Стакан, другой, третий. Пока, наконец, душа не захлебнется, не замолчит и не затихнет в прострации. И тогда – все! Больше уже она его не будет беспокоить, не станет тревожить и мешать жить. Хотя бы на миг, на сегодня.
      Надо вот только на видеокассету глянуть. Глянуть, чтобы успокоиться. Чтобы за-кончить с этим его беспрецендентным копанием в грязном белье Юлии, бывшей своей же-ны. Не слишком приятным оказалось это занятие. Не слишком. И что же там может быть? Судя по тому, где она лежала, а лежала она рядом фотографиями, презервативами и фал-ловибраторами, ничего хорошего для Олега там быть не могло…
      Олег налил стакан водки, постоял немного в непонятной задумчивости, затем мед-ленно, словно бы нехотя, поднес стакан ко рту, вздохнул, запрокинул шолову назад и бу-квально вылил водку в свой широко раскрытый рот. Сморщился, крякнул, передернулся всем телом и резко выдохнул из себя воздух. Все! Первую дозу он принял.
      Начало поло-жено. Теперь же займемся делом. Посмотрим кассету. И постараемся быть сдержанным. Что бы там на ней не было записано.
      Олег включил телевизор, вставил кассету в видак, сел в кресло, закурил и щелкнул пультом. То, что он увидел на экране, его не удивило. Он был уже готов к чему-то подоб-ному. После фотографий обнаженной Юлии в непристойных позах его трудно было чем удивить. И он уже был гоотв внутренне, психологически к чему-то подобному.
      Поэтому он даже не стал до конца смотреть видеокассету. Не к чему.
      Все было понятно и так. И он принял для себя решение.. Принял еще тогда, когда рвал фотографии Юлии. Принял, не зная, что там увидит и лишь только догадываясь. Такую Юлию он видеть не хотел. Такая Юлия ему была не нужна. Он хотел оставить в своей памяти только ту, прежнюю Юлию, которую он когда-то впервые увидел в институте еще студентом, и сразу же без памяти влюбился и долго потом пытался найти случай познакомиться. И познакомился наконец-то, и они начали встречаться и стали практически неразрывны, всегда и везде только вмес-те, как шутили ребята – "не разлей вода".
      И вот ту, прежнюю Юлию, не запачканную и не замаранную всей этой нынешней грязью человеческих отношений, он и хотел сохранить в своей памяти. Ту, прежнюю его Юлию, а не эту, "трахающующуюся" сразу с двумя мужиками и вопящую от наслажде-ния. И он не стал смотреть эту кассету до конца. Он остановил просмотр и перемотал кас-сету на начало. А потом – стер всю запись. Не став даже досматривать ее.
      Была вначале еще мысль уничтожить совсем эту несчастную кассету, разломать ее на кусочки и выбро-сить в мусорку. Но не решился.
      Кассета стоила по его деньгам довольно прилично. А здесь – четырехчасовая кассета, большая. Можно будет потом записать на нее что-нибудь интересное. Сейчас по телевизору показывают много чего всякого. Особенно по ночам. Есть и приличные вещи. Так что, Олег не стал уничтожать саму кассету. Он уничтожил только видеозапись сексуальной оргии Юлии. И никогда не жалел о сделанном. Должно же быть в жизни человека хоть что-то светлое и чистое, и даже – святое?
      Должно. Обя-зательно – должно. Не может так быть, чтобы – не должно.
      Иначе жито становится слишком уж невмоготу. Да и сама жизнь тогда начинает тогда терять свой всякий изначальный смысл. Потому что человек – не животное. А муж-чина и женщина не просто самец и самка двуного представителя семейства млекопитаю-щих, а нечто гораздо большее.. Человек – это "гомо сапиенс". И самое трудное в нашей жизни – это остаться человеком несмотря ни на что и вопреки всему., что происходит с тобой и вокруг тебя. И Олег этй простую истину прекрасно понимал. Просто, не все у не-го в жизни получалось так, как надо, как хотелось бы. Он не управлял своей судьбой. Это судьба делала с ним все, что хотела. А что хочет наша с Вами судьба и куда она нас с Ва-ми ведет – никто не знает. Ибо нам подобные вещи не дано знать. И в этом незнании сво-его будущего и заключается вся прелесть нашей с Вами жизни. Поэтому надо поднапрячь-ся, поднатужиться и просто – жить. Потому что жизнь не вечна и не стоит ее растрачивать на всякую чепуху. Право – не стоит. Простая, азбучная и всем, вроде бы, сразу понятная истина. Но почему-то подобные истины всегда трудны для восприятия. И мы их слиш-ком редко слушаем и практически никогда не принимаем всерьез для последующего ис-полнения. А – зря! Очень даже – зря!…
      …
 
      Олег любил копаться в книжных развалах современных книжных лотков. Он лю-бил держать книгу в своих руках, ощущать ее тепло и ее тяжесть; любил листать страни-цы книги, преодолевач их упруго податливое, нежное сопротивление, вдыхая остро-при-тягательный запах типографской краски, и пробегая быстрым взглядом их текст. Он читал быстро, залпом, чуть ли не мгновенно, сразу целыми предложениями, абзацами и даже страницами, не замечая самого процесса чтения.
      Поэтому он никогда не мог проверить на работе написанное кем-нибудь на грамотность. Он не видел текста. Он текст поглащал сразу, весь целиком, только взглянув на него и не видя, деталей.. И воспринимал его по смыслу, а не по написанному. Поэтому, читая, он сразу же уходил в вымешленный мир книги, отключаясь от окрудающей действительности, станговясь,..по сути, не читателем, а непосредственным участником описываемых в книге событий. И только поэтому он он не любил читать в транспорте: в электричке, в метро, в автобусе. Он просто напросто нас-только увлевался событиями книжной действительности, что прозевывал свои остановки. И читал он всегда дома, лежа на диване или полулежа в кресле. И мог находиться в таком положении часами, не замечая ничего вокруг.
      Раньше, в этой стране, считавшейся самой читаемой в мире страной, всегда сущее-ствовали громаднийшие проблемы с приобретением книг.
      Хорошую книгу, а под словом "хороший" подрузомевалась, в основном, только мировая и отечественная классика, ку-пить было практически невозможно, несмотря на сумашедшие тиражи. И что только не предпринимал тогдашний простой Советский человек, чтобы заполучить любимую книгу! Записывался в различные общества книголюбов, занимающимися распределением книж-ных фондов; лез в общественные организации, через которые происходило распределение ценных тиражей книг; выстаивал многочасовые очереди в книжные магазины за новин-ками; сдавл чуть ли не тоннами бумажную макулатуру, лишь бы только заполучить тот самый вожделенный талон на приобретение заветной книжки.
      Зато сейчас – каких только книг нет! Бери – не хочу! Книжные развалы поражают своей пышностью, и своим разнообразием. Посмотришь
      – и голова кружится! Откуда только все это взялось! Но даже среди этого пышного книжнего половодья, среди всего этого многоцветного калейдоскопа красочных книжных обложек, выделялась своим внешним видом одна книга – Библия. Она выделялась своей внушительностью, солидно-стью и даже какой-то уважительностью к себе. Сразу чувствовалось, что это не пустышка какая-то. не легкомысленное чтиво для недумающих читателей, одуревших от безделья, от ничегонеделания и потому согласное даже н раскрытие красочной обложки какой-ни-буть книженки для собственного времяубития. Нет, это серьезная, значимая книга для вдумчивого читателя, ищущего ответы на сложные вопросы своего бытия…
      Библия на лотке в своем черном переплете с золотым тиснением выглядела очень даже представительно. Очень. Не взять ее и не посмотреть было просто невозможно. Поэ-тому Олег и взял ее.А, взяв, естественно – раскрыл. Для чего же берут книгу с полки? Чтобы полистать, посмотреть. А чтобы посмотреть – надо ее рас -крыть Вот он и раск-рыл "Библию".На внутренней стороне обложки была размещена цветная карта древ-ней Палестины. На двух листах. Внизу, под картами подписи. Слева – "Палестина во времена Ветхого Завета"; справа -