Олег Овчинников

Отнюдь!

— Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы!

Бледный космодесантник Редуард Кинг обернулся на голос и не поверил собственной удаче. В пяти шагах от него прямо в придорожной пыли сидел лингуампир и явно хотел общаться.

— Ы-ы-ы-ы! — повторил он и потыкал большим пальцем в середину лицевой повязки.

Редуард поспешно сошёл с дороги.

— Пить? — спросил он и с запозданием отметил, что от волнения забыл включить транслитератор. Впрочем, необходимости в переводе не возникло.

— Пить, пить! — отозвался лингуампир на чистейшем русском, даже без акцента, и для пущей убедительности немного покивал головой.

— Держи! — Редуард отстегнул болтавшуюся на поясе фляжку с водой и протянул лингуампиру.

Пока тот утолял жажду, Редуард ещё раз поздравил себя с неожиданной удачей и мысленно потёр руки. Сделать то же самое физически он не рискнул: установление первого контакта — процедура весьма тонкая и ответственная, любой неосторожный жест или не к месту сказанное слово может свести на нет результаты всех предыдущих усилий.

И всё-таки — какая удача! Пользуясь тем, что инопланетянин в данный момент не смотрит на него, Редуард позволил себе улыбнуться.

Эта планета, четвёртая в системе теты Квадриги, пока не имела официального названия. Редуард Кинг про себя окрестил её Редуардой — не из честолюбия, просто… надо же её как-то называть. Все разумное население планеты состояло из представителей двух рас, мало похожих друг на друга. В теорию о существовании у них общего биологического предка верилось с трудом.

Первая раса — шекери, забавные коротышки-гуманоиды, доверчивые и добродушные — они легко пошли на контакт. Открытые лица этих милых человечков украшали рудиментарные хоботки, отчего их речь даже в исполнении транслитератора звучала немного гундосо. Шекери вели примитивный образ жизни, имели домашний скот и хозяйство, пытались обрабатывать металлы, но все эти занятия им быстро наскучивали, и уже к середине дня вся взрослая часть населения разбредалась по многочисленным питейным заведениям, а Редуард Кинг спешил уменьшить громкость звука в наушниках, чтобы не оглохнуть от доносящихся со всей окрестности запевок: «Раз глоток и дуа глоток — подстауляй свой хоботок!..».

Словом, налицо обширнейшее, можно сказать непаханое поле для деятельности — казалось бы, вызывай представителей из Комиссии по Установлению Взаимоотношений и передавай им инициативу, но… была в этом деле одна маленькая юридическая тонкость. Согласно Кодексу о межпланетных отношениях, представительство КУВ можно было размещать на планете лишь после того, как все разумные расы, её населяющие, недвусмысленно дадут знать о своём согласии, все разумные расы. То есть обе.

Представителями второй разумной расы на Редуарде были лингуампиры — так их называли шекери, при этом на лицах коротышек неизменно появлялось несвойственное им озабоченное выражение. В лингуампирах было больше человеческого, чем в шекери. Нормальный рост, обычной формы глаза и по пять пальцев на каждой руке. Получить более подробное представление об их внешности было затруднительно, так как все лингуампиры носили длинные чёрные балахоны с капюшонами, опущенными до глаз, а нижнюю часть лица прятали под белыми повязками.

Кто такие лингуампиры и чем они живут — попытки найти ответы на эти вопросы у шекери натыкались на стойкое непонимание. Сами же лингуампиры предпочитали хранить полное молчание, никак не реагировали на присутствие Редуарда, не отвечали на его приветствия, попросту говоря, игнорировали его. Безучастные к окружающему миру, лингуампиры просто сидели на земле и сосредоточенно молчали. Застать их за иным занятием Редуарду не удалось ни разу.

На фоне подобной необщительности лингуампиров особенно странно звучали предостережения, неоднократно слышанные от шекери: «На уашем месте, добрый Редуард, мы бы не рискнули разгоуариуать с ними».

Космодесантник настолько привык к неподвижным черным силуэтам, восседающим у обочины дороги, что начал воспринимать их как часть окружающего пейзажа. Однако в глубине души никогда не оставлял надежды… И, как оказалось, не зря!

— Оставь себе, — разрешил Редуард Кинг, когда инопланетянин протянул ему опустевшую фляжку.

Фляжка немедленно исчезла в складках чёрного балахона. Редуард помедлил, освежая в памяти соответствующие страницы учебника по контактологии, и начал со стандартного приветствия.

— Здравствуй! Я прилетел издалека. Ты мог видеть корабль, который доставил меня. Тот, который за лесом.

— Я… видеть корабль за лесом, — медленно произнёс лингуампир. — Ты прилетел издалека.

— Меня зовут Редуард Кинг. Можно просто Редуард. А как.. эээ… именуют тебя?

— Меня именуют.. — инопланетянин задумался. — Меня зовут «тот, который»…

Редуард выдержал вежливую паузу, ожидал продолжения. Его собеседник истолковал молчание Редуарда по-своему. Он громко вздохнул и добавил:

— Можно просто «тот».

«Ничего себе имечко'» — подумал Редуард, с трудом сохраняя внешнюю невозмутимость.

— Моя родная планета… — Редуард поднял глаза к небу, но тут же зажмурил их от нестерпимого солнечного света. Середина дня — не лучшее время для экскурса в астрономию. — Мы называем её Земля.

— Земля?.. — Глаза лингуампира недоверчиво сощурились. Он зачерпнул пригоршню пыли, просеял её между пальцами и повторил: — Земля?

— Да, а люди, что её населяют — земляне.

— Моя планета, — лингуампир простёр руку в широком жесте. — Моя земля. — Он похлопал ладонью в пыли рядом с собой, как бы приглашая землянина присесть. Редуард, не раздумывая, воспользовался приглашением. Как любили повторять его более опытные коллеги по академии — «Будучи на Алеуаоченгихванге, поступай, как… скажут».

— Ответь мне, лингуампиры… эээ… хотел сказать, так вас называли шекери… так вот, лингуампиры не испытывают какого-либо предубеждения в отношении землян?

— Ты сказать, земляне хотел населяют моя планета? — насторожённо спросил инопланетянин

— Ни в коем случае! — горячо возразил Редуард. — Мы, люди, никогда не посягаем на территории, заселённые представителями разумных рас.

— Лингуампиры мог оставь планета себе?

Редуард в очередной раз поразился, насколько легко инопланетянину даётся земное произношение. А вот грамматика пока хромает. Ну да лиха беда начало!

— Конечно!

Тот Который, немного подумав, ответил:

— В… эээ.. тот случае, лингуампиры не испытывают предубеждения в отношении землян.

Редуард Кинг не был до конца уверен, что поступает правильно, однако не смог удержаться от вопроса:

— Почему же тогда вы раньше отказывались от общения со мной?

— Раньше… Мы просто испытывают тебя.

— Испытывали?

— Да, испытывали.

Что ж… Этого и следовало ожидать. Естественное недоверие к незнакомцу.

— Надеюсь, испытания завершились успешно?

— Успешно… Так сказать шекери.

Ну конечно! Милые маленькие человечки стали посредниками между землянами и лингуампирами. О которых, кстати, ещё ничего пока не известно.

— Где вы живёте? — спросил Редуард и не увидел понимания в глазах собеседника. Тогда он повторил, тщательно подбирая слова: — Где то место, куда вы отправляетесь, когда вам надоедает сидеть у дороги? Вон селение… — название смешных получеловечков-полуслоников неожиданно выскочило у него из головы. На ум приходило только полузабытое «муми-тролли», но последние были, скорее, полубегемотиками, — …ваших соседей, их хижины. А где ваши дома?

— А!.. Не хижины, не дома… — лингуампир изобразил руками что-то очень большое.

— Больше? Большое строение? Может быть, замок?

— Да, замок!

— И где же он? — Редуард огляделся, прикидывая, где в окрестностях смог бы спрятаться замок. — Разве что его заслоняют вон те горы…

— Замок заслоняют горы, — подтвердил Тот Который. — Моя родная замок!

— То, что вы согласились пойти на контакт со мной, — значит ли это, что вы готовы к установлению отношений со всеми людьми? Установлению и их дальнейшему…

— У селение? — подсказал лингуампир.

— Если угодно, усилению. Развитию.

— Это не так просто… — Тот Который повторно вздохнул. — Лингуампиры не… — он замялся, — со всеми?

— Совсем! — догадался Редуард.

— Да, не совсем готовы.

— Вы считаете, нам необходимо сначала узнать друг друга получше? — с надеждой спросил землянин.

Тот Который кивнул.

— Узнать получше. Друг друга…

За последующие два часа Редуарду удалось узнать о лингуампирах больше, чем за всё время пребывания на планете. И даже едва ли не больше, чем ему самому хотелось. Стоило Тому Которому преодолеть естественный в данной ситуации языковой барьер, как он сделался на редкость словоохотливым собеседником. Если не сказать болтливым. По его словам, лингуампиры занимались земледелием, скотоводством, спортом, производством, торговлей, интеллектуальными играми, науками… и вообще всем, о чём только догадался спросить землянин.

— Как насчёт медицины? — задавал очередной вопрос Редуард.

— Медицины? — Тот Который задумчиво хмурил брови.

— Ну-у… Умеете ли вы готовить лекарства, лечить болезни, делать операции.. может быть, даже продлевать срок жизни?

— А!.. — облегчённо вздыхал лингуампир. — Насчёт медицины хорошо. Мы умеем готовить любые лекарства и лечим ими любые болезни, мы делаем операции, но крайне редко. Операции мало кому доставляют удовольствие. Мы умеем продлевать срок жизни практически до…

— Бесконечности?

— И даже дольше!

У Редуарда захватывало дух от осознания масштабов открывающихся перед человечеством перспектив. Нужно ли уточнять, что немалое место в этих перспективах отводилось некоему скромному космодесантнику, рядовому представителю Комиссии по Космическим Контактам? Едва справившись с волнением, Редуард отваживался на следующий шаг.

— Как с искусством? — осторожно осведомлялся он.

— С искусством? — переспрашивал инопланетянин.

Когда Редуард полностью исчерпал запас вопросов, настал черёд Того Которого утолять информационный голод. Впрочем, его стремление узнать как можно больше о жизни землян скорее походило на жажду. В самом деле, с той же жадностью, с какой инопланетянин недавно глотал воду из фляжки, он спешил узнать о землянах все. Причём, похоже, все подряд. Его в равной степени интересовали и формулировка закона Ньютона-Лейбница в интерпретации Тихонова-Колмогорова, и расписание остановок стратолайнера на пути от Меркурия к Ганимеду, и типовой набор космических баек про тяготы жизни в невесомости, и теория о происхождении видов и родов войск, и тексты популярных песен, и содержание книжек, которые Редуард прочёл ещё в детстве и смог припомнить сейчас. Нет, серьёзно — когда Редуард после долгих уговоров принялся цитировать школьный букварь и дошёл до сакраментального «Макс летит на Марс. Валера — на Венеру», его благодарный слушатель выглядел растроганным до слёз. «Валера — на Венеру», — заворожённо повторил он, закатывая глаза.

Когда, наконец, и его любопытство было удовлетворено, по крайней мере, в первом приближении, Редуард решил перейти к официальной части переговоров. Он, наконец, запустил транслитератор, причём в режиме записи. Недвусмысленное согласие хорошо лишь в том случае, если от него не так-то просто потом отказаться…

Специалист по контактам был полон решимости. Немного смущал его тот факт, что он вдруг ни с того ни с сего забыл местоимение, служащее для самоидентификации. Какое-то до неприличия простое слово, что-то вроде «э» или «ю»… нет, не вспоминается!

Но разве это могло стать для Редуарда помехой в столь ответственный момент?

— Редуард Кинг хочет… — Говорить о себе в третьем лице было непривычно. Присутствовало в этом что-то от обычаев древних индейцев — Хочет от имени всех людей обратиться ко всему вашему народу.

«Чересчур пафосно, — отметил про себя Редуард. — Определённо, белое орлиное перо стало бы неплохим украшением для моего гермошлема».

— Редуард Кинг может обратиться к нам, — разрешил Тот Который. — Мы с большим интересом выслушаем предложение людей.

— Т…т…

Метеором средь чистого космоса стало для Редуард новое неожиданное открытие — он не знает, как обратиться к своему собеседнику! Из памяти куда-то дружно улетучились и соответствующее личное местоимение, и имя, которым во время знакомства представился.. представился… Мать-Земля, как же он представился?!

Тем не менее, Редуард сумел выдавить из себя:

— Твоя.. уполномочен говорить весь свой народ?

Нет, орлиное перо, пожалуй, останется невостребованным. От последней фразы Редуарда веяло уже не прерией, но тундрой. Вдобавок он умудрился «запамятовать» практически все предлоги и прочие служебные слова, отчего речь его стала напоминать текст срочной космограммы.

— Вполне, — Тот Который, казалось, не обратил ни малейшего внимание на замешательство Редуарда. — Как я понимаю, ты собираешься предложить моему народу заключить соглашение о сотрудничестве с землянами?

Редуард всем своим видом изобразил молчаливую признательность.

— Что ж, в таком случае меня интересует, какую пользу смогут извлечь для себя лингуампиры из этого соглашения.

— Ну-у…

Редуард прекрасно знал, что именно он должен сейчас сказать, но совершенно не представлял себе, как это сделать! Ещё ни разу в жизни ему не было так мучительно трудно подбирать слова. Все обрушившиеся на него языковые проблемы Редуард списывал на жару. Местное солнце — раскалённый белый диск — пекло немилосердно.

Чем ещё, кроме лёгкого солнечного удара, можно объяснить внезапный возврат Редуарда к своим древним словесным корням?

— Выгодам сим несть числа, — молвил он. — Тяжко снискать пользительнее.

— Пользительнее? — усмехнулся Тот Который. — А под «выгодами», которым, якобы, «несть числа», ты, должно быть, понимаешь торговлю, обмен знаниями, подключение к общей информационной сети… Я не слишком тяжко излагаю?

Редуард послушно кивнул, с ужасом осознавая, что — вероятно, именно от этого неосторожного кивка — напрочь забыл даже жалкие крохи старорусского.

Переговоры затянулись до позднего вечера. Не столько по причине несговорчивости сторон, сколько из-за фатального косноязычия, которое так не вовремя подкосило Редуарда…

Случайно оказавшийся поблизости детёныш шекери, который пришёл в рощицу по вечерней росе, чтобы насобирать себе лукошко сочных ягод на завтрак, стал невольным свидетелем разговора. Услышав незнакомые голоса, маленький шекери добродушно улыбнулся и побрёл в сторону дороги. Но стоило ему приблизиться к ней настолько, что сквозь ветви деревьев стало видно фигуру говорящего, как улыбка сползла с его лица, а маленькие глазки округлились от ужаса. Обеими лапками шекери ухватил себя за хоботок, сдерживая рвущийся наружу крик, а уже через мгновение исчез, как будто испарился. Лишь брошенное лукошко да пригоршня рассыпавшихся ягод отмечали то место, где он только что стоял.

Что-то было не так. Нет, не что-то — всё было не так!

Редуард Кинг понимал это интуитивно, так как для логического мышления у него просто не осталось слов.

Решительно всё шло не так, как должно бы, и очень странно, что Тот Который этого совсем не замечал.

— В свете всего вышесказанного, — говорил он, все больше воодушевляясь от звука собственного голоса, — совершенно очевидной становится необходимость создания обобщённого эпоса, который послужил бы связующим звеном между нашими двумя расами не только в будущем, но и в прошлом.

«Что со мной стряслось? — пытался думать Редуард. — Почему я все забываю?».

— Проиллюстрируем на простом примере, — продолжал Тот Который. — В легендах и мифах, доставшихся нам по наследству от древних поколений лингуампиров, неоднократно фигурировала безжизненная планета-прародительница под названием… эээ… Впрочем, не суть важно. Безжизненной она, разумеется, оставалась лишь до тех пор, пока не стала прародительницей. Так вот…

«Вот этот… как его… например, он-то все помнит! Каждое словечко… Вон как шпарит! И ведь что непонятно — когда он произносит какое-нибудь слово, я тоже его вспоминаю… кажется. Но почти сразу же — забываю снова».

— Что нам мешает взять эту милую планетку и заселить её какими-нибудь представителями земной мифологии? К примеру, этими… ты, кажется, называл их… — лингуампир нетерпеливо поцокал языком.

— Кентаврами? — машинально предположил Редуард. «Только разве я про них рассказывал? Стоп! Что я только что сказал? Кентаврами? Значит, что-то я всё-таки помню? Кентаврами, кентаврами, кентаврами… Не забыть бы хоть это! Кентаврами, кентаврами…» — он готов был повторять это слово до бесконечности.

— Верно! Кентаврами, — обрадовался Тот Который. — Только…

«Кен…» — пронеслось в мозгу Редуарда в последний раз.

— Ты случайно не знаешь, как может отразиться на их метаболизме помещение на планету с серно-аммиачной атмосферой?

Редуард с выражением безысходности на лице покачал головой.

«Нет, — так, или примерно так подумал он. — Я ничего уже не знаю. Вот только что знал что-то, но стоило мне сказать об этом вслух, а потом — услышать, как то же самое произносит… Или… Или не стоило?!»

Страшная догадка внезапно посетила его. И от того, что её было невозможно облечь в слова, она становилась ещё более страшной. Редуард по-новому взглянул на собеседника. Тот, как ни в чём не бывало, продолжал о чём-то увлечённо говорить, но Редуард уже не слушал. Он рылся в памяти. Он искал слова. Ему позарез требовалось найти хотя бы парочку слов для проверки своей гипотезы. Как назло, он ничего не мог припомнить. Даже самого бесполезного. Кроме…

— Эники-беники ели вареники! — выпалил он.

Тот Который оборвал свою речь на полуслове и переспросил:

— Эники-беники?.. Интересно, что бы это могло значить?.. Нет! Ничего не говори. Я догадаюсь сам. «Вареники» — это нечто такое, что надо варить. В таком случае, «ели» представляет собой производную от «есть», не в смысле существования, а в смысле поглощения пищи. Я прав?.. Следовательно, «эники-беники» должны быть…

«Надо было попридержать хотя бы пару слов! — запоздало сообразил Редуард. — Ладно, сам виноват, никто меня не тянул за… за… ну, такой… на нём ещё разговаривают. — Редуард сосредоточился. Нужный образ не шёл на ум. Тогда Редуард зажмурился и призвал на помощь все своё воображение. Воображение ухмыльнулось и показало ему язык. — Да, за язык!»

Инопланетянин продолжал болтать, не умолкая ни на секунду.

«И чего он не успокоится? Неужели надеется ещё что-нибудь из меня вытянуть? Зря надеется, ничего у меня не осталось. Разве что какая-нибудь мелочь, да и то настолько бесполезная, что её уже и не вспомнить… — с тоской подумал Редуард. — Найти общий язык… Мы говорим: „Найти общий язык“ и уверены, что это, несомненно, хорошо. Да вспомнить хотя бы, как я радовался совсем недавно, когда мне удалось так легко найти общий язык с этим… который напротив. Знать бы мне тогда, что мой родной, мой знакомый с детства язык действительно станет нашим общим языком. В смысле, одним на двоих… Теперь уже почти на одного. И этот один без зазрения совести пользуется моей родной речью, а у меня в голове роятся одни мыслеобразы, совсем как… Совсем как…»

Мыслеобразы в голове у Редуарда перестали роиться и дисциплинированно выстроились в одну шеренгу. Да, это могло и не сработать, но это, по крайней мере, был шанс!

Быстрые и точные движения Редуарда выдавали решимость, граничащую с отчаянием. Он переключил транслитератор в режим приёма, сдёрнул с головы бесполезные до этих пор наушники и нацепил их на уши лингуампиру, прямо поверх чёрного капюшона. Затем он склонил голову ко вшитому в воротник скафандра микрофону, отчего со стороны могло бы показаться, будто он собирается забодать Того Которого, и проревел: «У-У-У-У-У-У-У!», совсем как разъярённый кентавр, которого неосмотрительно поместили на планету с серно-аммиачной атмосферой.

В его рёве не было смысла, но ведь, как известно, транслитератор передаёт не слова, а соответствующие им мысленные образы. От отчаянья Редуард Кинг сопроводил свой рёв мыслеобразом столь разрушительной силы, что транслитератор не выдержал напряжения. Громко, так что слышно было даже Редуарду, он воспроизвёл в наушниках последнюю осмысленную фразу:

— Немедленно перестаньте воровать мой словарный запас! — и смолк навеки, отсалютовав на прощание осколками разорвавшихся предохранителей.

— Словарный запас? — повторил Тот Который с нескрываемым презрением в голосе. — Этот жалкий десяток тысячесловий ты называешь словарным запасом? Да как у тебя только поворачивается язык?

«Язы… я… я…» — отчаянно попытался запомнить Редуард. Нет, бесполезно!

— Но даже этих несчастных десяти тысяч ты не достоин! — заявил лингуампир. — Сам посуди, из своего так называемого словарного запаса ты использовал от силы пару-тройку сотен слов, оставляя остальные ветшать на задворках памяти. Ты искажал слова, проглатывал окончания, не там ставил ударения! Ты даже использовал аббревиатуры!

Последнее слово прозвучало как проклятье. Лингуампир замолчал, задохнувшись от возмущения. Редуард не знал, чем ответить на этот выпад. Основательно покопавшись в памяти, тщательно исследовав даже вышеупомянутые пыльные задворки, он с ужасом обнаружил, что помнит всего два слова. Тем не менее он выбрал из них одно, то, что в большей степени походило на ругательство, и произнёс, стараясь интонацией выразить все своё отношение к собеседнику:

— Турррбулентность!

— Что? И ты мне ещё будешь говорить о турбулентности? — воскликнул Тот Который. — Красивейшее слово, но до чего же редко ты пользовался им прежде! Почему ты вспоминаешь о турбулентности не раньше, чем твой кораблик начинает потряхивать при входе в плотные слои атмосферы? О, на твоём месте я произносил бы это слово по несколько раз в день. Я бы даже улучшил его! Послушай, так ведь будет ещё красивее: турбулюлентность, турбулюляция… — Лингуампир закатил глаза. — Нет, ты не достоин своего языка! Я забираю его у тебя. У вашего народа есть выражение «Молчание — золото». Ничего более глупого мне не доводилось слышать в этой жизни, но, похоже, как раз к тебе оно очень подходит…

Сказав это, лингуампир поднялся с земли и неспешно двинулся вдоль дороги в сторону гор, за которыми, возможно, и вправду скрывался таинственный замок. Отойдя на несколько шагов, он остановился и, не оборачиваясь, бросил через плечо:

— Нам не о чём больше разговаривать с тобой, землянин… С тобой и с твоим человечеством… — и отправился дальше, о чём-то негромко турбулюлюкая себе под нос.

Словом, он недвусмысленно дал понять, что потерял всякий интерес к собеседнику, если, конечно, Редуарда ещё можно было назвать так. В голове землянина вертелось последнее, чудом уцелевшее слово — «отнюдь», не то чтобы самое полезное, но он был не настолько глуп, чтобы разбрасываться последними словами.

Вскочив на ноги, он в три прыжка догнал удаляющегося лингуампира и ухватился за его плечо.

— Ы-ы-ы ы-ы-ы! — только и смог произнести он, с мольбою заглядывая в глаза Того Которого.

Тот остановился и участливо спросил:

— Пить?

— Пить! Пить! — быстро закивал Редуард.

Последний отблеск заходящего солнца, словно лучик надежды, на миг озарил его лицо. «Всё ещё можно вернуть, — воспрянул духом землянин. — Нужно только застать его врасплох!..»

— Пить! — повторил он и пошевелил губами, то ли демонстрируя жажду, то ли пробуя на вкус новое, с трудом отвоёванное слово.

Судя по складкам, возникшим на лицевой повязке, лингуампир улыбнулся. И ничего больше не сказал, лишь отрицательно покачал головой. Затем извлёк из-под балахона фляжку Редуарда, скрутил колпачок и перевернул её горлышком вниз.

Не пролилось ни единой капли. Придорожная пыль осталась такой же сухой и равнодушной.

Последующие тридцать дней тянулись для Редуарда невыносимо медленно и однообразно. Ранним утром он отправлялся через лес, оставляя свои следы на пыльной, им же самим протоптанной тропинке одной из «далёких планет», о существовании которой он предпочёл бы никогда не знать. Он взбирался на пригорок и оказывался перед космическим катером, доставившим его на Редуарду. Немного побродив по окрестностям, Редуард обычно обнаруживал какой-нибудь в меру тяжёлый булыжник или крепкую палку, возвращался к катеру и принимался с завидной целеустремлённостью долбить принесённым предметом в крышку люка. Проведя за этим занятием несколько часов и не заметив видимых результатов своей работы, Редуард, как правило, впадал в отчаянье. Он устало опускался на небольшой валун, торчащий неподалёку от катера, обхватывал руками голову и сидел так, ожидая, когда местное солнце достигнет зенита.

Катер был заперт, а замок отпирался только по команде голосом И что самое забавное, исключительно голосом Редуарда. Ему следовало произнести какое-то слово, совсем простое и короткое, только вот… какое?

К чести землянина следует отметить, что все выпавшие на его долю испытания он переносил стоически. В смысле — молча. И никогда не терял надежды окончательно. Порой ему даже казалось, что крышка входного люка, изготовленная из двадцатисантиметрового листа термотитана, начинает поддаваться.

Дождавшись полудня, Редуард спускался в близлежащую деревню шекери, где к тому времени распахивались настежь двери многочисленных увеселительных заведений. Выбрав какое-нибудь, Редуард устраивался на свободное местечко, дожидался, пока хозяин заведения обратит на него внимание и, за неимением альтернативы, просил:

— Пить!

Все владельцы питейных в округе относились к Редуарду с сочувствием. Кроме того, появление землянина привлекало в заведение дополнительных клиентов из числа любопытствующих, поэтому ему охотно наливали в кредит.

Обычно после пятого или шестого стаканчика сочувствие хозяина к землянину усугублялось, и он озабоченно спрашивал у Редуарда:

— Уозможно уам уже хуатит?

На что последний неизменно отвечал:

— Отнюдь!

По истечении же тридцати дней на Редуарду прибыла спасательная экспедиция с Земли. Ещё две недели понадобилось команде из трёх психиатров, двух гипнотизёров и одного, но опытнейшего лингвиста для того, чтобы, если можно так выразиться, вернуть Редуарду Кингу дар речи. В его изначальном объёме.

…Дверь в комнату широко распахнулась, и весь дверной проём заполнила собой громоздкая фигура ксенобиолога по имени Николас Лэрри, соседа Редуарда Кинга по общежитию.

— Нда! — громогласно заявил ксенобиолог. — Погоды нонче стоят…

— Пожалуйста… — сидящий за письменным столом Редуард слегка поморщился и с трудом оторвался от книжки, которую держал в руках. — Будь осторожнее, когда пытаешься пользоваться архаизмами Не «нонче», а «нынче». В крайнем случае — «ноне». И очень тебя прошу, никогда не говори о погоде во множественном числе. По крайней мере, в моём присутствии, — попросил он и вновь склонился над раскрытыми страницами.

Николас Лэрри некоторое время с изумлением взирал на Редуарда, затем перевёл взгляд на книгу в его руках и спросил:

— Что это? Ты взял мой учебник по ксенобиологии?

— Да, да. Я собрал все книги по специальности, какие смог найти.

На столе перед Редуардом возвышался средних размеров бастион из книг.

— Нда… И зачем это тебе?

— Ну как же! — Редуард оживился. — Здесь я нашёл столько новых, красивейших слов! Вот, послушай… — он зашелестел страницами. — Ареопатетика! Хроносингластика! Стегуано… Секундочку, сейчас перелистну…

— …зоотия! — закончил за него Николас. — Ну! И ты хочешь сказать, будто понимаешь, что это такое?

— Да какая разница! Главное — как это звучит, — Редуард уставился в потолок и повторил мечтательно: — Стегуанозоотия!..

Теперь поморщился ксенобиолог. Должно быть, вспомнил о явлении, которое представители его специальности называют этим звучным термином.

— Нда… И ты думаешь, знание этих слов может тебе когда-нибудь пригодиться?

Редуард вздохнул и, скрепя сердце, всё-таки отложил учебник в сторону.

— Правда в том, — сказал он, — что человек никогда не знает заранее, что именно может пригодиться ему в жизни. Помолчи с моё — и ты поймёшь, что такое настоящий лингвистический голод. Вот подожди, я уже знаю примерно сотню тысяч слов, а впереди у меня… — он нежно провёл рукой по книжным корешкам, — широчайшие перспективы. И теперь, если мне вновь придётся повстречаться с лингуа… то есть с лингвистическим вампиром, мы ещё посмотрим, чья возьмёт. И у кого раньше возникнут проблемы… — Редуард неожиданно замолчал, — с этим… — волнение охватило его, — ну, красным… — да что там волнение — настоящая паника! — который во рту! — закончил он и беспомощно посмотрел в глаза ксенобиолога.