Глава двенадцатая

Контрольный пакет акций

Встречаться было опасно, но и нельзя было не встречаться, слишком далеко зашла “операция”, чтобы ее можно было прервать. Да они и не хотели ее прерывать. Ковригина была похищена, похищение прошло на редкость удачно, но конечный, заключительный результат операции был все так же далек, как и до приезда Джергера в Советский Союз. Нобл хранил молчание, и виновники похищения понимали тайну этого молчания. Если Ковригина будет доставлена на Запад, над похитителями опрокинется рог изобилия. Но если Ковригина погибнет раньше времени, Джергеру и Харбери несдобровать. Нужно было заканчивать операцию. Каждый лишний день грозил провалом.

Они не рисковали больше встречаться у Барнса, они устраивались теперь иначе.

Харбери выезжал на своем “шевроле” за город, гнал по шоссе до условного места, останавливался, и тут из лесу или из-за угла какого-нибудь дома появлялся Джергер и нырял в машину.

Здесь они и разговаривали, вернее, сговаривались о дальнейших действиях. Машина была удобным местом для свиданий.

Опаснее всего было незаметно покинуть машину. На большой скорости Харбери возвращался в Москву. На людном перекрестке, где-нибудь поблизости от станции метро или у вокзала, посреди большого скопления людей, Харбери притормаживал, Джергер выскальзывал из машины и тут же терялся в толпе.

А теряться он умел, этому он был обучен весьма квалифицированными детективами!

На другой же день после злополучного разговора Харбери с Ковригиной они встретились на Ленинградском шоссе. Харбери окончательно убедился, что ничего от пленницы добиться им не удастся. Приходилось переправлять Ковригину за рубеж.

Миновав Химки, Харбери остановил машину у края дороги, осмотрелся — в глаза не бросалось ничего подозрительного. Он приоткрыл дверцу и даже сам не заметил, как откуда-то вынырнул Джергер.

Тот, как всегда, устроился на заднем сиденье, под прикрытием задернутых занавесок.

— Хэлло, Билл! Все в порядке?

— Я опять не заметил, как вы подошли, Робби, — признался Харбери.

По тону Харбери Джергер догадался, что дела у того по-прежнему не ладятся.

— Ничего не получается, Билл?

— Изображает Жанну д’Арк!

— Надо бить. Применять физические меры воздействия.

— Ерунда. Я вам сразу сказал, что из этого ничего не получится. Я-то их знаю.

— Тогда, Билл, придется вывозить!

— Да, придется.

— Вывозить придется вам, а не мне.

— Но как, черт побери?

— И побыстрее. Я больше не могу держать дочь Ковригиной на вожжах.

— Проявляет беспокойство?

— Поймите, она или потребует свидания с матерью, или, наконец, просто проговорится.

— А как вывезти?

— Билл, старина, мы, по-моему, уже договорились с вами об этом.

— Вы имеете в виду…

— Багаж! Хорошо замаскированный багаж.

— Джергер, вы молодой человек, послушайте меня: это авантюра, отсыревший патрон. Понимаете…

Джергер резко подался вперед и почти на ухо Харбери зло проговорил:

— Русские вам испортили характер. Вы хотите получать деньги и не хотите работать!

— Пошли вы к черту, Робби, с вашими проповедями. Если хотите знать, я уже прощупал кое-кого из посольства. Они вряд ли согласятся. Вдруг осечка, понимаете! А престиж государства дороже любого военного секрета.

— Значит, надо попытаться обойтись без диплома­тов. Отправим багаж с тем, кто не вызывает подозрений и чье общественное положение освобождает от таможенных формальностей.

— А такой есть?

— Мистер Паттерсон. Миллионер Паттерсон. Гость нашего посольства, точнее, личный гость мистера Уинслоу. Формально он обычный турист. Но с ним не могут не считаться. Советские таможенники, вы сами говорили, деликатные люди. Надо надеяться, Паттерсона они не потревожат.

— А вы полагаете — он согласится?

— Как попросить!

— Потом неизвестно, сколько времени он здесь еще проболтается.

— А мы попросим поторопиться.

— Так он и поторопится!

— Поторопят. Это в наших возможностях. Можете мне поверить, поторопят…

— А что я ему скажу?

— Скажете, что нужно срочно отправить ценный архив. Ценные документы. Которые только ему и можно доверить…

— Нет, Робби, старик все равно не возьмет чемо­дан.

— Припугните.

— А вы слышали, до чего он упрям?

— Сошлитесь на Нобла.

— А он плюет на Нобла. У него хватает денег, чтобы плевать.

— Пригрозите ему политическими неприятностями.

— Это его не испугает. Деньги, Робби, деньги. Я говорю, у него хватает денег.

— Все-таки попробуйте.

— Попробую.

— А послезавтра встретимся. Я не могу больше ждать.

— Боитесь своей девицы?

— А что вы думаете!

Они ехали и разговаривали. Джергер, пригнувшись к переднему сиденью, и Харбери, не оборачиваясь, обменивались короткими репликами. Они понимали друг друга с полуслова.

— Значит, в среду, на Можайском шоссе, у Баковки…

Сотни машин проносились мимо, но Джергер не смотрел по сторонам, безопаснее было не выглядывать из-за занавесок.

У Белорусского вокзала Харбери обогнул площадь и въехал под мост.

— Давайте, Робби…

На одно мгновенье он остановил машину прямо против входа в метро и даже не обернулся, а когда машина пошла дальше, Харбери был в ней один.

Ему не очень-то хотелось идти к Паттерсону, хотя они и знали уже друг друга. Но не идти было нельзя.

Он был неплохим бизнесменом, Герберт Ф.Паттерсон, он даже человеком был неплохим, не слишком жестоким, не слишком жадным, не слишком завистливым, но к нему привалило много денег и его потянуло в политику. Вернее, в политику потянуло миссис Паттерсон, а мистер Паттерсон просто не осмеливался ей возражать.

Полмира мылось мылом “Командор” и пользовалось стиральным порошком “Майское утро”. Стиральный порошок и сделал Паттерсона миллионером. Во многих городах Запада дымили его фабрики, производившие “Майское утро”. Герберт Ф.Паттерсон не отличался гибким умом, но у него имелся отличный текущий счет, и этого было достаточно, для того чтобы пытаться “делать политику”.

Харбери отправился в посольство и перехватил старика в холле.

Паттерсон выглядел весьма импозантно. В золотом пенсне, с подстриженными седыми усами, он смотрел на собеседника торжественно и сурово. Тот, кто впервые разговаривал с ним, чувствовал себя совершенно подавленным его величием.

Харбери решительно преградил дорогу миллионеру.

— Добрый день, мистер Паттерсон!

— О да, — сказал тот. — Но я не даю сегодня интервью…

— Мне не нужно интервью. У меня к вам просьба, мистер Паттерсон.

Старик благосклонно кивнул.

— Говорите…

— Я слышал, вы уезжаете?

Опять величественный кивок.

— Да, уезжаю.

— У меня скопилось большое количество весьма важных документов, — объяснил Харбери. — Я бы хотел, чтобы вы захватили их с собой.

— В Сочи? — удивился Паттерсон. — Но что я там буду с ними делать?

— Почему в Сочи? — удивился в свою очередь Харбери. — Разве вы едете не домой?

— Я еду в Сочи, дорогой Харбери, — пояснил Пат­терсон. — Официально — я хочу отдохнуть на советском курорте. На самом деле это маневр. По моим сведениям, там сейчас находится высокопоставленный советский деятель, и я надеюсь встретиться с ним на неофициальной почве. Это способствует сближению.

Харбери недоумевающе взглянул на него. О каком сближении толкует этот старый идиот? Совсем выжил из ума! Жаль, нельзя включить магнитофон. Послушал бы его Нобл!

— О каком сближении вы говорите, мистер Паттерсон? — почтительно осведомился Харбери.

— Генералы связаны с военной промышленностью и заинтересованы в обострении отношений между государствами, — продолжал Паттерсон. — А я мыловар, и чем на земле спокойнее, тем чаще моются люди.

“Ах вот почему, проклятый мыловар, тебя несет в Сочи, — подумал Харбери. — Тебе нужно торговать своим мылом, а мне до зарезу необходимо перевезти через границу шестьдесят килограммов живого веса! И сперва ты поедешь куда надо, а потом можешь лететь хоть на Луну!”

— Мне кажется, вам лучше вернуться домой, — промолвил Харбери с подчеркнутой вежливостью. — Заодно вы захватили бы мои бумаги.

— Нет, мой друг, — твердо заявил Паттерсон. — Я еду в Сочи, а бумаги вы можете переслать с кем-нибудь другим…

— Но это очень важно, — внушительно сказал Харбери. — Мои начальники ждут эти бумаги сейчас.

— Я знаю, что это за бумаги, — уже сердясь, откликнулся Паттерсон. — Вы все здесь чересчур увлекаетесь фотографией. Мосты, вокзалы, а заодно и очереди в кино, которые выдаются за очереди у булочных.

Харбери решил выложить главный козырь.

— Но это личная просьба мистера Нобла, — холодно сказал он вполголоса. — Мистер Нобл лично просит вас…

— А мне плевать на мистера Нобла, — грубо отпарировал Паттерсон. — Я не хочу ввязываться в его дела. Слава богу, у меня еще есть несколько центов на кусок мыла!

Харбери заранее знал, что из разговора с Паттерсоном ничего не получится. Он предупреждал Джергера. Он сделал все, чтобы уломать старика. Но осел остается ослом, сколько его ни понукай!

Он так и сказал Джергеру, встретив его на Можайском шоссе.

— Срочно посылайте шифровку Донновену, — распорядился Джергер. — А Донновен свяжется с Ноб-лом…

Харбери так и поступил, и Нобл не замедлил с от­ветом. Сам Харбери не получил никаких указаний, но дна дня спустя у него в офисе появился Эзра Барнс.

— Что там у вас стряслось, Билл? — спросил он. — Меня бросают вам на подмогу.

Харбери знал, что на Барнса можно положиться, а тут он сам говорит, что ему приказано оказать Харбери содействие.

Пришлось посвятить Барнса в разногласия с Паттерсоном.

— Ничего, — утешил его “король репортажа” и добавил: — Сегодня вечером позвоню в Париж.

Харбери не понял:

— В Париж? Зачем?

Барнс раздвинул толстые губы, что означало у него улыбку.

— Сообщу, что у старика Паттерсона разыгралась подагра, — все так же загадочно пояснил он. — Попрошу прислать для него лекарство.

Ровно через четыре дня после непонятного разговора с Барнсом в посольстве появился некий господин Флаухер.

Самый обычный турист из Западной Германии, господин Карл Флаухер прибыл в Москву из Ленинграда. Ничем предосудительным он в Советском Союзе не занимался.

Коренной баварец, он происходил из старинной бюргерской семьи. Отец его, видный южногерманский промышленник, к концу жизни стал одним из заправил крупнейшего химического концерна. Сыну он дал солидное образование, и едва тот обзавелся дипломом инженера, как получил пост одного из директоров концерна.

Флаухеры знали, как делаются деньги. Старший Флаухер был близок к Папену, к Гинденбургу, но к моменту, когда младший Флаухер возглавил дело, Гинден-бург стал для Германии вчерашним днем.

Карл Флаухер налаживал связи за океаном и поддерживал Гитлера. Щедрые финансовые субсидии нацистам сблизили его с вождями Третьего рейха. Никто не смел вспомнить, что мать Флаухера происходила из династии Ротшильдов. Восстановление экономики Западной Германии по окончании войны сделало Флаухера мультимиллионером.

Но об этом знали немногие. Даже очень немногие. Флаухер не искал популярности, он ценил реальную власть. Он всегда мог позвонить любому министру Боннской республики и рассчитывать, что его просьба будет удовлетворена.

Но на этот раз господин Флаухер поехал в Россию действительно только как турист. В Ленинграде он ознакомился с Эрмитажем, любовался Невой, в Москве осмотрел Кремль, посещал театры и выставки, интересовался жилищным строительством. Он был туристом, только туристом, и ничем, решительно ничем больше!

Поэтому он с большой неохотой согласился принять у себя в гостинице мистера Барнса, корреспондента “Пресс-Эдженси”, пожелавшего проинтервьюировать господина Флаухера.

Однако после доверительного разговора с корреспондентом Флаухер тут же отправился разыскивать Паттерсона.

Мистер Флаухер представился чиновнику посольства и выразил желание видеть мистера Уинслоу.

— Мистер Уинслоу очень занят…

Мистер Флаухер попросил передать мистеру Уинслоу свою визитную карточку.

Через минуту появилось некое юное существо.

— Мистер Уинслоу извиняется…

Тогда мистер Флаухер достал из кармана еще одну карточку, написал на ней что-то и настойчиво попросил показать карточку мистеру Уинслоу еще раз.

Юное существо по пути к своему шефу прочло, разумеется, что написал настойчивый субъект: “Меня просил зайти к вам мистер Фишер”.

Юное существо так ничего и не поняло, когда мистер Уинслоу заторопился в приемную навстречу странному гостю.

— Простите, мистер Флаухер… Чем могу быть полезен?

— Говорят, мистер Паттерсон — ваш гость?

— Он как раз у меня.

— Мне хотелось бы видеть…

— Прошу…

Они прошли в одну из гостиных.

— Я приглашу мистера Паттерсона…

Паттерсон не замедлил появиться.

— Мистер Паттерсон? Флаухер…

Они обменялись рукопожатиями. Мистер Флаухер бросил на мистера Уинслоу ласковый выразительный взгляд.

— Вы меня извините?

— О! Я понимаю…

Мистер Уинслоу покинул гостиную, и вот Флаухер и Паттерсон остались с глазу на глаз. За низким полированным круглым столиком, в низких не­у­доб­ных креслах сидели важный и строгий Паттерсон и коренастый, черноволосый, подстриженный ежиком господин Фла­у­хер в недорогом спортивном сером костюме.

— Рад с вами познакомиться, мистер Флаухер, — сказал Паттерсон. — Мистер Фишер — мой друг.

— Мой тоже, — заметил Флаухер. Паттерсон приветливо улыбнулся.

— Друзья наших друзей — наши друзья. Есть такая французская поговорка.

Но Флаухер не обратил внимания на французскую поговорку.

— Я тоже рад познакомиться, — сказал он. — Тем более что у меня к вам маленькое дело. Однако, извините, знаете ли вы меня?

— Конечно, мистер Флаухер, — любезно ответил Паттерсон. — Ваша фамилия значится в западногерманских справочниках.

— Да, — подтвердил Флаухер. — Мне принадлежат несколько предприятий.

— Крупных предприятий, мистер Флаухер, — поправил его Паттерсон.

— В справочниках перечислены далеко не все…

Паттерсон засмеялся.

— Тем лучше, мистер Флаухер!

— А вы — стиральный порошок “Майское утро”? — осведомился Флаухер.

— Да, — подтвердил Паттерсон. — “Майское утро” и мыло “Командор”.

— Вы входите в Объединение мыловаренной промышленности? — осведомился Флаухер.

— Конечно, — подтвердил Патгерсон. — Надо иметь возможность диктовать рынку свои цены.

— Я знаком с деятельностью вашего Объединения, — сказал Флаухер.

— Конечно, — согласился Паттерсон. — Если мистер Фишер ваш друг…

— Он стал моим другом после того, как был избран на пост директора Объединения, — уточнил Флаухер.

Такое примечание прозвучало для Паттерсона несколько загадочно.

Флаухер заерзал в своем кресле.

— Если позволите, я закурю, — сказал он и полез в карман.

Паттерсон придвинул к гостю деревянную коробку, оклеенную позолоченными этикетками.

— Прошу. Мы хотя и в ссоре с правительством Кастро, но сигары оттуда получаем по-прежнему. Настоящие “Корона-Империаль”.

Флаухер открыл свой объемистый портсигар.

— Для меня эти сигары слишком дороги, — сказал он. — Я курю немецкие.

Он не спеша раскурил сигару.

— Ну и как идет на рынке ваш порошок? — осведомился он.

— О! Что касается мыльного порошка, я монополист, — самодовольно произнес Паттерсон. — Ни одна хозяйка не променяет “Майское утро” ни на что другое!

Флаухер задумчиво выдохнул сизое кольцо дыма.

— Я хочу дать вам один совет, мистер Паттерсон, — неожиданно сказал он, посматривая на собеседника прищуренными глазами. — Мне кажется, вам следует вернуться домой.

— Я не понимаю вас, мистер Флаухер, — удивился Паттерсон. — Мы не настолько знакомы…

— Это не имеет значения. Скажу откровенно, я больше забочусь о себе, чем о вас. Поэтому я хочу, чтобы вы поехали домой. Срочно поехали и захватили с собой чемодан… Чемодан мистера Харборо, если не ошибаюсь.

Этот немецкий коммерсант лез не в свои дела! Лицо Паттерсона обрело обычную суровость.

— Благодарю за совет, мистер Флаухер, но со своими делами я уж как-нибудь разберусь сам.

— Я повторяю, мистер Паттерсон: я хочу, чтобы вы возможно скорее отвезли чемодан мистера Харборо.

Паттерсон потерял привычную сдержанность, лицо его побагровело.

— А откуда вам известен мистер Харбери? — топорща усы, язвительно спросил Паттерсон.

— Он мне неизвестен. Нет, мистер Харборо мне неизвестен.

— Но тогда кто же… — Паттерсон запнулся. — Кто же мог сообщить…

Едва заметная улыбка шевельнула губы Флаухера.

— Могу вас заверить, что свою информацию я получаю из верных источников.

— Мистер Нобл?!

— Нет, мистер Нобл мне тоже неизвестен, — ответил Флаухер. — Он политик, а я промышленник. Нас ничто не связывает. Свою информацию я получаю по банковским каналам…

Он положил сигару прямо на стол, и ее пепел осыпался на сияющую полированную поверхность.

— Давайте говорить на деловом языке, — сказал Флаухер. — Вы едете домой?

— Нет, — отрезал Паттерсон. — Я еду в Сочи.

Он не мог сдержать своего раздражения, наклонился и сдул пепел со стола.

— А вам известно, мистер Паттерсон, — спросил Флаухер, — что ваше Объединение мыловаренной промышленности всего лишь дочернее предприятие Химической корпорации?

— Да, это мне известно, мистер Флаухер. Но к чему вы мне это говорите?

— А вам известно, что Химическая корпорация заинтересована в доставке чемодана мистера Харборо? — спросил Флаухер, не затрудняя себя ответом на вопрос Паттерсона.

— Нет, это мне неизвестно, — сказал Паттерсон. Он уже не выглядел ни строгим, ни важным.

— А вам известно, мистер Паттерсон, что стоит президенту Химической корпорации дунуть, и ваше объединение лопнет, как мыльный пузырь?

— Да, конечно, если…

— А известно ли вам, мистер Паттерсон, кому принадлежит контрольный пакет акций Химической корпорации? — Флаухер повысил голос. — Мне! Мне! — повторил он. — Я сотрудничаю с нашей химической промышленностью без малого двадцать лет, и сейчас я владею этой промышленностью. Вам понятно это? Стоит мне дать указание президенту корпорации, и ваше объединение исчезнет с лица земли…

Паттерсон побледнел, он ничего не сказал, вздрагивала только его верхняя губа, и от этого дрожали острые кончики его седых усов.

Флаухер откинулся на спинку кресла.

— Все мы хотим есть, — примирительно сказал он. — Но большие проглатывают маленьких, а не наоборот. Не так уж трудно скомпрометировать ваш порошок, и ни одна хозяйка не будет покупать “Майское утро”. Но мы можем сделать и большее. Мы заставим лопнуть банк, вкладчиком которого вы состоите. Ваша отставка еще полбеды, но ваш сын не окончит колледжа, а дочери придется изучать стенографию. Вы не сможете купить для себя куска своего “Командора”…

Флаухер улыбнулся своей шутке. Но Паттерсону было не до смеха. Он богатый человек. Обеспеченный человек. Самостоятельный человек. В конце концов, мистер Нобл мог помешать его политической деятельности, но лишить Паттерсона состояния не в его си­лах. Но что можно сделать, если Химическая корпорация захочет стереть его с лица земли…

Флаухер улыбался. Он раскрыл перед собеседником портсигар.

— Закуривайте, мистер Паттерсон. И сегодня же отправьте телеграмму о выезде.

Паттерсон не осмелился отказаться от скверной немецкой сигары, которую сам он постеснялся бы предложить лакею.

— Хорошо, — промолвил он и поперхнулся.

Мистер Паттерсон не умел быстро соображать, но тут как-то сразу его осенила идея, и он снова попытался сыграть отбой.

— Хорошо, — повторил он. — Но…

Флаухер строго вскинул глаза на собеседника.

— Что еще, мистер Паттерсон?

— Конечно, я могу рассчитывать на любезность со стороны таможенной службы, но если все-таки захотят произвести осмотр чемодана?

— Гм… — Флаухер задумался. — Вы правы. Багаж должно везти лицо, обладающее дипломатической неприкосновенностью. Хорошо! Мы найдем дипломата, который вылетит вместе с вами. У меня есть такой. Он будет, так сказать, владельцем чемодана де-юре, а де-факто чемодан будет ваш. Впрочем, перелетев границу, вы можете послать своего дипломата ко всем чертям!

— А кто этот дипломат?

— Не все ли равно? Разумеется, это не представитель вашей страны, ее престиж мы не потревожим. С вами поедет пресс-атташе одного экзотического государства.

Паттерсон облегченно вздохнул.

— Значит, на меня возлагаются функции наблюдателя…

Флаухер поморщился.

— Вы упорно не хотите меня понять. Багаж повезете вы… Вы, мистер Паттерсон! А дипломат будет при вас… — Флаухер подавил раздражение, — этикеткой, ширмой, декорацией. Называйте его как хотите! Но помните — будущее вашей фирмы зависит от того, насколько удачно выполните вы это поручение.

— Я понимаю, — пролепетал Паттерсон.

Флаухер встал и, улыбаясь, протянул ему руку.

— Вы слишком политик, мистер Паттерсон, вы не умеете мыслить экономическими категориями, — с легким осуждением сказал он и вдруг перешел почти на шепот: — Мне нужна война, а не сосуществование… — И тут же поправился: — Холодная война. Это деньги, мистер Паттерсон, большие деньги. А что касается горячей, пусть она будет после нас. Умереть я хотел бы в своей постели. И не провожайте меня…

Флаухер вернулся в гостиницу. В коридоре ему попался тот самый корреспондент, который утром брал у него интервью. Они поздоровались как старые знакомые.

— Как самочувствие, мистер Флаухер? — осведомился корреспондент.

— Превосходно, — ответил Флаухер. — Ездил в посольство. Еле добился свидания с господином Паттерсоном. Он собирается домой и не мог уделить мне много времени. Если хотите что-нибудь с ним послать, торопитесь…

Барнс бросился к телефону.

— Хэлло, Билл! — закричал он в трубку. — Все в порядке. Старик собирается домой. Спеши!

Глава тринадцатая

Просьба, требование, каприз

— Итак, заставим Королева работать на нас, ведь он “наш сотрудник”! — пошутил Пронин. — Пусть расплачивается за свою дерзость.

Пронин еще раз уточнил с Ткачевым план действий и попросил вызвать Лену Ковригину.

Она не заставила себя ждать.

— Нашли маму? — обрадованно спросила она.

— Пока еще нет, — огорчил ее Пронин. — Но мы хотим этого не меньше вас. Помните, вы обещали помочь нам?

— Конечно, — сказала Леночка. — Вы можете полностью располагать мною.

— Я не ждал от вас другого ответа. — Пронин улыбнулся. — На несколько дней станете чекисткой. — Он повернулся к Ткачеву. — Вот вам еще одна помощница, Григорий Кузьмич. — И снова, обращаясь к Леночке, попросил: — А теперь скажите: Королев аккуратно звонит?