НА ВЕРТОЛЕТЕ

— Куда мы идем? — спросил Юра.

— На аэродром, к Гевондяну, — пояснил Венька. — К начальнику отряда лесной авиации.

— А при чем тут авиация?

— Увидишь.

Венька увел Юру за город.

— Далеко еще?

— Пришли.

— А где же аэродром?

— Вот.

Таких аэродромов Юра еще не видел. Он летал в Симферополь, в Ригу, аэродромы там, конечно, меньше Внуковского или Быковского, но тоже — сооружения. А тут поросшее низкорослой травкой поле, небольшой деревянный домик и трепещущий по ветру воздушный зонд.

— А где же самолеты?

— Работают. Помогают находить и тушить лесные пожары. Обследуют трассы. Оберегают леса от вредителей. У нас их всего два да вертолет. Иногда перебрасывают людей. Подкидывают на дальние точки продукты…

Юра про себя посочувствовал здешним летчикам. Довольно скучно изо дня в день подкидывать продукты и обследовать трассы. Такая романтика хороша на расстоянии.

В бревенчатой, отмытой до лимонного блеска комнате носатый человек с копной черных волос кричал по телефону:

— Не могу… Говорю — не могу! — Увидел посетителей, с сердцем положил трубку. — Черт бы ее забрал, опять просят вывезти Тузикову!

Юра подумал, что бюрократизм процветает даже на этом маленьком аэродроме. Тузикову необходимо вывезти, а он не хочет! Что значит — не могу? Может, она больна, может, у нее неотложное дело, решается человеческая судьба…

На обратном пути Венька рассказал Юре о Тузиковой. Жена начальника отдаленного лесопункта. Постоянно ссорится с мужем и при каждой ссоре удирает в Тавду. А потом все принимаются уговаривать пилотов доставить ее обратно.

— Противная баба, — сказал Венька. — Перепортила нервы всему леспромхозу.

Но Юра этого не знал и про себя назвал Гевондяна бюрократом.

— Что тебе? — внезапно обратился тот к Веньке. — Все машины в разгоне.

— А вертолет? — умоляюще спросил Венька. — Нам крайне нужно обследовать один участок.

— Зачем? — раздраженно спросил Гевондян. — Пожар? Наводнение? Буря?

— Девушка, — выразительно произнес Венька. — Пропала девушка.

— Какая еще девушка? — сердито спросил Гевондян. — Не морочь мне голову.

— Я не морочу, Вартан Степанович, — жалобно произнес Венька и указал на Юру: — Послушайте этого парня, и вы тоже к нам подключитесь.

— Ну, говори, заправляй Гевондяну баки.

Он сел на стол и уставился на Юру влажными карими глазами.

В который раз Юра принялся посвящать в свою историю еще одного человека.

— Ну и что ты хочешь? — более мягко спросил Гевондян, выслушав рассказ Юры.

— Вертолет, — лаконично заявил Венька. — Просмотреть сверху тайгу.

— Нет вертолета, — закричал Гевондян. — Его требуют у меня для Тузиковой!

— А вы не давайте, Вартан Степанович, — посоветовал Венька. — Тузикова доберется на тракторе.

— Ты не знаешь Тузикову, — мрачно сказал Гевондян. — В прошлом году она разбила на аэродроме счеты.

Но Юра видел, Гевондян поддается на уговоры.

— Когда? — спросил он.

— Завтра, — сказал Венька.

— Завтра не могу, — сказал Гевондян. — Послезавтра.

— Не торгуйтесь, Вартан Степанович, — укоризненно произнес Венька. — Завтра, послезавтра — какая разница!

— Вам приходилось спасать людей? — воскликнул Юра. — Послезавтра может быть поздно! Тут вопрос жизни и смерти…

— Не разъясняй мне разницу между жизнью и смертью, очень тебя прошу, — сказал Гевондян. — Вертолет нужен всем, а Гевондян один.

Он замолчал, и Венька дернул Юру за руку, чтобы тот не перебивал Гевондяна.

— Ладно, — наконец изрек тот. — Пусть завтра. А кто полетит?

— Я, — сказал Юра.

— Нет, — сказал Венька. — Полечу я.

— Как это ты? — сказал Юра. — Это касается лично меня.

— Это касается не только лично тебя, а лично всех, — сказал Венька. — Что лично ты увидишь с вертолета?

— Ты летал когда-нибудь над тайгой? — в свою очередь, поинтересовался Гевондян.

— Нет, — сказал Юра.

— И не надо, — сказал Гевондян. — Полетит он… — и указал на Веньку. — Он может сосчитать, сколько шишек лежит под каждой сосной. А ты?

Назавтра Гевондян и Венька вылетели на поиски.

Они бороздили небо во всех направлениях, напряженно всматриваясь в каждый лужок, в каждую горку, в каждый овражек. Ничего не привлекало внимания.

Как вдруг Венька увидел…

— Вартан Степанович!

— Спокойно.

— Вижу!

— Что?

— Корову!

Да, на глухом лесном склоне паслась корова. Поблизости никакого жилья. Однако корова не могли очутиться в лесной пустыне сама по себе.

Гевондян опустился пониже.

Два продолговатых строения, замаскированные травой, и над одним легкий дымок, который вот-вот рассеется в воздухе.

— По-видимому, ты прав, — сказал Гевондян. — Корова — это немаловажный фактор.

Венька знал эти места, но записал все координаты.

Петя и обиженный Юра ждали возвращения вертолета на аэродроме. Услышали приближающийся рокот, выбежали из домика.

— Ну как? — закричал Петя навстречу Веньке. — Нашли?

— Нашли! — торжествующе крикнул тот.

— Кого? — с замиранием сердца спросил Юра. — Кого вы видели?

— Корову, — серьезно сказал Венька. — Самую доподлинную корову.

СВИДАНИЕ

— Сделаем крюк, минуем заимку Душкина, — командовал Венька, шагая во главе экспедиции. — Лучше десять-пятнадцать километров лишка, чем спугнуть пуганых.

Лида и Венька собирались в путь не так быстро, как хотелось Юре и Пете. Подобрали кое-какой инвентарь, топорики, таганок, кастрюлю, запаслись Салом, крупой, отнеслись к делу со всей серьезностью бывалых людей.

— Знаешь, куда идти? — обратилась перед выходом Лида к Веньке.

— Спрашиваешь! — гордо откликнулся тот. — Местонахождение божьих людей зафиксировано с точностью километр в сантиметре.

Вышли под вечер. Тоже предосторожность со стороны Веньки: «Если кто из их братии околачивается в Тавде, пусть лучше не видит туристов».

Вообще решили не останавливаться ни в деревнях, ни у лесников, чтобы незамеченными добраться до цели.

Переночевали в лесу под Тавдой, шли целый день, и, как Венька ни уверял, что идут наилучшим курсом, пришлось заночевать вторично.

Зато на третий день Венька уже к обеду начал проявлять признаки беспокойства.

— Внимание! Чем ближе цель, тем крепче должны быть нервы.

Невольно ускорили шаг. Под ногами мягко похрустывала хвоя. Шли в гору.

— Тихо, — скомандовал Венька. — Привал.

— Какой там привал! — запротестовала даже благоразумная Лида. — Теперь до конца…

— В том-то и дело, что уже конец, — перебил Венька. — За увалом обетованная земля.

— Неужели… дошли?

— Потому-то и предлагаю стреножить коней. По моим подсчетам, километра полтора. Дальше я двинусь один.

— Почему? — обиделся Петя. — Мы тоже…

— Ни в коем случае. — Лида опустилась на землю. — На разведку идет один Венька. Даже среди лесников он славится как следопыт. Все осмотрит, доложит, а тогда уж решим, как поступать дальше.

Венька скинул с плеча рюкзак, сбросил телогрейку и исчез за деревьями.

— Отдыхать!

Развести костер Лида не позволила, пообедали всухомятку. Лида посоветовала поспать, но никто не заснул, все ждали Веньку.

Уже смеркалось, когда он вернулся из рекогносцировки.

— Все в порядке, — объявил он. — Полная кошелка стариков обоего пола. Но кроме них… несколько хорошеньких девочек. Скрываются в халупы при малейшем подозрительном звуке. Вам, конечно, понятно, что подразумеваются не певчие птички, а самолеты. Оценивая положение на фронте и принимая во внимание превосходящие силы противника, полагаю, что открытое нападение на лагерь успехом не увенчается. Мой наметанный глаз определил соотношение сил шесть к одному…

— Перестань балаганить, — остановила Лида Веньку. — Обедай, и будем решать, что предпринять дальше.

Однако Юра отверг все решения. Прежде всего необходимо узнать, находится ли в этом заповеднике Таня. Юра должен отправиться вместе с Венькой и хотя бы издали увидеть его обитателей. Если Таня среди них, на что Юра очень надеялся, прежде чем что-либо предпринимать, он должен с ней встретиться.

Ему не терпелось немедля подкрасться к обители, но Лида не разрешила отходить ночью от бивуака.

Юра и Венька отправились туда с первыми утренними лучами.

На этот раз Юре не пришлось долго мучиться, он сразу нашел Таню среди девушек, сновавших взад-вперед меж построек.

Он нашел ее и не мог допустить, чтобы Таню опять увели у него на глазах!

— Чем крепче нервы, тем ближе цель, — наставительно повторил Венька, заметив состояние Юры.

Они внимательно наблюдали. Девушки кололи дрова, кухарничали, бегали за водой к ручью. Самым подходящим местом для свидания и был берег ручья.

Так и порешили: сесть в засаду, а когда Таня спустится за водой, перед ней появится Юра.

Невидимая птаха все высвистывала и высвистывала одну и ту же протяжную ноту. Начинался утренний розовый пожар. Лес наполнился необычным светом. Все происходило как в сказке. Холодок пробежал у Юры за плечами, и он подумал, что, как сказочный принц, он должен преодолеть все препятствия и разбудить спящую красавицу.

С трудом верилось, что он посреди уральской тайги и в такой чащобе, куда редко и только в чрезвычайных обстоятельствах забредают люди, — такой солнечный наступал мягкий и радостный рассвет. Деревья стояли удивительно неподвижно, на листве поблескивали капли росы, все оживленнее щебетали птицы, и лишь ручей журчал неутомимо и осторожно, как ночью. Розовые блики сменились желтыми, небо поголубело, ветерок зашелестел листвой, и все залил мягкий белый свет: и прогалину в нехоженом лесу, и откос, поросший ярко-зеленой травой, и песчаное русло узкого ручейка, выбегающего из-под зеленовато-черной коряги.

Тихо вокруг… И вдруг пичуга, что так неутомимо высвистывала в течение всего рассвета свою однотонную песню, захлебнулась и смолкла.

— Тс-с-с-с, — подала Лида сигнал тревоги.

Шепот слился с шелестом ветра, но мальчики сразу уловили в этом шелесте оттенок тревоги и еще неподвижнее замерли на своих постах.

Пичуга смолкла, послышались голоса. Негромкие и звонкие. Точно ручей заговорил веселей и нетерпеливей.

У Юры замерло сердце. Он не мог ошибиться. Год, нет, больше года не слышал он ее голоса. Но он не мог ошибиться…

Две девушки в черных платочках с ведрами в руках пробирались из-за деревьев к ручью.

Как же она похудела! Только глаза все те же…

Девушки спустились к ручью. Таня рукой отвела листья папоротника. Ручей выбил как бы ступеньку, вода падала с небольшого уступа, и Таня подставила под струю ведро.

Вторая девушка стояла повыше Тани, ждала своей очереди. Она бросила вдруг ведро, с легким стуком оно упало в траву, заломила руки, потянулась и громко вздохнула.

— А что, если выкупаться, Тася? — обратилась она к подруге.

— Дурочка, заметят, — ответила та. — Опять придется поклоны отбивать…

Юра не ослышался. Почему Тася? Ведь это же Таня… Таня! А может, подружка ласкательно ее зовет так?…

Таня наполнила ведра и перешла ручей, освободила место подруге.

И тут Юра опомнился… Нельзя терять ни минуты! Он выскочил из-за куста и опрометью понесся вниз.

— Таня! Таня!

«Ах!»

Она даже не сказала это, восклицание замерло в ее глазах.

Ее подружка уронила ведра и побежала.

Таня застыла, точно увидела призрак. Да так оно и было на самом деле! Откуда мог взяться Юра среди этой тайги, в таком месте, о существовании которого не знали даже многие истинные христиане? Юра мог только померещиться. Это было не что иное, как материализация ее греховных мыслей о жизни, которую она навсегда покинула, мыслей, которые она до сих пор не может от себя отогнать…

Признайся она Раисе в том, что ей померещился Юра, не избежать суровой епитимьи. Опять придется поститься, иссушать плоть…

Таня рванулась… Но призрак успел схватить ее за руку, его пальцы так цепко обхватили руку, как вряд ли на это способны привидения.

— Юра?!

— Пойдем, пойдем! Не беги! Мне необходимо тебе сказать…

Он увлекал ее вверх по другую сторону ручья.

— Идем, идем, — приговаривал он. — Танечка, выслушай…

Она поняла уже, что это не призрак, что возле нее самый доподлинный Юра, и тем страшнее, тем немыслимее становилось все происходящее.

— Отпусти меня, — пробормотала она. — Я не должна с тобой говорить…

А он вел ее, продираясь меж кустов, безжалостно топча бруснику, вел с такой настойчивостью и силой, что она не могла сопротивляться, подчинилась ему также, как подчинялась Раисе, только страха она не испытывала, какой всегда ощущала перед Раисой.

Они не заметили, как кто-то пробежал мимо, как кто-то стал карабкаться по откосу вслед за убегающей девушкой, хотя Юра знал, что так все и должно происходить, настолько они были поглощены своей встречей.

— Ну вот… — Юра внезапно остановился и отпустил ее руку. — Сядь.

Сесть было не на что, и они продолжали стоять.

— Вот…

Юра просто не знал, с чего начать. Он подготовил самые лучшие доказательства против существования бога. Наизусть выучил множество изречений философов-материалистов. Он был вооружен неопровержимыми доводами…

Юра мог, конечно, начать антирелигиозный диспут, но скорее он мог убедить в том, что нет бога, щелкающую над его головой белку, чем эту дрожащую, смятенную и обезволенную девочку. И Юра не совершил ошибки, которая могла навсегда развести его с Таней, Юра не затеял спора, который еще неизвестно чем мог кончиться. Он был сейчас на той высоте, на какой находятся люди в моменты самого величайшего просветления: видя утопающую, он не стал рассуждать, каким способом лучше ее спасти и что посоветовать, чтобы она выплыла, он просто поддался непосредственному чувству и кинулся в стремнину, чтобы схватить в руки эту гибнущую драгоценную жизнь.

Все было в этот момент против него: и сама испуганная девушка, которую он не видел более года и которой за этот год ежедневно внушали, что все в мире тлен, суета, грех, что все, кто прежде ее окружал, тянули ее в пропасть; и первозданная природа, окружающая их. Все вокруг было таким, что позволяло, как выражаются поэты, ощутить присутствие бога: и обступившие их могучие березы и сосны, устремившиеся в небо, и само лучезарное бездонное небо, и шелест ветвей, и дуновение ветра, и загадочные шумы и шорохи, и безмолвие дикого леса, и смолистый аромат, так напоминающий запах ладана, — вся эта поэзия таинственного беспредельного леса легко могла внушить слабому и впечатлительному человеку мысль о существовании какого-то незримого, непостижимого и всемогущего существа.

И Юра, которым всегда владело чувство поэзии, тоже не посмел нарушить очарование окружающего их мира холодными умственными рассуждениями.

— Если бы ты знала, — лишь воскликнул он во всей своей юношеской непосредственности, — как я счастлив, что наконец-то нашел тебя!

И тогда Таня широко раскрыла громадные удивленные глаза и невольно спросила:

— А разве ты… Разве ты искал?

Юра смотрел на нее так, как верующие смотрят на чудотворные иконы.

— Весь год, с первого дня, как ты исчезла, каждый день, каждое мгновение…

И было так сказочно, так необыкновенно, так чудесно, что этот красивый и умный юноша не забыл ее, что его слова не остались словами, что он верен тому, о чем они почти никогда между собой и не говорили, что только угадывалось в недосказанных речах и несмелых прикосновениях, — так все это было необыкновенно и чудесно, что Таня заплакала чистыми, радостными и облегчающими душу слезами.

И все вдруг пошло совсем не так, как предполагалось, как должно было идти с точки зрения разума и логики. Не Юра стал спрашивать, убеждать и просвещать бедную Таню, а Таня засыпала Юру беспорядочными житейскими вопросами:

— Юрочка, откуда ты сейчас? Ты ничего не слышал о маме? Как ты узнал? От кого?

И так далее, и так далее — о самом Юре, о Москве, о его поездке…

И Юра принялся рассказывать, как он был у ее матери, как нашел Щеточкину, как вынудил ее поехать в Бескудниково, как попал затем в Ярославль, как видел Таню в окне уходящего поезда…

— Так это был ты? Ты? — прервала Таня. — Так это тебя, значит, видела я на перроне? А Раиса сказала, что это дьявол соблазняет меня…

Юра рассказал, что, потеряв ее след, он решил не поступать в университет, пошел на строительство, чтобы накопить денег, как узнал, где она находится, и как с Петей добрался до Душкина, до Рябошапки и наконец разыскал ее среди здешних непроходимых болот.

И все, что Юра рассказал, было так просто и вместе с тем так удивительно, что Таня снова заплакала, от умиления, от жалости, от любви.

— Что же теперь? — спросила она с замиранием сердца.

— Как что? — удивился Юра. — В Москву. В Москву! Неужели ты думаешь, что я от тебя отстану?

И после ласковых Юриных слов, после всего того, что он рассказал, ей и впрямь показалось страшным вернуться под начало Раисы и опять отбивать поклоны перед закопченными немыми и безучастными иконами.

— Никуда я тебя не отпущу, — повторил Юра. — Я ни в чем не собираюсь тебя убеждать, разберешься сама, но я не дам тебе прятаться от меня, от матери, от всех, кого ты знала и кто не сделал тебе ничего плохого.

И опять он не совершил ошибки и ни в чем не стал ее убеждать, он просто опустился возле Тани на землю, сел на покрытую листьями и сухой хвоей землю, молча взял ее руку, приник к ней лицом и принялся медленно и нежно поглаживать ее по ладони.