Ей казалось, что она задыхается в его объятиях. Рина могла бы встретиться с графом лицом к лицу, она бы даже не отказалась танцевать с ним… например, менуэт, как с сэром Роджером Коверли. Но танцевать с Эдуардом вальс, оказаться в его объятиях, чувствовать на талии тепло его руки – к этому она не была готова. Он держал ее так осторожно, так бережно, словно она была хрупкой драгоценной вещицей. Рина скользила с ним в танце и трепетала от возбуждения.
      Она танцевала вальс всего несколько раз в жизни, и ей с огромным трудом удалось сохранять самообладание. Вспомнив, что она сердится на графа, Сабрина с равнодушным выражением спросила:
      – Как вы могли?
      Тревелин выгнул черную бровь и с озадаченным видом посмотрел на нее:
      – Вы хотите сказать, что вам действительно хотелось танцевать с одним из этих щенков?
      – Нет, я не об этом. – Она попыталась собраться с мыслями. – Мистер Черри сообщил мне о тысяче фунтов. Это нехорошо с вашей стороны, просто чудовищно. Вам не следовало предлагать мне деньги.
      Граф нахмурился, еще более озадаченный:
      – Вы хотите больше?
      – Нет! Не хочу… – Она понизила голос, сообразив, что на них смотрят танцующие рядом пары. Господи, этот человек – просто бесчувственная деревяшка, ничего не понимает. Она гневно взглянула на него и понизила голос до шепота: – Я не возьму деньги за спасение ребенка. Тем более за ребенка, который так мне дорог… Напрасно вы предложили мне деньги. Я их не возьму.
      Губы графа дрогнули в улыбке; в глазах его вспыхнули дьявольские огоньки.
      – Мисс Уинтроп, у вас такой очаровательный румянец, когда вы сердитесь.
      Сабрина смутилась. Глядя в сверкающие глаза графа, который вел ее в танце легко и уверенно, она почувствовала, что кровь быстрее заструилась по жилам, заструилась, точно жидкое пламя.
      – Тем не менее я не могу взять ваши деньги, – сказала она, пытаясь восстановить дыхание. – Я не позволю заплатить мне за спасение Сары. Любая на моем месте поступила бы так же.
      – Нет, не любая. Только упрямая… и легкомысленная женщина.
      – Я не упрямая.
      Его хрипловатый смех, казалось, оглушил ее. Рина едва не сбилась с такта.
      – Еще какая упрямая… И строптивая…
      – Мы в любой момент можем закончить танец, милорд, – сухо заметила Сабрина.
      – Только после того, как я скажу вам, как много вы для меня сделали. И не только для меня и Сары, но и для бабушки, для Эми, даже для Рейвенсхолда. Вы вернули в наш дом жизнь… И мне тоже.
      На этот раз Рииа все-таки сбилась с такта. Его слова подействовали на нее, как красное вино с пряностями; ее воображение рисовало самые чудесные картины.
      – Благодарю вас, милорд, но полагаю, вы ошиблись, принимая чувство благодарности за… за более сильное чувство.
      Граф промолчал, но его рука на мгновение соскользнула чуть ниже се талии. Впрочем, едва ли кто-нибудь из окружающих заметил это быстрое, неуловимое движение.
      Но Сабрина тихонько вскрикнула от неожиданности.
      – Я действительно вам благодарен, – пробормотал граф. – Но сейчас я чувствую… нечто другое. И не только благодарность я испытывал в тот день в детской. И в ту ночь в моей комнате, когда мы…
      – Ха, Тревелин! – раздался мужской голос.
      Сабрина в испуге вздрогнула. Вспыхнув от смущения, она посмотрела на рослого мужчину, танцевавшего рядом со столь же высокой дамой.
      – Слышал, Тревелин, о твоих подвигах в Сент-Петроке. Наверное, ты был великолепен!
      – Не о чем говорить, Фергус, – проворчал Эдуард, пытаясь держаться подальше от этой пары.
      – Не о чем?! Да в городе все только об этом и говорят! – воскликнул Фергус. – Держу пари, это та самая маленькая леди, которая спасла твою дочь от смерти. Хильди, вот та девушка, о которой все говорят.
      – Рада с вами познакомиться, дорогая. – Танцевавшая с Фергусом женщина приветливо кивнула. – Вы обязательно должны приехать к нам на чай.
      – Не на чай, Хильди. На ужин! На следующей неделе. Вы оба.
      – Прекрасно. Как вам будет угодно. До свидания. – Эдуард закружил Рину, увлекая ее прочь от Фергуса и его жены.
      – Это ваши друзья? – спросила Сабрина с озорной улыбкой.
      – Едва ли. Фергус умеет говорить лишь об охотничьих собаках и лошадях. Но я согласился бы поужинать с самим дьяволом, только бы избавиться от него. – Он посмотрел на Рину, и его чувственные губы растянулись в улыбке. – Итак, я говорил…
      – Лорд Тревелин! – раздался веселый голос.
      Эдуард нахмурился.
      – К черту, – проворчал он. – Мы здесь не сможем поговорить. А мне необходимо с вами поговорить. Наедине.
      Существовало множество причин, по которым Сабрине не следовало оставаться с графом наедине. Но в этот момент она не могла вспомнить ни одной.
      – Когда?
      – Когда гости пойдут на ужин. Давайте встретимся в саду. В полночь.
      Полночь… В полночь Квин будет ждать ее у ворот с резвыми лошадьми. Она не сможет встретиться с графом, даже если бы очень захотела.
      – Это безумие… Нам нельзя встречаться. Это было бы… неприлично.
      Граф пристально посмотрел на нее. Его глаза сверкали.
      – Да, это было бы неприлично. Но вы никогда не казались мне девушкой, которая соблюдает приличия. – Граф наклонился над ней, и она ощутила на лице его теплое дыхание. – И я тоже такой, – добавил он.
      Рину бросало то в жар, то в холод. Да, он прав: Сабрина Мерфи, дочь игрока, не была благовоспитанной леди, и сейчас, в объятиях графа, она чувствовала это с особой остротой. Но ведь в данный момент она не была Сабриной Мерфи. Она – Пруденс Уинтроп, молодая леди, воспитанная миссионерами, и она не может встречаться в полночь с мужчиной.
      Ей следовало доиграть роль до конца, осуществить задуманное. А любовь к лорду Тревелину в ее планы определенно не входила.
      Музыка стихла, и вальсировавшие пары покидали центр зала. Но Эдуард не отпускал ее. Они стояли посреди зала, и он смотрел на нее так же, как смотрел недавно на утесах. Она увидела в его глазах смятение, отчаяние… И почувствовала, что ее еще больше к нему влечет.
      – Вы придете?
      Сабрина хотела прийти. Но Пруденс не смела.
      – Я… – Она умолкла, потому что не знала, что собирается сказать.
      – Эдуард! Ты намерен весь вечер утомлять бедняжку?
      Сабрина тотчас узнала этот голос. Быстро обернувшись, она увидела приближающуюся к ним леди Пенелопу, постукивавшую по мраморным плитам своей неизменной тростью. Графиня была в платье с высоким воротом из кремовых кружев; глаза ее строго оглядывали зал. Но не платье и не выражение лица поразили Рину. Она наконец-то увидена «Ожерелье голландца».
      Даже в самых смелых мечтах Рина не могла представить ничего столь прекрасного. Водопад бриллиантов переливался на шее графини, каждый бриллиант сверкал по-своему, отличаясь своим блеском от остальных камней. Это был шедевр ювелирного искусства, это была мечта. Сабрина почувствовала, что ее неудержимо влечет к сверкающему чуду. Она наконец поняла, почему отец пристрастился к азартным играм. Он мечтал о выигрыше, лишь об одном выигрыше, который обеспечил бы его на всю жизнь. Рине почудилось, что за спиной ее стоит Дэниел Мерфи и шепчет ей на ухо:
      – Наш корабль вернулся в гавань, детка. Наконец-то наш корабль вернулся.
      Вдовствующая графиня, положив руку на плечо Рины, мгновенно разрушила мир грез:
      – Пойдем, моя милая. Гости хотят с тобой познакомиться, а с кузеном можно поболтать и утром.
      Но утром они с Квином будут уже далеко от Рейвенсхолда… Рина судорожно сглотнула. Леди Пенелопа вмешалась очень вовремя – ей не пришлось отвечать Эдуарду. Глупо даже думать о встрече с ним. Она повернулась к графу:
      – Благодарю вас за танец, милорд.
      Граф не ответил, не сделал ни движения в ее сторону. И все же она почувствовала, что он как бы отдалился от нее, замкнулся, стал недоступным. Возможно, она видит его в последний раз, ведь скоро они с Квином навсегда покинут Рейвенсхолд. И сколько еще лет пройдет, прежде чем он найдет свою любовь?
      Сабрина подняла глаза. Губы, насмешливо улыбавшиеся несколько минут назад, теперь были плотно сжаты. А утром он будет презирать ее… И все остальные – тоже. Что ж, перед этим она должна проститься с ним.
      Рина шагнула к графу, делая вид, что хочет еще раз поблагодарить его за танец, и шепнула одно лишь слово:
      – В полночь.
      В следующее мгновение она уже догоняла графиню.
 
      Час спустя Сабрина пересмотрела свое решение, рассудила, что для всех будет гораздо лучше, если она не пойдет на свидание с Эдуардом. В конце концов, она собирается похитить ожерелье, фамильную драгоценность. Кроме того, считалось, что Эдуард и леди Рамли помолвлены. Так что нечего было и думать о свидании. И все же в назначенный час она выскользнула из дома и быстро зашагала по каменистой тропинке, ведущей в сад.
      Ветреный день сменился на редкость тихой и теплой ночью. Скользившие по небу облака лишь изредка скрывали луну, серебрившую виноградные лозы и цветы. Повсюду разливался густой аромат роз и гиацинтов, мелодично журчал в ночной тишине фонтан, и слышался глухой рокот волн, разбивающихся о скалистые утесы. Этот никогда не смолкающий рокот стал для Рины таким же привычным, как биение ее собственного сердца.
      Сабрина замедлила шаг и остановилась у каменных львов, охраняющих вход в сад. Он еще не пришел. Ей вдруг захотелось вернуться в дом и забыть обо всем. Но это только осложнило бы положение. И потом… она ведь обещала графу, что придет, возможно, напрасно, но обещала. Если они уйдет, граф, наверное, отправится на поиски и перевернет вверх дном весь дом. И тогда ей едва ли удастся незаметно пробраться в спальню леди Пенелопы.
      Примерно час назад Сабрина подлила немножко опиума в пунш графини – всего две капли. Такая небольшая доза не могла повредить даже пожилой женщине, но она будет спать как дитя, когда Рина прокрадется в ее комнату и возьмет из туалетного столика ожерелье. План был простой, но надежный, следовало только сохранить ясную голову и обуздать свои чувства.
      Тут послышался какой-то шум. Рина подняла глаза:
      – Эдуард?
      Но графа она не увидела. Более того, Рина даже не была уверена, что слышала что-то необычное. В саду шелестела листва, в траве шуршали кролики, в ветвях прыгали белки. Облачко закрыло луну, и живые изгороди и виноградные лозы превратились в странные фигуры и тени. Сабрина посмотрела в дальний конец сада, туда, где начинался пустынный берег моря.
      Поднимавшийся с моря туман клубился в призрачном лунном свете, и Рине казалось, что перед ней проплывают человеческие фигуры. Сабрина убеждала себя, что это всего лишь игра воображения; и все же, глядя на клочья тумана, она вспоминала слова миссис Черри, ее рассказ о призраке графини Тревелин.
      Конечно, это всего лишь ее фантазии. И все же… Если призрак Изабеллы бродит по утесам, то бедняжке, должно быть, ужасно одиноко. Почти не сознавая, что делает, Сабрина окликнула одну из расплывающихся фигур:
      – Изабелла?
      Услышав чьи-то быстрые шага, Рина резко обернулась и увидела вполне реальную фигуру графа Тревелина, кипевшего от ярости.
      – Проклятый Фергус! Никак от этого болтуна не отделаться… – бормотал Эдуард.
      Заметив Рину, граф умолк, остановился. Он смотрел на нее во все глаза. Наконец проговорил:
      – Боже правый, вы при лунном свете еще прекраснее.
      Услышав этот тихий, чуть хрипловатый голос, Сабрина забыла обо всем на свете. Колени ее подогнулись, и она, протянув руку, схватилась за лапу каменного льва.
      – Я… мне кажется, вы немного пьяны, милорд, – ответила она, стараясь говорить ровным голосом. – Я вовсе не красивая.
      – Не выпил ни капли, мисс Уинтроп. – Губы графа растянулись в дьявольской улыбке. – И могу вас заверить: вы на редкость красивая женщина.
      Рина сглотнула подкативший к горлу ком. Она сознавала, что не в силах устоять перед его улыбкой. «Мне не следовало приходить. Было безумием думать, что я останусь бесчувственной, стоя рядом с ним».
      – Я должна идти, милорд. У вас гости. И… нужно считаться с леди Рамли.
      Если Сабрина надеялась, что упоминание о леди Рамли смутит Эдуарда, то она жестоко ошиблась. Граф приподнял брови; вид у него был озадаченный.
      – Но Касси здесь нет, – сказал он и подошел к Рине почти вплотную. – А гости сейчас уплетают фазанов. Они еще не скоро заметят, что нас с ними нет, так что времени достаточно.
      Граф сделал движение рукой, и Сабрина невольно отшатнулась, подумав, что он собирается ее обнять. Но он сунул руку в карман фрака, и, вытащив какой-то предмет, положил его на спину льва. Рина присмотрелась. Это был обломок одной из красных меток. Она нахмурилась и, озадаченная, взглянула на графа:
      – Что это значит?
      – Один из слуг нашел это за камнями на мысе Кораблекрушений. После того как все оттуда ушли, я продолжил поиски и нашел отверстия. Там и были первоначально установлены красные метки. Вот эта, – он кивнул на обломок, – отмечала место у края скалы, откуда…
      – Откуда упала Сара, – догадалась Рина. Она взяла обломок метки и повертела его в руках. – А я еще подумала, что неплохо бы обозначить там опасные места. Наверное, кто-то немало поработал, чтобы вытащить метки. Но кто мог это сделать?
      – Возможно, тот же человек, который перерезал поводья вашей лошади. – В голосе Эдуарда звенела едва сдерживаемая ярость.
      О Господи, кто-то хочет причинить вред детям! Но кто этот негодяй? Тут Рина вспомнила подслушанный в переулке разговор. Вероятно, эти двое и замышляли убийство… Она в гневе сжала кулаки.
      – Вы должны защитить детей, Эдуард. Не сводите с них глаз. И лучше отошлите их из Рейвенсхолда. Нельзя допустить, чтобы с ними что-нибудь случилось.
      – Я не допущу, чтобы что-нибудь произошло с ними… или с вами.
      Граф взял ее за руку. Даже сквозь перчатки – его и свою – Сабрина почувствовала, какая горячая у него рука.
      – Мне следовало поверить вам, когда вы рассказали о подслушанном разговоре. Гордость помешала мне сделать это. Гордость, упрямство и недоверие. Но я был к вам несправедлив. Вы не лгали. Вы всегда говорили только правду. Сегодня, впервые с тех пор как Изабелла нас бросила, моя дочь сказала, что любит меня. Она изменилась благодаря вам.
      Он склонился над ней, и она увидела, что глаза его потеплели.
      – Когда-то я вам сказал, что не верю в чудеса. Я ошибался. Я знаю это, потому что вы, мисс Уинтроп… вы – чудо.
      Граф поверил, что она – Пруденс Уинтроп! При мысли об этом ей следовало бы радоваться, ликовать… Но ей вдруг стаю ужасно грустно. Рина потупилась, она была не в силах смотреть ему в глаза. Он сказал, что ошибался, сказал, что был к ней несправедлив. Она отдала бы все на свете, только бы снова услышать его слова. «Вы – чудо».
      Сабрина закрыла глаза. Ей хотелось сохранить эти мгновения в своем сердце, как хранят розу между страницами книги.
      – Мне действительно пора вернуться в дом.
      – Я знаю, – сказал он с улыбкой. – Но я хотел объяснить… хотел, чтобы вы поняли, почему я предложил вам деньги. Тысяча фунтов – вовсе не награда за спасение дочери. Эти деньги… они ваши по праву, ведь вы член семьи. Таким образом я хотел дать понять, что верю вам.
      Семья… Он, конечно же, не знал, что означает для нее это слово. Даже сверкающее ожерелье тускнело в сравнении с ним. Только это… только это была не ее семья, а Пруденс, настоящей Пруденс.
      – Я должна…
      – …вернуться. Я знаю. Еще одно слово. Я… Черт! – Эдуард пригладил волосы. Он был так смущен, что Рина, растроганная, едва не прослезилась. – Я уже давно не имел дела с… порядочной женщиной. Мое поведение по отношению к вам непростительно, и меня не оправдывает только то, что я пытался защитить своих родных. Я очень сожалею и был бы рад… счел бы за честь… если бы вы приняли мои извинения и мою дружбу.
      Сабрина смотрела на его протянутую руку, смотрела, не в силах шевельнуться. Дружба. Ей легче было бы принять его улыбку и его доверие. Рина заморгала, стараясь удержаться от слез; она стремилась к Эдуарду всем сердцем, однако понимала, что у нее другая жизнь, у нее не может быть ничего общего с графом Тревелином.
      – Понимаю…
      Это холодное слово ранило ее в самое сердце. Она подняла глаза и увидела мрачные, пустые глаза человека, которого встретила в первый свой день в Рейвенсхолде. Слишком поздно Рина осознала, что он принял ее молчание за отказ. Она покачала головой:
      – Нет, вы не понимаете. Я…
      – Ради Бога, не надо быть милосердной. Конечно, вы не в силах простить меня после всего, что я… – Он сделал глубокий вдох, сердце его разрывалось от боли. – Будьте уверены, я никогда больше не стану докучать вам. Можете возвращаться в дом. Я последую за вами через несколько минут.
      Сабрина понимала: вернуться в дом – наилучший выход из положения. Ведь она самозванка и скоро станет воровкой. А он – граф, к тому же помолвленный. Она заставила себя сделать шаг, другой… И двинулась по дорожке. Граф же словно окаменел – он стоял, глядя ей вслед.
      Сабрина медленно приближалась к дому. Да, уйти – самый разумный выход, думала она. Сердце ее разбито. Но какое это имеет значение? Она переживет, выживет, как выживала все эти годы в доме мачехи. Пройдут годы, и она, глядя на луну, будет вспоминать эту ночь, вспоминать без боли и грусти. Она забудет пустоту в его глазах, забудет, что ушла от человека, которого любила. Она…
      – Нет, не могу! – воскликнула Сабрина.
      Резко развернувшись, она пробежала по дорожке и бросилась в объятия графа.

      Жизнь преподносила Эдуарду самые неожиданные сюрпризы, но поступок обычно сдержанной мисс Уинтроп ошеломил его. Она бросилась ему на шею и стала осыпать его горячими, страстными поцелуями. Обнимая ее, он попятился и прижался спиной к каменному льву. Поведение мисс Уинтроп казалось совершенно необъяснимым. Графу почудилось, что он случайно попал в один из «волшебных кругов», когда-то досаждавших его кельтским предкам, что его затянуло в безумие Иного Мира. Но тут он ощутил на своих губах губы Пруденс, и его охватили совсем иные чувства.
      Эдуарда сводили с ума страстные поцелуи Пруденс, ее неумелые ласки, совершенно не походившие на ласки и поцелуи опытных куртизанок, к которым он привык. Пруденс была горячей, необузданной, щедрой – такой могла быть только невинная девушка. Он погрузил пальцы в шелк ее волос и впился страстным поцелуем в ее губы.
      Она пахла цветами и морским ветром, от нее исходили ароматы ночи. Эдуард крепко прижал ее к себе, наслаждаясь сладостью ее губ.
      – Пруденс… – простонал он. – Сладкая, непредсказуемая, чудесная Пруденс.
      Она трепетала в его объятиях, и это еще более распаляло Эдуарда. Ему хотелось прикасаться к ней, ласкать ее.
      Он стащил перчатки и положил руки ей на плечи. Затем принялся ласкать ее, легонько касаясь пальцами белой изящной шеи. Когда же ладони его легли ей на спину и он снова привлек ее к себе, она тихо вскрикнула и застонала. И Эдуард понял, что происходит в ее душе, понял, что она не может противиться своим чувствам.
      Долгие годы он жил без любви, жил лишь по привычке, примирившись с тем, что уже никогда не встретит женщину, которую мог бы полюбить. Но сейчас он словно пробудился от долгого сна, он чувствовал, что в жизни его происходит что-то очень важное.
      Чуть отстранившись, Эдуард взял ее за плечи и пристально посмотрел ей в глаза. Затем снова впился поцелуем в ее чувственные губы.
      – Я думал, ты меня ненавидишь, – сказал он минуту спустя.
      – Я пыталась, – пробормотала Сабрина, уткнувшись ему в грудь.
      Такая откровенность рассмешила графа – он громко рассмеялся. Господи, он даже не помнил, когда ему в последний раз было так хорошо. Эдуард поднял голову и вдохнул полной грудью, наслаждаясь ночными ароматами. Удивительно, как все вокруг преобразилось… Словно рухнули стены темницы, в которой томилось его сердце. Он снова почувствовал себя мальчишкой, перед которым открыт весь мир.
      И это она, она вселила в него надежду и веру. Все вокруг казалось совсем другим – и запахи, и звуки, и ночной ветерок. Он услышал карканье ворона, неумолкающий рокот моря… и музыку, звучавшую в отдалении.
      Бал. Черт побери!
      Граф со вздохом разъял объятия.
      – Пора возвращаться к гостям. Мы пробыли здесь дольше, чем предполагалось. Твоя репутация… Гости могут подумать…
      – Пусть думают, что им угодно! – Сабрина схватила графа за плечи. – Пожалуйста… я не хочу, чтобы это кончалось. Еще немного. Мне безразлично, что подумают гости. Господи, мне даже безразлично, что ты собираешься жениться на леди Рамли…
      – Что?!
      Это, восклицание графа ошеломило ее. Она опустила руки и отступила на шаг.
      – Ты женишься… женишься на леди Рамли. Так мне сказала Эми. И сама Касси говорила, что мы с ней станем родственницами.
      – Так и будет, когда Парис женится на моей сестре. Хотя сомнительно, что эта кокетка выберет в мужья именно его. – Граф пригладил волосы. – Да, я действительно люблю Касси, но как брат. Господи, я знаю ее с двенадцати лет. Наши отношения всегда были просто дружеские, не более того. Эми сделала совершенно неверные выводы.
      Сабрина спросила сдавленным шепотом:
      – Значит, ты не намерен жениться на ней?
      – Разумеется, не намерен. – Протянув руку, он осторожно приподнял ее подбородок и с удивлением увидел блестящие в глазах слезы. – Почему ты плачешь? Я думал, ты будешь довольна, что я свободен.
      – Я довольна. И я не плачу, – возразила Сабрина, но тут же смахнула со щеки слезу. – Я… мне в глаз попала соринка. Ничего страшного.
      Нет, она плакала. И личико стало таким несчастным… Она страдала, но Эдуард не имел ни малейшего представления о причинах ее страданий. Он осторожно провел ладонью по ее щеке и смахнул пальцем слезинку, чувствуя себя совершенно беспомощным.
      – Пруденс, дорогая, если ты попала в беду, позволь мне помочь…
      Со стороны дома снова послышалась музыка.
      Эдуард нахмурился.
      – Пора возвращаться. Даже самые доброжелательные люди становятся жестокими, когда появляется повод для сплетен. Но наш разговор не закончен. Мы продолжим его утром.
      – Утром… – повторила она машинально.
      – Да. На рассвете отправимся на верховую прогулку. Полюбуемся восходом солнца над утесами. Обещай, что не забудешь.
      – Забуду? – Она посмотрела на него с такой нежностью, о существовании которой в этом мире он даже не подозревал. – Я не забуду ни одной минуты нашей встречи, ни одного мгновения. Но прежде чем я уйду – поцелуй меня, пожалуйста.
      – Это… было бы неблагоразумно, – пробормотал граф, заложив руки за спину.
      – Я знаю, что неблагоразумно, – кивнула Сабрина, с робкой улыбкой на устах. – И все же прошу об этом. Пожалуйста, поцелуй меня еще раз. Поцелуй так, будто делаешь это в последний раз.
      Эдуард всегда считал себя сильным человеком, целеустремленным и решительным, безжалостным, когда требовалось. Но против ее улыбки он не мог устоять. Граф не понял ее просьбы, как не понял и ее слез, но это не имело значения. В тот момент он был способен взобраться на небо и достать ей луну, если бы она попросила об этом.
      Эдуард привлек ее к себе и крепко обнял, изумляясь, что такое хрупкое создание сумело разрушить крепкие стены, которыми он окружил свое сердце. Вероятно, причина – ее мужество. И несомненно, ее честность. Не говоря уж о ее стройной фигурке и чудесных губах. Благоразумие боролось в его душе с желанием, и желание победило. Он склонился к ее раскрытым губам.
      – К черту гостей. Я хочу…
      Пронзительный вопль разорвал тишину ночи. Сабрина ахнула и отстранилась. Глядя в сторону утесов, прошептала:
      – Привидение…
      – Хотел бы я, чтобы это действительно было привидение, – пробормотал граф. – Это сирена. На шахте обвал.
 
      Сабрине казалось, что она стоит у врат ада.
      Она замерла в дверях конторы управляющего и смотрела, как столб черного дыма поднимается к рассветному небу. Дым вырывался из подъемника подобно дыханию дьявола. Двигатель пыхтел, надрывался – поднимали крепежный лес, камни и раненых рудокопов из обвалившихся штолен. Пока что расчистили только два уровня, и хотя пострадавших было много, погибших еще не обнаружили. Пока.
      – Воды, – прохрипели за спиной.
      Рина тотчас же обернулась. Вместе с другими женщинами она делала все, что могла: они ухаживали за ранеными в наскоро устроенном лазарете, перевязывали пострадавших и успокаивали их.
      Сабрина отошла от двери и налила воды в жестяную кружку. Потом с улыбкой опустилась на колени рядом с молодым человеком, который ее позвал. Она осторожно приподняла его голову, стараясь не задеть шины, которые доктор Уильямс наложил на сломанные руку и ногу.
      – Не торопись, Том. Доктор сказал, чтобы ты пил маленькими глотками. Вот так, молодец.
      Парень сделал последний глоток, потом поднял глаза на Рину:
      – Ничего не слышно о моем старике?
      Отец Тома находился на самом нижнем уровне, когда произошел обвал. Рина пригладила покрытые пылью волосы парня.
      – Пока ничего. Но сейчас в подъемник грузят оборудование, и скоро начнется спуск. Я тебе скажу, как только что-нибудь узнаю. А теперь попытайся немного поспать.
      Она хотела отойти, но парень схватил ее за руку.
      – Благослови вас Господь, мисс, – выдохнул он, затем вытянулся на подстилке и погрузился в сон.
      Сабрина поставила кружку на стол и вытерла ладони о подол простенького платья, в которое переоделась после бала. С болью в сердце она обвела взглядом комнату, заполненную пострадавшими. Несколько часов назад эти люди ужинали вместе со своими семьями или сидели с друзьями в местном пабе, перед тем как спуститься в шахту. Им все-таки повезло – они остались живы. Рина задумалась… Как все может измениться в жизни в одно лишь мгновение… Весь мир может разбиться вдребезги потому только, что осыпалось несколько камней. Или из-за поцелуя в полночь.
      Она не видела Эдуарда с тех пор, как они покинули сад, но слышала о нем от других. Очевидно, он руководил спасательными работами. И конечно, рисковал жизнью, снова и снова спускаясь вместе со спасателями в шахту, чтобы вызволить тех, кто остался под завалом.
      Рудокопы говорили о его смелости и находчивости. О нем даже сочинили стихи: «Черный Граф с золотым сердцем». Рина тоже восхищалась мужеством графа, и все же душу ее терзал страх… Каждую секунду ее сердце замирало – ведь Эдуарду грозила смертельная опасность. Услышав скрип подъемника, очередной раз спускавшегося в шахту, она прижала ладонь ко рту и стала молиться, чтобы крепления в туннелях не рухнули; чтобы продержались еще немного… Кто-то легонько коснулся ее плеча.
      – Кузина, ты опять побледнела.
      Сабрина обернулась и, увидев Эми, попыталась улыбнуться:
      – Со мной все в порядке.
      – В порядке? Да ты едва держишься на ногах. И доктор говорит то же самое, – добавила Эми, кивая в сторону Чарльза Уильямса, перевязывавшего одного из пострадавших. – Возвращайся в Рейвенсхолд и отдохни немного.
      – Возможно, мне и необходим отдых. Но я нужна здесь, – ответила Рина, оглядывая лазарет. – Скажи, ты могла бы уйти сейчас, когда люди нуждаются в твоей помощи?
      Эми нахмурилась – совсем как ее старший брат.
      – Честное слово, никогда не встречала таких упрямых людей, как ты. Не считая доктора Уильямса… Может, по крайней мере, выйдешь на несколько минут и подышишь свежим воздухом?
      Легче было уступить, чем спорить.
      – Хорошо, но только на несколько минут, – согласилась Рина.
      Воздух за дверью конторы едва ли можно было назвать свежим. Густой дым и угольная пыль забивали горло и вызывали резь в глазах. Шагая вдоль стены, Рина крепко зажмурилась от ветра и дыма и неожиданно наткнулась на одного из рудокопов.
      – Ох, простите. Из-за этого ужасного дыма дальше носа ничего не разглядеть.
      – Тем более дальше такого длинного, как у меня.
      Сабрина широко раскрыла глаза и увидела знакомые голубые глаза.
      – Квин! – Забыв об усталости, Рина порывисто обняла его. – Я так рада тебя видеть. Я ужасно по тебе скучала.
      – Ну, ты еще больше будешь скучать, если задушишь меня до смерти. Господь с тобой, детка, что, если кто-нибудь нас увидит?
      – О, ты прав. – Рина отстранилась и осмотрелась. К счастью, поблизости никого не было. – Тебе надо уходить. Тебе не следует здесь находиться.
      – Мне не следует здесь находиться? – Он скрестил на груди руки. – А кто заставил меня вместе с двумя самыми быстрыми скакунами графства зря топтаться у ворот Рейвенсхолда?
      Рина посмотрела на Квина так, словно тот сошел с ума.
      – Но здесь требовалась моя помощь. Мама научила меня выхаживать больных, и я сегодня помогла спасти несколько жизней.
      – А как насчет наших жизней? Ты упустила превосходный шанс завладеть ожерельем и, возможно, загубила все дело.
      – Знаю. Но у меня не было выбора.
      – Эти люди мигом передадут тебя властям, если узнают, что ты всего лишь дочь игрока. – Он потер ладонью подбородок и прищурился. – И мне кажется, что ты сама забыла, кто ты на самом деле.
      Сабрина посмотрела через плечо Квина, туда, где виднелась бледнеющая луна. Она еще чувствовала на губах жар поцелуя, еще слышала низкий баритон Эдуарда – голос, заставлявший ее трепетать. И все еще слышала, как он произносит имя, которое она присвоила обманом.
      – Нет, Квин. Я не забыла.
      Похоже, ответ Рины удовлетворил ее сообщника. Он вздохнул:
      – Наверное, мне следовало ожидать, что дочь Кейти Пул не повернется спиной к людям, попавшим в беду. Нам просто придется сделать еще одну попытку, Только надо поторапливаться. Мои приятели из Ирландии сообщили, что какой-то человек интересуется твоим прошлым.
      Сабрина кивнула:
      – Знаю. Это поверенный лорда Тревелина. Мистер Черри.
      – Черри… – задумался Квин, почесывая затылок. – Мне кажется, его звали по-другому, но точно не помню.
      – Тогда это тот, кто выполняет его поручения. Но кто бы он ни был, они ничего не нашли. И никто теперь не сом ненастен и том, что я – Пруденс Уинтроп. Аграф даже выделил мне тысячу фунтов.