Писсаро, Пикассо, Гогена, Ван Гога и других. Выставка интересная, но мне особенно понравился портрет женщины кисти Пикассо, голубого периода, когда его картины были более-менее реалистичны. А в постоянной экспозиции музея была прекрасная картина Ренуара – женщина в белом и его же бронзовая скульптура купальщицы. Были несколько замечательных картин других художников и несколько скульптур Родена.
      Я не очень хорошо знаю работы Поля Сезанна, но его работу с
      Арлекином знают все.
      Но главное, о чём я хочу сейчас рассказать, это о том, что когда
      Сезанн, сын не крупного банкира учился в престижной школе, к ним в класс прибыл новый ученик, небольшого роста еврейский мальчик. Его поначалу все обижали, ему не давалась математика и рисование, и
      Сезанн взял его под своё покровительство, помог в учёбе. Но этот мальчик преуспевал в изучении языков, прекрасно разбирался в литературе, писал небольшие сочинения. Когда стал взрослым, открылся миру как писатель Эмиль Золя. Он и Сезанн много лет были дружны. Но когда Золя опубликовал роман о художнике, и хотя это было художественное произведение со значительной долей фантазии, Сезанн в герое романа узнал себя и страшно обиделся на автора. Он написал гневное письмо Эмилю Золя, и они больше никогда не встречались.
      Я не вправе давать оценку великим людям, но сам для себя решил, что ради того, чтобы понравиться читателям, я не могу, не имею права раскрывать известные мне факты из жизни моих друзей, знакомых, которые бы они сами не хотели бы придавать огласке. Многие из парашютистов имели всевозможные любовные истории, по несколько раз, иногда меняли супругов, делали не совсем хорошие поступки и вообще имели секреты, которые я в силу дружбы или близкого знакомства с ними, знал. Большинство из них живы, и я не хочу причинить им неприятность и может даже боль.
      Но о мёртвых, уважаемых мною людях, я позволю себе рассказать больше, если знаю, что их близким это не будет неприятно.
      Я мало знал мужа Таи, Славу Салтанова. Он работал в аэрофлоте и иногда приезжал в Фёдоровку. Но потом уехал на работу, кажется, в
      Иваново. Они снимали квартиру на Черёмушках, а когда Слава уехал, хозяева предложили Тае освободить квартиру, и она с дочкой, симпатичной беленькой трёхлетней девочкой, осталась на улице. Моя мама тогда гостила у моей сестры Валентины в Литве, и я предложил
      Тае на недельку-вторую, пока она найдёт жильё, пожить в маминой квартире, но освободить её, как только я попрошу её об этом и главное, не оставить следа о своём присутствии.
      Когда мама дала телеграмму о своём приезде, я предупредил Таю, и она пообещала немедленно освободить квартиру. Но когда я привёз маму из аэропорта или вокзала домой, то застал её в квартире вместе с дочерью. В квартире был полнейший тарарам и даже материна постельное быльё было перепачкано. Мать была в шоке, а Тая, хлопая глазами не могла ничего объяснить, и только при нас стала собираться. Мать моя была разъярена, но скандал мне учинять не стала, и жене моей об этом не сказала, думая, наверное, что это моя любовница. Я и по сей день не знаю, знает ли Эмма об этом и что она мне скажет сегодня по прочтению этой страницы.
      Во время выброски парашютистов с самолёта АН-2, который аэроклуб заимел уже после моего прихода из армии, в самолёте должен был присутствовать выпускающий, который выпустивший парашютистов, должен был затянуть в самолёт чехлы или фалы. На этом его миссия заканчивалась. Выпускающими были инструкторы Лебедев или Мурзенко, от вынужденного безделья во время набора высоты и посадки научились управлять самолётом, чего по закону права не имели. Однажды Тая вместе с Мурзенко вывозила на выброску парашютистов и уже когда самолёт набрал необходимую высоту, Анатолий Владимирович вдруг увидел, что Тая потеряла сознание. На борту кроме них десять человек молодых парней. Обычно осторожный и предусмотрительный Мурзенко не успел растеряться. Если бы об этом узнали журналисты, они написали бы: "…проявив мужество и находчивость, инструктор Мурзенко совершил подвиг. Он спас от неминуемой гибели государственное имущество-самолёт АН-2, стоящий больших средств, и десять человек".
      Так или похоже написали бы советские журналисты, но… об этом не узнал никто кроме узкого круга людей.
      Толюха, как его назвали друзья, взял штурвал управления на себя, выбросил парашютистов, дав сигнальную сирену, и пошёл на снижение.
      Но снижаться не торопился, ожидая пока Тая не придёт в себя, на вопросы с земли по радио не отвечал и посадил самолёт, когда она открыла глаза. Начальству она объяснила, что отказала радиостанция, а с лётчиками и командиром звена решили никому не говорить, но всегда она должна летать с Лебедевым или Мурзенко, которые могут её подстраховать У женщин во время начальной стадии беременности бывает кратковременное отключение сознания и тогда об этом все и подумали.
      Но, наверное, Тая знала что это не так. беременна она, по всей вероятности, не была. Вскоре после ухода на пенсию, а ей не было ещё и сорока лет, она уехала к мужу в Иваново и там врачи обнаружили у неё опухоль мозга и она, ещё сравнительно молодая женщина, умерла.
      Но пока мы приехали на соревнования, и я хотел воплотить в жизнь свои честолюбивые планы.
      19 августа я лёг спать с таким расчётом, чтобы выспаться, ведь завтра предстоял самый тяжёлый день и в моральном и физическом плане. Предстояло выполнить два прыжка на точность приземления по новым нормативам. Так как я решил (с подсказки Банникова) прыгать с парашютом ПТ-1, то мне предстояло в каждом прыжке 200 секунд, напряжённая работа состоящая в том, чтобы тянуть беспрерывно лямки, хотя при хорошей выброске можно только подкорректировать ошибку в расчете и остальное время сидеть в подвесной системе и не тратить силы. По это только так кажется. Даже при ровном спокойном ветре воздушные массы всё время то ускоряются, то изменяют направление, и в полный штиль воздух всё время колышется. Попробуйте бросить в слабый ветер одуванчик или воздушный шарик и убедитесь, что они летят неровно. Поэтому Павел Алексеевич учил меня всё время работать лямками в том направлении, в каком считаешь правильным, всё время поправляя себя. Лучше сначала находить на крест, а потом притормаживать. Но хорошо было П.А. говорить чтобы я всё время работал лямками, когда у него. да и у Бориса Киркина под кожей играли бицепсы, а я по сравнению с ними выглядел слабаком. Но почти всю ночь я не спал. Одолевали мысли о завтрашнем дне. И наступило завтра.
      На "Чайке" чаще всего дует северо-восточный ветер. В тот день он дул со скоростью метра три в секунду, что для прыжков на точность идеально. Первым на пристрелку прыгнул Курылёв, вторым пошёл Киркин, меня П.А. выпустил третьим. Я видел, что и Курылёв и Киркин приземлились в круге и начал тянуть за лямки, устраняя собственные ошибки, так как расчёт Банников произвёл идеально. Если бы я не тягал лямки туда и назад, то, наверное приземлился бы тоже нормально. Где-то на высоте метров сто я почувствовал, что уже выбился из сил, а нужно подойти поближе. Взялся за необходимые лямки, которые от постоянной работы перекрутились и были жгутом. Я быстро снижался, а сил уже не было. Я из последних, нет не последних, а Богом данных сил, подтянул передние лямки, купол качнулся и понёс моё обессилевшее тело к кресту. Я приземлился и от перенесенного физического и психологического напряжения меня стошнило, и я начал рвать. Даже не рвать, а рвотные спазмы меня душили. Боря, спасибо ему, помог мне собрать парашют и донести до старта. Я сел обессиленный на траву и отдыхал, но отдыхал недолго предстоял ещё один прыжок. Результат моего первого прыжка составил 9 метров 22 сантиметра от центра круга, что меня более чем устраивало.
      Ведь нужно было не больше 15 метров.
      Итак, в первый день соревнований я выполнил 13 поставленной перед собой задачи.
      На следующий день мы прыгаем в групповом прыжке на точность приземления и мой личный результат 15 метров и вся команда в круге.
      По групповому прыжку команда занимает второе место.
      Такого результата мы достигли впервые и благодаря Банникову. Его установка была такая: "Всё делайте в групповом прыжке как я. Всю ответственность за результат я беру на себя. Я промажу, все промажут, я выдам хороший результат, будет хорошее место у команды.
      Если кто-то подумает, что я ошибся, что может случиться, и будет делать по-своему и получит хороший результат, то всё равно команда проиграет. Результат одного ничего не стоит".
      Я взял этот метод на вооружение и поскольку позднее я был капитаном команды, такая установка приносила хорошие результаты.
      Два дня мы не прыгали.
      22 августа всем дали отдохнуть и молодёжь рванула через лес на реку Ирпень. Купались и загорали мы прямо у моста на трассе Киев -
      Житомир. Веселились до предела, полку молодых спортсменов прибыло.
      Из Одессы Олимпыч привёз двух ребят, Валерия Шелуху и Олега
      Рудольфа, сделавших за три года большие успехи в спорте и мне придётся с ними не раз быть на сборах.
      На прошлых соревнованиях от Одессы выступал Игорь Ткаченко, который сейчас служил в ВДВ. Эти трое ребят погибнут с интервалом в два года между каждым в том порядке, в котором я их привёл. Не помню за какую команду выступал Миша Дашевский. Мне доведётся служить с ним в одной дивизии, и мы будем с ним тренироваться в одной команде.
      Потом он переберётся жить в Одессу, и при случайной встрече на
      Дерибасовской он мне сообщит о гибели Игоря Ткаченко, в похоронах которого мы будем принимать участие.
      Сейчас мы все, забыв о соревнованиях, веселились. В те времена, когда мы прыгали, среди нас царил дух товарищества. Мы дружили, общались, делились опытом, помогали друг другу и радовались успехам не только товарищей по команде, а и своих друзей-соперников.
      Результаты соревнований не влияли на наши отношения.
      Не знаю почему, но позже всё изменилось и конкуренция на соревнованиях шла с таким ожесточением, как будто шла речь о месте под солнцем.
      Вечером опять собрались на восточном крыльце и не помню кто, кажется Мартыненко, рассказал о том, как погиб Сергей Митин. В 1957 году Сергей стал абсолютным чемпионом Советского Союза и был включён в основной состав сборноё страны.
      Тогда были нашими конструкторами изобретены купола Т-2 и ими оснастили сборную.
      Их купола отличались от куполов ПТ-1 только наличием в них щели, а также тем, что на него натягивался, как и на парашют ПД-47 чехол, что делало более мягким раскрытие и давало тем самым возможность применять парашют Т-2 для прыжков с задержкой раскрытия парашюта. Но наличие щели изменяло аэродинамику купола не только при работе с ним после наполнения воздухом, но и при раскрытии купола. Начались довольно частые перехлёсты куполов. Они могли быть незначительными, когда одна стропа сбоку н перехлёстывала купол и тогда она могла сойти сама, или если подёргаешь её или другие, сходила принудительно. Иногда купола выворачивались, что делало их плохо управляемыми, но не влияло на скорость приземления. Но иногда перехлёст был глубоким, когда одна, а чаще несколько строп перехлёстывали купол ближе к центру и так, что не сходили.
      Значительно увеличивалась скорость снижения парашюта, и он начинал быстро вращаться. Перехлёсты иногда случались и с другими куполами, но они не вращались при перехлёсте и даже иногда перворазники открывали запасные парашюты и всё обходилось благополучно. Вращение при перехлёсте Т-2 было опасно тем, что раскрываясь, запасный парашют накручивался на стропы главного, и ещё больше уменьшал площадь его купола, сам при этом не работая. Единственный способ обезопасить раскрытие запасного парашюта – это раскрывать его или пока главный не начал вращаться, что практически невозможно, или попробовать ликвидировать перехлёст, обрезая перехлестнувшие стропы ножом, который всегда крепился на запасном парашюте.
      Перехлёст мог случится и беспричинно, но многократно увеличивалась его вероятность при том положении тела парашютиста в момент раскрытия, когда ногами задеваешь за выходящий из ранца чехол или стропы.
      У Сергея Митина два раза случался перехлёст, и он, воспользовавшись ножом, обрезал перехлестнувшие купол стропы и нормально приземлялся. Парашюты при этом становились непригодными для использования и отправлялись на завод для ремонта. Парашютов не хватало и кто-то даже, наверное в шутку, сказал, что Сергей оставит сборную страны без парашютов.
      И опять на очередном прыжке у Митина случился перехлёст. Он попытался сначала стянуть стропы руками, но у него это не получилось, и он, наверное жалея резать стропы, дёрнул кольцо запаски, отбросил её от себя, но скорость уже была такая, что, раскрываясь, она стала наматываться на стропы основного парашюта. С земли было видно, что Сергей до конца боролся, пытаясь остановить вращение, но он не мог уже ничего сделать. Когда к нему подбежали, он ещё жил, но через несколько часов умер, не приходя в сознание.
      Тело его перевезли в Киев и похоронили на одном из кладбищ. На следующий день мы посетили могилу Сергея Митина.
      И стоя у его могилы, один из нас сказал: "Кто следующий?". На него зашикали и посмотрели с укоризной, вопрос был пророческим.
      Спорт, которым мы занимались, забирал ежегодно из наших рядов свою жертвенную дань.
      Но"Так устроен мир, что подолгу не могут корабли у пристани стоять". 24 августа мы разыграли тридцатку, так всегда мы называем прыжок с задержкой раскрытия парашюта на тридцать секунд.
      На этих соревнованиях условия выполнения этого упражнения были такими, что надо было, выпрыгнув из самолёта, лечь на воздушный поток лицом вниз,не допуская никаких непроизвольных шевелений вправо или влево, называемых рысканием и шатаний корпуса, при котором голова то поднимается вверх, то опускается- клевки. Каждое такое нарушение устойчивости наказывалось штрафными очками. Затем нужно было выполнить два разворота влево и вправо, что называлось восьмёрками. Я эти фигуры разучил довольно легко и был уверен в их выполнении.
      Главная сложность была точно выдержать время раскрытия парашюта.
      Это довольно сложно сделать по той причине, что выдернув точно кольцо, раскрывающее ранец парашюта, нет никакой гарантии в том что судьи зафиксируют именно это время.
      Кроме того в те времена вытяжным парашютиком был "паук", о котором я уже говорил. Он в момент раскрытия ранца мог лечь на спину парашютиста и судьям некоторое время (до секунды) он был не виден.
      Ну а незначительные клевки и рыскания могли судье показаться, особенно тогда, когда двигали зрительную оптическую трубу, называемую в дальнейшем ТЗК (Труба зенитно – координационная) и казалось, что парашютист сделал клевок. В дальнейшем рыскания и клевки до 15(r) не судились, и по времени раскрытия очки не давались, а только снимались при раскрытии парашюта ранее и ли позже чем +,
      – 2,5 секунды. А пока я для выполнения мастерских нормативов должен был набрать 85% очков за стиль падения и задержка в раскрытии должна быть плюс-минус полсекунды. При подъёме на высоту очень волновался за результат и, чтобы перебить волнение стал, мурлыкать под нос песню. Я давно вырабатывал в себе эту привычку и ещё учась в техникуме перед ответственными экзаменами пел песни, развлекая своих сокурсников. Позже, когда я стал лидером в своей команде, я пел громко,заглушая рёв самолётных двигателей, и эту привычку поддерживали всегда мои коллеги по учёбе и спорту, считая, что я пою, потому что спокоен. Сейчас я раскрыл свой секрет. Эта привычка, правда, подвела меня один раз. Мой сын, Сергей заболел отитом, и врачи сказали, что нужно прямое переливание крови из вены в вену. Я, как и многие мужики, даже смотреть не могу когда кому-то делают укол, а когда мне делали, то брал себя в руки. А здесь предстояло давать кровь из вены, и я втихаря дёргался и чтобы заглушить волнение стал что-то напевать. Песню услышали моя жена и тёща и Эмма стала мне выговаривать: "Бессовестный, ребёнок болеет, у него температура, а тебе весело. Песенки распеваешь" Я замолк. Мне было стыдно и оправдаться я не мог. С той поры, вообще, прежде чем начать петь, подумаю, можно ли. Мой сослуживец по ВДВ, москвич Виктор
      Шапкин Панически боялся уколов и не давал их делать ни под каким видом. А двое моих друзей так боялись, что не дали своим детям кровь из вены. Я, конечно дал, но вовремя того, как у меня её брали, отвернулся и боялся, что упаду в обморок, но обошлось.
      Сейчас я при необходимости делаю себе инъекции сам и хотя и нервничаю, когда кровь берут из вены, но уже не очень.
      После операции на сердце зимой 2000 года я плохо себя чувствовал, что было вполне нормально и за мной постоянно наблюдали. То делали уколы, то мерили давление, то приносили таблетки, то брали кровь на анализ. Скучать не давали.
      Однажды днём ко мне пришла беленькая сестричка измерить кровяное давление. Я был почти безучастным и не следил за процедурой. Я не заметил, что она ушла, повернул голову к ней, и, о боже!!! Рядом со мной сидела чёрная, как смоль девушка, показывая белые зубы. Я не ожидал такой метаморфозы и смотрел на неё, расширив глаза. Она поняла мой молчаливый вопрос по своему и сказала: "Вампир пришёл", и стала доставать шприцы для взятия крови из вены, чем ошарашила меня окончательно. До меня с трудом дошло, что девочки просто сменили друг друга. Это сейчас мне смешно, а тогда…
      Я мурлыкал песню, загудела серена "приготовиться", я стал у двери и сразу стал абсолютно спокоен. Дальше уже волноваться было в прямом смысле некогда: сирена "пошёл" и я оттолкнулся от самолёта, разбросал руки и ноги в стороны. Прохладный воздух (на высоте 2000 метров воздух ниже примерно на 12 градусов чем на земле). Скорость постепенно нарастала пока не установилась до равномерной, и воздух стал упругим, позволяющим мне управлять своим телом, как рулём автомобили. Я повернул ладони тыльной стороной влево и начал поворачиваться, сам себе повторяя.:"Ле-ва-яа, пра-ва-яа, ле-ва-яа, пра-ва-я, стоп!" Посмотрел на секундомер, 25, секунд, 27, правую руку выношу вперёд и ноги чуть поджал, чтобы не опуститься головой вниз, большой палец левой руки на кольцо, 29,9 секунд, левую руку с кольцом резко вперёд. Почувствовал как пошёл чехол с куполом, взгляд наверх, купол медленно наполняется, толчок, и я сижу в подвесной системе. Уселся поудобнее, пошёл к земле. Недалеко от меня собирал парашют Борис Киркин и Курылёв. Мы дождались приземления Банникова и
      Таи и пошли на старт. Павел Алексеевич казал мне, что он из самолёта смотрел за моим прыжком. у меня должно быть всё в порядке.
      Действительно, вечером я узнал, что первый прыжок у меня с прекрасным результатом.
      Второй прыжок был мною выполнен чуть похуже, и судьи его так и оценили. Но главное то, что я и в этом упражнении выполнил мастерский норматив. Это уже было две третьих победы!
 
      После двух зачётных упражнений на точность и тридцатку, я в сводной таблице на абсолютное первенство был так близко к первому место, что у меня дух захватывало и гордость переваливала через край. Мне уже виделся пьедестал почёта, и это с моими 197 прыжками и небольшим опытом.
      Но… "усмири гордыню". Два последних прыжка на следующий день поставили всё на свои места. Мы соревновались в комбинированном прыжке, в котором учитывался стиль падения и точность приземления.
      Погода испортилась основательно, усилился ветер, появились рваные облака. Я в обоих прыжках показал хороший результат в свободном палении, но точность была отвратительная. Я понял, что в этом году мне не получить заветный квадратик с надписью: "СССР, а под ними
      МАСТЕР СПОРТА", НО мне сказал Банников:
      – Я попрошу сейчас Матвея Генриховича, дать тебе прыгнуть твой последний юбилейный прыжок, и если он разрешит, после десятой секунды сделай сальто. Понял?
      – Понял, -ответил я опустивши голову, так мне было досадно за плохие результаты.
      Зная заранее, что на всесоюзных соревнованиях нужно, вернее можно будет выполнять заднее и переднее сальто, я тренировался в его выполнении. Продумав его аэродинамику, я на пляже в воде выполнял заднее сальто. Лёжа на воде нужно, резко поджав ноги, опустить загребая воду руки, перевернуться и принять исходное положение. И вся наука.
      С передним было похуже, но и его я научился делать.
      Подошёл Банников:
      – Мотя разрешил. Будешь прыгать после всех. Готовь парашют.
      – Спасибо, Павел Алексеевич, – уже радостно сказал я и побежал готовиться к прыжку.
      Я только потом понял хитрый расчёт Банникова показать, что мы не лыком шиты.
      Вместе с последней командой я зашёл в самолёт и когда они все выпрыгнули, судья на борту сказал мне, что самолёт сделает круг и буду прыгать я.
      Высота 1500 метров, команда "пошёл", я в свободном падении, чувство радости овладевает мной, прошло 10 секунд, сальто, ещё пропадав 10 секунд открываю парашют и иду на цель обозначенную внизу крестом из полотнищ. Приземляюсь прямо на полотнище. Меня все поздравляют с выполненным юбилейным двухсотым прыжком.
      Это сейчас юбилейными считаются прыжки кратные 500 и 1000, тогда мы мало прыгали, и каждый сотый прыжок был для его обладателя событием.
      Судьи, сидящие на трубах ТЗК и судящие свободное падение не знали, что я прыгаю уже вне конкурса удивились и когда увидели что я выполняю сальто, некоторыми из них ещё не виданное.
      – Что этот придурок сделал? Испортил весь себе прыжок, сказал один из ни другому.
      – Ты что, не видишь, сальто. И он уже вне зачёта. Сворачивай протоколы, пойдём сводить до кучи результаты.
      Так потом рассказывали судьи, обсуждая выполненное первое на
      Украинских чемпионатах сальто. Оно произвело эффект.
      Несмотря на неудачные результаты в последних двух прыжках, я вошёл в десятку, заняв восьмое место. Банников был поближе к призовым.
      Когда обсуждался вопрос, кто поедет выступать в Москву, на первую
      Спартакиаду народов СССР по прикладным видам спорта, меня в сборную команду Украины не включили. Тогда Банников обратился к Федоровскому:
      – Матвей Генрихович, Отян занял восьмое место и будет справедливо включить его в сборную, потому что в сборной восемь человек. Да, он неудачно прыгнул два последних прыжка. Но ведь вы сами смотрели в трубу и видели безукоризненно сделанное им сальто. Он, конечно малоопытен. Но где же набираться опыта, как не на соревнованиях крупного масштаба.
      – Да, Паша, ты прав. Включаем его в твою команду.
      Когда мне сказали, что я в сборной, летал над землёй, не имея крыльев. Я поеду в Москву! У меня ещё есть возможность стать мастером!
      Если бы в этот момент меня услышала моя мама, она бы сказала фразу, которую она любила: "Ура! Мы едем в Америку". Это последние слова мальчика Мотла в книге Шолом Алейхема "Мальчик Мотл".
      Последний раз она меня с грустью спросила, когда мы собирались ехать на постоянное место жительства В Германию:
      – Что сынок? Ура, мы едем в Америку?
      Первое место и звание абсолютного чемпиона завоевал Роман Берзин.
      Он тогда был рядовым пилотом в киевском парашютном звене. Он, насколько я помню, единственный раз участвовал в республиканских соревнованиях и выполнил нормативы мастера.
      Если мне это звание нужно было для удовлетворения собственного честолюбия, то инструкторам, получающим деньги за сорок парашютных прыжков в год, добавлялось десять оплачиваемых прыжков. Не ахти какие деньги, но всё же прибавка к небольшой их зарплате.
      Роман Рудольфович Берзин много лет проработал командиром парашютного звена Киевского Аэроклуба. Он был хорошим пилотом, хорошим тренером, хорошим товарищем. Его жена тоже была лётчицей и как и Роман окончила ЦОЛТШ. Но заболела туберкулёзом и была комиссована с лётной работы. Она потом вылечила эту болезнь, но на лётную работу не вернулась. Я был у них один раз дома. Худенькая, смуглая, в отличие от грузного и рыжеватого Романа, она было симпатичной и радушной женщиной. Кстати, одна деталь. Ромина супруга
      (к своему стыду, не помню её имени) была во время учёбы в ЦОЛТШ подругой Марины Попович известной лётчицы и жены космонавта. Они поддерживали отношения до тех пор, пока Попович не стал космонавтом.
      Когда Попович первый раз приехал с Мариной с громадной помпой в
      Киев, та даже не позвонила подруге. Не хочу никак комментировать, да и Роман, когда мне это говорил, тоже не комментировал. Бог с ними.
      Роман позже прыгал немного, он располнел и мог травмироваться.
      Выпрыгивал свой лимит и достаточно. Была у Ромы страсть, как и у многих наших мужиков. Выпить он любил и мог много выпить. Я его пьяным не видел. Правда, рассказывали мне, как однажды, будучи в командировке, Берзин перед вылетом в обратный путь хорошо выпил и за штурвалом во время полёта уснул, а в самолёте был только один техник
      Виктор, который умел летать по кругу, а как вести самолёт по маршруту не знал. Николай Дешевой, летящий в первом самолёте, от него удрал. В общем это целая эпопея, рассказать которую могли бы подробнее сами участники, но их уже, к сожалению, никого нет. Виктор умер лет пять назад, Николай Дешевой утонул в реке Десне во время зимней рыбалки. Последний раз я встретил Романа в конце семидесятых в Киеве возле завода "Кристалл", куда я приехал по делам службы. Я имел там блат в снабжении и получал для Ремстройтреста кой-какие материалы: кабель, алюминий, провод, инструмент и т.п.
      При входе на завод увидел выходящего из проходной Романа. Он работал здесь экспедитором. Мы оба обрадовались встрече и Рома говорит мне:
      – Вчера наклюкался, голова гудит. Скорей бы похмелиться.
      – Рома, у меня в машине есть бутылка, но нет стакана и закуски.
      – А это что? – сказал Роман и показал на рукав, – а без стакана обойдусь, не впервой.
      Мы сели ко мне в "Жигули", я дал роману нераспечатанную бутылку
      "Московской", он её открыл, поднёс ко рту и водка полилась ему прямо в глотку.
      – Рома, что ты делаешь? Ты же окосеешь, а ещё только десять часов. Тебе же работать.
      Роман только глаза свои лупатые скосил в мою сторону, допил водку, вытер рукавом губы (закусил). и говорит:
      – Во первых, не говори под руку, а то могу захлебнуться, во вторых, бутылка -моя первая утренняя доза, а в третьих, я еду
      "газоном" к смежникам в Чернигов, и в машине посплю. Будь здоров,
      Отян. Семья есть? Привет семье.
      Он засмеялся, сел в машину и уехал. Вскоре с ним случился инсульт, он потерял речь, его парализовало. Когда встал на ноги, вышел на улицу и бросился под троллейбус. Но к своему несчастью, не погиб и некоторое время мучился пока наступил конец. Пишу о Романе, а слёзы непроизвольно капают на клавиатуру компьютера. Жалко Рому, такого хорошего, сильного, доброго человека. В клубе о нём хранят добрую память.
      Второе место занял Владилен Тихоненко, которого все звали Вадим.
      Вадим на протяжении многих (с 1954 по 1962) занимал вторые места на республиканском первенстве. Одно время выступал за сборную команду СССР. В 1952 году стал абсолютным чемпионом УССР, блестяще выиграв два упражнения из трёх, уступив мне первенство по тридцатке.
      Соревнованиями в Москве я буду заканчивать этот раздел, и подробно расскажу о Тихоненко в главах о моём послеармейском парашютном периоде. После соревнований был устроен банкет в столовой аэродрома.
      Стол ломился от яств больше чем на большой свадьбе. Водки было тоже много. Я тогда ещё не пристрастился к выпивке, поэтому покушал, побалагурил до тех пор пока были трезвые разговоры и ушёл с Борисом
      Киркиным гулять и рассуждать под небольшим хмельком о жизни. Боря понравился одной пылкой женщине из Сталино (Донецка), и она во время соревнований оказывала ему знаки внимания, а когда выпила, буквально вешалась к нему на шею. Борис начала смеялся отшучивался, а когда дело дошло до обниманий, позвал меня на помощь, и мы от неё удрали.
      Она вообще славная женщина, но с этим делом она львица, а Боря с кошачьими не водился. У него дома была словная лисичка Лида.
      Но некоторые остались добивать или допивать поставленное на стол.
      Ну не может наш человек не допить водку. Что о нём за границей подумают? Нагулявшись, мы подошли с Борисом к штабу и увидели как мужики наши бегают друг за другом, тычут кулаками в морды, орут, матерятся. Банников врубил Ивану Чумакову. Мы стояли в сторонке и наблюдали за картиной из Голливудских фильмов.
      Через несколько минут всё стихло.
      Это была единственная групповая драка среди парашютистов за много лет моего пребывания в этом спорте Мы всегда гордились нашей сплочённостью и дружбой, а тот случай был исключением. Я не знал и не знаю причины из=за которой всё началось. И только в апреле!993 года в Кировоград приехал Тихоненко и мы с ним и Аношиным хорошо посидели в доме, принадлежащем моему кооперативу, и Тихоненко, рассказал, что ту драку организовал, а вернее, спровоцировал он. Но я всё равно не понял причину. Просто по пьянке.
      Украина выставила две мужских команды и одну женскую.
      В первую команду вошли Берзин, Тихоненко, Багинский и Пеклин. Во второй команде были Банников, Кунгурцев, Кощеев и Отян.
      Мы все погрузились в самолёт ЛИ-2 и вылетели в Москву.
      Приземлились мы на аэродроме Тушино.
      Тушинский аэродром. Для людей моего поколения, интересующимися авиацией и просто советских людей, он был местом, не могу сказать святым, но, наверное, как для римлян площадь Испания после площади
      Святого Петра. Во всяком случае второй после Красной площади. На
      Тушинском аэродроме ежегодно до 1980 года, (в 1960 Хрущёв устроил грандиозное шоу на другом аэродроме. О том шоу говорили: "Хай тремтять за кордоном", т.е. "пусть дрожат за границей". И дрожали!) и позже проводились воздушные парады.
 
      Здесь летали все знаменитые лётчики Советского Союза: Чкалов,
      Коккинаки, Громов и другие. Здесь прыгали все знаменитые парашютисты. Все новейшие самолёты летали в этом воздухе, которым я дышал.
      Поселили нас в большом зале ЦАКа (Центральный аэроклуб им.
      Чкалова), из которого был выход на легендарный балкон, на котором, подумать только, стояли Сталин, Ворошилов, Каганович и другие нами любимые вожди (до ХХ – го съезда, на котором открылись тайны сталинского произвола,) оставалось полгода). Я выходил на балкон и представлял, как в воздухе кувыркаются самолёты, как сотни куполов покрывают небо. Вдруг я услышал в зале выстрелы. Я забежал в зал и увидел, как Слава Багинский стреляет из пистолета в потолок.