На наши вопросы он отвечал с видом мудреца, каждое слово которого не может подвергаться сомнению. Ему было безразлично, что мы позже узнаем от Володиной тётушки, что он имеет пять или шесть классов образования, работает на базаре помощником продавца фруктов, говорил нам что он студент второго курсы университета. На наш вопрос, на каком факультете он учится, ответил: "Коммерческой торговли".
      Узнав, что я парашютист, сообщил, что тоже прыгал с парашютом:
      – Сколько у тебя прыжков? – спросил я.
      – Три-четыре, -небрежно ответил он, как будто речь шла о нескольких сотнях ничего не значащих, каких-то прыжках со скакалкой.
      – А с каких самолётов ты прыгал? – не унимался я.
      – Всяких, – был его ответ.
      – Что означает слово Ташкент?
      – Тош, по-узбекски камень, а кент – город. Получается "Каменный город".
      – Какой же он каменный, когда весь из глины?
      – А Москва, Моссовет, массовые гуляния?
      Нам пришлось напрячь свои непонятливые мозги, чтобы понять, что слова Москва и массовые гуляния имеют один и тот же корень. И многое в том же духе.
      Но спасибо Турдали за экскурсию по городу.
      Ташкент был весь в цветах. Особенно нас восхитили большие красные канны, название которых совпадало с городом на французской Ривьере.
      Через сорок два года я побываю в этом городе и увижу всю набережную его в этих замечательных цветах. Листья у них широкие, и длинные, а лепестки красных цветов величиной с книжную страницу. И в Каннах и в
      Ташкенте смотрятся они как рубиновое или гранатовое ожерелье на шее у красивой женщины. Сразу вспомнились красивые молодые узбечки, в длинных, очень ярких атласных платьях. Я всегда восхищался их плавной походкой. Они идут так, как будто боятся расплескать воду в кувшине, который, кажется, несут на голове.
      Наверное такая походка передаётся им генетически из поколения в поколение, а выработалась она от того, что их бабушки и пра-пра-бабушки, действительно, носили воду в кувшинах на голове, а вода здесь дороже золота.
      На молоденьких девушках не было паранджи, но улыбались они только для Турдали. Мы со Злотом были для них невидимками, и мне ни разу не удалось встретиться с ними взглядом, а по нему узнать их внутреннее содержание.
      Новинкой для меня были арыки, канала между тротуаром и дорогой, по которым текла вода, орошая цветы, деревья и всю растительность.
      Позже я увидел арыки во всех населённых пунктах Узбекистана.
      Мы подошли к зданию, входом в который служила громадная двухстворчатая дверь из твёрдого дерева. Она была поразительно красива своим резным орнаментом и как будто сошла с картины
      Верещагина, виденной нами несколько дней назад в Третьяковке.
      Картина, насколько я помню, называлась "У двери Тамерлана" или может иначе. На ней изображалась такая же, а может и эта дверь, по бокам которой стояли два воина в национальном облачении. Мы долго рассматривали ту дверь, а затем пошли в парк имени Горького.
      Там были разные аттракционы и в дном из них мы приняли участие.
      Нужно было бить специальным ударником по резиновой площадке, от силы удара об которую вверх взлетала планка. Если ударишь так, что она взлетит за красную линию, следующий удар давался бесплатно. Злот так расходился, что планка, под одобряющий гул толпы, взлетала всё выше и в коне концов остановилась посредине и не опускалась. Хозяин аттракциона стал обвинять Вовку в поломке аппарата, но тут толпа встала на его защиту, а мы в этот момент потихоньку смылись.
      Наступила темнота, и мы вышли на центральную площадь города у оперного театра имени узбекского поэта Алишера Навои. Вдруг в центре площади из-под из под земли взметнулись струи воды и осветились разноцветными огнями. Мы остановились как вкопанные и долго наблюдали за феерическим зрелищем.
      Я и позже, в разных городах видел цветомузыкальные фонтаны, может больше и красивее, но этот запомнился больше всех. – он был первый увиденный мной.
      На следующий день мы с Володей решили искупаться в небольшой быстрой речушке Басу. Не попробовав температуру воды, мы прыгнули в реку и… задохнулись от сжимающего всё тело холода. Вода, при сорокаградусной температуре воздуха, обжигала морозом, приплывшим вместе с ней с гор.. Выскочив из воды, как пробки из бутылки с шампанским и подрожав от холода при такой жаре, ещё раз поняли правильность поговорки- "Не зная броду, не суйся в воду".
      Затем мы купались в грязной городской запруде, называющейся
      "Комсомольским озером". Та этом пляже, где купались тысячи людей, вода пахла илом и мочой. Как там не было массовых заболеваний я не знаю. В назначенное время мы прибыли в город Алмалык, где в тресте получили направления на работу в разные строительные управления. Я получил самостоятельную работу заканчивать строительств городского овощехранилища и холодильника. Технадзором на этой стройке был старенький инженер по фамилии Добижа. В Первую Мировую войну он служил в авиации механиком самолёта Петра Нестерова, известного лётчика, сделавшего первым в мире "мёртвую петлю" и воздушный таран, при котором погиб. Несмотря на жару, кисти его рук были в перчатках.
      Руки Добижа обжёг при тушении пожара, возникшем на аэродроме, и стеснялся их показывать.
      Через пару месяцев я закончил строительство этих объектов и предъявил их к сдаче. Приходили комиссии во главе с партийными секретарями, одетыми как покойники во всё белое, но ни холодильник, ни овощехранилище не принимали, потому что класть в них не было чего.
      Проживали мы в общежитии в комнате на четыре человека. Кроме нас с Володей жил наш техникумовский однокашник Коля Коздоба и парень из
      России Ваня, получивший от нас кличку "Шарнирный", за постоянную подвижность своего тела, при которой руки его описывали странные круговые движения, как у циркового фокусника. Потом Ваню Шарнирного сменил маленький грузин с интересной для нашего слуха фамилией -
      Птицхелаури.
      Ежедневно по утрам нас будили узбечки-молочницы криком в коридоре общежития: "Кыслый молоко! Прэсный молоко".
      После работы мы охлаждали себя в бассейне с чистой водопроводной водой, который находился рядом с общежитием.
      Первые дни по приезду в Алмалык мы отъедались фруктами, виноградом, арбузами дынями и другими экзотическими дарами земли узбекской.
      В одно из воскресений Золотарёв, Коздоба и я пошли на базар. Там продавались такие громадные дыни и арбузы, каких раньше мы не видели. Выбрав один из таких арбузов, весом не менее двадцати килограмм, и передавая его через несколько минут носки друг другу, несли его, предвкушая райское наслаждение сладкой ягодой, какой и является арбуз. Когда мы подошли к дверям своей комнаты, потные, уставшие от тяжёлой ноши, арбуз вывалился из рук и разбился, нет взорвался на мелкие кусочки. Как здесь не вспомнить собаку, сожравшую картошку, в моём сибирском детстве.
      На объекте у меня работала разношерстная публика, всего полтора десятка человек. Надо сказать, что Алмалык и весь Узбекистан, как и
      Сибирь, использовались для ссылки неугодных Советской власти элементов и разног сброда, сбежавшего по разным причинам из европейской части Союза: ссыльные и посаженные в 1937 году
      "политические", сосланные крымские татары, корейцы, выселенные из
      Дальнего востока, освободившиеся преступники, алиментщики, сбежавшие от своих семей, просто люди, приехавшие на этот Клондайк разбогатеть, как и герои Джека Лондона.
      И Алмалык по своим природным ресурсам не уступал Клондайку. Здесь добывали медь, свинец, золото и другие цветные металлы.
      Соответственно и строились перерабатывающие комбинаты.
      Интересная статья была опубликована в семидесятых годах в газете
      "Правда". В ней говорилось, что обгоревший и вышедший из строя огнеупорный кирпич, облицовывающий золотоплавильные печи, вывозился на свалку в горы и образовал собой гору поменьше Эльбруса, но достаточно высокую, чтобы портить окружающий ландшафт.
      Нашлись несколько человек, которые на месте перерабатывали эту гору мусора, выделяя из неё… золото, платину, серебро и медь.
      Естественно, они не отдавали его государству, а сбывал, как у нас говорили "налево" Но абсурдность советского государства состояла в том, что за полезные для него же действия люди наказывались. Не помню точно сколько было переработано сотен или тысяч кубометров мусора, сколько из него десятков килограмм добыто драгоценного металла. Медь они пожалели выбрасывать и сдали её бесплатно государству, на чём и погорели. Нашлись люди, заподозрившие их в чём-то, стукнувшие на них в милицию, а те раскрутили. дальше. Когда узнали о золоте, передали дело в КГБ, которому "золотые" дела входили в круг обязанностей. И за них положен был расстрел. Не помню, расстреляли ли кого-то, пересажали с большими сроками всех
      "виновных" и невинных. А что с золотоносным кирпичом? Наверное, до сих пор вывозят на свалку. Вот так богатели на СССР – овском Клондайке.
      Вот и у меня на стройке работал крымский татарин лет пятидесяти, сварщик Керим, бригадир бетонщиков спившийся майор в запасе Телегин, башкир Хайрулин, казанский татарин Хабибулин и ещё дети разных народов. Работали два замечательных столяра Ющенко и Васильев.
      Ющенко был осуждён в 1935 году после того, как в рабочем коллективе после убийства Кирова сказал: "Убили Кирова, другого на его место назначат". Дали ему пять лет заключения и пять лет ссылки. Во время ссылки он женился, обзавёлся семьёй, построил домик и осел там навсегда.
      Васильев вовремя войны попал в плен, работал у немцев на каком-то подземном заводе, выжил, а после освобождения американцами ему предложили уехать в Америку или в другую капиталистическую страну, но он отказался, захотелось, как сам он говорил, к маме, но маму так и не увидел. Сначала дали ему десять лет заключения, где он работал в шахте по пояс в воде, заработал там туберкулёз, был частично амнистирован и сослан в Узбекистан. Мать сыночка не дождалась И большой сильный мужчина, когда рассказывал мне свою печальную историю, плакал, не стесняясь своих слёз. Он говорил: "Если бы я увидал свою мамку, которую очень любил, мне и в той проклятой шахте легче бы работалось. Я и сейчас живу мыслью поскорее увидеться с нею. Ушёл бы раньше к ней, да говорят, если наложишь на себя руки, то и там никого не увидишь. И дочку малую жаль. Ей всего восемь и папку любит. Вот такой замкнутый круг. Туберкулёз я вылечил собачим мясом. Привык к нему. Благо, здесь живут сосланные корейцы и они собачину умеют вкусно готовить". Васильев развернул свой обед принесенный из дому, и протянул мне кусок мяса. Многие рабочие, слышавшие наш разговор, посмотрели в мою сторону, съем я или нет тот кусок собачины. И если некоторые смотрели с простым любопытством, то табельщица Рая смотрела на меня своими серыми глазами, увеличенными толстыми стёклами очков, с ужасом. Мне тоже было страшновато, но я как перед первым парашютным прыжком взял себя в руки, откусил и… ничего страшного не произошло. Мясо как мясо. В этой связи хочу рассказать историю, рассказанную мне одним моим знакомым. Если она покажется неправдоподобной, то могу вас заверить, что тот человек никогда не врал и ему-то и врать не нужно, так как его истории просто невозможно выдумать, если он, конечно,не Стивенсон с его приключениями, придуманными и написанными не выходя из дома.
      Наш герой, назовём его Виктор был осуждён в малолетнем возрасте за то, что по чьему-то наущению, прямо на площади Кирова в
      Кировограде ударил по лицу прокурора. И хотя его подстрекатели уверяли, что он неподсуден, присудили ему колонию для детей, которая по его словам страшнее в несколько раз, чем для взрослых. Малолетние преступники не знают страха перед наказанием и не знают жалости к себе подобным. Их издевательства друг над другом не имеют границ и поддерживались командованием, которое с удовольствием наблюдало за
      "самоперевоспитанием" малолетних преступников. Когда из такой колонии Виктор перешёл во взрослую, она показалась ему санаторием.
      Отправили его работать на Север добывать золото, лежащее под землёй в вечно мерзлоте. Однажды их экскаватор отковырял кусок глыбы, которая отвалилась и обнажила вмёрзшее в лёд тело молодого мамонта.
      Оно было покрыто шкурой с длинной толстой шерстью Работу сразу прекратили. У их начальства была инструкция, по которой они должны были работы приостановить и доложить по инстанциям о находке. Дело в том, что за такую находку американцы платят миллион долларов. Но то ли в Москве не смогли договориться за цену, то ли посчитали, что убытки от простоя будут дороже полученного миллиона, но вскоре пришёл приказ: "Мамонта выбросить и продолжать добычу металла".
      Мужики золотодобытчики решили оставить себе сувениры от мамонта.
      Начали срезать с него куски кожи вместе с шерстью. Она была замёрзшая и плохо поддавалась срезке, чуть не написал обрезанию.
      Когда шкура срезалась, открывалось красное мясо Кто-то отрезал кусок и бросил собаке. Та его благополучно съела, облизнулась и попросила своим собачьим взглядом добавки. Ей дали, переглянулись между собой и поняли друг друга без слов. В ход пошли ножи, топоры, пилы.
      Наковыряли мамонтятины килограмм сто, сто пятьдесят и принялись её варить. Сварили, поперчили, посолили и под разведенный спирт съели.
      Понравилось Мясо жёсткое, волокнистое, похожее на оленину. В общем, сожрали мамонта. А кусок шкуры Виктор выменял у знакомого преподавателя биологи на три литра чистого спирта. А вы говорите собачатина.
      В Алмалыке я научился водить автомобиль. Я заказывал ежедневно самосвал, и каждое утро он приезжал ко мне на стройку. Я, отдав распоряжения рабочим, ехал за материалами на этом самосвале.
      Водители менялись, но не очень часто. Некоторые уступали мне место за рулём, которое я с удовольствием занимал. Особенно мне доверял машину водитель Николай Козлов. Он меня учил ездить на различных скоростях, по горным дорогам, преодолевать труднопроходимую дорогу и т.д. Он и сам, наверное, получал от этого удовольствие.
      Автоинспекции мы не боялись На весь город был один автоинспектор, которого шофера давно споили и он рад был получить с утра хотя бы на сто грамм водки, которая была очень дешёвой.
      Однажды, когда мы с Козловым ехали через пустынную степь, которых в Узбекистане было больше чем засеянных, перед машиной выскочил дикий козёл (джейран). Козлов заорал: "Догоняй его!" Я повернул в сторону, куда побежал джейран, и дал полный газ. Козлов наклонился вперёд, глаза его горели, и он командовал как и куда ехать, хотя я и сам прекрасно видел. Машина по мягкому грунту не могла ехать быстрее чем 50-60 километров в час, а джейран тоже бежал с такой скоростью.
      Если мы его догоняли, он прыгал в сторону и пока машина поворачивала джейран увеличивал разрыв. Бежал он впереди метров десять. Бег его был очень красивый. То он складывал передние и задние ноги вместе, то распрямлялся как пружина и, кажется, что он летел по воздуху а не бежал по земле. И только клубочки пыли вспыхивающие за ним, говорили о том, что земли он всё таки касается. В зеркале заднего вида была видна туча пыли, поднимаемая нашими колёсами. Мы ехали уже минут десять, а может быть и меньше, но казалось, что погоня длится не меньше часа. Нас захватил такой дикий азарт преследования и мы надеялись, что джейран устанет и не сможет дальше бежать, и мы его возьмём голыми руками.
      Какое-то мгновение джейран прыгнул выше и летел на доли секунд дольше. Козлов понял причину этого раньше меня и заорал что есть мочи: "Тормози!!!". Но было поздно. Самосвал нырнул передними колёсами вниз, потом резко подпрыгнул, я вцепился в баранку руля, но всё же достал головой крышу кабины и грохнулся об неё так, что искры полетели у меня из глаз, а Козлов держался за специальную руку впереди себя, но всё равно ударился головой об изгиб крыши. Машина остановилась и заглохла. Нас накрыло облако пыли так, что ничего вокруг не было видно. Когда пыль улеглась я увидел Козлова, стоящим возле машины на коленях, и, державшегося руками за голову. Между его пальцев текла кровь, как у Ивана Грозного во время убийства сына, и он (Козлов, а не Грозный) матерился и приговаривал: "Ну на кой матери мне нужен был этот козёл? Сам я Козёл. Да козёл умнее меня дурака.", – и дальше несколько минут в том же духе. У меня на голове вздулась шишка, больше чем у Бубиса раза в четыре, из прикушенной губы шла кровь. Козлов встал и попросил меня осмотреть ранку на голове. Я осмотрел и сказал, что ничего страшного, немного содрана кожа, но, видно, пробит кровеносный сосуд. Надо перевязать Козлов полез в инструментальный ящик, достал ветошь для протирания грязи, намазал солидолом и приложил к голове. Увидев моё удивление, сказал, что это испытанный способ лечения ран на таких дураках как он сам.
      Мне на шишку он приложил железяку, от которой мне легче не стало, так как она была не холодной, а горячей.
      Потм мы осмотрелись и поняли, что с нами произошло.
      Джейран раньше нас заметил овраг от пересохшего ручья и перепрыгнул его Ну а мы разбили две рессоры и сорвали двигатель с креплений. Очухавшись он достал из ящика проволоку, инструмент и стал прикручивать мотор и рессоры. Я ему помогал, и мы оба перепачкались как черти. Ехать в таком виде на работу было нельзя.
      Мы доехали до ближайшего арыка, орошающего хлопок и кое как умылись.
      Приехали на объект после обеда. Работяги всё время ждали нас, отдыхая. Они "очень сожалели", что были вынуждены стоять и ехидно улыбались, глядя на наш видок.
      В общем, поохотились. Я частенько вспоминаю нашу "царскую охоту", когда смотрю по телевизору охоту на лис в Англии или сафари с машин в Африке.
      Были там и другие водители, о которых есть что рассказать.
      Работал иногда водитель кореец Ким. Не помню, была ли это его фамилия или имя. Парень был, как все корейцы, серьезный, очень опрятный и работящий. Корейцы, живущие в Узбекистане, были между собой очень дружны. Большинство их занимались сельским хозяйством, выращивали рис, овощи. Они необыкновенно трудолюбивы. В восьмидесятых годах их нанимали колхозы на Украине для выращивания лука, овощей, а расплачивались с ними, заранее оговоренной частью урожая, который они потом продавали на базаре. Урожаи, выращенные корейцами и колхозниками на соседних полях, отличались в несколько раз по объёму и качеству.
      Ким мне рассказал, что правительство от нас скрывало.
      Во время войны, развязанной по указке Советского Союза Северной
      Кореей против Южной, корейцев, проживающих в СССР, посылали воевать против корейско – американских войск. Сейчас нам рассказали, что воевали там только лётчики. Но было не совсем так.
      Старший брат Кима воевал там в качестве разведчика, потерял руку.
      Не знаю, за какие подвиги его наградили… автомобилем "Победа", что по тем временам было невероятно высокой наградой, но ездить на ней он не мог из-за отсутствия одной руки, и иногда его и его семью возил на "Победе" Ким. Машина стояла во дворе, и возле неё и в ней играл шестилетний ребёнок старшего брата. В отсутствие родителей, мальчишка натаскал под машину рисовой соломки и поджёг её.. Сгорела машина и какие-то дворовые постройки. Дом, к счастью, уцелел. Эта история настолько поразила меня, что когда я вижу детей, играющих возле автомобилей, смотрю, нет ли рядом соломы.
      Несколько раз работала у нас молодая высокая девушка, напоминающая своей внешностью артистку Клару Лучко в фильме
      "Кубанские казаки". Я, видя, что она во время езды очень нервничает и даже боится, сказал ей, что она должна оставить работу водителя, иначе будет несчастье. Но она мне ответила, что давно мечтала стать шофёром, а к езде она привыкнет. К большому сожалению, буквально через несколько дней, он сбила на улице ребёнка, который умер, и её судили. Не помню точно, но кажется, она получила пять лет.
      Я тогда сделал вывод и решил для себя, что если я начну бояться ездить за рулём или прыгать с парашютом, я немедленно прекращу это занятие, ибо беды не миновать. Человек, нервничающий в экстремальной обстановке, чаще всего принимает неправильное решение, что ведёт к трагическим последствиям.
      9 октября я получил телеграмму, что 8 октября моя сестра родила сына. В этом году ему, моему племяннику Павлу Лузану исполнится 60! лет.
      Осенью Золотарёва и Коздобу забрали служить в армию, и я перешёл через некоторое время жить к в комнату к Саше Мялову, нашему сокурснику из параллельной группы. Он был на тринадцать лет старше меня, прошёл войну разведчиком от Сталинграда до Берлина и имел множество боевых наград, которые никогда не одевал. Его крупное удлинённое лицо было изрезано глубокими морщинами, и выглядел он на много лет старше, чем на самом деле. О войне он ничего не рассказывал, как я ни допытывался, а только рассказывал как он участвовал в параде Победы в Берлине, которым командовали Жуков,
      Эйзенхауэр, Монтгомери и какой-то французский генерал. Отбирали солдат на парад при наличии не менее трёх наград и не ниже 180 см ростом. Собрали их на каком-то острове на венгерском озере Балатон, где советские участники парада проходили тренировки. Здесь Сашу ожидало такое удивление, что чуть ли не вызвало у него шок. Он увидел на груди дивизионного писаря, не принимавшего участия в боевых действиях, столько наград высокого достоинства, сколько не было у многих прославленных героев. Не было у него только Ордена
      Ленина и Звезды героя. Оказывается, тот вписывал себя в наградные реляции, и под общую неразбериху получил много наград. Саша не стал на него никому докладывать, а только после разговора с ним: "Плюнул в его поганую морду, а пачкаться о него не захотел. Из-за таких как он ложится тень на всех нас, поэтому я никогда не одеваю свои награды". Привёз Мялов из Германии только шерстяное одеяло, которое он прожёг утюгом, фарфоровую трубку-чубук и колоду игральных карт с хорошенькими девушками в мини одеждах. Это были все его военные трофеи.
      Саша был обладателем проигрывателя патефонных пластинок и покупал одинаковые пластинки по две-три штуки сразу. На мой вопрос, зачем он это делает, Саша смеясь ответил, что когда напьётся, бьёт пластинки об стенку. А так есть надежда, что пластика с любимой песней останется целой. Иногда он приносил водку домой и,выпив полбутылки, прощался.
      – Ты что уходишь сейчас?, – спрашивал я
      – Нет, просто я сейчас выпью и уже тебя не буду видеть. Так что до свидания..
      Потом ещё некоторое время слушал музыку, бил пластинки и засыпал.
      Саша работал на стройке, которую строили заключённые и однажды пришёл пьяный со слезами. Оказывается, его, проливавшего свою кровь на войне, ударил по лицу рабочий "зэк".
      Саша почти каждый день приходил выпивший и однажды, в марте 1956 года он пришёл трезвый, но выглядел как пьяный. Широко раскрытые удивлённые глаза, сбивающаяся речь.
      – Что с тобой, Саша?
      – Всё. Конец света. Сталин-враг народа.
      Так я узнал о ХХ съезде Компартии, на котором Хрущев разоблачил культ личности.
      Боже мой, сколько у нас было "врагов народа", которых потом делали кумирами и наоборот, сколько было и сейчас есть сволочей, приносящих только вред и ходящих в героях.
      В апреле приехала в гости ко мне моя мама. Когда она зашла в комнату, то сказала, что нужно вытирать ноги, выходя и нашей комнаты на улицу, так чисто было у нас в доме.
      К сожалению, у мамы на следующий день случился острый приступ аппендицита и её забрали в больницу. Операцию делать было нельзя из-за сильного перитонита и ей делали блокаду его. Лечил мать врач по фамилии Бердичевский. Он бы из Кировограда, и был племянником известного кировоградского хирурга с такой же фамилией. Через дней десять маму выписали, я уволился с работы и вместе с не мы уехали в
      Кировоград..
      Я получил отпускные, зарплату, и немного денег у меня оставалось от ранее заработанных, и мы в московском ГУМе купили мне бобриковое пальто, а в гастрономе накупили продуктов, которые ели уже дома..
      Особенно мне понравился копчёный сом. Я его больше никогда не ел.
      Побыв несколько дней дома, я через маминого троюродного брата
      Семёна Котлярова, работающего заведующим общим отделом Облисполкома, устроился на работу в Облремстройтрест, где меня направили работать мастером на строительство детской библиотеки., что стоит на улице
      Шевченко.
      Я пришёл на самое начало этой стройки. Единственным механизмом был экскаватор на базе трактора "Беларусь". Другим подъёмным устройством был кран "Пионер". Это по сути была электрическая лебёдка с полутораметровой стрелой, поворачивающейся вручную. Все работы по переноске грузов также выполнялись вручную, вернее вножную.
      Но работать было интересно. Архитектором библиотеки был Владимир
      Александрович Сикорский, очень приятный человек, преподававший по совместительству с основной работой архитектуру у нас в техникуме.
      Он был интересным интеллигентным человеком и мне было приятно с ним общаться. Как-то он рассказал мне, что ему предложили быть главным архитектором западно-украинского города Кржополь, но он отказался только из-за не совсем благозвучного названия. Позже Сикорский работал в Киеве, был инициатором строительств музеев архитектуры под открытым небом и руководил ними по линии Госстроя УССР.
      Сикорский заложил интересные решения в наружный облик и кирпичную кладку здания. Так впервые в Кировограде ним запроектирован наклонный цоколь библиотеки, придающий зданию вид непоколебимого, устойчивого, полукруглое крыльцо, позже разрушенное. железобетонное перекрытие над подвалом в разных уровнях, боковые эркеры и т.д.
      Но строилось это небольшое здание в муках.
      Я и сейчас с ужасом вспоминаю на какой риск шло руководство треста и мой непосредственный начальник прораб Савелий Романович
      Клейнер, когда копался фундамент под восточную стену здания, а сверху, на десятиметровой высоте вертикального, не закреплённого котлована стоял сарай Облпотребсоюза. Грунт под самым основанием был песчаным и мог в любую минуту обрушиться и похоронить под собой десяток рабочих. Савелий Романович был в это время на сессии в
      Одессе (он учился заочно в институте), а главный инженер Дряпико уехал в командировку, рассчитывая таким образом уйти от ответственности в случае несчастья. Вряд ли ему бы это помогло, потому как я освобождался в течении трёх лет после окончания техникума от уголовной ответственности за нарушения по технике безопасности.
      Я же, понимая, что мне также не избежать ответственности моральной, залез в котлован и был там вместе с рабочими, руководя буквально каждым их движением и держа себя в руках, сдерживая, от страха волной подступающему к горлу и вызывающего тошноту. Я и сейчас чувствую холодок в ногах и сжимающее грудь волнение от тех переживаний. Гораздо труднее переживать за жизнь других людей, чем за свою собственную А может я сейчас лицемерю? Не знаю.
      Но судьба смилостивилась к нам и особенно к тем людям, которые работали в котловане.
      На месте строящейся библиотеки во время войны был лагерь для советских военнопленных. Мы находили там полуистлевшие документы, остатки ботинок, сапог ремней, а однажды нашли истлевшие документы, наверное закопанные от немцев, како-то младшего политрука. Наверное он надеялся после войны найти их там, потому и завернул их в резину от камеры автомобиля. В свёрточке находился партбилет, служебная книжка, письмо жены или невесты и их совместная фотография. Я отнёс эти документы в наш краеведческий музей, а там удивились, зачем я их принёс. Со словами: "У нас этого добра хватает", – у меня их взяли, но я потом много лет жалел о том, что сам не попытался найти родственников или даже самого политрука.
      Выкопали мы неразорвавшийся.стопятидесятимиллиметровый неразорвавшийся снаряд. Я позвонил в военкомат, чтобы они его забрали, но мне там дежурный ответил, что все сапёры находятся на разминировании и прислать некого. И сказали мне перенести снаряд в тень, накрыть чем-то, а они за ним приедут. Я дал команду разнорабочим перенести снаряд, но один из них, пьянчуга Иван
      Иванович сказал: "Сам пэрэносы. А я щэ пожиты трошкы хочу" Мне не раз приходилось брать в руки неразорвавшиеся боеприпасы, но сейчас захотелось сохранить имидж начальника, и я предложил другим убрать.
      Но никто, конечно, не боялся, но уже сыграло стадное чувство неповиновения, и все смотрели на меня, как я найду выход из положения. Я тогда спрсил Иван Ивановича хочет ли он выпить? Тот загорелся:
      – А шо? В тэбе горилка е?
      – Нет, я тебе отдельный наряд выпишу на двадцать пять рублей.
      – Це дуже довго ждаты. Я зараз хочу. Давай зробым так. Ты мэни дай отш двш дощкы, и видпусты додому. Я пэрэнэсу снаряд, пиду продам дошкы, выпью и мы в розраахунку. Идэ?
      – Идэ, идэ. Не напьёшься никак.
      Все слушающие наш разговор засмеялись, подождали пока И.И. перенесёт и укроит куском рубероида снаряд и пошли работать.
      Опять с этим тоже всё обошлось.
      Но снаряд пролежал неделю, стройплощадка была маленькая, я его уже сам пару раз перекладывал, а сапёры не приезжали. Я звонил в военкомат, там всё обещали. Опасность состояла в том, что на стройплощадку могут забраться дети тогда… не хотелось даже об этом думать, так как я знал много случаев, когда погибали по несколько мальчишек сразу.
      Я решил вывезти снаряд со стройки. Возил ко мне раствор, бетон и кирпич иодитель самосвала Вайсбург. Я знал, что он строит дом в районе Балашовки и предложил ему машину кирпича взамен того что он вывезёт снаряд на свалку, но закопает его там. Он с радостью согласился, набрал в самосвал песка, положил на него злополучный снаряд и вывез на свалку, где под многометровым слоем мусора он лежит до сих пор и, наверное, пролежит там ещё лет сто. Я, правда, опять рисковал, но в другом плане. Если бы Вайсбурга поймала милиция с ворованным нами обоими кирпичом, то здесь меня не спасло бы то, что я недавно окончил техникум. Срок мне грозил определённо. Но тут пронесло.
      Нашему тресту не выделяли никакого металла, и снабженцы договорились в Кривом Роге на поставку проволоки "путанки".