В конце первой недели Рифф пояснил, что теперь мы выучим кое-что из вопросов личной безопасности. Он едва начал лекцию, как в комнату ворвались два парня. У одного был большой пистолет марки «Игл», а у другого пистолет-пулемет, оба сразу же открыли стрельбу. Кадеты упали на пол, но Рифф и Ран С. как мешки свалились у стенки, истекая кровью.
Мы не успели издать ни звука, как оба парня выбежали во двор, сели в машину и укатили. Мы были в шоке. Но пока мы не успели отреагировать, Рифф вдруг встал, указал на Джерри С., одного из кадетов, и сказал: «О?кей. Меня только что застрелили. Опиши преступников, скажи, сколько выстрелов они сделали, короче, мне нужна любая информация, благодаря которой мы вышли бы на след убийц».
Пока Джерри описывал, Ран С. записывал все на доске. Затем он расспросил остальных кадетов. Потом вышел из класса и позвал обоих «киллеров». Они вовсе не походили на людей, описанных нами. Мы их даже не узнали.
На самом деле это были Муса М., шеф учебного отдела оперативной безопасности, сокращенно АПАМ, и его помощник Дов Л. Муса был сильно похож на Телли Саваласа.
– Мы хотим пояснить, зачем тут устроили этот спектакль, – сказал Муса. – Наши задачи мы решаем в основном в иностранных государствах. Для нас все – либо враг, либо цель. Друзей нет. Я ничего не говорю и я ничего не думаю.
Но мы все равно не должны стать параноиками. Нельзя все время думать об опасности, в которой находишься, или все время бояться, что тебя преследуют или за тобой наблюдают.
АПАМ – это инструмент. Это сокращение от «Автахат Пайлут Модиенит», то есть «обеспечение оперативных разведывательных действий». Оно существует для создания для вас островков мира и безопасности, чтобы вы могли правильно делать свою работу и не теряли контроля. В АПАМ нет места для ошибок. У архангела Гавриила вы, может быть, получите свой второй шанс, но ошибки смертельны.
Мы снова и снова будет учить вас, что такое безопасность. Все равно, насколько вы хороши, все равно, по какому предмету, насколько вы умны и способны, но если вы не сдадите экзаменов по программе АПАМ, чтобы я был вами доволен, то вылетите отсюда. Здесь не нужен особый талант, нужно просто уметь учиться. Вы познакомитесь со страхом и научитесь справляться с ним. Вам нужно будет всегда думать о своей работе.
Система, которой я научу вас за два или три ближайших года, безупречна. Она проверена. Она постоянно развивается и расширяется. Она настолько логична, что даже если ваши враги ее знают так же хорошо, как вы, они все равно вас не поймают.
Муса объяснил, что хотя нашим инструктором будет Дов, но и он сам прочтет несколько лекций, и поможет нам при выполнении заданий. Затем он взял копию учебного плана, показал на него и сказал: «Видите пространство между последним уроком одного дня и первым уроком следующего? Это время, когда вы принадлежите мне.
Наслаждайтесь вашим последним уик-эндом как слепые. За следующую неделю мы постепенно начнем отрывать вам глаза. Моя дверь всегда для вас открыта. Если у вас возникнут проблемы, заходите ко мне без боязни. Но если уж вы попросите у меня совета, то я потребую, чтобы и вы вели себя соответственно».
Муса (когда я в последний раз услышал о нем, он был начальником отдела безопасности в Европе), как и Эйтен, перешел в Моссад из Шабак. Некоторое время он служил в Подразделении 504, которое работает за рубежом для военной разведки. Он был грубым и жестким. Но при этом приятным парнем. Очень идейный и энтузиаст. И всегда любил пошутить.
Перед выходными кадеты познакомились и с Рути Кимхи, секретаршей Академии. Ее муж одно время был шефом вербовочного отдела, затем сыграл важную роль в качестве заместителя министра иностранных дел во время израильского вмешательства в конфликт в Ливане. Позднее он был замешан и в скандале «Иран – контрас».
Учебный день обычно разбивался на пять блоков: с 8 до 10, с 11 до 13, с 14 до 15 и с 15 до 20 часов. У нас были регулярные перемены по 20 минут и обед между 13 и 14 часами в другом здании ниже на холме. По дороге туда мы проходили мимо киоска, где могли купить по низким ценам продукты, сладости и сигареты. В то время я курил по две-три пачки сигарет в день. Как почти все в Академии.
Занятия проводились по четырем основным темам: НАКА, АПАМ, общее военное дело и конспирация.
На занятиях по военному делу мы учили все о танках, авиации, флоте, военных базах, соседних странах, их политических, религиозных и социальных структурах. На последние темы нам обычно читали блоки лекций университетские профессора.
Со временем улучшалась наша уверенность в себе, мы рассказывали в классе анекдоты и пребывали в хорошем настроении. Через три недели к нам присоединился новичок, Йоси С., 24 лет. Он был другом другого кадета, Хайма М. Хайм был уже тридцатипятилетним мужчиной, высоким, лысым с большим носом картошкой. Он говорил по-арабски и всегда стеснительно улыбался. Хайм был женат, у него было двое детей. Йоси служил с ним вместе в Ливане в боевом Подразделении 504 военной разведки и как раз вернулся из Иерусалима, где окончил шестимесячный курс арабского языка. Он бегло говорил по-арабски, но английский его был ужасен. Он был женат, его жена ждала ребенка. Йоси был ортодоксальным иудеем, всегда носил вязаную ермолку, но главную известность принесли ему его подвиги на любовном фронте. Он был очень сексапилен. И страстно пользовался этим.
После занятий, если у нас не было других заданий или тренировок, я обычно проводил по дороге домой в Херцлию некоторое время за кофе и пирожными в кафе «Капульски» в Рамат-Хашарон. Потом возникла классная компания, в которую вошли Йоси, Хайм, я и Мишель М. Мишель был специалистом по связи, родом из Франции. Он переехал в Израиль перед Войной Судного дня и служил в Подразделении 8200 (радиоперехват). Он уже выполнял разные задания для Моссад в Европе. Благодаря своему прекрасному французскому языку он рассматривался как многообещающий кандидат. Но на курс Мишель попал с черного хода.
Во время посиделок в кафе мы строили разные планы и дискутировали о стратегиях. Йоси всегда говорил: «Подождите меня». Затем он заказывал кофе и пирожные и исчезал. Через тридцать минут он возвращался и говорил, что ее зовут так-то и так-то. – Мне нужно ей помочь, – заявлял он. И постоянно оказывал подобную «помощь». Мы предупреждали его, что он допрыгается, но Йоси отвечал: «Я молод, и Бог на моей стороне». Его хобби приняло такие масштабы, что мы часто подначивали его, мол, это твоя вторая работа.
Конспиративную технику и оперативную маскировку нам, в основном, преподавали «катса» Шаи Каули и Ран С. Каули говорил: «Когда вы собираете информацию, то вы не Виктор, Хайм или Йоси, а „катса“. Если мы вербуем, то обычно делаем это скрытно. Вы же не подойдете к какому-то типу со словами: „Привет, я из израильской разведки и хочу, чтобы ты предоставил мне информацию, за которую я тебе заплачу“.
Это делается тайно. То есть ты не тот, за кого себя выдаешь. «Катса» должен уметь перевоплощаться. Это ключевое слово – умение перевоплощаться. У вас может быть три встречи за день, и на каждой вы будете совсем разными, подчеркиваю,
совершенноразными людьми.
Что такое хорошая «легенда»? Ее можно объяснить одним словом. То, что дает вам максимально большое пространство для игры. Если вас спросят, чем вы занимаетесь, и вы скажете: «Я дантист», то это очень хорошая маскировка. Каждый знает, что делает дантист. Но если после этого, кто-то откроет свой рот с просьбой помочь, то вы попались».
Мы потратили очень много времени на практическое изучение конспирации. С помощью обширных библиотечных запасов мы изучали много разных городов и учились рассказывать о каком-то городе так, будто провели в нем всю жизнь. Мы учились «создавать» личность и привыкать к избранной для маскировки профессии. Это проигрывалось в сотрудничестве с бывалыми «катса», проверявшими наши «легенды», причем просто по ходу обычной беседы.
Занятия проходили в аудитории, оснащенной телекамерами, чтобы другие кадеты в своих классах могли наблюдать за нами по телевизору.
Сперва нас научили никогда не выкладывать слишком быстро и слишком много информации. Это совершенно неестественно. Этот урок вскоре пришлось усвоить Цви Г., 42-летнему психологу. Он был первым кадетом, которого подвергли проверке по этому предмету. Цви стоял напротив одного из «катса» и беспрерывно в течение получаса изливал со всем красноречием все, что знал о городе и о профессии, выбранной им для конспирации. «Катса» не проронил ни слова. Как только мы вернулись в класс, то чуть не умерли со смеху. Закончив, он вошел и гордо сказал: «Я выдержал экзамен», очень счастливо.
Мы все служили в армии, а она развивает чувство лояльности к своим друзьям. Когда Каули спросил нас, как мы оцениваем беседу, я сказал, что, по моему мнению, Цви хорошо выучил материал и очень хорошо знает город. Другой сказал, что он говорил четко, и его история была понятна.
Тут встал Ран С. и сказал: «Да прекратите вы! Не хотите ли вы мне сказать, что согласны со всем этим бредом, который выслушали в этой комнате? Что вы не заметили ошибок, которые допустил этот
поц? А он ведь
психолог. Вы вообще-то думаете головой, ребята? Что вы вынесли из курса? Я хочу знать, что вы думаете. На самом деле
думаете. Начнем прямо с Цви Г.»
Цви признал, что он говорил слишком много и слишком оживленно, что был напуган. Эта самокритика как бы открыла нам рты. Ран сказал, что мы должны высказывать все, что думаем, потому что, в конце концов, это коснется каждого. И может кончиться плохо, если мы не научимся вести себя правильно. Он еще сказал: «Возможно, это однажды спасет вам жизнь».
За 90 минут мы опустили Цви до полного нуля. Любая ящерица, случайно забредшая в класс, показалась бы нам более умным существом, чем он. Дошло до того, что мы после повторения потребовали видеосъемку, чтобы доказать его глупое поведение. И это доставляло нам удовольствие.
Так всегда бывает в группе из сильно конкурирующих между собою людей, где все правила цивилизованного поведения выброшены за борт. Многие удивились бы, увидев, как безудержно мы «топим» друг друга. Оглядываясь назад, теперь это кажется шокирующим. Злоупотребления были со всех сторон. Получилось соревнование, в котором выигрывает тот, кто ударит посильнее, по возможности – в самое беззащитное место. Каждый раз, когда борьба всех против всех постепенно затихала, Ран и Каули снова разжигали огонь, задавая новые и новые вопросы. Такие упражнения проходили два или три раза в неделю. Это было жестоко, но мы действительно учились, как создают «легенду» и умело ей пользуются.
Уже прошло 11 недель курса. На практических занятиях мы рассматривали даже тему «Вино». По каким признакам определяют хорошее вино, как о нем говорят, откуда оно происходит. В столовой премьер-министра в Академии мы практиковались правильно кушать. Доставлялись меню из больших ресторанов всего мира, чтобы научить нас правильно заказывать блюда и культурно их есть.
В углу зала для настольного тенниса в Академии 24 часа в сутки работал телевизор. Там показывали видео канадских, американских, британских и европейских телеканалов, даже сериалы вроде «Я люблю Люси» и разные мыльные оперы, чтобы познакомить нас с американскими шоу. Когда, к примеру, мы слышали титульную музыку, мы могли определить из какого она фильма или телепрограммы и об этом поговорить. Это примерно как с новой канадской монетой в один доллар. В Канаде такие монеты все называют в обиходе «loonies». Если кто-то заговорит с человеком, выдающим себя за канадца, на эту тему, а тот не знает этого слова, то вся маскировка летит к черту.
На курсе АПАМ мы изучали наружное наблюдение, сначала по группам, затем по одиночке. Как смешаться с толпой, как выбрать стратегические точки, как «скрыться с лица земли», чем различаются слежка за человеком в «быстром» районе (оживленные улицы, где нужно следовать близко за объектом, чтобы не потерять его) и слежка в районе «медленном». Изучали концепцию «пространства и времени», смысл которой в быстром определении времени, нужного для прохождения определенной дистанции. Предположим, кто-то свернул за угол, а пока ты сам дошел до этого угла, он уже исчез. Нужно быстро оценить, успел ли объект дойти за это время до следующего угла. Если нет, то можно сделать вывод, что он спрятался в одном из зданий, и нужно просто подождать.
Узнав, как правильно следить за другими, мы должны были научиться определять, следят ли другие за нами или нет – с помощью процедуры, названной «проверочный маршрут».
Нас привели в новое помещение в главном здании. Оно было на втором этаже, очень большое, и в нем стояло около двадцати стульев – самолетных сидений со складными столиками и пепельницами в подлокотниках. Спереди разместился небольшой помост со столом и стулом, за ним висел плексигласовый лист с экраном, на который проецировались карты районов Тель-Авива. Каждый из нас должен был на карте обозначить «проверочный маршрут», который выбрал после занятия. Маршрут – базис любой работы, без него ничего не сделаешь.
Кадетам указывались определенные пункты, которые они должны были покинуть в определенное время, чтобы пройти определенный путь. После прохождения маршрута им следовало сообщить, был за ними «хвост» или нет. Если был, то нужно доложить, кого они видели, сколько человек, и как они выглядели. Кадеты, сообщавшие, что за ними никто не следил, должны были, в свою очередь, рассказать, когда и где им стало понятно, что они «чистые», как они это проверили и почему они уверены в отсутствии за ними слежки.
Отчет кадеты обычно сдавали на следующее утро, а когда все заканчивали, нам сообщали, за кем была слежка, а за кем нет.
Знать, что за тобой не следят, не менее важно, чем знать о наличии слежки. Если разведчик думает, что за ним следят, то он не может продолжать работу, даже если на самом деле слежки нет. Например, если «катса» в Европе сообщает о «хвосте», идущем за ним, то его резидентура останавливает все операции на один или два месяца, пока проводится проверка. Опасно говорить, что за тобой следят, потому что сразу возникает естественный вопрос, кто следит и почему.
Еще нам объяснили, что дома, в которых мы живем, «безопасные дома». Каждое утро, выходя из дому, нам следовало убедиться в отсутствии слежки, так же и вечером, при возвращении. Для всех операций и заданий во время обучения Академия играет роль резидентуры, а наши личные жилища становятся конспиративными квартирами.
Маршрут делится на две главные части. Обычно его планируют на карте. Нужно выйти из определенного места и вести себя совершенно естественно. Следует подыскать на маршруте «стратегические пункты», т.е. места, где можно, не вызывая подозрений, остановиться и спокойно понаблюдать за только что пройденным участком, оставаясь при этом невидимым. Например, приемная дантиста находится на третьем этаже какого-то дома. На этом этаже есть окно, из которого прекрасно виден только что пройденный отрезок улицы. Если пройти коротким зигзагообразным курсом, чтобы попасть туда, то теперь можно определить, есть «хвост» или нет. Из окна хорошо видно следящего, как он осматривается, а потом ждет.
Если за мной, когда я выйду из гостиницы, будет следить целая группа «наружки», то они меня окружат. Тогда мне нужно быстро пробежать минут пять, чтобы прорвать их кольцо. Потом я, петляя, войду в одно из зданий, подыщу себе наблюдательный пункт и пронаблюдаю, как они снова соберутся вместе. Затем я должен исключить любую случайность. Я сяду на автобус, поеду в другую часть города и повторю это снова. И медленно, чтобы дать им шанс последовать за мной.
Что нельзя делать ни в коем случае, если заметишь слежку? Нельзя потерять преследователя. Если потеряешь, то как это проверить? Предположим, они снова появятся, и я буду потому уверен, что за мной следят, тогда я, прежде всего, отменю все запланированные операции. Я могу пойти в кино – но, учитывая состояние нашего обучения на этой стадии, тогда мне конец.
У каждого из нас в кармане лежит маленькая шапочка, которую мы надеваем, если уверены, что за нами «хвост». Затем нужно зайти в телефонную будку и, набрав определенный номер, сказать, что за мной следят – или нет – и идти домой. Часто мы потом встречались в доме одного из кадетов, чтобы обсудить ситуацию.
За все время учебы я ошибся лишь один раз. Я однажды сказал, что за мной следили, хотя слежки не было. Это произошло из-за того, что другой кадет скопировал мой маршрут и прошел по моим стопам спустя пять минут после меня. Я видел команду, следившую за ним, а решил, что следят за мной. Но зато он не заметил, что за ним следят.
Постепенно наш класс разделился на несколько компаний. Во время учебы ты постоянно уязвим. По тебе все время наносятся удары, и в аудитории это касалось каждого. Но после занятий мы собирались группами по трое или четверо, давали друг другу советы и даже начали «вербовать» преподавателей в наши клики. Мы практиковали то, чему нас учили, на людях, которые нас готовили.
В это время и инструкторы начали объяснять нам, как пользоваться изученными нами методами.
– Теперь, научившись защищать сами себя, вы начнете изучать искусство вербовки, – говорили они нам. – Вы пойдете куда-то, убедитесь, что «чистые» и начнете вербовку. Затем вы напишете донесение в НАКА, как мы вас учили. И вы знаете, как пользоваться сведениями, выколачивая информацию.
Я вспомнил слова Мусы: «В этот момент, друзья, вы начинаете пробивать яичную скорлупу».
До желтка было рукой подать.
Глава 3. Новички
В ходе обучения кадеты постепенно набрались многих технических знаний, которые пришла пора испытать в настоящей жизни. Это началось с серии упражнений, иногда дважды в день, которые назвались «бутики». Целью упражнения было научиться правильно организовать агентурную встречу после успешного установления контакта с потенциальным объектом вербовки.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.