Я решил говорить по-английски – тогда с тобой лучше обращаются. Они подумают, что я турист. Входя в приемную, чтобы спросить, не было ли для меня сообщений, я вспомнил старую шутку. Человек звонит кому-то по телефону и спрашивает Дэйва. – Дэйва нет, Вы ошиблись, отвечают ему. Но человек звонит снова и снова, пока тот на другом конце провода не впадает в дикую ярость. А затем звонят еще раз: «Алло, здравствуйте. Я Дэйв. Мне тут ничего не передавали?»
      Служащий взглянул на меня: «Вы тут проживаете?»
      – Нет, не я, – ответил я. – Но я тут жду одного человека.
      Служащий ответил, что сообщений для меня нет. Я сел в холл и ждал, постоянно поглядывая на часы. Через полчаса я снова подошел к нему.
      – Может он уже здесь, а я его не заметил?
      – А как его зовут? – спросил служащий. Я промычал какое-то имя, похожее на «Камалунке». Тут служащий достал регистрационную книгу и посмотрел в нее.
      – Вы могли бы продиктовать по буквам?
      – Я не уверен. Начинается с «С», а может – с «К», – ответил я и склонился над столом, якобы чтобы помочь ему найти имя, а на самом деле, чтобы прочесть в списке третье имя сверху.
      Затем, будто только что заметил свою ошибку, я сказал: «О, да я же в „Базель-Отеле“. А я думал, это „Сити-Отель“. Извините, я ошибся».
      Я снова чувствовал себя превосходно. Потом я спросил себя: как, черт побери, мои инструкторы проверят, правильное ли имя я им назвал. Но в Израиле у них есть доступ ко всему.
      За это время холл отеля наполнилось людьми, и оба инструктора вышли вместе со мной на улицу. Теперь пришло время последнего теста, сказали они, передавая мне телефонный микрофон с двумя проводами, на котором висела бумажка для идентификации. Мне нужно было подойти к телефону-автомату в приемной гостиницы «Таль-Отель», разобрать трубку, вынуть из нее микрофон, поставить тот, который дали мне, и уйти, оставив все в рабочем состоянии.
      Перед телефоном стояла очередь, но я сказал себе, что я должен справиться с задачей. Когда подошла моя очередь, я бросил монетку, набрал какой-то номер и прижал трубку к щеке. У меня затряслись колени. За мной было полно людей. Я выкрутил микрофон из трубки, вынул из кармана записную книжку и дико жестикулировал, делая вид, будто хочу что-то записать. Я зажал трубку между подбородком и плечом и говорил в нее на английском.
      Какой-то тип стоял так близко за мной, что я почти чувствовал спиной его дыхание. Я положил записную книжку, обернулся к нему и сказал: «Извините». И как только он отступил на шаг, быстро ввернул в трубку новый микрофон. За это время кто-то принял мой звонок и спросил: «Алло, кто это?» Но тут я завинтил на место пластиковую часть и положил трубку.
      Меня трясло, пока я засовывал в сумку микрофон. Я никогда ничего подобного не делал – ни разу в жизни ничего не крал. Я ощущал слабость, подойдя к инструктору и передав ему замененную деталь.
      Вскоре после этого мы впятером вернулись в «Кантри-Клаб». Разговаривали мы мало. После ужина нам приказали написать детальный отчет обо всем, что произошло за этот день, не упуская ничего, как бы не показались нам маловажными эти детали.
      В полночь, мой сосед и я, уставшие, сидели перед телевизором, в нашу дверь постучал один из инструкторов. Мне сказали надеть джинсы и пойти с ним. Он подвел меня к какому-то саду и объявил, что здесь некие люди могут организовать встречу. Вдали выли шакалы, непрестанно пели цикады.
      – Я покажу тебе, где именно, – сказал он. – Я хочу узнать, сколько людей тут соберутся, и о чем они будут говорить. А через два или три часа я тебя заберу.
      – О?кей, – согласился я.
      По засыпанной галькой тропинке он провел меня вниз к «вади» (высохшему руслу речки, наполняющемуся водой только в сезон дождей). Видно было только маленькую струйку воды и бетонную трубу коллектора диаметром где-то в 50 сантиметров, уходящую под улицу.
      – Вот тут, – указал он на трубу, хорошее укрытие. Там лежит пара старых газет, расстели их и ложись.
      Вот это было для меня серьезным испытанием. Я склонен к клаустрофобии – они узнали это из психологических тестов. И еще я терпеть не могу насекомых – тараканов, червей, и крыс. Я не люблю купаться в озерах из-за всей этой противной живности на дне. Заглянув в трубу, я не увидел ее конца. Это оказались самые длинные три часа моей жизни. Конечно же, никто не пришел. Не было никакой встречи. Я старался не уснуть, постоянно напоминая себе, где я, и это заставляло меня бодрствовать.
      Наконец вернулся один из инструкторов – Мне нужен полный отчет о встрече, – сказал он.
      – Здесь никого не было, – ответил я.
      – Ты уверен?
      – Да.
      – Может быть, ты уснул?
      – Нет, я не спал.
      – Итак, я проходил здесь, – сказал инструктор.
      – Ты проходил не здесь, а где-то в другом месте. Здесь никого не было.
      На обратном пути мне приказали никому об этом не рассказывать.
      Следующим вечером всей группе приказали легко одеться. Нас повезут в Тель-Авив, и каждый получит по дому, за которым нужно будет следить. Все увиденное нужно записывать в блокнот. И нам нужно придумать «легенду», чтобы объяснить, что мы тут делаем.
      В восемь вечера два человека на маленькой машине вывезли меня в город. Один из них был Шаи Каули, ветеран «катса», с именем которого связано много успехов нашей разведки (см. главу 9 «Стрела»). Меня высадили за квартал до Дицингофф-Стрит, центральной улицы Тель-Авива. Следить нужно было за пятиэтажным домом, записывая любого, кто заходил в него: когда зашел, когда вышел, как выглядел, какие окна загорались или гасли и в какое время. Они пообещали забрать меня немного позже, просигналив фарами.
      Моей первой мыслью было где-то спрятаться. Но где? Мне сказали, что меня должно было быть видно. Я не знал, что меня ожидало. Тут мне пришла в голову идея – просто сесть и рисовать здание. Пока я рисовал, я мог делать все заметки на английском языке на обратной стороне листа. Если бы меня спросили, чего это я рисую ночью, то я сказал бы, что ночью меня меньше отвлекают, а так как я все равно рисую в черно-белых цветах, то много света мне не нужно.
      Через полчаса спокойствие и тишина были нарушены автомобилем, с визгом шин остановившемся передо мной. Из него выпрыгнул мужчина.
      – Кто вы, – спросил он.
      – Симон Лахав.
      – Что вы здесь делаете?
      – Рисую.
      – Поступила жалоба одного из жильцов. Он предполагает, что вы следите за банком. (На первом этаже здания действительно размещался банк.)
      – Нет, я рисую. Посмотрите. Я показал полицейскому свой рисунок.
      – Не хочу и смотреть на это дерьмо. Давай, садись в машину.
      В машине без номеров сидели водитель и еще один человек на переднем сидении. По радио они передали, что поймали кого-то, а тот, кто впихнул меня в машину, сел рядом со мной. Сидевший на переднем сидении спросил мое имя. Я ответил: «Симон».
      Он спросил еще раз, и как только я собрался ответить, парень рядом со мной ударил меня в лицо и прорычал: «Заткнись!». – Он задал мне вопрос, – сказал я. – Он тебя ни о чем не спрашивал, – последовал ответ.
      Я был в шоке. Я спросил себя, где же мои коллеги. Тут сидевший со мной спросил, откуда я. Я сказал, что из Холона. Тогда меня ударил по голове полицейский с переднего сидения и сказал: «Я ведь спрашивал, как тебя зовут!»
      Тут я ответил, что я Симон из Холона, тогда тот, кто сидел рядом со мной и заорал: «Ты кто? Ясновидящий?» Он согнул мне вниз голову, выкрутил руки за спину и нацепил наручники. Полицейский ругался как сумасшедший, называя меня вонючим жалким наркодилером.
      Я сказал, что просто рисовал, но тот хотел узнать, кто я по профессии. Я ответил, что я художник.
      Мы уже отъехали, когда сидевший спереди заявил: «Мы вывезем тебя в город. Там мы тебе покажем». Он взял мои рисунки, порвал их и бросил на пол. Потом приказал мне снять обувь – нелегкое дело для человека в наручниках.
      – Где ты спрятал наркотики? – спросил один.
      – О чем это ты? У меня нет наркотиков. Я художник.
      – Не расскажешь сейчас, так заговоришь потом. В это время они постоянно избивали меня. Один из полицейских так ударил в челюсть, что, как мне показалось, выбил зуб.
      Человек с переднего сидения подтащил меня вперед, орал мне в лицо, угрожал и все время спрашивал, где наркотики, а водитель бесцельно разъезжал по городу.
      Я думал, они просто хотят кого-то помучить. Нашли парня на улице и вымещают на нем свою злость. Я о таком читал. Потому я потребовал отвезти меня в полицейский участок, где я мог бы получить адвоката. Где-то через час они спросили меня о галереях в Тель-Авиве, где выставлены мои работы. Я знал все галереи города – и знал, что в это время они все закрыты, потому назвал просто одну из них. Когда мы подъехали к ней, я, все еще в наручниках, кивнул головой в ее сторону: «Вон там мои картины».
      Моей следующей проблемой было отсутствие удостоверения личности. Я сказал, что забыл его дома. Тогда они сняли с меня брюки, якобы, чтобы найти наркотики. Я чувствовал себя неуверенно, но вдруг в конце они смягчились, и, кажется, поверили мне. Я сказал, что хочу попасть туда, откуда они меня забрали, но не знал, как попасть туда. Я утверждал, что у меня нет денег, и мой друг заберет меня оттуда.
      Так мы снова вернулись в тот же район и остановились у автобусной остановки. Один полицейский поднял мои разорванные рисунки с пола машины и выбросил их в окно. Они сняли с меня наручники, но не выпустили из машины. Один из полицейских писал протокол. Затем появился автобус. Парень возле меня вытолкнул меня на дорогу. Затем он выбросил вслед за мной брюки и ботинки и приказал исчезнуть, пока они не вернулись.
      Так я лежал голым на дороге, в то время как из автобуса выходили пассажиры. Но я нашел свои бумаги и тут почувствовал себя как альпинист, покоривший Эверест. Воодушевление после прекрасно сделанной работы!
      Через тридцать минут, когда я оделся и занял свое место у дома, вблизи мигнули фары. Я подошел к машине и вернулся в «Кантри-Клаб» для написания отчета. Очень много позже я снова встретил этих «полицейских».
      Конечно, никакие это были не полицейские. Оказалось, что все участники тестов встретились в эту ночь с такими полицейскими. Это входило в программу испытаний.
      Одного из «студентов» арестовали на площади Кикер Хамдина. Говорят, что эта площадь – символ жизни Израиля. Летом там размещается цирк, а зимой там полно непролазной вязкой грязи. Вот так и весь Израиль. Полгода грязь и полгода цирк. А этот парень оказался идиотом. Он сказал «полицейским», что выполняет спецзадание, он-де завербован Моссад и это его экзамен. Конечно, этот экзамен он провалил.
      Из десяти человек, прошедших тест, я позднее встретил только одну из женщин – в должности «спасателя» бассейна в штабе Моссад по уик-эндам, когда туда могут попасть члены семей сотрудников.
      На третий день после завтрака нас вернули в Тель-Авив. Моим первым заданием было войти в ресторан, завязать разговор с описанным мне человеком и договориться с ним о встрече на вечер. Перед тем как зайти, я осмотрел ресторан и заметил, что официант буквально пляшет перед этим мужчиной, из чего сделал вывод, что он, возможно, управляющий ресторана. Когда я сел за столик рядом с ним, то увидел, что он читает газету о кино.
      Я подумал, что раз однажды мне помог фокус с кино проникнуть на балкон, почему бы не воспользоваться чем-то подобным и в этот раз? Я спросил официанта, могу ли я поговорить с менеджером, потому что я тут собрался снимать фильм и ищу для этого подходящее место. Я даже не закончил фразу, как появился менеджер и сел рядом со мной. Я сказал ему, что мне нужно осмотреть еще пару мест, и, если получится, то встречусь с ним сегодня вечером. Мы пожали друг другу руки, и я ушел.
      Позднее всех десятерых «студентов» привезли в парк близ бульвара Ротшильда. Им сказали, что мимо пройдет высокий человек в рубашке в черно-белую клетку. Нам нужно незаметно проследить за ним. Трудно было пройти незаметным, нас было десять, и за нами шли еще двадцать человек. Это длилось два часа. Тут были типы, следившие за нами с балконов и из-за деревьев, повсюду люди. Но наблюдатели хотели только посмотреть, как мы реагируем, как функционирует наш инстинкт.
      Когда учения завершились, и наши отчеты были готовы, нас снова разделили. Меня отвезли назад на улицу Ибн Гевироль, но сейчас машина остановилась перед банком «Хапоалим». Мне поручили узнать там имя управляющего, его домашний адрес и как можно больше другой информации о нем.
      Нужно иметь в виду, что в Израиле никто, никогда и никому не доверяет. Я вошел в банк и спросил служащего, как зовут управляющего. Служащий назвал имя и попросил подняться на второй этаж. Я поднялся и снова спросил, как найти мне управляющего. Я рассказал, что я долго жил в Соединенных Штатах, теперь хочу вернуться и перевезти большую сумму денег на новый счет. Потому я попросил поговорить с управляющим лично.
      Когда я вошел в бюро, то заметил на его столе наклейку еврейского масонского ордена «Б?най Брит». Поэтому мы немного поговорили об этом, и он, даже раньше, чем я ожидал, пригласил меня к себе домой. Его тоже собирались перевести в Нью-Йорк на должность заместителя директора тамошнего филиала. Я рассказал, что я тут только проездом и поэтому у меня пока нет телефона, но я смогу сам позвонить ему, если тот даст мне номер. Он даже предложил мне кофе.
      Я говорил с ним о 150 тысячах долларов, якобы чтобы остаться здесь. Но как только я увидел бы, что это все продлится очень долго, я спросил бы его, сколько еще можно перевести денег. Финансовые вопросы мы решили минут за 15, потом беседа перешла на совсем дружеские рельсы. Через час я знал о человеке почти все.
      После этого теста меня и еще двух «студентов» вернули в гостиницу «Таль-Отель» и ждали, пока придут другие. Не прошло и десяти минут, как вошли шестеро. Один указал на меня: «Вот он».
      – Пойдем с нами, – сказал другой. – Вы же не собираетесь устроить цирк тут в отеле?
      – А в чем дело? – удивился я. – Я же ничего не делал.
      – Пойдем, пойдем, – ответил один из них и показал свой полицейский жетон.
      Нас троих засунули в фургон, завязали глаза и возили взад-вперед по городу. В конце нас завели в какое-то здание, все еще с завязанными глазами, и развели поодиночке. Я мог слышать шаги входивших и выходивших людей. Затем меня привели в маленькую комнатку, похожую на туалет, где я мог сесть.
      Через два – три часа меня вывели. Очевидно, я действительно сидел в какой-то ванной комнате на стульчаке унитаза. Происходило это на первом этаже «Мидраши» – Академии Моссад, но я тогда этого и не подозревал. Меня привели в другую небольшую комнату с замазанным черной краской окном. Передо мной сидел здоровенный человек, похожий на быка. В глазу его было какое-то черное пятнышко, казалось, что у него два зрачка. В начале он расспрашивал меня мягко. Мое имя. Почему я недавно был в гостинице и раскручивал там телефонную трубку? Не планирую ли я теракт? Где я живу?
      Как-то он сказал, что отвезет меня по моему адресу. Я знал, что это пустырь и рассмеялся. Он спросил, что тут такого смешного, а я представил себе комическую ситуацию. Ну, привезли бы меня туда, что дальше? Мой дом? Куда подевался мой дом? Я никак не мог остановить смех.
      – Это какая-то шутка, – сказал я. – Что вы от меня хотите?
      Он ответил, что хочет мою куртку. Это была модная спортивная куртка от Пьера Бальмэна. Он взял ее, потом снял всю мою одежду. Меня голого снова впихнули в ванную и перед тем, как закрыть дверь, кто-то вылил на меня ведро воды.
      20 минут я сидел голый в одиночестве, стуча зубами. Затем они вернули меня в бюро к тому самому крепкому мужику.
      – Тебе все еще хочется смеяться? – спросил он.
      Так меня водили из кабинета в ванную раза четыре или пять. Как только кто-то стучал в дверь кабинета, меня заставляли прятаться под столом. Так было раза три. В конце человек обратился ко мне: «Не обижайтесь. Это оказалось недоразумением».
      Он вернул мне вещи и сказал, что меня вернуть туда, откуда забрали. Мне снова завязали глаза, впихнули в машину, но как только водитель включил мотор, кто-то закричал: «Стойте! Верните его! Мы проверили его адрес – там ничего нет».
      – Я не знаю, о чем вы говорите, – сказал я, но они опять вернули меня в ванную.
      Прошло еще минут двадцать, пока они не привели меня в бюро и заявили: «Простите, это была ошибка». Они завезли меня в «Кантри-Клаб», извинились еще раз и уехали.
      На четвертое утро этой первой недели нас всех пригласили на беседу в комнату, одного за другим.
      Они спросили: «Что ты думаешь? Все ли тебе удалось?»
      Я ответил: «Не знаю. Я ведь не знаю, что вы хотите от меня. Вы сказали, что я должен постараться, и я старался».
      Некоторых расспрашивали минут двадцать, а меня 4–5 минут. В заключение они сказали: «Спасибо. Мы позвоним тебе».
      Через две недели они позвонили. Мне нужно было явиться в бюро на следующее утро.
      Мне удалось попасть вовнутрь. Но только теперь начинался настоящий экзамен.

Глава 2. На школьной скамье