ПЛАВАНИЕ ЧИРИКОВА

Нам остаётся в заключение нашей повести вкратце рассказать ещё о плавании Чирикова, отправившегося, как мы видели выше, в американский поход на корабле «Св. Павел» совместно с Берингом и вскоре с ним разлучившегося. Произошло это 20 июня 1741 года, приблизительно под широтой 49°. Плавание Чирикова, этого выдающегося нашего моряка давно ушедших дней, было также неблагополучно и по количеству жертв почти сравнялось с потерями Беринга. Из 70 человек экипажа домой вернулось только 49.

Уже через два дня после потери «Св. Петра» Чириков, оставив поиски мнимой земли Делиля, взял курс не к параллели 46°, как сделал Беринг, а пошёл прямо на восток, как и предполагалось это первоначально сделать обоими путешественниками. Подгоняемые югозападным попутным ветром, 11 июля на долготе 52° они стали обнаруживать первые признаки присутствия невдалеке земли: плыли деревья, все чаще показывались тюлени, в воздухе кружились чайки, пролетали стаи уток. 15 июля под 55° 12' увидели впереди землю, покрытую высокими горами и лесом. Чириков настолько был уверен в близости американского берега, что назвал даже открытую землю «Подлинною Америкою». И он не ошибся. Америка таким образом была открыта им раньше Беринга на полторы сутки. «Св. Павел» бросил якорь вблизи берегов южной части Аляски — в области распространения тлинкитов, у острова, впоследствии названного островом Чирикова.

Моряки высыпали на палубу и пристально разглядывали распростёршийся милях в трех берег. День был тихий и ясный. Чириков распорядился отправить на берег шлюпку для отыскания пристанища кораблю, но поиски были тщетны: подходящего места вблизи не оказалось. Снялись с якоря и поплыли дальше, погода изменилась, задул крепкий ветер с востока, принёсший дождь и пасмурность. Сквозь туманную пелену, задёрнувшую горизонт, американские берега то показывались, то снова исчезали. Но они были все те же: высокие, гористые, густо поросшие лесом.

17 июля на широте 57° 50' снова остановились. Переправа на берег, казалось, не предвещала ничего дурного. Посоветовавшись, решили отправить большой судовой бот на берег. Молодому штурману Абраму Дементьеву, отправлявшемуся на берег в сопровождении десяти вооружённых матросов, поручалось прежде всего отыскать якорное место для безопасной стоянки, а затем порасспросить жителей, если таковые окажутся на берегу, что они за люди, сколько их, как называется земля, на которой они живут, под чьей она властью и т. д.

Для неведомых жителей предназначались подарки: 2 котла (медный и железный), 3 бочонка с бусами, китайская материя. Ещё Дементьеву поручалось осмотреть остров и сообщить, что за деревья и травы растут там, а также поискать, не находится ли на острове драгоценных камней и руд; с последней целью ему даже даны были образцы руд. Возвращаться на корабль предписывалось непременно на следующий же день. Однако, ни на следующий, ни на второй, ни на третий день моряки на корабль не вернулись.

В большой тревоге и нетерпении целую неделю прождал Чириков посланных, лавируя около берега под малыми парусами, но так и не дождался. 23 июля, около полудня, с корабля заметили приблизительно на том месте, где должны были высадиться люди, дым и огонь. Полагая, что Дементьев, не имея иной возможности, даёт этим способом о себе знать, послали на берег на единственной оставшейся на корабле маленькой лодке боцмана Савельева с матросом и двумя плотниками на случай исправлений потерпевшего аварию бота Дементьева. В лодку было погружено также значительное количество провианта. На корабле потом утверждали, что видели, как лодка пристала к берегу. Тем загадочнее судьба обоих гребных судов «Св. Павла», сгинувших без следа со всем экипажем. Были ли убиты моряки воинственными тлинкитами (что вряд ли, так как моряки были вооружены), или попали в водоворот, образуемый у берегов приливо-отливным течением, и по сию пору не выяснено. Последнее предположение вероятнее, так как в 1786 году подобный же случай произошёл в этих местах с двумя лодками Лаперуза.

Так или иначе, но совершенно неожиданная гибель 15 человек и всего гребного состава экспедиции, смешав все карты Чирикова, в корне разрушила все его дальнейшие планы и не дала многого, чего можно было ожидать от экспедиции. Отныне ни высаживаться на берег, ни производить отчётливых наблюдений, ни запасаться свежей водой было уже невозможно. До известной степени, экспедицию можно было считать законченной. Не даром с досадой замечает Чириков, что, «если б не учинилось объявленного несчастья, то б ещё довольное время путь продолжать могли».

Приходилось уже думать не о дальнейших исследованиях, открытиях и наблюдениях, а о скорейшем возвращении. Но возвращаться домой, не ступив ногой на так легко доставшиеся американские берега, не хотелось никому. Была сделана последняя попытка проникнуть на берег. «Св. Павел», рискуя быть разбитым прибойной волной о береговые скалы, плыл, высматривая убежище, так близко от берегов, «что иногда буруны захватывали». Но нигде зоркий глаз опытнейших моряков не усмотрел ни одной лощины, ни одной подходящей спокойной бухточки, откуда можно было бы организовать переправу на берег на плотах. А пресной воды становилось на корабле все меньше, из ста забранных с собой бочек оставалось только 45. Что было делать Чирикову при этих условиях? Созвали обычный консилиум, на котором и порешили плыть немедля обратно.

Соблюдая крайнюю экономию в расходовании воды и собирая дождевую, направились на запад и только поставили паруса, как вдали показались лодки, идущие на пересечение курса корабля.

Радостное чувство охватило всех моряков: свои плывут! Легли в дрейф и с нетерпением стали поджидать лодок. Но, увы, в лодках сидели какие-то странно одетые широкоскулые люди, махали руками и кричали во все горло: «Агай! агай! « Вплотную к кораблю они однако не подошли и, вскоре повернув, быстро стали грести к берегу.

А пейзажи, как нарочно, один другого грандиознее и величественнее развёртывались и, как в калейдоскопе, сменялись на пути наших незадачливых путешественников. Вот они проходят мимо одетой снегом громады Св. Ильи, окружённой мощными ледниками. Далее, моряки минуют вздымающийся на огромную высоту пик и расположенные вокруг него ледники, выходящие к самому морю. Все чаще встречаются им по пути ледяные горы и отдельные небольшие льдины, сталкивающиеся одна с другой и дробящиеся на тысячи кусков. Об этих местах позднейший путешественник выразился так: «Голые скалы, обрывистые пики и гребни, вздымающиеся почти до 3000— 3600 метров в высоту над морем, являют зрелище, равное коему по величине вряд ли найдётся где-либо на земле».

Но вскоре непроницаемым саваном налёг туман. Шли совершенно вслепую и только по реву бурунов догадывались о близости берегов. «На другое утро, когда прочистилось, увидели себя чудно занесёнными в тесную бухту, шириною не более версты, у берега высокого и утёсистого, густо поросшего травою, но совершенно безлесного».

Путешественники плыли обратно на запад. Вблизи одного из Алеутских островов, — вероятно, то был остров Адах из группы Андреяновских, — к кораблю приблизились на семи байдарках алеуты. Они подошли к самому борту, но подняться на палубу не пожелали, не помогли и подарки, которые им показывали с корабля. Им демонстрировали чашки, звонки, предлагали табак, трубки, иголки, разворачивали куски материи, вынесли даже медный котёл, — все напрасно, они требовали только одного: ножей. Узнав, что на корабле испытывают сильную нужду в воде, они привезли с берега свежей воды в пузырях и потребовали за каждый небольшой пузырь по ножу. С корабля им предлагали один нож на всю братию. Сделка не состоялась, и пузыри были увезены обратно.

И на следующий день приезжали алеуты, целыми часами держались у борта, рассматривая корабль, но ни один из них так и не рискнул подняться на палубу. Повидимому, их экскурсии к кораблю продолжались бы и в последующие дни, но вот подул «способный ветерок к выходу», и «Св. Павел», боясь разбиться о прибрежные скалы, «с великим страхом» вышел в море, держа курс на Авачинскую губу.

С каждым часом недостаток воды давал себя чувствовать все более и более, потребление её было сокращено до предела возможного. С 21 августа Чириков отдал распоряжение варить кашу через два дня, а воду для питья давать мерою. Всухомятку ели больше сухари с маслом и отваривали солонину в морской воде. В середине сентября воды оставалось лишь 12 бочек, кашу было приказано варить теперь лишь раз в неделю, а воды выдавать на человека по пять небольших чарок в день. Недостаток воды компенсировали выдачей двух дополнительных чарок водки. Но водка отнюдь не способствовала уменьшению жажды, не предохранила она также и от болезней. Моряки скоро обратились в тени, с трудом выполнялась судовая работа, всех клонило ко сну, апатия все более овладевала людьми, каждый глоток воды — на счёту.

К концу сентября на корабле не было ни одного здорового человека. Сам Чириков уже несколько дней лежал в своей каюте, однако все же продолжал отдавать распоряжения. Управление судном перешло к штурману Елагину, который был «тоже весьма больной» и тем не менее управлял кораблём «почти несходно». Но вот и Елагин чувствует, что его последние силы уходят. Управлять судном почти некому. Один за другим умирают моряки. 6 октября выбрасывают за борт труп лейтенанта Чихачева, через день за ним следует Плаутинг. Воды остаётся все меньше, каждая капля на учёте, страшная жажда мучит моряков, доводит их до бешенства. Все мысли, все желания вокруг прохладных капель свежей, кристальной воды. Моряки мечутся на койках, и мечты их постепенно переходят в бред, голос становится хриплым, глаза горят, воспалённые губы шепчут: «Воды, воды! «

Не трудно представить, чем окончилось бы плавание «Св. Павла», если бы утром 8 октября едва державшийся на ногах от слабости штурман Елагин не заметил вдали долгожданного берега Камчатки; он не ошибся: корабль прямым курсом шёл в Авачинский залив. Когда вошли в гавань, с удивлением убедились, что возвращение моряков из далёкого и трудного плавания никем не замечено. Лишь орудийный выстрел, данный с корабля и отдаленным эхо прогрохотавший по окрестным долинам Авачи, выгнал людей из тёплых избушек наружу. Тотчас от берега отделилось несколько шлюпок и понеслось к кораблю.

Приехавшим представилось странное зрелище: на палубу выползали взъерошенные, косматые люди, лица их были покрыты густым слоем грязи, глаза лихорадочно горели. В чрезвычайном возбуждении, поднялся на палубу совершенно пьяный астроном Людовик Делиль де-ла-Кройер, и тотчас же, как подкошенный, грохнулся на палубу мёртвым.

Путешествие было окончено. Однако своим плаванием в Америку Чириков, понятно, был крайне недоволен. Точно во сне, промелькнули перед ним долгожданные, неведомые американские берега, на которые он не смог даже ступить. Величественные, яркие общие впечатления, какие-то обрывки наблюдений и множество неразрешённых проблем — вот итог его путешествия. Так оставить дело нельзя, — заключил он и, ещё не оправившийся, решил на следующий же год повторить плавание. Миллер утверждал, что вторичное плавание в Америку Чириков предпринял с целью отыскать следы Беринга. Так это или иначе, но 25 мая 1742 года Чириков, «имевший у себя только одного офицера — штурмана Елагина, команду уменьшившуюся и слабую и вооружение сильно попортившееся», вышел из Авачинской губы и взял курс прямо на восток к посещённым им в прошлом году землям. Но плавание с таким персоналом и с такими средствами было неудачно. Чириков дошёл лишь до ближайшего Курильского острова Атту, который наименовал островом Св. Феодора, и повернул обратно, так как упорные и противные ветры и непрестанный туман не дали ему возможности продвигаться вперёд и производить нужные исследования. Любопытно, что на обратном пути Чириков проходил совсем близко от острова Беринга, где бедствовали в то время его товарищи на «Св. Петре», Этому острову он присвоил даже наименование Св. Иулиана. 1 июля Чириков был уже в Петропавловске, откуда направился в Охотск, которого и достиг в августе того же года.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мы проследили ход Великой Северной экспедиции от начала до конца во всех её главнейших эпизодах, Продолжавшаяся целых десять лет экспедиция блистательно завершила весь цикл возложенных на неё заданий. В её процессе возникло много новых, непредвиденных задач, требовавших дополнительных, более подробных и углублённых исследований.

Необъятность задачи вполне отчётливо определилась лишь после того, как наши моряки уже вплотную соприкоснулись с девственной сибирской территорией. Но необычайный подъем человеческой энергии не мог длиться бесконечно, все явственнее обнаруживались упадок сил у людей, истощение запасов и снаряжения в снабжёнческих организациях, оскудение казны, для которой сумма более чем в 360 тысяч рублей, затраченная на предприятие, оказалась по тому времени слишком значительной.

В результате, — как повествует историограф, — «многие уже возвратились, или окончив назначенное им, или за болезнями и по разным обстоятельствам, многие умерли; наличных команд оставалось недостаточно. Завезённые с собой припасы все израсходовались; такелаж и паруса обветшали; построенные суда уничтожились. Самые средства Сибири были истощены до крайности, инородцы изнурены повинностями, даже леса оскудели… В 1743 году открылся голод во всей восточной Сибири, и высочайшим указом 23 сентября было повелено приостановить экспедицию, разместив команды её по плодороднейшим, западным пределам Сибири. Приостановленная экспедиция совсем прекратилась…»

Если «за бесхлебием и безлюдственной пустотой» местности экспедиция как целостный комплекс систематических исследований и закончилась, то не закончились, а впервые лишь получили жизнь те импульсы к научному исследованию наших арктических и дальневосточных окраин, что явилось, быть может, одним из наиболее ценных плодов этой экспедиции.

Однако, не всегда по следам Беринга направлялись люди, движимые научным побуждением. Преобладали, как всегда в прошлом в подобных случаях, коммерческие и авантюристские стремления. Молва об огромных богатствах новооткрытых стран, подкрепляемая наглядным свидетельством вывезенной моряками Беринга и Чирикова в огромном количестве драгоценной пушнины и их полными драматической насыщенности рассказами, воспламеняла дух авантюристов, и они во множестве устремились в погоню за богатствами новооткрытых земель.

«Плыть за бобрами» — стало своего рода модой дня, притягательным магнитом, стоившим для многих жизни. Вскоре создаются в более широком масштабе промысловые товарищества, преобразованные впоследствии в Российско-Американскую компанию, просуществовавшую до 1867 года[53].

Результаты Великой Северной экспедиции поистине неисчислимы. Это целая эпопея, давшая направление сотням последующих экспедиций в отдалённые, известные только понаслышке, окраины. Из прежней путаницы противоречивых, смутных представлений впервые начали создаваться правильные, научнообоснованные и точные очертания берегов Северной Азии; было окончательно установлено существование пролива, разделяющего Азию от Америки; были сделаны первые решительные попытки проникнуть на загадочные острова дальневосточных соседей в «страну восходящего солнца» — Японию; были приобретены многие десятки не занятых европейцами и поэтому никому не принадлежащих островов; и, наконец, — была открыта и присоединена к стране огромная и богатейшая часть северозападного американского континента — полуостров Аляска (впоследствии проданный американцам) с целым рядом принадлежащих к ней Алеутских островов. Мы уже не говорим о бесчисленном количестве нового научного материала, извлечённого академиками из недр Сибири, в первом исследовании фауны восточных морей и о прочих, первостепенной важности научных открытиях.

Ни тогдашнее правительство, ни современники не сумели осознать и по достоинству оценить всего величия совершённого дела; не смогли они, понятно, учесть и всех последствий его в будущем; не было воздано должное и тем людям, которые осуществляли его. Грустно читать, какой награды удостоились в те жестокие времена некоторые главнейшие деятели Великой Северной экспедиции, занявшие впоследствии почётное место в истории географических исследований и открытий. Разжалование в солдаты, травля, интриги, недоверие, предание суду, даже приговорение к смертной казни, лишение главного деятеля экспедиции добавочного содержания — вот то моральное удовлетворение, что скорбно и молча приняли затратившие столько труда и здоровья наши исследователи.

Сейчас вряд ли кто у нас не слыхал хотя бы по именам о Челюскине или Малыгине. Всякий раз, когда современному исследователю или моряку случается попасть в те районы, где протекала многотрудная работа участников Великой Северной экспедиции, они, сравнивая результаты её с достижениями последующих годов, не могли не высказать своего восхищения. Мы уже приводили выше отзыв Джемса Кука об основательности и тщательности выполненной лично Берингом работы.

Несколько лет тому назад, опытный американский моряк Е. Бертольф, хорошо ознакомившись в многочисленных плаваниях с северовосточной частью Тихого океана, опубликовал работу о Беринге, где между прочим говорит: «Путешествие Беринга и Чирикова — событие огромного значения. Эти мореплаватели пересекли Тихий океан и открыли северозападный берег Америки ценою ужасных потерь и перед лицом неописуемых трудностей. Со все возрастающим уважением следит моряк за всеми перипетиями их борьбы и восхищается людьми, которые совершили такое великое дело с столь неподходящими для его исполнения средствами».

В наши дни напряжённой борьбы за овладение Арктикой, полная глубоко-трагических моментов волнующая история Беринговой экспедиции, явившейся предисловием ко всему дальнейшему изучению и освоению наших полярных и дальневосточных окраин, несомненно представляет особый интерес и заслуживает пристального изучения.