Б.Островский
      Принять решение
      На стене - зеленоватый циферблат больших часов. Сообщение уже десять минут в пути. Но путь сюда долог: от излучателя на Земле до телеприемника на Титане луч идет, семьдесят минут.
      Нужно ждать еще шестьдесят долгих минут, и я сижу в кресле, перед часами.
      Азбука: когда ждешь, каждая минута кажется часом. Но от понимания азбучности истина не перестает быть истиной.
      Год назад я тоже ждал. Тогда время летело стремительно.
      Тогда я просто физически ощущал, как тают минуты, как они исчезают, уходят в ничто.
      Хорошо помню, как время рванулось вперед. Это произошло внезапно, в какое-то мгновение. От Титана до "Диска-2" скорт шел на автонавигационном управлении. Но посадка на пневматические станции - каверзное дело. Я отключил автоматы. Они услужливо выдвинули панель ручного управления и дали свет на посадочный экран. Я увидел "Диск-2", увидел цепь красных аварийных огней - и с этого момента время устремилось вперед...
      * * *
      В исследовательском комплексе Сатурна - две базы на спутниках и одиннадцать автоматических станций типа "Диск". Год назад таких станций было пять, и они работали c перебоями. Автоматы на них не были отрегулированы; почти непрерывно что-то портилось, и тогда мы, бросив все плановые работы на базе, отправлялись устранять очередную неисправность.
      Пневматические станции типа "Диск" похожи на спальный мешок размером с футбольное поле. Мешок этот начинен бесчисленным количеством исследовательской аппаратуры, размещенной в изолированных камерах. Если контрольная аппаратура станции выходит из строя, не так-то просто определить, где и что испортилось.
      "Диск-2" досаждал нам, пожалуй, больше, чем другие станции. Аварии на "Диске-2" носили особо ехидный характер. Обычно они происходили, когда "Диск-2" прятался в радиотеии Сатурна.
      Так было, и в тот раз. Мы приняли аварийный сигнал, уже через несколько минут связь со станцией прервалась.
      Мы не успели узнать, что там случилось.
      Тогда у нас были трехместные скорты, но я вылетел один.
      В тот день я был единственным относительно свободным человеком на базе.
      Кто-то оставил в кабине скорта "В мире безмолвия" Кусто. Я листал эту книгу ( на базе почти не оставалось времени для чтения), пока автоматы вели скорт. Но посадку на пневматическую станцию лучше призводить самому.
      Автоматы выдвинули панель ручного управления, включили посадочный экран. Я увидел "Диск", опоясанный цепьюкрасных аварийных огней, и на нем конусообразный корпус галактического разведчика.
      Их было всего семь или восемь, таких кораблей, и ни один из них не должен был, не мог оказаться здесь у Сатурна.
      И все-таки он здесь был.
      Я чудом посадил скорт на смятую гармошкой посадочнуюплощадку. Выбравшись из кабины, я включил ранцевые ракеты и с каким-то странным ощущением нереальности происходящего полетел к кораблю. Хинитовая поверхность гигантского конуса отражала тревожный багровый свет аварийных огней.
      Я повис над кораблем. Казалось, вот сейчас по хинитовому покрытию пойдет трещина, откроется шлюзовая камера, выйдут люди. Но корабль молчал.
      ОТКРЫТЬ шлюзовую камеру я не мог. Оставалось одно; осмотреть станцию и вернуться на Титан за помощью.
      Даже отсюда, сверху, было вгппо, как сильно повреждена станция. Лопнувшие отсеки во многих местах обнажили ее металлический остов.
      Через сплющенный входной тамбур я проник в главный коридор станции. Прежде всего следовало убедиться в исправности аппаратуры, хранившей собранную станцией астрофизическую информацию. В бронированном отсеке киберцентра я увидел неподвижные стрелки приборов. Нетерпеливо мигали лампы аварийных индикаторов. Я включил резервную систему управления. Киберцентр снова работал. На экранах возникали контрольные карты...
      Я ждал, что станция серьезно повреждена, иначе и не могло быть. Но я не думал, что повреждены почти все отсеки "Диска". Азот, наполнявший отсеки, уходил в космос сквозь бесчисленные микротрещины в оболочке станции. Регенеративная система, восполнявшая утечку газа; работала на предельном режиме. Но давление падало, и я ничего не мог сделать.
      Сколько еще может продержаться "Диск"?
      Киберцентр не дал ответа. А от него зависело все. При сильных повреждениях разрушается несущий каркас станции: "Диски" буквально лопаются, взрываются. Если это произойдет, сила отдачи отбросит корабль в космос (а может быть, к Сатурну), найти его будет чрезвычайно трудно, почти невозможно.
      Я шел по тихим, сумрачным коридорам станции, тускло освещенным редкими плафонами. Станция походила на старый заброшенный корабль. Казалось, корабль скребется о песчаное дно и в его черных трюмах стонет ржавая вода.
      Лифт доставил меня вниз, в реакторный отсек. Я не считаю себя трусом, но и не верю, что существуют люди, которым неведомо чувство страха. Достаточно было одного взгляда на приборы, чтобы понять: реактор неуправляем, "Диск" может взорваться в любую минуту. Я ничего не мог сделать.
      Станция, разрушенная галактическим кораблем, была обречена.
      Я бросился наверх, к скорту. Планетарный скафандр сразу показался тяжелым. Топот магнитных подошв гулко отдавался в длинных коридорах.
      Уже у выходного шлюза меня остановила страшная мысль. Взрыв реактора опасен и для галактического корабля, Погибнет корабельный журнал с информацией об исследовании чужого мира. Быть может, погибнут и люди...
      Но что я мог сделать без связи с базой, без оборудования, без роботов?
      Роботы... Один из них находился здесь, на станции. Я отыскал отсек (это было не так просто), в котором стояла металлическая капсула, похожая на массивный саркофаг. Я торопливо открыл ее, луч фонаря скользнул по голубой куртке робота-пластинавта.
      - Встань, - сказал я.
      Мне пришлось повторить это трижды, потому что звуковые фильтры робота были настроены на спокойный голос, а я волновался. Через минуту робот открыл глаза.
      - Кай!
      - Кто это?
      - Я. Узнаешь? Мы не виделись давно.
      - Да.
      Я едва слышал его голос.
      - Что с тобой?
      - Это пройдет, - он с трудом распрямил плечи.
      - Я за тобой, Кай. Ты должен мне помочь. Связи с Титаном нет. Мне не с кем больше посоветоваться. А задача трудная, очень трудная. Я должен проникнуть в корабль, В галактический корабль, ты понимаешь?
      - Галактический корабль здесь?
      - Да, здесь. На станции. Не знаю почему. Станция повреждена. Надо проникнуть в корабль...
      Я еще раз объяснил ему все. Он молча стоял передо мной.
      - Пойдем, - сказал я. У меня не было твердой уверенности, что Кай согласится. У роботов этой серии случались "заскоки", но он согласился.
      - Да, пойдем.
      Мы поднялись наверх, под прозрачный колпак наблюдательного поста.
      - В корабль можно проникнуть только через энергетическое сопло, сказал Кай. - Но тебе нельзя: там радиация. Гибель.
      Я знал это. Сопло - единственный путь в корабль, но это был путь смерти.
      И тут я услышал спокойный голос Кая: - В корабль могу проникнуть я.
      Я уже думал об этой возможности. За успех был один шанс из десяти, не больше. Устаревшая конструкция робота могла подвести, выйти из повиновения. И потом у пластинавтов странные, очень странные заскоки.
      Но у меня не было выбора.
      - Хорошо, - сказал я. - Будь осторожен и ничего не предпринимай самостоятельно. Слышишь, ничего не предпринимай самостоятельно!
      Кай внимательно осмотрел квантовый резак, похожий на старинный пистолет.
      - Иду, - сказал он, открывая люк. Он оглянулся: - Тебе лучше перейти к скорту. Безопаснее.
      Я увидел яркий след ранцевых ракет, точно метеор, упавший на корабль...
      Спокойный голос: - Это я - Кай. Ты слышишь меня? Вывел антенну через сопло. Мы сможем поддерживать связь.
      - Где ты сейчас?
      - В отсеке реакторов. Прошел через ремонтные шлюзы.
      Через минуту: - Прорезаю путь к рубке.
      Молчание.
      - Кай, что-нибудь случилось?
      - Нет... то есть...
      - Ну, говори же...
      - Их трое. Все они...
      - Их трое. Все они...
      - Говори, Кай!
      - Они... или без сознания, или... Три девушки.
      - Три девушки? Что с ними, Кай?
      Внезапно я понял. Все понял! Это была "Амазонка", первый корабль с женским экипажем. Первый корабль, отправившийся в исследовательскую экспедицию к Проциону.
      ...Кажется, это было недавно. Совсем недавно. Мы вместе учились в институте космонавтики. Но Анна окончила навигационный факультет, а я факультет космической архитектуры. Мы часто встречались. Последний раз мы были вместе на Апшероне, в спортивном лагере института. Анна уже знала, что скоро нам придется расстаться, а я и не подозревал об этом.
      Все лето мы тренировались в полетах на планерах. С завораживающей медлительностью внизу проплывали белые дома, инжирные рощи и виноградники. Я смеялся, болтал до изнеможения и не замечал, как ее глаза временами становились чужими и далекими. Анна прощалась с Землей, с голубым небом, со всем, что ее окружало. А я считал, что весь мир безоговорочно принадлежит мне, и безжалостно расправлялся с ее последними днями...
      Потом я провожал Анну. На орбите Трансплутона ее ждала "Амазонка".
      Маленький космодром на Байкале.
      Здесь уже не было золотого апшеронского солнца. Вокруг только глухие таежные леса, прохладные ручьи и брусника. И восходы были холодные. По утрам на деревьях висел серебристый туман. Она ничего не сказала мне. Порывисто поцеловала в губы и ушла.
      ...Я вспомнил Анну, ее лицо, совсем еще детское, как тогда, на Каспии. Странное это было ощущение. Как мираж в пустыне. Легко ли знать, чувствовать, что она рядом. Что ты прожил большую жизнь, а для нее промелькнуло всего несколько лет. Что для нее все это только вчерашний день, а для тебя - далекое прошлое. И мне вдруг захотелось вернуть это прошлое. Дико захотелось!
      * * *
      - Одна дышит,-сказал Кай.-Одна живa... Пока жива...
      - Дышит, жива... Кто она? Что с ней? Что можно сделать?..
      Долгое, очень долгое молчание.
      - Не знаю. Нельзя установить. Диагностическая машина повторяет одно и то же: - "Нужен покой". Вероятно, это какая-то неизвестная болезнь, машина ее просто не знает. Мне кажется, положение очень серьезное. Пройти в шлюзовую камеру не могу, энергия квантового резака израсходована.
      - Кай, что произошло на корабле? Что там вообще случилось? Найди записи корабельного журнала.
      - Записи стерты, - немного погодя сказал Кай.
      - Стерты? Странно...
      "Кристалл!" - вдруг вспомнил я.
      - Кай, осмотри дешифратор. Там должен быть кристалл с записью.
      Кристалл применяли в чрезвычайных случаях, когда надо было надолго сохранить особо важное сообщение. Сколько мертвых кораблей летучими голландцами блуждают в пространстве! И в каждом есть кристалл - надежное хранилище последней информации.
      - В дешифраторе кристалла нет, - Значит, он должен быть... у кого-тo из них.
      В последнюю минуту они должны были использовать кристалл, думал я.
      - Есть, - сказал Кай. - Кристалл у нее в руке.
      - Вложи кристалл в дешифратор.
      В динамике послышалось тихое шипение. Затем возник тревожный голос. Этот голос прерывался, будто что-то мешало ему говорить, и тогда опять слышалось шипение.
      "Всем, всем... внимание, чрезвычайно важ... ние... через... ный... перед... два... ой... в районе... це... лучение... невозмож... записи кс-раб... все сильнее...".
      Обрывки слов - больше ничего. Ничего!
      Но я уже не думал об Анне, не думал о "Диске", который мог в любую минуту взорваться. Я думал о Двадцать второй звездной экспедиции. Это была большая экспедиция- самая большая за всю историю астронавигации. Десятки мощных галактических кораблей устремились к далекой звездной цивилизации, сигналы которой были приняты и расшифрованы за год до этого. И путь этой грандиозной экспедиции где-то в пространстве пересекает траекторию "Амазонки".
      Мысли разворачивались стремительно: "Где источник опасности? Может быть, это неизвестный вид излучения. Излучение погубит Двадцать вторую. Необходимо предупредить. Еще не поздно. Только через два-три месяца экспедиция достигнет субсветовых скоростей. Еще не поздно. Но о чем предупреждать? Чтобы они приняли меры? Какие? От чего? Чтобы вернулись? А может быть опасность не в излучении, может быть здесь ошибка?! Вернуть экспедицию? Погибнет труд миллионов людей".
      Записи стерты. Из сообщения в кристалле ничего не выжмешь. Остается один источник информации - мозг. Мозг человека. Введенный в вену препарат Квельна возвращает полное сознание на три-четыре минуты. Это сильно истощает мозг. Я не знал: можно ли в таком состоянии вводить препарат. Этой. Живой... без ущерба для жизни.
      Я один. Совсем один. Нет связи с базой, потому что Титан сейчас по ту сторону Сатурна. От моего решения, возможно, зависит жизнь участников Двадцать второй экспедиции.
      Космос наделен страшной силой. Огромные расстояния, нерегулярная и медленная (на этих расстояниях) связь плюс ситуации, которые нельзя заранее предвидеть. И вот один человек (любой из нас, работающих в космосе) вдруг оказывается перед необходимостью принять Решение. Решение с болылои буквы. Решение, от которого все зависит. Нет начальства, способного думать за нас. И нет подчиненных, которым можно передать ответственность. Есть космос и человек. Лицом к лицу.
      Так было не раз. И вот теперь - это случилось со мной.
      Мне надо было сделать все для спасения девушки, которая лежала без сознания в рубке "Амазонки". Это "все" было не так уж велико: я должен был оставаться близ "Амазонки" до возобновления связи с базой. Но девушка могла погибнуть. В любую минуту. И вместе с ней погибла бы тайна, от которой, возможно, зависила судьба Двадцать второй экспедиции.
      Да, космос заставляет решать, не давая поблажек во времени.
      Я сказал: - Кай, найди место, где хранятся медикаменты. Там должен быть препарат Квельна. На ампулах черная наклейка с желтым крестом.
      - Черная наклейка? Препарат из категории особоопасных? Зачем?
      В его голосе слышалось сомнение.
      - Так надо.
      - Есть препарат Квельна.
      - Ты вспрыснешь ей препарат, - сказал я. - Постарайся сделать это как можно осторожнее, - Не могу.
      - Почему?
      - Это резко увеличит вероятность смерти.
      Я объяснил (говорить надо было как можно спокойнее): - Препарат вреден, но не смертелен. Зато она сможет говорить. Мы узнаем, что случилось.
      - Препарат вреден, - повторил Кай. - В ее состоянии инъекция может оказаться смертельной.
      С роботами трудно спорить. Мы, люди, иногда стараемся не заметить то, что нам не хочется замечать. Роботы этого не умеют.
      - Кай, - сказал я. - Да, препарат может выЗВaТЬ смерть.. Но она должна, ты понимаешь, д-о-л-ж-н-а рассказать о случившемся.
      - Понимаю. Но не могу.
      - Кай, это ставит под угрозу жизнь многих людей. Путь Двадцать второй экспедиции пересекает траекторию "Амазонки".
      - Нет доказательств, что опасность в пути.
      - Есть, Кай, есть! В кристалле схранились обрывки слов, такие, как "перед... два... ой". Не означает ли это "передайте Двадцать второй"?
      - Не знаю. Это решат на базе. Там машины, они расшифруют сообщение.
      - Кай, она, эта девушка, может погибнуть сейчас. Понимаешь, сейчас! Мы теряем время, Кай. Время, понимаешь?
      Робот молчал.
      - Я объясню тебе еще раз, Кай, (Это была ложь - я объяснял себе, я искал доводы, которые убедили бы меня самого!). Допустим, вероятность ее спасения сейчас шестьдесят процентов. После инъекции препарата вероятность уменьшится. Будет сорок процентов. Или тридцать. Но мы узнаем, что с ними случилось. Мы узнаем, грозит ли Двадцать второй опасность.
      Робот молчал, - Связи с Титаном нет, а нам дорога каждая минута. Ты слышишь, Кай? Это называется ответственностью. Мы должны что-то сделать. Я не могу спросить других людей. А ты не можешь использовать машины с базы. Нас только двое... к нам решать.
      - А если ее мозг не содержит нужной информации. - перебил Кай. - Идти на риск?
      - Риск! Постой... Риск ведь тот же подвиг. Подумай, подумай, Кай. Разве люди не шли на риск, отправляясь в пространство, прививая себе болезни? Они ставили превыше своей жизни жизнь других людей, многих людей...
      - Нужно подумать, - Думай!
      * * *
      Он молчал долго. А время мчалось с сумасшедшей скоростью- я чувствовал по биению сердца, как уходят в пустоту, в ничто, острые, как иголки, секунды.
      Потом я услышал: - Нет. Так нельзя.
      И тогда я в бешенстве закричал в микрофон, что сделаю это сам. Я закричал, что плевать хочу на облучение и на логику. Не машине решать человеческие проблемы. Мне, человеку, дано право решать. Право и долг. И я не сбегу отсюда, как крыса...
      Я кричал в микрофон и не сразу услышал, что Кай повторяет: - Хорошо, я сделаю... Хорошо, я сделаю...
      * * *
      Ждать пришлось долго. Отсюда, с посадочной площадки, я видел, как постепенно сжимались отсеки станции. Черная громада корабля заметно наклонилась. Здесь, в космосе, нет "низа" и "верха", но станция деформировалась, и казалось, что корабль кренится.
      ...Открылся люк скорта.
      - Вот! - Кай протянул руку. На ладони лежала катушка с записью.
      - Как... она? - спросил я.
      - Она здесь.
      - Кто?
      - Я надел на нее скафандр. Она здесь, у скорта.
      Я уставился на Кая.
      - Возьми ее на Титан.
      - Ты пронес ее через энргетическое сопло...
      Я сказал это совсем тихо, но он услышал.
      - На корабле был противорадиационный скафандр. Она в скафандре. Безопасно.
      Я выскочил из скорта. На гофрированном металле площадки лежал огромный серый скафандр. Я до сих пор не могу понять, как удалось Каю надеть на нее скафандр: это было сложное дело, - Быстрее, - сказал Кай. - Быстрее. Вы улетите. Я останусь, Я обернулся к нему.
      - Не подходит! Нельзя, не подходи! Я облучен. Наведенная радиация. Твой скафандр не защитит. Я останусь здесь...
      - Нет логики, восемь минут. - сказал Кай. - Ты ждешь уже двадцать
      Я ответил, что буду ждать до тех пор, пока радиация не уменьшится до нормы, на которую рассчитан мой скафандр.
      - Нет логики, - упрямо повторил Кай.
      Логики действительно не было. Да я тогда просто и не искал эту логику. Я сидел у люка скорта (вернее - висел над люком), метрах в десяти от Кая.
      Я думал о роботах. На Земле все еще шли споры. Были теории "автономизации роботов" и теории "нарастающей кибернетической опасности". Создали комиссию во главе с кибернетиком Гертом. Тем самым Гертом, который выдвинул принцип "роботу-психику раба". За Гертом пошли многие ученые. Роботов-пластинавтов, наделенных "свободной волей" (к ним принадлежал и Кай) перестали выпускать.
      Где грань, отделяющая Кая от человека? Быть может, такая грань была. Но в чрезвычайных обстоятельствах Кай поступил, как человек. Пусть даже первоначально он и был машиной. Теперь это - Человек. Роботы не могут жить рядом с людьми и вечно оставаться роботами. Они либо станут людьми, либо опустятся до уровня простых машин, безоговорочно повинующихся человеку. Если и есть oпасность, то она в роботах с психикой раба. Герт ошибся. Именно робот-раб может со звериной жестокостью уничтожить человечество. Роботы, наделенные свободной волей и интеллектом, никогда не станут врагами людей,
      * * *
      По зеленому циферблату настенных часов медленно движутся стрелки. Через девять минут сообщение с Земли придет сюда, на Титан. Я узнаю об Анне.
      Мы вылетели тогда с "Диска" втроем: я, Кай и Анна.
      Препарат Квельна помог получить информацию, которая понадобится другим звездным экспедициям. Не двадцать второй (опасность, с которой встретилась "Амазонка", связана с иным районом космоса).
      Препарат Квельна... Здесь, на базе, медики были бессильны. Анабиоз, аварийная ракета с лучшим пилотом базы. Анну отправили на Землю.
      Я получал лишь редкие сообщения с Земли. Да и сами эти сообщения ничего не сообщали: "Препарат Квельна.
      Сложный случай. Надо надеяться..." Потом Земля ушла за Солнце. Связи не было. Я знал только, что Анне предстоит очень сложная операция. Об этом сказали кибернетики, прилетевшие на Титан. Теперь здесь полным-полно кибернетиков. Прилетел сюда и Герт. Странно, у него усталое лицо и добрые глаза.
      Кибернетики спорят, говорят с Каем и снова спорят.
      Сегодня я услышу голос Земли.
      Я жду.