Лица

Кручинина.

Дудукин.

Муров.

Коринкина.

Незнамов.

Шмага.

Миловзоров Петя, первый любовник.

Женская уборная: обои местами прорваны, местами облупились; в глубине дверь на сцену; стол, перед ним мягкое потертое кресло, остальная мебель сборная.

Явление первое

Коринкина в задумчивости полулежит в кресле. Входит Миловзоров.

Коринкина. Кто там?

Миловзоров. Я, мой друг.

Коринкина. Затвори дверь!

Миловзоров. Зачем?

Коринкина. Шляются тут и подслушивают.

Миловзоров. У вас, мой друг, нервы.

Коринкина. Ну да, нервы; будут тут нервы. Не понимаю. Просто все помешались; в здравом уме таких вещей нельзя делать.

Миловзоров. Вы это про кого?

Коринкина. Про публику, про вчерашний спектакль. Ну, что такого особенного в Кручининой, чтобы так бесноваться? Ну, скажи? Я тебя спрашиваю, что в ней особенного?

Миловзоров. Тонкая французская игра.

Коринкина. Дурак! Убирайся от меня! Зачем вы ходите ко мне в уборную? Чтобы глупости говорить. Так я этого не желаю. Ведь ты меня злишь, злишь нарочно.

Миловзоров. Разве же я не могу свое мнение иметь?

Коринкина. Конечно, не можешь, потому что ты ничего не понимаешь. Да это и не по-товарищески. Пусть публика с ума сходит, а вам что! У вас есть своя актриса, которую вы должны поддерживать. Вы ни меня, ни моего расположения ценить не умеете. И ты-то, ты-то! Кажется, должен бы…

Миловзоров. Ах, мой друг, я очень, очень чувствую ваше расположение.

Коринкина. Я тебя и манерам-то выучила. Как ты себя держал? Как ты стоял, как ты ходил? Ну, что такое ты был на сцене? Цирюльник!

Миловзоров. Я вам благодарен; но зачем же такие выражения? Это резко, мой друг. (Хочет поцеловать руку у Коринкиной.)

Коринкина. Что за нежности! Поди прочь от меня! (Встает.) Ничего нет особенного, ничего. Чувство есть. Что ж такое чувство? Это дело очень обыкновенное; у многих женщин есть чувство. А где ж игра? Я видала французских актрис, ничего нет похожего. И досадней всего, что она притворяется; скромность на себя напускает, держится, как институтка, какой-то отшельницей притворяется… И все верят — вот что обидно.

Миловзоров. Скромности у ней отнять нельзя.

Коринкина. Опять заступаться? Нет, уж ты про ее скромность рассказывай кому-нибудь другому, а я ее похождения очень хорошо знаю.

Миловзоров. И я знаю.

Коринкина. Что же ты знаешь?

Миловзоров. Да, вероятно, то же, что и вы. Мне Нил Стратоныч рассказывал.

Коринкина. Хорош! С меня взял клятву, что я молчать буду, а сам всем рассказывает. Да и отлично; пусть его болтает, и я молчать не намерена; очень мне нужно чужие секреты беречь!

Миловзоров. Да ведь уж это давно было; а после того она…

Коринкина. Что «после того она»? Нет, ты меня выведешь из терпения. Неужели вы все так глупы, что ей верите? Это смешно даже. Она рассказывает, что долго была за границей с какой-то барыней, и та оставила ей в благодарность за это свое состояние. Ну, какой чурбан этому поверит? С барином разве, а не с барыней. Вот это похоже на дело. Мы знаем, есть такие дураки, и обирают их. А то с барыней! Оставляют барыни состояние за границей, это сплошь да рядом случается, да только не компаньонкам. А коли у ней деньги, так зачем она в актрисы пошла, зачем рыщет по России, у нас хлеб отбивает? Значит, ей на месте оставаться нельзя, вышла какая-нибудь история, надо ехать в другое; а в другом — другая история, надо — в третье, а в третьем — третья.

Миловзоров. Она много добра делает, я слышал.

Коринкина. Для разговору. С деньгами-то можно себя тешить. Она вон и за Незнамова просила. А для чего, спросите у нее? Так, сама не знает. Она-то уедет, а мы тут, оставайся с этим сахаром.

Миловзоров. Жаль, что она едет-то скоро, а то бы он показал ей себя.

Коринкина. Да это можно и теперь; у меня со вчерашнего дня сидит мысль в голове. Только положиться-то ни на кого из вас нельзя.

Миловзоров. Ах, зачем же такие слова, мой друг. Я для вас все, что угодно…

Коринкина. Ну, смотри же! Честное слово?

Миловзоров. Благородное, самое благородное.

Коринкина. Слушай, я хочу попросить Нила Стратоныча, чтобы он пригласил Кручинину к себе сегодня вечером; ведь спектакля у нас нет. Пригласим и Незнамова, подпоим его хорошенько; а там только стоит завести его, и пойдет музыка.

Миловзоров. Да Незнамов, пожалуй, не поедет к Нилу Стратонычу; он дичится общества.

Коринкина. Ну, уж я умаслю как-нибудь. А ты прежде подготовь его, дай ему тему для разговора. Распиши ему Кручинину-то, что тебе жалеть ее. Ведь уж тут вертеться, мой милый, нельзя; я должна знать наверное: друг ты мне или враг.

Миловзоров. С ним разговаривать-то немножко страшно, он сильнее меня.

Коринкина. Ну, уж это твое дело. Как же ты осмеливаешься играть драматических любовников, если ты боишься пожертвовать собой, хоть раз в жизни, для меня, за все, за все…

Миловзоров. Ну, хорошо, мой друг, хорошо.

Коринкина. Ты только вообрази себе, какой это будет спектакль! Что за прелесть!

Дудукин за дверью: «Можно войти?»

Коринкина. Да, конечно, что за вопрос! (Тихо Миловзорову.) Отойди!

Входит Дудукин.

Явление второе

Коринкина, Миловзоров и Дудукин.

Миловзоров. Здравствуй, Нил. (Вынимает у Дудукина из бокового наружно кармана портсигар, достает несколько папирос и кладет в свой, на что Дудукин не обращает никакого внимания.)

Дудукин (Коринкиной). Как ваше здоровье, моя прелесть? Вы вчера были как будто расстроены?

Коринкина.С чего вы взяли! Я совершенно здорова.

Дудукин. Ну, тем лучше, тем лучше. Очень рад.

Миловзоров. У тебя запас большой?

Дудукин. Бери, сделай милость, без церемонии.

Миловзоров. Когда же я с тобой, Нил, церемонюсь; ты меня обижаешь (Кладет обратно Дудукину в карман портсигар.)

Дудукин (Коринкиной). Позвольте вашу белоснежную ручку прижать к моим недостойным губам. (Целует руку Коринкиной.)

Коринкина. Я-то здорова, Нил Стратоныч, совершенно здорова; вот вам бы с доктором посоветоваться не мешало. Я за вас серьезно опасаться начинаю.

Дудукин. Что так? Нет, я, грех пожаловаться, никакого изъяна в себе не замечаю.

Коринкина. Я боюсь, что вы окончательно с ума сойдете. Не болят руки-то после вчерашнего?

Дудукин. А, понимаю, понимаю. Восторгался, в экстаз приходил. Да ведь уж и игра! Ну, вот скажи, Петя; вот ты сам был на сцене. В сцене с тобой, например?

Миловзоров. Со мной, Нил, всякой актрисе легко играть. У меня жару много.

Дудукин. Жару? Однако ты вчера два раза так соврал, что чудо.

Миловзоров. Ах, Нил, я горяч, заторопишься, ну и невольно с языка сорвется.

Дудукин. А как ты иностранные слова произносишь! Уж бог тебя знает, что у тебя выходит.

Миловзоров. Роли плохо переписывают. Да для кого, Нил, стараться-то? Ну, хорошо, ты понимаешь, а другие-то! Им что ни скажи, все равно. Ведь у нас какая публика-то!

Дудукин. Ну, уж зато кто понимает, так даже в изумление приходят. Думаешь, боже ты мой милостивый, откуда только он берет такие слова! Ведь разве только в ирокезском языке такие звуки найти можно. Ты, пожалуйста, не обижайся!

Миловзоров. Ну, вот еще. Ты, Нил, прав: не ты один, и другие мне то же говорили; да знаешь, жалованье небольшое, так не стоит очень стараться-то.

Дудукин. А вы, красота моя неописанная, не извольте гневаться. Я изящное люблю во всех видах. У людей со вкусом отношение к изящному совсем другое, особенное, совсем не то, что к живой красоте. Тут ревность неуместна.

Коринкина. Да кто вам сказал, что я ревную! Я вам сейчас докажу противное!

Дудукин. Доказывайте, мое блаженство!

Коринкина. Вы восхищаетесь Кручининой, подаете ей венки, собираете деньги на подарок — вы думаете, это ей нужно? Всего этого она видала много. А вот догадки у вас нет, как доставить ей удовольствие. Она живет в дрянной гостинице, в грязном номере, сегодня спектакля нет: что она будет делать дома вечером? Приедут к ней два-три поношенных театрала с своими, извините, глупыми восторгами, — вы думаете, это весело? Вы ее не познакомили с обществом, да и с артистами она видится только на репетиции; что бы вам нынче у себя вечер устроить с хорошим ужином и пригласить ее, только чтобы общество было избранное. Вы пригласите кого-нибудь из знакомых; а артисты уж это дело мое, я знаю, кого пригласить. Нравится вам моя мысль? Похоже это на ревность?..

Дудукин. О нет, какая ревность! Вот это идея, идея! Merci, мое сокровище! Как это: женский ум… женский ум?..

Миловзоров. Женский ум лучше всяких дум.

Дудукин. Вот что правда, то правда! И как это мне в голову не пришло, я, Петя, полагаю, что мы неблагодарны, что мало мы у женщин ручки целуем.

Входит Шмага в новом пальто и в шляпе на ухо. Раскланивается.

Явление третье

Коринкина, Миловзоров, Дудукин и Шмага.

Шмага (Дудукину). Меценату, просвещенному покровителю искусств и всяких художеств! Ну-ка, меценат, одолжите сигарочку!

Дудукин. Из каких тебе?

Шмага. Да уж я постоянно один сорт курю.

Дудукин. Какие же?

Шмага. Чужие.

Дудукин дает ему сигару, которую Шмага завертывает в бумажку и кладет в карман.

Это после, за завтраком.

Миловзоров. Шмага, ты не видал Незнамова? Будет он на репетиции?

Шмага. Кто ж его знает! Я не нянька его.

Коринкина. Вы, кажется, такие неразрывные были.

Шмага. Чего на свете не бывает. И мужья с женами расходятся, а не то что друзья.

Дудукин. Вот чудо-то! Какая кошка между вами пробежала?

Шмага (важно). В убеждениях не сошлись.

Коринкина. Вы не смешите! Ну какие у вас с Незнамовым убеждения?

Дудукин. В самом деле, Шмага, что-то я у тебя прежде убеждений не замечал.

Шмага. Напрасно; убеждения у меня есть твердые. Вчера у меня, сверх всякого ожидания, деньги завелись, так, бешеные набежали, с ветру.

Миловзоров. Да, видим, видим, что ты в обновке.

Шмага. Мое убеждение такое, что надо их непременно пропить поскорее. А вы говорите, что у меня нет убеждений. Чем это не убеждение? И я убеждал Гришку отправиться в трактир «Собрание веселых друзей». Но убеждения мои не подействовали.

Дудукин. Отказался? Неужели?

Коринкина. Да это он сказки рассказывает.

Шмага. И не только отказался, но оскорбил меня словесно и чуть-чуть не нанес оскорбления действием; немножко бог помиловал. Кончено! Гришка погиб для нашего общества!

Миловзоров. Для какого?

Шмага. Для «Собрания веселых друзей». Я потерял лучшего своего друга.

Дудукин. Да что с ним сделалось?

Шмага. Очень просто: нить в жизни потерял.

Миловзоров. Как это нить потерял? Какую нить?

Шмага. Ну, вот еще, какая нить! У всякого своя нить. Ты вот любовник и на сцене, и в жизни, ты свою нить и тянешь, и нам надо было свою тянуть.

Коринкина. В «Собрании веселых друзей»?

Шмага. Конечно. Как человек нить потерял, так пропал. Ему и по заведенному порядку следует в трактир идти, а он за философию. А от философии нападает на человека тоска, а хуже тоски ничего быть не может.

Дудукин. Незнамов — и за философию!.. странно.

Коринкина. Что его сглазили, что ли?

Шмага. Сглазили.

Коринкина. Кто же?

Шмага. Приезжая знаменитость.

Коринкина. Да ты врешь. Пошел вон!

Шмага. Нет, уж это верно.

Коринкина. Миловзоров, это надо принять к сведению.

Миловзоров. Примем.

Шмага. Кончено… Прощай, голубчик! Нить потерял.

Миловзоров. А ты не теряешь?

Шмага. Еще бы. Что мне за расчет! Вот я хочу к меценату обратиться с предложением услуг.

Дудукин. Благодарю. Каких услуг, мой друг?

Шмага. Я подозреваю, что у вас есть намерение угостить нас, первых сюжетов, завтраком; по этому случаю вы мне дадите денег; а уж я, так и быть, услужу вам, схожу куплю пирогов, колбаски, икорки и прочего.

Коринкина. Только, пожалуйста, не здесь.

Шмага. Ну, вот еще! Завтрак для первых сюжетов, так мы и пойдем туда, где первые сюжеты одеваются.

Миловзоров. Куда ж это?

Шмага. Наверх, на чердак, в общую, где статистам бороды наклеивают.

Дудукин. Услужи, услужи! Подожди немного на сцене, я только повидаюсь с Еленой Ивановной.

Миловзоров. Да коли увидишь Незнамова, так пошли его сюда.

Шмага (показывая на сцену). Да вон он!

Дудукин и Шмага уходят.

Коринкина (у двери). Незнамов, зайдите на минуту!

Незнамов входит.

Явление четвертое

Коринкина, Миловзоров и Незнамов.

Незнамов. Что вам угодно?

Миловзоров. Здравствуй, Гриша!

Незнамов. Здравствуй!

Коринкина. Что вы от нас бегаете?

Незнамов. От кого: «от нас»?

Коринкина. Ну, от меня.

Незнамов (окидывая ее глазами). Да я никогда при вас и не состоял. Этого счастия удостоен не был.

Коринкина. Кто ж виноват! Вы сами не хотели; вы такой нелюбезный. Не ждете ли вы, что женщины за вами будут сами ухаживать? Хоть это и бывает, да очень редко. Надо, чтоб вы сами…