Бешеные деньги

Т е л я т е в. Так, привезут с квартальным и опустят. Л и д и я. Не может быть! Где же ваши деньги? Я знаю, что вы давали мужу взаймы. Т е л я т е в. Ну, что ж из этого! Разве мне чужих-то жалко? Л и д и я. А своих у вас нет? Т е л я т е в. Я уж и не помню, когда они были. Я вчера узнал, что я должен тысяч до трехсот. Все, что вы у меня видели когда-нибудь, все чужое: лошади, экипажи, квартира, платье. За все это денег не плачено, за все это писали счеты на меня, потом векселя, потом подали ко взысканию, потом получили исполнительные листы. Деньгами взято у ростовщиков видимоневидимо. Все кредиторы завтра явятся ко мне; картина будет поразительная. Мебель, ковры, зеркала, картины взяты напрокат и нынче же отобраны. Коляска и лошади от Ваханского; платье портной возьмет завтра чем свет! Я уверен, что кредиторы насмеются досыта. Я их приму, разумеется, в халате, это единственная моя собственность; предложу им по сигаре, у меня еще с десяток осталось. Посмотрят они на меня да на пустые стены и скажут: "Гуляй, Иван Петрович, по белому свету!" Один за жену сердит; этот, пожалуй, продержит месяца два в яме, пока не надоест кормовые платить. Ну, а там и выпустят, и опять я свободен, и опять кредит будет, потому что я добрый малый, и у меня еще живы одиннадцать теток и бабушек, и всем им я наследник. Что я гербовой бумаги извел на векселя, вы не поверите. Если ее с пуда продавать, так больше возьмешь, чем с меня. Л и д и я. И вы так покойны? Т е л я т е в. Что ж мне беспокоиться-то? Совесть моя так же чиста, как и карманы. Кредиторы мои давно получили с меня втрое, а взыскивают, только чтоб форму соблюсти. Л и д и я. Где ж мне денег взять, то есть больших денег, много денег? Неужели нет ни у кого? Т е л я т е в. Есть, как не быть! Л и д и я. У кого же они? Т е л я т е в. У деловых людей, которые их даром не бросают. Л и д и я. Не бросают? Жаль! Т е л я т е в. Еще как жаль-то! Теперь и деньги-то умней стали, все к деловым людям идут, а не к нам. А прежде деньги глупей были. Вот именно такие деньги вам и нужны. Л и д и я. Какие? Т е л я т е в. Бешеные. Вот и мне доставались все бешеные, никак их в кармане не удержишь. Знаете ли, я недавно догадался, отчего у нас с вами бешеные деньги? Оттого, что не мы сами их наживали. Деньги, нажитые трудом, - деньги умные. Они лежат смирно. Мы их маним к себе, а они нейдут; говорят: "Мы знаем, какие вам деньги нужны, мы к вам не пойдем". И уж как их ни проси, не пойдут. Что обидно-то, знакомства с нами не хотят иметь. Л и д и я. Я в актрисы пойду. Т е л я т е в. Талант нужен, Лидия Юрьевна. Л и д и я. Я в провинцию. Т е л я т е в. Что за расчет! Увлечете какого-нибудь мушника Тулумбасова или уж много-много средней руки помещика. Что за карьера! Л и д и я. Телятев, помогите, мне нужны деньги! Т е л я т е в. А вот, пожалуйте сюда! (Подводит ее к окну.) Видите? У ворот стоит Домик-крошечка; Он на всех глядит В три окошечка. Вот где деньги, Л и д и я. У мужа? Т е л я т е в. Да, у него. Он не только богаче всех нас, но так богат, что подумаешь - так голова закружится. Нынче не тот богат, у кого денег много, а тот, кто их добывать умеет. Если у вашего мужа теперь наличных тысяч триста, так можно поручиться, что через год будет мильон, а через пять - пять. Л и д и я. Не может быть. Я не верю вам. Подите прочь. Это он вас подослал ко мне. Т е л я т е в. А вот послушайте. Когда вы его оставили, поехали мы обедать в Троицкий. Сидит, на свет не глядит, ни ухи не ест, ни вина не пьет. Подходили к нему какие-то странные личности, шептались что-то, он как будто стал поживее. Потом вдруг несут ему телеграмму, прочел ее, и глаза засияли. "Нет, говорит, глупо стреляться. Покутим, говорит, нынешний день, поздравь меня". Ну, я его поздравил, поцеловались, и поехали, и поехали. Познакомил я его кое с кем из старых своих знакомых, то есть не из старых, а из прежних, а они еще молоденькие. Л и д и я (глядя в окно). Погодите! Что это за коляска? Кружева! Неужели это maman взяла для меня? Какая прелесть, какая роскошь! Т е л я т е в. Нет, вы ошиблись. Это коляска, которую он подарил моей знакомой, и с лошадьми, и кучера нанял такого, что в Зоологическом саду показывать можно. Вот она едет от него, блондиночка, а глаза - васильки. Л и д и я. Ай! Я упаду в обморок. Это не коляска, это мечта. Можно задохнуться от счастья сидеть в этой коляске. Что со мною? Я его ненавижу и как будто ревную. Я бы убила эту блондинку. Нос у нее и так невелик, а она его еще вздергивает. Т е л я т е в. Это не ревность, а зависть. Л и д и я. Он ее любит? Т е л я т е в. Что? Коляску? Л и д и я. Нет, блондинку. Т е л я т е в. Зачем же? И любить да и деньги давать, уж слишком много расходу будет. Хотите слушать, что ваш муж мне рассказал про себя? Л и д и я. Говорите! Т е л я т е в. Учился он много, чему - уж не помню. Разные есть науки, Лидия Юрьевна, про которые мы с вами и не слыхали. Л и д и я. Говорите, говорите! Т е л я т е в. Поехал за границу, посмотрел, как ведут железные дороги, вернулся в Россию и снял у подрядчика небольшой участок. Сам с рабочими и жил в бараках, да Василий Иваныч с ним. Знаете Василия Иваныча? Золото, а не человек. Л и д и я. Ах, подите вы! Т е л я т е в. Первый подряд удался, он взял побольше, потом еще побольше. Теперь получил какую-то телеграмму. "Ну, говорит, Вася, ближе мильона не помирюсь". А я говорю: "И не мирись". Что ж, мне ведь все равно, убытку не будет. Л и д и я. Я умираю. Т е л я т е в. Что с вами? Л и д и я (ложится на диван). Позовите maman! Позовите скорей! Т е л я т е в (в дверях). Надежда Антоновна!
      Входит Надежда Антоновна.
      ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
      Лидия, Телятев и Надежда Антоновна.
      Л и д и я. Мaman, ради бога! Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Что с тобой,Лидия? Что с тобой, дитя мое? Л и д и я. Ради бога, maman! Подите к моему мужу, позовите его сюда, скажите, что я умираю. Т е л я т е в. Берите моих лошадей, Надежда Антоновна, и поезжайте скорее! Н а д е ж д а А н т о н о в н а (всматривается в дочь). Да, да, я вижу, ты в самом деле нехороша. Я сейчас еду. (Уходит.)
      Входит Андрей.
      А н д р е й. Господин Глумов. Л и д и я (привстав). Принимать его или нет? Еще муж придет или нет, неизвестно. Утопающий хватается за соломинку. (Андрею.) Проси!
      Андрей уходит. Входит Глумов.
      ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
      Лидия, Телятев и Глумов.
      Г л у м о в. Что с вами? Л и д и я. Немного нездорова. А с вами что? Я слышала, что вы разбогатели. Г л у м о в. Еще нет, а надеюсь. Очень выгодную должность занял. Т е л я т е в. И совершенно по способностям. Г л у м о в. Счастливый случай, больше ничего. Одна пожилая дама долго искала не то, чтоб управляющего, а как бы это назвать... Л и д и я. Un secretaire intime? [Личный секретарь?] Г л у м о в. Oui, madam! Ей нужно было честного человека, которому бы она могла доверить... Т е л я т е в. И себя, и свое состояние? Г л у м о в. Почти так. У ней дома, имения, куча дел: где же ей управляться! С наследниками она в ссоре. Я стараюсь все обратить в капитал, на что имею полную доверенность, и пользуюсь значительными процентами за комиссию. Т е л я т е в. Благородная, доверчивая женщина. Признайся, Глумов, ведь немного найдешь таких? Г л у м о в. Да, должно быть, одна только осталась; я наперечет всех знаю. Т е л я т е в. Мы сейчас только говорили о бешеных деньгах, что они перевелись, а ты счастливей нас, ты их нашел. Г л у м о в. Зато как долго и прилежно я искал их. Л и д и я. Значит, у вас теперь денег много? Г л у м о в. "Много" - ведь это понятие относительное. Для Ротшильда было бы мало, а для меня довольно. Л и д и я. Дайте мне взаймы тысяч двадцать. Г л у м о в. Молоденьким, хорошеньким женщинам взаймы денег не дают, потому что неделикатно им напоминать, когда они забудут о долге, а взыскивать еще неделикатнее. Им или учтиво отказывают, или дарят. Л и д и я. Ну, как хотите, только дайте. Г л у м о в. Теперь не могу, извините. Помните, вы сказали, что мне никогда вашей руки не целовать? Я злопамятен. Л и д и я. Целуйте. Г л у м о в. Теперь уж поздно, или, лучше сказать, рано. Подождите меня год, я приеду целовать ваши ручки. Я завтра отправляюсь со своей доверительницей в Париж; она не знает счета ни на рубли, ни на франки, я буду ее кассиром. Она страдает одышкой и общим ожирением; ей и здесь-то доктора больше года жизни не дают, а в Париже с переездами на воды и с помощью усовершенствованной медицины она умрет скорее. Вы видите, что мне некогда, год я должен сердобольно ухаживать за больной, а потом могу пожинать плоды трудов своих, могу и проживать довольно много, пожалуй, при вашем содействии, если вам будет угодно. Л и д и я. Вы злой, злой человек! Г л у м о в. Прежде вам эта черта во мне нравилась; мы с этой стороны похожи друг на друга. Л и д и я. Да, пока вы не переходили границ, а теперь прощайте. Г л у м о в. Прощайте! Я уезжаю со сладкою надеждой, что в год вы обо мне соскучитесь, что вы меня оцените и мы, вероятно, встретимся, как родные. Л и д и я. Довольно, довольно! Г л у м о в. До свиданья. Т е л я т е в. Прощай, Глумов. Счастливого пути! Вспомни обо мне в Париже: там на каждом перекрестке еще блуждает моя тень. Г л у м о в. Прощай, Телятев. (Уходит.)
      Входит Надежда Антоновна со клянками, за ней горничная
      с подушками, кладет их на диван и уходит.
      ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
      Лидия, Телятев, Надежда Антоновна.
      Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Тебе надо лечь, Лидия, непременно. Напрасно ты себя, мой друг, утомляешь! По лицу твоему видно, что ты ужасно страдаешь. Я так и мужу сказала. Он сейчас придет. Вот твой спирт и капли, которые тебе всегда помогали. Л и д и я (ложится на подушки). Как он вас принял? Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Очень вежливо, хотя довольно холодно. Он спросил, серьезно ли ты больна; я отвечала, что очень. Что вы, Иван Петрович, смеетесь? Т е л я т е в. Мне равнодушно нельзя оставаться: надо либо плакать, либо смеяться. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Вы не знаете ни натуры, ни сложения Лидии; она такая нервная, такая нервная... Это у нее с детства. Т е л я т е в. Извините, я действительно не знаю сложения Лидии Юрьевны, это для меня тайна. Л и д и я. Иван Петрович, вы такой болтун, вы меня рассмешите. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Да вы, пожалуй, в самом деле, рассмешите, а он войдет. Т е л я т е в. Скрыться прикажете? Л и д и я (томно). Нет, останьтесь! Мне так приятно видеть вас, вы мне даете силу. Т е л я т е в. Если вам приятно, то я не только не уйду, а, как привинченный, буду стоять против вас. Смотрите на меня, сколько вам угодно. Только позвольте мне в этой комедии быть лицом без речей.
      Входит Андрей.
      А н д р е й. Господин Васильков. Л и д и я (слабым голосом). Проси!
      Андрей уходит, Надежда Антоновна оправляет подушки,
      Телятев подносит платок к глазам своим. Входит Васильков.
      ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
      Лидия, Телятев, Надежда Антоновна и Васильков.
      В а с и л ь к о в (сделав общий поклон). Вы меня звали? Л и д и я. Я умираю. В а с и л ь к о в. В таком случае нужен или доктор, или священник; я ни то, ни другое. Л и д и я. Вы нас покинули. В а с и л ь к о в. Не я, а вы меня, и не простившись даже как следует. Л и д и я. Так надо проститься? В а с и л ь к о в. Если вам угодно. Л и д и я. По-русски проститься - значит попросить прощенья. В а с и л ь к о в. Просите. Л и д и я. Я виновата только в том, что оставила вас, не сообразя своих средств; в остальном вы виноваты. В а с и л ь к о в. Мы поквитались: я был виноват, вы меня оставили. О чем же больше говорить! Прощайте! Л и д и я. Ах, нет, постойте! В а с и л ь к о в. Что вам угодно? Л и д и я. Вы за свою вину ничем не платите, а я могу поплатиться жестоко. Я кругом в долгу, меня посадят вместе с мещанками в Московскую яму. В а с и л ь к о в. А! Вы вот чего боитесь? Вот какое бесчестье вам страшно? Не бойтесь! В яму попадают и честные люди, из ямы есть выход. Бояться Московской ямы хорошо, но больше надо бояться той бездонной ямы, которая называется развратом, в которой гибнет и имя, и честь, и благообразие женщины. Ты боишься ямы, а не боишься той пропасти, из которой уж нет возврата на честную дорогу? Л и д и я. Кто вам позволил говорить здесь такие слова? В а с и л ь к о в. А кто позволяет зрячему вывести на дорогу слепого, кто позволяет умному остеречь неразумного, кто позволяет ученому учить неученого? Л и д и я. Вы не имеете права учить меня. В а с и л ь к о в. Нет, имею. Это право - сострадание. Л и д и я. Вам ли говорить о сострадании! Вы видите жену в таком положении и не хотите заплатить за нее ничтожного долга. В а с и л ь к о в. Я даром денег не бросаю. Ни боже мой! Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Я не понимаю вашей философии. Все это для меня какая-то новость, принесенная с луны. Разве платить за жену - значит бросать даром? В а с и л ь к о в. Какая же она мне жена! Да она ж сама сказала, что у нее денег больше, чем у меня. Н а д е ж д а А н т о н о в н а. "Сказала". Мало ли что может сказать женщина в раздражении! Как бы жена ни оскорбила мужа, все-таки надо жалеть жену больше, чем мужа. Мы так слабы, так нервны, нам всякая ссора так дорого обходится. Горячая женщина скоро сделает глупость, скоро и одумается. В а с и л ь к о в. Да она же не говорит, что одумалась. Л и д и я. Я одумалась и раскаиваюсь в своем поступке. В а с и л ь к о в. Не поздно ли? Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Ах, нет! Она может увлечься, но до падения себя не допустит. В а с и л ь к о в. Я знаю, что не допустила: ваша прислуга гораздо больше получала от меня, чем от вас. Но я не знаю, что спасло ее от падения - честь, или недостаток денег у Кучумова. (Лидии.) Чего же вам угодно? Л и д и я. Я бы хотела жить опять вместе с вами. В а с и л ь к о в. Невозможно. Вы так быстро меняете свои решения, что, пожалуй, завтра же захотите уехать от меня. Для меня одного позора довольно, я двух не хочу. Л и д и я. Но вы должны меня спасти. В а с и л ь к о в. Как я вас спасу? Есть только одно средство; я вам предложу честную работу и за нее вознаграждение. Л и д и я. Какую работу и какое вознаграждение? В а с и л ь к о в. Подите ко мне в экономки, я вам дам тысячу рублей в год. Л и д и я (встает с дивана). Ступайте вон!
      Васильков уходит.
      Т е л я т е в (отнимая платок от глаз). Теперь вы выздоровели, я могу перестать плакать. Л и д и я. Ах, теперь не до шуток! Бегите, догоните, воротите его, во что бы то ни стало.
      Телятев убегает.
      Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Ах, какой он упрямый! Какой несносный! Человек из порядочного общества так поступать не может, он скорее убьет жену, а такого предложения не сделает.
      Возвращаются Васильков и Телятев.
      Л и д и я. Вы меня извините, я не поняла вас. Объясните мне, что значит слово "экономка" и какие ее обязанности? В а с и л ь к о в. Извольте, объясню; но если вы не примете моего предложения, я больше не вернусь к вам. Экономка - значит женщина, которая занимается хозяйством. Это ни для кого не унизительно. А вот обязанности: у меня в деревне маменька-старушка, хозяйка отличная, вы поступите к ней под начальство - она вас выучит: грибы солить, наливки делать, варенья варить, передаст вам ключи от кладовой, от подвала, а сама будет только наблюдать за вами. Мне такая женщина нужна, я постоянно бываю в отъезде. Л и д и я. Ужасно, ужасно! В а с и л ь к о в. Прикажете кончить? Л и д и я. Продолжайте! В а с и л ь к о в. Когда вы изучите в совершенстве хозяйство, я вас возьму в свой губернский город, где вы должны ослепить губернских дам своим туалетом и манерами. Я на это денег не пожалею, но из бюджета не выйду. Мне тоже, по моим обширным делам, нужно такую жену. Потом, если вы будете со мною любезны, я свезу вас в Петербург, Патти послушаем, тысячу рублей за ложу не пожалею. У меня в Петербурге, по моим делам, есть связи с очень большими людьми; сам я мешковат и неуклюж; мне нужно такую жену, чтоб можно было завести салон, в котором даже и министра принять не стыдно. У вас все есть для этого, только вам надо будет отучиться от некоторых манер, которые вы переняли от Телятева и прочих. Т е л я т е в. Но разве я знал, что Лидии Юрьевне предстоит такая блестящая перспектива от деревенского подвала до петербургского салона. В а с и л ь к о в (глядя на часы). Согласны вы на мое предложение или нет? Только помните, что прежде всего вы будете экономкой и довольно долго. Л и д и я. Пожалейте меня, пожалейте мою гордость! Я дама, дама с головы до ног. Сделайте мне какую-нибудь уступку. В а с и л ь к о в. Никакой! Мне ли жалеть вашу гордость, когда вы не жалели моей простоты, моей доброты сердечной! Я и теперь предлагаю вам звание экономки, любя вас. Л и д и я. Ну, хоть слово измените, оно жестоко для моего нежного уха. В а с и л ь к о в. Нет, это слово хорошее. Л и д и я. Я должна подумать. В а с и л ь к о в. Думайте. Т е л я т е в. Ах, кабы меня кто взял в экономки!
      Входит Андрей.
      А н д р е й. Следственный пристав желает описать имущество. Л и д и я и Н а д е ж д а А н т о н о в н а. Ах, ах! Ай, ай! (Лидия прячется в подушки.) Т е л я т е в. Что вы испугались? Утешьтесь! Вчера описали мебель у двух моих знакомых, сегодня у вас, завтра у меня, послезавтра у вашего Кучумова. Это нынче такое поветрие. Л и д и я (мужу). Спасите меня от стыда! Я на все согласна! Что делать? Я хотела блистать неугасающей звездой, а вы хотите сделать меня метеором, который блестит на минуту и погаснет в болоте. Но я согласна, согласна. Умоляю вас, спасите меня.
      Васильков уходит с Андреем. Андрей возвращается.
      А н д р е й. Господин Кучумов. Л и д и я. Я думаю принять его. Т е л я т е в. Примите. Л и д и я (Андрею). Проси!
      Андрей уходит. Входит Кучумов, потом Васильков.
      ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
      Лидия, Надежда Антоновна, Телятев, Кучумов, потом Васильков.
      К у ч у м о в (напевая). Io son rico... Что с вами? Л и д и я. У меня описывают имущество, привезли вы сорок тысяч? К у ч у м о в. Io son rico... Нет, вы представьте себе, какое со мной несчастье.
      Входит Васильков и останавливается у двери.
      Мой человек, которого я любил, как сына, обокрал меня совершенно и убежал, должно быть, в Америку. Т е л я т е в. Очень жаль мне твоего человека! С тем, что у тебя можно украсть, не только до Америки, но и до Звенигорода не доедешь. К у ч у м о в. Не шути, я не люблю. Я разослал телеграммы по всем трактам; вероятно, его скоро схватят, отберут деньги, и тогда я вам, дитя мое, доставлю их. Т е л я т е в. Не все же он украл, ведь осталось же что-нибудь. К у ч у м о в. Как не остаться! Я без тысячи рублей из дому не выезжаю. В а с и л ь к о в. Так отдайте мне шестьсот рублей, которые должны по картам. К у ч у м о в. А! Вы здесь! И очень хорошо. Я давно хотел с вами расчесться. Карточный долг для меня первое дело. (Вынимает бумажник.) Что за вздор такой? Вероятно, я как-нибудь обложился, положил в левый карман. Ах, да я не тот сюртук надел. Впрочем, вы можете получить эти деньги с Надежды Антоновны. В а с и л ь к о в. Хорошо, я получу. Лидия Юрьевна, я ваш долг заплатил. Вам нужно ехать в деревню. Л и д и я. Когда хотите. В а с и л ь к о в. Я еду завтра, будьте готовы! Л и д и я (подает мужу руку). Благодарю вас, что на целый день вы даете волю моим слезам. Мне нужно о многом поплакать! О погибших мечтах всей моей жизни, о моей ошибке, о моем унижении. Мне надо поплакать о том, чего воротить нельзя. Моя богиня беззаботного счастия валится со своего пьедестала, на ее место становится грубый идол труда и промышленности, которому имя бюджет. Ах, как мне жаль бедных, нежных созданий, этих милых, веселеньких девушек! Им не видать больше изящных, нерасчетливых мужей! Эфирные существа, бросьте мечты о несбыточном счастье, бросьте думать о тех, которые изящно проматывают, и выходите за тех, которые грубо наживают и называют себя деловыми людьми. Т е л я т е в. Каково это слушать нам, бездельникам! К у ч у м о в (поет). Io son rico... Т е л я т е в. Неправда. Noi siamo poveri [Мы бедны]. Л и д и я. Вот другая жертва, которую я приношу вам. В а с и л ь к о в. Жертв не надо. Л и д и я. Я вижу, что нашла коса на камень. Извольте, я признаюсь. Я принимаю ваше предложение, потому что нахожу его выгодным. В а с и л ь к о в. Но знайте, что я из бюджета не выйду. Л и д и я. Ох, уж мне этот бюджет! В а с и л ь к о в. Только бешеные деньги не знают бюджета. Т е л я т е в. Ты говоришь святую истину; скажу более, что ты повторяешь мои слова. В а с и л ь к о в (Телятеву). Прощай, друг, мне тебя от души жаль. Ты завтра будешь без крова и без пищи. Т е л я т е в. Ты не хочешь ли мне денег дать взаймы? Не давай, не надо. Пропадут, ей-богу, пропадут. Москва, Савва, такой город, что мы, Телятевы да Кучумовы, в ней не погибнем. Мы и без копейки будем иметь и почет, и кредит. Долго еще каждый купчик будет за счастье считать, что мы ужинаем и пьем шампанское на его счет. Вот портные - от тех уважения мало. Но и старую шинель, и старую шляпу можно носить с таким достоинством, что издали дают тебе дорогу. Прощай, друг Савва. Не жалей нас. И в рубище почтенна добродетель. (Обнимаются с Кучумовым.)
      Лидия робко подходит к Василькову, кладет ему руку
      на плечо и склоняется головой.
      Занавес.
      1869