ЛИЦА:

 
       Иоасаф Наумыч Корпелов, лысый, преждевременно состарившийся и сгорбившийся, но всегда улыбающийся человек. Одет в черное длинное сак-пальто, застегнутое сверху донизу. Тон, движения, манеры педантские, с примесью шутовства. По занятию – учитель, промышляющий дешевыми частными уроками.
       Наталья Петровна Сизакова, сирота, красивая девушка, лет 25, племянница Корпелова по матери.
       Евгения Львовна, бедная девушка, дальняя родня Наташи, одних с ней лет.
       Павел Сергеич Грунцов, молодой человек, кончивший курс в университете, ищущий места; недурен собой, с бородкой; одет прилично; короткий пиджак, красивые, хорошо вычищенные сапоги по колена, фуражка всегда немного на затылке, в руках толстая палка. Шагает широко, в жестах развязен.
       Иван Федулыч Чепурин, лавочник, хозяин дома, в котором живет Корпелов. Молодой человек, косоват, рябой; рыжеватая неподстриженная борода клином. Одет щеголевато в серенькую одноцветную пару. Держит себя скромно и сосредоточенно. Взгляд, речь и движения энергичны.
       Маланья, кухарка, лет за 50, одета по-русски. (Корпелов зовет ее Аглаей.)
       Бедная комната, соседняя с кухней. С правой стороны (от зрителей) окно, под окном небольшой письменный стол, на нем разбросаны книги; перед столом стул; далее, в углу, горка с книгами. С левой стороны шкафчик с посудой; за ним, в углу, дверь в комнату Наташи. В глубине узкая дверь в кухню; направо от двери тонкая перегородка, у которой, между дверью и горкой, мягкий ситцевый диван, служащий постелью Корпелову; над диваном на стене висит гитара; налево от двери до угла бок выбеленной русской печи; у печи деревянная скамейка; на ней железное ведро, самовар и медный подсвечник. Посредине комнаты обеденный стол и несколько стульев.
 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

 
       Корпелов (один).
       Корпелов (входит усталый, снимает измятую широкополую шляпу и садится у письменного стола. Со вздохом).Вотще! (Помолчав.)Напрасно, так сказать, всуе! и без денег, и тощ вспять возвратися. Но мудрый унывать не должен, – мудрый всегда найдет себе усладу в горести. Обращусь к живительной влаге!… (Подходит к шкафу и отворяет его.)Сей источник радостей… (осматривая графин)иссяк. (Громко.)Аглая, Аглая!
       Входит Маланья.
 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

 
       Корпелов, Маланья.
       Корпелов (показывая графин).Воззри!
       Маланья. Чего тут зрить-то!
       Корпелов. Пусто.
       Маланья. Да чему ж и быть-то, коли выпито.
       Корпелов. Сам Сократ глаголет твоими устами. Выпито! Вижу, что выпито; но кем?
       Маланья. Да кому ж, окромя что сам. Умереть на месте! Пошлешь на пятачок, да хочешь, чтобы неделю велось, что ли? Кабы ты мог рассудить правильно, так тут и на один-то раз чего! Да мое бабье дело, да я…
       Корпелов. Довольно!
       Маланья. Стало быть, от тебя только одна обида, больше ничего не будет?
       Корпелов. Аглая, довольно!
       Маланья. Что ж напрасно-то! Вот лопни утроба…
       Корпелов. Аглая, Аглая!
       Маланья. Боже мой!
       Корпелов (громко и затыкая уши).Satis!
       Маланья. Только что беспокойство. Тоже хозяева! Чтоб вас… (Уходит.)
 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

 
       Корпелов (один).
       Корпелов (ставит графин в шкаф).Сего утешения лишен. Разве возбряцать на сей бандуре! (Указывая на гитару.)Но персты мои и сладкий глас мой исполнены дрожания от многого хожденья. Остается усладительница душ, поэзия. Приди и утоли скорбный дух мой! (Берет со стола книгу и читает про себя несколько времени.)«Бегут быстротечные годы!» – говорит Гораций. Да, действительно, бегут проворно; но еще проворней бегут месяцы, особенно если нечем платить за квартиру. Гораций этой заботы не знал, оттого и дух его парил так высоко. А если б он и знал, если б и задолжал месяца за два, то не без основания можно полагать, что Меценат заплатил бы за него. А я вот нонешний день, будучи обязан иметь семь с полтиной, обежал всех учеников своих, пешешествуя по стогнам столицы семо и овамо, от сего конца и до оного и даже до последних пределов, сиречь до вала Камер-колежского… Семи с полтиной не обрел, ибо ученики мои беднее учителя, и се жду со смиренным сердцем от хозяина поношения и поругания. (Ложится на диван и складывает руки на груди.)
       Входит Грунцов, запыхавшись, садится у стола, бросает фуражку и отирает со лба пот.
 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

 
       Корпелов, Грунцов.
       Грунцов (едва переводя дух).Здравствуй, domine!
       Корпелов. Здравствуй, юноша! Шагал?
       Грунцов. Шагал.
       Корпелов. Много стадий ?
       Грунцов. Шесть верст за заставу, на дачу. Барчонок один за лекции двадцать рублей должен…
       Корпелов. Результат?
       Грунцов. Nihil. Пристяжную новую покупает, самому нужны. Показывал, в кольцо вьется. Велел после приходить.
       Корпелов. Male, сиречь – нехорошо. Динарии, юноша, имеешь?
       Грунцов. Нет, отче!
       Корпелов. Зело потребны.
       Грунцов. Ты бы, domine, прежде сказал. Утру глубоку я забегал к ростовщику, к Мурину, понаведаться, что он за мой хронометр даст.
       Корпелов. И тебе, юноша, сребреники понадобились?
       Грунцов. Барышне конфеты проспорил, остальные тебе, domine, отдал бы, вот и квит.
       Корпелов. Ты, видно, как я же: завелись деньги, так маешься, маешься с ними, тоска возьмет, точно кандалы тяготят, – ходишь, ходишь, по трактирам-то газеты читаешь, пока выдут все. Ну, тогда полегче станет, опять повеселеешь. А вот нужны динарии, так их и нет.
       Грунцов. Какая у нас нужда, domine! Вот я нынче видел нужду-то! Прихожу я к Мурину, от него выходит молоденький франтик, в коляску хочет садиться… пара рысаков, тысячи полторы стоят… вышел от Мурина-то, шатается; прислонился у двери, едва дух переводит, – бледный как полотно, губы трясутся, а сам шепчет: «Душит он меня, душит, кровь пьет; зарежу я его». Вот она – нужда-то! в коляске на рысаках ездит, а мы что!
       Входит Евгения.
 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

 
       Корпелов, Грунцов, Евгения, потом Маланья.
       Евгения (Грунцову).Вы опять пришли?
       Грунцов. Да вам-то что за дело? Я не к вам, я к отцу.
       Евгения. Конечно, мне все равно, есть ли вы на свете, нет ли вас; только, пожалуйста, не разговаривайте со мной.
       Грунцов. Извольте.
       Евгения. А когда ж конфеты?
       Грунцов молчит.
      Что ж вы молчите? Как это учтиво с вашей стороны!
       Грунцов. Да ведь вы сами не велели с вами говорить.
       Евгения. У вас на все отговорки есть. Только надо вам знать, что благородные люди всегда свое слово держат. Да и я-то глупа, – жду от вас. Вам либо жаль рубля, либо у вас нет его.
       Грунцов. Будет и на нашей улице праздник.
       Евгения. Когда это?
       Грунцов. А вот поеду в Уфу, так вам пять фунтов куплю.
       Евгения. Вы давно собираетесь, а все ни с места.
       Грунцов. Не заплачьте, барышня.
       Евгения. Я-то? Ах, как вы много о себе думаете! Маланья, ставь самовар! Скоро Наташа придет.
       Выходит из кухни Маланья и берет со скамейки самовар.
       Маланья. А вы прежде спросили бы, вода-то есть ли у нас, а то самовар!
       Корпелов. Аглая, не груби!
       Грунцов вынимает из кармана две копейки, показывает Маланье, надевает фуражку, берет со скамейки ведро и уходит. Маланья с самоваром за ним.
       Евгения. Грунцов такой спорщик, такой спорщик! Просто сил никаких нет.
       Корпелов. Вот он не заспорил, а взял ведро да за водой пошел.
       Евгения. Ну, что ж из этого?
       Корпелов. Я у него денег попросил, он тоже не заспорил; а хотел часы заложить да заплатить за нас хозяину за квартиру. Ergo, он не спорщик.
       Евгения. Может быть, он хороший и добрый человек, только я его не люблю и видеть не могу. (Взглянув в окно.)Хозяин идет. Как чай, так и он тут, и всегда за себя нам гривенник заплатит. Он в кого-нибудь влюблен, либо в меня, либо в Наташу.
       Входит Грунцов.
       Грунцов. Domine, к тебе хозяин. (Евгении.)Позвольте к вам в комнату войти, барышня, поспорить о чем-нибудь.
       Евгения. Войдите, пожалуй; только спорить с вами я ни за что не буду; говорите что хотите, а я буду молчать.
       Грунцов. Предмет спора: есть у женщин ум или нет?
       Евгения. Ну, уж извините! Разумеется, есть.
       Грунцов. А я утверждаю, что нет. У них только каприз, и его-то они за ум и считают.
       Евгения и Грунцов уходят. Входит Чепурин.
 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

 
       Корпелов, Чепурин.
       Чепурин (кланяясь).Асафу Наумычу… почтение-с. (Подает руку.)
       Корпелов. За деньгами? о тиран души моей!
       Чепурин. Больше по знакомству-с, а уж кстати и за деньгами, потому срок-с.
       Корпелов (нагибаясь).Ты зри главу мою, лишенную волос.
       Чепурин. Вижу-с. От ума, говорят, это приключается, у кого ежели лишнего много.
       Корпелов. Не трогает тебя?
       Чепурин. Не редкость какая! Бывают и еще пространнее.
       Корпелов. Ну, хочешь, я тебе вместо денег песенку спою и на гитаре сыграю?
       Чепурин. Уж очень дорого мне ваша музыка обойдется-с, не по капиталу.
       Корпелов. Ну, хочешь, латинскую или французскую книжку тебе почитаю?
       Чепурин. Интересно бы послушать, да только у меня к этим языкам как-то понятливости нет-с.
       Корпелов. Ну, нечего с тобой делать, надо отдать.
       Чепурин. Пожалуйте-с.
       Корпелов. Постой! Я говорю, что надо отдать, а не говорю, что отдам сейчас. Денег ни одного абаза нет. Приходи завтра.
       Чепурин. Я только удивляюсь на вас: как это вы, при всей вашей учености, всякие вы языки знаете, и никакого себе профиту не имеете.
       Корпелов. А оттого я профиту не имею, что от самой юности паче всего возлюбил шатание. Как кончил курс, так и пошел бродить по лицу земному: где у товарищей погостишь, где на дешевеньком учительском месте поживешь. Юношей в гимназии да в университеты готовил рубликов за шестьдесят в год, да из них еще бедной сестренке уделял. В Тамбове год, в Ростове полгода, в Кашине три месяца, а в Ветлугу на недельку погостить хаживал; и прожил я так лет семнадцать, как един день. Товарищи мои до генеральства дослужились, а я выучился только на гитаре играть. С какой котомкой вышел из Москвы, с такой же и вернулся.
       Чепурин. Да, тоже, видно, жизнь-то никому не легка, горя-то про всякого довольно.
       Корпелов. Ты какое видел?
       Чепурин. Лыком подпоясано-с. Я недавно и человеком-то стал, а жить-то начал в лошадиной запряжке. Прежде на этом самом месте пустырь был, забором обнесенный, и калитка на тычке; нанял я подле калитки сажень земли за шесть гривен в год, разбил на тычке лавочку из старого тесу; а товару было у меня: три фунта баранок, десяток селедок двухкопеечных, да привозил я на себе по две бочки воды в день, по копейке ведро продавал-с. Вот какой я негоциант был-с. Потом мало-помалу купил всю эту землю, домик выстроил, – имею в нем овощной магазин, с квартир доход получаю: бельэтаж двести рублей в год ходит-с.
       Корпелов. Что ж ты сам в бельэтаже не живешь?
       Чепурин. Кабы у меня супруга была-с, так сумел бы и я жить в бельэтаже; а как я холостой, так с меня и темного чулана довольно достаточно-с.
       Корпелов. Друже, заведи супругу, сделай милость, заведи!
       Чепурин. За этим дело не станет, да надо, чтоб у нее капитал был, хоть небольшой-с; вот как у Натальи Петровны.
       Корпелов. А ты почем знаешь, какой у Натальи Петровны капитал?
       Чепурин. Слухом земля полнится. У них от маменьки.
       Корпелов. Да, да. Вот была женщина-то!
       Чепурин. Коли умела деньги оставить, значит ум в себе имела-с.
       Корпелов. Оставить! Мало ль кто оставляет. Дело в том, как оставить. Вот слушай! Да нет, уйди лучше, – я плакать буду.
       Чепурин. Да, может, и я заплачу-с; это ничего-с.
       Корпелов. Уж не помню, где я скитался, кажется в Харькове; только помню, что дело было на святках; загуляли мы у градского головы, – разный народ был: учителя, чиновники из семинаристов, певчие, – уже третий день мы пели душеполезные канты, хозяин сидел на кресле посреди залы, а мы все на стульях у стен, – мы пели, а он дирижировал и плакал. Только что мы затянули «Среди долины ровныя, на гладкой высоте…», тенора залились вверху, хозяин чуть не навзрыд, – вдруг приносят мне от сестры письмо. Читаю: «Милый братец, приезжай скорей, умираю». Хмель с меня соскочил, поплелся я в Москву пешком. Одежонка плохая, денег всего три рубля; попадется обоз, подсяду; замерз было. Дотащился кой-как; сестра при последнем издыхании. «Вот тебе, говорит, дочь! Береги ее, смотри, чтоб она трудилась, работала; честнее труда ничего на свете нет; коли найдешь хорошего человека, выдай ее замуж. Вот тебе деньги, не тратьте их, это мои трудовые; живите трудом, работайте, а денег не трогать ни под каким видом, – это я сберегла ей на приданое. Выйдет замуж, тогда отдай мужу; а не выйдет, пусть бережет под старость, на черный день». Да такой это строгий был приказ, так строго она на меня посмотрела своими умирающими глазами, что у меня и теперь мурашки по спине ползают и слеза меня прошибает.
       Чепурин. Надо вам исполнить-с! Уж это святое дело-с! Только я наслышан, что, окромя этих, еще должны быть деньги.
       Корпелов. Разве где-нибудь пятак завалился; а больше нет.
       Чепурин. Потому как ваша сестрица жили у богатого барина в экономках…
       Корпелов. Ну, бросайся в окно!
       Чепурин. Зачем же-с?
       Корпелов. У меня силы нет тебя выкинуть, а ты стуишь.
       Чепурин. Да я не в осуждение-с.
       Корпелов. Вот как это было, stultissime! Сестра моя была красавица, выдали ее замуж за горького, бессчастного чиновника Сизакова. Маялась с ним, маялась она; года через два и овдовела; осталась с дочерью без копейки, хоть по миру идти. Тут один барин, старый знакомый, и пригласил ее к себе в экономки. Ну, и жила она, точно, покойно; только не нравилась ей эта жизнь. «Скучно, говорит, дела мало, – да без заботы и без горя жить нехорошо, бога забудешь. Жила я с мужем, говорит, выработала себе денег на шерстяной салопчик и сама его сшила, так, веришь ли, как он мне был мил; а потом, говорит, как жила у барина и очень хорошо одевалась, да все нймило, только людей стыдно». Потом стал этот барин в старость приходить, оступила его родня, начали на сестру косо посматривать; не могла она этого перенести, ушла, даже и своего много оставила. После барин не раз звал ее опять к себе – не пошла; денег посылал – не брала.
       Чепурин. Теперь вам, значит, только человека найти.
       Корпелов. В том вся и задача.
       Чепурин. А я полагаю: если вы и найдете, так ничего толку не будет. Получит ваш жених эти деньги, нашьет себе брючек да жилетов, а Наталья Петровна должны из его рук каждую копейку смотреть. Охотников-то на деньги много, да притом же Наталья Петровна в себе красоту имеют.
       Корпелов. Как же быть-то? Научи!
       Чепурин. Прикажете?
       Корпелов. Прикажу.
       Чепурин. Отдайте Наталью Петровну за меня, тогда и деньгам место найдется.
       Корпелов. Ты… asinus.
       Чепурин. Мы бы в бельэтаж перешли и завели там мастерскую, и во весь дом над окнами вывеску: «Моды и уборы. Мадам Чепурина». А внизу над окнами тоже во весь дом вывеску: «Индоевропейский магазин китайских чаев и прочих колониальных товаров купца Чепурина».
       Корпелов. Ты когда-нибудь на себя глядел в зеркало-то?
       Чепурин. Глядел-с, – ничего такого чрезвычайного…
       Корпелов. Как ничего чрезвычайного? Да ведь ты Рожер, ужаснейший Рожер; ведь ты мне грубости говоришь, – тебя за это к мировому. Ну, кланяйся в ноги!
       Чепурин. За что же-с?
       Корпелов. А чтоб я Наташе не сказывал.
       Чепурин. Они знают-с, я им даже на письме выражал.
       Корпелов. Что ж, она тебя больно?…
       Чепурин. Чего-с?
       Корпелов. По физиономии-то больно?
       Чепурин. Совсем напротив-с. Очень даже деликатно…
       Корпелов. Что деликатно?
       Чепурин. Дали понять-с.
       Корпелов. Да что?
       Чепурин. Что будто я глуп-с.
       Входят Грунцов и Евгения.
 

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

 
       Корпелов, Чепурин, Грунцов и Евгения.
       Евгения (в кухню).Маланья, что ж ты самовар? Скоро ль там у тебя?…
       Маланья (из кухни).А как поспеет, так и готово. Все вы там, что ли? Много ли посуды-то сбирать?
       Евгения. Собирай больше! (Грунцову.)Вы будете чай пить?
       Грунцов. Непременно, и прошу вас налить мне как можно послаще, – да еще краюху черного хлеба у Маланьи выпрошу.
       Евгения. За что же вам такие особенные милости?
       Грунцов. За конфеты.
       Евгения. Которых нет.
       Грунцов. Которые будут.
       Чепурин. Плесните чашечку и мне-с. (Вынимает из портмоне гривенник.)Извольте получить-с!
       Евгения. Не надо вашего гривенника, не разбогатеешь на него.
       Чепурин. Вы не разбогатеете, да и я не обеднею; а что чего стоит, я заплатить обязан. Кабы счеты, я бы вам как по пальцам разложил. Чай у вас хороший, на мое рыло ползолотника мало-с, кладите на кости полторы копейки; два куска сахару – два золотника, – рафинад нынче в цене: голову купить – двадцать одна с денежкой за фунт, а по фунтам – дороже; извольте класть воду, теперича уголья, услуга, посуда, вы от дела отрываетесь; в расчете – лишнего ничего нет-с. Окромя всего-с, умный разговор от ученых людей и приятная компания. (Садится у письменного стола.)
       Корпелов лежит на диване с книгой в руках.
       Грунцов (садясь у среднего стола).Пока до чаю, об чем же мы спорить будем с вами, барышня?
       Евгения (садясь к столу с другой стороны).Ни об чем и никогда. Я рта не разину.
       Грунцов. Я утверждаю, что вы меня завтра поцелуете.
       Евгения. Что вы, с ума сошли? С чего вы выдумали?
       Грунцов. На фунт конфет!
       Евгения. Вы проигранные-то отдайте прежде!
       Грунцов. На фунт конфет!
       Евгения. Утешайте, утешайте себя! Так в вашем воображении и останется.
       Грунцов. На фунт конфет!
       Чепурин. Паре интересное.
       Евгения. Ты-то что? Ты не хочешь ли пари подержать?
       Чепурин. Нет-с, я проиграю, потому что от вас не смею надеяться.
       Евгения. Да, я знаю, от кого ты надеешься; ты ведь в Наташу влюблен.
       Наташа входит и останавливается у двери.
       Чепурин. А от них тем более не ожидаю.
       Евгения. Почему же тем более?
       Чепурин. Сказать-с?
       Евгения. Скажи.
       Чепурин. Потому что у них есть любовник.
       Корпелов. Чепурин, быть тебе нынче битому.
       Евгения. Молчи, безобразный! Что ты говоришь!
       Наташа входит.
 

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

 
       Корпелов, Чепурин, Грунцов, Евгения и Наташа.
       Наташа. Он правду говорит. Здравствуйте, господа! (Садится у стола между Грунцовым и Евгенией.)
       Евгения. Да как же он смеет любовником называть?
       Наташа. А как же назвать-то? Конечно, любовник. Чайку бы поскорей, устала; а денег не принесла, дяденька, подождать велели.
       Корпелов. Не печалься, денег добудем; у меня есть в запасе старый товарищ, Матвей Потрохов. Богат, как Крез, а главное, сам навязался: «Приходи, говорит, когда нужно будет; мой бумажник всегда открыт для тебя». Надо ему сделать честь, занять у него! А вот ты нас словечком-то ушибла немножко.
       Наташа. Каким словечком? Любовник? Что ж, дело очень обыкновенное. Кабы мы были барышни как следует, так об нас и честней бы говорили. Барышни-то как замуж выходят? Придет в дом сваха, запрется с маменькой и шепчутся, потом маменька с папенькой запрутся и шепчутся, потом по всему кварталу шепот пойдет. Все шепчутся, а барышня ничего не знает, сидит в зале и на фортепьянах играет.
       Чепурин. Все это так точно-с.
       Наташа. Потом снарядят старух разузнавать, каков человек; те всю подноготную выведают. Потом жених станет ездить в дом, благословят образом; а барышне останется только ходить, обнявшись с женихом, да поминутно целоваться. И чем больше народу смотрит на них с улицы, тем лучше.
       Чепурин. Все это верно-с. Еще у окон-то соседи подмостки сделают, скамеек из своих домов натаскают да считают, сколько раз поцеловались: «Нынче, говорят, столько, а вчерась столько-то»; да спор из этого подымут.
       Наташа. А мы с тобой, Женечка, должны сами женихов выбирать; а ведь для этого нужно познакомиться, видаться почаще, говорить по душе. Ну вот и пошел разговор, что любовник. А все дяденька виноват.
       Корпелов. Коли не кто другой, так, должно быть, я; надобно же кому-нибудь быть виноватым.
       Наташа. Плохо за нами смотрите, никогда не побраните нас, коли мы ленимся работать, – позволяете из дому уходить, куда нам угодно.
       Чепурин. Это действительно с вашей стороны упущение, и никак нельзя вам за это чести приписать, потому как вы в доме живете заместо старшего.
       Корпелов. То-то и есть, что не старший, а заместо старшего; я и на свете-то живу не человеком, а заместо человека. Я и на службе-то был заместо кого-то, потому что служил исправляющим должность помощника младшего сверхштатного учителя приходского училища. Прослужил я целых три месяца, вышел в отставку и аттестат два раза терял, и живу теперь по копии с явочного прошения о пропавшем документе. Признаться вам сказать, друзья мои и сродники, уж начинаю я сомневаться, сам-то я не копия ли с какого-нибудь пропавшего человека.
       Наташа. Вот от вашей оплошности, дяденька, могла бы беда случиться; да на мое счастье, человек-то вышел хороший. Увидала я его у знакомых у своих и полюбила. Уж, видно, без этого не обойдешься. Так ли, Женечка, милая? (Целует ее.)Ну, да важность-то бы небольшая: вздыхала б я издали, а дома когда и поплакала… А вышло то, чего я и не ожидала, вижу, что и он меня любит. Я, по простоте, сразу: «Любишь, так женись», – говорю. А он говорит: «Изволь». Да так, вдруг, не задумавшись. Как хотите, господа, а ведь это очень приятно. Он красивый молодой человек, очень богат, щеголь, а я что? Бедная девочка, больше ничего.
       Евгения. Да это можно умереть от счастья.
       Наташа. Ну, я не умерла. Зачем умирать, коли впереди жизнь такая хорошая! Я как в раю теперь живу. Виделась я с ним почти каждый день, потом он в Саратов по своим делам уехал; а вот приедет, ну и милости прошу на свадьбу. (Кланяется всем.)Вот он какой хороший у меня! (Вынимает из портмоне карточку и показывает Грунцову, потом Корпелову и Чепурину.)
       Чепурин (чуть взглянув на карточку).Что ж такое за важность! Знаем-с. Копров Егор Николаев. Вы говорите, что он в Саратов уехал, а он и сейчас здесь-с.
       Наташа (с радостью).Как? Разве вернулся?
       Чепурин. И не ездил никуда-с.
       Наташа. Шутки в сторону, Иван Федулыч! Я девушка серьезная, и дело мое серьезное.
       Чепурин. Как я смею шутить-с! Вот накажи меня бог!
       Наташа. Да как же! он простился со мной, и знакомые его говорят, что он уехал!
       Чепурин. Многие думают, что его нет в Москве, потому как он скрывается; а все-таки его встретить можно, он каждый день в Таганку к купцу к одному богатому ездит. Да вот извольте посмотреть, не он ли в коляске мимо едет. (Показывает в окно.)Остановился, с каким-то барином разговаривает.
       Наташа (у окна).Егор Николаевич! Егор Николаевич! подождите!
       Грунцов (взглянув в окно).Domine, да ведь это он!
       Корпелов. Кто он-то?
       Грунцов. Тот франт, которого я у Мурина видел.
       Наташа надевает платок на голову и хочет идти.
       Чепурин. Не бегите-с. Это вам довольно даже стыдно. Ничего из этого хорошего не будет.
       Евгения. Не твое дело, безобразный!
       Наташа. Что за стыд! Я и в огонь и в воду. (Хочет идти.)
       Чепурин. Да он-то вас не желает видеть, закрылся воротником и укатил.
       Наташа. Как? Неужели? (Взглянув в окно.)Бедная я, несчастная девушка!

ЛИЦА:

 
       Матвей Петрович Потрохов, разбогатевший чиновник, пятидесяти лет; высокий, очень полный мужчина, с круглым лицом, которому он старается придавать, смотря по обстоятельствам, различные выражения, но которое ничего не выражает.
       Поликсена Григорьевна, его жена, высокая, худощавая женщина, сорока лет с небольшим. Часто вздыхает и поднимает глаза к небу, стараясь изобразить страдание и покорность судьбе. Выражение лица злое.
       Егор Николаевич Копров, молодой человек; очень приличен и красив, одет безукоризненно, манеры изящны.
       Корпелов.
       Сакердон, лакей Потрохова, важен.
       Ариша, горничная, молодая девица, ни хороша, ни дурна.
       Старая ключница.
       Комната в доме Потрохова. Много изящной и удобной мебели, три двери: одна в глубине – в приемную и две по сторонам. С правой стороны, ближе к авансцене, окно.
 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

 
       Потрохов спит, сидя в кресле; перед ним маленький столик. Поликсена стоит посреди комнаты и смотрит на мужа с презрительным сожалением. Копров входит из приемной.
       Поликсена. Жорж! Какой бледный! Что случилось?
       Копров (указывая на Потрохова).Спит?
       Поликсена. Сном праведника, как всегда. Хоть в трубы труби, не проснется.
       Копров. Деньги – вот!… (Показывая на горло.)
       Поликсена. Ах, бедненький!
       Копров. Хочу у этого моржа попросить. Скоро он проснется?
       Поликсена. Не знаю. А вот его фаворитка идет с зельтерской водой.
       Копров. Я пойду в сад, подожду, пока он разгуляется, а то он спросонков зол бывает. (Уходя.)Как спит-то, тюлень этакий! (Уходит в дверь направо.)
       Поликсена идет за ним и останавливается в дверях. Входит Ариша с большой кружкой.
 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

 
       Потрохов, Ариша, Поликсена (в дверях).
       Ариша (трогая за рукав Потрохова).Барин, барин!… Матвей Петрович, вставайте! (Улыбаясь.)Что это, стыд какой!
       Потрохов (бормочет впросонках).Который час, который час, который час?
       Ариша. Девятый… девять часов скоро… добрые люди поужинали, что, в самом деле! Барыня сердится, чай кушать пора.
       Потрохов (впросонках).Зельтерской, зельтерской, зельтерской!
       Ариша (насильно дает ему в руку кружку).Да извольте! Не уроните! Уж вторую подаю.
       Потрохов (пьет воду).Фу, славно! (Опять приваливается к креслу и засыпает.)
       Ариша. Да ведь уж нечего делать, уж как угодно, а вставать надо.
       Потрохов (впросонках).Ты думаешь?
       Ариша. Да непременно. Что, право, словно маленькие!
       Потрохов (открыв глаза).Ах ты жизнёночек! жизнёночек ты мой! (Берет Аришу за подбородок.)Так, маленький жизнёночек!… Вот сейчас я тебя за это поцелую.
       Поликсена. Превосходно! Чудо! Браво! Продолжайте! Вы при мне-то хоть бы посовестились!
       Потрохов притворяется спящим и громко храпит.
      До чего вы дошли, до чего вы дошли, боже мой! Ариша, поди сейчас отсюда!
       Ариша. Сударыня, я не только что… а даже всегда стараюсь быть как можно дальше от всего этого.
       Поликсена. Подите, моя милая, говорят вам! За то жалованье, которое вы получаете, от вас требуется только исполнительность; а ласки барину – это уж лишнее, это роскошь с вашей стороны.
       Ариша (Потрохову с укором).Как вам не стыдно, сударь! Из-за вас девушка должна такие слова переносить. (Уходит.)
       Поликсена. Уж довольно притворяться. Кого вы обманываете? жалкий! как вы струсили!
       Потрохов (открывая глаза).Что такое? Что вам нужно от меня?
       Поликсена. Что мне нужно? Очень мало: мне нужно, чтоб вы были хоть немного поблагороднее и почестнее. Целовать горничных при жене – это так низко…
       Потрохов. У вас из всякой малости выходит важное дело. Это скучно. Что такое особенное произошло? Невольный жест спросонков, и жест весьма естественный.
       Поликсена. Естественный? Скажите пожалуйста! хороша естественность!