Последняя жертва

       Флор Федулыч. Не о милостыне речь-с.
       Юлия. Ничего у родных и знакомых, Флор Федулыч, ничего, это мое правило.
       Флор Федулыч. Но, во всяком случае, прошу не забывать-с! Милости прошу откушать как-нибудь. Я всякий день дома-с; от пяти до семи часов-с, больше времени свободного не имею-с.
       Юлия. Благодарю вас. Постараюсь, Флор Федулыч.
       Флор Федулыч. Честь имею кланяться. (Идет к двери).Росси изволили видеть?
       Юлия. Нет, я ведь совершенно никуда.
       Флор Федулыч. Хороший актер-с. Оно довольно для нас непонятно, а интересно посмотреть-с. До свидания-с. (Уходит.)
       Из боковой двери выходит Дульчин.
 

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

 
       Юлия, Дульчин.
       Юлия (бросаясь к Дульчину).Ах, милый, ты уж здесь?
       Дульчин. Здравствуй, Юлия, здравствуй!
       Юлия (вглядываясь).Ты чем-то расстроен?
       Дульчин. Отвратительное положение.
       Юлия. Что такое? Говори скорей!
       Дульчин. Ох, уж мне совестно и говорить-то тебе.
       Юлия. Да что, скажи, не мучь меня!
       Дульчин. Денег нужно.
       Юлия. Много?
       Дульчин. Много.
       Юлия. Ах, милый мой, да давно ли…
       Дульчин (хватаясь за голову).А, черт возьми! Уж я не знаю, давно ли, – теперь нужно, платить по векселю нужно, – завтра срок.
       Юлия. Что ты прежде не подумал, отчего не предупредил меня?
       Дульчин. Совсем из головы вон. Да я надеялся, что он отсрочит, он столько пользовался от меня. А вчера вдруг ни с того ни с сего: «Нет, говорит, тебе больше кредиту, плати».
       Юлия. Да кто он-то?
       Дульчин. Салай Салтаныч. А кто он такой, кто же его знает. Обалдуй-Оглы Тараканов, турецкий жид, армянский грек, туркмен, бухарец, восточный человек… разве в них жалость есть, он зарежет равнодушно.
       Юлия. Как же быть-то?
       Дульчин. Как быть? Надо платить.
       Юлия. Где же взять-то?
       Дульчин. Где-нибудь надо. Мне не дадут, конечно, и толковать нечего.
       Юлия. Отчего же, мой друг?
       Дульчин. В Москве и всегда было мало кредиту, потому он и дорог; а теперь и совсем нет. Капиталисты – какие-то скептики. Далеко еще нам до Европы; разве у нас понимают, что кредит – великий двигатель? Ну, что мы, крупные землевладельцы, без кредиту, все равно что без рук. Подумай хорошенько, Юлия, поищи, попроси у кого-нибудь!
       Юлия. Где же мне искать, у кого просить? Решительно не у кого.
       Дульчин. Ах, отчаяние! Вот урок, вот урок! Ведь меня арестуют!
       Юлия (испугавшись).Как арестуют?
       Дульчин. Так; посадят в знаменитую московскую яму. Ведь это конец всякой репутации, всякого кредита.
       Юлия. Ах, мой милый, так надо искать денег, непременно надо.
       Дульчин. «Надо, надо!» Разумеется, надо. А как найдешь? (Махнув рукой.)Э, да что тут! Лучше не искать.
       Юлия. Что же? как же?
       Дульчин. Так. Сесть в яму попробовать.
       Юлия. Ах, срам! что ты, что ты!
       Дульчин. Может быть, это образумит меня несколько, исправит. Ведь ты все-таки меня будешь любить, не разлюбишь за это?
       Юлия. Какие глупости!
       Дульчин. Одного только боюсь: потеряешь уважение к себе, потеряешь самолюбие. А без самолюбия легко сделаться грязным трактирным героем или шутом у богатых людей. Нет, уж лучше пулю в лоб.
       Юлия. Ах, перестань! Какие страшные вещи ты говоришь.
       Дульчин. Нисколько не страшно. А коли, на твой взгляд, это уж очень страшно кажется, так ищи денег.
       Юлия. Погоди, дай подумать. Вот сейчас у меня был богатый человек, он обещал и предлагал мне все, что я пожелаю.
       Дульчин. Вот и прекрасно! Что же ты ему сказала?
       Юлия. Я ему сказала, что ни в чем не нуждаюсь, что у меня свой капитал; да если бы и нуждалась, так от него ничего и никогда не приму.
       Дульчин. Зачем же это, Юлия, зачем? Это просто возмутительно! Эх вы, женщины! Человек набивается с деньгами, а ты его гонишь прочь. Такие люди нужны в жизни, очень нужны, пойми ты это!
       Юлия. Да ведь эти люди даром ничего не дают. Он действительно осыплет деньгами, только надо идти к нему на содержание.
       Дульчин. Да… вот что… Ну, конечно… а впрочем…
       Юлия. Как «впрочем»? Ты с ума сошел?
       Дульчин. Нет, я не то… Все-таки с ним нужно поласковее. А так, по знакомству, он не даст тебе? Взаймы не даст?
       Юлия. Не знаю, едва ли. Но как просить у него? Сказать ему, что я солгала, что у меня капиталу уж нет? Так ведь надо объяснить, куда он делся. Придется выслушивать разные упреки и сожаления, а может быть, и неучтивый, презрительный отказ. Сколько стыда, унижения перенесешь. Ведь это пытка!
       Дульчин (целуя руки Юлии).Юлия, голубушка, попроси, спаси меня!
       Юлия. Надо спасать, нечего делать. Тяжело будет и стыдно, ох как стыдно.
       Дульчин. Это уж последняя твоя жертва, клянусь тебе!
       Юлия (задумавшись).Я думаю, что выпрошу. У женщин есть средство хорошее: слезы. Да коли они от души, так должны подействовать.
       Дульчин. Нет, зачем, нет, зачем! Юленька, ангел мой, он тебе и так не откажет. Ты пококетничай с ним, я позволяю.
       Юлия. Ты позволяешь, да я-то себе не позволю. (Со слезами.)А лгу, ведь, может быть, и позволю. Что не сделает женщина для любимого человека! (Подумав.)Много ли тебе нужно?
       Дульчин. Я должен около пяти тысяч, а ты проси уж больше, проси шесть. Нужно заплатить за квартиру.
       Юлия. За квартиру заплачено.
       Дульчин. Я и не знал. Надо расчесться с извозчиком за коляску за два месяца.
       Юлия. Я заплатила.
       Дульчин. Ах, какая я дрянь! Зачем ты платишь за меня, зачем?
       Юлия. Э, мой друг, я не жалею денег, был бы только ты счастлив.
       Дульчин. Да ведь я жгу деньги, просто жгу, бросаю их без толку, без смысла.
       Юлия. И жги, коли это доставляет тебе удовольствие.
       Дульчин. В том-то и дело, что не доставляет никакого; а, напротив, остается после только одно раскаяние, отчаянное, каторжное, которое грызет мне душу. Одно еще только утешает, спасает меня.
       Юлия. Что, скажи!
       Дульчин. То, что я могу еще исправиться: потому что я не злой, не совсем испорченный человек. Другие губят и свое, и чужое состояние хладнокровно, а я сокрушаюсь, на меня нападают минуты страшной тоски. А как бы мы могли жить с тобой, если бы не мое безумие, если бы не моя преступная распущенность!
       Юлия. Мы и теперь можем жить хорошо. Нет чистых денег, так у меня еще два дома, заложенных, правда, да ведь они чего-нибудь стоят; у тебя большое имение. Ты займешься хозяйством, будешь служить, я буду экономничать.
       Дульчин. Да, Юленька, пора мне переменить жизнь. Это я могу, я себя пробовал, стоит только отказаться от излишней роскоши. Я могу работать: я учился всему, я на все способен. Меня только баловать не нужно, баловать не нужно, Юлия… Уж это будет твоя последняя жертва для меня, последняя.
       Юлия. Я на всякие жертвы готова для тебя, мой милый, только я должна признаться, мое положение становится очень тяжело для меня. Мои родные и знакомые откуда-то проведали о тебе и начинают меня мучить своим участием и советами.
       Дульчин. Что твои родные? Стоит обращать на них внимание. Их успокоить легко. Только бы мне расплатиться с этим долгом, я переменяю жизнь, и кончено. А то, поверишь ли, у меня руки и ноги трясутся, я так боюсь позора.
       Юлия. Да расплатимся, расплатимся, не беспокойся!
       Дульчин. Верно, Юлия?
       Юлия. Верно, мой милый, верно: чего бы мне ни стоило, я через час достану тебе денег.
       Дульчин. Только ты помни, что это твоя последняя жертва. Теперь для меня настанет трудовая жизнь; труд, и труд постоянный, беспрерывный: я обязан примирить тебя с родными и знакомыми, обязан поправить твое состояние, это мой долг, моя святая обязанность. Успокой своих родных, пригласи их всех как-нибудь на днях, хоть в воскресенье. Я не только их не видывал, я даже по именам их не знаю, а надо же мне с ними познакомиться.
       Юлия. Да, да, конечно, надо.
       Дульчин. Вот мы их и удивим: явимся с тобой перед ними и объявим, что мы жених и невеста, и пригласим их через неделю на свадьбу.
       Юлия. Что же значат все мои жертвы? Ты мне даришь счастие, ты мне даришь жизнь. Какое блаженство! Я никогда в жизни не была так счастлива. Я не нахожу слов благодарить тебя, милый, милый мой!
       Дульчин. Юлия, ты мало себя ценишь; ты редкая женщина, я отдаю тебе только должное.
       Юлия (положив руки на плечи Дульчина).Нет, я тебя не стою. Ты моя радость, моя гордость! Нет и не будет женщины счастливее меня. (Прилегает к нему на грудь.)

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЛИЦА:

 
       Флор Федулыч Прибытков.
       Глафира Фирсовна.
       Лавр Мироныч Прибытков, племянник Флора Федулыча, полный красивый брюнет, с внушительной физиономией, большие банкенбарды, тщательно расчесанные, одет богато и с претензиями. Держит себя прямо, важно закидывает голову назад, но с дядей очень почтителен.
       Ирина Лавровна, его дочь, девица 25 лет, с запоздалой и слишком смелой наивностью.
       Юлия Павловна.
       Василий, лакей Прибыткова.
       Богатая гостиная, изящно меблированная, на стенах картины в массивных рамах, тяжелые драпировки и портьеры. В глубине дверь в залу, налево в кабинет.
 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

 
       Флор Федулыч сидит в креслах с газетою в руках. Входит Василий, потом Глафира Фирсовна.
       Василий. Когда прикажете кушать подавать?
       Флор Федулыч. Еще рано, погоди, может быть, подъедет кто-нибудь.
       Входит Глафира Фирсовна.
      Видишь, вот и гости. Через четверть часа закуску, через десять минут после закуски – обед.
       Василий. Слушаю-с. (Уходит.)
       Глафира Фирсовна. Здравствуйте, Флор Федулыч, вовремя ль я пришла-то?
       Флор Федулыч. Момент самый благоприятный – к обеду-с.
       Глафира Фирсовна. Я уж и позавтракала, и обедала раза два, и полдничала.
       Флор Федулыч. Это ничего-с. У нас простые люди говорят: палка на палку нехорошо, а обед на обед нужды нет.
       Глафира Фирсовна. Да я и не откажусь лишний раз пообедать; беда не большая, стерпеть можно. Совсем не обедать нездорово, а по два да по три раза хоть бы каждый день бог дал.
       Флор Федулыч. Покорнейше прошу садиться.
       Глафира Фирсовна. Присяду, присяду, окружила-таки я нынче Москву-то.
       Флор Федулыч. Я сам только сейчас вернулся.
       Глафира Фирсовна. Видела я, батюшка, вас, видела, я только от Юлии Павловны, а вы к ней.
       Флор Федулыч. Да-с, сегодня я ей визит сделал.
       Глафира Фирсовна. И поговорили-таки с ней?
       Флор Федулыч. Говорил-с; но разговор наш был без результата.
       Глафира Фирсовна. А я таки допыталась кой до чего, тайности ее выведала.
       Флор Федулыч. Надеюсь, что вы от меня ваших сведений не скроете.
       Глафира Фирсовна. Батюшка, да что мне скрывать-то, с какой стати! Вот еще, была оказия! Что я ей, мать, что ли? Все дочиста выложу, как есть, С чего начинать-то?
       Флор Федулыч. С чего угодно-с.
       Глафира Фирсовна. Так вот-с, приятель у ней есть и очень близкий.
       Флор Федулыч. Так и ожидать надо было.
       Глафира Фирсовна. Дульчин он, Вадим Григорьич.
       Флор Федулыч. Дульчин-с? Я его знаю-с, в клубе встречаюсь, с виду барин хороший.
       Глафира Фирсовна. И я его знаю, года три назад он в одном знакомом доме сватался, так я у него даже на квартире бывала. А теперь захотела узнать покороче; есть у меня одна дама знакомая, она сваха, так у нее все эти женихи на счету. Я с ней в ссоре немножко, семь лет не кланяемся, да уж так и быть, покорилась, – сейчас была у нее. Вот вести какие: жених хороший, живет богато, шику много, на большого барина хватит. «Только, говорит, если с этим женихом в хороший, степенный дом сунешься, так, пожалуй, прическу попортят, за это, говорит, ругаться нельзя, на какого отца нападешь. Другой разговаривать не любит, а прямо за шиньон».
       Флор Федулыч. Аттестат не очень одобрительный-с.
       Глафира Фирсовна. «Надо, говорит, узнать, на какие он деньги живет, на свои или на чужие, и что у него есть; а это, говорит, я вам скорехонько узнаю».
       Флор Федулыч. Значит, надо подождать-с.
       Глафира Фирсовна. Чего ждать-то ? Пока он ее ограбит совсем? А жениться-то он и не думает, чай; так водит изо дня в день, пока у нее деньги есть.
       Флор Федулыч. Что же мы можем предпринять.
       Глафира Фирсовна. Вы не мешайте только мне, а уж я похлопочу; разобью я эту парочку.
       Флор Федулыч. В таком случае большую благодарность получите.
       Глафира Фирсовна. Да разве я из благодарности? Жалеючи ее делается. Конечно, я – человек бедный, вот, бог даст, зима настанет, в люди показаться не в чем.
       Флор Федулыч. Шуба за мной-с, хорошая шуба.
       Глафира Фирсовна. Ну уж куда мне хорошую! хоть бы какую-нибудь, только, отец родной, чтоб бархатом крыта, хоть не самым настоящим. Как его, Манчестер, что ли, называется. Чтоб хоть издали-то на бархат похоже было.
       Флор Федулыч. Для вашего удовольствия все будет исполнено.
       Глафира Фирсовна. Что это, я смотрю на вас, вы как будто не в духе?
       Флор Федулыч. Неприятности есть-с от племянников.
       Глафира Фирсовна. От кого же и ждать неприятности, как не от своих. Который же вас огорчает?
       Флор Федулыч. Да все-с. Мотают, пьянствуют, только фамилию срамят. Жена умерла, детей не нажил, как подумаешь, кому состояние достанется, вот и горько станет.
       Глафира Фирсовна. Женились бы, Флор Федулыч.
       Флор Федулыч. Поздно, людей совестно-с.
       Глафира Фирсовна. Что за совесть! Были бы свои наследники.
       Флор Федулыч. Это дело такое, что разговор о нем я считаю лишним.
       Глафира Фирсовна. Как угодно, батюшка Флор Федулыч, к слову пришлось. Ну, а Лавр Мироныч как поживает?
       Флор Федулыч. Лавр Мироныч больше других беспокоит, потому жизнь неосновательную ведет.
       Глафира Фирсовна. Ему-то бы грешно: он всем вам обязан; сколько раз вы его из ямы-то выкупали.
       Флор Федулыч. На яму он мало обращает внимания-с. Пристроишь его к должности, он человек способный-с, живет год, другой хорошо и вдруг в одну минуту задолжает; когда успеет, только дивишься. И ничего его долги не беспокоят, платить он их и в помышлении не имеет. Хоть бы глазком моргнул-с. Наберет где-то с полсотни переводных французских романов и отправляется в яму равнодушно, точно в гости куда. Примется читать свои романы, читает их дни и ночи, хоть десять лет просидит – ему все равно. Ну, и выкупаешь из жалости. А выкупишь, сейчас расчешет бакенбарды, наденет шляпу набок и пошел щеголять по Москве как ни в чем не бывало.
       Глафира Фирсовна. Уж какой из себя видный, точно иностранец.
       Флор Федулыч. Настоящий милорд-с! Ему бы только с графом Биконсфильдом разговаривать-с. Отличные места занимал-с, поведет дело – любо-дорого смотреть, за полгода верно можно ручаться, а там заведет рысаков с пристяжными, – году не пройдет, глядишь – и в яму с романами-с. И сейчас имеет место приличное – около десяти тысяч жалованья; кажется, чего ж еще, можно концы с концами сводить.
       Глафира Фирсовна. Разве нуждается; денег просит?
       Флор Федулыч. Это бы ничего-с. Широко зажил; слух идет, что деньги бросает. Значит, какие-нибудь источники находит, либо должает, либо… уж кто его знает. Дело не красивое-с.
       Глафира Фирсовна. По надежде на вас действует. Дочку его, внучку свою, вы облагодетельствовали, ну, думает, и отцу что-нибудь перепадет.
       Флор Федулыч. Да чем же я ее облагодетельствовал-с?
       Глафира Фирсовна. Еще бы! Триста тысяч за ней денег даете.
       Флор Федулыч. И все это его сочинение-с.
       Глафира Фирсовна. Что-нибудь-то дадите, ну а прилгнул, так ему простительно: всякому отцу хочется свое детище устроить.
       Флор Федулыч. Да все-таки чужими-то деньгами распоряжаться, не спросясь, не следует.
       Глафира Фирсовна. Уж по всей Москве гремит ваша внучка. Кто говорит, дедушка даст за ней двести тысяч, кто триста, а кто миллион. Миллион уж лучше, круглее.
       Флор Федулыч. Вот изволите видеть, я-то последний про свое благодеяние узнал-с.
       Глафира Фирсовна. Ну, да ведь не все и верят.
       Флор Федулыч. Все-таки, значит, есть люди, которые обмануты-с.
       Входит Лавр Мироныч под руку с Ириной.
 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

 
       Флор Федулыч, Глафира Фирсовна, Лавр Мироныч и Ирина.
       Лавр Мироныч (почтительно кланяясь).Честь имею кланяться, дяденька! Мое почтение, Глафира Фирсовна! (Кивает головой и садится.)
       Ирина страстно целует Флора Федулыча, приседает Глафире Фирсовне, садится в кресло и погружается в глубокую задумчивость.
       Флор Федулыч. Откуда вы теперь, Лавр Мироныч?
       Лавр Мироныч. Из городу домой заехал, пробежал газеты, захватил Ирень и к вам. Биржевую хронику изволили смотреть-с?
       Флор Федулыч. Все то же, перемены нет-с.
       Лавр Мироныч. Немножко потверже стало. Из политических новостей только одна: здоровье папы внушает опасения.
       Глафира Фирсовна. Кому же это? Уж не тебе ли?
       Лавр Мироныч. В Европе живем, Глафира Фирсовна.
       Глафира Фирсовна. Да бог с ним, нам-то что за дело! Жив ли он, нет ли, авось за Москвой-то рекой ничего особенного от того не случится.
       Лавр Мироныч. У нас дела не за одной Москвой-рекой, а и за Рейном, и за Темзой.
       Флор Федулыч (Ирине).В унынье находитесь, Ирина Лавровна?
       Глафира Фирсовна. Да уж и я тоже смотрю.
       Ирина. Ах!… я – несчастная… я – самая несчастная… если есть на свете несчастная девушка, так это я.
       Глафира Фирсовна. Что так это уж очень?
       Лавр Мироныч. Моя бедная Ирень влюблена.
       Флор Федулыч. Я полагаю, что это больше от чтения происходит.
       Лавр Мироныч. Да, дяденька, мы с ней постоянно следим за европейской литературой; все, решительно все, сколько их есть, переводные романы выписываем.
       Ирина. Только одно это утешье для меня в жизни и есть. Еще папа меньше меня читает, он делом занят, а я просто погружаюсь, погружаюсь…
       Лавр Мироныч. Прежние романы лучше были; нынче уж не так интересно пишут. Вот я теперь четвертый раз Монте-Кристо читаю; как все это верно, как похоже!…
       Флор Федулыч. Что там похожего-с? Я считаю так, что это только одна игра воображения.
       Лавр Мироныч. Да на меня, дяденька, похоже, точно с меня писано.
       Ирина. Нет, папа, на вас это еще не так похоже.
       Лавр Мироныч. Это потому тебе кажется, что у меня денег нет; а чувства и поступки все мои, и если б мне досталось такое состояние…
       Ирина. Нет, уж кто похож на Монте-Кристо, кто похож… так это… это один человек.
       Глафира Фирсовна. Не в него ли ты и влюблена-то?
       Ирина. Ах, да разве есть средства, есть какая-нибудь возможность для девушки не полюбить его? Это выше сил. Разве уж которая лед совершенный.
       Глафира Фирсовна (всплеснув руками).Ах, батюшки! Вот так победитель! Откуда такой проявился?
       Флор Федулыч. Нам бы, кажется, Ирина Лавровна, про всякие такие диковинки знать надо; а мы что-то не слыхали.
       Ирина. Он, дедушка, не торговый человек.
       Лавр Мироныч. В своем роде, дяденька, это феномен-с.
       Глафира Фирсовна. Что такой за финомен? Я про таких людей сроду не слыхивала.
       Лавр Мироныч. Это значит, Глафира Фирсовна, необыкновенное явление природы.
       Глафира Фирсовна. Что же в нем необыкновенного?
       Ирина. Все, все необыкновенное! Красавец собой, умен, ловок, как одет, как деньги проигрывает! Он совсем их не жалеет, бросает тысячу, две на стол, а сам шутит. Сядет ужинать, кругом него толпа, и он за всех платит; людям меньше пяти рублей на водку не дает.
       Флор Федулыч. Таких-то феноменов мы достаточно видали.
       Ирина. Ах, дедушка, надо его знать, чтоб понять все это очарование, а на словах не расскажешь.
       Флор Федулыч. А где же вы его узнали-с?
       Ирина. В саду, в клубе, там семейные вечера бывают. Я с ним очень хорошо знакома.
       Флор Федулыч. Вот как-с! Интересно узнать этот феномен-с.
       Лавр Мироныч. Какая цель скрывать тебе, Ирень? чего тебе бояться? Соперниц у тебя нет, он только на тебя одну и обращает внимание.
       Ирина. И как богат! Какие имения, и всё в самых лучших губерниях.
       Глафира Фирсовна. Что ж ты на красоту свою, что ли, очень надеешься, что такого жениха подцепить задумала?
       Ирина. У всякого свой вкус: для вас ведь одна красота существует, чтоб женщина была толста да румяна; а мужчины, особенно образованные, в этом деле гораздо больше и лучше вас понимают. По-вашему, мадам Пивокурова – вот это красавица.
       Глафира Фирсовна. У ней красота-то в кармане да в сундуках; эту красоту образованные мужчины тоже хорошо понимают. Смотри, как бы она у тебя жениха-то не отбила.
       Ирина. Невозможно. При таком его богатстве ему ничего не надо, ему надо только любящее сердце. А деньги он за ничего считает, он даже презирает их.
       Лавр Мироныч. Ну, нет, Ирень, не скажи! (Флору Федулычу.)Дяденька, прошел слух, что в случае выхода в замужество Ирень вы ее не оставите своею милостью; суммы не назначают, говорят различно, – так я слышал стороной, что он этим интересуется. Уж я, дяденька, не знаю, откуда этот слух.
       Флор Федулыч. А я знаю, Лавр Мироныч.
       Глафира Фирсовна. Да погодите, мы этот слух после разберем. (Делает знак Флору Федулычу, чтоб он молчал.)Коли что Флор Федулыч обещал, так он от своих слов не отопрется; я его характер знаю, портить дела вашего он не станет. Ты мне скажи, кто у вас этот богач-то?
       Ирина. Ах, как вы этого не знаете, странно! Ведь он один в Москве-то, больше нету; Вадим Григорьич Дульчин.
       Глафира Фирсовна. Да-да; так вот кто! Ну, чего уж еще? Вот вас теперь пара: ты богатая невеста, он богатый жених.
       Ирина. Ах, не жених еще! это еще только моя надежда, моя мечта.
       Лавр Мироныч. Одно предположение с нашей стороны. Мы с Ирень между страхом и надеждой.
       Глафира Фирсовна. Да что же ему не жениться на Аринушке?
       Ирина. Вы думаете?
       Глафира Фирсовна. Какой еще невесты? Он один в Москве, и ты тоже одна в Москве – чего еще?
       Ирина. Ах, благодарю вас. Дедушка, это у вас новая картина в зале?
       Флор Федулыч. Недавно купил на выставке-с.
       Лавр Мироныч. Оригинал?
       Флор Федулыч. Я копий не покупаю-с.
       Ирина. Пойдемте, папа, надо ее посмотреть хорошенько.
       Ирина и Лавр Мироныч уходят в залу.
 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

 
       Флор Федулыч, Глафира Фирсовна.
       Флор Федулыч. Слышали? Что же это такое-с? это фантасмагория какая-то!
       Глафира Фирсовна. Да пущай их обманывают друг друга. Вам бы, Флор Федулыч, еще поддакнуть: точно, мол, я за внучкой ничего не пожалею. А после дали бы тысяч пять-шесть, вот и квит!
       Флор Федулыч. Да оно больше и не следует-с. Дать деньги можно, но обещаний никаких-с; я в их спекуляцию не войду. Я в таких летах и в таком капитале, что свои слова на ветер бросать не могу-с.
       Глафира Фирсовна. Позвольте, позвольте! Вы будете совсем в стороне; лгать буду я. А с меня что взять-то? Солгала, так солгала.
       Флор Федулыч. Это уж как угодно-с; я вам лгать запретить не могу.
       Глафира Фирсовна. Ведь тут дело-то хорошее, Флор Федулыч, выходит, смешное.
       Флор Федулыч. Да-с; но я в это дело не войду.
       Глафира Фирсовна. Подите-ка на минутку, а я с Лавром Миронычем потолкую.
       Флор Федулыч. Только вы сделайте одолжение, пуще всего-с, чтоб моей репутации ущербу не было. Я ничего не знаю и ни во что не вхожу.
       Глафира Фирсовна. Сама людей учу, чего меня учить-то.
       Флор Федулыч. Я, во всяком случае, в стороне-с. (Уходит в залу.)
       Глафира Фирсовна (у двери в залу).Лавр Мироныч! Лавр Мироныч! Да ну-ка ты, финомен, поди сюда!
       Входит Лавр Мироныч.
 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

 
       Глафира Фирсовна, Лавр Мироныч.
       Лавр Мироныч. Что вам угодно-с?
       Глафира Фирсовна. Как же тебе не стыдно так огорчать Флора Федулыча!
       Лавр Мироныч. Про какое огорчение изволите говорить?
       Глафира Фирсовна. Да как же! Распустили молву, а у него в помышлении не было.
       Лавр Мироныч. И в помышлении не было! Невозможно-с. Мысли у дяденьки благородные, притом же единственная родная внучка.
       Глафира Фирсовна. «Я, говорит, и не думал; с чего они взяли! Разве можно, говорит, моим таким знаменитым именем людей обманывать?»
       Лавр Мироныч. Да-с; значит, с нашей стороны роковая ошибка. Но рассудите, без денег женихов не найдешь, приманка нужна.
       Глафира Фирсовна. Вот тебе и приманка! Что призадумался?
       Лавр Мироныч. Задумаешься-с. Если это правда, так дело плохо, очень плохо – я на снисхождение дяденьки очень рассчитывал. Мне оно нужно, а то беда-с.
       Глафира Фирсовна. Знаешь, за что он больше сердится? Только это секрет.
       Лавр Мироныч. Уж сделайте одолжение, доверьте! Мне необходимо знать дяденькины мысли.
       Глафира Фирсовна. Ну, вот слушай! У него на уме было Аринушке суприз сделать.
       Лавр Мироныч. Сюрприз-с?
       Глафира Фирсовна. Да; приехал бы в девишник да выложил бы перед женихом бумажник, – вот, дескать, вам.
       Лавр Мироныч (с любопытством).А неизвестно сколько-с?
       Глафира Фирсовна. Миллион.
       Лавр Мироныч (отшатнувшись).Невообразимо-с! Хоть бы половину, да и то невероятно.
       Глафира Фирсовна. Ну, уж я не знаю; а только по его чувствам видно было, что около того. Какова штука? Красиво?
       Лавр Мироныч (со вздохом).Эффект удивительный!
       Глафира Фирсовна. Заговорили б в Москве-то.
       Лавр Мироныч (ударив себя в лоб).Поразительный эффект, Глафира Фирсовна!
       Глафира Фирсовна. А теперь дело испорчено: разгласили, суприз-то и не выдет. Вот старику-то и обидно, что ему Москву-то удивить помешали.
       Лавр Мироныч. Как это дело поправить-с?
       Глафира Фирсовна. Да ведь ты важен больно. Покорись мне, поправлю.
       Лавр Мироныч. При всей важности в ноги поклониться готов. Ведь это роман, помилуйте! В жизни вдруг роман!
       Глафира Фирсовна. Ну, так ладно, выручу. Пойдем, за закуской потолкуем. Вон Флор Федулыч-то сюда идет.
       Глафира Фирсовна и Лавр Мироныч уходят; входят Флор Федулыч и Василий.
 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

 
       Флор Федулыч, Василий, потом Юлия Павловна.
       Василий. Они желают вас одних видеть.
       Флор Федулыч. Проси, проси сюда.
       Василий уходит.
      Скоренько вздумала визит отдать, скоренько.
       Входят Юлия Павловна и Василий.
       Василий. Сюда пожалуйте-с!
       Флор Федулыч. Милости просим! И прямо к обеду-с.
       Юлия. Я обедала. Я вам не помешаю, я на несколько минут, а впрочем, я могу и подождать.
       Флор Федулыч. Как можно, помилуйте-с! Пообедать мы еще успеем, не к спеху дело. (Василью.)Ступай! затвори двери!
       Василий уходит.
      К вашим услугам. Покорнейше прошу. (Указывает кресло.)
       Юлия. Скажите, скоро можно продать дом?
       Флор Федулыч. Коли есть покупатель да документы в порядке, так недели в две, в три, а то и месяц пройдет.
       Юлия. Как это долго, а мне бы поскорей хотелось отделаться от этого имения.
       Флор Федулыч. Извольте, я займусь этим делом, поспешу.
       Юлия. А не купите ли вы сами у меня, сейчас, в два слова? Я с вас недорого возьму.
       Флор Федулыч. Нет, я не куплю-с, мне расчету нет-с. Я вам покупателя за настоящую цену найду.
       Юлия. Я вам дешево, очень дешево продам.
       Флор Федулыч. Ни себе дешево купить у вас, ни вам дешево продать я не дозволю-с. Зачем дешево продавать то, что дорого стоит? Это плохая коммерция-с.
       Юлия. Но если я желаю дешево продать? Это мое имение, мне запретить нельзя.