ЛИЦА:

 
       Гневышов.
       Белесова.
       Цыплунова.
       Пирамидалов.
       Цыплунов.
       Комната на даче Белесовой, изящно убранная и меблированная. Две двери: одна с правой стороны (от актеров), другая в глубине, на террасу, растворена; с правой стороны трюмо.
 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

 
       Гневышов и Цыплунова входят.
       Гневышов. Хорошо молодым людям; они могут без вреда для своего здоровья быть на воздухе, наслаждаться красотой майского вечера, а для нас с вами в комнате безопаснее. Почти все пожилые люди в нашем климате не свободны от ревматизма; вот и я тоже иногда чувствую припадки этой болезни, хотя весьма легкие, но тем не менее очень неприятные…
       Цыплунова. Всякая болезнь неприятна…
       Гневышов. Я лечусь гомеопатией; советую и вам, помогает удивительно…
       Цыплунова. Да, говорят… У Валентины Васильевны, кроме вас, никого родственников нет?
       Гневышов. Ее мать умерла давно, и она осталась круглой сиротой. Моя жена приняла в ней участие; полюбила ее, как родную дочь; но потом стала хворать и уехала за границу…
       Цыплунова. Она и теперь там?…
       Гневышов. Она на днях приедет. Без нее Валентина Васильевна оставалась на моем попечении, и, признаюсь вам, эта опека для меня несколько тяжела…
       Цыплунова. В каком отношении?…
       Гневышов. Хлопотно, лишние заботы; не мужское дело…
       Цыплунова. А вот приедет ваша супруга…
       Гневышов. Ну, где уж ей! Она совсем больная женщина… и притом вырастить девушку до известных лет, – ведь это еще не все, главное-то дело, главная забота впереди…
       Цыплунова. Конечно…
       Гневышов. В конце концов надо ей найти приличную партию; а разве легко?…
       Цыплунова. Я с вами согласна…
       Гневышов. Надо изыскать, выбрать человека, проникнуть, так сказать, в его душу и совершенно убедиться в его хороших качествах; чтобы потом не принять на себя тяжелой ответственности. Потому, почтеннейшая Анна Афанасьевна, как я ни люблю Валентину Васильевну, а если б мне удалось поскорее сдать ее с рук на руки человеку, вполне ее достойному, я бы перекрестился обеими руками…
       Цыплунова. Я вас понимаю…
       Гневышов. Разумеется, все, что от нас зависит и что нам повелевает долг, мы исполним, то есть дадим богатое приданое. У нас детей нет.
       Цыплунова. Так об чем же вам беспокоиться? Для невесты с богатым приданым всегда женихи найдутся…
       Гневышов. Как не найтись!… Да какие?… Вот в чем вопрос… Вон и Пирамидалов, пожалуй, жених…
       Цыплунова. Подождите, найдутся и лучше Пирамидалова…
       Гневышов. В том-то и дело, что ждать неудобно. Как только приедет жена, мы уедем в деревню; надо будет или оставить Валентину Васильевну здесь без надзора и попечений, на произвол судьбы, или взять с собой и засадить в глуши.
       Цыплунова. Да, я вижу, что вам действительно много заботы с Валентиной Васильевной…
       Гневышов. Много, почтеннейшая Анна Афанасьевна, много. Хотя уже приданое ее определено, но если б нашелся человек очень хороший, то есть добрый, не глупый и с карьерой, – я бы увеличил и даже удвоил… Вот что, почтенная Анна Афанасьевна!… Вы не удивляйтесь, пожалуйста, тому, что я вам скажу.
       Цыплунова. Сделайте одолжение, говорите!
       Гневышов. Оно, конечно, странно… что, видя вас в первый раз, я начинаю с вами очень важный решительный разговор… Положим, что я вас-то не знаю; но я давно знаю вашего сына, давно собираю о нем справки, и уж наметил его. Я знаю даже, что ваш сын любит Валентину Васильевну…
       Цыплунова. Да, кажется.
       Гневышов. Ну вот видите…
       Цыплунова. Но ведь этого мало, Всеволод Вячеславич…
       Гневышов. Как мало? Чего ж еще ему нужно?
       Цыплунова. Может быть, с него этого и довольно, но мне мало. Он сам стоит любви, и я бы хотела, чтобы и его любили так же…
       Гневышов. Да, вы правы.
       Цыплунова. Он любит Валентину Васильевну, безумно любит; но, если он женится и не найдет взаимности, он умрет от горя, от отчаяния. Я его знаю и берегу… он нежен, как ребенок; равнодушие жены убьет его.
       Гневышов. У нас ведь не Италия… страстной любви негде взять, да и искать ее даже неразумно…
       Цыплунова. Страстной любви и не нужно; я бы хотела только, чтобы жена ценила его, уважала и так же, как мать, считала его лучшим человеком на свете. Только мне и нужно, и он стоит этого…
       Гневышов. Нельзя сказать, чтоб ваши требования были очень умеренны, и я поручиться не могу… Но скажу вам по секрету, что Валентина Васильевна неравнодушна к вашему сыну…
       Цыплунова. Неужели?…
       Гневышов. Сколько я мог заметить, разумеется. Девушка порядочного воспитания своих чувств не выкажет; но я знаю, что она встретилась с ним сегодня не в первый раз, что она видела его и вчера, и раньше, и не без удовольствия, и что она его отличает. Дайте руку, почтенная Анна Афанасьевна! Вы поговорите с сыном, а я поговорю с Валентиной Васильевной. Я вас уполномочиваю даже объявить ему, что он нам нравится, – мне и Валентине Васильевне. А там уж как ему угодно.
       Цыплунова. Как я ни рада за сына, но, извините меня, я вам пока решительного ничего сказать не могу.
       Гневышов. Если вам угодно знать подробности о приданом, пойдемте в эту комнату, мы там можем говорить без помехи. Вас, как женщину, должен интересовать этот предмет; а я, как мужчина деловой, люблю делать дело аккуратно. Я слышу движение на террасе, вероятно, наши молодые люди хотят войти в дом… Пойдемте!… (Уходят.)
       Входят Цыплунов и Белесова.
 

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

 
       Белесова, Цыплунов, потом Пирамидалов.
       Белесова (с улыбкой мало скрытого неудовольствия).Очень вам благодарна. Я выслушала целую лекцию о нравственности и обязанностях человека. Я узнала, что такое серьезные люди, что значит серьезный взгляд на жизнь. Все, что вы говорили, вероятно, очень умно, все это очень полезно знать; и если я, к сожалению, мало поняла и мало воспользуюсь, – это уж моя вина.
       Цыплунов. Ах нет, в таком случае виноват я; кто хочет, чтоб его понимали, тот должен прежде выучиться ясно говорить.
       Белесова. Да, я согласна, но и себя не оправдываю. Надо уметь говорить обо всем и со всеми. Это не очень мудрено. Из бесчисленного множества красивых моральных фраз надо выучить несколько, чтобы уметь кстати вставить в разговор и свое слово. Хоть и очень редко, но может представиться такой случай, как теперь, например.
       Цыплунов. Ах, извините меня, сделайте одолжение! Будем говорить, о чем вам угодно, о чем вы привыкли. Говорить с вами для меня большое удовольствие; но я редко бываю в обществе, я не знаю, какие вопросы в ходу и об чем говорят теперь.
       Белесова (с раздражением).И теперь, как и всегда, говорят о том, что интересно и занимательно, и избегают того, что скучно, например, всяких проповедей и поучений. И притом предполагается, что каждый это сам знает, что каждый учился всему этому… если он совершеннолетний. У всех были наемные учителя и строгие наставники, которые так успели надоесть, что потом слушать даровых учителей не представляет уж особенного удовольствия. В разговоре вообще стараются не показывать слишком явно своего умственного или нравственного превосходства над прочими. Надо щадить людей. Когда кто-нибудь с уверенностью полного мастера говорит об обязанностях человека, – простые смертные, люди легкомысленные, такие, как я, должны думать, что этот урок относится к ним, что эта филиппика есть косвенное порицание их легкомысленного поведения. Ну, и конфузишься… торжествовать над нами легко. Но, мне кажется, и мы имеем право сказать учителю: да, мы легкомысленны; но мы не мешаем вам быть святым, не мешайте и нам быть грешными! Научить вы нас не научите, а оскорбить можете.
       Цыплунов. О, сохрани меня бог оскорбить кого-нибудь!
       Белесова. Ну, теперь позвольте вас послушать, я много говорила.
       Цыплунов. И говорили очень хорошо. Прекрасные правила у вас.
       Белесова. Я живу не по правилам, без программы, для меня, кроме моей воли, нет правил.
       Цыплунов. О, конечно, для такой богатоодаренной натуры к чему правила.
       Белесова. Вы, мне кажется, немножко экзальтированы, вы любите преувеличивать. Я самая обыкновенная девушка, ничем не лучше других. Что особенно хорошего и так скоро вы могли заметить во мне?
       Цыплунов. Я вас давно знаю, вы ничего не изменились, – вы так же искренни, как и прежде, когда были ребенком. А искренность такое редкое и дорогое качество.
       Белесова. Быть искренней, если я не ошибаюсь, значит – не лгать; а это еще не очень высокая добродетель.
       Цыплунов. А между тем женщины лгут постоянно. Что они подкрашивают себя, чтобы казаться лучше и моложе, это бы еще не беда; они притворяются наивными, доверчивыми и простосердечными, тогда как в сущности очень ловки, расчетливы и сухи сердцем.
       Белесова. Ах, не вините бедных женщин! Все их притворство по большей части не злой умысел; это простое, врожденное желание нравиться, это скорей малодушие, чем порок. Да и кого же они могут обмануть теперь, когда мужчины стали так умны? Только людей глупых или аскетов. А вы искренни?
       Цыплунов. Может быть, больше, чем следует.
       Белесова. Если так, то скажите мне, зачем вы так странно глядели на меня, когда встречались со мной?
       Цыплунов. Вы приказываете мне отвечать?
       Белесова. Да. Вы любите искренность, следовательно даете право требовать ее и от вас. Говорите, что было в вашем взгляде!
       Цыплунов. Робкое обожание.
       Белесова. Только?
       Цыплунов. Я не смел мечтать о счастии возобновить знакомство с вами, я думал, что опять потеряю вас из виду, и хотел наглядеться на вас, чтобы ясней и дольше удерживать ваш очаровательный образ в своей памяти.
       Белесова. Я не мечтала о счастии получить такой ответ от вас. Лучше бы мне не спрашивать.
       Цыплунов. Почему же?
       Белесова. Я не умею слушать ни похвалы в глаза, ни лести. При этом обыкновенно как-то глупо и самодовольно улыбаются; а я предпочитаю спокойное выражение лица и не люблю гримас.
       Цыплунов. Я не хвалю вас, не льщу вам; меньше того, что я сказал, сказать было нельзя: вы требовали искренности. Если я виноват, то разве в том только, что сказал вам мало, не все.
       Белесова. Это уж похоже на признание… Надо вам заметить, что это тоже не совсем обыкновенный разговор; нам не каждый день приходится отвечать на признания; а потому слушать их во всяком случае неловко, а в иных – неприятно.
       Цыплунов. Это признание вырвалось невольно. Прошу вас, не обращайте на него внимания, оно вас ни к чему не обязывает. Я только об одном прошу вас…
       Белесова. Об чем же?…
       Цыплунов. Позвольте мне иногда, хоть изредка, глядеть на вас так близко, как я теперь гляжу…
       Белесова. То есть, попросту сказать, бывать у меня. Сделайте одолжение, я ни от кого не прячусь.
       Цыплунов. Благодарю вас!…
      Молчание.
       Белесова. Позвольте сделать вам еще вопрос! Где эти серьезные, высоконравственные люди находят по себе женщин… ну, жен, что ли?
       Цыплунов. Там же, где и все. Почти всякая женщина имеет что-нибудь хорошее, за что можно ее полюбить.
       Белесова. Но ведь им нужно добродетельных, серьезных, то есть бесстрастных… таких по крайней мере, которые бы не скучали с ними.
       Цыплунов. Может быть, им нужно таких; но мы видим, что они увлекаются всякими.
       Белесова. То есть могут увлечься красотой, например?
       Цыплунов. Как же не увлечься, как не полюбить красавицу?
       Белесова. Да всякую ли красавицу?…
       Цыплунов. Я вас не понимаю…
       Белесова. Например, красавицу порочную, падшую?…
       Цыплунов. Если она высоко держит голову, не стыдится своего порока, а гордится им, – такая женщина в глазах каждого порядочного человека заслуживает презрения; но если она сокрушается, раскаивается…
       Белесова садится в кресло.
      то она более всякой имеет право на любовь и сострадание, потому что только любовь может уврачевать ее сердце, растерзанное угрызениями; одна любовь может спасти ее от отчаяния, одна только всепрощающая любовь может помирить ее с жизнию… Что с вами?… Вы плачете? О ангел! И мне не благоговеть перед вами! Вы с высоты своей непорочности, своей детской чистоты роняете свои алмазные слезы на этих несчастных. Вам мало того, что вас обожают, вы хотите знать, имеют ли и эти бедные надежду быть любимыми, не отнято ли у них это благо, без которого жизнь безотрадна, как мертвая пустыня…
       Белесова (утирая глаза).Да, да, правда… но довольно, довольно… прошу вас. (Погружается в глубокую задумчивость.)
       Цыплунов. О, если б я смел, я б упал в прах перед вами, чтоб целовать ваши ноги…
       Белесова (рассеянно).Что вы?… Целовать… что целовать? (Подает руку.)
       Цыплунов с немым восторгом целует руку Белесовой. Входит Пирамидалов и останавливается у двери.
       Пирамидалов (про себя).А, вот что!…
       Белесова (задумчиво и под влиянием невольной искренности).Вы удостоиваете? (Быстро оправившись.)Ах, я не знаю, что я говорю. (Встает.)Вы не обращайте внимания на мои слезы! У меня очень слабые нервы, я затем и переехала на дачу, чтобы полечиться…
       Пирамидалов (про себя).Переменяют разговор!…
       Входят Гневышов и Цыплунова.
 

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

 
       Белесова, Цыплунов, Цыплунова, Гневышов, Пирамидалов.
       Цыплунова. Я сбираюсь домой, Юша!
       Белесова (Цыплуновой).Я провожу вас до вашей дачи; мне пришла охота погулять… (Цыплунову.)А вы меня обратно проводите…
       Цыплунов (Гневышову).Честь имею кланяться…
       Гневышов. Прощайте! Навещайте почаще Валентину Васильевну!… Постарайтесь, молодой человек, чтоб она не скучала на даче!…
       Белесова, Цыплунова и Цыплунов уходят.
 

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

 
       Гневышов и Пирамидалов.
       Пирамидалов. Ваше превосходительство, Цыплунов…
       Гневышов. Что Цыплунов?…
       Пирамидалов. Очень уж явно ухаживает за Валентиной Васильевной…
       Гневышов. Ну так что же? Вам что за дело?…
       Пирамидалов. Я считал своею обязанностию доложить об этом вашему превосходительству…
       Гневышов. Благодарю вас за известие! Я очень доволен, что Валентина Васильевна нравится Цыплунову…
       Пирамидалов. Валентина Васильевна нравится не одному Цыплунову…
       Гневышов. Ну да, конечно; но что ж из этого?…
       Пирамидалов. Валентина Васильевна нравится и мне, вероятно, не менее, чем Цыплунову; но я уверяю ваше превосходительство, я даже самому себе не смел признаться в этом…
       Гневышов. И прекрасно сделали…
       Пирамидалов. Как же бы я смел, зная ваши отношения к Валентине Васильевне…
       Гневышов. А вот Цыплунов смелее вас…
       Пирамидалов. Но чего же он может надеяться?
       Гневышов. Он может надеяться быть мужем Валентины, что не только не противно моим намерениям, но даже очень желательно…
       Пирамидалов. Я всегда знал, что, рано ли, поздно ли, вы захотите, чтоб Валентина Васильевна имела прочное и солидное положение…
       Гневышов. Да, именно прочное и солидное.
       Пирамидалов. Я знал, что это должно случиться; но я думал и надеялся…
       Гневышов. Что вы думали, мой любезный, и на что надеялись?…
       Пирамидалов. Что Валентина Васильевна будет мне наградою за мою преданность к вашему превосходительству…
       Гневышов. Вы ошибались…
       Пирамидалов. Такое усердие, такое неусыпное, можно сказать, старание… я мог надеяться, что ваше превосходительство оцените.
       Гневышов. Я вас ценю. Вы имеете мою протекцию, ваши услуги не пропадут даром. Я готов вам заплатить, но не такой ценой. Счастие милого существа для меня дорого. (Строго.)Ее судьбу, милостивый государь, я не могу вручить всякому…
       Пирамидалов. Я умоляю, ваше превосходительство! Ваше превосходительство, не заставьте плакать и просить на коленях!…
       Гневышов. Не трудитесь, мой милый, не трудитесь напрасно…
       Пирамидалов. Цель моей жизни, ваше превосходительство, цель моей жизни!…
       Гневышов. Цель вашей жизни: взять большое приданое и получить протекцию через жену?… Да, нынче многие молодые люди имеют эту цель…
       Пирамидалов. Но ведь я служил, не жалея себя…
       Гневышов. Я вам повторяю, что вы не годитесь в мужья Валентине Васильевне. Нам нужен человек, так сказать, избранный…
       Пирамидалов. Но чем же Цыплунов лучше меня?…
       Гневышов. Тут и сравнения быть не может: у Цыплунова блестящая будущность, он скоро займет очень выгодное место в московском обществе, а с ним и жена, разумеется; а вы хоть и хороший, исполнительный чиновник, но вы далеко не пойдете…
       Пирамидалов. С вашей протекцией…
       Гневышов. Даже и с моей протекцией! Уж самая наружность ваша…
       Пирамидалов. Помилуйте, ваше превосходительство, Цыплунов и одеться порядочно не умеет; а я на портных да на куаферов трачу даже более, чем мои средства позволяют…
       Гневышов. Я про лицо говорю, про выражение!…
       Пирамидалов. Очень почтительное, ваше превосходительство, всегда очень почтительное!…
       Гневышов. Да, уж слишком даже. Вы не обижайтесь, в вас есть что-то такое, немножко лакейское. Ну, а уж тут никакие куаферы не помогут…
       Пирамидалов. Очень жалею, ваше превосходительство, что не мог или не умел…
       Гневышов. Нет, вы оставьте этот разговор. Я сделаю для вас все, что могу… я в долгу не останусь…
       Пирамидалов. Я сегодня более не нужен вашему превосходительству?…
       Гневышов. Нет, прощайте! Да, постойте! Не будете ли вы здесь завтра?
       Пирамидалов. Если прикажете.
       Гневышов. Побывайте! Мне самому едва ли удастся, так вы понаведайтесь о здоровье Валентины Васильевны и вообще… как идут дела с Цыплуновыми, и сообщите мне.
       Пирамидалов. Слушаю, ваше превосходительство! Честь имею кланяться!
       Гневышов. Прощайте!…
       Пирамидалов уходит.
      Золотой человек; а нельзя… лакей! Говорят, что я важен очень, повелителен… но поневоле будешь важен, когда окружают такие люди, с которыми нельзя и говорить иначе, как начальническим тоном. Заговори с ними по-человечески, так они удивятся, растеряются…
       Входит Белесова.
 

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

 
       Гневышов, Белесова.
       Белесова (садясь в кресло).Ну, вы довольны мной? Я, кажется, в точности исполняю все, что вам угодно.
       Гневышов. Очень доволен, Валентина, очень доволен.
       Белесова. Теперь позвольте вас спросить, зачем вы завезли меня в эту глушь, зачем вы навязываете мне каких-то чудаков, которых мне видеть странно. Я не хочу их обижать, а то бы я сказала другое слово…
       Гневышов. Все это делается для вашей пользы, мой друг.
       Белесова. Для моей пользы? Это любопытно.
       Гневышов. Наши прежние отношения продолжаться не могут.
       Белесова (встает).Как?… Что такое?… Почему?
       Гневышов. Сядьте и выслушайте меня спокойно и внимательно…
       Белесова (садясь).Ну-с, я слушаю. Только, пожалуйста, не мучьте меня, говорите короче! Я устала…
       Гневышов. Для того, чтоб я решился оставить вас, причины должны быть очень важные, иначе, конечно…
       Белесова. Знаю! говорите, что за причины!
       Гневышов. Моя жена едет в Москву!…
       Белесова. Ну!
       Гневышов. Она приедет завтра… она знает все!…
       Белесова. Ну и пусть ее знает.
       Гневышов. Она ставит непременное условие, чтоб наша связь была разорвана; в противном случае она не сойдется со мной.
       Белесова. Да зачем вам сходиться?
       Гневышов. Теперь это необходимо: она получила большое, громадное наследство…
       Белесова. А!… Вот что!…
       Гневышов. Мои финансовые дела в большом расстройстве.
       Белесова. Да, я понимаю: если вас заставили выбирать что-нибудь одно – меня или деньги, – так дело кончено, вы мной пожертвуете, вы и не задумаетесь даже.
       Гневышов. Но ведь она жена…
       Белесова. Ах, молчи, пожалуйста! Очень много ты беспокоился о жене, когда у нее денег не было. Ну, да что же делать! Рано или поздно, это должно было случиться… Чем скорей, тем лучше!… (Утирая слезы.)Страстной любви нет, и слез будет не много… (С расстановкой.)Любить тебя было бы глупо, но я все-таки тебя считаю человеком порядочным и не могу предположить, чтоб ты меня бросил совершенно, обрек меня на погибель… Ты, вероятно, позаботился о моей будущности…
       Гневышов. Да, конечно, можешь ли ты сомневаться!
       Белесова (задумчиво).Чего я могу ждать от тебя?… Чего?… Ты, вероятно, предложил меня какому-нибудь своему старому другу, богатому человеку… и, конечно, разнежился при этом случае и сквозь слезы просил его любить меня и лелеять… (Утирает слезы.)
       Гневышов. Ошибаешься, Валентина, ошибаешься…
       Белесова. Разве хуже что-нибудь?
       Гневышов. Нет, лучше! Я хочу, чтоб ты вышла замуж.
       Белесова (с испугом).Замуж?!
       Гневышов. Да, замуж. Я хочу, чтоб ты занимала положение в обществе, какое следует тебе по твоему рождению, по твоей красоте, по твоим способностям. Я считаю своей обязанностью возвратить тебя на ту дорогу, с которой ты по моей вине уклонилась.
       Белесова. Замуж! Но что же у меня есть для того, чтоб идти замуж?
       Гневышов. Все есть! Хотя я в настоящее время стеснен в деньгах, но я не забыл своей обязанности, и у меня пятнадцать тысяч готовы для вас. Моя жена… она так великодушна, что предлагает столько же, чтоб…
       Белесова. Чтоб избавиться от меня?
       Гневышов (строго).Чтоб устроить вашу судьбу, друг мой.
       Белесова. Денег вы дадите, я знаю, – я в этом не сомневаюсь; но где ж у меня те качества, которые нужны, чтоб быть хорошей женой? Как я буду исполнять обязанности, о которых я понятия не имею? Вы как меня воспитали? Вы взяли в свой дом, и баловали, и окружали роскошью бедного ребенка, сироту. Все, что нужно для внешности, для уменья держать себя, я узнала в подробности, а что честно и бесчестно для женщины, вы от меня скрыли. Замуж!… Замуж!… А что такое муж, дом, семья, разве я знаю, разве вы мне сказали? Ваша глупая жена всеми силами старалась развивать во мне гордость, мотовство, суетность; и как она радовалась своим успехам, нисколько не подозревая, что она старается для вас, что она действует в пользу ваших сластолюбивых замыслов. После такого воспитания вам нетрудно было обольстить меня; вам стоило только сказать: «Хочешь ты жить в бедности или в богатстве», – и кончено… и я ваша!
       Гневышов. К чему эти слова, эти упреки, мой друг!…
       Белесова. Ах, как я только подумаю, что у меня будет муж!…
       Гневышов. Не бойся! Для такой красавицы, как ты, муж не что иное, как покорный слуга.
       Белесова. Ну, кого ж вы нашли, кто этот покорный слуга? Уж не тот ли жалкий, полусумасшедший господин, которого я видела сегодня?
       Гневышов. Да, Цыплунов. Это лучший человек, какого только можно желать для вас. Вы ошибаетесь, мой друг!
       Белесова. Нет, не ошибаюсь! Именно лучший-то мне и не годится. Вы не дали мне никакого понятия о нравственности, когда я была ребенком, а что было во мне хорошего от природы, вы погубили, лишь только я успела выйти из детства, и теперь торжественно вручаете меня мужу, серьезному человеку, пропитанному какими-то строгими правилами, какими-то мещанскими добродетелями.
       Гневышов. Зачем придавать такое большое значение…
       Белесова. Хорошо вам говорить, вы уедете с спокойной совестью, вы исполнили свою обязанность, а я останусь лицом к лицу с ним, с этим мужем. Ведь это ужас, ужас!
       Гневышов. Но если вам неприятен Цыплунов, есть другой: Пирамидалов готов предложить вам свою руку.
       Белесова. Фи!… Что вы! Не оскорбляйте меня по крайней мере! (Задумывается.)
       Гневышов. Нечего думать! Нечего колебаться! Года через три-четыре Цыплунов займет видное место, и, вспомните мои слова, очень многие дамы будут завидовать вашему положению.
       Белесова. Но ведь надо будет с ним объясниться, надо открыть ему все. Ах, мучение!
       Гневышов. Зачем, зачем? Ни-ни!
       Белесова. Как же можно обманывать! Это нечестно!
       Гневышов. Нет, после, после. Ваше признание может затянуть дело… Что еще скажет его мать.
       Белесова. Тебе хочется только сбыть меня; а как я буду разведываться с мужем, тебе и дела нет.
       Гневышов. Нет-с! Я даю вам такой совет, потому что глубоко знаю натуру человеческую. Такие люди, как Цыплунов, только на то и созданы, чтобы прощать. Разве вы не видите, его привязанность к вам собачья, вы его можете гнать от себя, обижать, как вам угодно, он все больше и больше будет любить вас.
       Белесова. Ну… я подумаю. Прощайте!
       Гневышов. Думать некогда. Завтра приезжает моя жена, и мы скоро отправляемся в деревню; а я хочу, чтобы все это кончилось при мне, иначе я не буду покоен. Прощайте! Завтра я не буду у вас… через день или два я привезу вам деньги. Не думайте, мой друг, не думайте!
       Белесова. Не думать! да разве это в моей власти! Какую ночь я проведу! Мне кажется, я поседею к утру. Уезжайте! (Подходит к трюмо.)
       Гневышов. До свидания, мой друг!
       Белесова (глядя в зеркало и поправляя волосы).Вы разбили меня всю, я в эти полчаса постарела на пять лет! Прощайте! (Подает руку назад, не оборачиваясь.)
       Гневышов сначала жмет ей руку, потом целует и уходит.
 

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

 
       Белесова (одна).
       Белесова. Не покончить ли с жизнию? (Подумав.)Нет, что за малодушие! Это средство всегда в моих руках, и я всегда им могу воспользоваться… да, еще успею… успею, когда нужно будет. Я ведь женщина, я любопытна; и страшно мне, и женское любопытство тянет меня заглянуть в этот неведомый для меня мир супружества. Как ничтожен казался мне этот человек, как мал передо мною; и вот теперь, когда я думаю о нем, мне кажется, что умаляюсь я; а этот пигмей растет, принимает грозный вид… и вот в моем воображении рисуется холодное и строгое лицо мужа перед недостойной женой. Ах, страшно, страшно!… (Садится.)Но что это со мной? (Хватается за грудь.)Мне теснит грудь, я умираю… А! Нет… это… я знаю, это из глубины души идут благодатные слезы. Что это за слезы? Слезы обиды, стыда, отчаяния? Но какие бы слезы ни были, только бы слезы… слезы. Рыдай, рыдай, несчастная! И если эти слезы не облегчат тебя, лучше не живи! (Рыдает.)

ЛИЦА:

 
       Цыплунов.
       Цыплунова.
       Белесова.
       Бедонегова.
       Пирамидалов.
       Садик при даче Цыплуновых, налево крыльцо дома; направо несколько деревьев и кустов, круглый стол и садовая мебель; в глубине дощатый забор и в нем калитка.
 

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

 
       Цыплунов и Цыплунова сходят с крыльца, потом Пирамидалов.
       Цыплунов. Повторите мне, маменька, все, что она вам сказала, только, прошу вас, слово в слово, не изменяйте и не прибавляйте ничего.
       Цыплунова. Она сказала мне: «Любовь вашего сына меня трогает; если б я была уверена, что достойна его и могу составить его счастие, я б ни минуты не задумалась».
       Цыплунов. Вы не клялись ей, что она была мечтой всей моей жизни, что даже видеть ее для меня блаженство невыразимое?