«По-моему, у него проблемы с профпригодностью…»
— Моя причастность к этим убийствам, которую вы пытаетесь доказать, а также мой мифический сообщник — все это продукт вашего воображения, — с сарказмом заявила Наталья.
— Так… Значит, вы отказываетесь нам помочь. — Старостин нервно бросил ручку и откинулся на спинку стула. — Хорошо, поговорим на отвлеченные темы.
— Это вы о чем?
— Ну, например, какая вам нравится музыка? Только честно. Я ведь сразу замечу, если вы будете говорить не правду.
— Ну что ж, если честно, — Наталья ненадолго задумалась, — «Травиата»
Джузеппе. Верди. Сюжет, конечно, высосан из пальца, но музыка и арии бесподобны. Люблю «Кармен» Бизе…
— А что-нибудь более легкое?
— Не знаю. — Наталья пожала плечами. — Раньше слушала рок-музыку, а теперь не слушаю. Люблю хороший джаз, блюз…
— Так-так, — Старостин постучал пальцами по столу, — а марши вам не нравятся?
— Какие еще марши?
— Ну, например, немецкие марши времен Второй мировой войны.
Наталья презрительно посмотрела на следователя.
— Это музыка для гомосексуалистов.
— Для гомосексуалистов, говорите? А у вас, случайно, нет отклонений в смысле половой ориентации?
Вместо ответа Наталья демонстративно отвернулась.
— А я ведь не зря об этом спросил. Тетушка-то ваша того… известная в Калининграде лесбиянка. А вы с ней не один год вместе прожили, выросли, можно сказать, у нее на руках.
Наталья первый раз за все время их отношений с интересом посмотрела на Старостина.
— Шила в мешке не утаишь, — продолжал следователь. — Мне известно, что однажды она приставала к вам, и вы ее так сильно толкнули, что дело дошло до реанимации. Но ведь, оправившись, заявлять-то она на вас не стала. Значит, было что-то такое между вами?..
«Не стала заявлять?» — оторопела Наталья. И тут ее осенила догадка: значит, Федор Михайлюк соврал! Ляля жива, и никто не собирается преследовать ее, Наталью Мазурову, за то, что произошло в тот проклятый вечер.
«Какая же ты сволочь, дядя Федор! Тебе все было известно… А ты, гад, на крючок меня посадил! Я никого не убивала! Кроме этих чертовых разводок, за мною ничего нет».
Наталья воспрянула духом. Старостин, внимательно наблюдавший за девушкой, был озадачен переменой, которая внезапно произошла в ее облике: она распрямила плечи, гордо подняла голову, даже следы побоев на лице, казалось, побледнели.
— Послушайте, гражданин следователь, — сказала она твердым голосом, — единственное, что вы в этой ситуации можете сделать не в ущерб себе, — немедленно освободить меня. Я никого не убивала. Ни одному суду вы не сможете доказать моей вины, потому что у вас на меня ничего нет. А нет у вас на меня ничего потому, что я невиновна. Я знаю, что за свои ошибки вы ответственности не несете, и вам плевать, сколько времени невинные люди проведут в тюрьме — день или неделю, месяц или год… Но когда-то же должна в вас заговорить совесть!
«Дядя Федя мне за все заплатит, подонок. Вот только бы поскорее выбраться отсюда…»
Наталья прекрасно понимала: чтобы выйти отсюда, ей не следует грубить сидящей перед нею блеклой личности с явно выраженным комплексом мужской неполноценности. Ей скорее надо бы в очередной раз использовать все свое обаяние, безошибочно действующее на мужчин, и заставить его сделать то, чего хочет она, а не он. Но отвращение, которое вызывал у нее альбинос, и злость за все унижения, которые он заставил ее пережить, не позволяли ей сменить тактику.
Она понимала, что прет на рожон, но ничего не могла с собой поделать.
Старостин, который с нарастающей яростью выслушал ее тираду, прищурился и процедил сквозь зубы:
— Что ж, я вижу, вы не желаете помогать следствию. Вы об этом пожалеете, гражданка Мазурова. Вы меня еще не знаете. Я из тех, кто всегда доводит дело до конца. И если я взялся доказать вашу вину, то сделаю это рано или поздно. Даже если мне придется выпустить вас, покоя я вам не обещаю. Вы будете денно и нощно чувствовать мое присутствие, будете бояться меня, потому что никогда не узнаете, рядом я или нет, А пока, — он ехидно усмехнулся, — по закону у меня есть еще два дня, которые вы проведете в той же самой камере. И две ночи… — Старостин впился в Наталью своими колючими глазками в красных обводах вокруг розоватого белка.
Свернув с широкой проезжей части, автомобиль въехал во двор. Возле подъезда Натальи стояла милицейская машина.
— Не нравится мне все это… — задумчиво произнес Михайлюк-старший и закурил.
Они подождали полчаса, но машина не отъезжала.
— Тут, я смотрю, можно до ночи куковать, — уже в раздражении сказал Федор и повернулся к брату. — Сходи посмотри, что там делается. Лифтом не пользуйся, пройдись пешком. Глянь на ее квартиру. Если все тихо, задержись на минуту и прислушайся, что там за дверью.
— Как это — прислушайся? А вдруг там засада?
— Сделай вид, что просто разглядываешь номера на дверях соседних квартир.
— А потом что?
— Потом — поднимайся выше, а уже оттуда спустишься на лифте.
— А если меня повяжут? — не унимался Михайлюк-младший.
— Не повяжут, — успокоил его Федор. — Если что — говори, друга ищешь, с которым накануне вместе пили.
— А если они не поверят?
— Я сказал — иди! — рассвирепел Федор. — Если что — сам с ними разберусь, понял?
Глядя на «воронок», Леня опасливо мялся.
— Ну! Быстро! Одна нога здесь, другая — там. Леня нехотя выбрался из машины. Войдя в подъезд, он услышал негромкие голоса. Это еще больше насторожило его, и он ступал по лестнице с осторожностью сапера на минном поле.
:
Поднявшись на площадку, где была квартира Натальи, он увидел старушек соседок, громко обсуждающих происходящее; дверь в квартиру Натальи стояла нараспашку, а внутри неторопливо расхаживали люди в милицейской форме, перетряхивая одежду, висящую в коридоре, рыская по шкафам и выдвижным ящикам тумбочек.
От неожиданности Леня чуть не рванул бегом вниз, но, припомнив слова брата, заставил себя подняться еще на один этаж и вызвал лифт. К машине он подбежал весь в испарине.
— Там полная хата ментов, — сообщил он брату. — Все вверх дном.
— Понятно… — Федор вышвырнул дымящийся окурок через открытое окошко.
— Значит, ее замели.
Он пригнулся и, обхватив голову руками, надолго задумался. Решение, которое он принял, далось ему нелегко.
— Так, Леня, — резко распрямившись, сказал Федор, — нечего нам в Москве больше делать. Придется сматывать удочки.
На лице младшего брата отразилась глубокая тоска, но оспаривать решение Федора он не решился. Только поинтересовался упавшим голосом:
— Что, домой поедем?
— Э нет! Только не домой, — усмехнулся Федор и потрепал брата по плечу.
— Не грусти. Домой нам никак нельзя. Во-первых, найдут сразу, во-вторых, у нас деньжищ — куры не клюют. С такими бабками мы с тобой где угодно поселиться можем. Хоть на берегу моря…
Леня повеселел.
— Слышь, а что? Давай точно махнем…
— Погоди, — оборвал его брат, — нельзя так просто сваливать. Надо все концы обрубить.
— Ты о чем?
— А то не понимаешь? До Черной вдовы нам не дотянуться. А вот Цыгарь…
Леня недоуменно пожал плечами.
— Цыгарь — нормальный пацан. Он будет молчать:
— С этим есть проблемы. — Старший брат был непреклонен. — Может, он и будет молчать, да только кто за это поручится? И потом, слишком дорого нам его молчание обойдется. Ты что, хочешь ему сто штук отдать? Это тебе не гулькин хрен!
Леня ненадолго задумался.
— Жалко.
— Вот и я о том. И вообще, за что ему такие бабки давать? Ну да, вскрыл он сейф… Так это любой дурак сделать может. Ведь главную работу мы с тобой провернули. Я все придумал, организовал. А ты на душу грех какой взял!.. Все это несравнимо с тем, что сделал он. Но он видел деньги. Кто ж предполагал, что в том долбаном сейфе почти пол-"лимона" баксов валяться будет? Я бы ему заплатил, как слесарю, пару штук за работу. Так ведь он обидится, а потом и сдаваться побежит. Нет, это дело так оставлять нельзя. Придется проблему решить раз и навсегда… Для гарантии. Иди позвони ему и скажи, чтобы приезжал ко мне на дачу, попозже только, часам к одиннадцати, когда темнеть начнет…
— Прямо там его?..
— Нет. Зачем, чтобы нас кто-нибудь вместе видел? Подкараулим на опушке, завезем подальше в лес в какое-нибудь место укромное: деньги, мол, там зарыты.
Сам же себе и яму выкопает. В темноте не разберется, что к чему. А потом — тюк по голове, и дело с концом. Никто в жизни не найдет. Главное, яму поглубже вырыть.
— А машина? — проявил дотошность Леня.
— С «Жигулями» его вот что сделаем: номера снимем и утопим где-нибудь, а саму возьмем на шнурок, ты сядешь за руль, оттранспортируем куда-нибудь на окраину, загоним подальше во дворы, поставим возле какого-нибудь дома, колеса проткнем, и пусть все думают, что это — обыкновенный «подснежник». Она там сто лет стоять будет, прежде чем кто хватится.
— Классно ты все придумал, Федя. — Леня посмотрел' на старшего брата с восхищением. — С тобой не пропадешь.
— Вот именно. Держись меня, братишка, — и все будет хоккей. Кто тебе еще, кроме меня, поможет?
Степан Цыганков, он же Цыгарь, нервничал: прошли уже сутки, а он все не мог связаться ни со своими подельниками, ни с Натальей.
К Черной вдове Цыгарь относился иначе, чем к братьям Михайлюкам. В какой-то степени она оставалась для него загадкой. Наталья явно не испытывала удовольствия от их совместной деятельности, и Цыгарь догадывался, что на разводку лохов она согласилась не без давления со стороны Федора Михайлюка. За что бывший мент мог держать ее на крючке, Цыгарь не знал, но все равно его симпатии были на стороне молодой красавицы.
За последние два дня ситуация резко изменилась. Если раньше они разводили нечистоплотных чинуш и политиканов, отбирать нечестно заработанные деньги у которых было даже лестно, то последнее дело с рекламщиком поставило все с ног на голову.
Цыгарь слышал, как Наталья уговаривала Михайлюка оставить Ольшанского в покое. Если Андрей ей понравился, значит, он был неплохим парнем, который к тому же и деньги умел зарабатывать. В этом Цыгарь убедился своими глазами, вскрыв сейф в его офисе.
До сих пор, идя на дело с Михайлюками, Цыгарь воображал себя героем фильма про честных разбойников и гнусных мошенников. Несмотря на то, что работа его была опасной, он не сомневался: настоящее злодейство лежит где-то далеко от того, что он делал. Он был уверен, что все их дела можно рассматривать как авантюру — опасное предприятие с целью пощекотать себе нервы и набить карманы.
Теперь же теплая компания под предводительством Федора Михайлюка вдруг превратилась в организованную преступную группу , на счету которой имеется уже и убийство. Тут стало не до романтики…
Играть дальше в такие игры Цыгарь не хотел. Единственное, что ему было нужно, — забрать свою долю. В принципе он мог обойтись и без этих «кровавых» денег, но при мысли о том, что все они достанутся Михайлюкам, ему становилось не по себе.
Поэтому Степан раз за разом набирал телефонные номера подельников, но ответами ему были только длинные гудки. Когда же зазвонил его собственный телефон, Цыгарь вздрогнул и не без колебаний ответил лишь после пятого звонка.
— Ты что там, в сортире сидишь? — услышал он недовольный голос Лени Михайлюка. — Чего трубку не поднимаешь?
У Цыгаря отлегло на душе.
— Я вам не дневальный на тумбочке! — огрызнулся он. — Вы сами-то где мотаетесь? Уже задолбался искать вас повсюду.
— У нас тут были крутые делишки, — деловито отозвался Леня. — Короче, слушай: Черную вдову замели. А может, и сама сдалась.
— С чего ты взял? — не поверил Цыгарь.
— Да я возле ее дома стою. Перед подъездом «воронок», у нее полная хата ментов, шарят по всем закромам.
— Не верю, чтоб она добровольно в ментовку пошла. — Для него была неприемлема даже мысль о предательстве Натальи. —Если ее взяли, это еще не значит, что она раскололась.
— Да какая, к едрене фене, разница! Или ты ждать собираешься, пока тебя с толчка менты снимут? Короче, братан решил так: пилим бабки и разбегаемся. Мы друг друга не знаем…
— Согласен, — не колеблясь ни секунды, сказал Цыгарь. Его вполне устраивала возможность разбежаться с братвой, как он про себя называл Михайлюков.
— Тогда слушай внимательно. — Леня понизил голос. — Встречаемся в одиннадцать у Феди на даче. Ты знаешь, где это? По Минке до поворота на Нарофоминск, а там километров десять и перед Акуловом налево, в лес.
— Да знаю я, — перебил его Цыгарь, настораживаясь, — место встречи ему не понравилось. — А почему именно там?
— А потому, что так надо, — многозначительно произнес Леня.
— Понятно.
— В одиннадцать встречаемся там, как раз стемнеет.
Цыгарь положил трубку и посмотрел на часы. Времени было еще предостаточно, но он, не медля, стал собираться.
«Если Наталью замели, то и ко мне могут нагрянуть в любую минуту». Он оделся, положил в сумку лучшую одежду, засунул в карман все документы и оставшиеся деньги — довольно пухлую пачку, тысяч шесть долларов. Уже направляясь к двери, окинул взглядом свою небольшую, однокомнатную квартирку.
Это были всего лишь стены и крыша, а вернее, потолок над головой. Не более.
Домом в настоящем, глубоком смысле этого слова жилье его назвать было нельзя.
Без всякого сожаления он запер дверь, спустился по лестнице и, выйдя из подъезда, внимательно осмотрелся. Не заметив ничего подозрительного, он направился в сторону автостоянки, на которой, овеваемые всеми ветрами, уже не первый год медленно старели его «Жигули».
Чтобы машина завелась, пришлось изрядно повозиться. Однако, ожив в руках хозяина, машина стала более покладистой.
Отогнав «Жигули» подальше от стоянки, Цыгарь притормозил у обочины на одной из тихих улочек, достал из бардачка подробную карту Москвы и стал продумывать дальнейший маршрут. Он не хотел ехать по Кутузовскому — предпочитал как можно реже встречаться с милицией.
На МКАД Цыгарь выскочил по Мичуринскому проспекту. Повернув направо, поехал в направлении Минской развязки в сплошном потоке машин. Время уже поджимало. Он гнал «Жигули», перескакивая из одного ряда в другой.
Водители, которых он то и дело подрезал, возмущенно сигналили вслед. Не обращая внимания на эти мелкие раздражители, Цыгарь давил на педаль акселератора. Поначалу, больше занятый дорогой, он не смотрел на показания приборов. Когда же загорелась красная лампочка, сигнализирующая о закипании охлаждающей жидкости, он сбавил газ.
Однако он явно пытался выжать невозможное из своих изношенных «Жигулей». Надеясь, что работа на пониженных оборотах пойдет двигателю на пользу, он проехал в таком режиме еще пару километров, однако лампочка продолжала гореть, а вскоре из-под капота клубами повалил пар.
— Приехали, твою мать!.,; — вслух выругался Цы-гарь.
Понимая, что дальше двигаться нельзя, он стал перестраиваться в крайний правый ряд.
«Постою немного на обочине с выключенным движком, пусть остынет».
Уже притормаживая, он успел заметить метрах в пятидесяти перед собой милицейскую машину у обочины. Похоже, там произошло какое-то ДТП, и двое сотрудников ГИБДД разбирались с водителем зеленой «Газели».
Цыгарь остановился, нажал кнопку аварийной сигнализации и в тот же момент почувствовал сильный удар в багажник своего автомобиля. Его швырнуло вперед, на рулевую колонку, но сработал ремень безопасности, иначе ему бы не миновать перелома ребер. Несколько секунд он приходил в себя — от удара гудело в голове, а в глазах плавали ярко мигающие разноцветные звезды.
Водитель «Газели» обрадовался происшедшему на шоссе. Пока Цыгарь отстегнул ремень и выбрался из машины, сотрудники автоинспекции, случайно ставшие свидетелями столкновения, вернули задержанному документы и велели ему убираться восвояси.
Едва придя в себя и почувствовав под ногами твердую почву, Цыгарь посмотрел назад. Уткнувшись носом в разбитый багажник его «Жигулей», на дороге стояла белая «Нива» с небольшим прицепом, на котором возвышался обвязанный шпагатом старый холодильник. За треснувшим лобовым стеклом маячили побелевшие, насмерть перепуганные лица пожилой супружеской пары.
— Ты что, охренел, что ли?! — мотая головой и вытирая вспотевшее лицо, взревел Цыгарь.
Его крик заставил оцепеневшего пенсионера очнуться и выбраться из машины.
— Ты что, дед, не видел, что я торможу?
— Не видел! — с неожиданной злостью попер на него владелец «Нивы».
— Ослеп от старости?
— Да у тебя тормозные сигналы не работают!
Только сейчас Цыгарь сообразил, что проверить это невозможно — от удара задние фонари его «Жигулей» рассыпались вдребезги.
— Ах ты, пердун старый!.. — Цыгарь едва не бросился на пенсионера с кулаками. — Все у меня работало! Кому ты тюльку гонишь?
— А я тебе говорю, что ничего не работало. И жена моя подтвердит. Маша, скажи, ведь ничего не работало.
Его супруга, до этого растерянно хлопавшая глазами, часто-часто закивала.
— Точно-точно! — еще и заверещала она, увидев направляющихся к месту столкновения милиционеров. С резвостью, более свойственной молодым, старушка выскочила из машины и, размахивая руками, стала причитать:
— Ой! Это ж сколько теперь ремонт будет стоить?! Мы из-за тебя, засранец, фары разбили и весь передок измяли! Двадцать лет ездили — и ни одной царапины. А тут такое несчастье…
Первым к «Жигулям» Цыгаря подошел высокий и грузный рыжеусый милиционер с двумя скромными лейтенантскими звездочками на погонах.
Небрежно козырнув и пробормотав невнятной скороговоркой свои звание и фамилию, он спросил:
— Ну, что тут у вас?
— Да вот, командир, такое дело… — принялся объяснять Цыгарь. — Ехал себе спокойно, никого не трогал, и тут — бабах! Мне в задницу въехали.
— Да не ехал он! — закричал пенсионер. — Он ни с того ни с сего остановился, а тормозные фонари у него не работают.
— Сейчас разберемся, — хозяйским тоном произнес лейтенант. — Документики, пожалуйста.
Цыгарь, торопливо пошарив по карманам, протянул инспектору права и техпаспорт. Пенсионер полез за документами в бардачок. Тем временем его жена продолжала бегать вокруг «Нивы» и возмущенно охать.
— Успокойтесь, гражданочка, сейчас во всем разберемся. Михалыч, доставай рулетку.
Инспектор погрузился в изучение документов с таким видом, будто перед ним были Кумранские рукописи. Цыгарь нетерпеливо глянул на часы. «Черт! Я же опаздываю!» — понял он.
— Командир, можно побыстрее, а?.. — попросил он инспектора, выглядывая из-за его плеча. Лейтенант не удостоил его даже взглядом.
— Спешка, — нравоучительно сказал он, — нужна только при поносе и ловле блох. Ты что — торопыга?
— Да нет же, командир, — беззлобно протянул Цыгарь, разводя руками. — Меня люди ждут.
— Всех ждут. У меня вот тоже жена дома сидит и дети по лавкам скачут.
Цыганков, значит?
— Цыганков, — подтвердил Степан, которого неожиданно прошиб холодный пот.
«А что, если я уже в розыске? Нет, не может быть! Я же нигде не светился… Может, девчонка все-таки проболталась?»
Словно в подтверждение худших опасений Цыгаря, инспектор поднял голову и стал внимательно сравнивать лицо Степана с фотографией на водительских правах.
— Ну что ж вы так, Степан Владимирович? — осуждающе сказал милиционер.
— Двенадцать лет за рулем, а правил поведения на дороге не знаете.
Цыгарь испытал некоторое облегчение — ему стало ясно, что интерес инспектора ограничивается пределами дорожного происшествия. Напарник лейтенанта, сдвинув на затылок фуражку, вяло прохаживался вдоль тормозного следа «Нивы».
— Вы бы выставили знак аварийной остановки, — равнодушно сказал он, обращаясь к пенсионеру.
— Конечно-конечно, — засуетился тот. — Маша, посмотри в багажнике.
— Это такой треугольный?
— Да-да.
Цыгарь понял, что дело затягивается, и закурил. Закончив изучение документов, инспектор сунул Их в карман галифе.
— Излагайте.
— Да чего излагать, командир? — сбивчиво начал Цыгарь. — Еду я по Кольцу, машина у меня, сами видите, не новая. Смотрю — тосол закипел. Решил притормозить, постоять у обочины, чтобы двигатель остыл. Только остановился, аварийку включил, а тут — ба-бах! Аж искры из глаз. Меня, конечно, на руль швырнуло. Но, слава богу, я правила знаю — ремень безопасности был пристегнут.
А так бы все ребра переломал…
— Да не было у него никакой аварийки! — подскочил пенсионер. — И тормозные огни не работали. Я же не совсем из ума выжил, стоп-сигнал бы заметил.
Инспектор усмехнулся, понимая, куда он клонит.
— Вы, значит, своей вины не признаете? — спросил он, покручивая рыжий ус.
— Ни в чем я не виноват, товарищ инспектор, — замахал руками водитель «Нивы». — Ехал на дачу, холодильник перевозил с супругой… А тут этот впереди вильнул и подставился.
— Да все у меня в порядке было со стоп-сигналом! — возмущенно взвился Цыганков. — Я же техосмотр пару месяцев назад проходил.
Инспектор неторопливо подошел к «Ниве», посмотрел на измятый багажник «Жигулей» Цыгаря и, покачав головой,сказал:
— Да, придется проводить экспертизу. «Мать твою за ноги! — подумал Степан. — Плакали мои денежки. На встречу-то я уже не успеваю. А может, все-таки дождутся?..»
Когда Цыгарь на попутке добрался до дачного поселка, часы показывали второй час ночи. Пройдя по неосвещенной улочке между одноэтажными домиками, он не без труда обнаружил участок, на котором его должны были ожидать подельники.
В окнах неказистого домика было темно. "Или спят, или не дождались и уехали.
Машины во дворе не видно…"
Проскрипев калиткой, он подошел к домику, поднялся на невысокое крыльцо и, подергав за ручку, убедился, что дверь заперта.
— Эй, Федор! — крикнул Цыгарь, грохоча кулаком в дверь. Стук громким эхом разнесся над спящим дачным поселком. — Где ты там? Отпирай!..
Ответом ему была тишина. Цыгарь спустился с крыльца, подошел к окну и попытался заглянуть внутрь.
— Эй, Федор, ты там? — побарабанил он пальцами по стеклу.
Снова тишина.
Достав из кармана складной нож, Цыгарь поддел лезвием раму и одним ловким движением распахнул окно. Перевалившись через подоконник, спрыгнул на пол, постоял минуту, прислушиваясь, потом достал из кармана зажигалку и зажег его. Освещая, себе путь, прошелся по комнате, в которой царил полный беспорядок.
В помещении пахло табачным дымом. Значит, Михайлюки совсем недавно были здесь. Но ни в комнате, ни на веранде никого не оказалось.
— Точно съехали, козлы! — От злости Цыгарь плюнул себе под ноги. — Кинули меня с моими бабками, говноеды… — Не догадываясь, что трехчасовая задержка на шоссе спасла ему жизнь, он выбрался на улицу тем же путем — через окно. — И где их теперь искать посреди ночи? И тачку здесь теперь хрен какую найдешь… А может, их повязали? Нет, надо делать ноги, пока не поздно.
Глава 21
День десантника этим летом прошел на удивление тихо. Если не считать мелких эксцессов, случились только три крупные драки: на Патриарших, как полагается, в парке Горького и в Лосином острове. К ночи ОМОН отвели в казармы, хотя приказ о повышенной боевой готовности никто не отменял — отряды могли примчаться на любое место происшествия по первому зову остававшихся на улицах усиленных патрулей милиции.
Основная масса бывших десантников и бойцов спецназа ГРУ отдебоширила и расползлась по домам, чтобы утром опохмелиться и на год упрятать в шкафы голубые береты и слегка прогнившие под мышками полосатые тельняшки. Лишь единицы из них все еще рыскали по городу в поисках «поддачи» и приключений. Было около двух часов ночи. Погода стояла безветренная, продолжало тянуть жаром от раскаленного за день асфальта. Невдалеке отражала свет редких фонарей ровная, как зеркало, гладь Верхнего Царицынского пруда.
По темной аллее медленно двигались две фигуры.
Привыкнув к полумраку, можно было рассмотреть довольно высокого худощавого мужчину в очках с металлической оправой, за стеклами которых лихорадочно поблескивали глаза. Он без умолку говорил и картинно жестикулировал, то и дело поправляя на плече ремень портфеля из искусственной кожи. Под руку его держала броско разодетая по последнему писку моды деваха, которая с нескрываемым восторгом смотрела на спутника, изредка дурновато посмеиваясь и бросая невпопад короткие замечания нетрезвым голосом.
— Считается, что западное общество индивидуалистическое. Это полный абсурд, — «запрягал» очкарик. — На Западе человек, чтобы избавиться от всепроникающего влияния общества, в первую очередь выбрасывает телевизор, перестает читать газеты, но этого мало, и тогда он вынужден сбегать куда-нибудь в Гималаи. А на Востоке каждый человек считается уникальным созданием, сыном божим. И поэтому ему достаточно углубиться в себя, и никуда уходить не надо.
Как говорится в одной сутре: рыба, если хочет покинуть косяк, выбрасывается на берег, где задыхается; тигр, если хочет уйти из стаи, приходит в город, где его ловят и сажают в клетку; истинный же мудрец никогда не сбегает от толпы, а поэтому он неуязвим!
— Эй ты, философ, бля! — раздался сзади пьяный голос.
От неожиданности очкарика передернуло. Он замер как вкопанный, и на лбу его мигом выступили капельки холодного пота. Спутница испугалась меньше. Почти невозмутимо оглянувшись через плечо, она потянула кавалера за локоть:
— Не обращай внимания, Саша, пошли.
— Куда пошли?! — послышалось возмущенное рычание. — Духи вонючие, бля, стоять!
Возле парочки покачивались трое непонятно откуда появившихся парней в голубых беретах. По-видимому, ветеранов СА перемкнуло от непомерного количества употребленного алкоголя, и они, позабыв о времени и месте, вышли на охоту «в рейд».
— Вам пора спать, десантники, — с бесстрашным сарказмом заявила деваха.
Было видно, что ей не впервой общаться с пьяными дембелями. Но тут была совсем иная ситуация: она оказалась в компании социально чуждого им элемента — интеллигентишки. А поэтому парни были настроены серьезно.
— Молчать, ссыкуха! Ща добазаришься!
Девушку схватила за волосы чья-то жилистая рука и со всей силы потянула к себе. Бедняга завизжала от нестерпимой боли и взмолилась:
— Ой, отпустите! Саша, помоги!
Но Саша уже без оглядки мчался вдоль аллеи. Парни были хоть и пьяные, но натренированные: очкарика догнали, и от резкой подсечки он с разбегу рухнул наземь под звон бьющегося стекла. Послышался отчаянный вопль, трехэтажный мат, и очкарика принялись обрабатывать ногами. Чуть поодаль продолжала вопить его спутница, которая уже лежала на прохладной траве, и кто-то, затыкая ей рот пропахшей дешевым табаком ладонью, второй рукой пытался стащить с нее элементы нижнего белья.
Две милицейские машины появились как из-под земли. Прямо по пешеходной аллее они с двух сторон подъехали к месту происшествия и резко затормозили.
На крыше одной из них дважды крутанулись проблесковые маячки, и рявкнула сирена. Из распахнутых дверок повысыпали рослые парни с дубинками наперевес и бросились ловить попытавшихся сбежать участников инцидента. В темноте раздавались короткие приглушенные ругательства:
— Куда, б…?! Стоять! Лежи, сука, не дергайся!
Один из бывших десантников, которого волокли к машине, попытался закосить «под своего»:
— Да я сам пойду, мужики!
— Молчать, животное!
Ему тут же резко скрутили кожу на бицепсах, и парень взвыл от обжигающей боли.
Вся операция заняла не больше минуты, и очень скоро нападавшие вместе с потерпевшими были доставлены в отделение.
Там медлительный дежурный офицер принялся вяло составлять протоколы на задержанных десантников. Он долго и нудно записывал их данные, сверял их с информацией из компьтера, затем потянулся и подтащил к себе подобранный на месте происшествия портфель.
— Чей? — поинтересовался офицер. Вместо ответа десантники лишь пожали плечами. Офицер равнодушно заглянул внутрь, и вдруг его передернуло. Он вывалил содержимое на стол. Из портфеля вывалились кинжал с костяной рукояткой, пара тюбиков помады, тени, тушь, румяна, прочая косметика, а также пара аккуратно сложенных больших целлофановых пакетов.
— Ни хрена себе! — воскликнул офицер, затем порылся в бумагах на столе, нашел нужную и швырнул ее сидевшему за пультом прапорщику:
— Звони в угро. Мы, кажется. Гримера зацепили!
Затем он прихватил пустой портфель и заглянул в комнату, где, все еще всхлипывая, сидела пострадавшая.
— Чей это портфель? — поинтересовался у нее офицер.
— При чем тут портфель?! — возмутилась девушка. — Меня чуть не изнасиловали! Где эти ублюдки? Вы посадите их в тюрьму?
— Чей это портфель? — твердым голосом повторил вопрос офицер.
Девушка мельком взглянула и ответила:
— Это Сашин портфель. Где он сам? Эти ублюдки его до полусмерти избили, я сама видела!
— Заткнись! — не выдержал дежурный офицер. — Эти ублюдки жизнь тебе спасли, дура.
* * *
Когда Наталья вошла в камеру для допросов, майор Старостин, глянув на нее, саркастически усмехнулся.
Не поднимая глаз, она села на табурет и потухшим взглядом уставилась на свои кроссовки.
Старостин вовсе не чувствовал того азарта, с которым приходил сюда в прошлый раз. И все же не преминул поддеть ее:
— Трех дней не прошло, как вы находитесь в следственном изоляторе, а вас не узнать, гражданка Мазурова.
Наталья ничего не ответила. Выглядела она действительно хуже некуда: ничего не выражающий взгляд, фиолетовые круги под глазами, бледная как полотно, грязные, слипшиеся в сосульки волосы. У стороннего наблюдателя могло создаться впечатление, что она пребывает в полной прострации.
— А ведь я, можно сказать, всего только экскурсию вам устроил, — продолжал язвить следователь. — Представляете, что с вами стало бы, окажись вы на зоне? Вы там, гражданка Мазурова, не выживете. Казалось, девушка не слушает его.
— Может, вы все-таки расскажете мне что-нибудь интересное? Я бы выслушал с большим удовольствием.
Его слова отдавались в голове у Натальи глухим эхом, как будто Старостин был где-то далеко, по другую сторону бесконечно длинного тоннеля. Она действительно не вникала в смысл его слов. Наталья вообще ни о чем не думала.