— Богема… Эта публика, — продолжал Данилин, — никогда не отличалась высокой нравственностью. К Ляле Кошелевой это имеет прямое отношение. К тому же город у нас — портовый, а потому проблемы с наркотиками, проституцией, сводниками, фарцовщиками всякими были всегда. Вот и за Лялей грешки велись: она покуривала «травку» и приторговывала ею заодно. Правда, надо отдать должное: с поличным схватить нам ее ни разу не удалось. А вот административные задержания за сводничество случались, но без серьезных последствий для Ляли. То руководство театра ее отмазывало, то еще кто-нибудь сверху звонил…

— Кошелева была таким ценным работником? — поинтересовался Старостин.

— Да кто их там разберет? Обеспечивала, так сказать, весь комплекс услуг. Кому надо…

— И как же ей опекунство доверили над племянницей?

— Вы и про это знаете? — удивился Данилин.

— Работаем.

— Так ведь не было оснований для отказа: судимостей за ней не водилось, а девчонке она была ближайшей родственницей. Ох и намучилась она с ней!

— Кто с кем?

— Племянница с теткой. У той квартира была — настоящий притон.

Постоянно «девочки» ее собирались, пьянствовали, дебоширили. А Натаха в школу ходила, уроки надо было делать… Училась она плохо, да это и понятно — ходила вечно полуголодная… В одном ей повезло: в театре ее любили, выросла, можно сказать, при нем. Пока не подросла. А там уже произошла эта история с теткой.

«Вот они откуда — самостоятельность, любовь к театру и скрытность», — подумал Старостин.

— Вы так хорошо помните о какой-то там девчонке-подростке.

— Так ведь моя дочка младшая с нею в одном классе училась, — усмехнулся пенсионер. — Наташа и дома у нас нередко бывала. Город-то у нас не очень большой. Военных, конечно, много, но они всегда особняком держались. Да и вообще — мир тесен.

— Это точно, — согласился Старостин и решил быть поаккуратнее в своих расспросах.

— А что между ними произошло в тот вечер? — поинтересовался он. — Между, как вы говорите, Лялей и ее племянницей.

— Нам удалось узнать немногое. Судя по тому, что рассказали соседи, подрались они тогда. Видно, девчонка толкнула тетку, та упала и разбила голову.

— А на какой почве могла возникнуть ссора?

— Почва?.. — Данилин как-то странно усмехнулся и посмотрел в сторону. — Почва… В принципе об этом многие знали. Дело в том, что Кошелева была, как сейчас принято говорить, нетрадиционной сексуальной ориентации.

— Лесбиянка? — уточнил Старостин.

— Именно. Видимо, потому она и не стала писать заявление на племянницу, чтобы не вытаскивать все это на свет божий. А девчонка, как я предполагаю, испугалась и убежала из дому. Мы ее пытались разыскать. Работал по этому делу капитан Михайлюк — сосед их, кстати, по дому. Но все безуспешно. А потом я ушел на пенсию…

— А капитан Михайлюк еще работает?

— Нет, он еще при мне уволился, уехал куда-то.

— Куда, не подскажете?

— Понятия не имею, — вздохнул Данилин. — Может, на родину — он с Украины родом. А может, еще куда… Кто их знает. Разбросало людей по свету.

Вот один мой сослуживец в Белграде осел.

— В Белграде?

— Уехал в девяносто втором в Боснию добровольцем, с сербами против мусульман воевал, да так в этой Югославии и остался. Приженился вроде на местной, теперь вот и гражданство югославское получил. Вот как оно все поворачивается…

Старостин постарался вернуть разговор в прежнее русло:

— Скажите, Петр Иванович, а как случилось, что Наталье пришлось жить с такой опекуншей? Как она осиротела, иными словами?

Данилин отвел глаза и заговорил, глядя куда-то в сторону:

— Нехорошая история приключилась. Ехали ее родители на машине и врезались на скорости в дерево. Оба погибли.

— Да, — вздохнул Старостин, — неприятная история. Ну да что ж теперь…

С каждым такая случайность приключиться может.

— Так ведь в том-то и дело, что вовсе не случайность виновата.

Виноватым оказался один большой партийный работник — ехал пьяным за рулем служебной «Волги». Из-за него все и произошло. Ну, дело замяли, как полагается, перевели его с повышением в другое место.

— Вот, оказывается, в чем дело.

— Именно в этом. Кстати, как вас, простите? Майор Старостин? Первым секретарем был ваш однофамилец…

Утром следующего дня Наталья встретилась с Михайлюком.

— Я все узнал. — Федор был необычайно оживлен и то и дело взмахивал руками. — Шеф вчера по пьяной лавочке проболтался. У него ведь общие дела с Ольшанским по рекламной части. Гатаулин в счет аванса выдал Ольшанскому крупную сумму денег… Наличкой! И не просто наличкой, а «зеленью». Правда, сколько там, точно сказать не могу. Ольшанский держит их в своем офисном сейфе.

— Ну и что?

— Как что? — выкатил глаза Михайлюк. — Ты, может, порвала с ним?!

— Нет. И сегодня Андрей пригласил меня в ресторан. Но я не стану заниматься вымогательством, — с неожиданной твердостью заявила Наталья, — и на вашу хату его не поведу, хоть ты, дядя Федор, что хочешь со мной делай.

— Заткнись, дура! — грубо рявкнул на нее Михайлюк. — Или предпочитаешь зону топтать? Она напряженно молчала.

— Ладно, — неожиданно смягчился он, — от тебя ничего такого и не требуется. Хочешь крутить с ним — крути. Погуляйте в кабаке, пригласит к себе — да ради бога, иди. В общем, не будем торопить события. Я еще покумекаю.

Оставшись в машине один, Федор некоторое время молча сидел за рулем и курил. Он солгал, успокаивая Наталью. Еще накануне вечером, узнав, что в офисе Ольшанского хранится крупная сумма денег в американской валюте, он составил план действий. Намерение рекламщика провести сегодняшний вечер и, возможно, ночь с Натальей было ему только на руку и ускоряло развязку.

«Пускай побарахтаются в постели, — думал Федор, — а Цыгарь с Леней тем временем пошарят в офисе. Главное — обойтись без лишнего шума. С охраной проблемы могут возникнуть… Надо нейтрализовать… Нет, лучше обойти. Ладно, на месте разберемся».

Офис Ольшанского располагался на первом этаже невысокого здания, большую часть которого занимали помещения Института повышения квалификации работников машиностроительной отрасли. Над отдельным входом в офис рекламного агентства висела камера видеонаблюдения. В небольшой комнатке за тяжелой металлической дверью перед монитором скучали два охранника. Один из них, услышав трель телефонного аппарата, стоявшего на столе, снял трубку.

— Ну да, я. А что такое? Что, прямо сейчас? Да я не могу, у меня служба. — Оторвавшись на секунду от телефона и закрыв трубку рукой, он обратился к напарнику:

— Иваныч, слушай, тут такое дело… Начинается!

— Рожает?

— Вроде как схватки…

Второй охранник, мужчина средних лет с внешностью отставного милиционера, глянул на наручные часы.

— Начало двенадцатого…

— Может, отпустишь? Все-таки дело нешуточное, а родственники все, как назло, на дачу съехали из-за этой жары.

— Валяй. Здесь, тьфу-тьфу, все спокойно, а до утра как-нибудь один управлюсь.

Степан Цыганков и Леонид Михайлюк, сидевшие вместе с Федором в неказистых «Жигулях» в глубине двора неподалеку от офиса Ольшанского, внимательно наблюдали за происходящим.

Им было хорошо видно, как стальная двери офиса распахнулась и оттуда вышли два охранника. Пожав друг другу руки, они распрощались. Тот, что помоложе, сел в старенький «Москвич» и быстро уехал. Второй спустился с крыльца и, закурив, стал прохаживаться, поглядывая на усыпанное мерцающими звездами ясное небо.

— Чертова жара, — выругался он вслух, — третий месяц уже. Дом раскалился, как печка…

Цыгарь возбужденно заерзал, наблюдая за одиноким охранником.

— Леня, давай рискнем! — Он дернул подельника за рукав.

— Федя, а ты что скажешь? — обратился Михайлюк-младший к брату, сидевшему за рулем. Тот молчал.

— Федор, решайся скорее, — горячо зашептал Цыгарь. — Видишь, он там один остался! Оприходуем его без шума и пыли, под алкашей сработаем.

— Добро, — откликнулся наконец Федор Михайлюк, — только аккуратно…

Спустя минуту, когда охранник уже затушил окурок ногой и собирался вернуться на свой пост, к нему шатающейся походкой подошли двое мужчин, разминая на ходу сигареты.

— Слышь, браток, у тебя огонька не найдется? — заплетающимся языком спросил один из них — молодой парень довольно хлипкого на вид телосложения.

Второй, повыше ростом и покрупнее, держался сзади. Охранник подозрительным взглядом смерил подгулявших мужичков и, на всякий случай положив одну руку на кобуру с пистолетом, второй протянул зажигалку.

— Вот спасибо! — Парень потянулся к зажигалке и неожиданно нанес хлесткий удар охраннику в пах.

От резкой боли тот перегнулся пополам, и мгновенно подскочивший к нему Леня Михайлюк довершил дело мощнейшим ударом ребром ладони по шее.

Наблюдавший за происходящим Федор поспешил к ним.

— Не задерживайтесь во дворе! — громко прошептал он, дрожащей рукой нащупывая пистолет на поясе.

Цыгарь и Леня затащили охранника в офис и захлопнули за собой дверь.

Федор вернулся в машину.

Наталья лежала в постели, нежно поглаживая Андрея, который свернулся рядом в позе младенца во чреве матери.

— Ты когда брился в последний раз?

— Утром.

— У тебя не лицо, а наждачная бумага.

— Что я могу поделать? — негромко засмеялся он. — Природа…

— Мне из-за твоей природы утром придется тонну грима на лицо накладывать.

— Я оплачиваю все расходы на косметику, — шутливо откликнулся он. — Ты же знаешь, средства у меня есть. Мы можем вести вполне обеспеченный образ жизни.

— Мне от тебя совсем иное нужно.

— Что именно?

— То, что требуется любой женщине, — тепло и внимание.

— Неужели ты можешь пожаловаться на отсутствие внимания со стороны мужчин? По-моему, такой женщине, как ты, чаще хочется отдохнуть от них…

— …в твоих объятиях.

Он перевернулся на спину, взял с прикроватной тумбы сигареты и закурил.

Его долгое молчание заставило Наталью осторожно спросить:

— Тебя что-то беспокоит?

— Дела… Помнишь, я тебе как-то говорил о неприятностях?

— Я думала, все уже разрешилось.

— Нет. Просто затихло. Вот это меня больше всего и волнует… Поскорей бы развязать этот узел и больше никогда не связываться. Ты понимаешь, какое дело… Я тогда был на мели, срочно требовалась финансовая подпитка. Сначала пытался по знакомым занять, бизнесмена одного просил, нефтеторговца. Но и у него свободных денег не оказалось. А тут они объявились, братва. Пришлось согласиться. Вот так все и началось…

Раздалась мелодичная трель сотового телефона. Наталья машинально взглянула на мерцающий циферблат электронного будильника. Время шло к полуночи.

— Кто это? — обеспокоено спросила она.

— В такое время могут звонить только они, — ответил Андрей, протянув руку за телефоном. — Да, я слушаю. А где вы были раньше? Нет-нет, все готово.

Где? У меня в офисе. Что, прямо сейчас? Хорошо, подъезжайте, буду там через пятнадцать минут.

Он отключил телефон, тяжело вздохнул и, встав с кровати, начал одеваться.

— Куда ты?

— Подожди меня здесь. Я вернусь через час. Мне надо съездить в офис… развязать узел.

Ничего больше не объясняя, Ольшанский вышел из комнаты. В прихожей задержался, открыл дверцу платяного шкафа и, пошарив рукой по одной из полок, достал пистолет. Сунув его под рубашку за пояс джинсов, Он вышел из квартиры.

В тот вечер майор Старостин поехал навестить отца. Он не любил бывать дома у Старостина-старшего, и ему всякий раз приходилось делать усилие над собой, чтобы выполнить сыновний долг.

У сына были претензии к родителю. Когда-то тот сумел сделать довольно успешную карьеру по партийной линии, занимал высокий пост в одном из райкомов партии в Калининградской области. Юный Володя был абсолютно уверен в своем светлом будущем. Но затем что-то произошло… У отца случились крупные неприятности, и в итоге его перевели в поселок Глинка Смоленской области. Вроде бы на повышение, но переезд с Балтийского взморья в глухую отсталую деревню поверг молодого человека в шок. Да и отца — тоже. Батька запил горькую, и карьере его вскоре пришел конец. Сыну еще удалось поступить на юридический, но дальше приходилось пробиваться самостоятельно, без какой-либо поддержки. А после смерти матери отец вовсе стал плох, буквально загоняя себя в могилу.

Пришлось перетащить его за собой в Москву.

Здесь Старостину-старшему полегчало. Как ни крути, а сбылась мечта его юности — жить в столице. Уважили его и бывшие друзья-коллеги, пристроили на приличную работу. Батька окреп, и в нем с новой силой стали проявляться былые диктаторские замашки. Да и водку снова стал пить, как в прежние времена.

Встречи с отцом для майора Старостина означали бесконечные поучения, разговоры о политике, набившая оскомину ругань в адрес Горбачева, Ельцина и демократов, обещания всем им что-то еще там показать.

Этот вечер не был исключением. Отец выставил на стол бутылку и завел свою вечную песню про то, какой раньше кругом был порядок, а сейчас — полный бардак.

Старостин-младший сидел молча, не проронив ни слова. Отца он не слушал — мысли его витали очень далеко.

Родителю это не понравилось. Ему требовалась аудитория, и он довольно грубо потребовал:

— Слушай меня, не отвлекайся!

— Отец, — неожиданно прервал его сын, — я хочу задать тебе один вопрос.

— Задавай, — с тревожной готовностью согласился Старостин — старший.

— Раньше я никогда у тебя не спрашивал… Скажи, а почему тебя тогда, в конце семидесятых, перевели на Смоленщину?

Отец смутился, что на него было совсем не похоже.

— С чего бы это тебя заинтересовало? Было одно дело, понимаешь… Как бы тебе сказать? Сцепился я с секретарем обкома по одному вопросу.

Принципиальному…

— Из-за той аварии на шоссе? — подсказал сын. Мгновенная перемена, которая произошла с отцом, была пугающей — словно черная туча обволокла непроглядной тенью его лицо. Майор успел пожалеть о своем вопросе. Но то, что произошло дальше, было совершенно неожиданно для него: глаза отца налились кровью, и вместо слов оправдания он разразился черной руганью:

— Сопляк! Не твое это дело! Грязные ублюдки, привыкли копать под всех и мешать жить заслуженным людям. Ничего ты не докажешь. Ты ничего не знаешь и не можешь знать! Свидетелей нет, никто ничего не видел!

— Замолчи! — крикнул сын, возможно, впервые проявив волю, давая понять, что он уже давно не мальчишка. Вся обида, которая давно накопилась у него внутри, наконец вырвалась наружу. Обида за мать, которую, как утверждали все без исключения соседи, довел до могилы его отец, обида за себя и свою непростую судьбу, в чем он мысленно также винил отца. — Были свидетели, понимаешь? И не один — несколько. Все все знают! Первый же пенсионер в Калининграде, к которому я обратился, все мне рассказал и назвал твою — и мою — фамилию. И про то, как ты возвращался после гулянки с бл…ми, как сидел за рулем «Волги» и был пьян!

Старостин-старший схватился за сердце и часто задышал. Но сын еще не успел испугаться, как тот с ненавистью в глазах прохрипел:

— Так ты уже под отца родного копаешь, сыщик?! Отца родного за решетку решил упрятать? Ничего не выйдет, щенок! Ровно двадцать лет прошло, ровнехонько! Так что за сроком давности…

Майор Старостин неожиданно поник, почувствовав смертельную усталость.

— Успокойся, я не Павлик Морозов, — тихо произнес он. — Не копал я под тебя. Я узнал все совершенно случайно. Меня интересовала судьба одной женщины.

Она оказалась дочерью тех людей, которые тогда погибли.

Он поднял стакан и залпом осушил его. И тут Старостин заметил, как отец, неестественно запрокинув голову, стал грузно опускаться вдоль стены на пол.

— Батя, батя! — закричал майор, бросившись к нему.

Он приподнял его веки и тут же отпрянул, встретившись с пустым «взглядом» закатившихся глаз.

Схватив трубку телефона, он дрожащими пальцами набрал 03 и прокричал в микрофон:

— «Скорая»? Говорит майор уголовного розыска Старостин. Необходима срочная медицинская помощь!..

Назвав адрес, он снова метнулся к отцу, расстегнул ворот его рубашки и принялся массировать ему сердце.

Цыгарь с Леней задерживались в офисе. Федор, сидевший в машине в глубине двора, нервно поглядывал на часы.

«Что они там тянут?»

Услышав гул подъезжающей машины, он нервно закусил губу.

Возле офиса остановился «Ягуар», из которого вышел Андрей Ольшанский.

Он сразу же направился к металлической двери. Дернув за ручку и убедившись, что офис заперт, нажал на кнопку звонка. Дверь не открывали.

— Да что они там, спят, что ли? — вслух произнес Ольшанский.

Подождав еще немного, он достал из кармана ключи и, выбрав среди них нужный, сунул в замочную скважину. Открыв замок, вошел внутрь.

«Что он здесь делает посреди ночи? Вот уж этого я не ждал. Ну, все…»

— подумал Федор, выдергивая из-за пояса пистолет. Выскочив из машины, он бросился на помощь подельникам. Словно в подтверждение его худших опасений, из офиса донеслись два приглушенных хлопка.

Распахнув незапертую дверь, он влетел в длинный, узкий коридор и, пробежав несколько метров, лоб в лоб столкнулся со своим младшим братом.

Леня направил на него. пистолет, и только крик Цыгаря спас положение:

— Стой! Это же Федор!

Тяжело дыша, Михайлюк-младший опустил руку.

— Грохнул я его, — просипел он, облизывая пересохшие губы.

Федор бросился в комнату, где на полу, раскинув руки, лежал Андрей Ольшанский. Вокруг головы расплывалось большое темное пятно. В руке был зажат пистолет.

В стене чернел зев распахнутого сейфа. Цыгарь с растерянным видом оправдывался: .

— Я только-только дверцу вскрыл, а тут этот вбегает!.. — Он показал на тело Ольшанского. — Пушка у него в руке была. Он пальнул сразу… Только Леня точнее оказался. Ну и…

— Идиоты, — прошипел Федор, вырывая из руки младшего брата пистолет. — Сматываться надо побыстрее.

— А как же бабки? — махнул рукой в сторону сейфа Леня.

— Там баксов — не счесть! — подтвердил Цыганков.

— Быстро в машину! — скомандовал Федор. — Я сам тут разберусь.

Он подхватив лежащую на полу спортивную сумку, метнулся к сейфу и стал торопливо запихивать в нее тугие пачки зеленых банкнот. После этого бросился к шкафу с папками, в беспорядке сбросил на пол все бумаги, облил их дорогим виски из бутылки и поджег, чиркнув зажигалкой.

Огоньки пламени, быстро разрастаясь, поползли по полу. Держа в одной руке сумку с деньгами, а в другой пистолет, Федор выбежал из кабинета.

Подельники ждали его в машине. Леня сидел, обхватив голову руками, Цыгарь непрестанно матерился. Федор швырнул сумку на заднее сиденье и сел за руль. Не включая фар, он вывел машину со двора и принялся петлять по каким-то закоулкам. Потом, держа одну руку на руле, закурил и жадно затянулся.

— Цыгарь, в бардачке лежит мобильник, — внезапно осипшим голосом произнес он. — Позвони Мазуровой. Помнишь номер?

— Помню. И что сказать? — спросил Цыгарь, набирая номер.

— Ничего, — зло бросил Михайлюк. — Скажи, чтобы ложилась на дно.

— Натаха, это ты? — сдавленно произнес Цыгарь, услышав голос в трубке.

— Тут у нас такое дело… Облом, в общем. Потом расскажу. Ты где?

Глаза его округлились, и он ошеломленно посмотрел на Федора.

— Слышишь, шеф? Она у этого… Которого мы только что…

— Дай сюда! — Михайлюк вырвал у него трубку и прокричал:

— Быстро сматывайся оттуда! И чтобы никаких следов! Ясно? Все, больше ничего объяснять не буду. На связь выйду сам.

Пожар охватил уже половину кабинетов в офисе Ольшанского, когда рядом с его одиноко маячившим во дворе «Ягуаром» остановился хищно ощетинившийся хромовыми дугами джип. Вышедшие из него четверо крепких парней направились к распахнутой двери офиса, но вскоре остановились, настороженно прислушиваясь к странному потрескиванию и вглядываясь в неясное мерцание за окнами.

— Что за хрень? — растерянно пробасил один из них.

В это время стекла стали с треском лопаться, и из окон вырвались языки пламени.

— Да там все полыхает, пацаны! Бля буду…

— Так че делать?

— Ноги делать! Тут пожарных скоро будет, как грязи, и менты понаедут.

Нам это надо?

— А как же бабки?

— Какие, на хрен, бабки?!

Солнцевские, как сайгаки, попрыгали в джип и, резко развернувшись, рванули со двора.

Высокий седовласый мужчина с тростью в руке неторопливо шел вдоль улицы Юности, ведя на поводке большую лохматую черную собаку.

Было раннее утро.

Свернув в глубь Кусковского лесопарка, он направился в сторону Большого пруда. На ходу нагнулся и отстегнул карабин поводка. Почуяв свободу, ньюфаундленд радостно подпрыгнул и помчался вперед по сырой от утренней росы траве, подняв в воздух стайку воробьев.

— Джек! — позвал собаку хозяин. — Ты куда? Я за тобой не угонюсь.

Умный пес тут же замер и обернулся на голос. Немного подождав прихрамывающего хозяина, снова рванул с места, пробежал несколько десятков метров и вдруг остановился как вкопанный. Поведя носом, бросился в сторону кустов, росших неподалеку, остановился, слегка присел, но тут же выпрямился и громко залаял.

— Джек, ты что это? — Хозяин собаки прибавил, насколько мог, шагу.

Пес побежал было к нему, но снова вернулся, заливаясь лаем.

— Да что ты там такое нашел? — Мужчина приблизился к собаке, раздвинул руками ветки, заглянул в заросли и тут же отпрянул:

— О боже!

Он сунул трость под мышку и принялся креститься. В кустах, неестественно закинув руки за голову, лежала раздетая до пояса молодая женщина.

Все ее тело было измазано запекшейся, почерневшей кровью.

О том, что случилось, Наталья узнала лишь на следующий день — утром ей позвонил Цыганков. —Степа, что у вас произошло?

— Вляпались по самую глотку. Леня, как всегда, переборщил.

— Так в чем все-таки дело?

— Ты что — не врубаешься? Перекрыли, в общем, кислород «карасю». Он теперь на Луне отдыхает.

— Что? — Наталья ошеломленно молчала. — Вы его?..

— А че оставалось делать? Ты это… короче, ничего не знаешь, ничего не видела и не слышала. Он про тебя никому не рассказывал?

— Как же так?.. — Наталья не ответила на его вопрос. Она не смогла сдержать слезы и расплакалась навзрыд.

— Не надо, Натаха. Успокойся… Потом созвонимся. Я просто хотел, чтобы ты знала. Пока, в общем.