Дуди Дуби Ду

      С польскими полицейскими можно договориться и по сей день. Это вам не бездушные немцы, которые, объявив штраф в восемьдесят марок, в ответ на возражения нарушителя тут же объявляют сто. Замолкаешь моментально и немедленно оплачиваешь означенную в квитанцию сумму. Польская душа, хоть и не пользующаяся кириллицей в своей письменности и много веков подряд предпочитающая ежевоскресно молиться Пресвятой Деве Марии, а не православным заступникам, как ни крути, все же душа славянская. Польша — это некая буферная зона между католическим и православным миром. Душа поляка слегка коррумпирована и далеко не равнодушна к ниспосланной свыше денежной благодати, делиться которой с государственным бюджетом совсем не обязательно.
      На проезжающую через населенный пункт со скоростью семьдесят километров в час машину польские полицейские не обратят никакого внимания. Если скорость километров на десять больше и за рулем сидит знакомый деревенский родственник, пригрозят кулаком. Ну а если еще выше, тогда не поздоровится никому…
      Вскоре, соблюдая все правила скоростного приличия, Арсений благополучно добрался до границы. Там все было как всегда. То есть плохо и нескучно. Очередь километра на два. Вовсю орудовали молодчики польской и белорусской национальностей. Едва Арсений пристроился в хвост очереди и заглушил ревущий двигатель (заплатки совсем чуть-чуть не хватило до Тересполя), к нему тут же подбежали крепкие польские огольцы и стали предлагать более быстрое и беспроблемное пересечение государственной границы за сумму, эквивалентную ста немецким маркам.
      — Спасибо, пацаны, я лучше отосплюсь, — ответил Арсений и придал водительскому сиденью максимально горизонтальное положение. Сзади пристроились еще четыре машины, и поляки побежали предлагать свои услуги их владельцам. Теперь можно было и подремать.
      Сон водителя в очереди к границе непохож на обычный сон. В нем нет той упоительной двухполушарной безмятежности, свойственной млекопитающему организму. Так спят только дельфины и киты — чтобы не утонуть. Одно полушарие мозга работает, другое отдыхает, а потом наоборот. И тут, на границе, то же самое. Нечто похожее — неподвластное науке явление… сон, раздробленный на куски частым похлопыванием по багажнику или крыше автомобиля, приглашающим завести двигатель и продвинуться на несколько метров вперед. Проносящиеся мимо (почему-то обязательно на сумасшедшей скорости) машины местных жителей, неудобная поза за рулем, но без сна никак не обойтись… Это понимали все: и усталые зауральские мужики, стоящие за бампером «Опеля», разбуженные требованием продвинуться вперед, и белорусские вымогатели, исподволь вдохновляемые затаившимся в баре у шлагбаума уголовным авторитетом, и полицейские с пограничниками, за малую мзду готовые прикрыть глаза на мелкие беспорядки, — все понимали друг друга, и все делали свою работу.
      От назойливых стуков в окно Арсения оберегала кинутая на приборную панель обложка белорусского паспорта — оберега, купленного по совету друга Гуни. Обложка смутно намекала на белорусское гражданство водителя и порой спасала от лишних вопросов. К гражданам других стран, в отличие от своих земляков, белорусские ухари были не так лояльны. Арсений, будучи москвичом, все же предпочитал пользоваться этим трюком с одной лишь целью — выспаться. Мало приятного, едва погрузившись в сон, дергаться на стук в окошко — это заступившая на вахту свежая смена снова пристает с вопросами, кто ты и куда путь держишь. Не то чтобы Арсений боялся за себя и за автомобиль — знающие приграничную обстановку профессиональные перегонщики, многих из которых бандиты знали в лицо, давали понять, что ничего от них братве не перепадет, поэтому весь ее бизнес и держался на первопроходцах, застращать коих неприятностями не представляло особого труда. Хотя попадались и исключения. Арсений часто видел, как неудачливые разбойники уносили ноги от крепких мужичков, готовых за свои автомобили оторвать голову кому угодно. Мужички сначала посылали вымогателей на три буквы, а если те не понимали, то гнали их до самого шлагбаума, где обиралы пряталась по ларькам, высылая вместо себя другую, более понятливую смену, которая этих бешеных водил уже обходила стороной. Чего с дураками связываться, когда клиентов с каждой минутой все больше и больше…
      На других, слабонервных, вымотанных дальней дорогой непрофессионалов-одиночек угрозы действовали, и они, заплатив и получив от вымогателей «маляву», якобы гарантирующую неприкосновенность предъявителя от Бреста до самой Москвы, радостно улыбались, жали хитрым обманщикам руки и спокойно ложились спать, не ведая о том, что было бы достаточно просто твердо дать понять, что в услугах подобного рода не нуждаешься.
      Первое время, когда только стали ввозиться в страну первые иномарки, криминальный элемент настойчиво требовал с водителя деньги, пытаясь застращать его всевозможными неприятностями. Затем начал оказывать мелкие услуги по ускорению пропускной процедуры. За малую мзду «помощнички» своими крепкими задами тормозили и без того медленную очередь транзитных машин, втискивали в нишу своего клиента и рысили в хвост приграничной автомобильной анаконды искать новых желающих. Изредка наведывавшиеся к стоянке перед шлагбаумом польские полицейские выпроваживали из очереди незаконно встрявших водителей, разгоняли злоумышленников, но, получив от бандитов барашка в бумажке, уезжали, давая возможность приграничному спектаклю разворачиваться по своему незамысловатому сценарию.
      Позднее, когда ситуация в Польше стала приобретать первоначальные признаки стабильности, пограничникам с полицейскими добавили зарплату, и они начали переписывать очередь, чтобы исключить проникновение в нее нетерпеливых наглецов. А пока что обстановка в Тересполе имела явный отпечаток анархии.
      Проснулся Арсений в 22.00 по московскому времени. Он никогда в поездках не переводил время, предпочитая в уме вычитать разницу во времени между странами. Даже на свежеприобретенной иномарке синхронизировал часы под куранты…
      Очередь продвинулась метров на сорок. Арсений поблагодарил уральских мужиков, вручную передвинувших поставленный на нейтральную передачу «Опель» и, следовательно, предоставивших возможность хорошенько отоспаться на заднем сиденье. Вручив помощникам упаковку немецкого пива, Арсений пошел к шлагбауму прикупить еды в дорогу и позвонить домой.
      Домашние известия не порадовали. Отец с сердечным приступом загремел в больницу, и теперь тактику прохода границы нужно было менять. Вернувшись к «Опелю», Арсений выехал из очереди и припарковался на стоянке справа, рядом со шлагбаумом. Оттуда чуть позже можно было вклиниться в очередь, подрезав какого-нибудь полусонного зазевавшегося водителя. Главное, быть понаглей. Хорошо бы еще полиции рядом не было, да и гангстеров белорусских тоже. Тогда можно проскочить без проблем.
      В четыре утра, когда бороться с самым крепким сном практически невозможно, когда даже трехжильные организмы храпят, раскрыв рот и откинув голову на засаленный подголовник или уронивши ее на руль, операцию внедрения удалось осуществить. Час спустя сверка кузовных номеров осталась позади, и Арсений уже оформлял декларацию у белорусских таможенников. Еще чуток — и польский солдатик поднял шлагбаум, отделяющий Польшу от бывшей советской империи.
      — Чы ма пан чоколадэ? — жалобно, в надежде на халяву, намекая на то, что служба у него не сахар и как это трудно — целый день поднимать шлагбаум, принимая от водителей проштампованный талон, спросил лопоухий воин.
      — Для чебе и гумы выстарчи,  — отжалел солдатику жвачку Арсений и въехал на территорию Белоруссии. Никакой совести у людей, совсем на головку присели…
      «Никакой совести у людей… Машину вот почти напополам развалили… И где же это мы едем?» — оторвавшись от воспоминаний, подумал Арсений, осматриваясь по сторонам.
      Миновав спальный микрорайон через небольшой березовый пролесок, плавно сменившийся на унылый промышленный пейзаж, внедорожник «бизнесмена Леопольда» остановился возле желтых металлических ворот, рядом с которыми красовалась яркая латунная табличка ООО «ЛЕО-ФАРМ». Два коротких сигнала — и ворота медленно раскрылись, охранник в серой камуфляжной форме браво козырнул, пропуская водителей, и вытянулся по стойке «смирно», провожая взглядом своего начальника и следующего за ним странного посетителя на увечном «Опеле», запер ворота и исчез в будке на проходной. В центре территории черным выхлопом дымила огромная, раскрашенная в красно-белую полоску кирпичная труба, вокруг которой располагались небольшие сборно-монолитные руины без остекления. В лучах солнца тускло серебрились груды странного неведомого полуфабриката, у бетонного забора высились нераспечатанные ящики с импортным оборудованием канадского производства. Вокруг не было ни души.
      «Тут меня и похоронят, — подумал Арсений. — В этом странном месте можно не только производить все, что угодно, но и утилизировать в больших объемах». От этих страшных мыслей его отвлек голос «бизнесмена Леопольда», приглашающий его следовать за собой:
      — Да ты не бойся, работаю я здесь, пойдем ко мне в кабинет.
      — Лекарства выпускаете? — припоминая окончание «ФАРМ» на табличке, попытался завести разговор Арсений.
      — Угу, от глупости, — пошутил мужик.
      По привычке Арсений хотел было запереть свою машину, но потом, посмотрев на разбитые стекла и вспомнив, зачем он здесь, махнул рукой и, оставив ключи в замке зажигания, проследовал за мужиком в административное здание.
      — Скажите, вас, случайно, не Леопольдом зовут? — спросил мужика Арсений, когда они поднялись на второй этаж.
      — Случайно можно и Леопольдом, — театральным жестом поправив бабочку, улыбнулся тот и, распахнув дверь с табличкой «Консультант», пригласил Арсения к себе в кабинет.
      В углу кабинета стоял массивный, покрытый зеленым сукном аутентичный дубовый стол сталинской эпохи, на котором красовался малахитовый, отделанный позолотой чернильный прибор, статуэтка индийского божества Шивы, деревянная коробка с кубинскими сигарами и сложенный ноутбук с изображенным на нем логотипом в виде надкушенного яблока. На стенке позади стола висели вставленные в рамочку всевозможные дипломы и патенты на английском языке, смысл которых разобрать Арсений не смог из-за того, что находился от них вдали, а подходить и нагло пялиться на регалии вблизи счел некорректным. Рядом с дипломами висело японское холодное оружие, название которого Арсений позабыл, и красовалась фотография, на которой Леопольд был изображен с каким-то арабом.
      — Король Иордании Хусейн, — словно предугадывая мысли Арсения, прокомментировал Леопольд и открыл сейф. — Да ты присаживайся, расслабься.
      Арсений присел на стул в торце длинного полированного стола, перпендикулярно примыкавшего к дубовому сталинскому раритету, медленно вдохнул и, задержав, насколько смог, дыхание, так же медленно выдохнул через нос.
      — Молодец, соображаешь, — улыбнувшись, сказал Леопольд. — Еще раз: извини меня, пожалуйста, что протаранил тебя, просто я был в другом месте и тебя не углядел вовремя.
      — Как это в другом месте? — не понял Арсений.
      — Ну, — замялся Леопольд, — не в себе.
      — Пьяный, что ли? — удивился гость.
      Перегаром от Леопольда вроде не разило, да и на наркомана он не был похож… Еще на месте аварии Арсений не обнаружил у геронта-пижона никаких признаков неадекватности.
      — Да нет, я не в том смысле. Чтобы быть не в себе, совсем не обязательно находиться под кайфом… Достаточно пребывать… как бы это точнее выразиться… в другом, что ли, измерении… чтобы тебе понятней было… Ну, ладно, не будем о грустном.
      Леопольд вынул из сейфа пачку стодолларовых американских купюр в банковской упаковке и профессиональным жестом карточного фокусника провел по ее торцу ногтем большого пальца, извлекая при этом весьма характерный звук, который при всем желании нельзя спутать ни с чем. Манипуляции с книгами, карточными колодами и другой сложенной в стопку макулатурой звучат иначе. У денег звук свой, особенный.
      «Фокусник. И псих к тому же, — подумал Арсений и представил себе, как Леопольд отправляет ему по полированному столу всю пачку. — Вот было бы здорово. Я бы, конечно, для вида от всей суммы отказался, но при настойчивых уговорах, разумеется, взял бы все». Тем временем Леопольд встал из-за стола, подошел к Арсению, вставил ноготь большого пальца примерно в середину долларовой пачки, вытащил меньшую ее часть, а оставшуюся, с бумажной лентой от банковской упаковки, положил перед ним на стол.
      …— Считай. Шесть тысяч триста. Шесть за машину, как договорились, триста — моральная компенсация. Еще раз извиняй за все, барин, и пересчитай, пожалуйста, — сказал Леопольд и, сняв бабочку, вернулся к столу.
      Пока Арсений пересчитывал деньги, Леопольд положил оставшуюся сумму обратно в сейф, кинул туда же бабочку, включил свой портативный компьютер и, замурлыкав себе под нос какую-то заунывную мелодию, неуклюже защелкал по клавиатуре указательным пальцем.
      — Ничего себе фокусы! — удивленно застыдился Арсений.
      Ему вдруг стало не по себе от того, что Леопольд читает его мысли. В ушибленной голове гулко отозвалось молотом, уши полыхнули, пульс участился, как у запыхавшегося бультерьера. Дело было сделано, и пора была уносить подальше ноги от этого странного, определенно обладающего некими потусторонними способностями, человека.
      — Ну, я пойду, Леопольд, эээ… как вас по отчеству?
      …Выдвинув ящик стола, Леопольд достал стопку визиток, пересмотрел их и, выбрав одну, цвета запекшейся крови, протянул Арсению:
      — Это не фокусы. Так, мелочи. Ну, бывай здоров, гонщик. — Он пожал Арсению руку и добавил: — Сегодня отличный день для новых начинаний. Звони, если что…
      — До свидания, — ответил Арсений и вышел из кабинета.
      На визитке значилось: «Топ Марат Васильевич. Консультант». Затем следовал длинный телефон с международным кодом и адрес загадочного предприятия ООО «ЛЕО-ФАРМ», определенно не имеющего к фармакологии никакого отношения.
      Спустившись на первый этаж, Арсений вспомнил об одном досадном упущении. Ведь, по существу, машина была продана, а ее технический паспорт остался у прежнего хозяина. Чтобы устранить сие мелкое недоразумение, он вновь поднялся по лестнице и, робко постучав в дверь кабинета, отворил дверь.
      — Марат Васильевич, я забыл вам техпаспорт от «Опеля» отдать, — просунув голову в кабинет, сказал «по случаю продавец».
      Опершись локтями о стол и уткнув голову в сложенные ладони, Марат Васильевич сидел на прежнем месте и о чем-то думал, закрыв глаза. Он не сразу отреагировал на появление Арсения, лишь спустя некоторое время медленно поднял сначала голову, затем тяжелые веки и лишь потом посмотрел на посетителя. Арсений увидел совершенно другого человека, ничем не напоминавшего доброго кота Леопольда из детского мультфильма. В его взгляде было столько же много печали и скорбной усталости, сколько можно было видеть на ликах Иисуса и других святых в православных храмах. Арсению опять стало не по себе… «Где я видел этот взгляд, ну где?»
      — Благодарю. Мне он не нужен. Иди уже, — ответил хозяин кабинета и, закрыв глаза, опять уткнулся головой в сложенные уже по-другому, в некую индийскую мудру, руки.
      Весь облик его недвусмысленно намекал на то, что к сказанному и свершенному более нечего добавить.
      Арсений тихо затворил за собой дверь и вышел на улицу. Там он залез в свою бывшую машину, вынул из бардачка складной испанский ножик, бутылку серебряной текилы — ею он собирался отметить продажу «Опеля» на рынке. Стетоскоп — пьяный подарок замминистра здравоохранения, который он постоянно возил с собой в качестве талисмана. Хотел по привычке залезть в багажник, забрать стоп-сигнал и еще раз попытаться извлечь из магнитолы кассету с Фрэнком Синатрой, но, посчитав это излишним жлобством, прижал к груди милые сердцу предметы и пошел к проходной. Технический паспорт от «Опеля» кинул на водительское сиденье.
      — Пропуск, — рявкнул на проходной охранник.
      — Какой пропуск? — удивился Арсений. — Нет у меня никакого пропуска.
      — Так вот же он, — смягчился охранник и, вытащив зажатую между пальцев Арсения визитку консультанта Леопольда, нажав на пульте кнопку, выпустил его через турникет.
      «Чудеса, да и только! — похлопывая по карману джинсов, где лежали деньги, тревожно размышлял Арсений. — Этот Леопольд — прямо Вольф Мессинг какой-то». Он вспомнил, как читал книгу о великом маге времен культа личности, точнее, эпизод, где наделенный огромными экстрасенсорными способностями манипулятор заставлял людей верить, что в руках у них деньги, в то время как втюхивал реципиентам обыкновенную газетную бумагу, нарезанную под нужный размер. Успокоился Арсений чуть позже, в ближайшем обменном пункте, когда стодолларовая купюра из пачки с оставшейся на ней банковской упаковкой без проблем превратилась в рубли.
      «Ничего себе время летит! — подумал Арсений, взглянув на часы, которые показывали два часа пополудни. — Видать, я хорошо головой в стойку приложился, да и мужик этот меня сегодня уж слишком нагрузил. И почему он мне кажется таким знакомым?»
      Неподалеку располагалась больница, в которой работали бывшие однокашники Арсения. Дежурство как раз подходило к концу, и было бы непростительным упущением не навестить друзей, всегда искренне тебе радых, особенно если в руках у гостя бутылка текилы на фоне двух замечательных поводов ее распить. Основным поводом для веселья была удачно завершившаяся сделка с автомобилем, ну а за конец дежурства — повод вообще непреходяще актуальный и, пожалуй, даже более весомый. «И как они не спились еще до сих пор?» — думал Арсений, покупая в ближайшем ларьке апельсины, овсяное печенье и полиэтиленовый пакет для захваченных из бардачка вещей, которые до сих пор прижимал к груди. Упаковав поклажу, он тормознул частника на «Москвиче» поносного цвета и поехал в больницу.
      Выпивка у друзей была своя. В ординаторской реанимационного отделения он застал доктора Шкатуло с ординатором арабской внешности, облаченных соответственно в зеленый и синий хирургические костюмы.
      — За Люсю. Пусть земля будет ей пухом, — наморщив лоб, сказал Шкатуло арабу и приподнял над столом чашку с водкой.
      — Пусть, — ответил собутыльник и добавил какую-то фразу на своем языке.
      Выпили не чокаясь.
      — Че сказал? — спросил его Шкатуло.
      — Да так. Айят из Корана. Примерно: «Все мы принадлежим Богу и возвращаемся к нему», — наморщив физиономию, ответил араб.
      — Докатились! Уже пациентов поминаете, — заметил гость.
      — О, какие люди! Ну, здравствуй, пан-барабан Франковский, проходи, присаживайся, — поприветствовал Арсения доктор Шкатуло, приглашая его к столу вилкой с нанизанным анчоусом.
      — Все бы тебе юродствовать, Чикатило, — не остался в долгу Арсений. — Ну какой я тебе пан?
      — Жена у тебя полька, сын поляк, — значит, и ты поляк, да и фамилия у тебя подходящая, — подытожил Шкатуло. — Знакомься вот: Фараш — преемник мой палестинский.
      — Шалом, — протянул Арсений руку Фарашу.
      — Вуалейкум шалом, — пожал руку будущий палестинский врач.
      — Кого вынесли, изуверы? Вы скоро всех поминать будете? — водружая на стол бутылку текилы и апельсины с печеньем, спросил Арсений коллег.
      — Люсю, — вздохнул Шкатуло.
      Он собрал со стола выпивку и закуску, включая выставленную Арсением, быстро переоделся в цивильную одежду и направился к выходу.
      — Пойдем в кардиологию пить, а то у нас тут заведующий новый — редкая сволочь, уже не раз грозился меня с работы выгнать. Сам ни хрена толком делать не умеет, а гонору выше крыши. Запрется у себя в кабинете, а медсестры только ему салфетки и таскают, что он там делает — ума не приложу. Я его учить не собираюсь. Вон Арафат мой и то умнее будет. Я шефу по пьяни так и сказал. А он зло затаил, сука. Пойдем, Фараш, ну его на хрен, от греха подальше, а то сейчас припрется…
      — Люсю сегодня в два ночи вынесли, — рассказал по дороге в кардиологическое отделение Шкатуло. — Жалко бабу, хоть и не моя пациентка. Три месяца тут пролежала. Песни какие пела! «Что ты вьешься, черный ворон», — напел он. — А голос, голос какой был!.. Захотела похудеть, дура, дала согласие на операцию одному светилу нашему, мать его. Ну, он и удалил ей кусок кишечника, да, видно, участком промахнулся немножко. Весила, говорят, сто сорок раньше, а сегодня Максимовна ее одна на каталку переложила: сотню почти и сбросила. А все из-за любви несчастной. Рассказывала, кавалер у нее был. «Люблю, — говорил тебя, — Люся, очень, но похудеть тебе не мешало бы, а то не женюсь». Чего только она ни делала, как диетами ни истязалась баба, ничто не помогало, пока какой-то идиот ей телефон Менгеле этого нашего не дал… Жалко бабу, большой души человек была, хоть и толстая… Потом наоборот… Песни пела: «Привези, привези мне коралловые бусы, мне коралловые бусы из-за моря привези…»
      В кардиологии пилось спокойно. В ординаторской Фараш расстелил на столе газету «Из рук в руки», выставил закуску, разлил по чашкам текилу, на всякий случай спрятал бутылку за диван, и теперь уже, дружно чокнувшись, приятели выпили за успехи Арсения в автомобильном бизнесе. Потом заходили какие-то незнакомые врачи, которые от текилы не отказывались, но и особо не налегали. Чуть позже Фараш бегал в магазин за водкой и печеньем, и последнее, что помнил Арсений, — это объявление в газете «Из рук в руки», над которым он долго, склонившись над столом и подперев руками голову, истерически смеялся. «Ложу плитку ромбой» — гласило оно.
      «А почему бы и нет? Есть на свете какой-то маленький человечек, пусть не очень грамотный, но зато профессионал в своем деле… Кладет себе плитку „ромбой“ — это, наверно, под углом в сорок пять градусов, не каждый ведь так сможет… Дарит людям радость… Счастлив, наверное… Ведь я тоже умею класть плитку… Пропади они пропадом, эти машины, сегодня отличный день, чтобы начать новую жизнь», — пронеслось в пьяной голове Арсения, и он, откинувшись на спинку дивана, уснул.
      Проснулся Арсений в полдесятого вечера. Было тихо. Пациенты в это время уже лежали по люлькам, Фараша и Шкатуло рядом не было. Стол чисто убран, белый халат, которым был накрыт Арсений, странно топорщился посередине. Хлопнув по возвышенности, автобизнесмен вспомнил о пачке долларов, которую он, перед тем как уснуть, незаметно спрятал в трусы.
      После случая с Гуней, который по дурости чуть не лишился денег за только что проданную машину, Арсений извлек для себя ценный урок: к деньгам всегда нужно относиться в максимальной степени дотошно и уважительно. Деньги разгильдяйства не терпят.
      — Слышь, — хлопая себя по карманам, спрашивал Арсения пьяный Гуня, когда угощал его пивом после удачной продажи «Рено-25», — а где деньги, бля?
      — А я откуда знаю? — отвечал ему Арсений. — Ведь это же ты ее продал, а не я.
      Он даже карманы вывернул тогда для пущей убедительности.
      Благо Гуня знал покупателя. Он разыскивал клиета целую неделю, но ни на звонки в дверь, ни на телефонные тот не реагировал. Когда надежда уступила место отчаянью, покупатель отыскался — вернулся из командировки. Машина все это время спокойно стояла в гараже, лелея на заднем сиденье Гунину выручку — пять с половиной тысяч долларов в скромном пакете из-под чипсов «Антошка» неизвестного контрафактного производителя. А ведь все могло сложиться и по-другому…
      С Гуней вообще часто всякие неприятности происходили. Однажды в Голландии его ограбил здоровенный негр, у которого в огромный клык был вмонтирован такой же огромный бриллиант, карата на полтора. Именно этот сверкающий на солнце камень и ввел Гуню в состояние транса. К тому же перед насилием терпила накурился какой-то дряни, что позволило грабителю с легкостью обвести вокруг пальца худого русского неудачника, надышавшегося воздухом свободы, как профессор Плейшнер на задании Штирлица в Швейцарии за минуты до своей несуразной погибели. Амбал приставил нож к горлу Гуни и быстро выпотрошил карманы. А может, и ножа никакого не было, Гуня слабо помнил… Пришлось обратиться в полицию, которая оперативно, видимо по сверкающей в зубах примете, отыскала злоумышленника. Денег, изъятых у негра, хватило только на то, чтобы купить старенький «Фольксваген» и со спокойной душой вернуться на нем домой. Со спокойной душой потому, что ни у одного полицейского не хватило бы совести поднять на этот автомобиль жезл, а бандиты, стоило их попросить, сами бы дали Гуне на бензин. Просьбу выломать у негра из зуба бриллиант в качестве компенсации полицейские оставили без внимания. Голландские менты с выражением глубочайшего сожаления на лицах спрятали своего накокаиненного гражданина в обезьянник, напоили Гуню горьким кофием и выпроводили на улицы недружелюбного Амстердама…
      За диваном Арсений обнаружил бутылку, на дне которой было примерно граммов сто водки, оставленной доктором Шкатуло и Фарашем на опохмел. Бутылку заботливо, по-христиански прикрыли овсяной печенюшкой: и закусь, и водка не выдохнется. Отворив дверь ординаторской и убедившись, что в коридоре никого нет, Арсений справил в раковину малую нужду, допил оставленную ему водку, закусил печеньем и, выкинув бутылку в мусорное ведро, тихонько покинул кардиологическое отделение.
      С этого самого момента жизнь и профессия Арсения пошли по другой колее.

Арсений

      По своей основной профессии Арсений был врачом. Жизненные обстоятельства сложились так, что он был вынужден оставить любимое дело. Но не безнадежно и не насовсем, а с твердой уверенностью непременно вернуться, как только позволят обстоятельства. Даже на визитках, которые он оставлял своим клиентам, после слов: «Облицовка, электромонтаж, пластиковые потолки» — жирным шрифтом было набрано слово «Врач». Потом, более мелкими буквами, значились имя и фамилия мастера, номера его домашнего телефона и пейджера. Разглядывая визитки, клиенты очень удивлялись написанному на ней тексту, тут же заводили разговоры о своих болезнях, как бы проверяя на правдивость, а потом передавали контакты Арсения своим знакомым, существенно расширяя клиентуру и на все лады расхваливая необычного мастера, променявшего врачебную специальность на строительную.
      Мобильный телефон в те годы стоил очень дорого, да и какой смысл приобретать его, когда основное трудовое время проводишь не в шикарном офисе, а в обшарпанной по случаю ремонта ванной комнате или в санузле. При такой работе и говорить особо не с кем, разве что с самим собой. К тому же экономить приходилось на всем, чтобы быстрей рассчитаться с долгами, в которые пришлось ввязаться, чтобы не упустить квартиру в Крылатском — уж больно привлекательной была ее продажная стоимость. Именно из-за квартиры, купленной специально для его будущей семьи, Арсений подался на вольные хлеба, занявшись перегоном машин из Германии. Правда, с непыльной и престижной работой в госпитале МВД пришлось распрощаться, но вряд ли престиж имел приоритетное значение, коли речь шла о возврате долга.
      Вероника, двоюродная сестра, с которой они вместе выросли и сохранили добрые отношения на всю жизнь, уговорила своего прижимистого мужа по фамилии Самец одолжить Арсению недостающую для покупки квартиры сумму. Кузина как в воду глядела, предвидя, как прорицательница Ванга, что цены будут катастрофически расти и любимый брат рискует остаться вообще без жилья. Скромный банкет по случаю вожделенной покупки состоялся на Вероникиной даче, в дивных ландшафтах Истринского водохранилища. Арсений так растрогал Самца исполнением под гитару песни, в которой некий лирический герой в весеннем лесу пил березовый сок и ночевал в стогу с ненаглядной певуньей, что родственник позволил вернуть долг когда угодно и без всяких процентов. Утром, протрезвев, свояк, конечно, очень расстроился, но, поскольку слыл хозяином своему слову, решения не переменил.

Объект номер 1. Алеша Воробьев

      Класть плитку Арсений научился после четвертого курса медвуза на Кольском полуострове, где проходил медицинскую практику в составе одного из стройотрядов политехнического института. Невеста Магда, сдав экзамены, уехала на каникулы в Варшаву. Нарисовалось свободное лето, и Арсений решил полюбоваться северными красотами, про которые, не жалея эпитетов, повествовал его дядя, капитан второго ранга, служивший на Северном флоте. Грех было упускать такой случай — подвернется ли когда подобная удача?.. Заодно и денег заработать, ведь благодаря северному коэффициенту сумма увеличивалась в полтора раза, в отличие от заработка, причитавшегося за тот же труд в местностях, расположенных до Полярного круга.
      Навьюченный огромным бумажным мешком с таблетками, хирургической нержавейкой и перевязочным материалом, «доктор» вместе со стройотрядом, именовавшим себя «Вагантами», погрузился в плацкартный вагон, был тут же до безобразия опоен водкой, угощен вкусной астраханской воблой, окрещен «Лепилой» и уложен спать на верхнюю полку без матраса. По прибытии на место «Ваганты» были распределены между рабочими бригадами и расселены по разным баракам. В трудовом коллективе, самом уважаемом и сплоченном на строительстве ГЭС, в который зачислен был Арсений, приходилось тем не менее выполнять самую неинтересную и трудоемкую работу. Своих временных коллег Арсений нарек «птичьей бригадой», ибо были там и Гусев, и Воронов, и Журавлев, и еще много народу с «пернатыми» фамилиями, над чем бригадир, носивший фамилию Бакланов, задумался лишь после того, как новый работник озвучил тенденцию в бытовке за обедом. Этому факту Бакланов очень удивился, растрезвонил новость по всей стройке и поклялся отныне новичков в бригаду принимать только по орнитологическим признакам. Новая волна позволяла, кстати, мотивированно избавиться от двух химиков-тунеядцев — Беридзе и Мартиросова, — чьи фамилии с грузинского языка на русский птичий никак не переводились. Тунеядцы Беридзе и Мартиросов, занятые лишь пьянством и развратом с участковым инспектором Терешковой, по кличке Треска, женщиной, по милицейским понятиям, кристально честной, но слабой на передок, пытались перевести свои фамилии как Беркутов и Альбатросов, но Бакланов им быстро и внятно все растолковал: