Сотни фигур в барельефах Парфенона высекали сотни рядовых каменотесов. Общеизвестно, что "секрет" вечной красоты греческих храмов в изяществе и чистоте линий, совершенстве пропорций всех архитектурных деталей. Это было создано трудом и талантом тысяч людей. Афиняне эпохи расцвета демократии проявили в этих трудах удивительное чувство красоты. Великое искусство выразило дух свободного народа. Внимательный читатель в этом месте может упрекнуть меня в противоречии. "Говоря о духе свободного народа, - скажет он, - автору неплохо бы вспомнить, какими мрачными красками описывал он нравственное падение этого народа и не далее, как в начале этой главы". На это я могу возразить, что новая нравственность не вдруг заменяет старую, а вытесняет ее постепенно. Некоторое время обе они могут сосуществовать в душе человека, да и в целом обществе. Какая нравственность доминирует, зависит от обстоятельств личной, или, соответственно, общественной жизни. И, в частности, - от примера поведения и нравственного влияния других людей, особенно лидеров общества. На некоторое время Периклу удалось восстановить в Афинах былую атмосферу свободного и самоотверженного сотрудничества граждан. Попутно обратим внимание на одно, на первый взгляд малозначащее обстоятельство. К работам на Акрополе Перикл не привлек замечательного афинского скульптора Мирона (автора широко известной скульптуры Дискобола). Мирон был старше Фидия и к 450 году уже знаменит. Объяснение этому факту может быть и банальным, например, Перикл мог по каким-нибудь личным причинам недолюбливать Мирона. Но представляется вероятным и другое. Б. Р. Виппер в своей книге "Искусство древней Греции" (Наука, М., 1972) пишет о Мироне, заключая эстетический анализ его прославленного творения: "Так статуя Дискобола полностью подтверждает характеристику Мирона, данную античной критикой: эта статуя полна удивительной органической жизни, выражает максимальную физическую энергию, но она ничего не говорит зрителю на языке мыслей и чувств".(с. 173) В той же книге, говоря о Фидии, Виппер ссылается на свидетельства Цицерона: "Для Цицерона Фидий был совершенным воплотителем божественных образов, не заимствовавшим формы своих статуй из натуры, а в своей душе носившем идеал божественной красоты".(с. 189) Думается, что выбор Перикла не случайно пал на Фидия. Начатое им великое строительство, помимо названной выше утилитарной цели, имело, как мне кажется, и другой, более глубокий смысл. Приобщением к возвышенному искусству Перикл надеялся воздействовать на нравственность афинян. Сама по себе греческая религия, как мы помним, не несла в себе нравственного начала. Однако, любуясь величественными и гармоническими пропорциями Парфенона или благородно-прекрасными творениями Фидия, восприимчивые к красоте греки, быть может, отрешались от житейских забот и низких интересов - в них пробуждалось устремление к чему-то, достойному этой красоты. Виппер цитирует слова Диона Хрисостома, в которых тот выражает свое впечатление от скульптуры Зевса Олимпийского работы Фидия: "Если человек, испытавший в своей жизни много несчастий и забот, с душой, полной горечи, предстанет перед статуей Зевса, то он забудет обо всем тяжелом и страшном, что несет с собою человеческая жизнь".(с. 189) Как свидетельство стремления использовать облагораживающую роль высокого искусства можно оценить еще одну важную сторону деятельности Перикла энергичное покровительство поэзии, музыке и театру. А также введение в быт афинян общенародных музыкальных празднеств. Эти празднества служили и для сплочения населения города вопреки все растущему имущественному неравенству. Выше было описано торжественное шествие афинян во время праздника Панафиней. В дополнение к традиционным для этого праздника спортивным состязаниям Перикл ввел музыкальные конкурсы. Для них и был построен театр Одеон. Плутарх свидетельствует: "Перикл тогда впервые добился народного постановления, чтобы на Панафинеях происходило музыкальное состязание: выбранный судьей состязания, он сам установил правила, которыми участники состязания должны руководиться при игре на флейте, пении и игре на кифаре".(Перикл, XIII) Конкурсы певцов-рапсодов проводились и ранее. Перикл ввел соревнования хоров. "Светское" хоровое пение издревле было популярно во время застолья. Теперь оно поднялось на уровень общественно значимого искусства. Каждая фила выставляла по одному хорегу из числа состоятельных граждан. Он подбирал участников хора и его руководителя, содержал их во время длительной подготовки к состязанию. Хоры участвовали и в театральных представлениях. При Перикле греческий театр достиг своего наивысшего расцвета. На его сцене шли трагедии Софокла и Еврипида. Театр выполнял важную нравственно-воспитательную функцию. Поэтому Перикл ввел "феорикон" - раздачу денег неимущим в дни театральных представлений (они были платными). В этой книге уже использовались и будут еще использоваться в качестве иллюстративного материала отрывки из древнегреческих трагедий и комедий. Но какой бы то ни было обзор или анализ греческой драматургии V века здесь неуместен. Переводы греческих пьес и посвященные им исследования общедоступны. Однако имеет смысл дать краткое описание того, как проходили театральные представления. Это, быть может, сообщит еще одну живую черту облику Афин того времени. Древнегреческий театр - равно трагедия и комедия - ведет свое происхождение от процессий, хоровых песен и плясок в честь Диониса. Поэтому важная роль в нем отводится хору. Хор имеет свое лицо. Это могут быть всадники, горожане, женщины, старики, птицы, осы и т.д. Хор участвует в действии, комментирует его, излагает мотивы поступков героев или сообщает о событиях, происходящих за сценой. Актеры, числом не более трех, ведут диалоги между собой и с хором, осуществляют сценические действия. Играют на круглой площадке - орхестре. Женские роли исполняют мужчины. Актеры - в полотняных масках, изображающих соответствующие эмоции. По ходу действия маски меняют. Это необходимо еще и потому, что при трех актерах число действующих лиц в пьесе может оказаться более трех. В маску встроен небольшой рупор. Одежда актеров - длинные туники - указывает положение их героев. Счастливые - одеты в туники с яркими полосами, для неудачников подбирают серые и синие тона. Боги и богини носят соответствующие эмблемы. Головы актеров украшают высокие парики, на ногах обувь с очень толстой подошвой ("котурны"). Все это для того, чтобы зрителям, сидящим на большом удалении, было видно и понятно, что происходит на сцене. А также и потому, что герои мифов должны быть выше, чем обыкновенные люди. Старый театр Диониса с деревянными скамьями вмещал 17 тысяч человек (новый, каменный, построенный уже в IV веке - 30 тысяч). Ясно, что с задних рядов амфитеатра мимика актеров не могла быть видна. Поэтому - маски и условные цвета одежды. Мало того. Сюжет трагедии зрителям предварительно излагал глашатай. Первые ряды амфитеатра отводились для архонтов, жрецов, стратегов, членов Совета и граждан, оказавших важные услуги государству. В центре - кресло жреца Диониса. Перед началом представления он приносил очистительную жертву. По большим праздникам театральные представления шли три дня подряд. С утра - три трагедии (одного и того же автора), после обеда комедия. Места не нумерованы, но каждая фила располагается в своем секторе. Рабы разносят пирожки и вино. Угощает зрителей хорег постановщик трагедий. Вечером третьего дня избранная по жребию комиссия из 10 судей (по одному от каждой филы) решает вопрос о распределении мест между тремя состязавшимися авторами (и их хорегами). Архонт возлагает венки из плюща на победителей и вручает награду. Главные театральные "премьеры" в Афинах давались во время двух наиболее пышно отмечавшихся праздников: Панафиней и Великих Дионисий. Последние отмечались особенно широко. Ежегодно в конце марта со всех концов Эллады в Афины приезжали гости (привозили форос). Вся деловая жизнь в городе прекращалась, аресты не разрешались, узников отпускали на поруки. В первый день процессия переносила деревянную статую Диониса из храма в театр. Во главе процессии выступал архонт-эпоним, окруженный жрецами и должностными лицами. На головах они несли золотые корзины с первыми фруктами. Потом хореги и хоревты (участники хоров) в театральных одеждах. Несли подарки городу, вели жертвенных животных. Мужчины украшали головы венками из плюща и фиалок. Юноши, переодетые женщинами, изображали вакханок. За ними двигалась вся толпа граждан - в маскарадных костюмах. Сирены и сатиры, Пан - бог пастухов с козлиными ногами и рожками. Тирсы, тимпаны, свирели и флейты, венки и гирлянды. На ходу танцевали, разыгрывали жанровые сценки. Сначала прибывали на агору, где приносили в жертву 100 быков - гекатомбу и пировали. Вечером при свете факелов процессия прибывала в театр и водружала там статую. Два следующих дня посвящались состязаниям хоров от каждой филы. Хорег-победитель награждался треножником и ставил его, указав свое имя и филу, на улице близ театра. Затем, в течение еще трех дней, в театре шли драматические представления. Поистине удивительным был расцвет искусства в Перикловых Афинах. Добавим к этому и развитие науки. Имена Зенона, Анаксагора, Геродота и Протагора нам уже встречались. Часто посещали Афины и ученые из других городов Эллады. А также знаменитые софисты - такие, как Горий, Продик и Гиппий. О Сократе речь еще впереди. Впрочем, роль софистов была двоякой. Кроме чистой науки, их уроки нередко содержали элементы критики демократических институтов и афинских законов. Большая часть учеников принадлежала к аристократической молодежи. Софисты с пренебрежением относились к вопросам морали. Они учили искусству риторики, "убедительной речи", предлагали прагматические рецепты поведения человека "без предрассудков". Из их школы вышло немало будущих грозных противников демократии. Автор должен признаться, что ему очень хочется приступить к анализу роли Перикла в истории Афинской демократии. Но все же лучше сначала докончить рассказ о его жизни. Созидательная, творческая миссия Перикла была прервана событиями начавшейся в 431 году 2-й Пелопоннесской войны. На третий год этой войны его жизнь оборвалась. В тяжелых испытаниях военного времени, о которых будет рассказано в следующей главе, облик Перикла предстанет перед нами в новом свете.
      Глава 6.
      ПЕРИКЛ (продолжение)
      Годы испытаний
      В предыдущей главе упомянуто, что в то время, как Афины были заняты своим строительством и богатели на морской торговле, тучи на Западе сгущались. К концу четвертого десятилетия атмосфера стала предгрозовой. Нарастало напряжение и в самой Афинской империи. Восстания на Эвбее и Самосе Периклу удалось подавить, но угроза целостности империи могла возникнуть снова в любом ее месте. Фукидид констатирует: "Поводами к восстаниям союзников служили (наряду с другими) главным образом недоимки при уплате дани и при поставке кораблей, а также встречавшиеся иногда уклонения от военной службы. Действительно, афиняне строго взыскивали недоимки, не останавливаясь перед принудительными мерами. Поэтому-то власть афинян стала в тягость людям, не привыкшим к притеснениям и не склонным их переносить".(История, I, 99) И далее: "Таким образом большинство эллинов было настроено против афинян: одни желали избавиться от их господства, другие же страшились его".(Там же, II,
      8)
      "Логика" афинян в этом вопросе хорошо видна из речи афинских послов в Спарте, на Совете государств Пелопоннесского союза. Вот она (в передаче Фукидида): "... искони уже так повелось на свете, что более слабый должен подчиняться сильнейшему. Вместе с тем, по нашему мнению, мы достойны нашей власти, да и вы сами в недавнее время думали так же. Теперь вы, думая о своей выгоде, ссылаетесь на справедливость. Но соображения справедливости никого еще не заставили упустить представившийся случай расширить свое могущество с помощью силы. И следует похвалить тех, кто, несмотря на врожденное людям стремление властвовать над другими, все-таки управляет справедливее, чем это необходимо при существующей мощи их державы".(I, 76) Ну что можно сказать? Типично имперская идеология - вечная, на все времена! Атмосфера все сгущалась и наконец гроза разразилась. Как обычно, она началась издалека. Уже упоминалось, что главным соперником Афин был Коринф с его мощным флотом, который афиняне вытеснили из Эгейского моря. У северо-западного побережья Греции в Ионическом море находился остров Керкира (ныне о. Корфу) - бывшая колония Коринфа, давно порвавшая со своей метрополией. Керкиряне тоже имели сильный флот. В 433 г. между Коринфом и Керкирой вспыхнул военный конфликт. Остров не входил в состав АФинской империи, но керкиряне обратились за помощью к Афинам. Фукидид так передает речь их послов: "Теперь дело идет уже не о Керкире, а о самих Афинах: плохую услугу оказывает Афинам тот, кто тщательно обдумывая настоящее положение, все же не решается, ввиду предстоящей и почти что неизбежной войны (Афин с Пелопоннесским союзом - Л. О.) вступить в союз с нашим городом... Теперь ведь у эллинов есть только три значительных флота: ваш, наш и коринфский. Если вы допустите объединение двух последних флотов, и если коринфяне нас покорят, то вам придется потом одновременно сражаться на море с керкирянами и пелопоннесцами. Если же вы примете нас в союз, то сможете, усилив свой флот нашими кораблями, успешно вести войну с ними".(I, 36) Периклу не хотелось ввязываться в войну. Он ограничился тем, что послал "символическую" эскадру в составе 10 кораблей с приказом не вступать в сражение, если только дело не дойдет до высадки коринфян на Керкиру. Вступить, однако, пришлось и даже послать дополнительную, более мощную флотилию. Морское сражение не принесло решительной победы ни одной стороне, но коринфяне теперь имели все основания жаловаться возглавлявшим Пелопоннесский союз спартанцам на военное вмешательство Афин. Другой конфликт между теми же двумя соперниками вспыхнул на следующий год на далеком севере. Еще одна бывшая колония Коринфа, прибрежный город Потидея, вошедший некогда в состав Делосского морского союза, теперь вознамерился освободиться от владычества афинян. Потидея обратилась за помощью к Коринфу и пелопоннессцы послали туда две тысячи добровольцев. Афиняне снарядили военно-морскую экспедицию и осадили Потидею. Они понимали, что если допустят отпадение города от союза, то это будет началом распада всей империи. Таким образом, медленно, но неуклонно имперские интересы втягивали Афины в войну. Возник еще и малозначительный сам по себе конфликт с соседним Афинам городом Мегарой из-за беглых рабов и пограничных земель. Мегарцы убили афинского посла, на что афиняне ответили отказом допуска мегарских купцов в Пирей ("Мегарская псефизма"). Гористой Мегаре, целиком зависевшей от подвоза продовольствия морем, это грозило голодом. Мегара тоже входила в Пелопоннесский союз. Вслед за Коринфом она жалуется на Афины в Спарту. Спартанцы и сами обеспокоены ростом афинского могущества. Еще со времен Фемистокла у них были основания подозревать афинян в коварстве. И все же они медлили. В конце лета 432 г. в Спарте собрался Совет Пелопоннесского союза. Коринфяне требовали решительных действий. Согласно Фукидиду их представитель заявил на Совете: "... Нет сомнения, что этот город, ставший тираном Эллады, одинаково угрожает всем: одни города уже в его власти, а над другими он замышляет установить свое господство. Поэтому давайте немедленно выступим против него и поставим его на место, чтобы впредь не только самим жить в безопасности, но и освободить порабощенных ныне эллинов".(I, 124) Решение о войне принято, но спартанцы не торопятся выступать в поход. Они шлют в Афины одно посольство за другим. Сначала требуют очистить город от "Килоновой скверны". Придется пояснить, что это такое. За двести лет до описываемых событий некий Килон пытался стать тираном в Афинах. Попытка не удалась. Сторонники Килона оборонялись в Акрополе, потом сдались на условии свободного ухода из города. Однако осаждавшие, ворвавшись на Акрополь, начали кровавую расправу. Напрасно заговорщики искали защиты у алтарей - их перебили и там. Это святотатство и получило название "Килоновой скверны". Так вот. В нем принимали участие далекие предки Перикла. Требование "очистить город" означало изгнание Перикла из Афин. Затем спартанцы предписывают снять осаду с Потидеи, вернуть независимость Эгине, но в первую очередь - отменить "Мегарскую псефизму". Наконец, в Афины являются спартанские послы с заявлением, что... "Лакедемоняне желают мира и мир будет, если вы признаете независимость эллинов" (т.е. всех греков Афинской империи - Л. О.).(I, 139) Это длилось долго - более 9 месяцев. Афиняне на все отвечали решительным отказом. Чем объяснить такую неуступчивость? Ведь Перикл, как мы знаем, отнюдь не был любителем военных действий. Плутарх выдвигает довольно неожиданную версию, обвиняя Перикла: "... он, опасаясь суда, раздул медленно тлевшее пламя войны в надежде, что обвинения рассеются и зависть смирится, когда граждане во время великих событий и опасностей вверят отечество ему одному как человеку уважаемому и авторитетному. Так вот какие указываются причины, по которым он не дозволил сделать уступку спартанцам. Но истина неизвестна".(Перикл, XXXII) Что за суд? В чем обвинения? Надо в этом разобраться. Все годы своего правления в качестве стратега-автократора Перикл пользовался поддержкой большинства в Народном собрании. Но это вовсе не значит, что у него не было врагов и хулителей. Были, и очень активные. Он подвергался нападкам с трех сторон. Со стороны аристократов - за поддержку демократии. Со стороны крайних демократов - за единовластие. Наконец, со стороны религиозных консерваторов и ревнителей старины - за покровительство ученым, философам и софистам, а особенно за поощрение возмутительной вольности поведения своей жены. Авторы комедий третировали Перикла неотступно. Его корили за гордость, обзывали лентяем, трусом и тираном. Особенно доставалось его личной жизни: он-де развратник, плохой отец сыновей от первого брака, его Аспасия - шлюха, сводня, сын ее от Перикла - бастард. Дошло до того, что его обвиняли в убийстве Эфиальта. Перикл не обращал внимания на эти "булавочные уколы". Однако к 433 году атаки на него приняли угрожающий характер. По окончании 10-летнего срока остракизма в Афины вернулся Фукидид из Алопеки. Ему вновь удалось консолидировать оппозицию против Перикла. И она начала действовать. Как мы уже знаем, в 432 году ретроградам удалось провести в Народном собрании суровый закон против тех, кто отрицает существование богов или обучает новым взглядам на небесные явления. Анаксагору пришлось бежать из Афин. Автор комедий Гермипос возбудил в суде дело против Аспасии, обвинив ее в нечестии и богохульстве. Ей грозила казнь. Невежественная толпа готова была расправиться с ней за попрание дедовских обычаев, за возвышенные беседы в кругу философов и ученых. Защитником своей жены, как иностранки, выступил в суде Перикл. С большим трудом ему удалось умолить судей вынести оправдательный приговор. Затем один из каменотесов, безусловно подкупленный, привлек к суду Фидия, обвинив его в краже золота из облачения Афины-Парфенос. Обвинение провалилось, но на смену ему пришло новое - опять в нечестии. Фидий, мол, изобразил на щите Афины в сцене битвы с амазонками себя и Перикла. Возможно, что так оно и было. Фидия бросили в тюрьму, где он умер от болезни (есть другая версия его конца). По окружению Перикла явно велась "пристрелка". Вот почему Плутарх предполагает, что Перикл опасался суда и над ним самим. Аристофан в комедии "Ахарняне" (425 г.) преподносит зрителям прямо-таки издевательскую версию начала войны. Герой комедии, земледелец Дикеополь говорит: "Но вот в Мегарах, после игр и выпивки Симефу - девку молодежь похитила. Тогда мегарцы, горем распаленные, Похитили двух девок у Аспасии. И тут война всегреческая вспыхнула, Три потаскушки были ей причиною. И вот Перикл, как олимпиец, молнии И громы мечет, потрясая Грецию. Его законы, словно песня пьяная: "На рынке, в поле, на земле и на море Мегарцам находиться запрещается". Тогда мегарцы, натерпевшись голода, Спартанцев просят отменить решение, Что из-за девок приняли афиняне. А нас просили часто - мы не сжалились. Тут началось бряцание оружием". (524 - 539) Позже (в 421 г.) в комедии "Мир" Аристофан излагает ту самую версию - о стремлении Перикла за войной укрыться от суда народа, - которую повторяет Плутарх. Но поверить в это трудно. Несмотря на нападки, авторитет Перикла еще непререкаем. Спустя несколько месяцев вся Аттика по его призыву тронется с насиженных мест. В чем же дело? Почему все-таки Перикл так неуступчив? Послушаем его самого. Фукидид пересказывает речь Перикла в Народном собрании во время последнего посольства спартанцев. Вот ее фрагмент: "Лакедемоняне уже давно открыто замышляют против нас недоброе, а теперь особенно... ныне они выступают уже не с жалобами, как прежде, а с повелениями. Действительно, они приказывают нам снять осаду Потидеи, признать независимость Эгины и отменить мегарское постановление. И, наконец, недавно прибывшие и присутствующие здесь послы даже объявляют, что мы сверх того должны еще признать и независимость эллинов. Не думайте, что война начнется из-за мелочей, если мы не отменим мегарского постановления. Именно это они чаще всего и выставляют доводом и постоянно твердят: отмените мегарское постановление, и войны не будет. Пусть вас не тревожит мысль, что вы начали войну из-за пустяков. Ведь эти пустяки предоставляют вам удобный случай проявить и испытать вашу силу и решимость. Если вы уступите лакедемонянам в этом пункте, то они тотчас же потребуют новых, еще больших уступок, полагая, что вы и на этот раз также уступите из страха. Если же вы решительно отвергнете их требования, то ясно докажете, что с вами следует обращаться как с равными".(История, I,
      140)
      Простая логика, хорошо известная каждому воину и даже каждому мальчишке. Если драка неизбежна, то надо действовать энергично, а не пытаться остановить противника уговорами и уступками - это только придаст ему силы. Да, но как же без взаимных уступок договориться мирным путем? Сколько раз с тех пор человечество из-за неуступчивости своих лидеров ввергалось в пучину кровопролития? Перикл считал, что на этот раз война неизбежна. Есть основание ему верить - ведь он до этого в течение 15 лет упорно избегал войны и откупался от спартанцев. Итак, спартанский царь Архидам во главе 60-тысячной союзной армии вторгся в Аттику. В соответствии со своей военной концепцией Перикл призвал всех жителей страны укрыться за стенами города. По свидетельству Фукидида: "... Выслушав речь Перикла, афиняне последовали его предложению и принялись вывозить с полей жен, детей и домашнюю утварь и даже уничтожали деревянные части домов. Овец и вьючных животных они переправили на Эвбею и на соседние острова. Тяжко было афинянам покидать насиженные места, так как большинство из них привыкло жить на своих полях... С грустью покидали они домашние очаги и святыни, которые всегда привыкли почитать со времен древних порядков как наследие предков".(II, 16) Стоит отметить два обстоятельства, ярко характеризующие Перикла как истинно демократического лидера. Во-первых, он стремился разделить со своим народом тяготы войны. Царь Архидам был в свое время гостем Перикла в Афинах ("гостеприимцем") и мог, по древнему обычаю, оградить личное имение Перикла от разорения. Поэтому Перикл, согласно Фукидиду... "... заявил афинянам в Народном собрании: то обстоятельство, что Архидам его гостеприимец, не должно послужить в ущерб интересам города. Поэтому в случае, если враг не разорит его домов и земли, как земли остальных граждан, то он, Перикл, передаст их в собственность государства, чтобы у граждан не возникло из-за этого против него никаких подозрений".(II, 13) Тем самым он заранее лишал себя единственного источника личного дохода. Естественно вспомнить столь же достойный поступок Солона, когда он дал деньги в долг накануне своей реформы. Второе - это уважение, с каким Перикл, ратуя за войну, скрупулезно разъясняет народу соотношение сил, состояние финансов и те факторы, которые по его мнению, позволяют афинянам рассчитывать на победу. Фукидид подробно пересказывает его аргументы. У нас для этого мало места, но все же несколько отрывков из его речи, ради иллюстрации, я процитирую: "Что касается нашей и их боевой силы и наличия средств, то знайте, что мы не слабее пелопоннесцев. Выслушайте об этом подробнее. Пелопоннесцы земледельцы и живут от трудов рук своих. И ни в частных руках, ни в казне денег у них нет. На долгие войны, да еще в заморских странах, они не решаются... ...Если же они создадут какой-нибудь укрепленный пункт, то, конечно, смогут опустошать оттуда набегами отдельные части нашей страны и переманивать наших рабов на свою сторону. Однако это, разумеется, не сможет нам помешать на кораблях напасть на их землю... и тогда опустошение даже части Пелопоннесса будет для них важнее опустошения целой Аттики. Ведь у них не останется уже никакой другой земли, которую можно было бы захватить без боя, тогда как у нас много земли на островах и на материке. Так важно преобладание на море! ... Поэтому нам уже теперь следует как можно яснее мысленно представить себе такое положение, при котором нам придется покинуть нашу землю и жилища, ограничиться обороной города и войной на море и не вступать в порыве гнева в бой с далеко превосходящими сухопутными силами пелопоннесцев. Действительно, если мы даже и победим, то нам опять придется иметь дело с не меньшим числом врагов. А потерпи мы неудачу, то погибнет, кроме того, и наш союз - основа нашего могущества. Ведь союзники не останутся спокойными и восстанут, как только мы окажемся не в состоянии сдерживать их силой оружия...".(I, 140) И так далее, очень подробно - в этой и еще двух речах, которые воспроизводит Фукидид. Между тем Архидам двинулся к Афинам. Зная, что взять штурмом стену он не сможет, царь остановился в 12 км от города, начал опустошать его окрестности и вырубать сады, в надежде выманить афинян из укрытия. Действительно, впечатление было тягостное, и народ волновался. Но предоставим слово опять нашему историку: "Разорение родной земли на глазах граждан (чего молодежь никогда еще не видела, а старики помнили только со времен вторжения мидян), естественно, производило страшное впечатление, и поэтому весь народ и особенно молодежь считали необходимым идти на врага и не терпеть более опустошения родной страны. На улицах города собирались сходки, и граждане ожесточенно спорили друг с другом; одни требовали немедленного выступления на врага, а другие им возражали. Прорицатели провозглашали всевозможные вещания оракулов, которые всякий старался понять по-своему... Всеобщее возбуждение царило в городе. Народ был сильно раздражен против Перикла: люди совсем не вспоминали его прежних советов, но поносили его теперь за то, что он, будучи стратегом, не ведет их на врага, и винили во всех своих бедствиях. Перикл же, хотя и видел, что афиняне раздражены создавшимся положением и мрачно настроены, но все же решение свое не выступать против врага считал правильным. Поэтому он не созывал народного собрания или какого-нибудь другого совещания, опасаясь, что афиняне, не взвесив разумно положение дел, в раздражении могут наделать ошибок. Он приказал тщательно охранять город и старался по-возможности успокоить возбуждение народа".(II, 21) Плутарх в биографии Перикла добавляет к этой картине еще такие живые детали: "А между тем многие друзья приставали к нему с просьбами, многие враги грозили и обвиняли его, хоры пели насмешливые песни, чтоб его осрамить, издевались над его командованием, называя его трусливым и отдающим отечество в жертву врагам".(Перикл, XXXIII) Перикл все это вытерпел. Тем временем он послал эскадру из 150 кораблей в плаванье вокруг Пелопоннесса. Высаживаясь на берегу, афинские моряки опустошали прибрежные районы полуострова. Осенью Архидам вернулся в Спарту. Афины наказали за подстрекательство остров Эгину - изгнали ее жителей. Под командованием Перикла афиняне совершили рейд в окрестностях Мегар. На церемонии захоронения останков погибших в этом рейде воинов Перикл и произнес свою знаменитую "погребальную речь". Традиция предписывала описать в ней состояние дел и успехи Афинского государства. Я еще не раз буду цитировать фрагменты этой речи. Она так значительна, что великое множество людей в течение столетий находили в ней образцы гражданской доблести, черпали идеи демократии. Мне бы очень хотелось привести эту прекрасную речь здесь полностью, в связном виде, но, чтобы не прерывать рассказ о событиях, я ее перенес в приложение, которое читатель найдет в конце книги. Весною следующего, 430 года, союзные войска под командованием царя Архидама вновь осадили Афины. Все повторилось. Жители Аттики укрылись за стенами города. Крупная морская экспедиция, на этот раз во главе с самим Периклом, отправилась к берегам Пелопоннесса. Ситуация для спартанцев стала еще менее выгодной, чем в предшествующем году. В уже опустошенной стране им мало чем можно было поживиться. Афиняне же по-прежнему бесперебойно снабжались через Пирей, а для их мощного флота и десантов оставался легко доступным любой пункт на побережье полуострова. Стратегия Перикла оправдывалась. И вдруг... Как часто в Истории это "вдруг" прерывало, по всей видимости, неуклонное развитие событий. Порою кажется, что Судьба смеется над людскими замыслами, внезапно разрушая их и предоставляя последующим поколениям гадать о том, что было бы, если... Если бы, например, осознав бесперспективность своей войны, спартанцы отступили, и Афины под руководством Перикла еще с добрый десяток лет (ему едва исполнилось шестьдесят) продолжали укреплять и совершенствовать свою демократию? Итак, вдруг... на Афины обрушилась чума. Конечно, мы понимаем, что не совсем вдруг. В городе, в ужасной тесноте, скучилось все население страны. И все же болезнь кто-то в него занес. Нет страшнее испытания для моральной стойкости народа, чем смертоносная эпидемия. Как сохранить твердость духа перед смертью, которая из-за угла набрасывается на всех и каждого неведомо за что, неведомо когда? Вот нарисованная Фукидидом, картина чумы в Афинах: "Умирающие лежали друг на друге, где их заставала гибель, или валялись на улицах и у колодцев, полумертвые от жажды. Сами святилища вместе с храмовыми участками, где беженцы искали приют, были полны трупов, так как люди умирали и там. Ведь сломленные несчастьем люди, не зная, что им делать, теряли уважение к божеским и человеческим законам. Все прежние погребальные обычаи теперь совершенно не соблюдались: каждый хоронил своего покойника как мог.