Отказаться от этого владычества вы уже не можете, даже если кто-нибудь в теперешних обстоятельствах из страха изобразит этот отказ как проявление благородного миролюбия. Ведь ваше владычество подобно тирании, добиваться которой несправедливо, отказаться же от нее - весьма опасно..." (Подчеркнуто мной - Л.О.) (Фукидид. История, II, 63) В другом месте той же речи Перикл ищет оправдания: "А если нас теперь ненавидят, то это - общая участь всех, стремящихся господствовать над другими. Но тот, кто вызывает к себе неприязнь ради высшей цели, поступает правильно. Ведь неприязнь длится недолго, а блеск в настоящем и слава в будущем оставляет по себе вечную память".(Там же, II,
      64)
      Для его слушателей это оправдание быть может и звучало убедительно, но с обликом самого Перикла, человека, как мы знаем, в высшей степени гуманного, оно не вяжется. Вспомните о том, что на Эвбее и Самосе Перикл не допустил обычной для того времени расправы с восставшими после их капитуляции. Точно так же в предпоследний год своей жизни он поступил по отношению к жителям Потидеи и Эгины. Это заставляет думать, что господство Афин в морской империи было тягостным для Перикла. Вот, кстати, неплохая иллюстрация к тому, что было сказано ранее: политику не удается делать "в белых перчатках" - даже самому достойному и гуманному из политических деятелей. Перикл, с его умом, не мог не понимать, что свободное и справедливое устройство создается им на зыбкой основе насилия и несправедливости. Далее. Перикл стремился к благоденствию всех афинян, надеялся победить нищету обширного слоя неимущих граждан. Под его руководством ремесла и торговля процветали, город богател. Но богатство попадало в руки немногих. На одном полюсе афинского общества расцветала роскошь, на другом - зависть и недовольство. Собственная жизнь Перикла была примером умеренности. Но этому примеру афиняне отнюдь не готовы были следовать. Конечно же, Перикл видел, что богатство развращает афинский народ. Как тех, кто им владел, так и тех, кто к нему стремился. В своей "погребальной" речи он говорит: "Богатство мы ценим лишь потому, что употребляем его с пользой, а не ради пустой похвальбы". Но это - лишь пожелание. Действительность, как это доказала последующая история Афин, была совсем иной. Имущественное расслоение угрожало острыми общественными конфликтами. Он надеялся средствами искусства научить граждан ценить прежде всего высокие душевные качества человека. Но искусство, при всей важности его эмоционального воздействия, не может заменить традиционную или религиозную нравственную основу жизни. Религия древних греков, как мы знаем, такой основы не предполагала, а патриархальная нравственная традиция была ко времени Перикла уже подорвана. Если он и питал какие-нибудь иллюзии на этот счет, то последствия чумы и события последнего года его жизни должны были их отнять. Отсюда, наверное, и его нежелание возвращаться к общественной деятельности, а может быть даже и смерть. Кто не знает, что человек, подавленный психически, в значительной степени утрачивает способность сопротивляться физическому недугу? Воля и авторитет Перикла при его жизни поддерживали относительную стабильность государства. Они устанавливали барьер для своекорыстия и стяжательства чиновников, не позволяли проявляться многим слабостям и отмеченным ранее недостаткам, присущим демократии. Вот как описывает Плутарх его умение направлять решения Народного собрания: "По большей части он вел за собой народ убеждением и наставлением, так что народ сам хотел того же. Однако бывали случаи, когда народ выражал недовольство; тогда Перикл натягивал вожжи и направлял его к его же благу, заставлял его повиноваться своей воле, действуя совершенно так же, как врач, который при продолжительной переменчивой болезни по временам дозволяет безвредные удовольствия, по временам же применяет сильные средства и спасительные лекарства. В народе, имеющем столь сильную власть, возникают, естественно, всевозможные страсти. Перикл один умел искусно управлять ими, воздействуя на народ главным образом надеждой и страхом, как двумя рулями: то он сдерживал его дерзкую самоуверенность, то при упадке духа ободрял и утешал его...".(Перикл, XV) Но второго Перикла не нашлось. Преемника себе он не подготовил. К чему это привело, я подробно опишу в последующих главах. А пока лишь в одной фразе скажу, что построенное Периклом здание Афинского государства под действием внутренних разрушительных сил довольно скоро, за какие-нибудь четверть века, рухнуло. Печальный итог, не правда ли? И сразу возникают вопросы. Могло ли быть иначе? Была ли государственная политика Перикла ошибочной? В чем ошибка? Плутарх заключает биографию Перикла следующим абзацем: "Люди, тяготившиеся при его жизни могуществом его, потому что оно затмевало их, сейчас же, как его не стало, испытав власть других ораторов и вожаков, сознавались, что никогда не было человека, который лучше его умел соединять скромность с чувством достоинства и величавость с кротостью. А сила его, которая возбуждала зависть и которую называли единовластием и тиранией, как теперь поняли, была спасительным оплотом государственного строя: на государство обрушились губительные беды и обнаружилась глубокая испорченность нравов, которой он, ослабляя и смиряя ее, не давал возможности проявляться и превратиться в неисцелимый недуг".(XXXIX) Испорченность нравов! Да, так! Перикл ее смирял, но исправить не сумел. Он поощрял обогащение Афин, а богатство, как нам хорошо известно из Истории, легко порождает испорченность нравов. Но можно ли воспитать высокие нравственные качества у человека, если он голоден? Или прежде его надо накормить? Как сделать, чтобы сверх "хлеба насущного" и того, что действительно необходимо, он не пожелал бы многого другого, не прельстился соблазнами "сладкой жизни"? Трудный вопрос. Быть может, следовало попытаться в небольшом афинском государстве утвердить (как это удалось спартанцам) новую общедоступную этику, может быть, даже новую религию? Возможно ли это было в ту эпоху? Пройдет еще более четырех веков, прежде чем греки (именно малоазиатские греки первыми) воспримут религию раннего христианства с ее основополагающими принципами умеренности образа жизни и высокой индивидуальной нравственности. Для этого им придется пережить римское владычество. И все-таки... вдруг что-то было можно сделать и тогда? По крайней мере в это верил великий современник Перикла, Сократ. Рассказ о попытке нищего философа увлечь афинян на путь нравственного возрождения - в следующей главе. Попытка не удалась и Сократ был казнен. Но он лишь философ, а не глава государства! Вопросы, вопросы... К сожалению, История не позволяет поставить контрольный эксперимент. Зато и опыт ее не пропадает без следа ощутимо или незаметно он влияет на жизнь последующих поколений. Порою влияние проявляется во времена весьма отдаленные. Жизнь и деятельность Перикла в этом смысле не прошла даром. Наоборот - его опыту суждено было сыграть колоссальную роль. Несравненное совершенство созданных по его замыслам памятников искусства привлекло восхищенное внимание человечества в XVIII веке. За этим последовал жгучий интерес к народу, создавшему такие шедевры, к его истории. Так древнегреческий опыт свободы, демократии, равноправия и гражданственности стал достоянием европейской цивилизации. В политическом наследии древней Греции мне кажется особенно примечательным именно опыт "направляемой демократии". Во избежание недоразумений сформулирую еще раз. Я имею в виду реализовавшееся при Перикле сочетание народовластия с фактом направления всей государственной деятельности лидером, чье положение опиралось только на его высокие нравственные качества, государственный ум и преданность общему делу. Иными словами только на факторы, обуславливающие доверие и уважение народа. В этих условиях народовластие как бы персонифицируется во власти подлинного лидера. При этом важно, чтобы доверие к нему регулярно и достаточно часто подтверждалось свободными перевыборами. Тут мне слышится "убийственное" возражение: "Но ведь второго Перикла не нашлось! Люди смертны. Если у подлинного лидера государства не окажется достойного преемника, то вся система "направленной демократии" повиснет в воздухе. Или того хуже - попадет в нечистые руки. Успех такой системы может быть только случайным!" Верно, конечно. Но бывают "случаи", которые происходят непременно! Это - когда их явление определяется статистикой больших чисел. Можно не сомневаться, что среди сотен тысяч, а тем более миллионов граждан в любой момент времени найдется порядочное количество отъявленных негодяев, но обязательно - хотя бы несколько Периклов. Все дело в том, чтобы их заметить, привлечь к государственной деятельности, приблизить к лидеру. И не одного, а именно нескольких, чтобы в качестве преемника лидера выбрать из них достойнейшего. Этим должен быть озабочен и Государственный Совет, и сам лидер демократии - с первого же дня своего "правления". Но, может быть, он не захочет этого делать из опасения, что преемник вытеснит его самого "досрочно"? Если так, то он - не истинный лидер. Его тщеславие сильнее, чем любовь к отечеству. Выбирая одного из сотен тысяч (на очерченном выше нравственном фоне), демократия может найти лидера, которому такое тщеславие будет чуждо. Известны ведь примеры больших ученых, создававших школы и порой еще при жизни передававших руководство ими своим талантливым ученикам. Все дело в интеллигентности человека. Лидер демократии, как мне представляется, должен быть человеком высоко интеллигентным. Разумеется, одинаковых людей не бывает. Один лидер окажется более или менее достойным, чем другой. В этом беды нет - лишь бы отклонения были невелики и от достаточно высокого уровня. Задумайтесь, уважаемый читатель! Не покажется ли Вам, что в наш чреватый глобальными опасностями век - век необходимости принимать порой мгновенные и чрезвычайно ответственные правительственные решения - проблема подлинного лидерства в направляемой демократии приобретает особое значение? Если это так, то результаты "модельного эксперимента", поставленного в Афинах две с половиной тысячи лет назад, имеют для нас самый живой интерес.
      Глава 7
      СОКРАТ
      Сократ был казнен по решению Афинской гелиеи в 399 году, то есть, через 30 лет после смерти Перикла. Суд и казнь Сократа завершают рассказ об истории Афинской демократии. Поэтому о них - в конце книги. Но суть учения Сократа мне кажется целесообразным изложить именно сейчас. Интересно сопоставить нравственные позиции и деятельность двух великих гуманистов: Перикла и Сократа. Сократ родился в 469 году. Значит, в год смерти Перикла ему уже 40 лет. О первой половине жизни Сократа известно мало, поскольку оба его биографа, Платон и Ксенофонт, моложе своего учителя примерно на те же 40 лет. Но мы знаем, что Сократ принадлежал к узкому кругу друзей Перикла. Надо полагать, что в качестве мыслителя и философа, а не каменотеса, кем он, по-видимому, был в молодости, унаследовав профессию своего отца. Широко распространено представление о бедности Сократа. Зимой и летом он ходил в одном и том же потрепанном плаще, босой. Но это вследствие пренебрежения жизненными благами, а не полного отсутствия средств к существованию. От отца он унаследовал домик в городе и кое-какое имущество, которое Ксенофонт оценивает в 500 драхм. Во всяком случае, он смог приобрести вооружение и в качестве гоплита участвовать в трех больших сражениях. Кстати говоря, во всех трех Сократ проявил незаурядное мужество. В бою под Потидеей (432 г.) он сражался рядом со своим юным другом, воспитанником Перикла - Алкивиадом. Афиняне отступали, и Сократ вынес с поля боя раненого юношу и его оружие. Алкивиад был богат и хотел подарить Сократу большой участок земли, но тот отказался принять подарок. Внешность философа нам известна уже в его пожилые годы. Он небольшого роста, некрасив, с глазами навыкате, лысый, с огромным лбом. Но это невыгодное внешнее впечатление забывалось, когда он говорил. Тот же Алкивиад, смолоду отличавшийся распутством и легкомыслием, в диалоге Платона "Пир" уподобляет Сократа уродливому сатиру Марсию, который завораживал людей своей божественной игрой на флейте. Затем Алкивиад говорит: "Когда я слушаю его, сердце у меня бьется гораздо сильнее, чем у беснующихся корибантов"Жрецы богини Кибелы, доводившие себя в богослужениях до исступления.", а из глаз моих от его речей льются слезы; то же самое, как я вижу, происходит и со многими другими. Слушая Перикла и других превосходных ораторов, я находил, что они хорошо говорят, но ничего подобного не испытывал, душа моя не приходила в смятение, негодуя на рабскую мою жизнь. А этот Марсий приводил меня в такое состояние, что мне казалось - нельзя больше жить так, как я живу... . Поэтому я нарочно не слушаю его и пускаюсь от него, как от сирен, наутек, иначе я до самой старости не отойду от него. И только перед ним одним испытываю я то, чего вот уже никто бы за мною не заподозрил - чувство стыда".(215 Е) Сократ, в отличие от других философов, ничего не писал. Его деятельность заключалась в спорах и убеждении собеседников. Ими бывали все афиняне без различия социального положения. Содержание бесед Сократа известно нам в пересказах Платона и Ксенофонта. Насколько они достоверны? Читая диалоги Платона, мы должны помнить, что их автор - великий философ древности, шагнувший дальше своего обожаемого учителя. Сократ фигурирует в большей части этих диалогов. Вольно или невольно, Платон вкладывает в его речь и свои мысли. Историк Ксенофонт написал свой "Меморабилий" (воспоминание) о Сократе с определенной целью - реабилитировать память учителя, опровергнуть возведенные на него во время суда обвинения. Это несколько сужает сферу его внимания и придает изложению определенную тенденциозность. Тем не менее, из сопоставления двух свидетельств образ Сократа и смысл его учения выступают достаточно ясно. Непрерывную "вахту" своего учителя Ксенофонт описывает следующим образом: "... Сократ всегда являлся в обществе: утром он отправлялся в обыкновенные места для гуляния и в гимнастические школы; а в те часы, когда рынок бывает полон народу, его видели на рынке, да и в остальное время он всегда бывал там, где надеялся встретить наиболее многочисленное общество. И здесь он большей частью говорил (публично), и всякий, кто хотел, мог его слушать".(Меморабилий, I, 10) Историк подчеркивает, что в отличие от большинства философов, любивших поговорить о мировом порядке (космосе) и других возвышенных материях, Сократ... "... всегда рассуждал о человеческих делах, стараясь объяснить, в чем состоит благочестие и безбожие, в чем - прекрасное и бесчестное, что такое справедливость и несправедливость, что такое здравый ум и безумие, что такое мужество и малодушие, что называется государством и кто государственным человеком, в чем состоит власть над людьми и кто способен управлять ими, об этих и тому подобных предметах он был того мнения, что знание их дает право быть благородным человеком, а не знающие их справедливо могут быть названы людьми низкими".(Там же, I, 16) Ксенофонт приводит слова Сократа из его беседы с юношей Евфидемом: "- Знаешь ли ты, что некоторых людей называют рабскими душами?... Итак, не есть ли это имя принадлежность тех, кто не знает, что такое прекрасное, честное, справедливое? - Мне кажется так, - отвечает Евфидем. - Не должны ли мы поэтому употреблять все усилия к тому, чтобы не быть в душе рабами?" (II, 22) Опять знание! Нравственность и знание стоят рядом. О каком знании идет речь? Как со всем этим связано знаменитое Сократовское "Я знаю, что ничего не знаю"? Или афоризм "Познай самого себя", который Сократ любил цитировать.(Этот афоризм был начертан в Дельфийском храме Аполлона). Попробуем разобраться. Для этого хотя бы в самых общих чертах придется изложить главные положения философского учения Сократа. Сократ верил в существование Бога или богов. Совершенство и благодатность Природы, по его мысли, есть доказательство божественной мудрости. Задача человека приблизиться сколь возможно к постижению ее. Философ постигает божественную мудрость в возвышенной сфере понятий о самой сущности прекрасного, благого, великого и добродетельного. Постигнуть эту сущность вполне - не дано и философу. Отсюда "Я знаю, что ничего не знаю". Философ понимает ограниченность своих возможностей в познании Бога. Тем более это относится к остальным людям. Однако им тоже следует стремиться к познанию божественного промысла. Но не в сфере отвлеченных понятий, а в практической деятельности - душой постигая радость приобщения к добродетельной жизни. Человеческой мысли, которая есть продукт деятельности души, открыта возможность постижения этой радости. Сократ верил и в существование души. "Познай самого себя!" Путь познания - школа добродетели. Человек, понявший, что смысл и счастье его жизни в служении прекрасному, честному и справедливому, не захочет жить иначе, не захочет оставаться "рабской душой". Сам процесс познания, приобщения к божественной мудрости, приобретает у Сократа характер морального действия. В центре философии Сократа оказываются вопросы этики и морали. Существенным элементом в эту философию входит и забота о будущей судьбе бессмертной души человека. Сократ верил в переселение душ. В диалоге Платона "Федон" он говорит: "Когда человек умрет, его гений, который достался ему на долю еще при жизни, уводит умершего в особое место, где все, пройдя суд, должны собраться, чтобы отправиться в Аид с тем вожатым, какому поручено доставить их отсюда туда. Встретивши там участь, какую и должно, и пробывши срок, какой должны они пробыть, они возвращаются сюда под водительством другого вожатого, и так повторяется вновь и вновь через долгие промежутки времени".(107 Е) В эти промежутки времени души, испорченные в предшествующей земной жизни, испытывают тяжкие наказания, предназначенные для их очищения и исправления. Неисправимые, например, души святотатцев, злостных убийц и т.п., навечно низвергаются в мрачный Тартар. Души людей, проживших благую жизнь, вознаграждаются, а совершенные души философов могут быть изъяты из круговращения и поселены навечно в стране высшей чистоты и блаженства, находящейся где-то в Космосе. О душе своей надо заботиться при жизни. В частности, следует по возможности пренебрегать телесными удовольствиями, которые служат инстинктам и отвлекают душу от добродетели. Беседуя с друзьями перед казнью, Сократ говорит (Платон. Федон.): "Если душа бессмертна, она требует заботы не только на нынешнее время, которое мы называем своей жизнью, но на все времена, и, если кто не заботится о своей душе, впредь мы будем считать это грозной опасностью. Если бы смерть была концом всему, она была бы счастливой находкой для скверных: скончавшись, они разом избавлялись бы и от тела, и - вместе с душою - от собственной скверны. Но на самом-то деле, раз выяснилось, что душа бессмертна, для нее нет, видимо, иного прибежища и спасения от бедствий, кроме единственного: стать как можно лучше и как можно разумнее. Ведь душа не уносит с собой в Аид ничего, кроме воспитания и образа жизни, и они-то, говорят, доставляют умершему либо неоценимую пользу, либо чинят непоправимый вред с самого начала его пути в загробный мир".(107 C) И далее там же: "... нечего тревожиться за свою душу человеку, который в течение целой жизни пренебрегал всеми телесными радостями и, в частности, украшениями и нарядами, считая их чуждыми себе и приносящими скорее вред, нежели пользу, который гнался за иными радостями, радостями познания, и, украсив душу не чужими, но доподлинно ее украшениями - воздержанностью, справедливостью, мужеством, свободою, истиной, - ожидает странствия в Аид, готовый пуститься в путь, как только позовет судьба".(114 Е) У Ксенофонта в беседе с софистом Антифонтом Сократ говорит: "Тебе, Антифонт, угодно думать, что счастье заключается в роскоши и больших издержках; я, напротив, того мнения, что если ни в чем не нуждаться свойственно одному божеству, то нуждаться как можно в меньшем значит приближаться как можно ближе к божеству..." (Меморабилий, VI, 10) Итак, приобщение к божественной мудрости через знание, понимание того, что подлинные добродетели - справедливость, истина, свобода, мужество и воздержанность, - делают человека счастливым в этой жизни и избавляют от страдания за гробом его бессмертную душу. Это - квинтэссенция высоконравственного философского учения Сократа. И как человек деятельный, пропаганде такого знания он посвящает всю свою жизнь. У Платона в "Апологии Сократа" приведена речь Сократа на суде. Мне кажется уместным, забегая вперед, процитировать здесь небольшой фрагмент этой речи, где философ излагает свое кредо: "Я вам предан, афиняне, и люблю вас, но слушаться буду скорее бога, чем вас, и, пока я дышу и остаюсь в силах, не перестану философствовать, уговаривать и убеждать всякого из вас, кого только встречу, говоря то самое, что обыкновенно говорю: "Ты лучший из людей, раз ты афинянин, гражданин величайшего города, больше всех прославленного мудростью и могуществом, не стыдно ли тебе заботиться о деньгах, чтобы их у тебя было как можно больше, о славе и почестях, а о разумности, об истине и о душе своей не заботиться и не помышлять, чтобы она была как можно лучше?" И если кто из вас станет спорить и утверждать, что он заботится, то я не отстану и не уйду от него тотчас же, а буду расспрашивать, испытывать, уличать, и, если мне покажется, что в нем нет доблести, а он только говорит, что она есть, я буду попрекать его за то, что он самое дорогое ни во что не ценит, а плохое ценит дороже всего".(29 Е) В качестве иллюстрации я хочу процитировать хотя бы пару отрывков из диалогов с участием Сократа. Вот, например, фрагменты спора о доброте с оппонентом, настроенным скептически: "Калликл: Итак, послушай меня, добряк, перестань обличать, занимайся делами благоприличными, чем обнаруживалось бы твое благоразумие, а этот высокопарный вздор, эти, как бы их назвать, мечты или болтовню, с которой придется жить "в пустых домах", предоставь другим. Подражай не тем, которые обличают эти мелочи, а тем, которые наслаждаются и жизнью, и славою, и многими другими благами.(Платон. Горгий, 486) Сократ: (в конце своего ответа): "... рассудительному, как мы раскрыли, Калликл, если он человек справедливый, мужественный и благочестивый, крайне необходимо быть совершенно добрым; а доброму, все, что ни делает он - делать хорошо и прекрасно; делающему же хорошо - наслаждаться блаженством и счастьем, равно как злому и делающему дурно - быть несчастным".(там же, 507, C) А вот диалог о дружбе, интересный не только выражением нравственной позиции Сократа, но и его взгляда на возможность государственного правления людей честных и благородных. Сначала в разговоре с неким Критобулом Сократ рекомендует выбрать в качестве друга того, кто... "... отличается, во-первых, умеренностью в удовлетворении чувственных потребностей, затем доброжелательностью, обходительностью, наконец, готовностью соперничать с людьми, делающими ему добро, чтобы не уступать им в благодеяниях".(Ксенофонт. Меморабилий, VI, 5) Далее Критобул говорит о раздорах среди тех, кто правит государством (после смерти Перикла), а Сократ ему отвечает: "Критобул: ... Но если даже добродетельные люди из-за первенства в государстве живут в раздоре и из взаимной зависти ненавидят друг друга (вспомните речь Дария - Л.О.), то где же после этого можно найти друзей и у кого можно искать расположения и верности? Сократ: Да, Критобул, людские отношения представляют довольно пеструю картину: по природе люди имеют задатки дружбы - они нуждаются друг в друге, чувствуют сострадание к ближнему, оказывают друг другу помощь и, сознавая это, питают друг к другу чувства благодарности; но, с другой стороны, люди по природе способны к вражде; сходясь между собою в признании одних и тех же вещей хорошими и приятными, они спорят из-за них с оружием в руках, и расходясь в чем-нибудь во мнениях, противодействуют друг другу; соревнование и увлечение также способны возбудить вражду; страсть к наживе вызывает те же враждебные чувства, а недоброжелательство ведет к ненависти. Тем не менее, однако ж, дружба незаметно прокрадывается чрез все эти препятствия и соединяет честных и благородных людей. Благодаря своему нравственному превосходству эти люди предпочитают владеть умеренным состоянием без борьбы, чем захватывать все в свою власть, не обременяя себя, делиться с другими пищей и питьем и в любовных наслаждениях могут быть сдержанными настолько, чтобы не задеть кого не следует. Кроме того, чуждые своекорыстия, они могут не только сообща владеть деньгами, не нарушая справедливости, но и помогать ими друг другу. Они умеют также улаживать между собой споры, не только безобидно, но и с взаимной пользой, и не позволяют чувству гнева заходить так далеко, чтобы после пришлось раскаяться; а зависть они совершенно устраняют из взаимных отношений, предоставляя свое имущество в собственность друзьям, принадлежащее же друзьям, считая своим. Итак, почему же нельзя допустить, что истинно дельные люди могут разделить между собой государственные должности, не только не вредя, но даже оказывая поддержку друг другу?" (Там же, VI, 20) Наверное, достаточно. Нравственный облик Сократа, смысл его философии и этики, равно как и характер его неутомимой пропаганды своих идеалов, читателю должны быть ясны. Кстати сказать, эта пропаганда отнюдь не была безрезультатной. Забегая вперед, скажу, что, несмотря на тяжесть обвинения в безбожии и естественное раздражение, которое у многих афинян вызывали его обличения, за оправдание Сократа на суде был подан 221 голос, против 280. Расстанемся с философом до этих трагических последних дней его жизни и подведем итог, ради которого в этой главе шла о нем речь. Перикл и Сократ! Два великих гражданина и мыслителя одной эпохи, достойные друг друга в своем личном благородстве. Быть может, они не спорили между собой, быть может, философия Сократа еще не сложилась к моменту смерти Перикла (есть основания полагать, что Сократ начинал не с этики, а натурфилософии, как ученик Анаксагора). Может быть. Но не в этом суть. Перед нами два подхода, два пути совершенствования общества. Перикл - это материальное процветание, гражданственность, направляемая демократия, общее дело, облагораживающее воздействие искусства. Сократ - "умеренность в удовлетворении чувственных потребностей", высокая личная нравственность, забота о душе. Для обоих - приверженность правде и справедливости. Если бы эти два подхода слились в один! Ведь они отнюдь не противоречат, а скорее дополняют друг друга. В свою историческую эпоху и Перикл, и Сократ как будто бы потерпели фиаско. Крушение демократии, падение нравов, казнь Сократа... . Но оба они оплодотворили развитие человечества. Перикл - через французских просветителей - положил начало современной демократии. Сократ - через Платона, Аристотеля и раннее христианство - заложил основы наших представлений о нравственности. Если бы в наш "просвещенный век" удалось соединить подлинную демократию (быть может, в форме направляемой демократии) с высокой личной и, на ее основе, гражданской нравственностью! ... Быть может, нам необходимо выработать какую-то новую веру, если угодно - религию. Я употребляю это слово не в смысле веры в бога, а в том смысле, который в него вкладывал Лев Толстой. Он писал: "Религия есть известное, установленное человеком отношение к бесконечному миру или началу его. Нравственность же есть всегдашнее руководство жизни, вытекающее из этого отношения".(Религия и нравственность, 1893 г. Полное собр.соч., т. 39, стр. 26) Ясно вижу скептическую усмешку на лице некоторых читателей. Она как бы говорит: "Все это чистейший идеализм, красивые слова! Каждый непрочь поговорить о добре и справедливости. Но кто в них верит? Кое-какие нравственные нормы общежития могут быть приняты, поскольку они всем выгодны. Например, честность и верность слову в торговых сделках. Да и сама демократия, конечно, выгодна для свободного развития рыночных, товарно-денежных отношений. И все-таки, если не стремление к повышению своего жизненного уровня, к комфорту и богатству, то что может служить стимулом полезной деятельности современного человека?" Сегодня, когда жизненный уровень большинства граждан нашей страны еще низок, ответить на этот вопрос нелегко. И все же попробую. Да, сегодня материальная заинтересованность - на первом плане. Но заглянем в завтрашний день. Достижение вполне приемлемого уровня потребления (по нынешним мировым стандартам) вещь, очевидно, реальная. А сами "стандарты", материальные потребности человека? Не будут ли они расти неограниченно? Вряд ли. Природа человека, к счастью, меняется медленно. Можно изыскивать все новые степени материального комфорта. Но, начиная с некоторого уровня, "продвижение" в этом направлении становится и малозначащим, и трудным. наступает пресыщение. Между тем нормальному человеку знакомо ощущение "комфортности" совсем иного рода. Это - благодарность и уважение других людей. Ими "платят" за доброжелательность, участие, помощь, какую мы всегда можем оказать тем, кто нас окружает дома и на работе. А также и за хороший, честный труд. Когда мы сталкиваемся с человеком, который работает "на совесть" - будь он врач или слесарь - мы относимся к нему с уважением. А если его труд полезен и нам лично - с благодарностью. Ощущение такого "морального комфорта" может служить нравственной основой демократии и даже, если угодно, новой веры. Поверить надо только в то, что делать добро для других людей тоже... "выгодно"! Только выгода значительнее. Это - не удовольствие, а радость, счастливое расположение духа. Ведь источником радости для человека почти всегда служит исполнение желаний. Исполнить желание, быть полезным другим - проще всего. Ограничений - никаких! А поверить надо только сначала; потом можно убедиться на собственном опыте, понять.(Сократовское знание!) И вовсе не обязательно, чтобы доброе дело было оценено и вознаграждено благодарностью. Награда заключена в нем самом. Тому, кто это уже знает из своей жизненной практики, не нужны ссылки на авторитеты. А для тех, кто сомневается, приведу слова двух великих философов Греции. Аристотель в трактате "Этика" пишет так: "... благо человека заключается в деятельности души, сообразной с добродетелью... люди, любящие прекрасное, наслаждаются тем, что по своей природе способно доставить наслаждение, а к таким предметам должно причислить действия, сообразные с добродетелью: они-то и нравятся людям и прекрасны сами по себе. Жизнь таких людей вовсе не нуждается в наслаждении, как в каком-то украшении, ибо содержит в себе наслаждение".(I, 6, 9) Платон в диалоге "Законы" высказывает ту же мысль, говоря о цели государственной деятельности: "... надлежащий законодатель должен желать видеть свое государство наилучшим и счастливейшим... Например, чтобы граждане стали добрыми, а вместе с тем неизбежно и счастливыми.