Натан пошел первым.

Бревна скрипели, шатались и расползались под ногой, веревка выскальзывала из-под ладони и только мешала сохранять равновесие, речной поток угрожающе гудел внизу, а небо болталось в вышине, но он преодолел путь быстро и без происшествий. Оказавшись на другой стороне, ободряюще махнул рукой эльфу. Тот, впрочем, выглядел вполне уверенно, несмотря на свое давешнее заявление.

Когда нога Глоринделя соскользнула с бревна, а другая рванулась следом за почти в то же мгновение проломившейся опорой, Натан подумал, что ждал чего-то подобного. Да что там – был абсолютно уверен. Он бросился вперед и застыл, понимая, что вес двух человеческих тел обрушит это хилое построение, но не успел даже запаниковать – эльф ловко ухватился за обрывок веревки, подтянулся, зацепился обеими ногами за бревно, вскарабкался обратно, ловко, как кошка, и уже через мгновение снова стоял на мосту, а через полминуты – на земле рядом с Натаном.

– Идем, – спокойно сказал Глориндель. Он даже не раскраснелся, зато у Натана сердце колотилось как бешеное. Кони, нерешительно топтавшиеся на другой стороне, жалобно заржали.

Натан помедлил, потом двинулся за бодро шагающим по дороге эльфом. День едва перевалил за половину, и у них был шанс набрести на трактир до темноты.

«Что бы я делал, если бы он сорвался? » – подумал Натан и понял, что не знает ответа.

«А что бы ты делал, если бы тогда... в лесу... разбойники... и потом... »

Он оборвал эту мысль прежде, чем она успела испугать его по-настоящему. Натан не знал, что было хуже: вероятность, что его подопечный глупо и нелепо погибнет, свалившись с прогнившего моста через овраг, или... то, что было в лесу.

Эльф остановился так внезапно, что погруженный в свои мысли Натан едва не налетел на него.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – резко сказал Глориндель. «Вы это уже однажды говорили», – подумал Натан. Эльф смотрел ему в глаза, цепко и пристально. Натан так и не решил для себя, что в этом случае делает ему честь: если он сможет выдержать этот взгляд или если найдет в себе силы отвести глаза, хоть их и притягивало к лицу эльфа будто магнитом.

– Ты думаешь, что я должен был свалиться, – четко и твердо, как всегда в такие минуты, проговорил Глориндель. Натан начинал подозревать, что такое поведение – это что-то вроде припадков безумия. Потом до него вдруг дошел смысл сказанного.

– Должны?!

– Должен. Так всегда происходит. Так по правилам.

– Каким правилам, о чем вы? – «Он ненормальный... впрочем, я ведь знаю это уже давно».

– Правила, обычные правила, – запальчиво сказал эльф. – Ты спас меня один раз, теперь должен был спасти второй, мне полагалось бы чувствовать к тебе признательность, потом ты бы влип в какое-нибудь дерьмо, и я бы спас тебя. Так полагается. Чтобы все вышло.

– Да что вышло-то?

– Как на камне написано, – коротко сказал эльф и, резко развернувшись, пошел дальше.

Натан постоял, глядя, как каблуки эльфийских сапог выбивают пыль из дороги. Потом вдруг сказал:

– Если я спасу вас хоть сто раз... и если вы спасете хоть двести раз меня, друзьями это нас не сделает.

Эльф остановился. Обернулся.

– А ты-то знаешь, что делает друзьями, да? – без улыбки проговорил он. Натан, уже пожалевший о своих словах, пошел вперед, стараясь скрыть замешательство. Эльф стоял на месте, глядя, как он приближается. Поднявшийся легкий ветерок трепал его волосы, на миг отбросил прядь с повязки, скрывающей изуродованное ухо.

– Я прочитал неправильно, – сказал эльф, когда Натан поравнялся с ним.

Боги, о чем он на этот раз?..

– Что?

– Я неправильно прочитал, – повторил эльф и заулыбался – чисто, радостно и лукаво, будто говоря: «Как я тебя разыграл, а? » – На том камне. Там было сказано: прямо пойдешь – коня потеряешь. Жизнь – если направо, друга – налево, а прямо – кони... кони, Натан, понимаешь?

И он захохотал – заливисто и весело, будто считал сказанное удачной шуткой. Натан ощутил легкий озноб. Эльф не нравился ему таким. Он вообще ему не нравился... но таким особенно.

Он зашагал вперед.

– Прямо пойдешь – коня потеряешь! – крикнул эльф ему вдогонку. – Коня – прямо! Все верно, Нат! Все путем! Как должно быть! Я просто неправильно прочитал! Все по правилам!

Он хохотал и хохотал, согнувшись и лупя кулаком по колену. Ветер усилился. Натан поднял воротник плаща.

Они и правда вышли к трактиру до наступления темноты, но он оказался пуст и заброшен, только ставни шумно хлопали на ветру. Внутри было сыро, но чисто – мебель на месте, ни крови, ни мертвых тел. Казалось, люди просто однажды решили, что отсюда надо уходить. Вполне возможно, что так и было – если недалеко шли бои, но Натан чувствовал нарастающую тревогу. Они переночевали в трактире, пополнили запасы воды и утром продолжили путь – как и прежде, пешком.

– Что будем делать, если и дальше то же самое? – спросил Глориндель, когда они преодолели несколько миль, не встретив больше ни одного постоялого двора.

– Тут недалеко должен быть небольшой городок. Пилмут... или Плимут, как-то так. Я когда-то давно проезжал этими местами. Там-то лошади точно найдутся.

– Если там еще нет тальвардов, – сказал эльф и бодро зашагал вперед.

Им пришлось сделать еще одну ночную стоянку – на этот раз прямо у дороги, но наутро они почти сразу вышли из леса. Дорога резко обрывалась, выводя на плато, возвышающееся над небольшой долиной. Впереди простирался травянистый склон, а за ним, сколько хватал глаз – поля, только на самом горизонте поднимались столбы дыма: там были тальварды.

Но это далеко, а тут, у самых ног, посреди долины, стоял город; крепостные стены были возведены из зеленого камня, казавшегося странно ярким в солнечных лучах.

– А вот и он, – сказал Натан. – Плимут…

– Или Пилмут? – без особого энтузиазма добавил эльф, глядя на долину и слегка постукивая рукояткой хлыста по бедру.

– Не важно, – рассмеялся Натан; он чувствовал облегчение, будто они уже достигли конечной точки назначения. – Склон тут не опасный, спустимся и до темноты будем в городе.

Так они и сделали, хотя Глориндель, последние дни возобновивший жалобы на тяготы путешествия, не казался осчастливленным. Он вообще был еще более мрачен и бледен, чем в первые дни после встречи с разбойниками. Натан в глубине души побаивался, как бы ему не было худо – из-за все той же упорно не заживающей раны. Повязка посерела и оставалась такой, сколько эльф ни отстирывал ее. А сегодня утром на ней снова появилось кровавое пятно. Натан ничего не сказал, когда заметил это, но его радость при виде человеческого жилья оказалась вдвое сильнее, чем была бы, если бы он не подозревал, что эльфу нужна помощь. Пока он об этом не заговаривал, но твердо решил сразу по прибытии в город разыскать лекаря.

Когда они достигли городских укреплений, солнце уже почти коснулось горизонта; громада города скрывала его от глаз, и сторожевые башни озарялись мутным алым ореолом, что в сочетании с их погустевшей в сумерках зеленью выглядело тревожаще и... как будто болезненно. Радость Натана немного померкла и исчезла вовсе, когда они подошли к городу вплотную.

– Что-то тут не так, – вполголоса сказал эльф, и с ним было трудно не согласиться.

Город окружал защитный вал, но его никто не охранял. Ворота были открыты, створка калитки, распахнутая настежь, с протяжным скрипом качалась на ветру, и это был единственный звук, доносившийся со стороны города.

– Там что... тоже никого нет? – неуверенно проговорил Натан. Они остановились в полусотне ярдов от ворот. Небо лиловело, ореол света вокруг зеленой башни темнел, становясь из алого кровавым.

– Надо войти, – твердо сказал Глориндель. – Это тебе не придорожный трактир. Целый город не мог дать деру. А если и так, его давно бы заняли тальварды. Кто-то там наверняка есть. Может, даже лошади.

Он зашагал вперед, не дожидаясь ответа. Натану ничего не оставалось, как последовать за ним, хотя позже он понял: уже тогда стало ясно, что именно здесь не так. Причина могла быть только одна... но он не захотел даже думать о такой возможности, потому что тоже устал и хотел есть. И еще – потому что Глориндель нуждался во враче. Это уже было очевидно.

Площадь перед воротами пустовала. Почти то же самое, что в недавнем трактире: никаких следов разрушений или битвы, только холодная, беззвучная, жуткая пустота. Все окна и Двери наглухо закрыты, ни души, даже бродячих собак не видно. И какой-то странный запах витал в воздухе – тяжелый, удушливый, напоминающий запах паленых листьев.

Фонтан посреди площади тоже был мертв. Глориндель подошел к нему, перегнулся через ограждение, нахмурился.

– Вода стоит. Видать, недавно работал, – заметил он; в застывшей тишине его голос прозвучал оглушительно. Он, кажется, сам это заметил и поморщился. – Надо поискать коней. Не может быть, что тут вообще никого нет.

– Нам нельзя здесь оставаться, – вырвалось у Натана. Глориндель обернулся к нему, слегка сощурившись.

– И что ты предлагаешь на этот раз? Ночевать за воротами? Хватит уже. Коней мы лишились по твоей прихоти. Так бы уже, может, были в столице.

– Моя прихоть тут ни при чем, у нас не было выбора.

– Это ничего не меняет. Ты как хочешь, а я, на худой конец, забреду в какую-нибудь гостиницу и хоть посплю нормально, если завтра снова весь день на своих двоих топать, – резко сказал Глориндель и вдруг осекся.

Натан посмотрел на него с удивлением и тут же замер, уловив еле слышный, тоненький не то стон, не то всхлип.

– Это там, – понизив голос, сказал Глориндель и кивнул на приоткрытую дверь в доме на окраине площади. Поколебавшись мгновение, он направился туда. Натан хотел удержать его, но передумал, а через минуту двинулся следом.

Всхлип повторился. Глориндель приоткрыл дверь ногой, ступил в расширившуюся щель. Теперь было слышно, как кто-то плачет и причитает – женщина или ребенок, тихонько, монотонно. Короткий темный коридор вел в небольшую комнату, похожую на гостиную, – светлую и уютную, обставленную в голубых тонах. Натан успел окинуть ее беглым взглядом, прежде чем Глориндель остановился как вкопанный, загораживая вход в комнату. Натан уже знал, что он там увидел, но все равно подался вперед и положил руку на плечо эльфа, намереваясь заставить его отступить. Тот вздрогнул от этого прикосновения, но не двинулся с места.

Натан шагнул к эльфу вплотную, не убирая руки, взглянул ему через плечо и увидел.

На полу лежала женщина – мертвая, причем, видимо, умерла она давно, потому что тело высохло и почернело. Ее глаза были закрыты, а рот широко открыт, будто она кричала, когда умерла. Над ней сидел, опираясь на пятки, крепкий мужчина лет тридцати. Его голова была опущена, тусклые свалявшиеся волосы облепляли лицо, и седые пряди в них говорили больше, чем отрешенное выражение его лица. Мужчина раскачивался вперед-назад, держа в руках черную, как головешка, руку женщины, и причитал тонким, надломленным голосом, быстро и сбивчиво, так что ни слова нельзя было разобрать.

Натан смотрел на него, не замечая, что все сильнее стискивает плечо эльфа. Тот, впрочем, тоже этого не замечал.

Мужчина вдруг поднял голову, но явно не потому, что обнаружил их присутствие – его лицо не изменилось, а растрескавшиеся посиневшие губы не перестали шевелиться.

– ... котенок... – вдруг внятно прошептал он и вскинул глаза – темные и отталкивающие, как провал выгребной ямы. – Это котенок. Это все он. Найди его. Котенок.

Натан подумал, что никто теперь не сможет сказать, сколько лет этому человеку – тридцать, а может, двадцать или сорок, и еще – что это уже не важно, потому что он скоро умрет и почернеет, как и эта женщина.

– Котенок, – высоким, надрывным голосом повторил мужчина и дернул щекой. Мокрая прядь волос соскользнула с нее, и Натан увидел сочащуюся гноем язву на сухой пергаментно-желтой коже.

Он хотел крикнуть, но не смог набрать воздуха в грудь, поэтому из горла вырвался только сдавленный хрип:

– ... чума.

Эльф не двинулся с места. Натан не видел его лица и так никогда и не узнал, каким оно стало в тот миг. Впрочем, тогда не было до этого дела.

– Это чума! Вы слышите?! В этом городе чума! Немедленно уходим!

– Котенок, – сказал мужчина, глядя на Глоринделя, и в его глазах блеснула слабая, но от того еще более жуткая искра мысли – и мольбы.

Натан рванул эльфа назад. Тот подчинился, даже не подумав сопротивляться. Натан буквально выволок его на улицу. Он старался задержать дыхание, чтобы не пускать в себя ядовитый воздух этого города, бывшего, как он теперь понял, попросту огромным склепом. Снаружи стало темнее – солнце село. Натан толкнул странно обмякшего эльфа вперед, по направлению к воротам, – и застыл, увидев то, что до того скрывал от них фонтан.

В задней части площади, не видимой со стороны ворот, была сгружена куча черных тел. Кое-где из нее торчали кости и обрывки ткани. Тела не сгорели до конца – только обуглились до полной неузнаваемости. Куча даже не тлела, от нее не шло ни дыма, ни смрада. Рядом валялась перевернутая тачка.

Натан заставил себя оторвать от нее взгляд и на негнущихся ногах пошел к воротам. Глориндель стоял чуть впереди, пристально глядя на него.

– Нат, – проговорил он. – Ты зря боишься. Эльфы не болеют вашими человеческими хворями. Все будет хорошо.

Натан поднял на него глаза. Взгляд эльфа был мутным, но совершенно честным. Он говорил серьезно.

У Натана задрожали губы. Он зажал рот ладонью, чтобы подавить рвущийся истеричный смех. Эльф слегка нахмурился.

– В чем дело? – спросил он, но Натан уже бежал к воротам. Они прыгали перед его глазами, будто безумные, и он зажмурился, чтобы не видеть их дикой пляски, похожей на судороги бьющегося в агонии.

Он сам не помнил, как выбрался из города. Очнулся только на дороге, в трех сотнях ярдов от ворот. Эльф был рядом. Натан шел прочь, не останавливаясь, хотя уже совсем стемнело. Глориндель шагал с ним в ногу, не требуя встать на ночевку. Было темно, как в могиле, – на всю долину ни одного огня, только первые звезды дрожали где-то безумно высоко, не освещая и не согревая.

– Тот человек... – услышал Натан голос Глоринделя. – Он выглядел так... так...

Он умолк. Натан остановился – его ноги вдруг снова ослабли.

– Стойте, – сказал он. – Ночуем.

– Здесь? – удивился эльф, и было чему: они стояли посреди дороги.

– Здесь, – сказал Натан.

Он уснул, а когда проснулся утром, то увидел язву на тыльной стороне своего запястья. Язвочка была совсем маленькая. К полудню она увеличилась почти вдвое, рядом появилась еще одна, и еще две – на шее. Эльф ничего не замечал; они шли по пыльной пустой дороге мимо таких же пустых полей, и, садясь на землю, Натан смотрел в его спину, удаляющуюся в мутнеющую розоватую даль. Натан сжал кулак, чувствуя, как ломит пальцы и как хрустит в них песок, и смотрел, смотрел, пока дымка не сделалась непроницаемой.

«Вы правильно прочитали, – подумал он, засыпая. – Все правильно: прямо пойдешь... потеряешь... потеряешь друга... потеряешь... котенка... »

Котенок стал его главным кошмаром. Котенок стал чумой. А чума – котенком.

Пока Натан понимал, что бредит, было еще терпимо. Но он то и дело проваливался в вязкий темный дурман, не похожий ни на сон, ни на явь, и там забывал все, даже свое имя, – и помнил только Аманиту. Первый раз он увидел ее с котенком на руках: она сидела на краю виселичного помоста, болтая ногами, и сжимала в руках маленький серый комочек. Она гладила его, ласкала, тихо и нежно приговаривая всякие глупости. Натан позвал ее, она подняла голову, он увидел, что у нее все еще два глаза, и в то же мгновение понял, что котенок мертвый.

Потом стало хуже. Аманита без котенка и котенок без Аманиты; последнее пугало Натана сильнее всего. В вязкой дымке не было ни пространства, ни света – только серый комочек, подкрадывающийся к нему из густой глубины, и вкрадчивый цокот его маленьких коготков сводил Натана с ума. Он безумно боялся, что котенок доберется до него, его бил озноб от одной только мысли об этом. Иногда котенок мяукал, протяжно и требовательно, будто был голоден. И подбирался, подбирался ближе. Натан просыпался в ледяном поту, судорожно хватая воздух пересохшим ртом, и видел над своей головой небо. Иногда с неба шел дождь, иногда – кошачья шерсть, похожая на тополиный пух. Он пытался приподняться, загребал землю руками в язвах и снова проваливался в дымку, а в дымке была Аманита – тоже в язвах, дикая, хохочущая, с изъеденным чумой лицом и кровавой дырой вместо левого глаза. Иногда она была верхом на брыкающемся черном коне, без седла, вцепившись в гриву костлявыми руками, и тогда хохотала еще громче, так что у Натана закладывало уши. Но он все равно слышал, как где-то очень далеко требовательно мяукает котенок, и от этого звука у него волосы вставали дыбом. Котенок был страшнее Аманиты, даже когда она хохотала, и Натан звал ее, бессильно и беспомощно, как будто верил, что, пока она здесь, котенок не придет за ним.

Но она все равно исчезала, и Натан оставался один в вязкой тьме – один, не считая котенка и чумы.

Один раз ему вроде бы стало легче. Он проснулся с рассветом и смотрел, как всходит солнце. Лежал он на земле – кажется, не голой, потому что лежать было мягко и тепло, вокруг росли деревья, сквозь которые вдалеке просвечивали поля, а рядом тек ручей. Полежав немного, Натан нашел силы доползти до ручья и погрузить лицо в бегущую холодную воду. Тугой поток ударил его, вода хлынула в сухой рот; крохотная рыбка ринулась меж зубов, тут же выскользнула, шлепнув хвостом по губе.

Натан поднял голову, не вытираясь вернулся на место и рухнул, прижавшись щекой к земле. Он смутно понимал, что должен был подумать про что-то... про кого-то?..., но так и не успел вспомнить, что же это было, потому что снова провалился в туман, к Аманите и котенку.

Ему казалось, что это длилось вечность, и он твердо знал, что умрет, если котенок коснется его. Постепенно «если» превратилось в «когда»: мяуканье неумолимо приближалось, серый комочек был совсем рядом, протяни руку – и коснешься, но у Натана не хватало сил. Он звал Аманиту, но она пришла только один раз, взяла котенка на руки и унесла, и Натан успокоился было, но очень скоро снова услышал мяуканье. Ему хотелось умереть. И пить. Он никак не мог решить, чего хочет сильнее.

А потом котенок подполз и ткнулся мордочкой в его руку, от которой к тому времени остались только кости, обтянутые пожелтевшей кожей. Натан слабо пошевелил пальцами, и котенок довольно заурчал, перебирая лапками. И Натан вдруг увидел, что вместо левого глаза у котенка – кровавая дыра, а на шее болтается туго затянутый обрывок веревки.

Натан отнял руку от влажной морды котенка и сел.

Было снова утро, впрочем, уже не такое раннее. Слева все так же журчал ручей, а сквозь деревья виднелась дорога. Натан поднял руку, поднес ее ко лбу. И вдруг увидел, что язв на ней больше нет – только неровные красные рубцы. Натан посмотрел на свою руку так, словно видел ее впервые, перевернул, потом провел ладонью по шее, чувствуя, как бугрятся свежие шрамы от нарывов.

И вздрогнул от неожиданности, услышав позади знакомый голос.

– Ну как? Все-таки очухался? – весело спросил Глориндель.

Он сидел на корточках у костра, отряхивая ладони. На нем были только штаны и рубашка, рукава которой он закатал до локтей. Натан заметил, что эльф снял повязку и зачесал волосы назад. Изуродованное ухо являло зрелище не слишком привлекательное, но опухоль спала и нагноение явно прошло.

Впрочем, это не стоило считать чудом по сравнению с тем, что Натан был жив.

– Вы... здесь? – с трудом выговорил он и закашлялся. Горло будто покрылось изнутри твердой коркой. Глориндель вскочил, подошел, протянул Натану фляжку.

– Ну, пей. Сделай одолжение. До смерти надоело тебе самому в глотку вливать.

Натан жадно припал к фляжке, пил долго и шумно. В его голове пульсировал с десяток разрозненных мыслей, и он не мог уловить ни одну из них. Только чувствовал безумную слабость – и ощущение неправильности происходящего. В чем же дело... в чем...

Ну, во-первых, он пережил чуму – это неправильно. Это случается... но так редко, что подобные случаи входят в легенду. Натан никогда не был настолько везуч. А во-вторых... что-то с эльфом... эльф... его не должно здесь быть, это Натан знал твердо, но почему и, главное, как случилось, что он все-таки здесь, – не понимал.

Напившись, он протянул фляжку Глоринделю и, глядя в его улыбающееся лицо, выдохнул:

– Почему я жив?

– Про то у своих богов спроси, – пожал плечами эльф. – Я тут, честное слово, ни при чем.

– А почему... вы здесь? И что... почему мы в лесу?

– Совсем мозги-то отказали в горячке? – с сочувствием проговорил Глориндель. – Куда тебя, чумного, денешь? Я, правда, тоже не сообразил. Волок тебя до ближайшего трактира. Оттуда еле ноги унес – как увидели тебя, хотели убить обоих. Потом сказали, чтобы я бросил тебя, все равно немного осталось.

– Что же не бросили? – хрипло спросил Натан. Эльф посмотрел на него почти с нежностью.

– Я хотел. По сути, я так и сделал. Сразу, как ты упал там, на дороге. Язвы увидел – и понял, что с тобой кончено. Ты уже и в горячку впал, совсем не в себе был. Я хотел только сапоги с тебя снять – ты говорил, что зашил там деньги. И тут слышу – бормочешь ты чего-то. – Эльф на миг запнулся и без видимой охоты продолжил: – И знаешь... глупо звучит, но так любопытно стало... Ты говорил про свою подружку. Аманиту... или как там ее.

Натан почувствовал, как жар, покинувший было его тело, снова заползает под кожу.

– Много я говорил?..

– Да уж будь здоров. Только сиди и слушай. Я и заслушался. Понял, что хочу знать все подробности. Подумал: а ну как ты выживешь... тогда еще больше расскажешь. – Эльф ухмыльнулся. – Знатный ты баечник, друг мой... Доволок я тебя до трактира, благо недалеко было. Там на порог указали. Я, говорю, эльф, меня чума не берет.

– Вы сказали, что вы эльф?! – простонал Натан.

– Да они особо и внимания не обратил и. Кто б ты ни был, говорят, с чумным – поди прочь. Я и отнес тебя в лесок, чуть поодаль, чтобы оттуда не было видно. Сто раз жалел, что не отнес тебя сразу в город – там поудобнее, но только кто же знал?.. Я думал, ты умрешь самое позднее к утру. А ты не умер...

– Не умер, – удивленно откликнулся Натан и снова коснулся рубцов на шее. Эльф заметил его движение и улыбнулся краешком губ.

– Я тебе язвы вскрыл. Кухонным ножом, который в трактире стащил... И поил тебя – ты по десять раз в час пить требовал. И болтал... уж и не думал я, что ты так ладен языком чесать! Когда ехали – целый день молчишь как истукан...

– Вы ухаживали за мной, – изумленно повторил Натан. Эльф подмигнул ему.

– А мне не в тягость было – ты мне сказками своими сполна отплачивал... Ну, теперь-то ты живой, так что давай рассказывай внятно и в подробностях.

– Сколько времени прошло?

– Как ты свалился? Четвертый день. По правде сказать, я уже думал: если и сегодня не помрешь или не очухаешься, вернусь в трактир один, куплю лошадь, поеду сам. Все равно ты в последнее время одно и то же повторял.

– Что? – мертвея, спросил Натан.

– Что-то про котенка, – ответил эльф.

Натан поежился, попытался приподняться. Получилось не очень.

– Я жду, – настойчиво сказал Глориндель. Натан бросил на него сердитый взгляд.

– Вы хотите, чтобы я сдох от усталости после того, как пережил чуму? Дайте хоть немного в себя прийти.

– Тогда поторапливайся с приходом в себя. Я хочу дотемна двинуться дальше, и уже верхом – и так кучу времени потеряли.

Натан добрался до ручья, вымылся, потом поел хлеба и мяса, которые эльф догадался захватить в трактире. Глориндель снова принялся напевать. Он казался безумно довольным жизнью. Натан то и дело косился на него, не в силах избавиться от гнетущего чувства неправильности происходящего. Неуязвимый для человеческих болезней эльф мог бросить его и уже быть в двух днях пути от столицы. Но он остался. По совершенно непостижимой для Натана причине – то, что он нес про бред Натана, походило скорее на отговорку... а о настоящей причине Натану думать почему-то не хотелось.

Рубцы на шее еще сильно болели, и Натан морщился, промывая их. Кухонным ножом вскрывал... как только не прирезал случайно. Или не случайно... Натан вспомнил, как стоял над связанным, окровавленным эльфом в лесу где-то бесконечно далеко отсюда, и вздрогнул. Если бы он тогда сделал то, что хотел, то сейчас почти наверняка был бы мертв. Они оба уже были бы мертвы. Они оба обязаны друг другу жизнью... но оба не спасали ее, просто чтобы спасти. Как положено... когда друг другу спасают жизнь.

Натану отчего-то было тяжко на душе от этих мыслей.

Они отправились в трактир, о котором говорил Глориндель, и тамошние обитатели смотрели на Натана как на редкостное чудище – с восторгом и ужасом, боясь подойти. Натану очень хотелось завалиться в нормальную постель и поспать хотя бы пару часов, но эльф ему не позволил, а спорить он не чувствовал себя вправе.

Выехали они, как Глориндель и хотел, дотемна.

– Так, значит, ее звали Аманита, – сказал Глориндель. Натан промолчал. Он надеялся, что эльф забудет о том, что услышал от него в бреду, или по крайней мере потеряет к этому интерес. Надежда не оправдалась.

Они ехали рысью по дороге, ведущей на север. До столицы оставалось не более дня пути.

– Одноглазая Аманита, – задумчиво протянул эльф, и Натан, вздрогнув, обернулся к нему.

– Я ее так называл?

– Ты что-то болтал про то, что у нее глаза нет. Иногда, правда, говорил «у него». Так это таки девка была, друг твой закадычный?

– Женщина, – мрачно сказал Натан. Ему совершенно не хотелось об этом говорить, но он чувствовал себя... нет, не то что обязанным. Просто спорить не хотелось. И сил не было.

– Ну, теперь я по крайней мере понимаю, почему вы были всего лишь друзьями. Девки с такими... недостатками... не слишком-то привлекают, а?

– Она была красивой, – мрачнея еще сильнее, проговорил Натан. И это правда. Аманита была очень... красивой. Так считал не только он.

– До того, как окосела, – не исключаю, – весело отозвался Глориндель. – Ну? Долго вы... хм-м... дружили?

– Пять лет.

– Надо же, – удивился эльф. – Я-то думал, вы, люди, столько бок о бок не живете. И что случилось? Она... эй, ты же говорил вроде, ее повесили? Твой же лорд и повесил? За что это у вас женщин вешают?

– За то же, за что и мужчин, – огрызнулся Натан. – За убийства... разбой...

Вы были в одной банде, – произнес Глориндель. – Я мог бы и раньше догадаться. Прелестная одноглазая воровка и заросший неуклюжий головорез. Так прямо вас и вижу. Дивная пара.

– Мы не были парой! – повысив голос, сказал Натан.

– Да уж, не сомневаюсь, только по обоюдному ли желанию? – насмешливо бросил эльф.

Натан круто развернулся к нему.

– Я не... – Он хотел сказать, что не обязан, не собирается обнажать тут перед ним душу, но внезапно заметил в словах эльфа неточность, за которую ухватился почти радостно: – А с чего вы взяли, что она была воровкой?

– Ну право, друг мой, не конокрадом же, – небрежно сказал Глориндель и рассеянно потер заживающее ухо. Этот жест появился у него недавно, и Натан почему-то принял такое новшество с инстинктивным злорадством. – Женщины в разбойничьих бандах – либо воровки, либо наводчицы, а часто то и другое сразу...

– Вы-то откуда знаете?

– По-твоему, эльфы друг друга не грабят? Странно... Натан не думал об этом, но сейчас понял, что именно так и считал. Ему не приходилось бывать на эльфийской земле и наблюдать эльфийские обычаи, однако...

– Но мы говорили о другом, – жизнерадостно напомнил Глориндель. – А именно о твоих с ней отношениях. Будь она тебе просто подружкой, не стала бы тебя терзать в бреду. Признавайся, было у вас что?

– Ничего не было!

– А раскраснелся-то! Как юная девица! Ну ладно, ладно. За что ее повесили?

– За наводку, – глухо сказал Натан. Эльф вопросительно приподнял брови. Натан быстро добавил, надеясь раз и навсегда удовлетворить его любопытство: – Она сдала банду лорду Картеру. Хотела взамен место в замке и денег. Милорд дал ей то и другое... и вздернул на следующий день. Еще прежде, чем всех остальных.

– Вы смотрели?

Что-то в голосе эльфа показалось Натану странным, но он не обернулся.

– Они смотрели. Я... меня к тому времени с ними уже не было.

Глориндель помолчал. Натан уже надеялся, что все позади, когда эльф снова заговорил:

– Какой же надо быть дурой, чтобы понадеяться на прощение? Чем она думала?

– Ее вдохновил мой пример, – сказал Натан, не сумев сдержать горечи в голосе. Теперь удивился эльф.

– Твой пример?

– Я ушел из банды годом раньше. Явился с повинной. Ни на что не рассчитывал, просто камень с души хотел снять. А лорд Картер меня помиловал. Пристроил работать на конюшни... спрашивал, не сдам ли я свою банду. Я отказался. Ну и... потом много чего было. Дочку его младшую конюх наш охмурить пробовал. Я помешал. Девчонка потом опомнилась, благодарна мне была. Отцу рассказала...

– А ты не прост, – протянул эльф. Натан поднял голову. Глориндель смотрел на него чуть искоса, со слабой понимающей улыбкой. – Решил подкупить чистым сердцем, верно? Неплохо придумано.

– Я ничего не придумывал, – рассердился Натан. – Как считал правильным, так и поступил. А что до Аманиты – у нас было много хорошего. И она мне жизнь спасала, и я ей не раз.

– Да только тебе ли не знать, Нат, что это еще не делает друзьями? – мягко сказал эльф.

Натан выпрямился. Он в который раз убеждался, что вступать с этим типом в диспуты себе дороже: все равно перекрутит и вывернет по-своему. А чтобы играть по его правилам, патану не хватало ни смекалки, ни желания.

– Дело не только в этом, – твердо сказал он, стараясь подвести под сказанным черту. – Мы были близки, потом я ушел, а она предала. Тех, что были нашими общими друзьями... Она заслужила свою участь. Как она потеряла глаз?

– Не знаю. Она никогда не рассказывала. Пришла к нам... уже такой. Ее и прозвали Одноглазой Аманитой. Она... – Он поколебался, потом добавил: – Она все равно была красивой.

– И хорошим другом, – кивнул Глориндель. – Да алчность сгубила. И дурной пример. Ясно как день.

– Ничего вам не ясно...

– Все, что хотел, я выяснил, – ровно сказал эльф. Натан посмотрел на него. Он уже не улыбался и смотрел перед собой, спокойно и сосредоточенно.

Натан молча порадовался, что разговор себя исчерпал, потому что они приближались к заставе.