"В нынешнем 2085 году, – гремел за кадром торжествующий голос известного актера, – "ДИГО" контролирует более шести процентов мирового производства диспрозия, гольмия, неодима, церия. И это означает, что почти каждый пятнадцатый автомобиль, самолет, корабль на планете несет в своих топливных кассетах продукцию нашей фирмы!"
      На экране возникали величественные пейзажи Урала и Сибири, панорама действующих рудников, экскаваторы-великаны, потоки измельченной породы на транспортерных лентах. Я увидел гигантские заводы, плавильные печи, электролизные установки, лаборатории и офисы, сияющие лица работников. Под конец показали пестрое производство всевозможных бытовых товаров – от детских игрушек до посуды и спортивного инвентаря. Эту побочную продукцию фирма выпускала под игривой торговой маркой "ДИГО-ЛИГО", видимо, в честь местонахождения своей штаб-квартиры на Лиговке. "Мы работаем для вас!" – провозглашал голос за кадром.
      Фильм не произвел на меня впечатления. В нем не сообщалось почти ничего сверх того, что большинству российских обывателей, и мне в том числе, не было бы известно из повседневных новостей и рекламы. А копаться в Интернете в поисках дополнительных сведений об этой фирме уже не было времени. Последние, считанные минуты пути ушли на то, чтобы просмотреть добытый Антоном сюжет об их отделе по связям с общественностью. И опять – никакой конкретной информации. На экране появился мрачноватый субъект и, странно глядя не в камеру, а куда-то мимо, произнес несколько общих фраз об открытости корпорации "ДИГО". Вот и все.
      Моя "Церера" сбавила ход. Мы свернули на Лиговский проспект и приближались к зданию "ДИГО" – темно-красной усеченной пирамиде. Она была не так уж высока, этажей восемнадцать-двадцать, но пропорции придавали ей внушительность. Казалось, она незыблемо расположилась не только на петроградском асфальте, но и во времени. Я отключил Антона и на ручном управлении направил машину к спуску в подземную стоянку.
      Въехать туда я не успел. На моем пути откуда-то вынырнул человек в оранжево-белой куртке гаражного служащего и яростно замахал руками. Я свернул к барьеру, затормозил, включил микрофоны и внешнюю трансляцию. До меня донесся голос:
      – Стоять! Стоять!! Кто такой?!
      Начало вышло обескураживающим, и от растерянности я не придумал ничего лучше, как закричать в тон гаражному хаму:
      – Служба информации и расследований ООН! С дороги!
      – К кому вы направляетесь? Почему едете без кода? Вы согласовали визит? – Оранжево-белый все-таки растерялся немного, раз перешел на "вы".
      Я прибавил громкость, чтобы мой голос на улице звучал мощнее, и с набатными раскатами, от которых вибрировали стекла моей машины, заявил:
      – Наша Служба имеет право являться с проверками куда угодно без предупреждения! (Это была совершенная чушь, но я понадеялся, что местные ребята не станут изучать устав Службы, даже если вытащат его из Интернета.) – Сперва я хочу посетить ваш Отдел по связям с общественностью, а там посмотрим!
      Оранжево-белый отбежал на несколько шагов, подальше от наружных микрофонов моей "Цереры", и что-то быстро забубнил в свой "карманник". Мимо нас по уклону проехали вниз на стоянку несколько машин. Он не обратил на них ни малейшего внимания. Значит, в них сидели служащие фирмы или посетители, которых здесь ожидали. Эти машины несли пресловутый код, и аппаратура наблюдения пропускала их без помех. Такие меры предосторожности я видел только в ооновских гарнизонах в Африке. Но там, понятное дело, опасались недобитых моджахедов. А чего опасаются здесь?
      Оранжево-белый спрятал "карманник", махнул мне рукой и крикнул:
      – Включайте Антона!
      Я понял, что меня решили пропустить, но под контролем, раз не позволяют даже въехать самостоятельно. Так и оказалось. Повинуясь командам здешней навигационной системы, "Церера" скатилась по уклону в ярко освещенный подземный зал и медленно поехала между рядами машин. Меня заводили на стоянку в самый дальний угол.
      Здесь меня ждали. Когда я открыл дверцу, передо мной стоял мужчина в синем комбинезоне техника. Однако взгляд, которым он меня встретил, говорил, казалось, о другой профессии. Такой взгляд – настороженный, оценивающий – я видел у матерых сыщиков в первые годы своей службы в полиции, когда сохранялись еще остатки былой, жестокой преступности.
      Встречавший молча кивнул в знак приветствия, подождал, пока я вылезал из машины и запирал ее, а затем жестом пригласил следовать за собой. Несколько эскалаторов в разных концах огромного зала вели наверх, но мой спутник остановился у неприметной металлической двери. Он открыл ее, и я увидел кабину лифта. Как только мы туда вошли, створки сомкнулись за нашими спинами, и мы стремительно вознеслись в недрах пирамиды "ДИГО" куда-то ввысь. Определиться точнее было невозможно: на счетчике этажей устойчиво светились два нуля, как на двери клозета. Сердце билось часто и гулко, но страха я не испытывал, только возбуждение.
      Наконец, лифт затормозил, да так резко, что я чуть не взлетел в невесомости над полом, ушедшим из-под ног. Створки разъехались, выпустили меня, тут же сомкнулись снова, и лифт с молчаливым провожатым умчался вниз. А я оказался один в пустынном коридоре, куда выходили пронумерованные двери служебных помещений. Не успел я удивиться тому, что меня здесь не встречают, как одна из дверей напротив лифта открылась и мне навстречу шагнул улыбающийся мужчина.
      – Здравствуйте, господин Фомин! – приветствовал он меня.
      – Салют! – бодро отозвался я.
      Они, конечно, успели отыскать в Интернете страничку представительства нашей Службы в Петрограде и знали теперь, что все это представительство состоит из одного человека.
      Мужчина улыбнулся еще шире:
      – Мы налюбовались на вашу голограмму в компьютере, но порядок есть порядок, нужна формальная идентификация.
      Я достал свой "карманник", вывел на экран паспортные данные и показал ему:
      – Проверяйте! Хоть через Петропол, хоть через МИД, хоть через ООН.
      Мужчина кивнул и как бы невзначай, для того чтобы лучше все разглядеть, взял "карманник" у меня из рук, а мне жестом предложил пройти в открытую дверь. При всей своей неопытности смысл этого нехитрого приема я понял сразу: меня хотели пропустить сквозь рамку детектора, скрытую в коробке двери, чтобы проверить, нет ли у меня с собой какой-нибудь электроники помимо "карманника". Я мысленно похвалил себя за то, что оставил пачку со слезоточивыми сигаретами в машине: здешняя аппаратура, пожалуй, могла среагировать на их электронные запалы. Но для чего все эти меры предосторожности? Боятся промышленного шпионажа? В отчетах нашего МВД и в сводках Интерпола этот вид преступлений иногда встречался.
      Я смело шагнул через порог и очутился в приемной какого-то местного начальника: столы с компьютерами и всевозможной офисной техникой, во всю стену – голографически-рельефная карта мира, над ней цепочкой огоньков – циферблаты, показывающие время по часовым поясам. Казалось, здесь должны трудиться вдумчивые секретарши. Но сейчас за столами никого не было. В комнате находился единственный человек, и при взгляде на него мне стало слегка не по себе.
      У внутренней двери, ведущей, как видно, в кабинет босса, стоял мужчина ростом чуть выше меня, но с непропорционально широкими плечами и короткой, толстой шеей. Бугры его мышц проступали даже под свободным пиджаком, а руки, длинные как у обезьяны, доставали до колен. Самое же отталкивающее впечатление производила его мрачная физиономия с пронзительными черными глазами. Это был редкостный тип – "дутик", прошедший генетические изменения, а то и хирургические операции, для увеличения мускульной силы. В наш век запрета любого оружия таких красавцев готовили в качестве телохранителей.
      Меня всегда поражало, что в бессмертную эпоху находятся люди, к оторые соглашаются так себя искалечить. Хотя, возможно, они-то как раз и рассчитывают на долгую жизнь и могущество медицины: авось, подзаработав, удастся вылепить новую, стройную фигуру и привлекательную внешность. Настоящий дутик стоил огромных денег. Завести его могли очень богатые люди. Да и они заводили только в том случае, когда чего-то определенно боялись.
      Улыбчивый мужчина вошел вслед за мной, склонился к ближайшему компьютеру, быстро проверил идентификацию и отдал мне "карманник":
      – Все в порядке, господин Фомин! Итак, вы хотели встретиться с начальником отдела по связям с общественностью? Желание представителя ООН – для нас закон! Видите, я от волнения даже заговорил стихами. Прошу!
      Дутик с явной неохотой отошел от двери, которую охранял, и на ней вспыхнула надпись: "Начальник ОСО Вадим Викторович Чуборь".
      – Ну, что же вы? – подбодрил сзади улыбчивый. – Входите!
      И я вошел.
      За столом в кабинете под большой картой Евразии сидел тот самый тип, которого я видел в сюжете, извлеченном Антоном из Интернета. Но если на экране он показался мне мрачноватым, то сейчас вид у него был скорее сонный. Вообще о внешности его трудно было сказать что-то определенное: невыразительное лицо, коротко подстриженные волосы какого-то серого цвета. Напрашивался даже каламбур, что главная черта его облика – безликость. Возможно, такое впечатление усиливалось оттого, что, здороваясь со мною, он странным образом смотрел мимо меня, так же, как в видеосюжете смотрел мимо камеры.
      Я ожидал, что он начнет распрашивать о цели моего визита, но он, предложив мне сесть, сразу умолк, безучастно уставившись куда-то в угол. Пришлось начинать самому:
      – Вы знаете, зачем я к вам приехал, Вадим Викторович?
      Он помолчал, продолжая что-то изучать в углу кабинета. Потом невнятно выдохнул:
      – Понятья не имею.
      – Наше главное управление в Нью-Йорке, при штаб-квартире ООН, – я начал бить с козырей, чтоб вывести его из спячки, – заинтересовалось расследованием трагической гибели ваших сотрудников, Жилякова и Самсонова.
      На лице его ничего не отразилось. Опять последовала долгая пауза, он все так же смотрел мимо меня. А когда я уже перестал ждать ответа, губы его шевельнулись и в воздухе пронеслось еле слышное:
      – Делать вам нечего.
      – Господин Чуборь, я не обсуждаю приказы своего начальства, я их выполняю! Да, в масштабах ООН катастрофа у петроградского речного вокзала – незначительное событие, однако наша Служба иногда расследует именно такие мелкие случаи, они добавляют ценные штрихи к картине состояния общества. Поэтому я и обратился к вам.
      После обязательной задержки, правда, чуть более короткой, он выдохнул:
      – Мы-то здесь при чем?
      – Погибшие были сотрудниками вашей фирмы. Кстати, в каком отделе они работали?
      Пауза. Бормотанье:
      – А какая разница?
      – Господин Чуборь, я уже объяснял вам наши методы: мелкие факты – штрихи – общая картина…
      Глядя в сторону, он чуть-чуть кивал. То ли показывал, что слушает меня, то ли спал с открытыми глазами, с трудом удерживая голову.
      – Так в каком отделе, господин Чуборь?
      Пауза на сей раз вышла еще короче, а в скороговорке явственно прозвучало раздражение:
      – Какая разница? Хотя бы в моем.
      – В вашем?!
      Я удивился искренне. Тупые физиономии Жилякова и Самсонова никак не соответствовали моему представлению о работниках пиара и паблисити. Впрочем, все, кого я до сих пор встретил в этой фирме, выглядели странновато. И самым удивительным казалось поведение моего собеседника. Если господин Чуборь хотел что-то скрыть, лучшим способом было заговорить меня, отвлечь, заморочить мне голову. Если уж он сам был на такое неспособен, кликнул бы кого-то из своих профессиональных говорунов. Но вместо этого он явно, пожалуй даже слишком, демонстрировал пренебрежение ко мне. Провоцировал? Хотел, чтобы я сорвался и показал, чего от меня ожидать?
      Срываться было нельзя, но прилив раздражения дал мне энергию, и я, по наитию, перешел в атаку:
      – Господин Чуборь, какова продолжительность рабочего дня в вашей фирме?
      В глазах его, устремленных в угол кабинета, что-то дрогнуло. Похоже, от удивления он хотел даже взглянуть на меня, но сдержался. Прошелестело недоуменное:
      – Как обычно… С девяти до шести.
      – Господин Чуборь, полиция и пресса со ссылкой на вас сообщают, что погибшие находились в поездке по делам фирмы.
      Взгляд его окаменел. Казалось, он лихорадочно просчитывал возможность допущенной ошибки. Послышалось осторожное:
      – Ну…
      – Катастрофа у речного вокзала произошла в девятнадцать тридцать семь. Получается, что вы эксплуатируете своих сотрудников сверхурочно. Как смотрят на это профсоюзы и гострудинспекция? Подобные вопросы также находятся в поле зрения ООН.
      Молчание.
      – Господин Чуборь, какими делами фирмы занимались Жиляков и Самсонов после окончания рабочего дня?
      Молчание.
      – Господин Чуборь, куда они ехали?!
      Долгая пауза, потом – еле слышно – прежнее, уклончивое:
      – А какая разница?
      – Вадим Викторович, – я усилил натиск, – по-моему, за то время, что я сюда поднимался, вы успели познакомиться с моей биографией. Я тридцать лет был сотрудником Петропола. Мне ничего не стоит обратиться туда и выяснить эту подробность без вашей помощи.
      Здесь я немного преувеличивал. Мне совсем не хотелось появляться в новом качестве на своей прежней полицейской работе.
      На губах Чуборя обозначилась усмешка:
      – Думаете, полканы знают?
      Я понял, что промахнулся. Но разгон был уже взят, и я ударил с другой стороны:
      – Господин Чуборь, если не ошибаюсь, основные потребители ваших редких металлов – западные корпорации?
      Настороженное молчание.
      – Как вы думаете, Вадим Викторович, что произойдет, если я доложу своему начальству в ООН о вашем запирательстве? Вы когда-нибудь слышали о санкциях Совета Безопасности в отношении нелояльных организаций? Вы не хотите, чтобы у вас возникли проблемы на западных рынках? – (Вот здесь я почти не блефовал. Беннет, если его разозлить, мог провернуть многое.) – Так куда они ехали в момент катастрофы?
      Он чуть скривился, словно ощутив больной зуб:
      – Возвращались. Сюда. На Лиговку.
      – Откуда возвращались, господин Чуборь?
      – Из… – он пробормотал что-то, похожее на ругательство.
      – Откуда, откуда?! – я даже шею вытянул.
      – Из Пидьмы.
      – А что это такое?
      Напряжение во взгляде его ослабло, лицо смягчилось. Я понял свою ошибку: нельзя было показывать, что я и понятия не имею о загадочной Пидьме. Возможно, хитростью удалось бы вытянуть из него больше информации. Но, поскольку на хитрость я оказался неспособен, оставалось только добиваться ответа в лоб:
      – Что такое Пидьма?
      Молчание. Потом вялое пожатие плечами:
      – Поселок.
      – Что там находится?
      – Завод. "РЭМИ".
      "РЭМИ", "РЭМИ"… А ведь я об этом что-то слышал. Что-то мелькало в экономических обзорах, которые, давясь, я читал по долгу службы. Ну, конечно, молодая, но довольно успешная фирма по производству лантаноидов.
      – Они ваши конкуренты, господин Чуборь?
      – Коллеги.
      – А зачем к ним ездили Жиляков и Самсонов?
      Пожатие плечами:
      – Обычная поездка. Согласовать рекламную кампанию. Раз мы работаем в одной области, значит, должны учитывать интересы друг друга.
      – А по компьютеру нельзя было договориться, обязательно посылать людей?
      Он снова чуть пожал плечами:
      – Живое общение. Лучше.
      Я понял, что больше мне из него ничего не вытянуть.
      – Благодарю вас, господин Чуборь!
      Вялый кивок головой на прощанье. За все время нашей беседы он так и не взглянул мне в глаза.
      Я вышел из кабинета в приемную. Ни звероподобного дутика, ни улыбчивого мужчины, проверявшего мою идентификацию, там уже не было. За компьютерами сидели две строгие секретарши. Одна из них поднялась и молча проводила меня до лифта.
      Внизу на стоянке дожидалась "Церера". На всякий случай я огляделся. Остроглазый техник исчез, а люди, сновавшие между рядами машин – служащие фирмы, посетители, – не обращали на меня внимания. Я сел за руль и на ручном управлении осторожно выехал из подземного зала. Никто мне не препятствовал.
      На обратном пути через город, пока машину вела система "Центр", я просмотрел все, что Антон сумел извлечь из Интернета о компании "РЭМИ" (полное название – "Редкоземельные элементы и изделия"). Она появилась несколько лет назад, внезапно, словно выскочила из небытия, развивалась стремительно и, хотя еще уступала огромной "ДИГО", успела завоевать прочное место на рынке. У нее был свой рудник в Сибири, причем на месторождении, которое раньше считали бесперспективным. Специалисты "РЭМИ" каким-то своим способом сумели эффективно использовать его бедные породы. А основной их завод находился действительно в Пидьме, на северо-востоке Петроградской области, за триста километров от города.
      Если судить по карте, это был настоящий медвежий угол: безлюдье, леса, болота. Для завода, наверное, место выбрали удачно – рядом протекала большая судоходная река Свирь. Но какого черта в той же Пидьме расположилась и штаб-квартира компании? С теми оборотами, каких "РЭМИ" уже достигла, им бы красоваться в Москве и в Петрограде. Нет, как будто спрятались в глуши.
      …Когда я вернулся в квартирку-офис, было уже около шести вечера. Я стал раздумывать, имеет ли смысл звонить Беннету. В Нью-Йорке начинался рабочий день, но Беннет, вполне возможно, отсыпался после того, как беседовал со мной глубокой ночью.
      Что-то еще беспокоило меня. Вспомнилось, как улыбчивый мужчина, перехватив мой "карманник", предлагал пройти сквозь дверь с детектором. Я подумал, подумал и достал из сейфа небольшой сканер для обнаружения радиоизлучений. Мне прислали его из нью-йоркского управления вместе с прочим оборудованием, которое полагалось иметь в офисе нашей Службы. По инструкции я был обязан периодически проверять, нет ли в помещении подслушивающих "жучков". Мне это казалось абсурдом, и до сих пор я к сканеру даже не прикасался. Я просто не мог представить, что кому-то взбредет в голову меня подслушивать.
      Сейчас, волнуясь, я впервые включил сканер и медленно обвел им стены, пол, потолок. Сканер даже не пискнул, его экранчик светился ровным светом: в офисе и в соседних квартирах все было чисто. Я подумал еще, засунул сканер в карман и вышел на улицу.
      Уже темнело. "Церера", стоявшая на площадке, подмигнула мне фарами. Я обошел ее со сканером, но он молчал. Я подумал еще немного, открыл дверцу, включил в салоне телевизор на полную громкость (заканчивалась сводка новостей) и вновь стал обходить машину. Вот теперь сканер проснулся! Он улавливал четкий сигнал, исходивший от заработавшего "жучка": на экранчике появилась контурная схема "Цереры" с пульсирующим огненным пятнышком под днищем кузова.
      Все стало ясно. Мне прилепили так называемую дремлющую подслушку, включавшуюся только от звуков человеческого голоса, выделявшую его сквозь все посторонние шумы, даже сквозь гул мотора, и ретранслировавшую пойманный разговор на приемник своему хозяину. Такие устройства формально были запрещены, однако слишком строго за них не карали: все-таки не оружие. Ими охотно пользовались частные детективы, следившие за неверными супругами.
      Я присел на корточки, долго шарил рукой под днищем, до локтя испачкался в грязи, но все-таки нашел и отодрал плоский кругляшок величиной с мелкую монетку. Какая же вы свинья, господин Чуборь! Мне очень хотелось высказать это мнение прямо в "жучок" и добавить несколько перлов из богатого арсенала ругательств, накопленного за всю жизнь. Однако благоразумие пересилило. Я промолчал и отвел душу только тем, что со всего размаха зашвырнул "жучка" через дорогу.
      Потом я вернулся в квартирку-офис, почистил куртку, вымыл руки, снова взял сканер и, громко декламируя "Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять!", еще раз проверил помещение. Убедившись окончательно, что в доме подслушек нет, включил шифрканал и вызвал Беннета.
      Он уже находился в своем рабочем кабинете и откликнулся немедленно. Выслушал мой рассказ с подчеркнутым вниманием, не перебивая. Потом кивнул:
      – Неплохо для начала, Вит. Совсем неплохо. Значит, по-твоему, парни из "ДИ-ГОУ" (он выговаривал название на свой манер) чем-то напуганы?
      – Да, это заметно. Пока не знаю причины. Я ведь впервые наблюдал жизнь крупной корпорации изнутри. Честно говоря, до сих пор я вообще не соприкасался с деловым миром. Поработал недолго на косметической фабрике, еще в добессмертные времена, только и всего. Потом был на государственной службе, теперь вот на ооновской. Так что с бизнесом и его коллизиями знаком лишь по сообщениям СМИ и кинофильмам… Наверное, это признание обесценивает прежние обзоры, которые я вам посылал?
      Беннет поморщился:
      – Вит, сейчас не время для всяких русских штучек – как они называются? – самого себя копание, самого себя критика. Оставь это. Лучше скажи, что ты собираешься делать дальше.
      – Завтра с утра поеду с визитом в "РЭМИ".
      – На машине?
      – Да. Путь неблизкий, часа три в один конец. Но я не хочу заказывать вертолет.
      – Чтобы не светиться?
      – Конечно. Поэтому не стану и звонить в "РЭМИ", явлюсь без предупреждения.
      – Все правильно, – согласился Беннет. – Только ради Бога будь осторожен, Вит.
      Кажется, впервые мне послышалась в его голосе настоящая теплота.
      – Я постараюсь, Уолт. Сам знаешь, я не герой.
      – Будь осторожен, Вит, – повторил он, – будь осторожен!

9