как быстро меняются, твердеют черты ее лица, как в них прорезается прежняя ирония. Обнаженная, еще со следами моих неостывших поцелуев на шее и на груди, она опять становилась недосягаемой. Не было никакой моей победы. Эта бесовка, возомнившая себя небожительницей, по своей прихоти спустилась на землю, использовала меня, а теперь – возносилась обратно в свой мир, куда мне не было доступа.
Зато у меня вмиг исчезло подкатившее было пресыщение. Разумеется, я готов был Елену возненавидеть. Но при этом – если не телом, то душой – желал ее еще сильнее, чем прежде.
Она открыла, наконец, глаза и произнесла задумчиво, прислушиваясь к остаткам своих ощущений:
– Это было хорошо. Даже очень хорошо.
– Скажи еще спасибо! – разозлился я.
– Спасибо.
– Рад стараться!
– Ты снова сердишься? – лениво спросила она. – Тебе хотелось большего? Какой-то власти надо мной? Это невозможно.
– Просто я не понимаю, какого черта тебя занесло именно в мою постель! Если уж тебе приспичило, могла бы найти профессионального жиголо с искусственно увеличенным членом!
Она усмехнулась:
– Думаешь, у меня таких не было? Эти безмозглые профессионалы не могут дать самого главного. Мой милый шпион, я – женщина, а не самка, мне нужно настоящее. А настоящую страсть и настоящую нежность не подделать никакой хирургией.
Она встала, чтобы пройти в ванную.
– Елена! – окликнул я.
– Что? – Она стояла нагая, спиной ко мне, только чуть повернув голову,
– Ты действительно отпустила охрану, или кто-то следовал за нами тайком, как за мной на областном шоссе? о – Отпустила, отпустида, мой шпион! – бросила она через плечо и зашлепала босыми пяточками по, полу.
Потом мы лежали рядом, укрывшись одним одеялом. Она сама, устраиваясь поудобнее, прижалась ко мне.
– Расскажи о себе хоть что-нибудь! – потребовал я. – Могу я узнать хотя бы твой календарный?
– Это очень важно для тебя? Ну, сорок семь.
– Значит, генную профилактику ты прошла примерно в двадцать два года, и родители твои были еще молоды. Кто они, где они сейчас?
– Какая разница? – сонно пробормотала она. – Я их давно не видела, я их почти забыла.
– Разве так бывает? – удивился я. – Мне, одинокому, этого не понять.
– У нас на фирме свой порядок: тот, кого к нам принимают, должен оборвать все прежние связи.
– Родственные?
– Родственные, дружеские, какие еще бывают… – выговорила она, засыпая, и вдруг слегка очнулась, засмеялась: – Ну вот, кажется, я и выдала тебе один наш секрет.
– Уже второй.
– Правда? – она совсем проснулась. – Какой же первый?
– Ты нисколько не удивилась, когда я сказал, что бессмертная эпоха может скоро закончиться. Ты знала об этом. У вас на фирме кто-то основательно занимается прогнозированием. Видимо, та же группа, что готовила программу депутату Милютину. И ваши ребята вычислили примерно ту же картинку будущего, что и я.
Она повела под одеялом голым плечиком:
– Думай, что хочешь. Будущее всё равно у каждого свое. А сейчас давай хоть немного поспим…
Под утро я проснулся от ее прикосновений. Она осторожно и умело водила кончиками пальцев по моей шее, потом – по груди, потом – по животу. Всё бешенство любви и ненависти вскипело во мне и растеклось по жилам. Я навалился на нее, даже не поцеловав. Ее это нисколько не смутило. Она сама раскрылась и обхватила меня длинными, сильными ногами:
– Вот такой ты мне и нравишься… Сердитый… Только не торопись!
Потом, умытая, причесанная, подкрашенная, она пила кофе на моей крохотной кухне. А я сидел напротив и следил за каждым ее движением, за каждой гримаской ее прелестного лица. Она уже вызвала машину с охраной (просто включила на «карманнике» маячок наведения, не сказав ни слова, чтоб я не смог ничего подслушать). Истекали наши последние минуты.
Я чувствовал себя как выжатый лимон. Если бы на месте Елены была любая другая женщина, я мечтал бы только об одном: чтобы она поскорей исчезла. Но эта дьяволица с огненно-синими глазами, похоже, свела меня с ума. Я прощал ей уже и надменность, и снисходительную иронию. Одна мысль о том, что мы больше не увидимся, угнетала меня сильнее, чем грядущие мировые катастрофы.
Остатки гордости не позволяли мне задать прямой вопрос о будущем, и я осторожно пошел в обход:
– Значит, порядки в вашей фирме как в средневековом монастыре?
Она недоуменно подняла брови. Как видно, ее представление о монастырях было очень смутным.
– Тот, кто поступал в монастырь, – пояснил я, – отказывался от родственников и друзей. Да еще менял имя… Ты ведь не только порвала с родными, ты и фамилию сменила?
Она усмехнулась и отпила кофе.
– Ладно, – сказал я, – не хочешь – не отвечай. Но вот какая штука: обитатели монастырей давали обет воздержания. Любовные отношения у них считались смертным грехом. В вашей фирме до такого изуверства как будто не дошли.
– А ты сомневаешься? – засмеялась Елена. – Сегодня ночью ты получил мало доказательств?
– Я сомневаюсь в другом. Если, поступая на фирму, вы должны были оборвать все прежние привязанности, то почему вам позволяется заводить новые за ее стенами?
– Что ты имеешь в виду? – насторожилась она.
– Как раз сегодняшнюю ночь. Выходит, вас не обязывают выбирать любовников и любовниц только в своем
коллективе? Это кажется нелогичным для тайного общества. К чему тогда строгости при поступлении?
Елена отставила пустую чашку и спокойно сказала:
– Пока нам разрешается иметь увлечения на стороне. Даже с известной долей риска.
Ее «карманник» залился мелодичной трелью. Она поднялась:
– Ну всё, машина у подъезда! Не провожай меня вниз, только выпусти из квартиры.
Я молча пошел за ней к двери. Никакая сила не заставила бы меня сейчас совершить последнее унижение и попросить о новой встрече. Я так и загадал: попросит она сама – увидимся, нет – значит нет.
Но Елена не попросила. Она приказала. Уже стоя на пороге, небрежно чмокнула меня в щеку:
– Ты больше не звони! Я сама позвоню, когда мне будет удобно. И приеду, когда смогу вырваться. А ты не звони!
Если бы мне посмела сказать что-нибудь подобное любая другая женщина, я послал бы ее к черту, я забыл бы о ее существовании прежде, чем за ней закрылась дверь. Но, когда эта дверь захлопнулась за Еленой, я остался стоять в крохотной прихожей и, презирая себя, тихо радовался: мы еще увидимся, сегодняшняя ночь повторится…
А потом – что-то словно подтолкнуло меня к компьютеру. Во мне всё же вырабатывался профессионализм сыщика, и даже моя идиотская влюбленность не могла этому помешать. Окна моей квартирки выходили на противоположную от подъезда сторону, однако над подъездом стояла видеокамера. Я подключился к ней.
Я увидел на экране, как Елена выходит на улицу. У тротуара ее ждала машина. Не какой-нибудь мощный «Тритон» или представительский «Ганимед» – всего лишь неприметный темно-серый «Оберон». Задняя дверца машины открылась. Елена наклонилась туда, что-то сказала. Ей что-то ответили. Она рассмеялась и села в машину. «Оберон» умчался.
Я выключил компьютер и задумался. Конечно, я испытывал обиду. Конечно, ревновал Елену к ее спутникам, с которыми она возвращалась в свою закрытую жизнь.
Но – независимо от моих чувств – мой мозг напряженно просеивал, снова и снова, наши разговоры. Что-то из сказанного ею было очень важным, задело меня, удивило, потом позабылось. Какое-то слово. Я пытался его отыскать.
И я вспомнил это слово, я оценил его значение. В сравнении с ним все прежние проговорки Елены казались пустяками. А вот теперь она проболталась по-настоящему. И ничего не заметила. Не поняла, что за тайну выдает простое, коротенькое слово «ПОКА».
15
Несколько следующих дней я почти не выходил из квартирки-офиса. Я валялся на диване, ждал звонка от Елены, пил пиво и предавался исконному русскому занятию, которое Беннет обозначил как «самого себя копание, самого себя критика». Чем больше банок с пивом я опустошал, тем больше угнетала меня собственная никчемность. Меня уже не утешала роль матроса с «Титаника». Что толку – неведомо для экипажа и пассажиров качать в темном трюме бесполезную помпу! Мне хотелось что-то предпринять. Но что я мог сделать? Выбежать на улицу и закричать об опасности? Сбросить свои прогнозы в Интернет? В первом случае меня отправили бы в психиатрическую больницу, во втором – на мои электронные вопли никто не обратил бы внимания. А жалованья в ооновской Службе я лишился бы наверняка.
На всякий случай я опять запустил большой компьютер на поиски в Интернете. Я не рассчитывал найти единомышленников, но, может быть, отыщется хоть какая-то подсказка. Через полчаса компьютер выбросил на экран всё, что сумел наловить. Это была в основном информация новомодных церквей, расплодившихся за последние, бессмертные десятилетия (ну, не могут люди обойтись без мистики и сверхъестественного!). Церковь Божественной Науки сообщала заповедь святого Норберта Винера: «Мы изменили мир так радикально, что теперь сами должны измениться, чтоб выжить в этом мире».
Значит, отец кибернетики Винер стал святым. Я был рад за него. И заповедь его из середины двадцатого века звучала великолепно. Вот только проку от нее было немного. Все религии требуют от человека, чтобы он изменился, по крайней мере соблюдал их правила, а это – всё та же ломка человеческого естества. Ни одна из религий (кроме, кажется, язычества) не доверяет людям. Заранее подозревает в них безумных скотов, которые – стоит оставить их без присмотра – вмиг уничтожат сами себя.
Винера, похоже, крепко испугали первые атомные бомбы. Ему казалось тогда, что люди докатились до самого края пропасти, и небывалая всеобщность угрозы исцелит их от помешательства.
Мой дед Виталий был снисходительней святого Винера. Он знал уже, что можно привыкнуть и к жизни на ядерных боеголовках. Он даже полагал (морщась и отплевываясь), что человеческое безумие, то бишь стремление к первенству и обогащению, по-своему полезно для прогресса. Но и дед был уверен в необходимости изменений. Он лишь отодвигал последний их рубеж до того момента, когда развитие науки, подталкиваемое среди прочего теми же эгоизмом и соперничеством, достигнет своей главной цели – бессмертия.
Мои расчеты подтвердили его правоту: теперь людям, уж совершенно точно, деться некуда. Чтоб не погибнуть, они должны измениться. Но как? Как им измениться, проклятым, да еще сразу всем двум с половиной миллиардам бессмертных жителей Земли, по крайней мере подавляющему большинству, иначе ни хрена не выйдет?!
Я ничего не мог придумать для спасения человечества, я страдал от своего бессилия. И тут уже одним пивом было не обойтись, пришлось доставать из холодильника водку.
От сорокаградусной добавки я размяк до полного самоуничижения. Какой из меня спаситель человечества, я хуже всех! Уж не лучше – наверняка. Взять хоть отношения с Еленой. Мне же недостаточно было получить от нее то, что нормальному мужику требуется от бабы. Мне приспичило утвердить свое превосходство над ней. Что это, как не та же проклятая жажда первенства, безумие, которое добивает наш мир!…
Я окончательно перешел на водку и стал с ненавистью думать уже о Елене, которая мне не звонит. Все женщины – дуры и шлюхи, и Елена такая же, как все, только гонору побольше.
Меня клонило в сон, я задремывал на диване. Время от времени просыпался, вспоминал, что я всё-таки на работе, поправлялся ледяной минералкой и через силу садился смотреть последние известия.
На международном канале под бойкую скороговорку русского синхронного перевода показали обсуждение в ООН вечного вопроса о допустимости генной профилактики для домашних животных, потом – заседание международного антимонопольного комитета в Женеве, потом – строительство океанского суперлайнера в Японии.
Затем пошли неизбежные новости из жизни кинозвезд (что в Голливуде, что в Москве у них, похоже, нет иного занятия, как разводиться и тут же вступать в новые браки, когда они только успевают сниматься!). Я собрался уже переключить программу, как вдруг начался главный сюжет выпуска: рассказ о новом веянии, охватившем мир, – обмене полами по договоренности.
Бестолковый переводчик (или плохо запрограммированный компьютер) так и ляпнул по-русски во множественном числе – «полами», как будто речь шла о паркете разных сортов. Но дурацкая оговорка привлекла мое внимание, я решил досмотреть до конца и не пожалел об этом.
Мне рассказали, что обычные операции по перемене пола, практиковавшиеся целый век, выходят из моды. Им на смену явился обмен между конкретными мужчиной и женщиной. Пары, меняющиеся полом и половыми органами (взаимное иммунное отторжение современная медицина легко преодолевает), находят друг друга с помощью специальных агентств. Подбор тщательнейший, учитываются все запросы обоих, операции предшествует личное знакомство, после которого стороны дают окончательное согласие.
Число «обменцев» стремительно растет. Провоцирующим фактором, по мнению психологов, является резко возросшая продолжительность жизни. (Мне стало смеш-
но: бессмертным обывателям не на что употребить свое бессмертие, как только на поиски новых ощущений. Их самые смелые фантазии не вырываются из сферы секса, и при этом «обменцы» ничем не рискуют. Ведь насытившись впечатлениями в шкуре противоположного пола, всегда можно возвратиться в свой прежний.)
А комментатор увлеченно рассказывал, что у «обменцев» уже вырабатывается собственная этика. Первая, главная, заповедь для обоих участников пары: после обмена не вступать в любовную связь друг с другом. Это считается грехом пострашней кровосмешения.
Затем последовало самое интересное: интервью с одной такой парочкой. И только тут выяснилось, насколько я недооценил своих современников. Нет, примитивной защищенностью на сексе страдали далеко не все! Первой выступила новоиспеченная женщина (бывший мужчина), смуглая черноволосая мексиканка. Я узнал, что этому существу представилась возможность сделаться президентом Ассоциации бизнесвумен Центральной Америки, ворочавшей миллиардами долларов. Но возглавить Ассоциацию по уставу могла, естественно, только женщина. И горделивый мачо без колебаний превратился в эффектную гуапу (красавицу).
Когда же показали второго «обменца», бывшую женщину, теперешнего мужчину, я чуть не опрокинулся перед компьютером вместе с креслом. В облике здоровенного веснушчатого викинга с соломенными волосами и рыжей окладистой бородой на экране красовался «наш гость из Швеции» Фредерик (бывшая Фридди) Нильсон!!
Этот богатырь отвечал на вопросы корреспондентов рокочущим басом, с надменным выражением лица, явно бравируя обретенной грубоватой мужественностью. Что подвигло его на обмен? О, не только сексуальные мотивы, хоть и они исключительно важны. В своем прежнем, женском состоянии он всегда ощущал избыток активности в любовных отношениях и захватывал верховенство над партнером. Значит, уже тогда подсознательно в нем проявлялась психофизика сильного пола.
Но -главная причина, конечно, – его профессия ученого, филолога и литературоведа. Косное научное сооб-
щество отвергает новые идеи и новых исследователей, окаменевшие профессорские кланы захватили все университеты. Женщине слишком трудно пробиться сквозь эту стену и занять достойное ее таланта положение. Но в своем нынешнем, мужском обличье он удвоит напор!
Чем же собирается Фредерик Нильсон удивить изрядно охладевшее к литературе человечество? Он приносит людям бесценный дар: творческое наследие открытого им величайшего поэта ушедшего восточного мира, недавно, увы, скончавшегося в ооновском лагере для подопечных Али Мансура. Философская глубина его стихов, их мелодичное совершенство просто потрясают. Вот, послушайте! И Фредерик, закатив бесцветные глаза к потолку, стал читать, громко подвывая и взмахивая в такт огромными кулачищами.
Меня затрясло, я судорожным движением переключился на местный канал. Значит, бедняга Али всё-таки умер. А огнедышащая Фридди решила сделать себе карьеру на раскрутке доставшихся ей текстов, для чего даже поменяла пол. И только благодаря таранной мощи этого рыжебородого дурня (бывшей дурехи) мудрые, горькие слова обреченного старика наконец-то прорвутся к читателям и слушателям. Что ж, ироничный Али воспринял бы такую ситуацию с юмором. И, застенчиво улыбаясь, кротко извинился бы за то, что всё равно ничего не может изменить своим творчеством в безумном мире…
А тем временем по местному каналу быстрым сюжетом показали, как Розовый Слон, советник юстиции господин Хоботов, проводит инспекцию фирмы «РЭМИ». Его пузлая, как подушка, физиономия под козырьком форменной фуражки проплыла на фоне знакомого мне пидьменского пейзажа. За спиной у него маячили еще двое богатырей в мундирах управления по борьбе с экономической преступностью и с дубинками в руках, явно охранники (иметь пистолеты и им запрещалось).
На ходу, вполоборота к объективу, советник Хоботов небрежно бросал: им скопированы все договоры фирмы «РЭМИ», ее переписка, счета, платежные поручения. Анализ он проведет в Петрограде, но уже сейчас почти убежден: «РЭМИ» преступила священный для каждого рос-
сийского предпринимателя закон о конкуренции. Она вторгалась на чужие секторы рынка и захватывала их, используя демпинговые методы. Кара будет строгой, но справедливой: миллиардные штрафы, банкротство, внешнее управление! Директоров и главных акционеров ожидает суд!
Я даже развеселился немного, слушая его угрозы. А ведь этот болван и его свита проезжали туда и обратно мимо гигантского аэродрома с бетонной горкой, не могли не заметить такое чудище, но, похоже, ничего не поняли. Да если бы Розовый Слон вообще хоть в чем-то разбирался, кроме юридической казуистики, он должен был бы не копировать счета, а вцепиться в технологию: как это фирма «РЭМИ» из бросовой, тощей породы так дешево и сердито выплавляет чистейшие лантаноиды?
Я был уже сильно утомлен алкоголем, но тут – хочешь не хочешь – пришлось налить стопку водки и выпить за помин души советника Хоботова. Правда, он был еще жив, но я не сомневался, что ненамного опережаю события. А уж то, что денежки, которые корпорация «ДИГО» ухлопала ему на взятки, натравливая на своих конкурентов, немалые денежки, плакали горькими слезами, было яснее ясного.
Как раз в это время зазвенел сигнал шифрканала и голографический Беннет влез в мое уединение:
– Витали, куда ты пропал, почему не докладываешь? Что у тебя за вид, ты напился?
Он даже носом потянул, словно спутниковая связь могла донести до него запах.
– Скажешь тоже, напился! – я, как мог, изобразил обиду: – Несчастные сто грамм для промывки мозговых извилин…
– Докладывай! – разъярился Беннет. – Что ты узнал у этой чертовой бабы? Понял вопрос?! Я не спрашиваю, сколько палок ты ей поставил, я спрашиваю, что ты узнал!
– Твои вульгарные выражения, Уолт, оскорбительны для меня как джентльмена и для моей дамы.
– Докладывай!!
– Ну хорошо, хорошо! – я отхлебнул газированной минералки, она выгоняла из моей башки алкогольные
пары. – Есть кой-какие пустяковые новости. Во-первых, «РЭМИ» – не фирма, а тайное общество.
– Что ты хочешь сказать? – нахмурился Беннет. – Что прибыль для них не самоцель? Что они ее тратят на финансирование каких-то секретных проектов? Черт побери, это уже и так ясно! Вопрос в том, что у них за проекты, политические?
– Нет, непохоже. Политические заговорщики старались бы проникнуть в разные слои народа, прощупывали настроения, вербовали сторонников. А команда из «РЭМИ» напоминает замкнутую секту. Им действительно нужны большие деньги, поэтому они возятся с производством и продажей лантаноидов. И поэтому терпят контакты своих сотрудников с окружающим населением. Но, как проговорилась моя знакомая, только до определенного момента.
– До какого?! – вскинулся Беннет. Всё же он был настоящим разведчиком и главное схватывал на лету.
– Пока точно не выяснил. Но есть намеки. Во-первых, эти ребята прекрасно знают, что надвигается мировой кризис. Перспективу Всепланетной гражданской они просчитали задолго до меня. И, возможно, именно поэтому обосновались в такой глуши, как Пидьма, на безопасном удалении от центров будущих потрясений. Думаю, свой «час икс» они определят по ходу событий: когда станет по-настоящему жарко, задрают люки и изолируются от всего мира.
– А нет намеков, что эти оригиналы не дожидаются катастрофы, а сами готовятся ее вызвать?
– Не думаю, – ответил я. – Они, конечно, жестоки, для них не имеет ни малейшей ценности жизнь людей, которые не принадлежат к их секте. Но они, насколько я понял, не бьют первыми, уничтожают только тех, кто сам пытается на них напасть. Не могу представить, чтобы они планировали какую-то провокацию.
– А ты узнал, для чего им нужен этот дьявольский аэродром?
– Ясно, что не для выгрузки руды, это сказка для дурачков. И не для старта самолетов с десантом, они не готовят военный переворот. Скорее всего дело связано с
законом о свободной деятельности, в космосе, который они со свистом пропихнули сквозь Думу.
– Космодром? – удивился Беннет. – Частный космодром?
– А что, ребятки с размахом.
Беннет помолчал, соображая что к чему. Потом разразился проклятьями:
– Черт побери, у нас под носом орудует стая стервятников! Они же настоящие стервятники: дожидаются нашей гибели! Может, они задумали построить летающий Ноев ковчег?! Упорхнуть в космос, пока мы будем жечь друг друга, а потом вернуться на пепелище и завладеть всей Землей?! – Он перевел дух. – Что ты предлагаешь делать, Витали?
– Прежде всего я известил бы российское правительство о том, что творится на его территории. В конце концов, Россия – член ООН и платит взносы на содержание нашей Службы.
Ярость Беннета утихла. Он замялся:
– Конечно, Вит, по-своему ты прав. Ты рассуждаешь как русский, как гражданин своей страны…
– Вы не доверяете нашим властям? Беннет вздохнул:
– Я не хочу задеть твой патриотизм, но сам подумай: как можно им доверять? Чтоб получить разрешение на такой аэродром, стервятники должны были подкупить ваших министров. А чтобы сохранить его строительство в тайне – подкупить чиновников всех рангов, от Москвы до местных поселков, да еще полицию и прессу.
Мне стало обидно:
– Не только в России всё продается и покупается, иначе стервятники не точили бы клювы на наши будущие трупы.
– Наша Служба неподкупна, Вит! – с пафосом возразил Беннет. – Не забывай, мы действуем в интересах всего человечества, а они выше национальных! И поэтому… – тут он сбавил тон и опять замялся: – поэтому мы не заинтересованы в том, чтобы всякие технические ноу-хау, которые, видимо, есть у стервятников, оказались у российских властей прежде, чем сделаются достоянием всего мирового сообщества.
– Теперь понятно, – проворчал я.
– Витали, – нахмурился Беннет, – меня беспокоит твое настроение. Может быть, ты переутомился? Или тебя угнетает страх? Ты сам говорил, что стервятники жестоки.
– Не думаю, чтобы с их стороны мне грозила опасность.
– Потому что ты ублажаешь эту чертову бабу?
– Уолт! Мне надоели твои скабрезности!
– Ну, конечно, – сказал Беннет, – любовь придумали русские. Чтобы мужчины могли не платить женщинам, и наоборот. Шучу, шучу!
И он отключился.
16
Розовый Слон, советник юстиции господин Хоботов, погиб на следующее утро. Я ждал очередной автомобильной катастрофы, но произошло самоубийство. Бедняга выбросился из окна своего кабинета на десятом этаже Управления по борьбе с экономической преступностью. Видеокамера, стоявшая над подъездом, случайно запечатлела его в последнее мгновение жизни, в нескольких метрах над землей. Дневные выпуски петроградских новостей прокрутили потрясающую запись: господин советник в полной форме, только без фуражки, летел вдоль стены со счастливой улыбкой на лице и взмахивал руками, точно птица крыльями. Сам момент удара из гуманных соображений не показывали, милосердно затеняя нижнюю часть кадра. Но по тому, как вздрагивало изображение улицы в верхней части, можно было догадаться, с какой силой шмякнулась о брусчатку мостовой эта стапятидесятикилограммовая туша.
От рыдающей вдовы корреспонденты не добились ничего вразумительного. Она твердила только, что муж уходил на работу в прекрасном настроении. «Не было ли у него каких-нибудь проблем?» – допытывались журналисты. «Где провести рождественский отпу-уск!» – отвечала несчастная женщина, захлебываясь слезами и явно еще не до конца осознавая случившееся.
Кабинет самоубийцы был заперт изнутри, дверь пришлось взламывать. Никакой предсмертной записки советник Хоботов не оставил. Его рабочий стол был тщательно убран, на видном месте лежал единственный компакт-диск, тот, на который в Пидьме он скопировал документацию фирмы «РЭМИ». Когда содержание диска проверили, оказалось, что рабочая информация с него стерта полностью, а взамен записаны самые тошнотворные порнофильмы, какие только можно найти в Интернете. И все эти операции с диском, несомненно, проделал сам господин советник перед тем, как с блаженной улыбкой выпорхнуть из окна.
Вердикт следствия и прессы был единодушным: внезапное помешательство. Журналисты, врачи, знакомые мне полицейские чины из Петропола, сменяя друг друга на экране, сокрушались: даже генная медицина не дает гарантий от таких прискорбных случаев. Дело прямо-таки с неприличной быстротой загоняли в наезженную колею, объявляя очередного погибшего сумасшедшим.
А Елена всё не звонила и не звонила. Мой запой кончился. Я был трезв как стеклышко и зол как черт. Меня так и подмывало в отместку ей вызвать к себе одну из старых подружек и без всяких претензий на тонкие чувства разрядиться до опустошения. Хоть самому себе доказать, что на Елене, этой высокомерной дряни, свет клином для меня не сошелся.
Однако события не позволяли отвлекаться. Они мчались вперед, и я был вынужден исполнять служебный долг – следить, оценивать, посылать в Нью-Йорк сообщения. В петроградских новостях промелькнул новый персонаж: начальник улетевшего в лучший мир советника Хоботова старший советник юстиции Вячеслав Видман, большеголовый, лысый, бородатый. Вообще мода на лысины и бороды в духе позапрошлого века время от времени возникает среди российских чиновников. Наверное, господин Видман полагал, что такая внешность придает ему административное величие. Но сейчас вид у него был ошарашенный, а это никак не вязалось со здоровенной глянцевой плешиной да с клочковатыми зарослями на
щеках. Его спрашивали о гибели Розового Слона. Он отвечал странными словами:
– Такое у нас в управлении никому не улыбнулось… И мне не улыбнулось…
Я понимал его потрясение. Операция по уничтожению фирмы «РЭМИ» была четко спланирована и разыгрывалась как по нотам. Сначала создали информационный фон, подготовили общественное мнение, потом вырвали у жертвы всю внутреннюю документацию, которую только и осталось обыграть как надо, чтоб нанести завершающий удар. И тут, неожиданно, главный исполнитель превращается в отбивную котлету, а заветный компакт-диск вместо договоров и счетов крупным планом выдает на экран сцены анального секса. Что делать? Ведь заказчик ждет результата и осечки не простит!
А в следующем выпуске, так же мельком, показали Елену. Елену! Она сидела за столом в своем кабинете (вместо седобородого Циолковского со стены смотрел официальный лик президента Евстафьева), была строга и деловита. Даже не верилось, что всего несколько дней назад она лежала в моей постели, выгибалась, стонала и впивалась мне в плечи поцелуями-укусами.
– Фирма «РЭМИ», – сухо говорила Елена, – абсолютно законопослушна. Все обвинения против нее – плод больной фантазии несчастного следователя, который закончил полным безумием. Какие после этого еще нужны аргументы, чтобы прекратить дело? Однако его пытаются продолжить. Старший советник Видман требует переслать ему электронной почтой документацию, уничтоженную Хоботовым в последнем припадке. Что ж, мы ничего не скрываем. Но, как гласит параграф шесть раздела четыре закона Российской Конфедерации о борьбе с экономической преступностью, копирование служебной документации проверяемой компании должно производиться на месте, в ее офисах. Поэтому тот, кто хочет получить наши договоры и счета, должен лично прибыть в Пидьму.
Несколько следующих дней прошли без событий. Елена мне по-прежнему не звонила. Выпуски новостей были пусты. Единственный раз, коротко, показали похороны
советника Хоботова (гроб при прощании был закрыт), и все упоминания о его гибели на всех каналах разом оборвались. Я уже ездил, как в прежнее время, ночевать в гостиницу, а в квартирку-офис прибывал к положенным девяти часам. Казалось, вернулся привычный для бессмертного общества застой. Но теперь я знал цену этому обманчивому спокойствию. Я чувствовал – нервами, кожей, – как нарастает в воздухе напряжение, и ждал, когда грянет очередной удар грома.
Он грянул звонком шифрканала:
– Витали! – закричал Беннет. – Ты знаешь, что учудили стервятники? В ваших российских новостях этого не было? Они покупают у «Боинга» два «Скаймастера-Су-персоника»!
Я на секунду опешил, оценивая новость. А когда всё понял, смог только воскликнуть:
– Гениально!
– Ты не знаешь подробностей! – Беннет кипел. – «Су-персоников» во всем мире не больше трех десятков. Их не выпускают серийно, строят по спецзаказам, они же опаснее обычных лайнеров, а цена в несколько раз выше. Так вот, эти два заказала бразильская государственная авиакомпания. А когда «Суперсоники» были готовы, чертовы мулаты от них отказались и уступили фирме «РЭМИ», стервятникам! Те возместили бразильцам аванс, доплатили «Боингу» остаток и готовятся перегнать самолеты в Россию! На свой шикарный аэродром!
– Гениально, – повторил я, думая о технической стороне дела. Тысячетонный «Скаймастер-Суперсоник», летающий с тройной скоростью звука на двадцатикилометровой высоте, с его герметичными кабинами, авионикой, теплозащитой – готовый космический корабль. Нужно только заменить на нем воздушно-реактивные двигатели… На что? Энергетическая революция обошла космонавтику стороной. Нынешние термоядерные реакторы – величиной с многоэтажный дом – годятся только для электростанций. Создать малогабаритный и безопасный летающий реактор пока не удалось, и во всем мире, как век назад, всё еще используют ракеты на химическом
