"Роллинги - не хиппи, а просто клевые молодые мэны", - вспомнил я нелепый афоризм, произнесенный им с явной целью отделаться от меня в день нашего знакомства на квартире Левы Шульца.
      Странный был сентябрь. Я простудился на пляже. Детский врач - молодая женщина с солнцем на лице барабанщика из гитлерюгенд - явилась по вызову посмотреть больного, и, услышав Джеймса Брауна, взяла и выписала мне больничный на полный месяц! My "Medicine Woman": Кто мог приобщить ее к соулу? Был один человек - Гоша Б. Он? Правда и негры у нас уже учились читай мою повесть "Единственные" об этом:
      Психомиражный, чудесный был сентябрь. В кинотеатрах шел "О, счастливчик!" с песнями беспонтового клавишника Алана Прайса. Верная подруга Чарли Мэнсона Линетт Фромм замышляла покушение на президента Соединенных Смрадов.
      "Ни хуя себе семиклассник", - скажет Клыкадзе, не встав с кресла, при виде меня.
      После дурдома он придет ко мне и потребует один том своего синего Блока: Другой, к тому времени, успеет спиздить кто-то другой; как мне покажется, он толком и не вспомнит, кто я, собственно, такой.
      Песня про "Галину", которая "жабыла" своего козла-осеменителя, произвела странный эффект на атмосферу гостиной, поневоле калифорнизируя ее. Казалось второстепенные полубожества плебейского пантеона слетелись, чтобы отпраздновать осенний урожай. Вдобавок, "адамова голова" на щитке со столба как бы давала понять, что здесь собираются пасынки Роммеля, "ангелы ада", как я их тогда представлял по фоткам. Именно на фоне увечных напевов советских ВИА, жидких, как белковые пятна на казенной простыне.
      Детский врач была очень милая молодая леди, нисколько не похожая на тех опасных крыс, что доползли таки до 90-ых, и лихорадочно трудоустраивают то жалкое, что находится у них под мокрым, как четки псалмопевца, хвостом.
      Я хотел, чтобы она была моя дочь и любовница, моя смертельная сладость и моя сладкая смерть.
      "You`ve got your high-heel sneakers on: You`re still outta sight!"
      Она носила короткую крышку, то есть стрижку - буббикопф - эта Литтл Мисс Доктор. Я такие головы люблю - опрятный приют, "детский лагерь Саласпилс" (очередной воздушный замок страданий и позора, мираж над благородным лбом композитора Кузинэра, знакомого Коли по кличке "Гандон"; а это говорит о многом, по крайней мере тем, кто читал мои другие книги. Чего стоят одни колпаки, лифчики: "Боря, мне душно! Дай ключи, пойду умоюсь", отмою украденные колпаки, то есть тарификации), оголенные черепа героических девчат Чарли: А потом лифчики, колпаки пропадают:
      Она дала мне больничный на месяц. Было бы наивно ожидать какое-либо проявление симпатии к подростку с манерами лорда Генри. И потом г-жа Удача повернулась ко мне спиной. За подаренный мне сентябрь я должен был найти, подчинить и освоить какую-нибудь достойную меня "sex-machine": А вместо этого я, в основном, пел и прогуливался в тех уединенных местах, где по слухам якобы скрываются в засаде одни "питурики" и "онаники". Не видел ни одного:
      : Я обладал ее медленно, облизывая и лаская, доводя до изнеможения тело одной горничной из шпионской фирмы "Сирота-Мэджик" в Москве, потому что она была похожа на Литтл Мисс Доктор. Я потребовал от нее удалить лак, грим, вынуть (если надо) подставные зубы, как выкидывают из столицы темный элемент, кого на 101 км, кого на Запад - быть, как в морге. О, Литтл Мисс Доктор, ты оказалась всецело в моих руках: В дурдом я лег не поэтому. Мог, между прочим, совсем не ложиться.
      Спинорама г-жи удачи. Отдаваясь кому-то стоя, с глазами, завязанными шифоновой лентой, она не помнила обо мне во окне девятиэтажного дома, что вырастал за частным сектором. Он тоже был виден из кухни Клыкадзе. Иногда сосед - член партии - приносил подзорную трубу, и они по очереди любовались живыми картинами, как немецкие офицеры юношами Фалькони во время блокады Ленинграда.
      Что творят аборигены частного сектора, когда их помещают в многоэтажные дома. В лифтах насрано, у мусоропроводов обычно тоже, только уже не офицеры вермахта, а заокеанские спутники-шпионы фотографируют, как они какают. Наверняка есть коллекционеры таких изображений: Какие чистые, без алкогольной припухлости, были пальчики у "буббикопф", какой нежный затылок:
      "Музыка Бунта", вероятно, все еще находилась в опочивальне Клыкадзе. За закрытой, на удивление не покорябанной в этой квартире, дверью.
      Пели "Би-Джиз". Я вошел. В комнате горел большой свет. Постель была грязна, но не как бывает грязна постель мастурбанта, а как лежбище свободного человека, пускай и бухарика. Того, кому плевать на пресловутую украинскую чистоту.
      Люда исчезла. Вместе с желтой книжкой и фиолетовым париком. Упорхнула, чтобы проснуться утром постаревшей еще на один день. Моя неудачная попытка лишить себя девственности выглядела чем-то очень отдаленным во времени. Будто я вцепился в ее волосы, не зная, что это парик, и ее тело выскользнуло в колодец. Раздался всплеск. Затем мои пальцы разжались, и чужая ненужная вещь полетела туда же. Я был пьян и спокоен. Многие книги на полках шкафа имели желтый корешок. Я извлек одну наугад. Раскрыл и стал читать, с нарастающим восторгом, стихотворение Уильяма Блейка "Хрустальный Кабинет":
      Плясал я на пустом просторе
      Казалась, пляска весела;
      Но Дева Юная поймала 
      В свою шкатулку заперла.
      Была хрустальная шкатулка,
      Была жемчужной, золотой,
      Нездешний мир в ней открывался
      с нездешней Ночью и Луной.
      Нездешней Англия предстала:
      Нездешней Темзы берега,
      Нездешний Тауэр и Лондон,
      Нездешни милые луга.
      И Дева деялась нездешней,
      Сквозя сквозь самое себя.
      Я видел: "В ней была другая!"
      В той третьей видел я любя!
      Я трепетал. "О, Три Улыбки!"
      Пламеньев пылких три волны!
      Я целовал их, и лобзанья
      Трикраты мне возвращены!
      Я к третьей, к тайной, к сокровенной
      Длань пламесущую простер 
      И сжег хрустальную шкатулку,
      Младенцем пал в пустой простор.
      И Женщина заголосила,
      И я, Младенец, голосил,
      И ветер пролетел по свету,
      И ветер крики разносил.
      За окном стояла тихая безлунная ночь. Отсутствие Луны на небе и обильное освещение улиц электрическим светом делали небо плоским, точно потолок павильона.
      Спал в своем трезвом жилище давно обновленный Клыкадзе. Спали почти все. Почти никто, я был уверен, ни с кем никаких движений не выполнял. Злое любопытство, как там Нападающий, подтолкнуло меня на осмотр его временного кабинета. В самом деле, не мочиться же из-за этого пропитекуса в раковину!
      Я заглянул в уборную. Он все еще спал, откинув свою голову - одинарный силиконовый буфер на вертикальную трубу. Запах в кабинете изменился - на дне унитаза темнела не то сарделька, не то церковка. Штамповка в виде распятия на волосатой груди спящего должна была предохранять его от мертвецов, сосущих кровь:
      Амулета, способного препятствовать его пробуждению от страшного сна, влекущему за собой мое погружение в страшную реальность, в моем распоряжении не было.
      В детстве меня неотстанно преследовали два эпизода одного немецкого фильма: "Купи газету" и "Сарделька с горчицей". В первом патрон бросает своему шоферу: "Купи газету", - и тот выскакивает из кабины под дождь, как будто так и надо. Мне это было непонятно, ведь мой дед, полковник в отставке, мальчишкой охранявший в Кремле Ильича, ходил за газетами сам. Позднее, превратившись в юношу, сдвигающего дамам парики, и уже зная о классовом обществе, об эксплуатации человека человеком, я упорно не мог одолеть энигму этой фразу. "Купи газету", - шепнул я деду так, чтобы не услышали солдаты караула, когда он лежал в гробу. Когда умерла бабушка, я не смог удержать себя от повторения выходки. Наступит день, и кто-нибудь скажет и мне: "Купи газету". И я выбегу, как есть, в полиэтиленовом мешке, неприятно удивив этим немногочисленных скорбящих.
      Второй эпизод демонстрировал немецкую девушку-подпольщицу, находившуюся под наблюдением. Изнемогая от слежки она забредает в привокзальный буфет, покупает себе сардельку с горчицей и, стоя за столиком, рассеянно водит сарделькой по горчице. Я вспомнил об этой немке, когда увидел плод спящего императора Нападающего - вот и все.
      Мне захотелось позвонить Инфанте, но решив, что она, скорее всего, засыпает под танцы лемуров и пение тритонов, нежно превращаясь во сне "from bobbysox to stockings", я опустил трубку на место и послал ей воздушный поцелуй. Интересно, какую фотку вставит Азизян в окошко своего портмонэ взамен блондинки на каблуках из серебра?