- Приедут уж теперь, не бойся! К приходу поезда на перроне собралось много народу, но ребята проталкивались к каждому вагону, и, когда в широкой двери мелькнула гладко причесанная голова женщины, тревожными глазами разыскивающей своего сына, громкие, торжествующие крики оглушили присутствующих: - Сашка! Сюда! - Здесь! Приехали! Вот они! - Мама!.. Саша заторопился, неловкий, растерявшийся в толпе. Товарищи протолкнули его вперед. Лида и Нюра бросились за ним, удерживая кучку людей, давивших с боков: - Пустите, пустите... Он к своей маме... Это его мама!.. Семья казалась огромной. И люди с сочувственными улыбками смотрели на молодую еще женщину с мокрым от слез лицом и на мал мала меньше, которые висли у Саши на шее и заполняли веселым щебетанием перрон. - Ребята, принимайте вещи! Товарищи шумно выгружали из вагона узелки и корзинки, по очереди подходили к Сашиной матери. - Батюшки! Выросли-то как! - говорила она, обнимая каждого из них и поглаживая косички девочек. - Милые вы мои! А Саша, почувствовав себя снова главой семьи и хозяином, звонким, окрепшим голосом отдавал распоряжения товарищам: - Ребята, берите что потяжелее!.. Васек, держи Витюшку! Валерка, иди с Мазиным... Нюта! Эх, и большая же ты стала!.. Русаков, тебе узел нести... Мама, давай руку! Шествие занимало весь тротуар. Люди переходили на мостовую, чтобы уступить дорогу приезжим. Васек нес Витюшку. Малыш крепко обнимал его за шею и, не смолкая, что-то рассказывал, прерывая свой лепет длинными, пронзительными гудками. Заглядывая в черные Витюшкины глаза, круглые, как у Саши, Васек с нежностью прижимал к себе малыша. Мазин, нагрузившись узелками и корзинками, гордо шел впереди. громыхая огромным чайником. Девочки жались к Сашиной матери, наперебой рассказывали ей что-то, а Саша, возвышаясь над сестрами круглой бритой головой, шагал во главе своей семьи, ведя за руку Валерку. Дома у Булгаковых Лида и Нюра уже навели уютный порядок. Комнаты стали такими же, как раньше, только детские кроватки с полосатыми матрасиками были покрыты газетами. Мать, остановившись на пороге, низко поклонилась родным стенам своего старого, обжитого угла. Витюшка заковылял к ящику с игрушками. Ребята молча поставили на пол вещи. - Вот наш дом! - серьезно и торжественно сказал Саша. Потом сияющими глазами обвел всех своих мал мала меньше: - Выросли-то как!.. Ребята, а мы еще думали, кому собирать лом и бутылки! Вот они, работнички!.. Я Нютку своим бригадиром сделаю! - Саша, смеясь и тормоша озадаченных ребятишек, повторял: - Работнички! Работнички! Нютка, в ситцевом платьице с голубыми горошками, с ямочкой на подбородке и сметливыми глазами, с готовностью кивнула головой: - Лом - это все железное... Да, Саша? - Да, да... Я все тебе расскажу. Железное, медное - все нужно... В соседнем дворе много детей. Вот соберитесь все вместе и обойдите квартиры - у каждой хозяйки что-нибудь найдется. Может, и Валерку будешь с собой брать? - глядя на подросшего братишку, добавил Саша. Ребята засмеялись: - Да они еще малыши совсем! - Ну, Валерка, пожалуй, еще мал, - согласился Саша, - а эти мал мала уже выросли. Каждый должен работать - правда, Нюта? - Правда, - серьезно ответила брату Нюта. Саша обхватил обеими руками своих сестер и братьев. - Они пойдут! Они будут работать! - повторял он, глядя на мать влажными черными глазами. - Конечно, Сашенька! Самое это дело для них! Что зря по двору бегать. - Правильно, Саша! - поддержал и Одинцов.
      * * *
      Родители Нюры Синицыной приехали тихо. - Почему ж ты нам ничего не сказала? Мы бы их встретили! - удивились ребята. - Да так как-то... Папе с работы машину дали, - тихо ответила Нюра. Забирая свои вещи от Лиды, она вдруг заплакала. Лида тоже заплакала. - Как хорошо мы жили вместе! Как скучно теперь будет! - Да вы что, с ума сошли обе? - засмеялась Лидина мать. - Ведь к Нюре папа и мама приехали! Я бы на ее месте бегом домой бежала... Разве ты им не рада, Нюра? - Нет, что вы, я рада! Только мы с Лидой привыкли уже вместе быть. Девочки еще раз обнялись. Нюра ушла. Но ребятам не понравился такой приезд родителей их подруги. - Мы ведь Нюре как братья теперь, вместе на Украине были... Что ж, они даже видеть нас не хотят? То ли дело Сашина мама! Мы у нее как свои! - Может, Нюра сама виновата в этом? Не сказала им ничего, скрытничает вот они нас и не знают, - осторожно заметил Саша. - Ну нет! Нюра не скрытничает, а просто родители у нес какие-то неправильные! - с жаром сказал Петя. - Ну да! - усмехнулся Мазин. - Чудные какие-то. Я помню, они один раз на праздник в школу пришли. Он толстый, маленький, а она большая, в шелковом платье, шуршит идет!.. Чудные! - Перестань, - нахмурился Васек. - Вам лишь бы погоготать лишний раз! Ну как тебе не стыдно, Мазин! - И вообще нечего нам тут разбирать за глаза! - рассердился Одинцов. Правильные родители, неправильные - не наше дело! - А если Нюра сама не захотела, чтобы мы к ней пришли? Надо бы прямо спросить у нее, - серьезно сказал Сева Малютин. - Или это тоже не наше дело? Мальчики замолчали. - А может, у нее что-нибудь дома неладно? - предположил Одинцов. Мазин решительно махнул рукой: - Все равно. Пока не жалуется - не наше дело! Я бы голову оторвал тому, кто без спросу влез в мои дела. Пожалуется, скажет - тогда и разбирать будем. - Верно, Мазинчик! Вот умник! - расхохотались ребята. - Умник! Умник! Молодец мальчик! - хлопая Мазина по плечам и поглаживая по голове, шутил Петя Русаков. - Одним махом все решил! Сразу по всем вопросам высказался! - Конечно! А что тут долго цацкаться! - отбиваясь от товарищей, кричал Мазин. - Малютину только попадись у него любой вопрос к небу, как тянучка, прилипает. Я его знаю! Сева Малютин тоже смеялся, но, уходя, грустно сказал Трубачеву: - А все-таки у Нюры нехорошо на душе. И, что бы вы ни говорили, я это чувствую.
      Глава 17. ВЕСЕННИЙ ДЕНЬ
      - Какое же время года вы любите больше всего? - спрашивает у ребят Анатолий Александрович. Он идет без шапки. Весенний ветер развевает его серебряные волосы, румянит помолодевшие щеки. Ребята, подпрыгивая, забегают вперед, ноги их скользят по мокрой земле, глаза щурятся от солнца. - Мы все любим! Когда приходит зима, кажется, что это самое лучшее время, а когда осенью пойдешь в лес, то кажется, что самое лучшее - это осень! весело говорит Васек. - А весной - весна. А летом - лето. Мы все любим! - шумно подхватывают ребята. - А я люблю весну! - выпрямляя грудь и быстрым физкультурным движением откидывая в стороны сжатые кулаки, громко говорит Костя. Весна! Влажная черная земля, залитая солнечным светом, изумрудная зелень озимых, освободившихся от последнего серого снега, мутные веселые ручьи в колеях дороги... - Ребята! Поставьте веху на повороте. Ну, кто быстрей? Давайте снимем этот участок дороги! Ребята с шумом несутся до поворота. Лида скользит и с хохотом падает на одну коленку. Петя острым ножиком подрезает голый куст. Мальчишки топчутся на повороте, втыкают в мокрую землю веху и, прижав к бокам локти, несутся обратно. Калоши и ботинки их заляпаны грязью, на засученных штанах сохнут серые лепешки глины. Ребята снимают калоши и обчищают их о мокрую прошлогоднюю траву. "И вы тут! И мы тут!" - шарахаясь с дороги, кричит стая воробьев. "Буль-буль-буль! Тра-ля-ля!" - сбегая с пригорка, захлебываясь, поет весенний ручей. Как могло быть хорошо, если б не было войны, если б на сердце не давил тяжелый камень!.. И, радуясь весне, люди с болью вспоминают о тех, кому, может быть, никогда уже не придется слушать веселую песенку ручья и греться под весенним солнышком. Проклятье тебе, война! Нет пощады врагу! Не уйдет отсюда живым тот, кто пришел убивать! Не будет он смотреть в наше синее-синее небо, могилой станет ему наша земля!
      * * *
      - Ребята, у кого планшет? Саша Булгаков ориентирует планшет и обозначает булавкой точку. Ребята собираются кучкой за его плечами, нетерпеливо подсказывают: - Наводи визирную линейку на веху! - Да я сам знаю! - отбивается от непрошеных советчиков Саша. - Славные ребята! Просто жалко мне расставаться с ними! - улыбаясь, говорит Анатолию Александровичу Костя. - Когда уезжаете? - тихо спрашивает тот, глядя, как ребята старатель - но отмеривают шагами расстояние до поворота. - Скоро, - чуть слышно отвечает Костя. Взрослые думают, что если дети не слышат их, то и не догадываются, о чем идет разговор. Но взрослые часто ошибаются. Участок дороги занесен на план. Теперь можно еще нанести на план группу деревьев, но ребята стоят, сбившись в кучку, и не двигаются с места. - Костя скоро уезжает! - шепчет товарищам Васек. - Откуда ты знаешь? Разве он говорил? - встревоженно спрашивает Петя, оглядываясь на Костю. - Нет, он не говорил, но я знаю. - И я знаю. Он последнее время проверяет все, что мы учили. А сегодня нечаянно сказал: "Пройдемся хоть по солнышку вместе..." - грустно добавляет Сева. - А я по лицу все вижу - мне и говорить не надо, - вздыхает Нюра. - Молчите только, пусть сам скажет, - предостерегает товарищей Одинцов. - Эй, эй! Где вы там застряли? - весело окликает ребят Костя. - Идите-ка сюда, молодые люди! - зовет Анатолий Александрович. Он стоит около большой березы и, наклонившись, разглядывает что-то на ее стволе. Ребята бросаются на зов. - Посмотрите-ка, у березы уже началось сокодвижение. Вот тут какой-то любитель уже провертел дырочку в стволе и лакомился березовым соком. Жаль дерево. Это весенние слезы, так называемый плач растений. В этом соке, кроме воды и минеральных солей, есть еще сахар. Ребята поочередно прикладывают губы к березовому стволу. Мазин, крякнув, пьет долго, не отрываясь. - Я давно любитель этого сока, - говорит он, обтирая ладонью губы. Маленькая экскурсия выходит на поле. Всходы озимых стелются по земле ярко-зеленым бархатом. Анатолий Александрович, низко склонясь над всходами, осторожно приподнимает с земли тонкие побеги... К обеду ребята возвращаются в город. Прощаясь, Костя протягивает каждому по очереди руку. - Скоро я скажу вам один секрет, - говорит он, сияя голубыми, чуть выпуклыми глазами. Эх, Костя, какой секрет можно уберечь от ребят! А еще сам недавно был школьником!
      Глава 18. КОСТЯ УХОДИТ
      - На прошлом уроке мы писали "Историю Пети Ростова"... - Екатерина Алексеевна положила на стол пачку тетрадей. Обычно каждое изложение читалось вслух и тут же сообща обсуждалось. Ребята приготовились слушать. Екатерина Алексеевна с особенной любовью относилась к занятиям по родной литературе. Эти уроки были для нее отдыхом, а для ребят - большим удовольствием. Когда дежурный, поглядев на часы, заявлял, что урок кончен, ребята начинали просить: - Еще немножко... хоть десять минуточек... А сама Екатерина Алексеевна удивлялась: - Разве уже кончен? Что-то очень скоро! Время для уроков распределялось так. Сначала шел трудный урок арифметика. Ребята подолгу простаивали у доски, решая задачи и примеры. Одолевая обыкновенные дроби, ребята честно трудились дома и в классе, но часто какая-нибудь задача ставила отвечающего в тупик. Екатерина Алексеевна нервничала, снова возвращалась к пройденному материалу. Об этих занятиях она сама с горечью говорила: "Арифметика у нас идет так: шаг вперед - два назад!" Вторым уроком обыкновенно был русский язык. Разбор по частям речи давался ребятам легко, диктанты радовали учительницу. Но самым любимым уроком было литературное чтение. Екатерина Алексеевна читала ребятам отрывки из произведений великих русских писателей. Она пробуждала в них интерес к чтению, и ребята, с трудом доставая книги, зачитывались по ночам. Изложения писались не часто, и разбор их всегда проходил очень оживленно. Екатерина Алексеевна только раскрыла первую тетрадь, как в дверь кто-то постучал, и в комнату вошел Костя. - Простите, Екатерина Алексеевна! Не вовремя я к вам, но... - он развел руками и поглядел на ребят, - так уж нескладно вышло. Пришел со своими ребятишками проститься, сейчас уезжаю. Надо им напутственное слово сказать. Вы уж простите, пожалуйста! Ребята вскочили с мест, растерянные, огорченные. Костя вытащил из-за пазухи смятый учебник географии и засмеялся: - Ну вот, все утро эту книжку с собой таскаю. Хотел раньше забежать, да не удалось. - Костя, когда ты уезжаешь? Костя, куда ты? - волновались ребята. - Подождите, вопросы потом. Сначала деловая часть. - Он перелистал учебник. - Вот, Екатерина Алексеевна, прошу и вас принять участие. Программу пятого класса по географии мы не закончили. - Костя поднял указательный палец и посмотрел на ребят: - При большом желании ребята могут и сами докончить курс, в учебнике тут все есть и очень ясно изложено. А если вы еще немного им поможете, то они вполне справятся с оставшимся материалом. - Понятно. - Ну, а как остальные занятия? Как идет история, арифметика, русский? - История и русский язык меня не тревожат, а с арифметикой придется, пожалуй, повозиться. Ну ничего, справимся! - бодро закончила Екатерина Алексеевна. Костя взял обеими руками ее руки и крепко пожал. Потом повернулся к ребятам: - До свиданья, ребята! Уезжаю на фронт!
      * * *
      Под вечер этого дня маленький городок провожал на фронт своих комсомольцев. В новом военном обмундировании, статные, ловкие, они шли но улицам, четко отбивая шаг. Светлые молодые лица их были суровы и непреклонны. Люди стояли на тротуарах, тихие, торжественные, как на большом параде. В толпе нельзя было узнать матерей и сестер комсомольцев, уходящих на фронт, - в этот час все женщины были матерями и сестрами. Отдавая Родине самое дорогое, они смотрели вслед уходящим сухими, строгими глазами. Над городом росла и ширилась песня, слова ее запоминались навеки: ...Идет война народная, священная война... Рядом с комсомольцами по обочине мостовой шагала подрастающая армия ребят. Шли сборщики лома, бутылок, друзья и помощники семей красноармейцев, юные санитары и санитарки, работающие в госпиталях, шли младшие братья комсомольцев - пионеры. В старых костюмчиках, в заштопанных и пропыленных от работы курточках, они шли, поражая сбереженными в чистоте, отглаженными красными галстуками. Среди этих ребят шагали Васек Трубачев и его товарищи, они старались протиснуться ближе к той шеренге, где шли Костя и Миша.
      Глава 19. ДОБРЫЕ ВСХОДЫ
      Васек сел на стул и, уронив на колени шапку, глубоко задумался. Жизнь стала похожа на большого колючего ежа - с какой стороны ни коснешься, все колется. Когда приходило письмо от отца, Васек радовался ему и, глядя на знакомый почерк, думал: жив. Когда же начинал высчитывать, сколько времени шло письмо, радость снова сменялась беспокойством: тогда был жив, а что-то теперь? Прошло несколько месяцев с тех пор, как он в последний раз на вокзале обнимал отца, а всего, что пережито за это время, хватило бы на годы... Сколько хороших людей было с ним рядом! Он слышал их голоса, видел дорогие лица, всей душой тянулся к ним и горько оплакивал тех, кого уже не было в живых. Но человек не проходит бесследно - каждый из тех, кого он знал и любил, оставил в его душе глубокий след и живую память. Так ушли из его жизни далекие украинские друзья, ушел Сергей Николаевич, Митя. Ушел голубоглазый географ Костя... И еще не успокоилось сердце, как вслед за Костей ушла Таня. Куда она ушла? Поздней ночью сонного подняла его с кровати тетя Дуня и тихо шепнула: - Таня уходит... Простись, Васек! Васек вскочил, протирая глаза. Таня стояла перед ним в шинели, крепко стянутой ременным поясом, из-под новенькой пилотки блестели ее карие золотистые глаза. - Таня! Куда ты? Таня!.. - Васек обхватил руками ее жесткую шинель. - Куда ты? Куда? - бессвязно спрашивал он, уже угадывая сердцем ответ. Таня знала и любила его мать, его отца. Она жила ними, она хранила вместе с Васьком память о счастливых днях его детства. А теперь она стояла рядом, в шинели и пилотке. Ваську казалось, что он уже видит связку гранат за ее поясом. Ему представились непроходимые тропы в глухом, незнакомом лесу. Он вдруг понял, куда она идет, и душа его смирилась... Они сидели долго без слов. Потом Таня, как бывало раньше, уложила его в кровать, крепко укутала одеялом: - Поклонись отцу, Васек... Родные вы мне... Вот возьми от меня на память. Она вынула из кармана мягкий, пушистый сверток. Развязала зубами узелок, положила на одеяло толстую девичью косу... И ушла... В его сердце прибавилась новая тревога, новая боль - человек не уходит бесследно. Недавно здесь жил Саша. Они вместе возвращались из госпиталя, вместе учили уроки и, засыпая, делились друг с другом всеми своими горестями. Чтобы не мешать им, тетя Дуня переселилась в маленькую комнатку, где раньше жила Таня. И мальчики допоздна засиживались вдвоем, в дружеской откровенности облегчая свою тревогу, утешая друг друга и мечтая вместе о возвращении родных. Теперь Саша ушел... Маленькая квартирка опустела... Милый, заботливый Саша как будто унес с собой теплый уют их дома. Он так умело и хлопотливо прибирал комнату, заставлял Васька мыть посуду; они вместе варили суп и к приходу тети Дуни подогревали чайник. Саша всегда знал, что кому нужно, и трогательно заботился обо всех. Когда они оба вечером возвращались домой, он не ложился спать, поджидая тетю Дуню. - Ты знаешь, она за день так натопчется, что по ночам стонет, - озабоченно говорил он. - У нее болят ноги. Надо ставить их в таз с горячей водой, это очень помогает. И, убедив тетю Дуню опустить ноги в таз с водой, он радовался, когда она, вздыхая, говорила: - А ведь и правда помогает, Сашенька. Спасибо тебе, деточка моя! У Саши набралось здесь столько дел, что, торопясь к своим, он никак не мог уйти и все поучал Васька: - Ты комнату утром прибирай. А посуду мой, как только поешь. А придешь вечером - и сразу ставь воду. Тете Дуне трудно, она уже старенькая... И вот еще что, Васек, - Саша понижал голос, - ты заглядывай в ее комнатку перед сном. Она все шьет что-то и засыпает сидя. Надо тихонько разбудить ее и свет погасить, а то, знаешь, мало ли что... Васек удивлялся: - Да откуда ты знаешь, что она засыпает? - Да я ее будил не раз. Ты не забывай этого, Васек... В последний вечер перед приездом Сашиных родных мальчики долго не ложились. Тетя Дуня тоже сидела с ними и часто вздыхала. - Заскучает теперь мой-то, - сказала она, поглядывая на Васька, и тихо, не желая обидеть племянника, добавила: - И мне, старухе, без тебя, Сашенька, скучно будет. - Я буду приходить к вам. Мы с Васьком никогда не разлучимся, - утешал ее Саша. - Жизнь большая - ан и разлучитесь. Кончите школу, разбредетесь кто куда... А кем же ты будешь, Сашенька? Какую профессию себе мечтаешь, сердечный такой? - Я? - Саша густо покраснел, смутился. - Я учителем буду. Если, конечно, смогу... если примут меня! - Учителем? - Конечно! Я бы хотел... А если не примут меня, тогда уж... - Черные глаза Саши сделались грустными, он легонько пожал плечами. - Тогда уж хоть на ученого какого-нибудь выйду... - На ученого? - Васек громко расхохотался. - Чудак! "Хоть на ученого"... Так ведь ученым потруднее стать, чем учителем! Тетя Дуня тоже улыбнулась: - Что это ты, Сашенька, ученого к учителю приравнял? - Я и не приравнял! Вовсе не приравнял! Ученым каждый может быть. Для этого только книги и голова нужна. Учись, учись - и будешь! А вот учителем - это не каждый. Учитель все понимать должен: и наказывать зря нельзя, и прощать нельзя зря... Ну, мало ли чего надо, чтобы быть учителем! Разве это легко из какого-нибудь плохого человека сделать хорошего? А у него сколько в классе людей сидит - не все ведь хорошие бывают. Нет, я знаю, что говорю. Я об этом часто думаю... - горячо сказал Саша. - Ну что ты смеешься, Васек? - Ха-ха-ха! "Хоть на ученого"... Вот так Сашка! - хохотал Васек. Но тетя Дуня уже не смеялась. - Не знаю, кем будешь, - серьезно сказала она Саше, но где бы ты ни был, Сашенька, люди тебя оценят. - А меня? - ревниво спросил Васек. Тетя Дуня любовно оглядела племянника, потом, как бы сравнивая его с товарищем, перевела глаза на Сашу: - На том свет стоит, чтобы люди были разные. Ты, Васек, свое возьмешь, но Сашей тебе не быть. - Не быть, тетя, - согласился Васек. - Саша сам по себе, а я сам по себе.
      * * *
      Теперь Саша ушел к своим родным. Васек и тетя Дуня остались одни. Васек взглянул на часы и вскочил: "Поздно уже! Что это мне нужно сделать? Чайник подогреть? Да тетя Дуня легла уже, наверно!" Он на цыпочках вышел в кухню, заглянул в маленькую комнату. Тетя Дуня крепко спала, низко склонив голову над столом. "Без чая заснула... устала, видно, очень". Он посмотрел на седую голову с ровным, как ниточка, пробором. Какое-то давнее, детское воспоминание сжало ему сердце. Неужели это он, Васек, назвал когда-то тетю Дуню ведьмой? Васек поглядел на мозолистые, худые руки с темными пятнами на кистях; на ноги, обутые в старые башмаки с растоптанными подошвами. "Не сняла даже..." - подумал он и, бросившись в кухню, схватил таз. Но таз вырвался из его рук н с грохотом упал на плиту. Тетя Дуня вздрогнула, проснулась: - Васек! Васек бросился к ней, припал к ее плечу: - Ничего-то я не умею. Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.