- Секретаря нет. На совещании... Не уполномочен... Ждите... - отвечали из райкома.
      Мирона Дмитриевича вызывали по разным делам. За окном слышался его густой бас.
      - Все тракторы в поле. Живо, хлопцы, живо! Давай, давай, ремонтируй! Чтоб через час там был! - кричал он на кого-то. - Сказано: убрать хлеб - и все тут!
      Возвращаясь в комнату, он прислушивался к разговору по телефону.
      - Где на совещании? - кричал учитель. - Когда приедет? - Лоб у него был мокрый, лицо усталое, под глазами легли темные круги.
      Мирон Дмитриевич взял у него из рук трубку:
      - Говорит директор МТС... Да, я знаю, что на совещании. Дайте телефон. Ну?.. Давай, кажу, телефон... того совещания! - заорал он, прижимая ко рту трубку. - Без ниякого разговору! Срочно! - Он кивнул головой Сергею Николаевичу: - Записывайте!..
      Сергей Николаевич записал телефон и взял трубку. Мирон Дмитриевич снова вышел во двор. Когда он вернулся, учитель стоял у окна, заложив в карманы руки. Губы у него были крепко сжаты.
      - Ну что? Дозвонились? - спросил директор.
      - Дозвонился к секретарю... Утром пришлет свою легковую, - отрывисто, не глядя на него, сказал Сергей Николаевич.
      Директор тронул его за плечо:
      - Вы что ж, москвич? Учитель?
      - Москвич. Учитель, - стараясь сохранять спокойствие ответил Сергей Николаевич.
      - Партийный человек? - тем же тоном спросил Мирон Дмитриевич.
      Сергей Николаевич молча вынул из кармана партбилет.
      "Не доверяет", - мелькнуло у него в голове.
      Но директор осторожно отвел его протянутую руку:
      - Не треба. Я насчет паники...
      - Какой паники?
      - А той самой паники, какой в наше время не должно быть... - подняв свой большой палец, начал директор.
      Сергей Николаевич вспыхнул:
      - Да вы что, товарищ! Понимаете или нет? Я учитель. У меня в лесу дети...
      Мирон Дмитриевич стукнул ладонью по столу:
      - "Дети, дети"! У нас у всех дети. У меня у самого дети. И нечего горячку пороть. Сейчас война! Вероломное нападение - понятно тебе, товарищ? Все машины заняты - подвозят бойцов, доставляют горючее, убирают хлеба... А ты - "дети, дети"! "Я учитель"! - передразнил он Сергея Николаевича. - Да як ты учитель, так должен понимать, что все своим порядком делается. А ты сам весь побелел, распушился. Ты учитель, а я - батько. И у меня полна хата детей. А нужно сдерживаться, бо время военное. Вот утречком поедешь и заберешь своих детей, да и все!
      Сергей Николаевич с удивлением смотрел на этого человека, строго и решительно читающего ему наставление, как вести себя. До сих пор никто не мог упрекнуть его в отсутствии выдержки. Он воспитывал в себе эту черту характера годами, терпеливо и неуклонно, простым и верным способом - не давая себе воли в проявлении гнева, раздражения по отношению к окружающим его людям. Он вызывал к себе уважение среди своих товарищей именно этой удивительной выдержкой, и вдруг чужой, почти незнакомый человек делает ему такое замечание... Сергей Николаевич чувствовал, что кровь приливает к его щекам. Но Мирон Дмитриевич ласково усмехнулся и похлопал его по плечу:
      - Ну добре, хлопче! Так - не так, а к утру машина будет. Пойдем сейчас до моей хаты. Там я распорядился, чтоб нам жинка повечерять приготовила, бо такая перепалка, що некогда и поесть. Пошли! Берите свое имущество! Где оно есть?
      Он ухватил рюкзак и потащил за собой ошеломленного Сергея Николаевича через двор к маленькой белой хате с железной крышей. Во дворе было темно, где-то нетерпеливо мычала корова, из ворот выезжал трактор.
      - Ну як? Починился? Живо давай! Чтоб у меня к завтрему зерно в мешках было! - крикнул в темноту Мирон Дмитриевич, толкая дверь хаты и пропуская вперед учителя.
      Хата была маленькая, уютная. Посередине стоял добела выскобленный стол, по бокам - табуретки. У стены на широкой никелированной кровати спали ребята. С двух сторон сползали с подушек кудрявые темные головы и торчали из-под одеяла маленькие босые ноги.
      - Мала куча! - добродушно усмехнулся Мирон Дмитриевич, указывая на них учителю. - Ну, садитесь, будьте гостем! Он придвинул к столу табуретку и заглянул в сени:
      - Ульяна!
      Ульяна не откликнулась. За нее ответил с кровати детский голос:
      - Мама во дворе корову доит.
      - Давно пошла? - спросил Мирон Дмитриевич.
      - Давно. Зараз придет, - сонно отозвалась девочка.
      Она, видимо, привыкла к чужим людям и, не обращая внимания на Сергея Николаевича, отвернулась к стене и уткнулась лицом в подушку.
      Мирон Дмитриевич стал собирать на стол. Вытащил из стенного шкафа тарелку с селедкой, очистил луковицу, порезал ее большими кружками, достал хлеб.
      В хату, гремя подойником, вошла маленькая, кругленькая молодица в темном платке; оба конца, стянутые под розовым подбородком, были завязаны наверху тугим узелком. Она мельком взглянула на гостя и тихо сказала:
      - Здравствуйте.
      Потом поставила на лавку ведро с молоком и, обтирая о передник руки, вдруг быстро и сердито напала на мужа:
      - А то что ж за порядки, Мирон, а? Скотина до ночи не пригнана, где-то того пастуха к черту заслали! Корова кричит, с фонарем выйти до сарая не можно. Тычешься во все углы, як та слепа курка! Это что за дело, я тебя спрашиваю, Мирон?
      - А такое дело, що война, - обтирая рукавом губы и обсасывая селедочную голову, спокойно сказал Мирон Дмитриевич. - Война! Не привыкла, чи що?
      - О! Бачишь! "Не привыкла"! Так я ж баба, а ты мужик. А такого крику наробив: "Затемняйтесь, та щоб я ниде свиту не бачив!" Таку панику на всих нагнав...
      - Ульяна! - строго прикрикнул Мирон Дмитриевич, заметив улыбающийся взгляд учителя. - Это не твоего ума дело, понятно? Я директор МТС. Я за все отвечаю! - Он налил молока и махнул рукой: - Одним словом, прекрати разговор! Або перемени свой разговор... - добродушно закончил он, подмигнув учителю.
      Сергей Николаевич, улыбаясь, взял стакан:
      - Видно, нам всем нужно побольше выдержки и терпения.
      Ульяна подсела к столу и, лукаво блеснув глазами, спросила:
      - Ну, а кто ж его бачив, того немца, Мирон? Хоть одного?
      Мирон Дмитриевич вытащил круглые часы, поспешно встал, пошарил рукой за шкафом, включил радио:
      - Зараз Москву послушаем, товарищ учитель!
      Сергей Николаевич с волнением слушал сводку, передаваемую по радио из Москвы. Кровь закипала гневом, бурно билось сердце. Он чувствовал, что где-то близко отсюда в жестоких боях уже бьются с врагами молодые, сильные, самоотверженные сыновья Родины. И ему казалось невозможным больше сидеть в этой хатке и ждать... "Приеду - пойду в райком партии... сейчас же..."
      x x x
      Поздно ночью хозяева внесли раскладушку и уложили гостя.
      - Спите, товарищ, я разбужу, как машина придет, - уговаривал его Мирон Дмитриевич.
      Сергей Николаевич лег, но уснуть было невозможно. Перед его глазами стоял лес, около раскинутых палаток теснились ребята. Он видел их встревоженные лица и, сжимая руками виски, думал: "Не могу ждать... Уйду. Лучше пешком, как-нибудь... Скажу, чтоб машина шла вслед за мной..."
      Он решительно вытаскивал из-под головы свой рюкзак, потом снова клал его на место: "А что, если шофер, узнав, что я ушел, погонит машину обратно? Или в темноте я потеряю дорогу и машина пройдет мимо? И сколько я буду идти? Нет, надо ждать... Надо ждать..."
      Ходики тихонько покачивали гирями. Время тянулось медленно.
      Сергей Николаевич не знал, на что решиться. Казалось, что бы ни ожидало его впереди, ничто уже не будет страшней этой ночи бездействия и ожидания...
      Мирон Дмитриевич часто выходил на крыльцо, потом осторожно, стараясь не стучать тяжелыми сапогами, возвращался в комнату, присаживался к сто- лу, крутил козью ножку и что-то записывал в потертой записной книжке. Слышно было, как во двор въезжали тракторы, где-то приглушенно гудели машины. Откуда-то издали слышались глухие удары...
      Мирон Дмитриевич хмурился и глядел на жену. Стучал по столу пальцем, видимо обдумывая что-то про себя.
      - Ты вот что, Ульяна... Бери завтра детей и эвакуируйся в Макаровку...
      - А, видчипысь! - с досадой отвечала Ульяна, заботливо укрывая ребят. Куда я с ними эвакуируюсь? До Макаровки не близко. Як я поеду?
      - Ну, особого транспорта у меня для тебя нету. А Сивка завтра запрягу, да и поедешь!
      - Никуда я не поеду от своей хаты. Видчипысь!
      Очевидно, спор этот шел с утра, и Ульяна сердилась на мужа.
      Сергей Николаевич думал о своем... Конечно, Митя постарается успокоить ребят и будет ждать его, учителя. А если Митя двинется по направлению к селу? А он, Сергей Николаевич, будет искать их в лесу и потеряет время?..
      Над хаткой с тихим воем пролетели самолеты. Сергей Николаевич прислушался. Внезапно сильный удар потряс землю. Хатка дрогнула. Сергею Николаевичу показалось, что над его головой сорвалась крыша и с грохотом покатилась по двору. Ульяна схватилась за голову и бросилась к детям.
      - Ой, боже мий! - с ужасом простонала она, прикрывая руками их головы.
      Младший проснулся и заплакал. Мирон Дмитриевич взял его на руки и, стоя посреди хаты, грозно сказал:
      - Завтра же чтоб тебя здесь не было! Эвакуируйся!
      Ульяна заплакала, прижимая к губам платок. Мирон Дмитриевич покачал на руках ребенка, коснулся сухими губами мягких волос на его лбу, подсел к жене.
      - Ульяна, я человек партийный... Я должен свою жизнь по-военному располагать. Я на партию смотрю и партию слушаю. Мне может любой приказ выйти, - объяснял он жене, заглядывая ей в глаза, и тихо прибавил: - Чуешь, голубка моя?
      Ульяна плакала...
      Под утро гудение самолетов затихло. Только где-то вдалеке слышался мелкий дробный стук - казалось, что в лесу на каждом дереве сидит дятел и долбит носом кору. Сергей Николаевич, готовый к отъезду, стараясь не будить прикорнувших хозяев, вышел на крыльцо.
      Солнце еще не вставало. Было свежо. На траве лежала холодная роса. Около сарая два хлопца выбрасывали лопатами землю из глубокой ямы. Еще один хлопец, почти подросток, в длинном тулупе, прохаживался у ворот.
      - Что, не было машины? - спросил Сергей Николаевич.
      - Легковой?
      - Да.
      - Из района?
      - Да.
      Хлопец не спеша вытер платком нос:
      - Не було.
      В сарае сонно закричал петух. Всполошились на насестах куры. Светало...
      "Что делать? Вдруг не придет?" - мелькнуло в голове у Сергея Николаевича. Он с горькой досадой подумал о потерянном времени. Нужно было расспросить дорогу и еще вчера вечером пуститься в путь. Хлопец как будто угадал его мысли. Он высвободил из мохнатого воротника натертый докрасна подбородок, прищурил светлые глаза и пошевелил губами.
      - А до якого вам места?
      - До поворота, где река под горой, знаешь?
      - Чего ж не знаю! Километров двадцать по шоссе. Пешком далеко...
      Сергей Николаевич вошел в хату. Было еще слишком рано, чтобы снова звонить в райком. Он приподнял темную занавеску и стал смотреть во двор. Бездействие доводило его до отчаяния. В углу мирно тикали ходики. Стрелки медленно ползли к четырем часам. Хозяева спали.
      Сергей Николаевич взял свой рюкзак и в нерешительности пошел к дверям.
      Но Мирон Дмитриевич вдруг поднял с подушки нечесаную голову, провел ладонью по заспанному лицу и прислушался:
      - А ну, подождите!
      С дороги донесся тихий шелест и негромкий гудок.
      - Эге! За вами!
      Сергей Николаевич бросился к воротам.
      Машина была легковая. Шофер, открыв дверь, окликнул:
      - Кто тут будет товарищ учитель?
      На ходу застегивая френч, выскочил Мирон Дмитриевич. Сергей Николаевич крепко пожал ему руку:
      - Спасибо, Мирон Дмитриевич!
      - Добрый ты хлопец, а горячий, - с улыбкой сказал ему директор.
      Они обнялись.
      Хлопцы окружили шофера:
      - Ну, яки там новости?
      Шофер был хмурый, невыспавшийся.
      - Погано. Сильно напирает фашист, - хрипло сказал он.
      Люди, встревоженные его сообщением, ближе придвинулись к машине.
      Сергей Николаевич тронул шофера за плечо:
      - Поехали, поехали, товарищ! К большому лесу. По шоссе.
      Машина загудела, попятилась назад и, вырвавшись на лесную дорогу, помчалась, мягко подпрыгивая на ухабах.
      Глава 16. СНОВА В ПОХОД
      Мазин вытер губы и повторил:
      - Война!
      Ребята, тесно сдвинувшись вокруг, молча и тревожно смотрели то на него, то на Митю. Митя, ошеломленный неожиданным известием, старался сохранить спокойствие; он неестественно улыбнулся, пожал плечами.
      Мазин, прерываемый взволнованным Петькой, начал рассказывать:
      - Мы вышли на шоссе, а тут - скот гонят, люди идут...
      - Неожиданное нападение! - перебивая его, кричал Петька.
      Ребята забрасывали их вопросами:
      - А что говорят? Где сражение? Зачем скот гонят?
      Девочки прижимались друг к дружке, смотрели широко открытыми глазами на Митю:
      - Что же это, Митя? Война? Настоящая война?
      Митя поднял руку. Он чувствовал, что надо успокоить ребят, что-то сказать им, но про себя он уже спешно решал вопрос, что делать: ждать учителя или двигаться к нему навстречу?
      - Ребята! Война, конечно, является неожиданностью не только для нас, но и для всей нашей страны - Митя остановился, посмотрел на серьезные лица ребят. - Но у нас, у советских людей, у коммунистов, комсомольцев и пионеров, есть такое отличительное свойство: перестраиваться на ходу. Мы не теряемся ни при каких обстоятельствах. А потому наше дело: спокойно, стойко, как подобает пионерам, принять это известие и срочно перестрои- ться на военный лад... Трубачев, ты остаешься командиром отряда!.. - Ми- тя посмотрел на мирную полянку, на дымящуюся на костре картошку. - Сей- час лагерь снимется с места и походным порядком выйдет на шоссе. Вареную картошку разделить - съедим на ходу. Консервы, мешки с мукой, лишнюю посуду и лишние тяжести сложить в яму и замаскировать. Уладится дело - заберем. Каждый идет налегке - понятно?
      - Понятно! - серьезно ответили ребята.
      Митя взглянул на часы:
      - Полчаса на сборы.
      На поляне закипела работа.
      Снимали и связывали палатки, складывали в незаконченную землянку консервы, чугунки, удочки. Мазин и Русаков занимались маскировкой. Они искусно выложили дерном и забросали валежником яму. Синицына с Зориной раздавали горячую картошку. Кто-то из ребят потребовал соли. Синицына возмутилась:
      - Какая соль еще? Война, а он "соли"!
      Трубачев о чем-то советовался с Одинцовым. Через полчаса все было готово. Стоя посередине полянки с легкой ношей за спиной, ребята с сожалением поглядывали на изумрудную зелень, на затухший костер, на черные ямки в том месте, где так уютно стояли их палатки. Было странно, что они должны уходить отсюда потому, что на их землю пришел враг. Было непонятно и тревожно слово "война", знакомое ребятам только по книгам и рассказам.
      - Нам не страшно... Нам только самую чуточку страшно, - сознавались шепотком девочки.
      Ребята были настроены воинственно. У них появились толстые палки с острыми концами. Два кухонных ножа бесследно исчезли под чьими-то куртками.
      - Готово? - спросил Митя.
      - Готово!
      - "Если завтра война, если враг нападет..."- решительно запел Трубачев.
      - "Если темная сила нагрянет..."- звонко подхватили голоса ребят.
      Они шли, крепко ступая по земле, презирая колючки и крапиву, ломая на своем пути сухие ветки. Шли с песней, как идут бойцы.
      Когда первый боевой пыл улегся, стали решать, как быть, если Сергей Николаевич запоздает. Посыпались и другие вопросы. Ребята забеспокоились о родителях - что они думают? Мамы уже, верно, плачут. Надо послать телеграмму, успокоить их. И вообще, что будет дальше? И как это так все неожиданно случилось?
      Над головой сквозь темную зелень розовело небо, трава была еще мокрая, но в воздухе уже не чувствовалось ночной свежести.
      - А вдруг мы этих самых фашистов встретим? - тревожно оглядываясь, спросила Надя Глушкова.
      - Встретим - так будем драться! - крикнул Трубачев, с силой сбивая палкой молодые кусты.
      - Трубачев, отставить! - прикрикнул Митя. - Во-первых, мы их не встретим, во-вторых, таких вояк никому не нужно, а в-третьих, наша прямая обязанность - возможно скорей убраться восвояси, чтобы не затруднить собой взрослых.
      - Как - восвояси? Сейчас же? Домой? - разочарованно протянули ребята.
      - Да над нами все смеяться будут - скажут, что мы струсили.
      - Тут война, а мы "восвояси"! - возмущался Одинцов.
      - Ну, а куда же нам? Конечно, по домам надо, - рассудительно сказал Саша.
      - Конечно. В школу надо... - задумчиво поддержал его Сева.
      Трубачев был недоволен:
      - Что мы, маленькие, что ли? В гражданскую войну и не такие, как мы, воевали!
      - Я никуда не поеду! - решительно заявил Мазин.
      - Я тоже! - крикнул Русаков.
      Митя рассердился:
      - Кто это смеет рассуждать, поедет он или не поедет! Как старшие решат, так и будет. (А старшие - то есть он, Митя, и Сергей Николаевич, - без всякого сомнения, посадят всех в вагон и вывезут. А потом Сергей Николаевич пойдет на фронт, а может быть, и он, Митя.) И прекратить лишние разговоры! Давайте лучше слушать, не горнит ли Сергей Николаевич.
      Но горна не было слышно. Митя с каждым шагом испытывал все большее беспокойство. Что, если Сергей Николаевич не встретит их и потом будет искать в лесу? Поляна еще хранит следы пребывания лагеря. Учитель, наткнувшись на нее, вероятно, поймет, что Митя увел ребят в село. Но что будет, если, не услышав ответа на горн, учитель двинется в глубь леса и, разыскивая отряд, напрасно потеряет время? Надо было бы как-нибудь дать знать, куда снялся лагерь...
      Митя подозвал Трубачева.
      - Мы с тобой, брат, маху дали, - тихо сказал он.
      - А что? - встрепенулся Трубачев.
      - Да надо было Сергею Николаевичу какой-нибудь знак на поляне оставить, что мы ушли в село.
      - Знак? Я оставил! Мы с Одинцовым письмо в клеенку завернули и над костром к железке привязали, - сообщил Васек.
      Митя просветлел:
      - Ну, тогда все в порядке! Если и разойдемся, то он нас догонит.
      Шли долго. Дорога казалась очень длинной и незнакомой. Несколько раз останавливались, прислушивались и хором кричали:
      - Сергей Николаевич! Ау!
      Но в лесу не было слышно ни одного человеческого голоса. Мазин и Русаков то и дело забегали вперед - проверять свои дорожные знаки.
      - До шоссе осталось два километра! - сообщили они.
      Ребята заспешили.
      До них доносились какие-то смешанные звуки: неясный равномерный шум, стук колес, гудки машин. Митя сквозь деревья увидел красноармейцев. Они шли и шли ровным, широким шагом. Кое-где двигались за ними орудия, ехали грузовики, торчали вверх черные стволы винтовок. Ребята замерли.
      - Красная Армия пошла на врага! - торжественно сказала Валя Степанова.
      - Бойцы! Бойцы!
      Ребята врассыпную бросились к шоссе. Митя перепрыгнул через глубокий ров, отделявший его от дороги, и остановился, с волнением вглядываясь в суровые лица шагавших бойцов. Увидев пионеров, некоторые из них поворачивали серые от пыли лица и улыбались. Ребята радостно ловили эти улыбки.
      Сева Малютин, подняв вверх худенькую руку, махал и махал ею в воздухе. Петька схватил Мазина за плечо.
      - Пойдем за ними! - возбужденно зашептал он.
      Мазин нагнул голову, раздумывая:
      - Сейчас нельзя, не по-товарищески.
      Трубачев, Булгаков и Одинцов стояли на пригорке, освещенные лучами солнца. В немом восхищении они отдавали салют идущим в бой красноармейцам... И вдруг за сплошной движущейся массой, откуда-то с другой стороны шоссе, раздался призывный звук горна.
      - Сергей Николаевич!!!
      Митя схватил за плечо Белкина:
      - Давай! Давай!
      Тра-та-та-та! - изо всех сил забарабанил Белкин.
      Глава 17. ПЕРВАЯ РАЗЛУКА
      Учитель с горном в руках стоял по ту сторону шоссе. Он видел взволнованные лица ребят, видел Митю. Тягостное беспокойство, которое он испытывал в последние часы, сменилось в нем горячей нежностью. Он махал ребятам шляпой, время от времени подносил к губам горн и, раздувая щеки, горнил еще и еще, извещая их о том, что он здесь.
      А бойцы шли и шли, новыми рядами выступая из-за поворота, не давая возможности Сергею Николаевичу соединиться с Митей. Шофер давал гудки, мальчишки буйно волновались. Митя с трудом удерживал их.
      Машина медленно двинулась по боковой дороге, по направлению к селу. Горн стал удаляться и звать за собой. Митя поспешно направился в ту же сторону. Теперь бойцы шли им навстречу, а Сергей Николаевич и ребята двигались по обеим сторонам шоссе.
      За поворотом ребята бросились к учителю. Шофер остановил машину и, улыбаясь, смотрел, как, отталкивая друг друга, ребята обнимают учителя, тянутся к нему со всех сторон, наперебой рассказывают, как они узнали про войну, как боялись разминуться с ним на шоссе, как шли и как хорошо было бы в лагере, если б не война...
      Митя стоял в стороне, но, встречаясь с ним глазами, учитель кивал ему головой. И, когда наконец они протолкались друг к другу, Сергей Николаевич неожиданно крепко поцеловал Митю и, сжав его плечи, спросил:
      - Ну как?
      Веснушчатое лицо Мити зарделось, он смущенно улыбнулся:
      - Да ничего!
      И оба они понимали, что под этим "ничего" скрыта большая, только что пережитая тревога, а теперь им легче, потому что они вместе.
      Отойдя в сторону от ребят, Сергей Николаевич крепко сжал руку Мите и серьезно сказал:
      - Ну, теперь все в порядке. Сейчас вы поедете с ребятами прямо на станцию. Машину набьем до отказа. Кто не сядет, пойдет со мной пешком...
      - Они пойдут со мной! - перебил его Митя.
      - Подождите. По приезде на станцию вы сейчас же отправите нам машину навстречу и договоритесь с начальником станции о вагоне.
      - Сергей Николаевич, по-моему, вы это лучше сделаете! Время такое... я могу не договориться... Кроме того, большая часть ребят сейчас уедет; значит, останутся только шесть-семь человек. А вдруг поезд как раз подойдет и я не буду знать, что делать? - решительно запротестовал Митя.
      - Поезжайте, поезжайте! - уговаривал его учитель. - Если поезд как раз на станции, вывозите первую партию, а за нами посылайте машину.
      Митя спорил. Учитель сердился, доказывал, потом махнул рукой и громко сказал:
      - Хорошо! Значит, я возьму столько, сколько смогу, а вы будете ждать в селе возвращения машины.
      Ребята одолевали шофера:
      - Вы за нами приехали? А почему на легковой? Лучше бы на грузовике...
      - А откуда вы приехали - там есть уже война?
      Подошли Сергей Николаевич и Митя. Учитель открыл дверцы машины:
      - Ну, ребята, сейчас мы вас тут, как грибов в кузов, наберем! Садитесь так, чтобы как можно больше взять. Первая партия поедет со мною. Другая пойдет с Митей пешком до села и будет ждать, пока за ней вернется машина. Кто устал, кому трудно идти, поедет со мной. А ну-ка, девочки! Девочки! Ну, что же?
      Ребята застеснялись. Несколько девочек сели в машину. Митя постучал им в окно:
      - Поплотней, поплотней садитесь! На колени друг к дружке. Садитесь, садитесь! Глушкова! Белкин! Где Малютин?
      Трубачев подошел к Севе:
      - Ты с Сергеем Николаевичем?
      - Нет, я с Митей, пешком. Пусть другие... - Сева спрятался за спиной Мити.
      - Синицына Нюра! - кричал Сергей Николаевич, несмотря на то что дверцы машины уже не закрывались. - Синицына!.. Митя, давайте и ее как-нибудь посадим, - вытирая платком разгоряченное лицо, говорил учитель. - Ведь я могу уехать. Если попадем на поезд, мы вас ждать не будем... Синицына!.. Сергей Николаевич понизил голос: - Пожалуй, вам будет трудно с ней. Давайте-ка ее в кабинку... Товарищ шофер, еще одну там устроить нельзя?
      - Да некуда уже, товарищ... Одну девочку я посадил, а еще и вам где-то надо сесть.
      - Ничего, Нюра пойдет со мной. Она ведет себя хорошо, - успокоил Сергея Николаевича Митя. - Поезжайте! А мы, как только придет машина, вслед за вами. Еще, может, на станции застанем вас.
      - Давайте рассчитаем. В село вы придете к вечеру. Если машина вернется раньше, она вас будет ждать. Во всяком случае, не медлите. Если кого-нибудь удастся посадить на случайную машину, вслед за нами, - сажайте. Я на станции предупрежу... - Учитель с трудом влез в кабину. - Скажите там, чтобы не наваливались на дверцу, а то вылетят! - кричал он оглядываясь.
      - Ребята, держите дверцу, не наваливайтесь!
      - Ничего, ничего! Мы друг за дружку держимся! - кричали ребята.
      Учитель быстро сосчитал остающихся:
      - Трубачев, Одинцов, Булгаков, Мазин, Русаков, Степанова, Зорина, Синицына, Малютин... Малютин, ты почему не сел?
      - Я ничего... Я с Трубачевым хочу! Я не устал, Сергей Николаевич!
      - Ну, смотри! - Учитель махнул рукой и подозвал к себе Митю: - До свиданья, Митя! Помните - не задерживайтесь. Ну, в вагоне обо всем поговорим... Из пионерского имущества берите только самое необходимое - вряд ли мы можем рассчитывать на свободный поезд... Ну, друзья... - обратился он к кучке стоящих на дороге ребят. - Трубачев! Шагайте к селу! Слушайтесь Митю! На станции увидимся! - Он соединил в своих ладонях протянутые к нему руки: - Будьте молодцами! Не раскисайте в пути!
      Машина двинулась. Внутри нее, как в тесном гнезде, плотно прижавшись друг к дружке, сидели ребята; из окошечка высовывались руки, махали в воздухе:
      - До свиданья! До свиданья! Догоняйте нас!
      Машина загудела и, набирая скорость, помчалась по шоссе.
      Митя собрал ребят:
      - Ну, пошли!
      Маленький отряд бодро зашагал по дороге. Солнце постепенно нагревало камни на шоссе.
      Ребята сняли тапки и шли по краю леса, по узенькой утоптанной тропинке. Мимо проехала нагруженная всякой утварью телега. На ней сидела женщина, повязанная темным платком; на коленях у нее спал ребенок; сзади сидело еще трое, держась за узлы. Девочка лет десяти правила лошадью. Женщина то и дело утирала концом платка набегавшую слезу.
      - Ульяна! - окликнула ее старая бабка, выходя из лесу с мешком свежей травы. - Куда это?
      Ульяна тронула девочку за плечо. Лошадь остановилась.
      - В Макаровку. Мирон отправляет... говорит: "Эвакуируйся от меня, пока война", - уныло сказала она, поправляя на голове платок и моргая глазами. Вот... еду...
      Старуха кивнула головой на ребят:
      - А як же? Треба мужа слухаты, голубка моя, бо ты не одна, у тебя дети... Ось из-под Лукинок детский дом с малыми детьми тоже эвакуируется. Целую машину их погрузили... И заведущая и воспитателька с ними. - Старуха вытерла двумя пальцами рот и зашептала: - Кажуть люди - вороги страшной силой идут. Бьются наши крепко, а они опять напирают.
      Ульяна сердито блеснула глазами:
      - Побоялась я их! Як бы не Мирон, сроду не поехала бы никуда от своей хаты!
      Девочка, услышав про ворогов, хлестнула лошадь. Ребята с Митей остались позади. Какие-то люди догоняли их на шоссе, другие шли им навстречу. Все говорили о войне. Никто точно не знал, где немцы: близко или далеко. Митя уже слышал от Сергея Николаевича, что пограничная охрана, не ожидавшая вероломного нападения, была смята и фашисты продвинулись на несколько километров. Митя с нетерпением ждал минуты, когда он сам, своими ушами, услышит по радио сводку или, усадив в вагон ребят, обстоятельно расспросит обо всем Сергея Николаевича.
      После полудня, когда ребята присели отдохнуть и закусить, в небе снова стало неспокойно. Показались самолеты. Один из бомбардировщиков пролетел так низко над лесом, что казалось, крылья его вот-вот заденут за верхушки деревьев. Митя поднял ребят. Прибавили шагу.
      Под вечер стало легче идти. Воздух посвежел, пыль улеглась. Солнце широкими полосами ложилось на поля. Колхозники убирали хлеб.
      Навстречу вдруг выехал грузовик. Он был доверху заложен ящиками и покрыт брезентом. Два красноармейца охраняли его, сидя наверху. С ним поравнялся другой грузовик. Он обогнал Митю с ребятами. В нем ехали две женщины с детьми. На дне машины, устланной матрацами и одеялами, тесно сидели малыши в белых фартучках. Обе машины остановились. Красноармеец подошел к шоферу прикурить. Женщина, ехавшая с детьми, неумело слезла с грузовика.
      - Товарищи! Вы от Жуковки едете? Как там - не забито шоссе машинами, проедем мы?
      - Ничего, проедете гражданка! - заглядывая в машину с детьми и подмигивая какому-то малышу, ответил красноармеец. - Ишь, стронули вас проклятые гитлеровцы с гнезда! - сочувственно добавил он.
      - Что делать! Война. Нам лишь бы до станции добраться, а там в вагоне с людьми веселее как-то. Мы на Киев...
      Митя прислушался.
      - А ну, подождите, ребята! - Он быстрыми шагами направился к женщине.
      Девочки окружили грузовик и, подпрыгивая, заглядывали в машину:
      - Нянечка, это дошкольники?
      - Валя! Лида! Смотрите, какой медвежонок в белом фартучке!
      Девочки протягивали руки. Малыши, что-то лепеча на своем языке, кучкой лезли к краю машины.
      - Тетя Катя, девочки к нам пришли! - серьезно сказал беленький мальчик с большими карими глазами.
      Тетя Катя кивнула ему головой и, заметив подходившего к ней Митю, пошла ему навстречу. У нее было доброе лицо и ясные, спокойные глаза. Она выслушала Митю и сразу заговорила с ним так, как говорят с близким знакомым:
      - Послушайте! Если ваш учитель поехал с ребятами на станцию, то возможно, что мы попадем с ним на один поезд. Я могу взять с собой девочек и там передать их Сергею Николаевичу, а вы с ребятами поедете следующим поездом - вероятно, уже утром. Я бы с удовольствием взяла всех, но у меня, как видите, полным-полна коробушка, - с улыбкой закончила тетя Катя.
      - Ну что вы! И за девочек спасибо... Только вот что... - Митя сморщил лоб, забеспокоился. - Видите ли, я должен быть уверен, что в случае чего... ну, скажем, поезд подали раньше и наш Сергей Николаевич уехал...
      Тетя Катя ласково погладила Митю по плечу:
      - Я понимаю... Не брошу, не брошу! Довезу до Киева, сдам в детскую комнату, найду вашего учителя и вообще сделаю все, что нужно. Не беспокойтесь, дорогой! И решайтесь скорее, а то нам нужно ехать. Ну, спросите своих девочек!