Глава 13

На дороге никаких экипажей, только Морли катит по направлению к городу. Немного придя в себя от потрясения, Лили попыталась оценить положение, в которое попала.

Вряд ли она выберется отсюда без Морли, значит, ей придется торчать здесь целый час. Слава Богу, она тепло одета, хотя не настолько, чтобы долго находиться на улице. Надо бы пройтись, чтобы согреться, но тогда наверняка промочишь ноги и запачкаешь юбки.

«То же место. То же время…»

Лили еще раз огляделась. Значит, Морли привозил сюда хозяйку каждый понедельник, и если найденная записка предназначалась ей, то Мириам регулярно приезжала на это место, чтобы встретиться с М., когда у того выдавалась свободная минута.

Следовательно, Морли был частично посвящен в тайну Мириам. Более того, не выдал ее мужу, иначе Куинн прекратил бы эти свидания.

Теперь Лили уже с особым интересом огляделась по сторонам. Неподалеку ивы с голыми, усыпанными снегом ветвями, росли, вытянувшись в изломанную линию, которая вела на север, к Денверу. Именно они и несколько хлопковых деревьев навели Лили на мысль, что в том месте должен находиться ручей.

Подобрав юбки, она направилась туда и вскоре обнаружила покрытую гравием дорожку, а также столб с ветхим от непогоды указателем, извещавшим, что дорожка ведет к Городскому рву, снабжавшему Денвер водой.

Почему Мириам приезжала именно сюда?

Лили внимательно осмотрела дорожку, однако не могла сказать, ходил по ней кто-нибудь в последнее время или нет, поскольку большая часть снега на ней растаяла. Свидание, конечно, вряд ли состоится, тем не менее раз уж она сюда приехала, нужно все как следует осмотреть, а поскольку особой грязи тут нет, можно пройтись.

Сделав несколько шагов, Лили вдруг поняла, что летом это место чудесное. Журчание воды ласкало слух, дорожка не разбита, видимо, за ней ухаживали, из-под снега выглядывали увядшие полевые цветы. Весной они возродятся к жизни, ивы оденутся в листву, а кусты станут такими высокими, что женщину ее роста с дороги не увидишь. Даже сейчас какой-нибудь случайный прохожий ее не заметит, плащ у нее темно-серый, под цвет стволов и ветвей деревьев.

Если бы Мириам шла по этой дорожке летом, она бы скрылась из виду уже через несколько минут после того, как Морли высадил ее из кареты. Да уж, в мастерстве исчезать Мириам не найти равных.

Наконец Лили заметила под большим хлопковым деревом скамейку и села, чтобы немного передохнуть. Наверняка Мириам встречалась здесь с М. Лили в этом не сомневалась.

Итак, версия о том, что М. — бедный художник, а Мириам ему позирует, несостоятельна. Женщина не выберет столь уединенное место для встречи с мужчиной, чтобы поговорить с ним о незначительных вещах.

Нахмурившись, Лили бросила взгляд на дорожку и вдруг увидела, что к ней бежит мальчуган, катя перед собой большой обруч.

— Миссис Олли! — восторженно закричал он. — А вы принесли сегодня мятных лепешек?

На вид ему было лет восемь-девять, в стареньких бриджах, куртке с заплатами на рукавах и поношенной шапке. Хотя одежда мальчугана не отличалась новизной, она была чистой, из добротного, теплого сукна и, где требовалось, подштопана. Опершись рукой о железную спинку скамейки, он смотрел на Лили, доверчиво распахнув голубые глаза.

Кажется, он ее знает. Но почему он называет ее миссис Олли?

— Нет, мятных лепешек я сегодня не принесла, — сказала она, припомнив, что в сумочке завалялось несколько мятных конфет. — Зато для тебя найдется кое-что другое.

Отдав ребенку конфеты, Лили стала ждать, что будет дальше. Мальчик сунул их в рот и уселся на скамейку рядом с ней.

— Я вас с самой весны не видел. Думал, вы умерли.

Значит, ему известно о пожаре?

— Как видишь, не умерла, — осторожно произнесла Лили, боясь сказать лишнее.

Ей хотелось спросить, как его зовут, но она, естественно, не могла этого сделать.

— Вы говорили, что в следующий раз принесете с собой ребеночка и покажете мне.

— Я бы непременно сдержала обещание… но ребенок умер, — выдохнула Лили.

Видел ли он Мириам беременной? Или познакомился с ней уже после рождения Сьюзен и она сказала ему про ребенка?

— А… — протянул мальчик. Наклонившись вперед, он принялся рассматривать обруч, не зная, что еще сказать. — Мистер Олли говорил, что вы болели. Поэтому у вас не такой голос?

— Я очень долго болела. — Вопросы теснились у Лили в голове, но она не решалась их задать, чтобы мальчик не заподозрил, что она не та, за кого себя выдает, и это ее раздражало. — Значит, ты видел мистера Олли?

— Уже давно не видел.

— А когда в последний раз?

— Только один раз, с тех пор как вы плакали. — Мальчик украдкой взглянул на Лили, словно ему было неприятно вспоминать об этом. — Ну и вид у него тогда был! Я едва узнал его.

У Лили чуть не сорвался с языка вопрос, но она вовремя прикусила губу.

— Да, вид у него был неважный, — согласилась она, мечтая, чтобы малыш продолжал, и тот не заставил себя ждать.

— Рука в гипсе, лицо всмятку… Папу один раз тоже отделали в таверне у Слосона. Мама думала, что он умрет. А мистер Олли умер?

— Нет.

— Мистер Олли сказал, что кто это сделал, дорого заплатит. Он наказал того, кто его избил?

— Тебе придется спросить его самого.

С улыбкой глядя на усыпанное веснушками лицо мальчугана, Лили придумывала, как заставить его описать таинственного мистера Олли, не выдав себя. Впрочем, описание ей все равно не поможет.

— А когда он приедет? — спросил мальчик, бросив взгляд на дорожку.

— Сегодня мистер Олли не приедет. А тебе не пора в школу?

— Я сбежал с уроков. Если бы мама узнала, она бы всыпала мне по первое число. А от вас хорошо пахнет. — Покраснев, мальчик отвел глаза и вскочил. — Ну, я пойду.

Лили хотела, чтобы он остался, но не знала, как его удержать.

— Рада была снова тебя повидать.

— Хорошо бы вы не грустили. И мне жалко, что ваш ребенок умер. Вы не будете плакать?

— Нет, сегодня не буду.

— Потому что мистер Олли не приехал? Так ему и надо, что его избили! Это из-за него плакали.

Вспыхнув, мальчуган повернулся и убежал, катя перед собой обруч.

Лили смотрела ему вслед, пока он не скрылся за растущими у поворота ивами, потом устало закрыла глаза. Мириам встречалась здесь с мужчиной, ребенок считал, что это ее муж, и она плакала из-за него.

Хотя Лили приходила в голову мысль о существовании у Мириам любовника, но она постоянно ее отметала и теперь, узнав о «мистере и миссис Олли», была поражена до глубины души.

Догадывался ли Куинн, что жена ему изменяет? Мириам часто отказывала ему в близости. Лили тяжело вздохнула. Лучше бы ей не знать про этого мистера Олли!

Да, но про него знает Элен ван Хойзен, муж которой является соперником Куинна на губернаторских выборах.

— Боже правый! — ужаснулась она.

Взяв Элен в посредники, Мириам и этот таинственный Олли подвергали себя большому риску. Стоило Элен хотя бы намекнуть своему мужу, что у миссис Уэстин есть любовник, он бы наверняка воспользовался информацией, чтобы раздуть скандал, после чего с Куинном было бы покончено. Если бы на месте Мириам оказалась жена политического соперника, Пол непременно бы так поступил.

Нет сомнений, что Элен успела поделиться всем известным ей о Мириам со своим мужем, но Лили уже научилась разбираться в стратегии политической борьбы и понимала, что время для использования этой информации еще не пришло. Конечно, ван Хойзены решили дождаться самого благоприятного момента и погубить Куинна непосредственно перед выборами.

«О Господи, Мириам, о чем ты только думала? Ведь ты не только предала мужа, но и подвергла страшной опасности все то, что ему дорого. Неужели ты до такой степени ненавидела мужа? Или была настолько ослеплена страстью, что не думала о последствиях?»

Вперившись мрачным взглядом в окаймлявшие дорожку булыжники, Лили напряженно размышляла. Возможно ли, чтобы Мириам сбежала с любовником? Может, именно этим объясняется ее исчезновение? Нет, она сбежала не с ним, иначе бы М. не стал передавать для нее весточку через Элен.

Наконец Лили услышала стук колес. Это приехал Морли. Час свидания закончился.

Позже, сидя в гостях у миссис Элдерсон и глядя, как та разливает чай, Лили продолжала свои размышления: знает ли Куинн про М., и если да, то считает ли, что Мириам сбежала с любовником? Тогда стало бы ясно, почему он не занимается поисками жены. Все его объяснения казались Лили неубедительными. А вдруг этот М. и мистер Олли — разные люди? Могла ли Мириам иметь двух любовников?

Предположение настолько выбило Лили из колеи, что, приехав в магазин тканей Фредерика и для вида разглядывая рулоны, которые хозяин любезно разложил перед ней, она совершенно не обращала на них внимания. Нет, Мириам не могла иметь сразу двух любовников. М. и мистер Олли — это один и тот же человек. Значит, Мириам Уэстин, помимо обычной, вела и свою тайную жизнь, и если бы об этом стало известно в обществе, ей бы не поздоровилось.

Но есть люди, частично посвященные в ее тайну, — Морли, Элен, мальчуган. И любой из них мог проговориться, тогда от репутации Мириам остались бы клочья, семейная жизнь была бы разрушена, а политической карьере мужа пришел бы конец.

А теперь знает еще и она, Лили.

В который уже раз она снова задала себе все тот же вопрос: знал ли Куинн? Может, ему стало известно о недостойном поведении жены и он понял, что скандал, который неминуемо вспыхнет, обратит в прах его мечты? А ведь Куинн, по его словам, никому не позволит становиться у него на пути. Лили похолодела.

Кто-то избил мистера Олли, причем сильно, мальчуган даже предположил, что он умер. Мириам исчезла в самый подходящий момент, когда ее муж приобрел огромный политический вес.

Лили не нравился ход ее мыслей, но она продолжала размышлять.

Возможно, это простое совпадение, хотя, как справедливо заметил Пол, с исчезновением Мириам перестала существовать и проблема неминуемого скандала. Тем не менее политические силы, выдвигавшие Куинна на пост губернатора, настаивали, чтобы их кандидатом был женатый человек. Проблема Мириам опять всплыла и начала представлять угрозу, но Пол вдруг увидел в тюремной прачечной ее, Лили.

Погрузившись в свои мысли, Лили не заметила, как приехала домой. Она передала Крэнстону плащ, небрежно бросила шляпку и перчатки на столик.

— Чай подан в гостиной, мадам.

— Что? Ах да, спасибо.

И она снова задумалась. Не может быть, чтобы Куинн избавился от собственной жены! Он ведь не дикарь, а вполне цивилизованный человек и очень неплохой. Как она смеет так про него думать!

Но это предположение не казалось столь уж невероятным. Узнав о неверности жены, Куинн избил мистера Олли, после чего изгнал Мириам из своего дома и из своей жизни. В таком случае Куинн проявил неслыханную жестокость. Выгнать слабую женщину на улицу, не позволив ей ничего взять с собой! Ведь Мириам все оставила, и уж, конечно, не по доброй воле.

Впрочем, что это она раскипятилась, может, все закончилось по-другому? Например, Куинн пренебрег уязвленным самолюбием, купил жене дом подальше от Денвера и поселил ее там, снабдив деньгами.

У Лили разболелась голова, и она поклялась себе больше не думать сегодня о Мириам. В гостиной она сразу направилась к столику; ей обязательно нужно выпить горячего чая, от всех этих рассуждений ее даже озноб прошиб.

Но не успела Лили дойти до столика, как за спиной у нее хлопнула дверь и крепкие руки обхватили ее за талию.

Развернув ее к себе лицом, Куинн рывком прижал Лили к стене. В его серых глазах бушевал такой огонь желания, что ей нечем стало дышать, и она изумленно ахнула, почувствовав даже сквозь многочисленные юбки твердое доказательство его страсти. Жаркое дыхание опалило ей щеку.

— Я думаю о тебе каждую минуту, — прошептал он. — Сегодня я в каждой женщине видел тебя, десятки раз мне казалось, что я слышу твой голос.

Она провела дрожащей рукой по его шершавой щеке с начинавшей отрастать щетиной. Кожа была упругой и теплой, и Лили подумала, что от желания она вот-вот упадет в обморок.

Куинн прижался к ней всем телом и наконец поцеловал. Губы были сухими, горячими, пахли чаем и табаком, землей и ветром, а еще чем-то сугубо мужским.

Все мысли вылетели у Лили из головы, вытесненные приступом острого желания.

Он ласкал ее, и она в этой необыкновенно возбуждающей беспомощности, невозможности пошевелиться могла лишь отдаться на волю его поцелуев, от которых по телу пробегал трепетный огонь.

Наконец Куинн оторвался от нее, и оба, потрясенные, уставились друг на друга, тяжело дыша. Потом он погладил Лили по щеке и положил руку ей на грудь.

— Ты спрашивала, кого я вижу, когда смотрю на тебя, — хрипло сказал Куинн. — Не Мириам, поверь. Именно поэтому я хочу, чтобы ты перестала носить траур, заказала новую одежду, купила новые духи. — Он легонько куснул ее за нижнюю губу. — Черт побери, когда же будет готов твой новый гардероб?

— Недели через три, — прошептала Лили.

Она все еще не могла прийти в себя. Стоило Куинну прикоснуться, и у нее подкашивались ноги, а от поцелуев по телу разливалась блаженная истома, внизу живота возникало тянущее чувство. Лили готова была отдаться ему прямо сейчас.

— Три недели… — простонал Куинн, прижимаясь лбом к ее лбу. — О Господи!

Дверь гостиной внезапно распахнулась, и в комнату, что-то тихонько напевая, вошла Дейзи. Увидев хозяина, прижимающего к стене жену, она тихонько ахнула и прикрыла ладонью рот.

— Ой, простите. Я хотела… — Девушка показала на камин, где весело трещал огонь. — Я только…

Она пятилась к выходу и наконец выскочила из гостиной, захлопнув за собой дверь.

— Через десять минут все будут знать, что я зажал тебя в углу и целовал.

— А это так ужасно? — засмеялась Лили.

— Нет, конечно, но хотелось бы в собственном доме побыть при желании одному. — Куинн подвел ее к диванчику. — Три недели… Ужасно долго! Не возражаешь, если я…

— Не возражаю. Твой портсигар находится там же, где всегда, во внутреннем кармане.

Лили уже знала его привычки, и ей это нравилось.

— Хочешь чаю?

— Спасибо, нет. — После жарких поцелуев она моментально согрелась. — Я сегодня его столько выпила, что на неделю хватит. Как прошел у тебя день?

Куинн начал пересказывать сегодняшнюю речь, и Лили помрачнела, у нее снова разболелась голова. Ей, как и Мириам, уже достаточно известно о политических пристрастиях Куинна.

— Пол будет возражать против всякого упоминания о введении мер, снижающих прибыль в горной промышленности, — сказала она, сама удивляясь, как много почерпнула из разговоров Пола с Куинном.

Куинн стукнул кулаком по каминной полке.

— Бывают случаи, когда нужно давать избирателям горькие пилюли, а не угощать их сладкой микстурой.

— К сожалению, те, кто должен глотать эти пилюли, финансируют твою предвыборную кампанию, — заметила Лили.

— Боже правый! Ты рассуждаешь как Пол. — И оба, посмотрев друг на друга, расхохотались. — Ну, довольно о политике. Расскажи, что ты делала сегодня.

— Что и обычно по понедельникам.

Действительно ли Куинн помрачнел или ей только показалось?

— Надеюсь, за сегодняшними визитами ты не забыла про новый гардероб?

— Ты вынужден будешь продать ранчо, чтобы оплатить все ткани, ленты, пуговицы и другие вещи, которые я приобрела. В магазине я встретила мисс Тисдейл, и мы договорились, что завтра она придет ко мне обсудить фасоны и снять мерки.

— Скорее бы уж…

Лили взглянула на дверь и, понизив голос, спросила:

— Неужели я так на нее похожа, и ты должен нарядить меня в другие платья, чтобы помнить, что я — это не она?

— Совсем не похожа, и я прямо диву даюсь, как решился просить тебя сыграть ее роль. — Куинн несколько секунд молчал, не сводя с нее глаз. — Вот сейчас мне даже не верится, что все принимают тебя за Мириам. — Он покачал головой и хрипло добавил: — Это тебя я вижу и хочу, а не ее.

Закрыв глаза, Лили уронила голову на спинку диванчика. Как же ей хотелось верить ему!

Дни, когда она предавалась блаженной праздности, не спеша бродила по дому, читала или дремала после обеда, миновали. Настала пора бурной деятельности. Утром, после обсуждения с Крэнстоном меню на день, Лили начинала примерки, длившиеся до завтрака, потом отправлялась с визитами или ездила по магазинам, чтобы прибрести то, что мисс Тисдейл советовала ей купить, или готовилась к приему гостей, который устраивала по пятницам.

Если была хорошая погода, Дейзи по понедельникам стирала ее белье, рубашки Куинна отдавали в прачечную на Чинк-элли, которую держала китайская семья. По вторникам привозили дрова и уголь, по средам приезжал развозчик льда, а Куинн ужинал в своем клубе и возвращался домой после девяти часов вечера. В четверг у прислуги был выходной день и подавали холодный ужин. По пятницам Лили принимала гостей, по субботам заказывала свежие цветы из оранжереи, после чего Морли возил ее на прогулку по бульвару и она раскланивалась со знакомыми дамами.

По вечерам обычно являлся Пол. Они ужинали в гостиной и пили кофе, Лили оставляла мужчин обсуждать политические дела, а сама отправлялась в спальню почитать или обсудить с Элизабет туалеты на завтра.

Но чем бы Лили ни занималась, мысленно она всегда была с Куинном. Если он находился рядом, то бросал на нее долгие, жадные взгляды, и тогда она едва сдерживалась, чтобы не кинуться ему в объятия. Иногда он по ночам открывал дверь, соединяющую их спальни, и с порога молча смотрел на нее. Иногда садился на край постели, и они разговаривали. Он старался не коснуться ее, и Лили его понимала: ведь одними прикосновениями дело бы не ограничилось. Порой она хотела его так, что ей было наплевать на еще неготовый новый гардероб. Но Куинн был непреклонен.

— Я сдержу данное слово, — говорил он, уставившись на ее упругую грудь под тонкой ночной рубашкой. — Даже если умру от ожидания. Я хочу, чтобы ты была уверена, что я вижу именно тебя.

— Мы оба можем умереть от ожидания.

В первую неделю декабря Лили попросила Морли отвезти ее на кладбище Проспект-Хилл, осторожно положила на могилку Сьюзен букет оранжерейных роз, чувствуя, как глаза наполняются слезами.

Не по малютке Сьюзен, которую она никогда не прижимала к груди, скорбела Лили, а по Роуз. Порой она не вспоминала о дочери, но стоило ей увидеть маленькую девочку или услышать разговор про детей, и тоска становилась невыносимой.

Ее дочурка растет за сотни миль отсюда, маленькая незнакомка, которую Лили даже не узнает, если та вдруг появится на пороге… Раскаяние и страстное желание увидеть Роуз вспыхнули с такой силой, что Лили, спотыкаясь, побрела к карете и весь остаток дня провела в постели.

Единственное, чего не сделала Лили, окунувшись в жизнь Мириам Уэстин, — это не нанесла визит Элен ван Хойзен.

Глава 14

— Ты сегодня не в форме, — заметил Куинн, выходя с Полом из Бэббит-хауса, престижного игорного дома. — В фараон ты обычно не проигрываешь.

— Надо поужинать и поговорить, — ответил Пол, надевая цилиндр.

Улицы Денвера в этой части города еще не вымостили булыжником, а лишь покрыли гравием, но движение тут, рядом с железной дорогой, было столь оживленным, что весь гравий исчез под копытами лошадей, колесами экипажей и ногами прохожих. Из-за вращающихся дверей салунов вырывались хриплые голоса подвыпивших людей и громкая музыка.

Время от времени городские власти закрывали салуны и дома терпимости, не позволяя этим заведениям работать, пока хозяева и содержательницы не выплачивали штраф или не откупались взяткой. В городе росла преступность, на каждом углу пронырливые молодые люди играли в скорлупки, а с каждым поездом прибывали мошенники, готовые всучить простофилям за бешеные деньги всякую ерунду.

Хотя Денвер, пользующийся, как всякий пограничный город неважной репутацией, постепенно обретал черты респектабельности, однако, на взгляд людей вроде Куинна, процесс шел недостаточно быстро. Тем не менее многие из финансовых магнатов построили на холме роскошные особняки и перевезли туда семьи, а представители среднего класса открыли на Пятнадцатой улице сеть магазинов. Правда, в городе частенько еще вспыхивали ссоры, заканчивающиеся кровопролитием, а жители пока не отвыкли от выстрелов.

Когда он станет губернатором, решил Куинн, то использует все свое влияние, чтобы выбрать достойного мэра. Это должен быть человек неподкупный, четко следующий букве закона, разделяющий взгляды губернатора на будущее Колорадо и роль Денвера как столицы нового штата.

— Где ужинаем? В клубе или отеле? — спросил Куинн, задержавшись на секунду у витрины магазина, чтобы полюбоваться коллекцией дуэльных пистолетов. — Сегодня ко мне в контору заходил Чарлз Гертлер. Сказал, что в клуб привезли клубнику из Калифорнии. Представляешь? Клубника в декабре!

Он бы с удовольствием послал корзиночку Лили, если бы не чувствовал себя при мысли об этом полным идиотом.

— Гертлер заходил в контору? — удивился Пол.

— Чтобы обсудить кое-какие юридические вопросы. Политики мы не касались.

— Значит, он не спустил с тебя шкуру за то, что ты собираешься бороться за передачу управления водными ресурсами членам ассоциации фермеров?

— Этого не миновать, Пол.

Тот недовольно поджал губы.

— Смотри не переступи черту, ты слишком близко к ней подходишь. О тебе уже и так начинают ходить всякие разговоры. Те, кого не следовало обижать, стали интересоваться, какой из тебя выйдет губернатор, если ты и сейчас неуправляем.

Куинн покраснел от злости и, чтобы взять себя в руки, махнул кучеру наемного экипажа, проезжавшего мимо.

— И что ты ответил?

— Сказал, что поговорю с тобой. Еще раз.

Они забрались в экипаж, и вскоре тот свернул на более тихую улочку. Куинн всегда был заядлым спорщиком, предпочитал никогда не уступать в решении спорных вопросов, до конца отстаивал свое мнение. Хотя иногда ему все же приходилось идти на уступки, делал он это скрепя сердце.

— Когда мы начнем выступать с критикой и перестанем кормить избирателей кашкой, а давать им сырое мясо, чтобы у них зубы не затупились? Когда прекратим гладить по головке жадных до прибыли высокопоставленных чиновников и начнем исправлять ошибки, делая шаги к настоящему прогрессу?

— Сказать тебе правду? — Пол изучающе взглянул на друга. — Может, никогда. По крайней мере во время твоего пребывания на посту губернатора этого не произойдет.

— Тогда какого дьявола я иду на компромиссы? К чему вся эта ложь, неблаговидные поступки, которые приходится совершать ради того, чтобы меня избрали? Для чего я все это делаю, если, став губернатором, не смогу добиться никаких изменений к лучшему? Для чего мне вообще им становиться?

— Ради власти, Куинн. Все, что ты делаешь, — это только ради власти.

В том и состояла между ними разница. Пол Казински считал, что власть стоит того, чтобы для ее достижения использовать все средства, если потребуется, идти даже по трупам. А этические и моральные стороны — это для людей вроде Куинна Уэстина, которым процедура достижения власти более важна, чем сама власть. Пол не проводил ночи без сна, ломая голову над тем, какие ошибки совершил, правильно ли он поступил, идя на компромисс или приняв какое-то решение. Вряд ли он так ненавидел себя, что ему было противно смотреться в зеркало.